Глава 1

— Ну что, нравится тебе моя идея? — спросил Альберт Дадамян у Потапова, после того как изложил суть своего предложения.

Потапов молча взял с невысокого столика бутылку «Мартини» и разлил её содержимое по бокалам.

— Давай лучше выпьем, Алик.

— Выпьем, Серёжа, конечно, выпьем, — с готовностью согласился Дадамян и тоже взял бокал.

Когда оба их осушили, Альберт, хитро прищурившись, посмотрел на задумчивого Потапова и снова спросил:

— Ну что, вступаешь в мою Ассоциацию спортсменов-предпринимателей?

Потапов усмехнулся:

— Кто тебе это название придумал?

— Чем плохо название? — недоуменно пожал плечами Дадамян. — Я сам его придумал. Мы с тобой бывшие спортсмены: я борец-классик, ты боксёр. Оба теперь бизнесом занимаемся.

— Я, Алик, уже давно не боксёр, а скорее коккер-спаниэль, — отшутился Потапов, вынимая из пачки сигарету и прикуривая её, — в спортзале на тренировке последний раз лет десять назад был, сигареты, как ты, наверное, успел заметить, изо рта не выпускаю.

— Э-э-э, — взмахнул рукой Дадамян, — брось прибедняться, Серёжа, ты ещё форму держишь, а я вот совсем расплылся.

После этих слов Альберт с довольной улыбкой на устах положил густо покрытую волосами руку на свой весьма внушительных размеров живот.

Дадамян был высокий сорокалетний мужчина с седыми волнистыми волосами, сильно уже поредевшими.

Когда-то Альберт выступал на борцовском ковре, но, бросив спорт, прибавил килограммов тридцать и в свои сорок лет выглядел восьмипудовым увальнем с неизменной добродушной улыбкой на лице и иронично поблёскивающими чёрными глазами.

Дадамян был первым и одним из немногих спортсменов в области, выполнившим норматив мастера спорта международного класса. Поэтому он слыл любимцем не только у многочисленных спортивных болельщиков, следивших за его успехами как на всесоюзной, так и на международной арене, — его также уважали и ценили местные деятели, гордившиеся тем, что воспитали в области такого прекрасного борца.

Во многом благодаря своей популярности среди «отцов» области Алик по окончании спортивной карьеры успешно начал карьеру спортивного функционера.

С начала перестройки Алик, как его звали близкие друзья, возглавлял уже первый в области негосударственный Фонд поддержки спортсменов. Кроме этого, он был учредителем многих коммерческих предприятий, кои успешно развивались, пользуясь его влиянием и поддержкой.

— Кабинетная работа, сам понимаешь, — улыбался Альберт, — самое спортивное мероприятие для меня сейчас — это баня. Каждую неделю хожу туда с друзьями, хочешь, и ты приходи.

Я по понедельникам в Щукинской бане парюсь, там в этот день никого, кроме меня и моей компании, не бывает. Посидим, пивка попьём, заодно и дела обсудим.

— Спасибо, Алик, — поблагодарил Потапов, — обязательно воспользуюсь твоим предложением… сходить с тобой в баню.

Блестящие глазки Альберта внимательно и цепко впились в лицо Потапова:

— А как насчёт другого моего предложения? — спросил Дадамян. — Пойдёшь со мной вместе в политику?

— Знаешь что, Алик, — улыбнулся в ответ Потапов, — если бы ты организовывал ассоциацию спортсменов, я бы с радостью возглавил в ней фракцию бокса, а лучше — настольного тенниса, меньше ответственности и денег требует… Помогали бы спортсменам после завершения их спортивной карьеры устраиваться в жизни, детский спорт бы развивали. Всем этим я, правда, и так занимаюсь, но в компании с тобой я бы делал это с ещё большим удовольствием.

— Что тебя, Серёжа, смущает? — спросил Дадамян.

Потапов усмехнулся:

— Если честно, то смущают сами спортсмены-предприниматели… Все это звучит как легализованный рэкет-клуб. Боюсь, что организация с подобным названием вызовет серьёзное недоверие как правоохранительных органов, так и руководства губернии.

