Квентин подошел к ней и спросил, не требуется ли его помощь. Она вновь сверкнула ослепительной улыбкой и наградила его одним из тех восхищенных взглядов, на которые способны только женщины. Усадив его рядом с собой, она сказала, что лучшая помощь, на которую он способен, это рассказать что-нибудь интересное из его приключений. Девчушка хлопотала над огнем и горшками, время от времени бросая на Квентина кокетливые взгляды. Он узнал, что у них с Дирой есть конь, которого зовут Гнедко, и если бы Квентин был свободен и здоров, то они бы обязательно покатались на нем. Квентин с грустью вспомнил конные прогулки в родной Монтании, которые навсегда остались в прошлом.

Горилла-охранник с тупым видом наблюдал за их разговором, не понимая, отчего это молодые люди все время смеются и улыбаются. А им было просто хорошо вместе. После завтрака они, накрывшись плащами, вышли посмотреть Гнедко. Высокий сильный конь спокойно стоял в конюшне, пожевывая охапку свежего сена.

– Завтра я должна обязательно прогулять его, – Тана погладила коня по шелковистой коже. Квентин с удовольствием погладил Гнедко по морде, вспоминая забытый запах этих животных. Его рука коснулась руки Таны, она подняла глаза и впервые серьезно посмотрела на Квентина. В ее темно-карих глазах застыла такая глубина, что у Квентина на мгновение перехватило дух. Так бывает, если заглянуть в темный провал колодца и представить себе падение в его бездонную глубину. Он слегка сжал ее ладошку с аккуратными розовыми ноготками, и она поспешно отвела взгляд. В дом они возвращались немного пристыженные и молчаливые. Здоровенный детина-охранник тащился на цепи сзади.

Квентину было невероятно хорошо в обществе этой симпатичной девчушки. Тана рассказала, как ей удалось напугать его, сделав страшные глаза ночной птицы. Фокус оказался довольно прост, и Квентин без труда перенял нехитрую магию. Он же в свою очередь показал ей кое-что из того, чему научился от отца и Торина. Пару простых фокусов: типа фонтанчиков искр и заклинания ветра, от которого в один вмиг задуло огонь в печи. Тана восхищенными глазками смотрела на него – перед ней был настоящий волшебник.

– Моя мама настоящая колдунья, – с детской гордостью заявила она. – Мама может лечить людей и управляется с четырьмя стихиями.

Квентин хотел было возразить, что заклинание четырех стихий – высшая ступень магии и даже Джордан, не говоря уже о Торине, и не владел этими силами, но ему не хотелось разочаровывать эту славную девушку.

За прошедшую неделю Квентин забылся настолько, что почти перестал ощущать опасность. Никто не тревожил его за это время: ни вождь, ни гоблины. Нежелательные гости не появлялись в домике Диры. И все произошедшее с ним, ужасные обряды этих дикарей начинали казаться лишь плодом расстроенного воображения. Все было тихо и мирно, пока в один из вечеров Дира не вернулась домой сильно встревоженной. Она старалась не подавать вида, улыбалась, но Квентин сразу же почувствовал перемену в ее настроении. Он попытался было разузнать, в чем дело, но Дира только отмахнулась: «Не переживай, все будет хорошо».

Ночью опять лил сильный дождь, ослабев лишь к рассвету. Утро выдалось сухое, но хмурое от застилающих небо густых туч. Квентин долго всматривался в серенький свет, просачивающийся сквозь маленькие оконца. Лежа на топчане, он пошевелил пальцами больной ноги. Пальцы послушно откликнулись. Он осмотрел поврежденную ногу: опухоль спала, и нога не болела. Значит, вскоре он сможет покинуть это недружественное место. Он покосился на охранника, мирно спящего на лавке. Конец цепи, которой был скован Квентин, охранник намотал на запястье и закрепил его там замком. «Тем хуже для тебя приятель,

– подумал Квентин. – Рискуешь остаться без руки». Охранник, почувствовав устремленный на него взгляд, открыл сонные глаза и мутным взглядом вытаращился на Квентина.

– Отдыхай, приятель, – тихо сказал Квентин, и охранник снова клюнул носом, ныряя в свои дурацкие сновидения.

Тана поднялась раньше матери и с заговорщицким видом, косясь на охранника, подошла к Квентину. В руке она сжимала небольшую серебряную шкатулку.

