Волей Предрешателей в зал допущены только Брокко, Дьятра, четыре воина их охраны и четверо моих телохранителей — Роберт, Тимур, Дитрих и Валенти.
      Астральный зал во дворце верховного предстоятеля невелик — десять метров в длину, пять в ширину, высота — три. Мебели никакой, в торцовой стене дверь, напротив — зеркало в золотой раме, щедро усыпанной разнообразными драгоценными камнями. Аляпистость и безвкусица жуткая, смотреть тошно. Само зеркало качества отвратительного: мутное голубоватое стекло, в котором вместо отражения видна только какая-то блеклая тень. Впрочем, его не для того делали, чтобы люди в нём своей красотой любовались.
      По сценарию, покаяние должно состояться именно перед зеркалом. Но мне надо хотя бы на одну минуту проникнуть в Перламутровый Зал. Под блузкой закреплены три разночастотных маячка, и Марина Кошурина, хакерша из Олеговой фирмы, хотя бы по одному из них, да вычислит координаты точки.
      Насколько мы с Робертом можем судить, девушка работает только в компьютерной части Олеговой фирмы и к основному месту его службы никакого отношения не имеет. Но специалист она уровня эфэсбешного.
      Я подошла к зеркалу, произнесла взывающую речь. По нему пробежала световая волна, блеснули разноцветные искры, стекло стало прозрачным, и я увидела Перламутровый Зал и девятку Великих Решателей.
      Эффектно выглядит, и даже очень. Вкус, воображение и хорошие режиссёрские навыки у Предрешателей есть. Молодцы, впечатление производить умеют.
      Брокко, Дьятра и охранники рухнули на колени и склонились ниц, скользнув ладонями по полу — обычай древнеегипетский, так, согласно папирусам, приветствовали живых богов-фараонов придворные. Дёрнулись кланяться и Грюнштайн с Валенти, но Феликс оглянулся на Роберта и Тимура и остался стоять, рывком выпрямил с полупоклона Грюнштайна.
      Я постучала по зеркалу отлично наманикюренным ногтем, обернулась к альянсовцам и сказала:
      — Бросьте свой грошовый спектакль, Брокко. Поверить, что видеомонитор кустарной выделки — это окно в Надмирье Пречистое, смогут только ваши потайничные дикари.
      Альянсовцы ахнули от ужаса и вжались в пол. Стекло астрального зеркала исчезло с лёгким мелодичным звоном.
      — Войди в Перламутровый Зал, дерзновенная, — с величественным спокойствием произнёс кто-то из Девятки. Голос бесполый и гулкий, явно говорит через модулятор.
      Я вошла. Роберт и Тимур шагнули за мной, но дверь опять стала зеркалом. Путь к отступлению отрезан.
      Впрочем, его не было и раньше. Для меня теперь каждый бой и последний, и решающий.
      Вздыбилась ментальная броня, налились стальной упругостью и крепостью мышцы, а разум захлестнула волна одержания. Это то самое высокое безумие битвы, при котором воин не чувствует ни страха, ни боли, может сражаться часами, не поддаваясь усталости, когда удесятеряются силы, а все мысли сосредоточены только на одном — уничтожить противника. Поэтому остановить таких воинов невозможно. У скандинавов они назвались берсерками, у славян — одержимцами.
      Верховные Хозяева волшебного мира беспокойно шевельнулись. Нулевичку чаротворцы не боялись, но ничто — ни пуля, ни волшебство, ни клинок — не уничтожит одержимца мгновенно. Зато любой мало-мальски прилично обученный боец умеет убивать голыми руками. Тем более в состоянии одержания. Одного из Предрешателей я с собой заберу. А повезёт, так и двух.
      Войти в их число не хотелось никому.
      — Своим талулатом вы прочно убедили весь волшебный мир в том, — сказала я, — что моя ануна несоизмеримо лучше вашей. Но сообразить, что она с лёгкостью уничтожит любой талулат, вам умишки не хватило.
      Предрешатели поёжились и еле заметным движением пальцев набросили на себя стихийный звуковой фильтр — вибрирующий на боевой частоте голос болезненен для барабанных перепонок.
