— Тащи с завода каждый гвоздь — ты здесь хозяин, а не гость! — напевал он, забивая матерчатый пояс-набрюшник оставшимся от прошлогодних поездок за рыбой толом. Взрывчатка похожа была на дешевое хозяйственное мыло и пахла военным детством.

Собрался на скорую руку. Побрил щетину.

Хотел зайти в церковь, но вспомнил, что христиане самоубийц не жалуют — и отправился в железнодорожные кассы за билетом до Питера.

В один конец…

Дом на улице Павловича он нашел без труда.

— Вы к кому? — остановил Ивана Тарасовича охранник.

— Я до Андрея Марковича.

— У вас назначено?

— Нет, сынку.

— А по какому вопросу?

Вид посетителя внушал охраннику не то, чтобы опасение, но нечто, отдаленно похожее на тревогу;

— Извините! В стороночку…

Лукашенко подвинулся, пропуская к турникету какого-то дядечку с лысиной:

— Пожалуйста.

Охранник внимательно глянул на разовый, выписанный в бюро пропуск, потом с ног до головы ощупал лысого специальным детектором:

— Что это у вас звенит?

— Ключи! — Посетитель без препирательств и разговоров продемонстрировал металлическую связку.

Охранник еще раз проверил:

— Все?

И убедившись, что действительно все, пропустил его в офис. Потом перевел взгляд на Ивана Тарасовича:

— Так по какому вопросу?

— Я по этому, как его… личному! — выдавил Лукашенко. Он уже понял, что дальше поста со своим самодельным взрывным устройством не пройдет ни за что.

— По личному надо договариваться. Вон, телефон в холле… Да нет, справа. Позвоните секретарю, она все объяснит.

— Спасибо, сынку!

Иван Тарасович подошел к аппарату, набрал номер, что-то для виду стал говорить насчет своего магазина в Киеве… Выслушав объяснения и совет обратиться к директору по сбыту, повесил трубку.

Постоял, изучая красивый рекламный стенд, на центральной фотографии которого ласково улыбался читателям господин Удальцов.

— Вот ты який…

Теперь он решил действовать по-другому.

Ведь этот самый Андрей Маркович когда-нибудь выйдет из здания? Выйдет!

Вон, машина, самая большая из стоящих перед издательством, наверное, его?

Выйдет, шагнет через тротуар… Лукашенко встал перед матово-стеклянным фасадом «Первопечатника» так, чтобы в нужный момент успеть приблизиться к господину генеральному директору.

Чтобы схватить его, стиснуть и тысячу раз повторенным в мечтах движением соединить контакты запотевшей в кармане ладонью.

Взрыв! Очистительный взрыв — и зло погибнет.

Погибнет.

Так, что цена уже будет совсем не важна…

— Согласитесь, история с самого начала попахивала кустарщиной. Этакая клубная самодеятельность, верно?

— Ничего себе! — Виноградов представил себе кадры телевизионного репортажа: залитый кровью асфальт, тела прохожих…

— Я имею в виду чисто техническую сторону, — поправился Михаил Михайлович. — Подрывное дело требует специальной подготовки.

И зачем-то добавил:

— Это вам не рыбу глушить!

— Так почему все-таки рвануло?

— Трамвай… Представляете себе: поворот, провода на дожде заискрили, дали очень мощный электрический разряд. А детонатор у покойного Лукашенко был практически без степеней защиты.

Несколько метров они прошли в тишине.

Во-первых, требовалось подвести некую символическую черту под этой частью беседы, да и сам процесс ходьбы требовал внимания.

Вдоль дорожки, по обе ее стороны, тянулось холодное, серое месиво, и нужно было очень аккуратно ставить ноги, чтобы не поскользнуться и не набрать воды в туфли.

— Вообще-то омерзительное зрелище — первый осенний снег. Верно?

— Ну, поначалу смотрится неплохо. Но утром… Скажите, Михаил Михайлович, я правильно высчитал схему?

— Да, — вопреки ожиданиям Виноградова Пономаренко ответил просто, без условий и оговорок.

