Ниже было факсимиле - не очень разборчивый росчерк быстрой руки.
      "Ладно, пойдем к реке", - сказала Эля...
      - Минутку, Ноэми, - попросил Валентин. - Включи освещение.
      - Тебе не интересно, что было дальше? А было очень забавно, как Эля воевала со своим страхом, а я училась умению требовать. Это смешно, как вспомню... Знаешь, я не стала бы научным работником, если бы не научилась быть требовательной к другим и к себе. Не только в тот раз с Элей, но и после тоже.
      - Вот и ты - о научной работе. Ученые твои мать и отец. И в той цитате на башенке призыв быть учеными... Как это понимать? На Земле что же... Вроде касты научных работников? Наследственное право становиться учеными?
      - О чем ты говоришь? О какой касте? - удивилась Ноэми.
      - Ну хорошо, могу и по-иному, - взволнованно продолжал Валентин. - В мое время, в прошлом, на Земле кое-кто считал: человечеством должны управлять ученые, а народ, рабочий люд слишком-де сер и необразован, чтобы управлять. В мое время этому давали отпор. По крайней мере, в странах социализма. А теперь что же? Все иначе?
      - Не понимаю, о чем ты.
      - Я спрашиваю, что за этим призывом: стать учеными, как отец и мать?
      - Но сейчас все люди Земли в основном ученые.
      - Все тридцать два миллиарда человек?
      - Отчего же тридцать два?.. Примерно половина дети.
      - Ну да, конечно... А остальные ученые?
      - Не все, но большинство... А как иначе? Впрочем, лет сто - сто пятьдесят назад еще сохранялось разделение на ученых и инженеров. По-моему, дольше всех сохранялись инженеры-конструкторы.
      - И архитекторы?
      - Они есть и теперь. Архитектура - это же искусство, А прежде инженеров было, к сожалению, не меньше, чем ученых.
      - Почему, "к сожалению"? Разве инженер - работник второго сорта? Он тоже творец. Я сам был инженером. От всяких "почему" и "как" голова трещала.
      - Я не хотела тебя обидеть, - виновато сказала Ноэми. - И наверное, не готова к такому разговору. Но вот еще в школе я читала роман. Исторический, о времени, когда инженеров было много. Помню слова одного из героев: "Ученого ценят за удачи, инженера - за отсутствие неудач". По-моему, тонко подмечено. Поэтому, должно быть, и запомнилось. Ученому прощаются все ошибки, любые безуспешные поиски, если он нашел в конце концов что-то новое, свое, чего никто раньше не находил. А кто простит инженера, если из-за его ошибки рухнул дом? Я права?
      - Ну, допустим...
      - Но ведь это означает, что инженерную работу можно доверить и машине! Проектировать, пользуясь уже известными законами и нормами, - это под силу эвристическим роботам, например. Кстати, одну из усовершенствованных моделей искусственного мозга недавно создали в Африканском институте эвристики.
      - Я, кажется, видел ее, - сказал Валентин. - Вроде тумбочки с множеством мигающих глазков.
      - Тем лучше, что видел. Сейчас человек задает лишь общую программу поисков конструкции машины или прибора. Оптимальное, наивыгоднейшее решение находит эвристический робот. А общую программу задают роботоналадчики.
      - Роботоналадчики?
      - Ага. Наладчики роботов.
      - Постой, постой! Эля говорила, что ее отец тоже наладчик роботов. Но я предположил, что это просто квалифицированный рабочий.
      - Ты все-таки запомнил слова Эли об отце...
      - Ну и что? Почему ты все время возвращаешься к Эле?
      - Ведь мы подруги. Я люблю ее. Мне странным кажется, что ты совсем равнодушен к ней.
      - Опять за свое! Мои чувства - это мои чувства. Не надо о них. Ты лучше скажи; эти твоя роботоналадчики - научная профессия?
      - Конечно. А на меня нельзя сердиться.
      - Я не сержусь. И к Эле, если уж начистоту... - он готов был сказать всю правду, но в последний момент всетаки не рискнул признаться. - Ты скажи, если роботоналадчик - ученый, то воспитатель, врач - тем более?
      - Тебя это удивляет?
