На арену вышло трое гладиаторов — беркан, наурис и человек. Один с мечом, другой с моргенштерном, третий с длинным бичом и дротиком.
      Авдей шагнул вперёд, загораживая раненого, выставил меч. Неумелость его как фехтовальщика была столь явной, что по трибунам пробежал смешок. Но тут же смолк. А тишина пала такая, что пронзила болью уши посильнее любого крика.
      — Ты покойник, — сказал один из гладиаторов только для того, чтобы не было этой опаляющей, слепяще-яркой тишины.
      Из Восьмой Хрустальной ложи, предназначенной для дээрнов общего списка и их гостей, на арену спрыгнул наурис в элегантном клубном костюме из светло-коричневого ларма. Ловко перекатился, вскочил на ноги. В каждом его движении виден был профессиональный боец. Поднял оброненный раненым гладиатором меч.
      — Привет, Авдей, — сказал он. — А ты прилично махаться стал. Намного лучше, чем в Гирреане было. Такого фехтовальщика можно брать в команду для профессиональных боёв.
      — Кандайс?.. — ошарашено пролепетал Авдей. — Откуда ты здесь?.. — И тут же закричал: — Уходи, Канди! Тебе нельзя здесь! Беги отсюда, придурок!
      — Ага, сейчас, — выгнул хвост Кандайс. — У тебя такая драчка шикарная намечается, а ты решил без меня развлекаться? Не хорошо, Дейк. Не по-дружески. — И глянул на гладиаторов: — Ну что, подонки? Не ждали свою смерть?
      — Убивать нельзя, — быстро сказал Авдей.
      — Понял, не дурак. Мы им культурненько так объясним, чем спортивный бой отличается от скотства.
      Цирк замер. По трибунам быстро прошелестело «Кандайс Джолли. Тот самый, который Матвея-Торнадо вызывал». И вновь пала тишина.
      Неуверенно топтались гладиаторы. Если Авдей как противник и плевка не стоил, то Кандайс Джолли — это уже серьёзно. Даже слишком. У Мальдауса он шёл бы по первому списку, тогда как сами гладиаторы числись всего лишь в четвёртом. Чтобы уничтожить всю их команду, Джолли понадобится не более пяти минут.
      Напряжение перехлёстывало через край. На трибунах кто-то взвизгнул истерично, захохотал и тут же умолк. Цирк опять накрыла тишина.
      Поднялся раненый гладиатор. Подошёл к Авдею и со всей тяжёстью ударил хвостом по спине.
      — Ты скорее Хрустальную Сферу откроешь, чем меня победишь, понял, жалкая калечная тварь?! Ты победишь меня не раньше, чем откроется Хрустальная Сфера!
      Кандайс одним взмахом меча рассёк ему горло. И выронил меч, с ужасом глядя на своё первое в жизни убийство.
      — Не-ет! — простонал он. — Нет… Нет.
      Живот свело позывом к рвоте. Но один из гладиаторов схватил его за плечо, встряхнул.
      — Что с ним? — кивнул на Авдея. — От простого удара не умирают.
      Кандайс метнулся к лежащему ничком другу, осторожно перевернул.
      Иссиня-бледное от боли лицо, бисеринки холодного пота на лбу.
      — Ноги, — тихо сказал Авдей. — У меня их больше нет.
      Кандайс непонимающе посмотрел на него, на его ноги. И застонал сдавленно, обнял Авдея, прижался головой к голове.
      — И ты защищал такую мразь? — плюнул на убитого один из гладиаторов. — Ты защищал его?!
      — Авдей не его защищал, — ответил Кандайс. — Не только его. Он всех защищал. И тех, — показал на трибуны. — И тех, — показал на служебные помещения. — И вас, — посмотрел на гладиаторов.
      Кандайс мягко и нежно, как могут только очень сильные люди, прикоснулся к щеке Авдея, поправил прядь волос.
      — Дурак ты, Канди, — остановил его руку Авдей. — Теперь тебя расстреляют вместе со мной.
      — Ничего, переживём. Там батя твой, а завтра Винс со своей невестой придёт. Ты её знаешь?
