Глава первая

Владимир Александрович шел по улице и думал о странном. Он любил время от времени зацепиться усталым сознанием за какую-нибудь совершенно бессмысленную ерунду и не торопясь перекатывать ее с боку на бок, пробовать на ощупь и на зуб, обнюхивать и приминать.

Такие мысли, вовсе не обязательные и не связанные с повседневной борьбой за существование, были для Виноградова чем-то вроде китайской оздоровительной гимнастики — и тонус поддерживает, и при случае легко оборачивается боевым применением.

На этот раз в голове крутилась фраза из полузабытой всеми песни о Гражданской войне. Той самой песни, где невеста-комсомолка всей душой желала своемулюбимому «если смерти — то мгновенной, если раны — небольшой…».

Владимиру Александровичу казалось, что политическая подоплека текста вторична и не имеет значения — просто написал его истинно русский человек, познавший войну не только собственным страшным опытом, но и генетической памятью поколений.

Именно — русский…

Вообще идеи революционной жертвенности идеально соответствуют нашему национальному характеру. Достаточно вспомнить «…и как один умрем в борьбе за это».

Р-романтика? Не важно, за что! За это.

Каким бы оно ни было.

А тут еще — любовь. Любовь и смерть…

Ни одна нормальная иностранка такого своему жениху не пожелает. Не додумается! А если и пожелает, то не вслух.

— Вы выходите?

— Что? — Виноградов очнулся и не которое время разглядывал через окно троллейбуса проползающие мимо дома. Стекло запотело, и потребовалось усилие, чтобы сориентироваться.

— На следующей выходите? — повторили за спиной уже с раздражением.

— Да, выхожу. Простите… — Владимир Александрович запоздало протиснулся к задней двери между носатым студентом и дамой в летах.

Створки со скрежетом разошлись в стороны, и Виноградова выдавило наружу.

— Фу, слава Богу!

Общественный транспорт всегда действовал на него угнетающе. В прежние времена, когда еще не открыли их ветку метрополитена, до работы приходилось добираться с тремя пересадками. Поэтому в час пик он обычно оказывался у себя за столом куда позже, чем хотелось бы, — опустошенный, усталый и с истрепанными до неприличия нервами.

Владимир Александрович родился в неповторимо прекрасной северной столице, любил Петербург и не представлял себе жизни без него, но… После поездок в переполненном транспорте он иногда ловил себя на мысли, что, в конце концов, любой город планеты — всего лишь противоестественная концентрация огромного числа неприспособленных для этого человеческих особей на крохотном кусочке обитаемого пространства.

Идти от метро до Дворца Молодежи Виноградову показалось далековато: время дорого, да и погода отнюдь не располагала к пешеходным прогулкам. Народу на остановке поначалу было немного, однако троллейбус заставил себя подождать, и когда он наконец прибыл, Владимир Александрович еле-еле втиснулся внутрь.

Ладно, теперь-то уж чего? Главное — добрался!

Виноградов перепрыгнул огромную лужу напротив семейного общежития и вскоре уже был у цели.

Дворец Молодежи на набережной… Он был выбран для предстоящей встречи совсем не случайно — по традиции поздней осенью облицованные мрамором холлы второго этажа на неделю сдавались в аренду участникам «Международной печатной ярмарки».

Сотни человек из России и стран Содружества собирались на свою профессиональную «тусовку» — здесь они раз в году были не конкурентами, а веселыми и дружелюбными членами гильдии книгоиздателей и книготорговцев.

Банкеты, банкетики, междусобойчики…

Нет, разумеется на ярмарке нередко заключались и взаимовыгодные коммерческие сделки. Но все же главным для этих людей на неделю была возможность просто-напросто «оттянуться» в своем, достаточно узком и специфическом, кругу.

— Здравствуйте!

На первый этаж Виноградов проник беспрепятственно, но перед лестницей его осадили не очень вежливые ребята спортивного вида:

— Вы куда?

— Наверх, — Владимир Александрович показал пальцем в сторону перегородки, из-за которой отчетливо доносились нетрезвый женский смех и перезвон хрусталя.

— Вы участник ярмарки? Где ваш пропуск?

— Я приглашенный.

— Тогда оформите гостевую карточку.

Людей вокруг почти не было — все, кому положено, уже находились внутри, а случайные посетители мирно ушли восвояси.