— Да брось ты, — поморщился Дадамян. — Зря, Серёжа, беспокоишься, откровенных бандюков в команду брать не будем. Все люди будут солидные, с деньгами и влиянием в городе. А спортсменов я специально в названии упомянул.

Спортсмены — это всегда сила, а объединённые спортсмены — это сила очень большая. Предприниматели же — это деньги. Я хочу создать структуру, которую бы все уважали и боялись. В области грядёт большая смена власти, губернатор стар и скоро уйдёт в отставку.

Если мы с тобой объединим усилия и свой политический вес, нам мало кто сможет противостоять.

Потапов внимательно слушал Альберта, не перебивая, лишь изредка затягиваясь сигаретой. Когда Дадамян закончил свою речь, Потапов ответил не сразу, он ещё какое-то время обдумывал его слова.

— Ты верно мыслишь, Алик, — произнёс он наконец, — добиться чего-либо значимого можно, лишь объединив усилия, но, по-моему, ты забываешь об обратной стороне медали.

— Ну давай, Серёжа, освети мне её, эту тёмную сторону, — Альберт нетерпеливым движением поправил на запястье золотые часы с браслетом.

— Объединившись со своими союзниками, ты становишься не только большой силой, но и крупной мишенью, — ответил Потапов.

Полное лицо Альберта расплылось в самодовольной и одновременно добродушной улыбке:

— Нет ещё такой пушки, которая смогла бы расстрелять такую мишень, как я. А если даже и найдётся такой стрелок с пушкой, я о его планах узнаю раньше, чем он успеет их осуществить.

Я ведь давно в этих краях живу, много чего знаю, есть связи кое-какие и влияние. Ты, Серёжа, никогда трусом не был.

Так чего ты сейчас опасаешься? Почему медлишь с ответом? Ведь выгоды и мои и твои очевидны в случае успеха.

— Я, Алик, опасаюсь всегда только одного, — ровным, немного отстранённым тоном ответил Потапов. — Мой бизнес — это моё детище. Я свою структуру создавал не один год и прошёл через многое, чтобы сохранить и защитить её. Если я и лез в политику и добивался власти и влияния, то только для того, чтобы защитить себя, своих людей и свои предприятия от посягательств врагов.

Потапов встал и, пройдясь по кабинету, остановился перед Альбертом.

— Лезть во власть ради власти, Алик, — это большая глупость, надеюсь, что ты это прекрасно понимаешь, — продолжил Потапов, — твоё влияние в городе и без того велико, и, прежде чем соглашаться на твоё предложение, я хочу знать, ради чего это все затевается, каковы конечные цели. Если ты хочешь усилить своё влияние на власть, то это, наверно, ещё стоит поддержать, если же ты сам хочешь стать властью, то тут я ещё десять раз подумаю. Если так, то ты, на мой взгляд, затеваешь слишком опасную игру, которая не соответствует твоему уровню.

Глаза Альберта после этих слов Потапова сверкнули нехорошим холодным блеском:

— Кто это определил мой уровень?

Покажи мне этого человека. Уж не ты ли?

Потапов грустно улыбнулся:

— Нет, не я, Алик. Нашу значимость в этой жизни определяет сама жизнь, стечение обстоятельств. У человека есть судьба, есть возможности, выше которых нам прыгнуть не дано.

— Хорошо сказал, — усмехнулся Альберт. — Но как все же тебя понимать?

Ты что, отказываешь мне?

— Нет, не отказываю, — ответил Потапов, — просто я должен подумать.

Мне надо обсудить со своими партнёрами, на каких условиях моя структура будет поддерживать тебя.

— Подумай, Сергей, подумай, — уже более добродушным тоном произнёс Альберт вставая.