      — Знаю. Только Рийя жена Винсу. Свадьба это так, формальность.
      — Но всё равно венчание справить надо так, чтобы красиво было. Ничего. Мы и там свадьбу такую устроим, что весь лазоревый чертог в пляс пойдёт. И на том свете люди живут. Так что и мы как-нибудь обустроимся.
      Авдей улыбнулся. Кандайс сказал:
      — Тебе идёт античный наряд. Настоящий Марс или Адонис.
      — Тогда лучше Аполлон. Какой-никакой, а музыкант.
      — Да, действительно. Я как-то сразу не сообразил. Ладно, Аполлон, так Аполлон.
      Авдей рассмеялся. Спустя мгновение засмеялся Кандайс.
      Гладиаторы, служки, зрители оцепенело смотрели, как смеются приговорённые к смерти. А смех звенел — весёлый, светлый, летящий.

=

      Эльвана смех хлестнул больнее плети. В первое мгновение он зажал уши, скрючился как под ударами экзекутора. Застонал в голос, — он, способный без единого звука перенести самую жестокую порку.
      — Нет… Нет! Умоляю вас, не надо… Прекратите!
      Эльван вскочил, метнулся к перилам ложи.
      — Молчать! — заорал он. — Всем молчать!
      На глаза попалась яркая табличка с надписью «Спуск на арену». Под надписью кнопка. Эльван ударил по ней кулаком.
      Перила ложи распахнулись воротцами, а из пола начала выдвигаться широкая лестница.
      Предвозвестник спустился на арену.
      Замерли по стойке «смирно» зрители, скрючились в чельных поклонах гладиаторы и служки.
      Кандайс осторожно положил Авдея на арену, метнулся к мечу. Вскочил на ноги.
      — Не подходи к нему! — прошипел с лютой ненавистью.
      — Я предвозвестник, — с неодолимой всевластностью изронил Эльван.
      — Да хоть Максимилиан с Филиппом в придачу! К Авдею не подойдёт никто.
      Эльван замер. Уничтожить дерзкого он мог одним движением, достаточно метнуть зарукавный нож. Или выстрелить, — чтобы достать бластер и нажать спуск хватит четверти секунды. Решения предвозвестника неоспоримы. Что же его держит, не даёт покарать дерзкого?
      Кандайс, не сводя настороженного взгляда с предвозвестника, подошёл к Авдею, сел так, чтобы оказаться между ним и посланником императора.
      «Сел, чтобы легче было закрыть собой, — понял Эльван. — Ничего другого в такой ситуации сделать нельзя».
      Закрыть собой императора в случае опасности для жизни государя теньм обязан был велением судьбы.
      Но никогда в жизни Эльвана не было того, чью жизнь защищать хотелось бы по собственной воле.
      И вновь опалила лютая, невозможная, непереносимая ненависть. Но уже не к Авдею. Эльван ненавидел Кандайса. Почему, за какие такие заслуги пресвятой дал этому недородку счастье любить того, кому отдаёшь жизнь? И знать, что этот людь достоин твоих уважения и любви?
      Но ничего. Сегодня же Эльван покончит с прокл я тым ящером. Собственноручно вырвет ему сердце. За все устроенные на арене художества Кандайсу положена смертная казнь. А предвозвестнику принадлежит полное и ничем не ограниченное право провести эту казнь так, как его предвозвестнической душе будет угодно.
      Авдей с усилием приподнялся на локте.
      — Вы свидетель, предвозвестник. Я даю заявку на открывание Хрустальной Сферы.
      — Что? — растеряно переспросил Эльван. — Как?
      Авдей повторил.
      Вскочили на ноги изумлённые гладиаторы и служки. В цирке поднялся гвалт. И на трибунах, и в коридоре служебного сектора обсуждали невероятность произошедшего.
      Эльван смотрел на Авдея.
      Пытался понять.
      Хрустальная Сфера помещается в Радужной Башне. Размером Сфера с футбольный мяч и состоит из восьми лепестков. Внутри Сферы четыре стержня. Если соединить стержни, то из шпиля на вершине Башни начнёт бить фонтан разноцветных негорючих искр.