      - Не то, не о том ты! - воскликнул Валентин, а сам подумал, что давно бы мог догадаться о всеобщем служении науке: ведь все или почти все сообщения видеопанорамы так или иначе были об изысканиях и открытиях! Впрочем, и это не самое главное. Надо бы узнать и понять, когда и как люди Земли сумели стать учеными. Сплошь! Впрочем, главная причина, вероятно, в том, о чем говорили на дельфиньем островке Эля и Халил. Если высшее предназначение разума - переделать вселенную, то люди закономерно находят призвание в науке, позволяющей им стать великанами.
      Черт возьми, ради такой цели стоило драться, терпеть, мучиться!
      Ноэми обрадованно встрепенулась:
      - Эля?.. Да-да, это я, Эля... Он здесь... Хорошо, что ты идешь к нам!
      Валентин тоже услышал теперь голос Эли, а потом и Халила.
      - Кое-как увел ее со станции. Силой увел - до того упрямая... Вы спросите ее, что она заказывала?! Она в древность зарыться хочет. А какая причина, молчит. Нехорошо это, обидно это: при первой неудаче в лаборатории - отступиться. На эксперимент не дают энергии? Ну и что? Сдаваться? Я стыдить ее хотел, обижается, слушать не желает. Как можно?
      - Халил!
      - Что Халил? При чем здесь Халил?! Ты мне когда-то, два года назад, упасть не дала, спасла от большой беды. От смерти спасла! Сейчас я тебя держать буду, чтобы не свалилась. Все помогут мне. Разве я неправильно говорю? Валентин! Ноэми! Неправильно я говорю?
      - Но я не собираюсь падать, Халил! И ты плохо обо мне подумал. Не испугалась я, не отступилась. Ты сам убедишься в этом. Я все объясню, когда приму решение.
      - Какое решение? Почему тайна? От нас тайна. Мы. тебе чужие, да? Я чужой тебе?.. Все время тайны! Так недолго поссориться, Эля... Совсем недолго.
      - Хорошо, я все расскажу, Халил. Вот соберемся все вместе и не торопясь подумаем, как мне быть.
      Эля отключилась. Халил, недовольно проворчав что-то, тоже прервал разговор. Ноэми чуть заметно вздохнула.
      - Они почему-то все чаще спорят, Халил с Элей.
      Валентин не отозвался.
      - Халил очень нетерпеливый и горячий, по-моему. А Эля... Она десять раз отмерит, прежде чем отрезать. Она не любит поспешности ни в чем. А Халил сердится. Эдя в большом и в малом такая. Вот с кем интересно побеседовать об истории! Эля в школе лучше всех знала историю. Когда выбирали профессию, колебалась даже - не история ли ее призвание.
      Эля с Халилом появились через несколько минут. Платгетолетчик хмуро отмалчивался. Эля, наоборот, едва дверь закрылась за нею, весело воскликнула:
      - Не видела вас три часа, а соскучилась. Как твоя тундра, Валентин?
      - О тундре вы с ним потом... - прервала ее Ноэми. - Наш дорогой друг заинтересовался, как все люди смогли заняться наукой...
      - Наукой? - Эля задумалась. - О, это случилось давно!.. Сразу после двух революций: социалистической, которая началась в октябре семнадцатого года, а потом победила на всей Земле, и кибернетической. Первая привела к власти народ во главе с коммунистическими партиями, установила подлинное равенство на Земле. Вторая - она завершилась лет через сто после первой - позволила переложить на автоматы и на роботов не только всю грязную, но и простейшую умственную работу. Раньше как было? Тысячи профессий, максимум сложных движений для рук, но если по правде, не слишком-то много усилий для мозга: ведь выполнялись одни и те же операции на протяжении многих месяцев и даже лет. Не пойми это как упрек, Валентин. Твое время было славным временем!
      - Социалистическая революция? Ты о ней?
      - Не только о ней, Валентин. В твоем веке родилась атомная, а затем и термоядерная энергетика, космонавтика... Кибернетика... А без кибернетики не создать умных автоматов и тем более роботов. Посев делал ты и твои прежние современники. Мы собираем теперь урожай.
      - Но о таком урожае... о том, чтобы всех - учеными... - в голосе Валентина все еще было сомнение, почти недоверие. - В мое время почему-то никто не допускал мысли, что настанет день, когда всех или почти всех - в ученые...
      - А если ты ошибаешься? - мягко возразила Эля. - И ТОГДА наиболее смелые умы предрекали, что будущее человечества научная деятельность.