– Это для твоих друзей, веселых зайчишек-прыгунишек, – сказала она, протягивая Квентину шкатулку. – Они такие забавные, но им негде жить. Это домик для них. Мама дала мне этот ларец, когда я ей все рассказала. И еще она велела сказать, что эта вещь старинная, очень ценная и обладает магической силой.

Квентин взял шкатулку и открыл крышку. Внутренние стенки шкатулки были сделаны из зеркального стекла.

– Спасибо большое, Тана. Только какой мне прок от нее, если я в плену, да еще под страхом смерти.

Тана сделала большие глаза и приложила указательный палец ко рту: «Ради Бога, тихо!»

– Ни о чем не беспокойся, скоро будешь на свободе. Мама говорит, что тебе уготована великая миссия, и что ты человек необычный. Она поможет тебе,

– прошептала девушка, бросила настороженный взгляд на сонного охранника и вышла из домика.

Квентин сидел во дворе и смотрел, как Тана прогуливает Гнедко. Конь важно ходил по кругу, уминая грязь копытами. Несмотря на установившееся затишье в жизни деревенской общины, на душе у Квентина было не спокойно. Он чувствовал, что скоро произойдут какие-то важные события, и он должен быть готов к ним. Ночью он по нужде выходил из дома и видел, что приближается время полнолуния.

Пока же все было спокойно, деревенька жила мирной жизнью. Немногочисленные жители, выбравшись после проливного дождя на улицу, торопились завершить хозяйственные дела, отложенные из-за дождя. Домашний скот брел по раскисшим от дождя улицам, направляясь на пастбища. Тучи немного разошлись, и с неба пробивалось солнце, поднимая невидимые облака водяного пара от многочисленных луж, покрывающих землю.

Тана водила коня по кругу и улыбалась ему. Стражник сидел, тупо глядя в одну точку. В общем, картина была более чем мирной, но что-то подсказывало Квентину, что в глубине этой тишины подспудно вызревают зерна будущей опасности. И это касалось не только одного его и было связано не только с его жертвоприношением, но и с чем-то, представляющим несравненно большую опасность для множества других людей.

– Как жалко, Квентин, что мы не можем вместе покататься на Гнедке, – Тана с кокетливым сожаление поглядела на Квентина. Принц виновато улыбнулся ей, дескать, что ж тут поделаешь, и девушка расцвела хитренькой улыбкой.

Тана нравилась ему: хотелось подойти и обнять ее. Почувствовать теплоту ее тела, вкус губ и нежность покрытых пушком щечек. И он, наверное, сделал бы это прямо сейчас, если бы не этот долдон охранник. От этих мыслей ему стало жарко, и он почувствовал, как пунцовый румянец заливает его щеки. Еще ни к одной девушке он не испытывал подобных чувств. Тана, словно бы угадав его мысли, весело расхохоталась и одарила принца лукавым взглядом своих озорных и непоседливых глаз.

В этот день Дира ушла после обеда и вернулась только к вечеру, сильно встревоженная. Она внимательно посмотрела на Квентина, как бы собираясь сообщить ему нечто важное, но передумала и ушла в свою комнату. Через некоторое время она вернулась и стала осматривать его поврежденную ногу. Нога выглядела здоровой, опухоль спала, и Квентин не ощущал боли от прикосновений Диры. Лицо Диры стало еще более озабоченным. Квентин догадался, что от нее потребовали не тянуть с лечением и объявить, что пленник здоров и готов к обряду. Что это означало для Квентина, объяснять не требовалось. Но прежде чем принять окончательное решение, Дира хотела завершить какие-то важные дела.

– Что ж, молодой человек, дела явно идут на поправку, – объявила Дира, внимательно глядя в глаза Квентину.

Болван-охранник насторожился и встрепенулся при ее словах. Дира выдержала паузу:

– Еще два-три дня и повязки можно будет снимать, а там посмотрим… А пока, юноша, вы будете применять вот эту мазь. – Она протянула ему небольшой пузырек с зеленоватой жидкостью.

– Это великолепное средство, наши предки называли его дыханием птицы Ру. Оно прекрасно снимает любое оцепенение конечностей, – со значение произнесла Дира и незаметно от стражника подмигнула Квентину. – Достаточно небольшой капельки на ночь, и утром вы будете совершенно свободны от боли, ломоты в суставах и других сдерживающих вас факторов. Правда, это средство… – она сделала паузу, – опасно для такой молодой и чувствительной кожи, как у вас, принц, и поэтому должно применяться с величайшей осторожностью.