Лицо Дадамяна с небольшим крючковатым носом снова озарила улыбка:

— Я думаю, что ты правильно оценишь моё предложение, — продолжил Дадамян, — мы с тобой крупные, сильные люди и должны быть вместе. Если к моим ста тридцати килограммам прибавить твои девяносто, наш вес с тобой существенно увеличится, и не только в политике.

Альберт засмеялся, довольный своей шуткой.

Потапов ничего не ответил ему. Дадамян перестал смеяться и заговорил серьёзным тоном:

— Не надо нам с тобой ссориться, Сергей. Если мы будем вместе, то обязательно выиграем. Если же порознь, то проиграешь прежде всего ты… За моей спиной сейчас большая сила собирается, поэтому лучше быть с нами в одной команде.

— Звучит почти как скрытая угроза, — усмехнулся Потапов.

— Что ты, что ты, — засмеялся добродушным смехом Дадамян, — какая угроза, Серёжа? Я просто очень тебя уговорить хочу. Как друга уговорить, которого люблю и уважаю… Так когда мы в баню пойдём?

— Надеюсь, что скоро, — ответил Потапов.

— Ну вот и хорошо, попаримся, очистимся от грехов и дурных мыслей и спокойно поговорим.

Дадамян попрощался с Потаповым, пожав ему руку, и покинул кабинет президента ассоциации «Корвет».

Почти сразу же, едва за Дадамяном закрылась входная дверь, в кабинет вошёл Константин Титов, директор охранного агентства «Легион».

Костя Титов был невысокого роста, широкоплечий крепыш, не так давно ему исполнилось двадцать восемь лет.

Но, несмотря на свой возраст, он являлся главным силовиком в структуре Потапова, не раз доказывал ему свою преданность, а также цепкость и смекалку хорошего оперативника.

— Ну что, Сергей Владимирович, — радостно улыбаясь, произнёс Титов, — Дадо сделал тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

Улыбчивость и весёлый нрав всегда отличали Костю. Кажется, он не унывал ни при каких обстоятельствах.

— Не знаю, не знаю, — задумчиво произнёс Потапов, — впрочем, Альберт, видимо, считает, что он мне сделал именно такое предложение. Он хочет, чтобы мы были с ним вместе в готовящейся большой войне за власть.

— Каково наше место в этой игре? — спросил Титов.

— Почётное, — усмехнулся Потапов, — но, разумеется, не первое.

Костя пожал плечами и сказал:

— Об этом можно было бы догадаться. Если он получит нас в союзники, то ему останется ехать на белом коне впереди войска.

— Возможно, он так и думает, — подтвердил Потапов.

Он снова прошёлся по своему кабинету и уселся в кресло за своим рабочим столом.

— Альберт посчитал, что он вырос из своего привычного костюма, ему хочется большего, и он полагает, что я могу и должен ему в этом помочь.

— Может, нам ещё и под крышу к нему перейти, — с сарказмом заметил Титов.

— Во всяком случае, он бы не возражал, — в тон Константину ответил Потапов.

Однако, несмотря на шутливый тон, и Потапов и Титов понимали, что Дадамян является одной из самых надёжных «крыш» в предпринимательской среде области.

Будучи одним из самых состоятельных людей, Дадамян приобрёл большое влияние в городе, в том числе среди чиновничьей элиты.

Он был своим в обществе «Динамо», а поэтому дружил со многими высокопоставленными сотрудниками областного и городского УВД.

Он сумел внушить уважение к себе и криминальным деятелям.

Во многом этому способствовали и сами бывшие спортсмены, крутившиеся вокруг Дадамяна и кормившиеся от него. Многие из них уже успели после окончания спортивной карьеры приобрести и криминальный опыт.

Все это и сделало Дадамяна, пожалуй, самым влиятельным в городе теневым воротилой, сравниться с которым по значительности и авторитету могли лишь несколько человек, и среди них Потапов.

Однако Потапов и Дадамян за всю историю их становления как бизнесменов и просто влиятельных людей никогда остро не конфликтовали. Их отношения вполне можно было назвать даже дружескими.

В отличие от Потапова Альберт не был погружён в детали организации бизнеса. По натуре он был скорее не бизнесмен, а общественный деятель.

