Она вытащила из кармана галстук и повязала его.

— А во-вторых, у нас будут гости, — продолжала Светлана. — Вот всякие ночные бабочки...

— И совушки будут — они уже давно поглядывают на нас! — весело подхватила Катя.

На деревьях вокруг костра и в самом деле светились круглые глаза маленьких сов, которые почему-то очень любят прилетать на огонь.

— А может, и еще какие-нибудь гости сидят в темноте на опушке... Не правда ли? — продолжала Светлана. — Может, белки или кроты... Ну, это просто застенчивые гости, вот они там и прячутся.

— А может, и медведи... — промолвил Сережа.

— Или рысь, — добавил Антон. Но Светлана отмахнулась от них:

— Ну, нет! Мы таких гостей не приглашали.

— Ребята, я считаю, что костер надо начинать с песни, — сказала Катя. — Давайте споем нашу старую пионерскую!

И тут же запела:

Взвейтесь кострами,

Синие ночи!

Мы пионеры —

Дети рабочих.

Ребята подхватили с азартом. Может, и не очень складно прогремела песня, но зато от души. И когда умолкли, то казалось, что последние слова пропетой песни все еще бродят по тайге, что дальние распадки откликаются эхом, а старые деревья шепотом повторяют их...

...Мы пионеры —

Дети рабочих...

— Хорошо в тайге! — сказал Сережа задумчиво.

— Ой, хорошо! — подхватила Светлана. — Смотрите, какие огромные деревья стоят кругом... Стоят и смотрят на нас сверху вниз, правда?

— Может, на этом бугорке, где мы сидим, когда-нибудь Арсеньев ночевал... — пришло вдруг в голову Сереже.

— А разве он... эта... тут ходил? — осведомился Антон.

Толя снисходительно поглядел на него:

— А по какой же тайге он ходил? Даже и книжка-то называется «В Уссурийской тайге». Читать побольше надо, Антон!

— А Дерсу Узала тут ходил? — спросила Катя.

— Дерсу Узала нигде не ходил.

Ребята вопросительно посмотрели на Толю:

— Как — не ходил?

— Так, очень просто. Потому что его вообще на свете не было. Его Арсеньев выдумал. Писатели всегда своих героев выдумывают.

— Ага! Всегда, как же! — Светлана приподнялась и встала на колени. — А «Молодая гвардия» что — выдумал их Фадеев, да? А Чапаева тоже на свете не было — его Фурманов выдумал, да? А...

— Прекрасно, — остановил ее Толя. — А вот Обломов — был?

— Ну, может, и не было Обломова, — негромко возразил Сережа, — а такие, как Обломов, были... Может, Дерсу Узала не ходил, а такой человек, как он, ходил.

— Вот! — Светлана гордо взглянула на Толю. — Значит, не все же выдумано?

— Эх... — Сережа вздохнул и привалился поближе к костру. — Вот бы таким, как Арсеньев, быть! Или как Пржевальский...

— Ну-у... — протянул Антон, — уж лучше, как наш Николай Мочков из поселка. Он... эта... девять тигров убил! Во!

— И что это все, — усмехнулся Толя, — Мочков, Пржевальский... Кто о них вспоминает? Вот бы как Смыслов быть, например, — на весь мир слава! Кто о нем не знает? Да все знают. Весь земной шар. А то...

— И все-таки как Пржевальский лучше, — упрямо повторил Сережа. — Или вот еще как Мичурин. Сколько пользы такие люди приносят!.. Вот уж у них настоящая слава. Настоящая...

— А я бы хотела, как Уля Громова, быть, — тихо сказала Катя. — Мне бы и славы никакой не надо. Но вот если бы пришлось что-нибудь для родины сделать, то сделала бы. И ничего не пожалела бы! И жизни не пожалела бы...

Эти речи задели Толю:

— Подумаешь, ты бы не пожалела! А я — пожалел бы? Какой же я был бы пионер, если бы жизнь пожалел для родины? Я бы тоже, как Александр Матросов... Только ведь им повезло... — Толя подбросил сучьев в костер. — Они на войне были. А без войны где будешь героем? Кто твою смелость заметит?