— Я не надолго! — По старой милицейской привычке Виноградов терпеть не мог, когда его куда-нибудь не пускают.

— Все равно. Надо оформить карточку.

— Да, так положено, — подтвердил слова напарника «спортсмен» постарше. — Если на Вас имеется письменная заявка…

На втором этаже, за могучими спинами охраны, невидимый и недоступный пока для Владимира Александровича оркестр грянул туш.

— Извините! — Запоздалый счастливчик, носитель красивого пропуска с фотографией, выбежал из туалета, проскользнул между замершими на лестнице мужчинами и понесся на медные звуки духовых инструментов.

— Где это выписывают? Ну, гостевые карточки?

— В отделе регистрации. Обратно по коридору — и сразу же налево. Там столики с табличками.

Виноградов сделал вид, что не испытывает в отношении стражей порядка ничего, кроме искреннего уважения, и отправился вниз, к представителям оргкомитета. Там одинокая женщина со следами вчерашнего банкета на красивом, но перенасыщенном косметикой лице без лишних слов заполнила и выдала Владимиру Александровичу пластиковый прямоугольник на прищепке.

— Фамилию сами впишите, ладно? — Она не выспалась и настолько уже обалдела от сутолоки и суеты, что выдала бы пропуск даже Басаеву с пулеметом.

Адвокат поблагодарил несчастную жертву похмельного синдрома и почти на ее глазах вывел черным фломастером по специально отведенной строке:

«ДОСТОЕВСКИЙ Ф. М. Писатель»

— Вот, совсем другое дело! — похвалил его охранник помоложе, увидев прицепленную к лацкану табличку.

— Видите, как просто и быстро, — кивнул другой страж ворот. — А то некоторые скандалят, понимаешь…

— Нет, ну что вы! Порядок обязательно должен быть, — согласился Виноградов. — В конце концов, вы это делаете для нашего же блага, верно?

— 

…Человека, на встречу с которым опаздывал адвокат, в недалеком прошлом звали просто Леня. Имелась у него, разумеется, и фамилия, но фигурировала она только при составлении административных протоколов.

Зато среди спекулянтов-«мажоров» и мелких валютчиков Леня был известен как Студент, а вот по специальным учетам милицейской агентуры проходил под соответствующим номером и псевдонимом «Мартов».

Происхождение этого псевдонима объяснялось отнюдь не особой симпатией старшего оперуполномоченного БХСС Виноградова к меньшевикам из российской социал-демократии. Просто Владимир Александрович «сделал» его в самом конце квартала, который как раз и приходится на первый весенний месяц.

— Мартов? — переспросил тогда начальник отделения, глянув на свежеисполненную подписку о негласном сотрудничестве.

— А чем плохо?

— Плевать! Хоть бы и Троцкий…

И выдал толстую пачку пронумерованных бланков:

— Заполняй!

Так и появился в сети милицейского спецаппарата еще один боец невидимого фронта.

Владимир Александрович и Леня были тогда молоды и в меру циничны. Выгода от их встреч оказалась вполне обоюдной — Студент теперь мог без особой оглядки на «органы» БХСС делать свой полукриминальный бизнес, а задержанные по его информации конкуренты оборачивались для Виноградова высокими оперативно-розыскными показателями.

Случалось, и выпивали вдвоем… Словом, за годы негласного сотрудничества между ними установились отношения если и не дружеские, то во всяком случае далеко выходящие за рамки деловых.

— Мы в ответе за тех, кого приручили… — постоянно цитировал классика капитан Виноградов.

И поэтому, когда пришло время уйти «наверх» и сменить объект оперативного обслуживания, вызвал он «Мартова» на конспиративную квартиру:

— С кем-нибудь другим сотрудничать будешь?

— Нет.

— Подумай. Я тебя больше прикрывать не смогу.

— Плевать…

— Ну и правильно. — Владимир Александрович достал из-под скатерти бутылку и налил по первой: — Будь здоров! Мы славно поработали. Верно?

— Верно, Саныч. Давай за то, чтобы у нас все было и нам за это ничего не было!

Так они и расстались — не то, чтобы со слезами на глазах, но и без радости, крепко и навсегда повязанные общей опасной тайной.

Однако давно и не нами замечено: Ленинград — город маленький, даже при обоюдном желании разминуться в нем почти невозможно… За минувшие годы судьба то и дело сводила их на короткое время, ничего не требуя и ни к чему не обязывая, а потом опять играючи растаскивала в противоположные стороны.