      Сама Башня — кирпичное коническое сооружение высотой шестнадцать метров. Внутри — один лишь Алтарь Сферы. Да ещё восемь фонарей на стенах.
      Рядом с Башней стоит домик Хранителя, чья обязанность — уборка и мелкий ремонт.
      Своя Башня есть в каждом населённом пункте, даже в крохотной деревеньке на три двора. На каждой планете Иалумета.
      Созданы Башни одновременно с Гардом ещё Контролёрами. Зачем — ныне никто не знает. Считается, и верят в это почти все, что сноп искр прогоняет от населённого пункта горести и беды, притягивает удачу и счастье. Ежесуточно, в девять часов тридцать минут, Открыватель включал Радужный Фонтан в Башне Гарда. Одновременно Фонтан начинал бить и на всех остальных Башнях Иалумета. Сеанс длился ровно пять минут, а затем Сфера закрывалась до следующего урочного часа.
      Однако открыть Сферу не так просто. Поэтому людя, пригодного стать Открывателем, найти удавалось не чаще одного раза в столетие. Как ни пытались Открыватели передать своё искусство ученикам, ничего не получалось. Сфера подчинялась только одному хозяину.
      Со времени смерти последнего Открывателя прошло уже семьдесят лет, и до сих пор никто не сумел открыть Сферу.
      Однако самым парадоксальным и невозможным в этой истории было то, что изготовить детали Сферы никакого труда не представляло. Собрать в единую конструкцию раскоряку из четырёх штырей и восьми лепестков и того легче. Башню выстроить тоже несложно.
      Когда в новом населённом пункте создавалась очередная Башня, Сфера мигала радужным цветом, давая понять, что включилась в общую сеть, и на этом всё. Дальше без Открывателя в Башне делать было нечего.
      — Вы подтверждаете свою заявку на Открывание? — спросил Авдея Эльван.
      — Да, — ответил Авдей. И добавил: — По закону мне положены четыре Ассистента. Я выбираю присутствующего здесь Кандайса Джолли, а так же приговорённых к смертной казни за оскорбление императорского величия Винсента Фенга и Ринайю Тиайлис.
      Эльван усмехнулся.
      — Нередко приговорённые к смерти, в надежде избегнуть наказания самим и отвести от кары своих сообщников, давали заявку на Открывание. Однако мало у кого оно получалось. Лишь двоим за всю историю Башен такое удалось. Сфера не терпит прикосновения нечистых рук. А Кандидата, который сделал заявку, но не открыл Сферу, ждёт такая казнь, по сравнению с которой костёр станет самым лёгким и безболезненным способом умерщвления. Именно поэтому заявок на Открывание Сферы так мало. За последние пятнадцать лет не было ни одной.
      — Открою я Сферу или нет, — ответил Авдей, — а мои Ассистенты в любом случае получают свободу и полное прощение всех вин, какими бы они ни были.
      «Его глаза действительно похожи на дождь в засуху, — подумал Эльван. — Клемент правду сказал. Только он не знал, что смех его похож на солнечный свет. Авдей уродлив невыносимо, он калека, увечник, воплощение скверны. Но всё это перестаёшь замечать уже через несколько минут. Исчезают шрамы, не видна искорёженная рука. Когда смотришь на него, видишь только глаза цвета весеннего дождя».
      Кандайс повернулся к Авдею.
      — Я не могу, — сказал он. — Я не хочу покупать жизнь такой ценой. Возьми другого Ассистента. Я не…
      — С тобой или без тебя, а Сферу мне открывать придётся. Поэтому я прошу тебя, Кандайс Джолли, будь со мной в Башне. Пожалуйста.
      Кандайс пожал ему руку, кивнул.
      Эльван опустил глаза. Теперь прокл я того ящера не достать. Кандайс останется подле Авдея. Того самого Авдея, чьи глаза похожи на дождь, а улыбка — на солнечный свет. Кандайс будет рядом с тем, кто дорог ему, и кому небезразличен он.
      Эльван вернётся в холод и пустоту Алмазного Города, к вечной ненужности и бессмыслице.
      «Ненавижу, — думал он. — Ненавижу тебя, Кандайс Джолли!»