Как правило, непосредственной организацией на предприятиях занимались его менеджеры. Альберт предпочитал просто «стричь купюры» с дохода своих фирм, а также собирать дань с предпринимателей, которые работали под его «крышей».

Куда с большей охотой он занимался организацией вышибания долгов для себя и своих знакомых. Не раз выступал третейским судьёй в спорах между различными группировками, а также по-прежнему принимал участие в развитии областного спорта, финансируя соревнования и содержа несколько спортивных клубов.

С Потаповым Дадамяна сближало то, что оба, как правило, стремились к цивилизованным формам конкуренции.

И тот и другой предпочитали сначала договариваться со своими соперниками и лишь в крайних случаях, когда договориться не удавалось, пускали в ход силу.

Дадамян уважал Потапова за его ум и организаторские способности и считал его порядочным человеком.

— Ну так что ты ответишь Дадо? — спросил у Сергея Титов.

— Надо посоветоваться с Селантьевым, в конце концов он наша политическая фигура, как никак вице-губернатор области.

Потапов посмотрел на часы, поднялся.

— Мне пора, у меня сегодня ещё одна деловая встреча.

— Моё участие обязательно?

— Нет, необязательно, — поразмышляв секунду-другую, ответил Потапов, — я встречаюсь с Димой Губиным по поводу его предложения о совместном проекте. Если что-нибудь нужно будет проверить по этому делу, я тебя потом подключу.

Сергей нажал кнопку на селекторе и произнёс, обращаясь к своей секретарше:

— Вера, пусть приготовят машину, я уезжаю…

Рабочий день бизнесмена Игоря Кислицина начинался в этот понедельник как обычно, однако неожиданное событие не только нарушило его дневные планы, но и серьёзным образом изменило всю его дальнейшую жизнь.

Как это часто бывало по утрам, Кислицин заехал за своей бухгалтершей Татьяной Ивановой к ней домой.

Гоша Кислицин, двадцатисемилетний молодой человек, полный, невысокого роста, со светлыми кучерявыми волосами, был директором и владельцем фирмы «Молочный двор».

Друзья в шутку называли предприятие Кислицина «Кисломолочный двор».

Но как бы ни подтрунивали над Гошей его друзья и знакомые, они видели, что фирма Кислицина развивалась очень динамично и была очень прибыльной.

Кислицин остановил свою новенькую синего цвета «девятку» во дворе девятиэтажки, где жила Иванова, коротко посигналил клаксоном. После этого откинулся на спинку сиденья, закурил сигарету и принялся ожидать Татьяну.

Прождав минут пять, Гоша снова нажал на клаксон. А ещё через несколько минут в сердцах произнёс:

— Ну началось, мать твою.

Нахмурившись, он вылез из машины и направился к подъезду дома. Для него было совершенно очевидно, что бухгалтерша попала в очередной загул, связанный, как всегда, с новым любовным увлечением.

…Оценки большинства мужчин, более или менее знавших Таньку-бухгалтершу, сводились, как правило, к одному мнению — шалава.

Вся жизнь тридцатипятилетней Таньки Ивановой была посвящена одной цели — поискам любимого мужчины.

Поиски сильно затянулись, поскольку одних официальных мужей у Татьяны было трое, не говоря уже о многочисленных разной протяжённости романах — так Иванова любила называть свои интрижки.

Каждый раз, встретив героя своих девичьих грёз (как правило, это был высоченный верзила, часто с трехдневной щетиной на лице, в потёртых штанах или рваных ботинках), Татьяна бросала в разгорающийся костёр любви все имеющиеся у неё на данный момент финансовые, интеллектуальные и душевные ресурсы, а также запасы невостребованной сексуальной страсти, томившейся в её пышном теле в огромных количествах.

Шампанское и водка закупались ящиками, сексуальный марафон мог продолжаться сутками. Кончалось это, впрочем, как обычно, одним и тем же: через неделю, максимум через месяц очередной мачо российского розлива не выдерживал и исчезал в небытие.