— Не знаю... — Сережа, чуть нахмурясь, уставился в огонь. — Героем вроде как, по-моему, можно во всяком деле быть...

Наступило молчание. Потрескивали сучья в костре, шипели сырые ветки...

— А вот, ребята, знаете, ведь скоро на Луну полетят! Слышали? — снова заговорила Светлана. — Папа вслух газету читал. И потом по радио было...

— Да знаем, знаем, — прервал ее Толя, — тоже радио слушаем и газеты читаем. И вообще, разве сразу на Луну полетят? Не сразу. Сначала спутника Земли сделают и запустят. А потом еще несколько спутников к нему пришвартуют — получится платформа. А уж с этой платформы — на Луну.

Все подняли глаза к небу, где чистым светом сияла белая луна.

— Не долетят, — уверенно сказал Антон,— промахнутся. Она же... эта... маленькая, а небо вон какое большое. Луна-то на небе вроде как в море поплавок. Если только... эта... как его... у них руль будет... тогда подрулят.

— Как он все знает! — усмехнулся Толя. — А что ж, по-твоему, ученые этого не взвесили? Все взвесили, все обдумали, не беспокойся.

Ты слышал, быть может,

Что скоро Луна,

Которая по небу

Бродит одна,

Обзаведется сестрою:

Ей люди сестренку

Построят, —

с улыбкой прочел Толя.

...Ты вырастешь, мальчик,

И верится мне:

Каникулы ты проведешь

на Луне!

Все засмеялись:

— Ох, Тольян! — Антон вздохнул. — Это ты сам сочинил?

— Ну, вот еще, — усмехнулся Толя, — непременно сам! Родари сочинил.

— Ты бы полетела? — спросила Катя у Светланы.

— Не знаю... — сказала Светлана, хотя у самой уже вспыхнули глаза. — Наверно, полетела бы!.. Интересно же... Я Уэллса читала... Толя, а ты полетел бы?

— Я-то полечу. Пока вырасту — уже спутники будут вокруг Земли летать. И ракета будет готова. Почему же мне не полететь?

— А я бы не полетел, — покачивая головой, негромко сказал Сережа. — Страшно это... Я когда долго гляжу на небо, на звезды и думаю: а ведь это все разные планеты, разные миры... и Земля наша среди них такая маленькая, — то мне так страшно делается... Лучше не глядеть...

— Смешно! — Толя слегка пожал плечами. — А по-моему, ничего страшного нет. А шуму будет с этим делом — на весь мир шуму! Наверно, тех, кто полетит, во всех газетах портреты на первой странице напечатают — и во всех странах. Вот слава-то! Пожалуй, я бы лучше и Смысловым не хотел бы... А вот на Луну! Ух ты! Обязательно полечу! Я не я буду! Ну, а кто трусоват немного, — добавил он, взглянув на Сережу, — тому, конечно, лучше дома сидеть. Надежнее.

Тьма все гуще становилась в тайге. Шорохи пошли по лесу — где-то шелестела листва, где-то потрескивали сучья... В наступившем молчании отчетливо прозвучал глухой голос ночной птицы.

— А вот, как говорят... эта... раньше людей в тайге убивали, — прошептал Антон.

— Ну! — Сережа махнул рукой. — Это когда было-то! Тогда хунхузы по тайге лазили. Охотников грабили, искателей... А теперь кто?

— Теперь? — Толя усмехнулся. — Ха! А что, у нас граница очень далеко? Что, думаете, диверсанты к нам дорогу забыли? Вот недавно рассказывали...

— Какие там диверсанты! — прервал его Сережа, покосившись на девочек. — И что про них н аночь вспоминать! Да и откуда они здесь возьмутся?

Сережа зевнул. Зазевали, глядя на него, и ребята.

— Однако спать пора, — сказал Сережа.

— Ага, спать, — охотно согласился Антон.

— Ох, и уснем же сегодня! Ох, и выс... — начала было Светлана и вдруг, не договорив, испуганно раскрыла глаза и, схватив Толю за плечо, молча указала куда-то во тьму.