      — А подарок Кандидата? — заорали с трибун. — Должен быть подарок!
      Эльван тряхнул головой. Ненависть, Алмазный Город — всё это не имело ни малейшего значения до тех пор, пока не закончена церемония заявки на Открывание.
      — Вы должны сделать подарок, Кандидат, — сказал Эльван. — Наделить людей, присутствующих при вашей заявке, каким-либо особым правом. Однако оно не должно противоречить законодательству страны.
      — Да, — кивнул Авдей. — Я знаю.
      Обычно Кандидаты одаривали свидетелей правом украшать себя каким-либо особым образом — носить специальный значок, перо яркой птицы, рисовать на щеке знак Башни… И всё прочее в том же роде. Некоторые делали свидетелей обладателями аристократического титула.
      Авдей попытался сесть. Кандайс поддержал. Авдей отдышался от боли и сказал:
      — Отныне и навечно я дарю всем работникам всех цирков Бенолии право в любую минуту уволиться без отработки и без выплаты неустойки. Дар мой осуществим, поскольку всё происходящее на этой арене транслируется во все цирки Бенолии. Соответственно, все работники этих цирков являются свидетелями моей заявки. Подчёркиваю, что дар мой предназначен для всех цирковых работников, в том числе и гладиаторов. Что касается тех свидетелей, которые работниками цирков не являются, той мой дар принесёт пользу и им. В чём она заключается, я объяснять не буду, потому что они и сами легко догадаются.
      Гладиатор-человек закрыл лицо ладонями. Плечи дрожали. Наурис смотрел с недоумением, не понимая, что такого ценного в даре Кандидата. А беркан рухнул на колени, сцепил руки как на молитве.
      Кандайс отвернулся. «Я тоже мог быть среди них», — подумал он. От мысли стало страшно.
      На трибунах ныл и гундел разочарованный люд. Подарок, мать вашу. Толку от него… Хоть бы этого криворожего казнили, чтобы другим Кандидатам неповадно было всякую хрень никчёмную дарить.
      Эльван жестом велел всем умолкнуть.
      — Как вам будет угодно, Кандидат, — сказал он. — Воля ваша неоспорима.
      От ненависти стало больно, так она обжигала. Теперь Эльван вновь ненавидел Авдея. За выходки его непонятные ненавидел, за жизнь, которая даже в обречённости на казнь продолжала оставаться жизнью, а не существованием.
      Авдея хотелось придушить, разорвать на клочки, растоптать в пыль. Но в первую очередь вырвать и раздавить глаза.
      Эльван сказал с усмешкой:
      — Благодать Сферы отчистит от грехов и преступлений ваших Ассистентов, но даже она бессильна смыть с вас скверну отцеубийства.
      Удар попал в цель. Эльван с мстительной радостью смотрел, как до бескровности побледнел Авдей, как погасли глаза. Взгляд стал пустым, мертвенным.
      — Ну ты и мразь, — с удивлением сказал предвозвестнику Кандайс. — И есть же на свете такая погань…
      — Кандидата и Ассистентов проводят в отель близ Башни, — громко проговорил Эльван. — Зрителям приказываю немедленно разойтись по домам, а работникам цирка — по рабочим местам.
      Люди стали торопливо расходиться.
      Служки утащили труп гладиатора. Принесли медицинские носилки для Авдея. Прибежал цирковой врач. Кандайс помог положить друга на носилки, пошёл вместе с ним в медчасть.
      Эльван остался на арене один. В пустоте. Как и всегда.
      Откуда-то выскочил Мальдаус. Эльван посмотрел на него с отвращением.
      — Лётмарш, — приказал он прежде, чем цирковладелец успел открыть рот.
      Мальдаус исчез.
      Эльван усмехнулся с горечью, покачал головой.
      Можно убить того, кого ненавидишь. Но его смерть не сделает твоё существование жизнью.

* * *

      Ближайшая к Радужной Башне гостиница называлась «Бездна мрака».
      — Странное наименование, — сказал Авдей.
      — Да, — согласился Винсент. — Но заведение процветает. — Взмахом руки он показал на роскошества номера.