При этом блудливый альфонс не забывал забрать новые ботинки и джинсы, купленные ему, Танькой, а также прихватывал с собой остатки Танькиных денег, якобы взаймы «до получки», а то и вообще без ведома Татьяны.

Финальную точку в любовных романах своей бухгалтерши очень часто ставил сам Кислицин, выдавая Таньке деньги на опохмелку из своего кармана и утешая её скрепя сердце, что это не последнее её увлечение.

Любого другого подобного сотрудника начальство давно бы уже выгнало с работы. Но Гоша терпел Иванову по одной простой причине — Танька была классный бухгалтер.

За все два года их совместной работы к фирме Гоши Кислицина никогда не было никаких претензий по поводу не правильно оформленных бухгалтерских документов. Даже самые опытные ревизоры могли придраться лишь к некоторым незначительным Танькиным огрехам, которые могли случиться у любого бухгалтера.

Для самого Кислицина зачастую было загадкой, как Танька после бурно проведённой ночи являлась в налоговую инспекцию и сдавала правильно посчитанный и сведённый баланс фирмы.

Удивлялся он и тому, что, несмотря на периодически случающиеся Танькины романы, его бухгалтерша всегда была в курсе нововведений, касающихся правил бухгалтерского учёта.

Иногда Гоша думал, что в этой любвеобильной и энергичной женщине сидит какой-то маленький калькулятор, помогающий в бурные периоды её жизни исправно выполнять служебный долг, за который она получала неплохое материальное вознаграждение — Гоша Кислицин не был скупым и платил Таньке хорошую зарплату.

…Лифт в Танькином доме в это утро не работал, поэтому Кислицину пришлось подниматься пешком на пятый этаж, где располагалась квартира бухгалтерши.

Поднявшись на нужный этаж, Гоша разгорячился и разгневался ещё сильнее. Тяжело дыша, он подошёл к двери Танькиной квартиры и вдавил большим пальцем правой руки кнопку дверного звонка.

От трелей, раздавшихся в квартире Ивановой, должны были зазвенеть даже окна. Звонок такой мощности Кислицин поставил ей сам, когда год назад, будя Таньку, ему пришлось долбить по двери ногами, переполошив всех соседей.

Кислицин со злорадством в душе не отпускал кнопку до тех пор, пока дверь Танькиной квартиры не открылась и на пороге не появилась сама хозяйка, одетая в белый махровый халат.

Её крашеные светлые волосы торчали в разные стороны, круглое лицо было сильно помято. Её большие синие глаза, припухшие ото сна и похмелья, удивлённо вытаращились на Кислицина.

Верхняя часть её халата была сильно раскрыта, и поражающие своими размерами и белизной груди приветливо разъехались в разные стороны.

Именно на них и устремил свой взор Гоша Кислицин, при этом угрюмо произнеся:

— Ну, и чем вы здесь занимаетесь?

— Гоша, ты что? — удивлённо произнесла Танька и рефлекторно сдвинула края халата, лишив Кислицина единственного приятного зрелища.

Тот с раздражением посмотрел на её лицо.

— А ничего, — прорычал он в ответ и, втолкнув Татьяну в квартиру, сам переступил порог и захлопнул дверь.

— Ты что, забыла, жертва пьяного акушера, о чем мы с тобой в пятницу договаривались?

— Сегодня же понедельник, — обиженно произнесла Танька, уперевшись руками в бока, при этом её шары в приветливом развороте снова раздвинули края халата.

— Вот именно, что понедельник, — подтвердил Кислицин, — мы с тобой куда сегодня собирались ехать?

— Ой! — всплеснула руками Танька, закрыв ладонями лицо, при этом её локти прикрыли груди, и теперь Гоше улыбалась узкая длинная щель между ними.

Гоша снова перевёл взгляд на закрытое ладонями лицо Таньки:

— Вспомнила, старая потрахушка, что мы с тобой сегодня в налоговую должны с утра ехать.