Все оглянулись. Там на высоте человеческого роста бесшумно двигался огонек. Он то пропадал, то возникал снова, понемножку приближаясь.

— Папироса... — прошептал замирающим голосом Антон.

— Диверсант... — прошептала Светлана. — Толя, видишь?

Толя пристально глядел на мерцающий огонек и ничего не отвечал. В глазах его была тревога.

— Вы что? — ничего не понимая, спросил Сергей. — Чего вы?

— Кто-то идет к нам... — прошептала Катя. — Папироска...

Но в это время случилось какое-то чудо. Папироска взлетела вверх, а вместе с ней сразу несколько огоньков взвилось в бархатную тьму.

— Тьфу ты! — плюнул Антон. — Пугают только...

А Катя рассмеялась до того, что повалилась на землю.

— Что это? Ну что это? — Светлана нервничала, взглядывая то на ребят, то на бесшумно вьющиеся огоньки.

— Чудаки, — сказал Сережа и пошевелил костер. Пламя заиграло, широко осветив лес.

Толя посмотрел на Светлану через плечо:

— Неужели ты светляков никогда не видела? Толя произнес это небрежно и уверенно, но Светлане показалось, что он сам еле перевел дух. Наверно, неправду говорят они все, чтобы не пугать Светлану.

— Светляки не летают, — недоверчиво ответила она. — Светляки сидят на траве и чуть-чуть светятся. А эти — вон что!

Но Катя успокоила ее.

— Так это где-то не летают, — сказала Катя, — а у нас в тайге сколько хочешь!

А в тайге уже было полно бесшумных, призрачных огоньков. Они реяли в черноте ночи, они вились всюду — от земли до вершин деревьев и выше вершин. Они кружили и в траве и среди спутанных черных ветвей. И уже не разобрать было, где звезды, где светляки. Не то светляки улетели вверх и там мерцают, не то звезды спустились в тайгу и бродят, и летают, и вьются среди черных деревьев.

Катя, все еще смеясь над своим испугом, вскочила на ноги, сняла с Антона кепку и пошла ловить светлячков. Скоро она вернулась к костру ипоказала Светлане, кто их так напугал. Это был маленький серенький жучок с жесткими крылышками.

— Видишь? — усмехнулся Толя. — Гораздо меньше тебя, так что бояться их не стоит. Не съедят.

— И как это мы сразу не догадались, что это светляк? — сказала Катя. — Как будто мы их сроду не видели! Вот чудно получилось!

— Почему не догадались? — лениво ответил Толя. — Я сразу догадался... Я только на вас удивился. Гляжу — всполошились, задрожали. Умора!

Понемногу ребята успокоились. Они улеглись было прямо на земле, но Сережа, этот упрямый приставала, заставил всех встать и натаскать елов ыхветок. Еловые ветки — лучшая постель в лесу: они пружинят, не мнутся, не сбиваются в комья и не держат в себе сырости, как листва.

Растянувшись на этой колкой постели, Сережа почувствовал, что он шибко устал и что сейчас заснет, как камень. Но в это время Светлана заохала и заныла:

— Ой, колется до чего! Никак я не могу... Ну никак... Сквозь платье... Колючки железные... Я лучше на земле.

— Нельзя на земле, — сказал Сережа, превозмогая сон, — воспаление легких получишь.

Он нехотя встал, стащил с себя свой испытанный, сшитый из чертовой кожи пиджачок и молча кинул его девочкам. Ребята кто как приютились у костра.

— Не заснуть бы всем, — сказал Сережа, — дежурного надо.

— Спите. Я — часовой! — ответил Толя. Он сидел, обхватив руками плечи, и смотрел в огонь.

— Мама, наверно, не спит... И отец... — прошептала Катя, засыпая.

— Попадет от матери... — пробормотал Антон.

«А мне тоже от тети Надежды...» — уже не в силах что-либо сказать, подумала Светлана.

Толю мучила дремота, одолевала усталость.