Но на этот раз встреча была спланирована, и инициатором ее выступил Владимир .Александрович. За день до начала осенней ярмарки он набрал номер радиотелефона.

— Алле! Слушаю.

— Это я, здравствуй. Узнал?

— Саныч? — удивился Студент. — Привет!

— Говорить можешь?

— Вроде бы… Что-то случилось?

— Ты как насчет повидаться?

— Очень нужно? — видимо собеседник покосился на часы или «еженедельник» в кожаном переплете.

— Хотелось бы… — В последней, полученной Виноградовым от Лени, визитной карточке местом работы бывшего валютного спекулянта значился Издательский Дом «Ладога-плюс». — Ты по-прежнему коммерческий директор?

— Да. А что, Саныч, неужели написал чего-нибудь? Романчик про милицию?.. Давай, неси!

— Нет, пока рано.

— А что? Сейчас все пишут. И кто может, и кто не может… У тебя бы получилось.

— Леня, ты завтра-то как? — вернул беседу в конструктивное русло Виноградов.

— Завтра… Завтра ярмарка открывается! Понимаешь?

— Понимаю. А послезавтра?

— Послезавтра все опохмеляться будут, так что тоже… Вообще, там целую неделю будет дым коромыслом.

Столько Владимир Александрович ждать не мог, поэтому они договорились, что встретятся прямо во Дворце молодежи. С точки зрения конспирации это было не безупречно, хотя иногда оперативная наглость действует лучше самых проверенных мер предосторожности: лежащее на виду обнаружить всего труднее.

…И вот теперь он с бокалом бесплатного шампанского в руке выискивал в шумной и неорганизованной толчее книгоиздателей и книготорговцев своего бывшего негласного сотрудника.

Дамы и господа, собравшиеся вокруг импровизированной трибуны, были уже изрядно навеселе. Впрочем, пьяных до полного неприличия не наблюдалось — те, кто не смог оправиться после вчерашнего банкета, отлеживались по квартирам и гостиничным номерам, и на утреннюю презентацию прибыли самые стойкие.

Несмотря на дурную привычку спешить, Владимир Александрович некоторое время послушал забравшегося на трибуну оратора — молодого и, видимо, очень удачливого москвича. Парень с юмором рассказывал о том, как летом «полиция нравов» изъяла тираж «Энциклопедии банного дела»:

— И тогда я спрашиваю: «Товарищ полковник, а вы сами пробовали париться в рубашке и галстуке? Или все-таки раздеваетесь?» Ну, он, конечно…

Виноградов касался губами шампанского, смеялся вместе со всеми, кивал, аплодировал — одновременно притирая себя к окружающей обстановке и стараясь раствориться в ней до эффекта незамечаемости.

Лени в поле зрения не было. Зато в противоположном углу о чем-то беседовал с популярной телеведущей господин Удальцов — судя по отсутствию камеры рядом и слащавому выражению на физиономии Андрея Марковича, разговор носил характер неофициальный и ни к чему не обязывающий.

Адвокат убедился, что не выделяется из веселой толпы собравшихся, еще раз обшарил глазами окружающее пространство и, не обнаружив поблизости интересующего человека, двинулся вдоль книжных стеллажей.

Стенды с эмблемами и названиями организаций-участников выстроились нескончаемой чередой по периметру — часть из них была оставлена без присмотра хозяевами, собравшимися в центре холла, возле других копошились какие-то люди.

Владимир Александрович поневоле обратил внимание на географию книжного бизнеса: в издательском деле и реализации откровенно преобладали московские фирмы. Северная столица тоже, конечно, пыталась создать иллюзию паритета, но даже на правах хозяина ярмарки ей это удавалось плохо. Остальные регионы были представлены постольку-поскольку — скорее для приличия, чем в реальном расчете на достойное место среди партнеров по рынку. Так же, впрочем, как и ближнее зарубежье…

Книг было много — хороших и разных. Наверное, даже слишком много для того, чтобы на чем-нибудь остановить взгляд. Как в огромном музее, где на единицу площади собрано такое количество гениальных шедевров, что у посетителя достаточно быстро наступает эмоциональное отупение.