      — Увидим, Хорса, — ответил Предрешатель.
      Его имя я считала вмиг.
      — Увидим, Лайрос. А теперь я ухожу. Открой дверь.
      Остаться на лишнюю секунду в одном помещении с одержимцем способен только клинический идиот, — дверь девяточники открыли.
      Я вернулась в астральный зал, стряхнула одержание. Зеркало потухло. Разговор окончен.
      Слишком поздно. Опоздали Предрешатели сообразить, что сражаться одержимцы могут и словами.
      В этом бою я победила.

* * *

      Кошурина, сексапильная пышечка двадцати семи лет с чёрными кудрями и глазами, разложила на столе в зале Высшего совета фотографии.
      Через насовский спутник она определила координаты Перламутрового Зала с точностью до миллисекунды и сделала снимки местности.
      — Всё, — оборвала я обиженный скулёж Валенти. — В операциях ваши люди будут участвовать, когда полностью пройдут курс молодого бойца, то есть научатся прилично стрелять и отличать одержание от одержимости. А сейчас займёмся снимками.
      Надмирье Пречистое оказалось элегантной виллой из нежно-золотистого камня, с отделкой из белого, серого и чёрного мрамора, в богатом районе на окраине Хайфы, на склоне горы Кармель.
      — Хайфа — древний и очень симпатичный город на побережье Средиземного моря, в Израиле, — сказала Кошурина. — Археологи утверждают, что люди там начали селиться со времён первых кроманьонцев. А едва появилось понятие торговли как профессионального занятия, Хайфа стала одним из коммерческих центров Ойкумены, и остаётся им до сих пор. Ну и модным курортом. Римляне сравнивали этот город с Парадизом, заимствованным из авестийской мифологии райским садом. В средневековье в Хайфе была одна из главных крепостей крестоносцев. Сейчас это крупный торговый порт и популярный туристический город.
      — Понятно, — ответил Роберт, — идеальное место для резиденции кандидатов в тайные мироправители. И государственная тайная полиция не такая бдительная, как в официальных столицах, и все свежие новости собираются. Уверен, что на горе Кармель дачный посёлок для богачей был с незапамятных времён.
      — Да, — подтвердила Кошурина. — Это сейчас город разросся, а раньше это как раз был богатый дачный район.
      Роберт кивнул.
      — Там на тихого и скромного постоянного жителя и его столь же постоянных гостей, которые приезжают два-три раза в неделю в один и то же час, внимания никто не обращает. Главное, сообщить всем соседям и полицейскому патрулю благовидный и глупый предлог — в кости собираются поиграть или в морской бой с модельками кораблей. И самое главное: всё побережье Средиземного моря от Суэцкого канала и до границы с Турцией на триста сорок два километра в глубь материка — твёрдоструктурное пространство с богатейшими ресурсами магии и стихий. Хайфа как раз лежит посредине этой благодати. И ни одной потайницы окрест. А по Генеральному кодексу территория Хайфийской Твердыни — это резервная нейтральная зона, то есть её посещение без санкции Генерального Совета запрещено всем жителям волшебного мира. А не собирался Совет со времён битвы у Мегиддо.
      Я усмехнулась. Убежище неплохое. От волшебной части мира Предрешатели спрятались надёжно, да только о незнаннической забыли.
      Агеева рассмотрела снимки и сказала:
      — Почти вся территория виллы и прилегающих владений — одинарица. За исключением маленького садового домика. К домику прилегает небольшая полукруглая площадка для чаепитий. Домик и площадку соединяет вымощенная прозрачной керамической плиткой тропинка. Вся эта архитектурная композиция окружена высокой плотной изгородью из вьющихся роз. Подобные сооружения есть и на некоторых других виллах, особенно старинных. Единственное отличие — вместо беседки с пранным колодцем там установлены фонтаны. Я так думаю, что в прошлом это было очень модным украшением сада.