Танька рывком отняла ладони от лица и произнесла, решительно глядя на Кислицина:

— Точно… Вот блин, совсем из башки вылетело… Но погоди, я сейчас быстро соберусь…

Она развернулась и решительным шагом направилась в сторону ванной, на ходу давая комментарии произошедшему:

— Это все из-за Петьки, мы вчера с ним выпили немного… Я тебе говорила о нем, мы с ним неделю назад познакомились.

Гоша пропустил мимо ушей все эти Танькины объяснения и спросил:

— У тебя попить что-нибудь есть… безалкогольное?

— Там, в зале на столе посмотри, — крикнула Танька и захлопнула за собой дверь ванной.

Кислицин прошёл в большую комнату и мельком оглядел обстановку. Она была привычной для взора Гоши, таковую он не раз заставал, заезжая за Танькой по утрам.

В центре комнаты стоял стол, уставленный пустыми бутылками из-под выпивки и тарелками с остатками еды. На полу валялись пустые банки из-под пива и использованные презервативы.

Словом, обыкновенная картина сексуально-алкогольного побоища, произошедшего в квартире накануне вечером.

На широко расстеленном диване лежала одна из жертв этой битвы — здоровенный рыжий детина уткнулся носом в подушку. Из одежды на мужчине были одни лишь плавки, и, несмотря на то что мужчина лежал лицом вниз, он умудрялся слегка похрапывать.

Однако, когда Кислицин зашёл в комнату и взял со стола недопитую литровую бутылку спрайта, храп прекратился, и рыжеволосый, оторвав опухшую морду от подушки, скривившись, посмотрел на Кислицина.

— Ты кто? — спросил проснувшийся, глядя, как Гоша, припав к горлу бутылки, поглощает остатки спрайта.

Удовлетворив жажду, Кислицин бросил бутылку на пол и, усмехнувшись, ответил:

— Я из общества трезвости и сексуальной моногамии. А ты и есть тот самый Петя?

Петя как будто не слышал всего, что сказал Кислицин, и снова задал вопрос:

— Ты что, Таньку чалить припёрся?

В словах новоявленного героя-любовника прозвучали нотки ревности.

«Только разборок с ревнивцем мне ещё не хватает», — подумал Гоша и вслух пояснил:

— Я её директор. Директор фирмы, где она работает. Понял?

Лицо рыжего поначалу ещё больше скривилось, затем вдруг неожиданно расплылось в хитрой улыбке:

— А-а-а, директор, — с усмешкой произнёс он.

Похоже, слово «директор» являлось для него синонимом слова «импотент» или «придурок» и не вызывало никакой другой реакции, кроме насмешки.

— Ну, ну, походи здесь пока, — произнёс Петька, после чего силы резко оставили его, и он снова уткнулся мордой в подушку.

«Господи, — снова подумал про себя Гоша, тяжело вздохнув, — на какой помойке Танька выискивает подобные „сокровища“ и что за кадры начнут появляться здесь лет через десять, когда Татьяна сильно постареет».

Кислицин вернулся в прихожую и застал там Таньку, которая уже умылась и, надев на себя юбку и кофточку, причёсывалась у зеркала.

Зачесав свои крашеные волосы назад, отчего они вздыбились на голове крутым гребнем, Танька воткнула в плотно сжатые губы взятую с трюмо губную помаду и, поводив ею, словно рычагом, влево-вправо, принялась активно жевать губы, размазывая по ним ярко-бордовую краску.

Наконец, нацепив на голову беретку и водрузив на нос дымчатые очки, Танька сняла с вешалки плащ и, повернувшись к Кислицину, сказала:

— Ну, я готова.

Кислицин придирчиво оглядел свою бухгалтершу и, тяжело вздохнув, произнёс:

— Ну ладно, для налоговой сгодится, они и не такое сожрут…

…Когда же они оба уселись в машину, всплыло ещё одно неожиданное обстоятельство.

— Сейчас едем в налоговую, потом в банк, а потом я отвезу тебя в кафе опохмеляться, — разъяснил Гоша Ивановой план действий.