Квентин все понял. Он с благодарностью посмотрел на добрую волшебницу и крепко стиснул в руке драгоценный пузырек. Это был путь к спасению. Надежда вновь ожила в нем. Нужно только дождаться ночи. И самое главное, он вспомнил, что Тана познакомила его с Гнедко и показала, где находится вся лошадиная упряжь. Туда же она незаметно от стражников перенесла все имущество Квентина. И так, все должно решиться в эту ночь.

Квентин не мог дождаться наступления вечера. Дира несколько раз удалялась из дома, видимо, улаживая какие-то неотложные дела. Правда, с каждым разом она возвращалась все более взволнованной. Но Квентин, захваченный идеей побега, отнесся к этому не слишком внимательно. Мысленно он уже несся во весь опор на коне, вдыхая опьяняющий ветер свободы. Нужно было лишь дождаться ночи.

Ужинали как всегда все вместе.

– Что случилось, мама? – спросила Тана, заметив волнение Диры.

– Ничего особенного, дочка, завтра полнолуние… Ты же знаешь, как я себя чувствую на полную луну…

– Обряд, как я понял, проводится в полнолуние? – спросил Квентин.

– Да.

– Значит, завтра…

– Многие не довольны вождем, – грустно заметила Дира. – Они требуют, чтобы обряд был обязательно проведен в это полнолуние.

– Гоблины?

– Да. Мне искренне жаль этих людей. Это наши братья и сестры. Они не виноваты, что стали такими. Мы, хранители, пытаемся лечить этих людей, помочь им, как-то направить, но ничего не помогает…

– Если так пойдет и дальше, племя уничтожит само себя, – заметил Квентин.

– Они вкусили вкус крови и не могут остановиться. Многие из них такие, как Ирг, считают, что даже вождь предал их, не почитает Ру и перешел на сторону изменников.

– Птица Ру прилетит? – спросила Тана.

– Боюсь, будет слишком много охраны… Кроме того, они хотят изменить проведение обряда и больше не дожидаться Ру.

– Изменить обряд?

– Они больше не хотят оставлять жертву на холме. Слишком часто они пропадают…

– А как же Ру?

– Они думают, что Ёрк связался с хранителями и помогает пленникам бежать.

– Что же теперь будет, мама?

– Не знаю, но нам надо помочь Квентину. Он человек будущего, и от него очень многое зависит в этом мире.

– Поможем! – гордо заявила Тана.

Они разговаривали на высоком анге, поэтому стражник ничего не понял, а только, отвесив челюсть, следил за тем, как у них во рту пропадают такие аппетитные и лакомые кусочки.

Настал вечер. Спать легли с заходом солнца. Квентину оставалось только дождаться, когда уснет охранник. Он лежал в напряженной тишине ночи, изредка прерываемой криками ночной птицы, и сосредоточенно ожидал услышать сонное храпение стражника. В доме стояла такая тишина, что казалось, все затаили дыхание в эту ночь. Квентин знал, что женщины тоже не спят. Он тихо лежал на спине, всматриваясь в призрачные силуэты, выводимые на стенах лунным светом. Наконец охранник, видимо, устав бороться со сном, сделал пару-тройку свистящих вздохов и зашелся заливистым мерным храпом.

Квентин только этого и ждал. Он ловкой кошкой соскочил с лежанки и осторожно, чтобы не загреметь цепью, обмотал ее толстым одеялом. Затем достал из-под кровати припасенный бутылек и, сдерживая дыхание, брызнул несколько капелек на железные оковы. Жидкость, коснувшись металла, запузырилась, и по комнате распространился едкий запах. Через мгновение он был свободен и осторожно положил цепи на лежанку.

Оставалось нейтрализовать охрану. Он потихоньку потянулся к гедарскому мечу, который стражник положил рядом с собой. В этот момент в соседней комнате раздались шаги, и на пороге появилась Дира, сжимающая в руке зажженную свечу. Следом выглянула Тана. Обе они были в длинных ночных рубашках.