      — Да, — кивнула Кошурина. — С тех пор, как появились фонтаны, и почти до семнадцатого века. Я видела в интернете рисунки вилл.
      — А план этой вы из компьютеров муниципалитета не скачали?
      — Скачала. — Кошурина придвинула распечатки.
      — Там такая серьёзная охрана, — робко проговорил Валенти, разглядывая снимки.
      — Дерьмо, а не охрана, — рассеянно ответила Агеева, внимательно изучая распечатки. — Шпану уличную распугивать ещё сгодится, но для настоящей обороны — нет.
      — Зато волшебная защита садового домика виртуозна, — сказал Ильдан. — Ни миллиметра слабины.
      Я только плечом дёрнула презрительно.
      — А нам на это три кучи с верхом. Штурмовать Надмирье будем с одинарицы.
      — Но полиция… — начал было Валенти.
      — Троедворье воюет больше двух с половиной тысяч лет, — ответил Тимур. — В том числе и на одинарицах. И за это время никто и не заподозрил о его существовании.
      — В Хайфу отправимся частым авиарейсом, — сказала я. — Телепорт Девятка обязательно засечёт, а самолёт — нет. Оморочку на таможенников наводить только ментально, по человеческим гипнотехнологиям. Волшебство не использовать вообще вплоть до самого штурма. Кто знает, какие там у них системы слежения.
      — Государыня, — голос у Дитриха дрогнул. — Но ведь они — не просто чаротворцы. Это — Всевластные Сотворители волшебного мира.
      — И Девятка, и охрана привыкли к изобилию волшбы, — ответила я, — поэтому совершенно не готовы к обороне от микрозаклятий и заклинаний, которыми пользуются в Троедворье. И тем более не готовы к тому, что некоторые их них действуют и на одинарицах, где волшебство считается в принципе невозможным.
      — Дьятра им об этом троедворском ноу-хау наверняка доложил, — сказал Фокон. — Предрешатели не глупы, учтут и эту возможность.
      Агеева фыркнула.
      — Между знанием о новом оружии и умением от него обороняться лежат длительные и серьёзные учения. К тому же основой штурма станет техническое оружие. А ему всё равно где убивать.
      — Убивать? — не веря, переспросил Эрик.
      — В Троедворье без особо веских оснований пленных не берут. Ведь таким, каков он сейчас, волшебный мир сотворила Девятка? Вот пусть и наслаждается результатами собственного труда.
      Братья Грюнштайны посмотрели на Агееву с ужасом.
      Я похвалила себя за предусмотрительность: без подписанного мной пропуска ни один людь не покинет пределы поместья, все мобильные и стационарные телефоны заблокированы, интернета нет, а волшебные средства связи не сработают — троедворские кикиморы из отделов маскировки постарались.
      Донести о моих планах Дьятре, высокому координатору, верховному предстоятелю или ещё каким холуям Девятки не сможет никто.
      Порадовалась, что в Царство эмигрирует так много троедворцев, и в первую очередь — равновесников. Есть с кем работать.
      — Странно, что Люцин не возражает, — сказал Соколов. Опытный соединник подумал о том же.
      — Люцин сволочь, — объяснила я, — но не дурак. Он понимает, что уезжают лишь сомневающиеся. Те, на чью верность равновесию, а значит и самому Люцину, положиться нельзя. От сомневающихся тираническая власть должна избавляться в обязательном порядке, для неё это вопрос выживания. Отправить всех неблагонадёжных ко мне дешевле, чем расстрелять. Деньги и патроны Люцину нужны для войны.
      — Вместе с настоящими эмигрантами приезжает много шпионов. И не только троедворских.
      — Не страшно. Точка принятия решения, когда люди будут выбирать, кому они служат — Совету Равновесия, Альянсу, Лиге или Царству — ещё впереди. Так что шпионы могут стать верными защитниками, а нынешние сторонники — врагами.
      — Да, — согласился Соколов, — точка принятия решения ещё впереди.
      — Боишься?
      — Да, командир. Боюсь испугаться новых путей и убежать к старому. Ты ведь силой никого за собой не потащишь.