— Хорошо, — сказала Татьяна, — только сначала давай заедем на работу.

— Зачем это? — насторожился Кислицын.

— У меня все документы там, — ответила Татьяна, — ты же знаешь, я их домой беру только во время отчётов.

— Тьфу ты, черт, — выругался Кислицин и посмотрел на лобовое стекло «девятки». Оно запотело от перегара, источаемого Танькой. — Ладно, — произнёс Гоша, — в офис так в офис.

Он завёл двигатель машины, включил вентилятор и, достав из кармана куртки пачку «Орбит», протянул её Таньке:

— На, пожуй, чтобы хоть на налогового инспектора не дышать этой вонью.

Иванова, нисколько не смущаясь, положила в рот пластинку жвачки и принялась активно работать челюстями, при этом старательно делая вид, что не замечает, насколько недоволен ею директор.

Кислицин стал ещё более суровым, узнав, что визит в налоговую откладывается.

…Однако попасть в налоговую ни Кислицину, ни его бухгалтерше сегодня не было суждено, поскольку в офисе случилась неожиданная встреча, окончательно разрушившая их планы.

Едва Кислицин остановил свою «девятку» у входа двухэтажного кирпичного здания на улице Григораша, как из припаркованного неподалёку белого джипа «Лендровер» вылезли двое парней и отправились вслед за Кислициным и Ивановой в здание.

Офис фирмы «Молочный двор» располагался на втором этаже здания, в отдельном небольшом коридорчике находилось несколько комнат, в которых и сидели сотрудники фирмы.

В начале коридора стоял также стол, за которым сидел охранник, нанятый Кислициным студент-вечерник Алексей Петраков.

Последний проводил дневное время за чтением конспектов, от которых его отрывали лишь посетители фирмы «Молочный двор», просившие разрешения пройти к тому или иному сотруднику предприятия.

На вооружении охранника Лёши, кроме камуфляжной формы, придававшей ему солидность, находилась ещё и резиновая дубинка, которую Лёша если и применял на практике для физического воздействия, то лишь затем, чтобы почесать ею себе спину.

Шедшие за Кислициным и Ивановой двое парней настигли их как раз у входа в коридор, где сидел охранник.

Первым шёл высокий светловолосый парень с чуть удлинённым тонким носом. Шедший за ним мужчина был ниже ростом, более плотного сложения, у него были чёрные прямые волосы, широкое скуластое лицо, взгляд глубоко посаженных глаз был угрюмым и пристальным.

— Это ты Кислицин? — заговорил первым блондин, обращаясь к Гоше.

Кислицин оглянулся и хмуро посмотрел на нежданных визитёров:

— Ну я, а что надо?

— Поговорить надо, — улыбнулся ему блондин.

Улыбка этого человека не понравилась Кислицину, она была какой-то странной, плавающей. Отчего выражение его лица становилось то иронично-надменным, то хищнически-радостным.

— Я занят сейчас, давайте в другой день поговорим, — буркнул и без того раздражённый Танькиным поведением Кислицин и пошёл вслед за Ивановой в комнату, служившую бухгалтерией.

Охранник, восприняв кивок Кислицина как сигнал к действию, взял свою дубинку и, встав в дверях, перекрывающих вход в коридор, произнёс:

— Ребята, извините, шеф сейчас занят, придите в другой раз.

Визитёры обменялись быстрыми взглядами. После чего белобрысый произнёс:

— Ничего, ничего, мы его долго не задержим, у нас тоже работы полно.

— Я же вам сказал, — произнёс более угрожающим тоном охранник Лёша, — что шеф сейчас за…

Речь охранника оборвал скуластый, он расстегнул свою короткую кожаную куртку и, выхватив из-за пояса пистолет «ТТ», едва ли не ткнул дулом в лицо Лехи.

— Заткнись, пугало пятнистое, брось дубинку и сядь на своё место, — произнёс скуластый таким тоном, что Леха поспешил выполнить все его требования.