Дира сделала Квентину предостерегающий жест, чтобы он не предпринимал ничего без нее, и жестом указала на пол. Квентину, привыкшему к подземным ходам, не надо было долго объяснять, он отогнул угол циновки, покрывающей пол, и увидел в деревянном полу крышку погреба. Он потянул за массивное металлическое кольцо, прибитое к люку, и перед ним открылись ступени лестницы, ведущей вниз. Тана протянула ему узелок.

– Быстрее! – прошептала Дира.

В этот момент с улицы раздались громкие голоса. Шумная толпа приближалась к дому. Взбудораженные люди что-то кричали, затем послышались истошные визги.

– Поторопись, Квентин! Это бунт. Ирг и его обезьяны восстали. Сейчас начнется настоящая резня.

– А как же вы?! – подавляя в горле вскрик, прошептал Квентин.

Охранник на лавке заворочался и начал подниматься. Дира взмахнула рукой, – невидимая энергетическая волна подняла и с силой швырнула стражника об стену. Он тяжелым мешком сполз на пол, на какое-то время перестав представлять угрозу.

– Вот это да! – не удержался Квентин от восклицания, более прекрасного примера боевой магии ему еще не приходилось видеть.

– Быстрее, Квентин! Я не смогу долго сдерживать их! – выкрикнула Дира. С улицы все громче доносились разъяренные голоса толпы и крики их жертв.

– Противостояние гоблинов и хранителей дошло до последней черты. Старым обрядам пришел конец. Никто больше не верит в птицу Ру. Эти звери просто жаждут человеческой крови и не хотят больше ждать ритуала.

Квентин стоял в нерешительности над открытым подвалом. Он не мог оставить этих, ставших ему родными, женщин на растерзание озверевшей толпы.

– Я не оставлю вас. Мы должны уйти вместе.

– Квентин, мы не можем уйти с тобой, – сказала Тана. – Наш народ страдает, он болен и запутался в неверных представлениях. Никто, кроме нас, не сможет остановить это безумие. Мы должны остановить их, иначе они уничтожат всех людей в племени. Правда, мама? – Тана мокрыми от слез глазами посмотрела на мать. Вместо ответа Дира крепко прижала ее к себе.

– Иди, Квентин! Мы останемся до конца с нашим несчастным народом. Иди и не забывай о том, кто ты для этого мира, и в чем цель твоей жизни. С каждой новой встречей, с каждым новым жестоким столкновением твоя душа будет наполняться мужеством и решимостью. Иди, да поможет тебе Высшая Сила! – и Дира, и по-прежнему крепко прижимая к себе дочь, направилась к двери, в которую уже ломилась обезумевшая толпа.

На Квентина она больше не обращала внимания, предоставив право выбора ему самому.

– Выходи, сука! Хватит прятаться! – дикие голоса рвались с улицы. Дверь раскачивалась и выгибалась под сильными ударами. – Мы покажем тебе, как не уважать наши обряды! И свою маленькую сучку выводи с собой! Мы с ней немного потешимся! – Избушка сотрясалась от ударов. – И этому паршивцу, что ты пригрела, пора жариться на вертеле.

Квентину показалось, что среди множества обезумевших голосов он разобрал голос Ирга. Нет, он не мог бросить в беде этих женщин. Принц выхватил из ножен остро блеснувший в темноте меч Гедара. В этот момент дверь дрогнула под ударами нападающих и рухнула на пол. И тотчас яркая вспышка молнии ослепила Квентина. Дира и Тана стояли, взявшись за руки, а две другие выставили перед собой в магическом жесте. Они образовали магическую цепочку, подпитывая Силой друг друга.

Вспышки молний пронзили тьму, и Квентин услышал, как кто-то пронзительно, как недорезанная свинья, закричал от боли. Молнии разметали передние ряды гоблинов. Толпа отхлынула, замерла, но через мгновение к двери устремились новые уроды, затаптывая раненых собратьев. От сопротивления своих жертв они пришли в исступление и, обезумев, лезли вперед, не обращая внимания на боль и смерть.

Дира и Тана готовились к новому молниеносному залпу. Квентин никогда не видел их такими. Их волосы развевались от электрического ветра, лица отсвечивали мертвой белизной лунного света, а темные глаза лучились такой силой, что в них было страшно заглянуть.