Они уже вышли за ограду кладбища, когда спутник Владимира Александровича заговорил — судя по интонации, он не просто рассказывал адвокату обоим прекрасно известные вещи, но старался его в чем-то убедить:

— «Первопечатник» получал от фиктивной реализации пятидесятитысячного тиража каждой толстой книги примерно пятьсот миллионов рублей, при фиктивных же затратах примерно в четыреста, показывая прибыль с каждого нового издания в сотню «лимонов».

— Хороший бизнес!

— Да, неплохой. Но фактически тратилось на тираж миллионов сорок пять, редко больше.

Виноградов кивнул:

— Точно! И по моим прикидкам — процентов двенадцать-семнадцать.

— Они покупали рукописи, не читая, лишь бы набирался нужный объем. Гонорары платили неплохие, причем все официально. И за оригинал-макет тоже: оформление, набор, верстка, корректура… На круг — миллионов тринадцать. А дальше начинались чудеса. Бумага, полиграфические материалы, типографские работы и прочее обходилось им в десять раз дешевле, чем по всем документам! Знаете, за счет чего?

— Знаю.

Но Михаил Михайлович пропустил эту реплику мимо ушей и продолжил:

— За счет того, что фактически делалось не пятьдесят, а пять тысяч экземпляров. Пять! Таллиннскому представительству «Первопечатника» переводилась сумма за полный тираж, там ее конвертировали и уже валютным эквивалентом отправляли в Финляндию, на счета фиктивных фирм. С этих счетов «чистые» денежки расползались дальше по свету, а на остатки крохотная эстонская типография печатала реальный тираж. Ясно?

— А потом эти пять тысяч привозили обратно в Россию.

— Совершенно верно. На случай проверки у них были документы, что это просто транзитный довоз по претензии получателя. А основное, якобы, шло через российскофинскую границу, прямо от «изготовителей».

— Но как же…

— Пока господин Удальцов «честно» платил все таможенные пошлины на ввоз обратно якобы изготовленных за рубежом книг и налоги от «реализации» тиражей, у органов валютного и внешнеэкономического контроля вопросов возникнуть не могло. По бумагам все красиво: «паспорт сделки», перевод денег за рубеж, возврат товара, его продажа, новая сделка… И так — три-четыре раза в месяц!

Владимир Александрович понимал механизм аферы, но масштабы его впечатляли:

— Да, в отличие от операций с «воздухом» и обыкновенной перекачки денег туда-сюда товар можно было потрогать — вот они, книги! Реальные, красивые, с картинками…

— Да, за счет этих экземпляров, продававшихся через лоточников и мелкие магазины, создавалась иллюзия присутствия товара на книжном рынке. А реально на каждом тираже, затратив со всеми накладными расходами миллионов восемьдесят, они получали пятьсот. Но за что? Если финны ничего не печатали, в страну ввозилась одна десятая часть, а значит, и продавать было нечего?

Владимир Александрович сам знал, что из ничего ничего и не бывает, но версию решил выслушать. Сейчас они со спутником уже были на оживленной улице, и до метро оставалось не так далеко.

— Через фирмы, которые считаются якобы постоянными оптовыми покупателями тиражей господина Удальцова, легализовывались криминальные доходы ряда российских организованных преступных сообществ.

— Мафия, — хмыкнул Виноградов.

— Наличные деньги приходовались через кассу как выручка от якобы проданных книг. Затем, в виде безналичных платежей по договорам, они поступали на счет «Первопечатника». Оттуда — далее по схеме.

— Постоянная оптовая сеть… — Владимир Александрович припомнил список Студента, — Но ведь были и другие организации, от которых приходил «безнал»?

— Да. Вы имеете в виду «Науку-девять»?

— Допустим.

— Это все жадность Андрея Марковича… Осторожнее! — Пономаренко схватил зазевавшегося адвоката за локоть и резко отдернул от края проезжей части.

В тот же момент мимо пронеслось ярко-желтое такси, едва не обдав обоих мужчин веером выбитой из-под колес грязной воды.

— Спасибо, — Виноградов стряхнул с брючин мелкие брызги.

— Так вот, насчет посторонних фирм… Все очень просто — банальная обналичка за небольшой процент! Составлялся фиктивный договор, господину Удальцову переводились на счет деньги за якобы проданную литературу. А он вычитал себе небольшие комиссионные и отдавал «черную» наличность, благо ее было полно.