      — Пятизвёздочные номера у них действительно на пять звёзд, — поддержал Кандайс. — Без обмана.
      — Мне сложно судить, — сказал Авдей. — Я в тонкостях гостиничного сервиса не разбираюсь.
      За окном быстро сгущались сумерки.
      — Скоро Открывание, — тихо проговорила Ринайя. — Обычай требует провести его в двадцать один час тридцать минут по времени того города, где была сделана заявка.
      — Значит, проведём, — ответил Авдей.
      Он подкатил инвалидное кресло к столику с напитками, налил себе минералки.
      — Ты как себя чувствуешь? — спросил Кандайс. — Спина не болит?
      — Нет. Цирковой медик оказался отличным травматологом, и с биоизлучателем обращаться умеет. Болей больше не будет никогда.
      — Ног тоже.
      Авдей подъехал к Кандайсу.
      — Так или иначе, а это должно было случиться. С такой травмой долго не ходят.
      — Всё равно я виноват! — Кандайс отошёл к окну. — Это же обычное дело на ринге: когда какой-нибудь паскудник проигрывает, он всегда норовит ударить в спину, даже если финал уже объявлен. Многие специально для этого ножи на ринг проносят, заточки, царговую кислоту. Ты о об этом не знал, но я-то профессиональный боец! — ударил он кулаками по раме. — Я должен был помнить. Это я виноват. Отпусти меня, Авдей. Такая бестолочь в Ассистенты не годится. Именем твоей мамы прошу — отпусти.
      — Позвоночник мне повредили в допросных камерах Преградительной коллегии. Тебя среди палачей я не видел. Так что не смей глупости измышлять! — Авдей подъехал к Кандайсу. — Без тебя я бы не выжил на арене. Ты мне жизнь спас. И не только мне. Есть ещё Винс и Ринайя.
      Кандайс повернулся к Авдею, сел на корточки.
      — Ты правда на меня обиды не держишь?
      — Это за что я должен на тебя обижаться? За то, что ты мне жизнь спас?
      Кандайс взял его искалеченную руку, прижался лицом к ладони.
      — Если бы я был там вместе с тобой… В Каннаулите…
      — Ничего бы не изменилось, Канди. Ничего, поверь. Хотя нет, изменилось бы. — Авдей убрал руку. — Вместо одного калеки было бы два.
      Кандайс поднялся. Звучало обидно, однако Авдей сказал правду — против теньма бойцовское мастерство Кандайса не стоило и плевка.
      Как ни странно, а от этой мимолётной обиды на душе стало легче.
      — Почему ты не сделал заявку на Открывание Сферы до того, как попал в допросную камеру? — спросил Винсент.
      — Не догадался, — ответил Авдей. — Я бы и дальше о ней не вспомнил, если бы тот придурок с арены дважды о Сфере не сказал.
      — Ты не веришь в благодатность Радужного Фонтана? — поражённо спросила Ринайя.
      — Нет.
      — Тогда почему… — она не договорила.
      — Отмазка хорошая. Скажешь, нет?
      Ринайя не ответила, отвернулась.
      Винсент подошёл к Авдею, сел на корточки. Посмотрел в глаза.
      — Четвёртого Ассистента у тебя всё ещё нет. Авдей, прошу тебя, возьми четвёртым предвозвестника.
      — Ему-то это зачем? — не понял Авдей.
      — Он не выполнил приказ. За это в Императорской башне его будут бить. Очень сильно бить, потому что приказ был важным. Или даже заставят пройти всю «лестницу пяти ступеней». Это невыносимо, Авдей. Я не знаю, что такое допросные камеры коллегии, но поверь, экзекуторская Императорской башни ничем не лучше. А может, и похуже.
      — Ты что несёшь? — схватил Винсента за плечо Кандайс, рывком поднял на ноги, отволок на середину комнаты. — Ты хоть знаешь, за чем он приходил в цирк? За головой Авдея!