Он ринулся к двери, стремясь защитить женщин. В это время горилла-охранник пришел в себя и, выхватив кинжал, резко метнул его в Диру. Острое лезвие по рукоятку вошло в ее спину. Квентин прыжком преодолел полкомнаты и яростным ударом снес обезьянью голову ублюдку.

Но уже было поздно. Дира, смертельно раненная, медленно, держась за дверной проем, сползала на землю. Тана, позабыв об опасности, с криком бросилась к матери. Гоблины, пришедшие в в себя после огненных ударов, устремились к дому. Медлить было нельзя. Квентин схватил Тану и с силой поволок ее к подвалу.

Они были на пороге открытого люка, когда первые твари ворвались в дом. Все дальнейшее произошло в одно мгновение. Но в восприятии Квентина оно растянулось, как струйка застывшего меда. Тана подняла на него мокрые от слез глаза. Губы ее шевельнулись, выговаривая какое-то слово. Что, Квентин не услышал. Все замедлилось настолько, что звуки, казалось, тоже замерли в воздухе и были не слышны.

«Нет, – услужливо подсказало его сознание, переводя движения губ Таны в слова. – Нет, я не оставлю ее».

Он хотел крикнуть, что Дире уже ничем не поможешь, что им надо уходить, но странное растянутое безмолвие не позволяло этого сделать. Он лишь невыносимо медленно продолжал тянуть Тану к спасительному выходу. Также медленно в комнату врывались все новые гоблины с перекошенными звериной злобой лицами. Он видел, как к ним медленно, словно все они находятся под многотонной толщей воды, протягиваются в хищной хватке многочисленные руки.

Где-то перед домом он заметил тело вождя Ёрка, которое мятежники несли на вытянутых вверх копьях. На небе взошел круглый лик Луны, четко обрисовавший сгорбленные уродливые контуры в дверном проеме. И еще раз Квентин увидел глаза Таны, полные невыразимого отчаяния, и ее рот в безмолвном крике, рвущемся подобно взрывной волне пороха.

В дальнейшем – только ослепительная вспышка тысяч магниевых солнц и удушающие тонны земли, рухнувшей на него. И все. Затем тишина.

Сознание возвращалось медленно, как изображение на старой фотопластинке. Вместе с сознанием появилась боль. Он пошевелился, пытаясь высвободиться из-под навалившейся на него массы земли. Ему еще повезло: крышка люка задержала основную массу грунта и деревянных обломков. Кое-как ему удалось выкарабкаться из-под завала. Было темно. Ход не позволял выпрямиться в полный рост, и двигаться приходилось сильно согнувшись. Он нашарил узелок, который дала ему Тана, и обрадовался, что он не пропал. Пошатываясь, то и дело натыкаясь на мокрые укрепленные деревом стены, Квентин медленно пробирался по лазу. Под ногами хлюпала раскисшая земляная жижа. Скребущие звуки крыс преследовали его. По лицу время от времени ударяли то ли длинные корни проросших растений, то ли хвосты омерзительных крыс. Пахло затхлостью, гнилью и крысиным пометом. По мере продвижения ход стал уже, и Квентину пришлось боком протискиваться между его стенками. Голова гудела, как колокол, и казалось этот ход никогда не кончится.

Но вот наконец он разобрал слабый свет, падающий откуда-то сверху. Небольшое выходное отверстие лаза, словно нора крота, было обрамлено проросшими корнями растений. Квентин приник к норе и с облегчением глотнул воздуха. Стояло солнечное утро. Он высунулся из земляного отверстия и огляделся. Лаз вывел его на поле за деревней. Рядом начинался лес. Отсюда были хорошо видны окраинные домишки и поля, окружающие селение гоблинов.

Квентин вылез наружу и оглядел себя: весь в лохмотьях, перепачканный землей, с головы осыпалось облако пыли. Минутку, пошатываясь от головокружения, он постоял, вдыхая прекрасный свежий воздух и соображая, куда ему идти дальше. По идее нужно пробираться обратно к дому Диры, где в конюшне стоял Гнедко, и были спрятано его снаряжение.

События прошлой ночи вновь вспыхнули в его сознании. Что произошло в деревне? Уцелела ли Тана? Если да, то, что с ней? Он должен вернуться и спасти ее, если она в плену у гоблинов. Хорошо хоть Эрлиер и меч были с ним. Судя по солнцу, было около шести утра, и нужно было поспешить, пока эти чудовища отсыпаются после кровавой ночи.