      — Потому что есть пути, на которые люди приходят только сами.
      Соколов кивнул.
      Тимур и Агеева закончили обсуждать тактику штурма.
      — Операция состоится послезавтра, — сказал Тимур, — когда Девятка соберётся для повторного покаяния Хорсы. Для захвата Надмирья нужны два взвода. Для удержания — рота. Объект сложный, много укрытий.
      — Принцип комплектования группы? — спросил Соколов.
      — Только опытные бойцы, — ответила я. — Такие, чтобы успели работаться в команду и всегда были готовы к неожиданностям. Все обязательно должны владеть глубинным равновесом и уметь управлять одержанием. И чтобы в группе было поровну представителей всех рас Царства. Это не только военная, но и политическая акция.
      — Понял, командир.
      — И ещё, — добавил Тимур, — царица в боевой части акции не участвует. Сидит со свитой в машине и ждёт. А в Надмирье входит после, как и положено главе победившего государства. И не спорь, Хорса. Ты нужна Царству для других сражений.
      Я оглянулась за поддержкой на Рижину. Но вампиры, да и гремлины с магами, короче — все альянсовцы и лигийцы — нас давно уже не слушали. Они, как зачарованные, смотрели на фотографии Радужного Пути, Цветочного колодца и площадки Бесед. Общий план, средний, крупный.
      — Никогда ещё на эти священные камни не ступали ноги людей земных рас, даже магородных, — тихо сказал Дитрих. — Только благословенные избранники из Первейшего Племени могли пройти по ним к площадке Бесед, прикоснуться к сладостной благодати, источаемой Сотворителями Мира. Возвращаясь, они приносили нам её крупицы как самый драгоценный дар из всех возможных. И больше никто, кроме Дивного Народа, в чью плоть и кровь Великие Решатели добавили звёздный свет, не удостаивался этой милости.
      — Нет, — сказала Рижина. — Были ещё вампиры.
      — Но из-за своей подлой измены утратили благодать Всесовершеннейших!
      Вампиры в ярости растопырили крылья, Дитрих схватился за палочку, а Эрик оскалился, готовясь к трансформации. Я протиснулась в их толпу и спросила:
      — Дитрих, а каким местом Предрешатели источали эту сладостную благодать?
      Вампиры, гремлины и троедворцы расхохотались, альянсовцы и лигийцы хотели было возмутиться кощунственным словам, но я опередила:
      — И дорожка, и площадка чистые, а живая изгородь ухоженная. Вряд ли Предрешатели сами управлялись с секатором и мокрой тряпкой. Значит как минимум два земных людя здесь бывают регулярно — садовник и уборщица.
      — Волшебство очищения… — пискнул было кто-то из лигийцев, но я перебила:
      — На одинарице оно не действует.
      Я выдернула из кипы фотографий снимок Анунова комплекса.
      — После того, как Девятка подпишет акт о безоговорочной капитуляции, мы вернёмся домой по Радужному Пути.
      Иштван посмотрел на фотографию, на меня, кивнул.
      — Да будет так, государыня.
      — Ещё никто не смел покусится на величие Властителей Надмирья, — сказал Дитрих. — Никто не дерзал самочинно приникнуть в их обитель. Даже Злотворящие Отрицатели не решались на подобное. Они лишь похищали несколько капель ануны. И жестоко расплачивались за это. А жалкой человечице, ничтожной нулевичке тем более не под силу подняться в надмирную высь, соперничать с Миросотворителями.
      — Это будет не первый случай, — заверила я, — когда человек штурмует надмирную высь и становится безоговорочным победителем. А маги, оборотни и стихийники ничем не хуже нас, человеков.
      Возражать мне не стал никто. Альянсовцы и лигийцы не решились, а троедворцы были согласны с каждым словом.

* * *

      От соблазна уложить Девятку мордами в паркет посреди холла доблестный спецназ не удержался.
      Под потолком зависли эльфы и гремлины с короткоствольными автоматами наперевес. Пусть на курок они нажимали не пальцем, а ладошкой, однако на сверхметкую стрельбу это никак не влияло. На одинарице стихийной силы им хватало только на полёт, но если есть автомат, надобности в другом волшебстве и не возникает.