      — Ты не был в Высшем лицее, — отпихнул его Винсент. — Не жил в Императорской башне. Смерть лучше такой жизни! Там у всех пустые глаза. Мёртвые. А предвозвестник… В нём ещё отсталость что-то живое. Его душу до конца не убили. Я знаю его немного, это теньм-пять. Канди, им даже по имени себя называть запрещают! Но он помнит своё имя, я видел. Для теньма огромное достижение. Почти невозможное. В нём ещё осталось что-то людское, Канди. Нельзя допустить, чтобы в Императорской башне убили это последнее.
      — А допустить, чтобы он Авдею голову отр е зал, можно было?
      — Но ведь не отр е зал!
      Кандайс ударил Винсента в скулу. Тот пошатнулся и тут же ударил в ответ — крепко и точно, так, что Кандайс едва на ногах устоял.
      — Прекратите! — дёрнулся в кресле Авдей. — Хватит! — забыв о парализованных ногах, он хотел вскочить, но лишь рухнул на ковёр.
      Кандайс и Винсент замерли в испуге.
      Авдей сел.
      — Хватит вам, — сказал драчунам. И попросил: — Пожалуйста.
      Авдей попытался забраться обратно в коляску.
      Винсент и Кандайс бросились помогать.
      — Пр-риду-урки! — с чувством процедила Ринайя.
      — Я возьму предвозвестника четвёртым, — сказал Авдей. — Винс прав. Предвозвестник сейчас находится на границе между людем и нелюдем. Было бы бесчестно не помочь ему выбраться к людству.
      — Ты всех оправдываешь! — разозлился Кандайс. — Даже эту сволочь. От него же ненависть как цунами прёт.
      — Ненависть — людское чувство, — сказала Ринайя. — Когда к тебе подходят пустозракие, заживо мёртвые существа людского обличия — это гораздо хуже. Твоё счастье, что ты никогда такого не видел. И пусть пресвятой сделает так, чтобы пустозраких ты никогда и не увидел.
      — Рийя права, — поддержал Авдей.
      — Ну конечно, права, — ядовито ответил Кандайс. — У тебя вообще все правы, в кого ни плюнь. Ты никогда о карьере адвоката не думал? С твоей страстью оправдывать всех подряд тебе светит блестящее будущее.
      — Адвокат — это неплохо, — всерьёз задумался Авдей. — По крайней мере, лучше, чем журналист.
      — А, говорить с тобой, только время зря тратить, — досадливо дёрнул хвостом Кандайс.
      Авдей улыбнулся.
      — Не сердись, — попросил он.
      — На тебя рассердишься, как же. — Кандайс подошёл к Авдею, сел на корточки, взял его за руку. — Ты обязательно должен открыть Сферу. Ради всех нас, Дейк. Если ты этого не сделаешь, именем пресвятого клянусь, что на казнь я пойду вместе с тобой. Без тебя мне этот мир не нужен.
      — А твои родители, сестра?! Ты подумал, что с ними будет?
      — Я не смогу придти к ним, если не будет тебя. Я стану слишком грязным. Жизнь, купленная такой ценой, не для меня. Я не смогу.
      — Я тоже, — сказала Ринайя. — Я не могу покупать себе жизнь такой ценой. Если мы тебе хотя бы немного, хоть чем-то дороги, Авдей, ты откроешь Сферу.
      Винсент обнял её, посмотрел на Авдея и кивком подтвердил, что согласен с решением жены.
      — Я открою Сферу, — пообещал Авдей. — Открою.

= = =

      Судебные исполнители описывали имущество, предоставленное Кандайсу Джолли спортивным клубом «Клер-Фей». Представитель клуба протянул Бартоломео Джолли четыре бумажных листа казённого вида.
      — Решение о признании вашего сына стороной, нарушившей контрактные обязательства. Уведомление о разрыве контракта. Постановление о конфискации всех его счётов в качестве неустойки. Предписание о передаче вашей школы в ведение клуба.
      — Но… — начал было Джолли.
      — Аренда здания школы оплачена деньгами клуба. Регистрационный налог за открытие школы тоже оплачивался клубом. Следовательно, после конфискации школа и все её банковские счета принадлежит клубу. И благодарите пресвятого, что у вашего сына не осталось долгов перед клубом!