«Не смей спать! Не смей спать! — приказывал он себе. — Еще не хватало! Часовой не смеет спать на посту!»

Он вставал, похаживал, поправлял костер, опять садился. Но как только садился, сон охватывал все его тело. Глаза были открыты, но сонные виденья заволакивали их. Томила тоска по дому, по теплой постели. Мама даже занавески наплотно закрывает, чтобы солнце не разбудило, она ведь и сама очень любит поспать утром. А здесь — колючие ветки, дым от костра, с одного бока горячо, с другого холодно... Да еще звери бродят кругом. Зачем, зачем он побежал за этим оленем!.. За каким оленем? Ах да, у которого золотые рога. Из литого золота. Надо же срезать ему эти рога, он сломает их, потеряет...

Толя встряхнул головой. Мысли начинали путаться.

«Хватит! — сказал он сам себе. — Всю ночь, что ли, я один буду дежурить?» Он растормошил Антона:

— Вставай. Твоя очередь.

И улегся на его место, укрывшись Антоновой тужуркой.

В совхозе было много хлопот с оленями. Загоняли, считали. Недосчитались многих, и опять партия рабочих ушла в тайгу.

— Как заиграю завтра на кормежку, придут! — сказал Иван Васильич Крылатов. — Хлебушек поманит!

— Посмотрим, — согласился директор Роман Николаич. — А завтра с утра опять облаву устроим. Интересно, Богатырь пришел?

— Нет, не пришел, — покачал головой Иван Васильич. — Ребята теперь расстраиваться будут. На выставку же его хотели...

— А ребята с вами пришли?

УИвана Васильича была привычка, разговаривая с человеком, глядеть не в глаза ему, а куда-то вдаль. Словно он говорит так, между прочим, а сам думает о чем-то своем или видит вдали что-то очень милое и приятное, от чего ему и отрываться не хочется.

Так же вот раздумчиво, устремив в неведомо какую даль свои голубые глаза, Иван Васильич разговаривал и с директором. Но когда Роман Николаич спросил о ребятах, Крылатов вскинул брови и взглянул на него:

— Ребята? Нет... Со мной их не было. Сначала шли сзади, а потом уметнулись куда-то. Хотел пробрать... Тут облава нужна, а их след простыл! Покричал, покричал...

— Не видать их что-то, — сказал директор, скрывая беспокойство. — Ну-ка, пошлите кого-нибудь домой. Пусть узнают.

Ребят не было. Тревога пошла по совхозу. Расспрашивали друг у друга — кто их видел в последний раз, где их видели... Разговоры, шепоты, догадки, ожидание. Толина мать, Евдокия Ивановна, в слезах ходила от дома к дому и у всех спрашивала, пришел ли кто из ребят. Директор послал за Андреем Михалычем. Но Андрей Михалыч, проводив стадо, остался в тайге искать оставшихся там оленей.

— Выйдут! Попозже придут! — успокаивали друг друга люди. — Не маленькие. В тайге выросли.

В сумерках вернулся Андрей Михалыч, пригнал еще с десяток оленей. Бросились к нему, но и он ничего не слыхал о ребятах. Тут Евдокия Ивановна, браня на весь совхоз мужа, собрала рюкзак, закинула его за плечи и, покрывшись платком, отправилась в тайгу на розыски сына.

Андрею Михалычу сказали об этом. Он задержал ее во дворе у самых ворот:

— Это что же — на прогулку?

— Еще и смеешься! — крикнула Евдокия Ивановна. — Сын погибает, а он смеется!

— Я над тобой смеюсь, — мягко, словно ребенку, ответил Андрей Михалыч. — Ну куда ты на ночь глядя? Сама потеряешься, хлопот наделаешь. Иди домой, иди! Не беспокойся. Наш Толька в тайге не новичок — и сам выйдет и ребят выведет. А где ж ты их сейчас в темноте найдешь? Эх-эх! Плохо у тебя шарики работают. Вот на заре сядем на лошадей и отправимся. Тут и крутятся где-нибудь, не за сто километров ушли. Еще, глядишь, явятся сейчас...