      — С нашей стороны никаких потерь нет, — доложил Тимур.
      — Старшего поднимите, — приказала я.
      Агеева носком ботинка легонько ткнула под рёбра одного из Предрешателей. Это оказался маг с тёмными глазами и волосами, высокий, гибкий и крепкий, выглядит лет на сорок.
      Иштван дал мне пять разноимённых паспортов разных стран с его фотографиями. Наиболее легкопроизносимой оказалась фамилия в американском.
      — Наши условия следующие, мистер Дональд Рид, — начала я, но тут сверху донёсся треск, звон, гремлинская ругань и грохот падения чего-то тяжёлого. Затем опять звон, а вслед за ним — возмущённый вопль на волшебной речи с французским акцентом:
      — Куда прёшь, козёл крылатый? Я этот сервиз бабе своей хотел придарить! — Кричал, судя по тембру голоса, не гремлин, а кто-то покрупнее.
      Сражаться за Царство, за новый путь волшебного мира мне придётся не только с Девяткой, но и со своими подданными.
      — Адайрил, Иштван, — приказала я, — уймите мародёров. Не подчинятся — расстрелять на месте. Мы — армия Царства, а не банда грабителей.
      Предводитель гремлинов дёрнулся было спорить, но тут же поклонился, прижав правую руку к груди.
      — Всё будет исполнено, государыня. Ни один воин Царства его не опозорит.
      Вампир и гремлин в сопровождении нескольких бойцов поднялись наверх. Остальные альянсовцы и лигийцы переглянулись, встали по стойке «смирно». Наказатели едва заметно усмехнулись: полноценным армейским подразделением эта вооруженная ватага станет ещё не скоро, но начало уже положено.
      — Мистер Рид, — сказала я, — сейчас вы и ваши соправители пойдёте в Перламутровый Зал и публично подтвердите своё дружеское расположение к Разноединному Царству и моё право наделять подданных ануной. Производить её на экспорт и отбирать у вас рынок сбыта, я так и быть, не стану.
      — Нет, — ответил Предрешатель.
      — Мистер Рид, мне некогда возиться, налаживая приемлемые для Царства дипломатические отношения как с Лигой и Альянсом в целом, так и с каждой их потайницей по отдельности. Только поэтому я оставляю вас в живых. Чтобы вы сделали за меня всю эту рутину. Но если не соглашаетесь, вас расстреляют, а все астральные зеркала уничтожат. Возможности зеркальной сети это позволяют. Любой и каждый в волшебном мире поймёт, что власть Великих Хранителей кончилась, что Тройственной Триады больше нет. Так что и ваши преемники, если таковые имеются, власти тоже не получат. Время правления Девятки Совершеннейших закончится навсегда.
      Рид презрительно усмехнулся и высокомерно изронил:
      — Жалкая обезьянка, не тебе спорить с нашей мощью.
      — Ты что, до сих пор не понял, скудоумный недородок, — с раскалённой до бела яростью сказал Джакомо, — это вы в плену, это ваша лживая сила оказалась ничем против мощи Разноединного Царства!
      — Государыня, — попросила Рижина, — а можно вместо расстрела я вырву им печень?
      — Так ведь по вампирским обычаям предателей и свергнутых тиранов вешают на их же кишках, — удивилась Агеева.
      — Можно и на кишках, — согласился Фокон.
      — Это нарушение Женевской конвенции! — взвизгнул Рид. — Пытки и казни военнопленных запрещены!
      Троедворцы хохотнули.
      — Опомнись, убогий, — посоветовал Тимур. — Какая тебе, к драной матери, Женевская конвенция в волшебном мире? Тут её отродясь не было. Хорса вам, говнюкам, сейчас и Комитет ООН по правам людей и Гаагский трибунал в одном лице.
      — И палач, — добавила я.
      Краем глаза я видела как дрожат альянсовцы и лигийцы. В доме висела густая тяжёлая тишина.