В целом, такая ситуация вполне соответствовала догадкам Виноградова:

— Вообще-то, можно значительно дешевле. Терять чуть ли не четверть…

— Зато так было надежнее! При относительно невеликих накладных расходах процентов семьдесят «отмытой» по каждой такой операции суммы оставалось на Западе в виде абсолютно легальных капиталов! Происхождение которых не вызовет сомнения ни у одного банка, ни у одной полиции мира. Ясно?

— Допустим. А ваш интерес?

— Опять об этом!

Виноградов не рассчитывал на ответ, но инициативу из рук выпускать не хотелось:

— Сколько с каждой сделки имела «контора»?

Михаил Михайлович рассердился и довольно натурально сплюнул себе под ноги:

— Я не знаю, что там вам наплел господин Тоом! Но ФСБ об этом узнало только после того, как была отфиксирована активность их экономической разведки вокруг «Первопечатника». Мы, естественно, начали разбираться, что к чему, уяснили происхождение денег и схему их оборота, но… — Пономаренко остановился, заставив то же самое сделать и Владимира Александровича: — Не отдавайте ничего эстонцам. Прошу вас!

— Почему? — сделал удивленные глаза Виноградов.

— Они не собираются никого разоблачать, они просто хотят перехватить контроль за этим каналом нелегальной перекачки денег!

— У кого перехватить? У вас? — адвокат продемонстрировал полное непонимание.

— Господи, опять двадцать пять! — Видимо, отчаявшись, собеседник заговорил значительно жестче: — Послушайте, ведь по новому Кодексу государственная измена — это не только шпионаж или выдача государственной тайны. Это еще и, простите за цитату, «иное оказание помощи иностранному государству, иностранной организации или их представителям…». Припоминаете?

— Разумеется! Но и дальше помню: «…или их представителям в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации». Верно? Так что не надо насчет государственной измены, а то обижусь.

— Да, конечно, — после довольно-таки продолжительной паузы вынужден был согласиться Михаил Михайлович.

Как-то незаметно они оказались у самого входа в метро и встали в сторонке, чтобы не мешать пассажирам.

— Состава преступления нет. Но…

— Раньше это называлось — гражданская позиция! — любезно подсказал Виноградов.

— Вот именно.

— А что, собственно, так уж не устраивает контрразведку в моей гражданской позиции? Каким образом удар по бандитской кассе наносит ущерб внешней безопасности государства? Вы же ведь не станете утверждать, что основой конституционного строя, суверенитета и территориальной целостности России являются доходы от организованной преступности?

— Однако эстонские спецслужбы…

— Да пропади они пропадом, эти прибалты! Вместе со Средней Азией и всеми республиками солнечного Закавказья! Но я — адвокат. И привык выполнять обязательства перед клиентами. — Под сердцем у Виноградова зашевелилось нечто, похожее на сомнение в собственной правоте. — Впрочем, все равно слитком поздно… Хотите — верьте, хотите — нет, но материалы по «Первопечатнику» уже переданы людям Уго Тоома. И ониэту информацию используют как надо! В отличие от вашего начальства.

Михаил Михайлович покачал головой:

— Почему вы нас так не любите?

— Ребята, а за что вас любить? — искренне удивился Владимир Александрович.

— И не боитесь?

— Боюсь. Но на свете есть столько причин для страха, что ваша «контора» находится только где-то в середине списка.

— Неужели?

— Знаете, Михаил Михайлович, в России порядочному человеку даже не прилично как-то хоть разок не посидеть в тюрьме. Вот лет через двадцать спросят, почему не сидел — что ответишь?

Собеседники помолчали, глядя друг на друга с некоторым сожалением. Наконец Михаил Михайлович покачал головой:

— Зря! Честное слово жаль, что вы мне так и не поверили.

— Ничего не поделаешь.

Владимир Александрович пожал протянутую для прощального пожатия руку и прежде, чем скрыться за стеклянной дверью, обернулся:

— Может, как-нибудь в следующий раз?

— Да не пошел бы ты! — вздохнул Пономаренко. — Доживи сначала до следующего раза…