Но ребята не являлись. Тревога нарастала. Антонова мать сидела у Крылатовых и не могла идти домой. Муж пошел на дежурство, сидеть сейчас дома одной — с ума сойдешь.

— С тайгой шутки плохие, — повторяла она, к ачаяголовой.

— Ничего, ничего! Пусть привыкают, — отвеч аламать Сережи и Кати. — Им тайгу знать надо как следует.

Так говорила она вслух. Круглолицая, широкоплечая, всегда внешне спокойная, Анисья Крылатова не любила показывать людям ни своих огорчений, ни своих тревог. Но про себя повторяла слова: «С тайгой шутки плохи. Ох, плохи!»

Она-то хорошо знала, как легко в тайге пропасть человеку.

А Н адеждаЛюбимовна ходила от дома к дому, кричала и плакала:

— Ну эта, наша-то чертячка, куда побежала, а? Ну, куда ее поволокло совсем раздетую, а? Ну, головушка ж ты моя, вот ребята нынче пошли — и все-то им везде нужно, а?! И как я родителям скажу, если что? А?

На заре, когда лишь чуть забрезжило и в лесу обозначились тропы, трое верховых выехали из совхоза — Андрей Михалыч Серебряков, кормач Крылатов и молодой объездчик Алеша Ермолин, пионерский вожатый. У Серебрякова сильно осунулось за ночь лицо, а взгляд стал еще острей и зорче.

— Ничего, ничего, — успокоительно, ласковым голосом повторял Иван Васильич Крылатов. — Найдем. Люди ходят — следы оставляют. А ведь, разбей меня гром, это они своего Богатыря ловят! Из-за него и в тайге остались, не иначе!

И он все так же задумчиво глядел вдаль, будто видя там что-то свое, никому больше не известное. Только морщины на лбу у него стали сегодня немного глубже и улыбка не так охотно появлялась на загорелом лице.

Кое-где начали загораться солнечные отблески. Тронутые утренним лучом, раскрывались оранжевые лилии над густой, еще сизой от росы травой.

Крикнула птица вверху. Проснулась белка, тряхнула, пробегая, мокрую ветку дуба. Холодные брызги упали Сереже на щеку. Сережа встрепенулся, поднял глаза.

Недалеко от него стоял олень. Сережа поморгал ресницами, потряс головой, чтобы стряхнуть дремоту, снова посмотрел... Нет, никакого оленя там не было. Это рыжий ствол сосны, освещенный солнцем, стоял среди зеленой листвы.

— Задремал малость, — прошептал Сережа и протер глаза. Он давно уже сменил Антона, который преспокойно проспал все свое дежурство, сидя на пеньке.

Сережа почувствовал, что очень хочет есть. И очень хочется горячего чаю. Но стоит ли так рано будить ребят? Они спали, съежившись на своих зеленых колючих постелях, кое-как примостившись друг к другу. Мысли его снова вернулись к оленю. Как же быть дальше? Так и уйдут? Так и оставят Богатыря в тайге? Его искать теперь в лесу, как рыбу в море. Вот не догадался Сережа взять свой рожок! Может, услышал бы олень знакомый голос рожка, вспомнил бы о кормушках — и вышел бы из леса. Эх, и почему это Сереже в голову не пришло взять рожок!..

«Постой! — вдруг сказал сам себе Сережа. — Рожок не взял! А что, я сделать его, этот рожок, не могу, что ли!»

Сережа встал, нашел белостволую березу и своим острым ножом срезал узкую, длинную ленту бересты. Срезал он ее наискосок — и береста сама так и свернулась в дудочку. Сережа распрямил ее и свернул по-своему: с одного конца широко, с другого — узко. И получился настоящий рожок. Сережа зажал его в левом углу рта и потянул в себя воздух — попробовать: запоет его рожок или не запоет?

И рожок запел. Немного резкие, но веселые звуки полетели в тайгу.

— Что это? — Анатолий вскочил и начал оглядываться кругом. — Кто играл?..