Тем не менее Владимир Александрович время от времени останавливался и с уважением брал в руки какой-нибудь крохотный томик стихов или огромный, укутанный в суперобложку, фолиант на полпуда весом: здорово! надо же! умеем ведь!

Потом улыбался, благодарил и шел дальше.

На каком-то из стендов снял с полки репринтное переиздание Павла Крусанова: « — Клянусь, мы победим, — сказала Мать своим генералам. — Быть может, не сразу, но победим».

Перелистнул, добираясь до ставших уже классикой выводов о строгой обратной связи между предметом и его отражением в зеркале.

Изумительно! «Стоит сыщику, отвлекшись от трудов, отправиться в тишайший пансионат или в познавательное путешествие на пароходе, как там неизбежно совершается преступление».

— Будете брать? — нарушая традицию, полюбопытствовала длинноволосая и молодая хранительница книжного изобилия.

— Сколько она у вас?

Девушка назвала сумму. Владимир Александрович крякнул, но отступать было неловко — расплатившись, он положил брошюру в портфель.

Проходя мимо красочно оформленных стеллажей эстонского издательства «Калев», он без особого удивления заметил господина Тоома, просматривающего каталог современной абстрактной живописи. Полицейский тоже увидел его, но здороваться не стал — очевидно, так было правильнее.

Книги, альбомы, какие-то постеры и плакаты…

Наконец, прямо перед носом Виноградова возник логотип затерявшегося среди бесчисленных конкурентов Издательского Дома «Ладога-плюс». Адвокат сделал было шаг в сторону заветной цели, но по счастью замешкался.

— Владимир Александрович?

Голос за спиной не принадлежал Студенту, но показался Виноградову знакомым.

— Да, в чем дело?

— Здравствуете! — Сзади стоял и приветливо улыбался человек, который при их первой встрече, случившейся совсем не давно, представился, как Михаил Михайлович Пономаренко. Адвокат очень хорошо запомнил имя, отчество и фамилию это мужчины, а также звание и место службы.

— Здравствуйте.

— Книжками интересуетесь?

— Это что — плохо? Вроде бы в последнее время ваше ведомство за чтение «Доктора Живаго» и старика Солженицына не сажает?

Оперативного сотрудника Федеральной службы безопасности вывести из себя оказалось непросто:

— Зря вы так, Владимир Александрович. Диссиденты, самиздат… Какая, право, ерунда!

Незаметно так вышло, что они теперь двигались вместе, плечом к плечу. Со стороны их можно было принять за давних приятелей.

— Кого-то ищете?

— В каком смысле? А-а… Не кого-то, а что-то! — поправил Виноградов. — А вы?

— Я-то? Да так просто… Люблю грешным делом покопаться в книгах.

Оба улыбались и не верили ни единому слову друг друга.

— Справочник ищу. По законодательству.

— О, этого добра здесь навалом! — Как и рассчитывал Виноградов, контрразведчик сразу же. повернулся в сторону секции напротив самого выхода, где обосновались производители юридической литературы.

— Где? Точно! Как же я проглядел-то… — Владимир Александрович всем видом своим изобразил беспредельную благодарность за информацию и в сопровождении Пономаренко засеменил по направлению к разномастным орлам, щитам, мечам и прочей государственно-правовой символике.

— Ну-ка, ну-ка! — Главное было сейчас — поскорее увести «хвост» подальше от места, где в любую секунду мог появиться заждавшийся и скорее всего не трезвый Студент.

— А что за справочник?

— «Основы правовой самозащиты».

— Не слышал…

— Очень толковая вещь!

Разумеется, поиски и расспросы были долгими и безрезультатными.

— Ладно, потом покатаюсь по магазинам.

— Серьезно? Стоит ли… — пожал плечами Пономаренко. — Вы попросите Андрея Марковича, он по своим каналам мигом любую книгу достанет.

— Кого, простите?

— Удальцова. Неужели не знакомы? Во-он идет! Видите?

Генеральный директор «Первопечатника» как раз шествовал мимо них через холл в сопровождении свиты, охраны и челяди.

— Андрей Маркович! Приветствую вас.

Удальцов без особого выражения посмотрел на окликнувшего его человека:

— Добрый день.

Потом перевел взгляд на Владимира Александровича и посуровел, потемнел лицом:

— И вы здесь?

Виноградов виновато развел руками:

— Случайно!