Скуластый встал около Лехиного стола, спрятав руку с пистолетом в карман.

— Будешь сидеть тихо — отделаешься обсосанными штанами, — предупредил блондин. — Если хоть слово вякнешь — твои мозги будут два дня со стенки соскребать… Будь уверен, Никита не промахнётся.

Леха и без того уверовал в это, так как сидел очень бледный с вытаращенными от страха глазами.

Блондин прошёлся по коридору и, войдя в бухгалтерию, закрыл за собой дверь.

— Ну долго ты ещё будешь возиться? — раздражённо спросил у Таньки Гоша в тот момент, когда за его спиной открылась дверь.

Кислицин обернулся и увидел высокого парня, которому он только что отказал в аудиенции.

— Вы как сюда попали? — недоуменно спросил Кислицин у вошедшего.

— Легко, — улыбнувшись, ответил блондин и, распахнув полу своей кожаной куртки, показал Кислицину рукоятку торчащего пистолета.

Неожиданно бандит с силой толкнул Кислицина руками в грудь, отчего тот отлетел в глубь комнаты и упал на письменный стол, оказавшийся на его пути.

— Ты что, охерел, что ли! — закричал Гоша, сев на стол и испуганно глядя на бандита. — Ты че себе позволяешь, ты вообще кто такой?!

Не менее ошарашенно уставилась на блондина и Танька Иванова.

Тот в ответ снова улыбнулся, надменно глядя на хозяев помещения.

— Отставить, сначала вопросы буду задавать я, — произнёс нежданный визитёр, — и, чтобы не заставлять меня применять грубую силу, отвечать на вопросы чётко, быстро и, главное, честно.

Гоша, уяснивший, что ничего хорошего из этого визита ждать не стоит, а также чувствуя, что он находится на пороге больших неприятностей, затих и внимательно уставился на своего обидчика.

— Вопрос номер один: кому ты платишь?

— В каком смысле? — осторожно поинтересовался Гоша, но, увидев, как улыбка быстро сошла с лица бандита, тут же добавил:

— Вы имеете в виду, кто у нас «крыша»?

— Да, именно это я и имею в виду.

— О-охранное агентство, — запинаясь, произнёс Кислицин.

— Какое ещё охранное агентство? — недовольным голосом переспросил бандит.

— Охранное агентство «Легион», — уже более уверенно ответил Гоша, после чего, совсем осмелев, подытожил:

— Нам даёт «крышу» Сергей Потапов…

Крёстный… Может быть, слышал о таком?

Судя по тому, что бандит замолчал на несколько секунд, обдумывая сказанное, прозвище Крёстный ему было известно.

Но, похоже, упоминание столь надёжной «крыши» его нисколько не смутило.

— Значит, Крёстный, говоришь, — усмехнулся он. — Что-то я не заметил на мундире твоего охранника отличительных знаков, говорящих о том, что он из агентства «Легион». Похоже, ты мне просто лапшу на уши вешаешь, сученыш.

Гоша не нашёлся, что ответить. По сути дела, бандит был прав. Кислицин солгал, говоря, что находится под охраной агентства «Легион».

На самом деле Игорь Кислицин был школьным приятелем директора охранного агентства «Легион» Константина Титова.

Несколько лет назад, когда начинающий бизнесмен Игорь Кислицин столкнулся с такой проблемой, как рэкет, он обратился к Константину за помощью.

В тот раз на Гошу наехала одна из местных бригад, промышлявших рэкетом в том районе, где располагался офис Гошиной фирмы — тогда ещё малоизвестного, только что открывшегося предприятия.

Кислицин, подписавший договор о дилерстве с только что переоборудованным иностранцами местным молочным комбинатом, имел в городе всего лишь несколько лотков, на которых стал торговать продукцией этого комбината.

Сумма, которую потребовали с Гоши рэкетиры, была столь велика, что выплата её могла привести к несомненному разорению конторы Кислицина.

Тогда-то Гоша и обратился к Титову.