      — Государыня, — сказал Эрик, — во имя милосердия… Пощады для побеждённых.
      Он шагнул ко мне, встал на колени.
      — Пощады для побеждённых, государыня, — повторил он. — Разноединное Царство не должно начинаться с людской крови и смерти.
      — А кровь и смерть тех, — спросила я, — кто был убит при штурме, для вас ничего не значит? Или, по-вашему, людьми здесь являются только эти девять особей? Кто же тогда все остальные, в том числе и вы сами, — быдло?
      Эрик прижал дрожащие пальцы к губам, едва заметно отрицательно качнул головой. Встал, вернулся в строй.
      — Кровь и смерть погибших я беру на себя, царица Хорса, — торопливо проговорил Рид. — Вы и ваши люди свободны от их скверны.
      Он запнулся и сказал через силу:
      — Союз Девяти принимает ваши условия мира, царица Хорса. Облачение хранится на площадке Бесед. Мы обязательно должны надеть его перед тем, как войти в Перламутровый Зал. Без него никто не признает в нас Тройственную Триаду.
      — Отведите их на площадку, — приказала я конвою. — Идзума, пока они будут наряжаться, подготовьте астральные зеркала. Режим полного оповещения.
      Оборотень-лагвян Идзума, в недавнем прошлом — настройщик телепортов из чернодворского филиала в Осаке — коротко поклонился.
      — Я помогу, — сказала Беркутова. — Система управления рассчитана на чаротворцев. Возможны сюрпризы.
      — Да, конечно, — ответила я, мысленно обозвала себя дурой за непредусмотрительность. — Поликарпов, Сальватори, ваша тройка страхует Идзуму.
      Скрыть досаду на догадливость Беркутовой Рид не сумел. Джакомо торжествующе ухмыльнулся, Ильдан скользнул по Предрешателю брезгливым взглядом.
      Альянсовцы и лигийцы смотрели на происходящее безумными глазами, но вмешиваться больше не пытались.
      Нарядились Предрешатели — четыре женщины и пятеро мужчин — быстро. Закрыли масками лица.
      Мы вошли в Перламутровый Зал. Ильдан, Беркутова и Джакомо показали, как нужно встать так, чтобы в кадре были видны только Девятка и я.
      — Всё готово, командир, — доложил Идзума. — Зеркала активны, все до единого абоненты ждут начала трансляции.
      — Отлично, — сказала я. — Конец трансляции после фразы «Да будет так во веки веков».
      — Понял, командир, — кивнул Идзума.
      Троедворская манера называть меня «командиром» вместо «государыни» альянсовцев и лигийцев удивляла и немного злила. Им ещё предстоит понять, что государь — всего лишь правитель, а командир — это тот, с кем поровну делят жизнь и смерть.
      Хотя нет, лучше бы не поняли. Слишком страшна цена, которой достигается такое понимание. Пусть лучше просто привыкнут, как постепенно привыкают и ко всем остальным странностям «чокнутых троедворцев».
      Свою роль Предрешатели отыграли безупречно. Идзума выключил зеркала. Конвой сковал девяточников лёгкими кандалами.
      — Ключи на центральном кресле на площадке, — сказал Тимур. — Люди вы тренированные, доползёте легко. Замки открыть тоже сумеете.
      Конвой выволок Девятку из Зала.
      — Куда открывать возвратные ворота? — спросил Идзума.
      — В Виальниен, — решила я. — А наше появление объясним сбоем телепорта из-за хнотического всплеска.
      — Но Хаос в состоянии покоя, — сказала Беркутова.
      — Насколько к нему вообще применимо это слово, — возразил Идзума и принялся настраивать зеркало.
      — Почему Виальниен? — спросил Джакомо.
      — Потому что только отлучённые хелефайи не видели наше телешоу, — ответила я, — и поэтому не будут задавать лишних вопросов. Мы быстренько извинимся за причинённое беспокойство и через нигдению вернёмся домой. В Перламутровом Зале, к сожалению, всё заблокировано, иначе как через зеркало, не уйти.