Генеральный директор крупнейшего из российских издательств пробормотал что-то недружелюбное и проследовал дальше — на выход. Вслед за ним, подобно шлейфу кометы, потянулись многочисленные сопровождающие.

— Нам с вами по-прежнему не о чем побеседовать? — обернулся к адвокату Пономаренко.

Он явно считал себя в этом раунде победителем, но Владимир Александрович пока еще не разобрался, за что и, главное, кем здесь засчитываются очки.

— Почему же не побеседовать?

— Тогда, может быть, спустимся в буфет? Посидим?

Виноградов хотел было ответить согласием, но осекся. Краем глаза он заметил неотвратимо приближающуюся к выходу из ярмарочного зала шумную кампанию, в которой мелькнули золотая оправа и лысина Лени-Студента.

Задушевная встреча втроем — с действующим контрразведчиком и бывшим негласным сотрудником милиции — в планы адвоката пока не входила.

— Знаете, я сейчас немного тороплюсь.

— Жаль! Очень-очень жаль… — пока чал головой Михаил Михайлович.

— Как-нибудь в другой раз! Позвоните, ладно? Вот визитная карточка.

— Спасибо. Мой телефон вы знаете.

— Всего доброго! До встречи, — от кланялся Виноградов.

— До скорой встречи… — как и несколько дней назад уточнил Михаил Михайлович.

…Тогда на прощание они обменялись точно такими же фразами.

Было это на скользком от грязи и мокрого снега крыльце таможенного пункта — там, где Эстония граничит с Россией по самому краешку Псковской области.

Погода испортилась в одночасье, и даже окружающий приграничную территорию лес не спасал от разверзшихся хлябей небесных и ветра со стороны Чудского озера.

— Кто это? — Уго Тоом, одетый по случаю операции в тесноватый комбинезон эстонского таможенника, подошел к Виноградову и подозрительно посмотрел вслед забирающемуся в кабину грузовика парню.

— Водитель, — пожал плечами Владимир Александрович.

— Что он хотел?

— Спрашивал, как сегодня дорога до Пскова. Можно ли вообще проехать.

— Надеюсь, вам не нужно напоминать об осторожности?

— Да нет, все в порядке. Потрепались о том, о сем…

Беспредметная разговорчивость русских, да еще повстречавшихся за границей, нисколько не удивила господина Тоома:

— Хорошо! Начинаем.

— Мне идти с вами?

— Нет, подождите здесь.

Мимо замерших на крыльце людей неторопливо прополз большегрузный рефрижератор с российскими номерами. Из-за руля со скучающим видом бывалого «дальнобойщика» оглядывал уплывающие назад постройки недавний виноградовский собеседник.

«Артист! — подумал Владимир Александрович. — Клоун… Интересно, а что будет, если я сейчас предупрежу полицейского?»

Впрочем, и он сам, и пересекающий границу человек знали, что этого не произойдет. Знали задолго до той минуты, когда к оставшемуся в одиночестве радом с таможенным модулем адвокату подошел этот улыбчивый парень в кожанке.

В зубах у него торчала пожеванная «беломорина», на руках темнели следы какой-то машинной смазки:

— Слышь! Как там сегодня до Пскова — проехать можно?

— Не знаю! — пожал плечами Виноградов. — Оттуда, вроде, едут мужики.

— Это хорошо, — кивнул неожиданный собеседник. — Слушай, покажи-ка, где здесь поворачивать?

Он торопливо, опережая возможный отказ, раскрыл перед носом Владимира Александровича замасленный и потертый атлас автомобильных дорог.

— Да я, в общем-то…

— Нет, ты глянь. — Водитель переломил книгу на заложенном чем-то участке карты: — Глянь!

Закрывая несколько сотен спроекцированных на бумагу квадратных километров земной поверхности, на Виноградова снизу вверх смотрело служебное удостоверение Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и области.

Запаянная в полиэтилен «ксива» подтверждала, что изображенный на фотографии человек действительно зовется Михаилом Михайловичем Пономаренко. А также имеет определенную должность в контрразведке и офицерское звание.

Нет необходимости добавлять, что снимок полностью соответствовал стоящему сейчас рядом с Владимиром Александровичем оригиналу.

— Ну? — без особого энтузиазма поднял глаза адвокат.

Пономаренко перелистнул пару страниц атласа — так, что удостоверение исчезло из поля зрения и вместо него возник именно тот участок международной автотрассы, на котором они находились.