      — Да пожалуйста! — вмешалась Ульдима. — Хапайте, только не подавитесь.
      — Выбирайте выражения, диирна Джолли!
      — Вы можете отобрать у моего мужа школу, но никогда не сможете заставить учеников в неё ходить!
      — Деньги за учёбу уже заплачены, — с улыбкой ответил клубный чиновник. — Ни малейших оснований потребовать их обратно у студентов нет.
      — Это не помешает студентам прогуливать занятия и называть теперь уже вашу школу шарлатанским заведением. Зато к моему супругу они придут на учёбу даже если он будет преподавать на задворках первого попавшегося пивнаря при космопорте.
      Чиновник презрительно усмехнулся.
      — Музыке не учатся на задних дворах питейных заведений.
      — Рояль там действительно не поставишь, — сказал Джолли. — Однако для того, чтобы читать лекции, давать и проверять домашние задания сгодится и задний двор. Ученики могут записывать свои экзерсисы на диктофоны и приносить мне на прослушку. Этого вполне достаточно, чтобы разобраться в ошибках и подсказать, как их исправить. Кстати именно так начиналась в Гирреане моя школа.
      — А всего лишь год спустя, — добавила Ульдима, — посельчане по собственной охоте вскладчину построили моему мужу настоящее школьное здание. Пусть и небольшое, но это было здание истинной школы. Зато ваш дворец вряд ли когда-нибудь назовут иначе, нежели шарлатанством.
      Чиновник изобразил презрение, однако было видно, что слова Ульдимы его задели, и сильно.
      — Ваш сын вылез на арену как гладиатор, что для истинного бойца постыдно. Он послал вызов другому бойцу и не явился на поединок. А это уже вечный позор. Бой с Матвеем-Торнадо должен был состояться сегодня. Однако ваш сын предпочёл гладиаторскую арену. После такой срамоты его не пустят ни на один ринг. Он обесчестил звание бойца.
      Ульдима хлестнула хвостом по стене. Чиновник попятился. Наурисы в ярости опаснее взбесившегося беркана.
      — Пусть и на арене цирка, — ледяным голосом сказала Ульдима, — но мой сын сражался за правое дело. И если вам, по упущению пресвятого, досталось слишком мало ума и чести, чтобы это понять, во множестве найдутся люди, которые способны уразуметь истину и без подсказок со стороны.
      Судебные исполнители хихикнули, но под грозным взглядом клубного чиновника тут же оборвали смех.
      Один из них глянул на клубника, на Джолли с Ульдимой и сказал:
      — Матвей Алуфьев уже сделал заявление о несостоявшемся поединке с вашим Кандайсом.
      — И что? — расцвёл злорадной улыбкой клубник.
      — Он признал победителем Кандайса Джолли.
      — Как?! — едва не задохнулся от изумления клубный чиновник.
      — Матвей-Торнадо сказал, что Кандайс Джолли одержал победу в бою, который несоизмеримо важнее рядового спортивного поединка. Поэтому он, Матвей-Торнадо, посчитает для себя огромной честью, если Кандайс Джолли выйдет с ним на ринг как партнёр в парных боях.
      Ульдима с торжеством посмотрела на чиновника. Джолли спрятал лицо в ладонях, зашептал благодарственную молитву пресвятому.
      — Диирна, — спросил Ульдиму исполнитель, — вы догадались поставить на вашего сына хоть немного?
      — Да, конечно, мы всегда делаем небольшую ставку. Как пожелание удачи в поединке.
      — Вот и хорошо. Теперь у вас будет хоть сколько-нибудь денег на первый прожиток. Ведь на Кандайса почти никто не ставил, и выплаты будут неплохие. Куш вам достанется не ахти какой, но хотя бы не придётся голодать и ночевать в зале ожидания космопорта.
      — Клуб предлагает Кандайсу новый контракт! — встрепенулся чиновник. — Условия будут в пять, нет, в десять раз лучше!
      — Решать Кандайсу, — ответил Джолли, — однако я буду настоятельно рекомендовать сыну вернуться к карьере свободного бойца с одноразовыми контрактами.
      — И правильно, — хором одобрили судебные исполнители.