Толя и спал и не спал. Ему было холодно, и колко, и неловко без подушки. И Антон, к которому он подлез под куртку, брыкал его во сне. Услышав рожок, Толя обрадовался — думал, что кто-то из объездчиков нашел их. Но, поглядев на Сережу, понял, что играл он. И сразу омрачился.

— Чего зря шумишь? — сказал он. — Поспать не даешь людям!..

Он хотел было улечься снова, но Сережа торопливо сделал ему знак: не шуми, не шевелись!

Толя притих. И тогда оба они — и Сережа и Толя — отчетливо услышали шорох листвы и тоненький треск сучьев под чьими-то ногами.

— Играй!.. Играй! — оживившись, прошептал Толя. — Играй скорей!

Сережа снова заиграл. Все повторял и повторил один и тот же мотив.

И вот из-за молодых серебряных осинок на поляну, осторожно ступая, вышел олень с пантами на голове. Вышел, остановился. Он стоял и глядел на ребят, будто раздумывая. Влажные ноздри его раздувались, уши торчали настороженно.

— Богатырь! — задыхаясь, сказал Толя. — Вери аркан! Заарканим сейчас! Рога большие — удержим!

— Что ты! — оборвал его Сережа. — Да разве можно за панты арканить? Ведь они сейчас нежные, испортим сразу. Его так гнать нужно!

Сережа молча схватил аркан, стараясь не слишком шуметь. Они с Толей бросились в кусты, и обход оленю.

Катя, протерев глаза, увидела лишь голубую Толину рубашку, мелькнувшую в кустах. «Богатырь! Богатырь!» Кто это кричал? Или ей приснилось? Но, увидев, что ни Толи, ни Сергея нет, поняла, что ребята увидели оленя. Проворно вскочив, Катя крикнула:

— Светлана! Антон! Богатырь пришел! — и побежала, поправляя на ходу свой измявшийся пестрый сарафанчик.

Светлана слышала все эти крики. Но было еще рано. Да и солнышко так славно пригревало спину, что не хотелось вставать.

Внезапная мысль заставила ее вскочить: «Все ушли? Я одна?»

Но тут же и успокоилась. По другую сторону костра лежал Антон и спал, будто у себя в кровати. Маленькая пепельная бабочка села ему на нос, помахала крылышками, потом перешла на губы — Антон спал и ничего не слышал. Светлана зябко повела плечами. Сейчас бы чаю горячего, вчерашнего лимонника — хоть один глоток!

— Антон! — крикнула она. — Теленкин! Телятина!

Антон спал. Светлана подошла к нему и вытащила ранец из-под его головы. Антон проснулся, удивленно поглядел на Светлану, схватил ранец, сунул его под голову и снова заснул.

— Нет, врешь! — закричала Светлана. — Уж я тебя разбужу! Вот сейчас возьму головешку да подпалю тебе пятки! Слышишь?

Антон не слышал.

— Я головешку беру, слышишь?

Светлана подошла к костру и увидела, что если бы и захотела выполнить свою угрозу, то не смогла бы — костер погас. Она с новой энергией принялась тормошить Антона:

— Антошка-картошка, телятина недожаренная! Вставай, разжигай костер! Ну!

В голосе ее послышались слезы досады. Но Антон спал. Ругая Антона, Светлана принялась накладывать сучья в костер. Она старалась делать все так же, как делали вчера ребята. У нее ничего не получалось: костер разваливался. Светлана готова была бросить все, но хотелось горячего чаю. Так хотелось чаю, что она опять торопливо, закусив губу, взялась укладывать сучья. Ну вот, кажется, получается...

В Сережином пиджачке, в кармане, нашлись спички. Светлана подошла к березе.

— Дай мне, пожалуйста, бересты, береза! — вежливо поклонилась ей Светлана. — Мне, видишь ли, надо разжечь костер!

И запела полузабытые, но очень любимые стихи из «Гайаваты»:

Дай коры мне, о береза,

Желтой дай коры, береза!

Светлана оторвала большой кусок бересты.

— Спасибо тебе, береза!

Разжечь костер! Да, это не так просто — разжечь костер тому, кто умеет зажигать только примус или керосинку. Костер-то, пожалуй, еще и не захочет гореть!