— Вас уже продали… На них работает один из таможенников, фамилия пока неизвестна.

— О чем это вы?

— За «КамАЗом» от Таллинна шла машина обеспечения — синяя иномарка с тартусскими номерами. Водителю уже успели передать документы.

— Не совсем понимаю, почему…

— Владимир Александрович, — легко назвал Виноградова по имени и отчеству «дальнобойщик» из госбезопасности, — вы давно Дениса не видели?

— Какого Дениса?

— Нечаева… Мы с ним виделись как-то — приятный парень! Но куда-то пропал последнее время.

— Пбслушайте, а вы не…

— Ладно, земляк! Счастливо оставаться, — не дослушав, повысил голос собеседник. Тут же Виноградов заметил приближающегося Уго Тоома. — До скорой встречи!

«Водитель» направился к машине, посторонившись, чтобы пропустить полицейского…

Рефрижератор тем временем уже пересек символическое пространство между пограничными постами и находился на территории Российской Федерации.

— Внимание!

Место на досмотровой площадке занял очередной грузовик — на этот раз именно тот, которого ждали.

«КамАЗы» давным-давно уже стали чем-то вроде интернационального символа былого могущества СССР: в одном ряду со «Столичной» водкой и автоматом Калашникова. Империя поставляла их друзьям по всему миру — впрочем, и недруги с охотой использовали эти машины без всяких идеологических колебаний. Виноградов встречал характерно обтесанные силуэты «камазовских» кабин на трассах Северной Европы, в африканских пустынях, на горных дорогах простреленного Закавказья и даже за океаном.

Этот, подошедший со стороны Тарту, большегрузный автомобиль был выкрашен хозяевами в цвета государственного флага республики. Сине-бело-черные полосы патриотично следовали одна за другой вдоль тентованного кузова по крыше и под лобовым стеклом.

Из-за руля прямо в лужу спрыгнул человек с ворохом сопроводительных бумаг. Поздоровался. Огляделся.

Переодетый таможенником господин Тоом ответил что-то, и оба несколько нарочито засмеялись.

Пока полицейский изучал поданные документы, молоденький пограничник в сопровождении второго водителя занялся поверхностным осмотром: пошуровал в кабине, сунул нос под сиденье, заглянул куда-то между колес и несколько раз механически стукнул по грязному железу топливных баков.

Наконец все четверо собрались вместе. Уго не торопясь пролистывал страницу за страницей, что-то спрашивал, выслушивал ответы…

Очень хотелось поприсутствовать, но Владимир Александрович только сунул руки в карманы плаща и не двинулся с места: во-первых, он почти ни слова не понимал по-эстонски, а во-вторых, каждый должен заниматься своим делом.

Неожиданно для всех полицейский сложил документы вдвое и сунул их себе за пазуху. Жестом велев остальным участникам разговора идти следом, он направился вдоль прорезиненного тента.

Водитель демонстративно пожал плечами, но подчинился. В сопровождении засуетившегося напарника и солдата пограничной охраны он пошел, куда было приказано.

Не обернувшийся ни разу господин Тоом остановился только напротив опломбированных дверей — занятая Виноградовым позиция позволяла, не сходя с места, следить за всеми изменениями мизансцены.

И без перевода было понятно, что от водителя требуют открыть кузов.

Подошедший откуда-то сбоку «настоящий» таможенник из дежурной смены показал на скопившиеся уже перед зоной досмотра грузовики — мол, народ задерживаем. Но Уго так рявкнул на него, что «коллега» обмяк и растворился, а вороны с окрестных берез снялись с места и шумно загомонили над лесом.

Сопровождающему ничего не оставалось, кроме как продемонстрировать груз.

— Черт! — После нехитрых манипуляций с клещами и каким-то коловоротом, двери кузова распахнулись и закрыли от глаз Виноградова происходящее: видны были только четыре пары ног, переминавшихся перед разверстым чревом. Ноги всего несколько секунд пребывали в относительной неподвижности — потом, судя по всему, водитель вместе с пограничником залезли внутрь.

Владимир Александрович совсем было решился подойти поближе, но все закончилось, вопреки ожиданиям, довольно быстро. Исчезнувшие из поля зрения две пары ног вернулись обратно, на мокрое покрытие дороги, дверь закрылась, и Виноградову стали снова видны все без исключения участники процедуры досмотра.