Скрываясь за кустами, Квентин поспешил к домикам на окраине. В деревне стояла странная тишина, даже петухи, привыкшие каждое утро трубить подъем, и те молчали. Добравшись до крайних домиков, Квентин заметил, что и улицы в этот час непривычно пусты: пастухи не гнали скот на выпас. С опаской миновав несколько домов, Квентин приблизился к тому месту, где стоял домик Диры. Деревья и забор были повалены, а на месте домика зияла большая воронка, по окружности которой валялись разбросанные взрывом и до сих пор неприбранные трупы людей.

Квентин пригляделся – Таны среди них не было. Из живых тоже никого не было видно, вся деревушка вымерла и опустела, не слышались даже голоса птиц, привыкших веселой песней встречать встающее солнце. Он вышел из укрытия и пошел к сараям, где стоял Гнедко. Тут только он вспомнил о больной ноге и с радостью заметил, что совершенно не хромает и не чувствует боли. Только голова все еще звенела от взрыва и временами нехорошо кружилась.

Гнедко встретил его, покачивая головой. Тут же рядом находилась конская сбруя и поклажа Квентина. Взнуздать коня было минутным делом, и Квентин радуясь, что наконец-то фортуна улыбнулась ему, выехал на улицу. И тут он заметил, что с небольшого круглого холма, расположенного на юге, поднимается столб дыма. Холм круглой шапкой возвышался над деревней и был обнесен высокими каменнымх плитами, с положенными на них поперечными балками.

Сердце Квентина на мгновение замерло, схваченное недобрым предчувствием, а затем забилось слишком часто, сводя грудь незнакомой болью. Он чувствовал, что там на холме, за каменными плитами, творится нечто ужасное. И потеряв всякую осторожность, прямо через деревню, он погнал к холму. Когда до холма оставалась сотня метров, он остановил коня и спешился. С холма доносились глухие удары, будто вбивали деревянные сваи. Дальше он пошел пешком. Странное каменное сооружение привлекало внимание. Скорее всего, это и был так называемый жертвенный холм птицы Ру, о котором ему рассказывала Дира.

Округлый холм имел почти правильную форму купола. Высокие плиты, огораживающие его по окружности, были вытесаны из черного камня и покрыты какими-то узорами и надписями. Когда Квентин подошел ближе, он заметил, что посреди каменного круга пылает огромный костер, вокруг которого сгрудились фигурки людей. Каменный частокол мешал рассмотреть происходящее, и Квентин, рискуя быть обнаруженным, подобрался ближе. Последние метры ему вообще пришлось проползти, скрываясь за редкими деревьями, растущими на склонах холма.

Картина, открывшаяся ему, была ужасной. У каменных плит стояли привязанные люди. К каждой плите было привязано по два человека. В центре возвышался помост, на котором лежала обездвиженная жертва. Палачи сгрудились вокруг большого костра, который пылал, выбрасывая в небо клубы черного дыма. Они двигались вокруг костра в медленном хороводе и бубнили какую-то молитву, призывно вздымая руки к небу. Кто-то дубиной стучал по большой пню, вкопанному в землю.

Шаман, которым, как разглядел Квентин, был Ирг, монотонно распевал то ли песню, то ли молитву. Из всего, что он произносил на своем варварском диалекте, Квентин понял только имя Ру. Очевидно, Ирг призывал священную птицу вкусить обильное жертвоприношение. Не прекращая песнопений, Ирг взял большой деревянный молот и направился к женщине, привязанной к жертвеннику. До этого неподвижная, она почувствовала приближение смерти и стала инстинктивно биться в крепких путах, как пойманная рыба.

Квентин видел, что на помосте под головой жертвы и на земле около жертвенного камня все еще блестят лужицы невысохшей крови. Белые перья жреческого наряда Ирга были сплошь пропитаны кровью, видно, славно он потрудился ночью.

Ирг взмахнул деревянным молотом, и Квентин, чтобы не закричать, крепко стиснул зубы и отвел взгляд. Молот упал на голову жертвы со звуком, похожим на звук лопнувшей скорлупы.

– Ру, прими в жертву наших заблудших детей, покусившихся на твоих птенцов. Прими эту плоть и кровь во искупление грехов отцов наших и наших грехов, – Ирг громко пропел молитву на анге.