Но костер загорелся. Светлана заботливо очистила канавку, окружавшую костер, — она помнила, как вчера начала дымиться и тлеть трава. Костер хорошо разгорелся. И Светлана этому так обрадовалась, что принялась плясать около него, прихлопывая в ладоши:

Кто в тайге разжег костер?

Это я сама!

Кто такой зажег костер?

Это я сама!

Ну, уж если она разожгла костер, то, может, и чай вскипятить сумеет?

Светлана сняла с жердочки туфли, сушившиеся всю ночь над огнем. Но это уже были не туфли, а какие-то жесткие, скорченные уродцы — слишком жарко им было около огня. Кое-как размяв, Светлана надела их, взяла брошенный Сережей котелок и пошла вниз, к бочажку.

«А вдруг там какие звери?» — подумалось ей.

Но то, что очень страшным казалось ночью, сейчас выглядело совсем иначе. Солнце светило так ярко, листва так свежо зеленела, бурундуки перекликались так весело!

Гремя котелком и напевая, Светлана спустилась в каменистый распадок. Голубой бочажок светился среди камней. Цветущая розовая таволга заглядывала в прозрачную воду.

— Как хорошо! — прошептала Светлана. — Ну как хорошо в тайге! А говорят — страшно. Чего страшного?

Зачерпнув воды и прихватив с собой веточку пушистой таволги, Светлана благополучно выбралась наверх. Тут все было по-прежнему: костер горел, Антон спал.

— Ладно, спи, телятина! — проворчала Светлана. — Без тебя управлюсь!

С большим трудом она подвесила над огнем котелок. Чуть-чуть обожглась, немножко подпалила платье, но все-таки котелок висел над огнем и в нем плавали листья и кусочки стебля лимонника. И Светлана снова заплясала, прихлопывая в ладоши:

Кто в тайге костер разжег? Это я сама! Кто повесил котелок? Это я сама!

А быстрые мысли уже рисовали, как она приедет домой, как будет рассказывать всем — и маме, и папе, и всем ребятам в классе, — какая она таежница.

«Пока лимонник варится, посмотрю, что у меня тут...»

Светлана развязала фартук и развернула его. Раскрыла папку для растений. Куча листьев и скомканных цветов, большой оранжевый трут, кусочек нежно-серой коры бархатного дерева, ветка чозении — красивой раскидистой ивы, маньчжурский орех в толстой зеленой оболочке... Все очень интересные и нужные вещи. Только вот листья и цветы совсем смялись... Может, расправить их? Или выкинуть? Светлана уже много цветов бросила по дороге. Эти тоже придется бросить. Но ветку чозении, и бархатную кору, и этот оранжевый плюшевый, необыкновенной красоты трут — ни за что! Это она обязательно повезет во Владивосток!

Светлана собрала свои богатства и снова завязала в фартук. Узелок получился легкий, но большой — уж очень этот трут занимал много места. А зато когда она принесет его в школу, вот как все удивятся и залюбуются им!

Вода еще не успела закипеть, как из кустов показались, один за другим, Толя, Катя и Сережа. Они шли, раздвигая высокую, по грудь, траву.

— Не догнали? — Светлана покачала головой. — Я так и вижу. А я костер разожгла, чай грею, ага!

— Не вскипел еще? — спросил Толя, сразу садясь к костру.

— Почти догнали, почти! — горячо говорила Катя. — А он взял да перебежал через речку! Раз в воду — и все! И ходит по той стороне. Просто смеется над нами! И не дается и не убегает!

— Упал я из-за него, — проворчал Сережа, — штанину разорвал...

— Такая противная скотина! — сердито сказал Толя. — Убегать — так убегал бы совсем, голову бы не морочил! А то — и в распадок, и на сопку, и вокруг сопки! Даже во рту все засохло, как гонялись за ним!

— А там, в распадке, камни — во! — подхватила Катя. — С камня на камень за ним скользим, падаем... Смех! Толька три раза упал...

— А ты сколько? — прервал ее Толя.