      — Можно было вернуться по основице.
      — Нам с тобой, — сказал Ильдан. — И бывшим троедворцам. Но все остальные разноединники должны уйти из Надмирья Пречистого именно Радужным Путём и через Перламутровый Зал. Иначе они никогда не осознают всей полноты своей победы и потеряют её силу.
      — Ты прав, — кивнул Джакомо. — К тому же владыка Виальниена достаточно добр, чтобы простить нам обман, когда всё раскроется.
      — Внимание! — скомандовал Идзума. — Переход!
      Астральное зеркало Виальниена установлено на вымощенной расписной плиткой площадке под большим деревянным навесом с резными столбиками.
      У края площадки стояли владыка Далуринг — зеленоглазый лайто, владычица Хледейвен — черноглазая дарко, старейшины и советники, в том числе и Миденвен. Хелефайи так увлеклись спором о том, сняли Всеблагие с них проклятие или нет, что не заметили нашего появления.
      Я опять обозвала себя дурой. Отдавая приказ о всеобщей трансляции, надо было учитывать японскую дотошность и аккуратность Идзумы — он включил в трансляционную сеть действительно все зеркала, даже заблокированные.
      — Прошу прощения, — громко сказала я.
      Хелефайи уставились на меня как на диво дивное, чудо чудное. Надо как-то объяснять своё появление.
      — В Царстве нет астрального зеркала, — с сожалением проговорила я. — Пришлось воспользоваться вашим транзитом. Надеюсь, владыки Виальниена, мы вам не очень помешали. Ещё раз прошу прощения за беспокойство.
      — Хорса, — подошла ко мне Хледейвен. Верхушки ушей у неё подёргивались, мочки сжались. — Сотворители действительно сняли с нас опалу?
      — Мне, как и моим людям, они об этом ничего не говорили, — ответила я чистую правду.
      Хелефайна кивнула.
      — Мы будем ждать, когда Предрешатели пришлют весть всевладыке.
      — Это случится не раньше завтрашнего полудня, — сказал Идзума.
      Спрашивать, откуда у него столь точная информация, Хледейвен не стала.
      Далуринг пригласил нас на праздничный ужин. Отказываться нельзя, хозяева сочтут это глубокой обидой. Значит, надо проследить, чтобы никто из группы не начал боевыми подвигами хвастаться. Роберт движением крыльев заверил, что всё будет в полном порядке.
      Хелефайская нычка очень красива. Изящные, словно кружевные дома золотистого, голубого и розового цвета — гармоничная смесь готики и барокко. Выстроены они не только на земле, но и в переплетении толстых веток трёх-четырёх больших деревьев. Между домами перекинуты воздушные мостики, тоже кружевные, с земли понимаются столь же воздушно-лёгкие лестницы. Улиц как таковых нет, только тропинки, мощёные и обыкновенные. Домики не впритирку, а словно раскиданы по округе ради украшения пейзажа. Садовые и лесные деревья вперемешку, но их соседство выглядит совершенно естественным. Множество ручьёв и водопадиков. Яркие причудливые фонари. Вечное лето.
      Всё очень красиво, но… однообразно. Одинаковые, как под копирку, дома, песни на один мотив, однотипная одежда, неразличимо похожие лица. Раньше, пока я не видела хелефайев в таких больших количествах, не замечалось, что они одинаковы как близнецы. Или клоны. Даже имена однотипные. Неудивительно, что Предрешателям нычки быстро надоедали. Мне так уже сейчас свалить хочется, и не только из-за того, что на основице безопаснее, да и нетроедворскую часть группы побыстрее домой доставить надо. Тускло здесь как-то, пустовато. Кукольно.
      Я оглянулась на группу. У троедворцев те же чувства, даже у обожателя хелефайев Джакомо. А лигийцы и альянсовцы в восторге, пьют, едят и флиртуют в своё удовольствие. Ну хоть кому-то хорошо в этом лубочном раю.
      Ко мне подошёл Миденвен, шепнул, что надо поговорить. Мы ушли с пиршественной поляны в глубь леса.