= = =

      Николай нервно мерил шагами единственную комнату в квартире Найлиаса.
      — Эта сумасшедшая история с Открыванием Сферы. Всё произошло как-то слишком вдруг. Так не бывает. Это невозможно и противоестественно. Какой-то до глупости нелепый «рояль в кустах».
      — Это всего лишь случайность в её чистейшем виде, — ответил Найлиас. — Как нищему выиграть миллион на лоторейку из пакета с дешёвым завтраком. Или как молодожёнам в день свадьбы поскользнуться на мраморе церковной лестницы и разбиться насмерть. Невозможно — но случается. Хотя и очень редко, не спорю.
      — Венчальную лестницу всегда застилают ковровой дорожкой, — возразил Николай.
      — Однако там может оказаться крохотная складочка, которая и сыграет свою роковую роль. У меня на родине периодически издают «Энциклопедию случайностей». Там и не такие невероятности описаны.
      Николай молчал. Найлиас смотрел на него с лёгкой усмешкой:
      — Ты не оспаривал то, что нищий может найти миллион в грошовом завтраке.
      — Хорошие случайности желательнее плохих, — ответил Николай. — Однако то, что произошло в цирке, это уже слишком! Так не бывает.
      — Это всего лишь самая заурядная чистая случайность. Просто она затрагивает тебя лично, и потому кажется такой вселенски огромной и невероятной.
      Николай отвернулся, отошёл к окну.
      — Бред, — сказал он зло. — Бред, и ничего кроме бреда.
      — Случайностям свойственно круто менять судьбы всех, кто с ними соприкоснулся, — ответил Найлиас. — Изменения касаются даже таких побочных лиц как мы с тобой.
      Николай метнулся к нему, сел на пятки.
      — Почему вы не проклянёте меня, не убьёте? Ведь это же я погубил Гюнтера.
      Найлиас обнял его, прижался головой к голове.
      — Гюнтера погубил я, Коля. Ещё задолго до того, как он встретился с тобой. Гюнт потерял семью, и стал искать ей замену. Надеялся, что я смогу стать для него и отцом, и другом. Ведь я сам ему это предложил, заговорив об ученичестве. Однако вместо семьи я толкнул Гюнта в бездну, из которой нет возврата.
      — Так наш путь — это путь обречённых? — спросил Николай. — И братство, и орден одинаково пусты и бессмысленны?
      Найлиас разжал объятия.
      — Да, Коля, именно так. Но нам некуда больше идти.
      — Нет-нет, всё не так. — Николай крепко сжал руки Найлиса. — Сразу после того, как братки забрали Авдея, я летал домой, к отцу. Всё ему рассказал. И про братство рассказал, и про копирайт, и про Гюнтера. Понимаете — всё. А батя ответил, что ВКС уже лет сто ведёт на нищих планетах вроде Бенолии программу строительства бесплатного жилья для бедноты. Желающих идти на стройку мало, даже с нашей вечной безработицей. Непрестижно это и платят не ахти. Но ведь там не фикотой какой-нибудь занимаются, а строят дома для тех, кто больше всего в них нуждается. В Маллиарву я вернулся в тот же день, но решение не принял до сих пор. Учитель, я знаю, что ВКС — ваш враг, но…
      — Но это дом а для людей, которые действительно в них нуждаются, — с улыбкой ответил Найлиас. — Это настоящая жизнь и настоящее дело. — Найлиас рассмеялся. — Ведь я же инженер-сантехник, как и наш гроссмейстер. Я сумею сделать так, чтобы в этих домах никогда не засорялась канализация. Люди даже не подозревают, насколько это жизненно важное и ответственное дело — наладить хорошую канализацию. Осознают лишь тогда, когда дерьмо по квартире полезет.
      — Но ведь мы такого не допустим? — спросил Николай.
      — Никогда, — твёрдо сказал Найлиас. Взял Николая за руку, посадил рядом с собой.
      — А как же орден? — обеспокоился Николай.
      — Так же, как и твоё братство. Если народу так хочется играть в пустоту, пусть развлекаются сколько угодно, но без нас. А нам некогда. Нас дело ждёт.

- 13 -