Затем блеснувшим кинжалом он перерезал жертве горло и стал наполнять хлынувшей кровью большую чашу. Пока чаша наполнялась, хор адептов Ру сменил монотонную молитву призыва на торжественную песнь жертвоприношения. Ирг с полной чашей крови подошел к хороводу уродов и, сделав глоток, передал ее по кругу. Каждый делал глоток, передавал другому и громко, обращаясь к небу, призывал Ру. Тошнота подступила к горлу Квентина, он согнулся пополам, и его вырвало.

Тем временем очередную жертву уже волокли к жертвенному столу. Квентин в бессилии сжал кулаки. Только бы среди этих людей не было Таны. Он стал, крадучись, продвигаться вокруг этого стоунхеджа, пристально вглядываясь в лица обреченных людей. «Только бы среди них не было Таны, – думал он. – Лишь бы они не схватили ее». Злость на собственное бессилие разрывала его на части. Ему хотелось ворваться в адский круг и крушить направо и налево этих отвратительных тварей, потерявших человеческий облик, пока не умрет последний из них. Злоба душила его, а слезы застилали глаза. То, что он видел перед собой, было настолько чудовищно и неправдоподобно, что просто не могло быть в действительности.

Люди не могли так обращаться с людьми. Здесь не было Конаха, не было того, кого он привык считать олицетворением зла, но семена зла прочно укоренились в душах этих измененных созданий. Он не знал, можно ли еще считать их людьми, как это делали Дира и Тана. Наверное, нет. Это был продукт Изменения. Изменения, за которым скрывалось нечто невероятно злое, что породило Конаха. Голова шла кругом и соображала плохо. Нужно было что-то делать. Он шел по кругу, пристально всматриваясь в полные слез и отчаяния лица людей, привязанных к плитам. Глаза некоторых из них были затуманены безумием, что ж, по крайней мере, они избегнут мучительного ожидания смерти.

Обдирая колени и ладони о колючки кустов и сучки деревьев, Квентин продолжал обход этого лобного места. Если он увидит Тану, ничего не удержит его. Он ворвется в круг и будет крушить направо и налево.

Ирг перешел к следующему этапу этого жуткого представления. По его приказу жертвам отрезали разбитые головы и складывали на каменную пирамидку около жертвенника, а тела бросали в костер. Опоенные кровью, впавшие в транс, гоблины, не зная усталости, продолжали свой бесконечный хоровод, непрерывно взывая к своему идолу.

Квентин завершил обход холма. Таны среди людей, предназначенных на смерть, не было. Эта смелая девочка пожертвовала жизнью, спасая его. Постепенно ярость уступала место отчаянию. Он был не в силах помочь этим несчастным, и слезы душили его. Позабыв об опасности, он опустился на землю, и его плечи затряслись в немых рыданиях. Смрадный дым от горящих тел долетал до него и жег глаза. Не разбирая дороги сквозь глаза, залитые слезами, он поднялся в полный рост и побрел прочь от этого места. Сейчас он был не мессией, не героем, а просто мальчишкой, которого, как щенка из сытной и теплой конуры, выкинули в снежную пустыню. На заплетающихся ногах он добрался до Гнедко, который по-прежнему стоял привязанный к дереву у подножия холма.

Квентин вскочил на коня и попытался взять себя в руки. Восстановив дыхание, он разогнал коня и полетел прочь от этого страшного, охваченного безумием места. Теперь, в отличие от прежних дней, он четко представлял, кто его враг, какая цель стоит перед ним, и что ему надлежит сделать.

Он знал, что его путь опасен и труден, но с ним была надежда, эта вечная спутница героев. Мир продолжал сопротивляться нашествию зла, а это означало, что всегда отыщется тот, кто ему поможет. Так было всегда, так будет и впредь. От него требовалось только одно: не сворачивать с дороги, доверившись обстоятельствам и силам, о существовании которых он не подозревал в данную минуту, но которые, когда придет для этого время, сами объявятся и изберут его своим орудием.

Оставив далеко позади последние домики обезумевшего селения, Квентин вылетел на старую дорогу. Теперь дорога, ведущая на юго-восток, выглядела более наезженной, а значит впереди его ждали очередные встречи с неизвестным. Одним махом он проскочил квадратики полей и снова углубился в лес.