Тоом вместе с человеком, отдавшим ему сопроводительные документы, прошествовал по направлению к таможенному модулю, солдат отправился восвояси, а сменный водитель сел за руль, чтобы освободить досмотровую зону для следующего «дальнобоя».

Когда переодетый полицейский поднялся на крыльцо, Владимир Александрович шагнул к нему:

— Простите, а со мной-то как?

— Придется ждать! — с акцентом, но по-русски отчеканил «таможенник».

— Да сколько же можно?

Не удостоив ответом, господин Тоом пропустил впереди себя спутника и зашел в помещение. Следом потянулся Виноградов:

— Но все-таки нельзя же так…

Голос у него был жалобный и просящий, но с намеком на возмущение.

Уго поморщился:

— Нате! Заполняйте еще раз.

Получив розовато-сиреневый бланк, адвокат уселся в углу за один из свободных столиков огромного пустого кабинета. Достал паспорт, какие-то справки и страховые квитанции — и сделал вид, что целиком погружен в обязательные формальности.

Впрочем, с таким же успехом Владимир Александрович мог оказаться и снаружи — ни слова не понимая из диалога водителя с Тоомом, он ориентировался только на интонации. «Таможенник» сначала говорил с перевозчиком на грани крика, но потом постепенно сменил гнев на милость — тот же вел себя вполне уверенно, хотя и без наглости.

Наконец Уго поднял телефонную трубку и набрал номер.

Разговор занял не больше трех минут — нажав на рычаг отбоя, эстонец вытащил из ящика стола штампик и несколько раз с силой придавил им грузовые документы. Коротко пояснил — очевидно, речь шла о том, что водителю следует делать дальше. Не прощаясь, повернулся к Виноградову:

— Ну? Заполнили?

— Да, только вот здесь не знаю, что надо…

Когда дверь за непойманным вором закрылась, оба некоторое время сидели молча. На господина Тоома было жалко смотреть — сейчас этот крупный, пожилой мужчина напоминал первоклассницу, у которой дворовые хулиганы отняли любимую куклу.

Первым нарушил паузу Владимир Александрович:

— Недостача оформлена?

— Откуда вы знаете?

— Догадался.

— Мать их… душу перемать! — по-русски выругался полицейский. Потом взял себя в руки: — Видимо, они были предутгреждены.

— Откуда вы знаете?

— Догадался, — с нехорошей усмешкой повторил собеседник реплику Виноградова. — Догадался…

По словам Уго Тоома водитель сразу же предъявил ему полный комплект б^маг, из которых следовало, что грузовик следует в Санкт-Петербург полупорожним рейсом, всего лишь с несколькими сотнями книг. Он пояснил, что везет так называемую «допечатку» — остаток пятидесятитысячного тиража, недопоставленный по какой-то причине российскому заказчику. Основной груз ранее был отправлен прямиком из Финляндии, но при фактическом пересчете получатель — издательско-книготорговая фирма «Первопечатник» — оформил акт и сообщил об этом своему филиалу в Таллинне. Связались с производителями, те спорить не стали и без проблем компенсировали копеечную недостачу.

Разумеется, все сказанное подтверждалось необходимыми сопроводительными документами, копиями факс-переписки и контрольным звонком Тоома эстонскому грузоотправителю.

— Бред! В нормальных условиях дождались бы попутной оказии или следующей отправки какой-нибудь новой книга, если у них постоянные связи.

— Да, конечно… Перевозка обойдется так дорого, что проще эти книжки на золоте печатать.

— А придраться не к чему, — вздохнул полицейский.

— Ну, что же! Нет худа без добра.

— Что вы имеете в виду?

— Все это значит: наша версия подтверждается.

— Но если прошла «утечка» и они сообразили, что схема просчитана и больше работать не будет…

— Любая структура имеет определенную инерционность, — усмехнулся Тоом. — Подчинение отучает принимать быстрые и самостоятельные решения!

Настроение у него постепенно выправлялось:

— Плохо, конечно, если они догадаются, но… Придется, во-первых, побыть здесь не полдня, а пару суток — подтянем еще людей и будем трясти все эстонские грузовики. Дадим «утечку» в прессу про якобы проводимую полицией безопасности плановую операцию против контрабандистов оружием. Потом выступим с официальным опровержением.