      — Наши владыки очень хорошо управляют Виальниеном, — сказал Миденвен. — Но в делах внешнего мира наивны и неопытны как пятилетние детишки. Это беда многих Перворождённых. Мы сами виноваты — нычанская изоляция даром не проходит. Но я, Хорса, жил на основице, я учусь в большемирском университете. И я хорошо знаю тебя. Поэтому понял, что означает твоё появление в компании вооружённых людей сразу после того, как ожило астральное зеркало. На два года раньше срока.
      Он отвернулся, уши дёрнулись и обвисли. Спустя несколько секунд резко выпрямились. Миденвен посмотрел на меня.
      — Хорса, своим поступком ты поставила наш народ под прямой удар Девятки. Понимая, что бессильны пока отомстить тебе, Сотворители вовсю отыграются на своих творениях. Главным образом на тех, кто никогда не осмеливался противиться их воле. На нас. И первой жертвой станет Виальниен — из-за твоего транзита.
      Я досадливо прикусила губу. Миденвен прав.
      — Единственное спасение для нашего народа, — жёстко сказал он, — стать частью Разноединного Царства. Отказать Хелефайриану ты не имеешь права. Что решило нашу судьбу — случай, твоя рассеянность или чрезмерная аккуратность Идзумы, я не знаю. Наверное, всё сразу. Но одно непреложно: Хелефайриан принадлежит вам, государыня. И вы обязаны защищать своих вассалов от любой беды, даже если это гнев Предрешателей. Всевладыке я объясню ситуацию сразу же, как получу аудиенцию. Завтра или послезавтра, — одному из лучших фармациев Хелефайриана долго ждать не придётся.
      — Да, — ответила я. — Девятка не тронет ни одного из вас, клянусь.
      Из-за деревьев, с противоположной пиршественной поляне стороны, донеслась музыка. Необычная для хелефайев мелодия. Даже слишком. Я вздрогнула — кто-то играл на лютне Сашкину песню. У Сашки голос был хрипловатый и жёсткий, да и вокальные данные, если честно, никакие. Слушателей он покорял глубочайшей, предельной эмоциональностью исполнения, его полнейшей искренностью. В каждую песню Сашка вкладывал душу, жил в них как в собственной коже. Его песни делались не для вокалистов, а для актёров, их нужно не петь, а воплощать как сценический образ. Вокал в них дело десятое.
      Голос хелефайи прозрачный и звонкий как родниковая вода, лёгкий как цветочный лепесток, а диапазону и совершенству звучания позавидует любой вокалист. Такое пение — красота сама по себе, осмысленные слова ему не нужны. Как, впрочем, и всем здешним бардам.
      Но этот парень рискнул ступить на иную тропу.
 
Не смотреть бы эти сны —
Пробуждения трудны.
В жизни всё наоборот:
Словно хина горек мёд,
По расплёсканной крови
Ходим в поисках любви.
Вновь смотрю я эти сны,
Пусть глаза обожжены
Видом радостных картин,
Что разбитый мир един,
И добро сменило зло,
Боль всю ветром унесло.
Не забыть бы эти сны
От весны и до весны,
Не терять бы в суете
Тропку к радужной мечте.
Не растратить бы себя
О несбывшемся скорбя.
Я сжигаю эти сны —
Маяки всегда нужны.
Ярко светится костёр,
Не погаснет до тех пор,
Пока есть кому идти
По нелёгкому пути.
 
      — Хорошо поёт, — тихо сказал Ильдан, когда песня отзвучала, — душевно.
      Я пожала ему руку.
      — Пока людям нужны Сашкины песни, мой сын жив, — ответил Ильдан.
      — Хотите увидеть певца? — предложил Миденвен.
      — Обязательно, — сказал Ильдан. — Но позже. Сейчас нам пора возвращаться.
      На прощание Далуринг подарил мне запасное астральное зеркало. Я приказала установить его в одной из самых удалённых комнат дворца и, в отличие от всех остальных владельцев, приставила к нему не хранителей, а солидную вооружённую охрану: визит Девятки мне без надобности.