— А я и счет потеряла! Упаду — вскочу, опять упаду! Ох, и погонял же он нас!

— Да, кабы Сергей аркан отдал — поймали бы, — сказал Толя.

— В другой раз отдам, — ответил Сережа. — Чай вроде кипит?

Тут проснулся Антон.

— Кипит? — спросил он, протирая глаза. — Давайте... эта... чай пить.

— Ага! Чай пить! — накинулась на него Светлана. — Как костер разжигать, так он спит!

Позавтракали остатками вчерашнего хлеба и пирога.

У Антона из сумки выудили еще булочку. Он отдал ее нехотя и сказал, что больше у него ничего нет.

— А как же дальше? — Светлана затревожилась. — А обедать-то что будем?

— Э! До обеда далеко, — махнула рукой Катя.

— Обедать мы домой придем, — сказал Толя.

— Раз Тольян сказал, значит, так и будет, — успокоился Антон. — Правда, давай, Тольян... как его... к дому.

— А если бы Сережа не промазал, — сказала Катя, снова вспомнив об олене, — если поймали бы... то куда повели бы? Мы же и сами куда идти не знаем!

— Ты не знаешь, а Тольян знает, — возразил Антон. — Вот и эта... и его повели бы!..

А у Толи было неспокойно на душе. Он сказал, что к обеду придут домой, однако совсем не знал, как он выведет ребят из тайги. Послушаться Сергея, идти по реке? А что тогда скажут ребята? Скажут, что Сергей лучше знает тайгу, что Сергей вернее соображает... Ну уж нет! Толя сказал, что выведет ребят из тайги, и он выведет!

Только вот куда идти?

Но, приглядевшись к окружающим сопкам, Толя вдруг начал что-то припоминать. А ведь, кажется, они с отцом здесь были... Вот эту базальтовую вершину и на ней три искривленных дубка он видел, определенно видел!

И вдруг вспомнил. Да! Они с отцом проходили здесь. Мимо голой вершины, мимо трех дубков. Отец еще ему заметку показал — стрелку, высеченную на скале. Подойдут поближе — он найдет эту стрелку. А там где-то и тропка прямо на лесозавод. Эх, почему он тогда не поглядел как следует, откуда начинается эта тропа?..

Ну, ничего. Где-то здесь... Теперь он знает, куда идти.

Ребята уже собрались в путь. Сережа и Антон тщательно затаптывали костер.

— Получше затаптывайте, ребята, — сказал Толя. — А то можем тайгу запалить. И — за мной,ребята!

— Ну, что я говорил, а? — закричал Антон. — Тольяну тут все эти... тропы известны. На лесозавод!

— Ты тут ходил? — спросила Катя у Толи.

— Значит, ходил, если тропу знает, — возразила ей Светлана.

— А я бы пошел по реке, — сказал Сережа.

— Ну и ступай один! — ответил Толя.

— Не ходи один, не ходи, Сергей! — вступилась Катя. — Нельзя по тайге одному ходить!

— Да ведь я не спорю... — Сережа вздохнул. — Только вот оленя не поймали. Он там, на берегу остался.

— Да он ушел давно! — возразила Светлана. — Будет он тебя ждать! И вообще ты, Сергей, помешался со своим Богатырем. По всей тайге, что ли, теперь за ним бегать? Тут и так туфли совсем соскакивают!..

И снова Толя Серебряков, отважный вожак, повел свой отряд. Ребята шли гуськом. В тайге ходить рядом трудно, а порой и невозможно — так густо и высоко растет трава, так, сплетаясь ветвями, тесно стоят кусты и деревья.

Идти становилось все труднее. То и дело преграждали путь старые корни, жестко перекрутившиеся на земле. Ложилось на пути упавшее дерево, давно заросшее мхом и насквозь прогнившее, — надо обходить его или перелезать, но наступать на него нельзя — провалишься в сердцевинную труху. Вставали на пути старые елки снизко опущенными ветвями, на которых, словно седые бороды, висели длинные белесые лишайники — надо или подлезать под эти ветки, или далеко обходить их.