      - Писатели-фантасты?.. Сказочники для великовозрастных!
      - Но ты и сам любитель фантастики!
      - Ну и что? Значит, и я великовозрастное дитя. А сей час и вовсе стал младенцем.
      - Не надо самоуничижения.
      Валентин с горечью усмехнулся:
      - Почему самоуничижение? Рад стать орлом, да крылышки слабоваты.
      - Ты несправедлив к себе, - возразила Эля. - А прогнозы... Их делали, кстати, не только фантасты-писатели, но и серьезные ученые. Очень близко подошел к этим идеям и Карл Маркс. А ведь он еще ничего не мог знать ни о радио, ни тем более о кибернетике.
      - Карл Маркс писал, насколько я знаю, о другом, - упрямо стоял на своем Валентин. - Речь шла о том, что при коммунизме человек очень малое время будет занят непосредственно в сфере производства и что свободные часы отдаст интеллектуальной игре, искусству, спорту. Игре!.. Да и главная цель - самоусовершенствование.
      - Такая цель ставится и теперь. Но появилась и другая, более важная - ты знаешь о ней - преобразование Вселенной, терпеливо продолжала Эля. - Прежде такой не ставили, потому чти слишком многого не знали. И все-таки Карл Маркс очень близко подошел к идее, о которой мы говорим. Я как раз сегодня записала его замечательные слова. Включи, пожалуйста, микростанцию...
      Селянин подчинился, и тотчас донесся до него размеренный мужской голос.
      - "...Земледелие, например, превращается просто в применение науки о материальном обмене веществ, - как наиболее выгодно для всего общественного тела регулировать этот обмен веществ..."
      Валентин хотел было спросить Элю, чей это голос, но девушка торопливо сказала:
      - Ты слушай дальше.
      - "...Рабочий уже не тот, каким он был... Он становится рядом с процессом производства, вместо того, чтобы быть его главным агентом..." - Мужчина сделал паузу, потом объявил: "Сотрудник информационного центра познакомил тебя с отрывками рукописи Карла Маркса, относящейся к 1857-1858 годам девятнадцатого столетия по старому летоисчислению".
      - Ну, теперь убедился? - заговорила Эля, едва смолк голос мужчины. - Обрати внимание: рабочий - а теперь бы надо оказать: человек! - становится рядом с процессом производства. Понимаешь? Это как будто о нашем времени, когда люди вовсе ушли из производства, полностью передав свои прежние обязанности роботам, то есть новому типу машин, но уже наделенных и способностью думать, самостоятельно применять на практике накопленные человечеством знания. А сам человек занялся прежде всего поиском еще неизвестных закономерностей природы... Не правда ли, Маркс был всего в полушаге от вывода, что истинное призвание людей - научная деятельность? Сам он, к сожалению, не мог сделать этот полушаг без опасения впасть в фантастику: уровень науки и техники в его время был еще слишком низок. Но когда произошли те две революции, о которых я говорила...
      - Социалистическая и кибернетическая? Так? - переспросил Селянин.
      - Да. И в масштабах всей Земли, - подтвердила Эля. Только после этого был сделан полушаг вперед от Маркса. Сначала - в теории, в историческом материализме. Потом - на практике, к тому, что есть теперь...
      - Уж очень все для меня неожиданно! - признался Валентин. - Вот хочу верить, а не верится. И думаю: ведь далеко не все рождаются орлами. Больше воробьев, так оказать.
      - Да, несомненно, - подтвердила Эля. - И все-таки сейчас из каждых десяти человек девять занимаются научной работой.
      - А остальные кто? Служители муз, искусства?
      - О, мы все немножко служители муз! - улыбаясь, возразила Эля. - Кто играет, кто поет, а Илья Петрович, ты знаешь, владеет кистью...
      - У него здорово получается... Портрет дочери, который он написал, у меня до сих пор перед глазами, - согласился Валентин.
      - Но все-таки для него, как и для нас, искусство не стало профессией, - продолжала Эля. - А есть люди, которые не мыслят своей жизни вне искусства. И замечательно, что это так. Искусство не менее важно, чем наука. Особенно теперь.
      - Я понимаю, спрашивать проще, чем отвечать. Но почему "теперь"?
      Эля задумалась.
      - Пожалуй, ты прав... Человек всегда, а не только теперь черпал душевные силы в искусстве. Конечно, в подлинном искусстве. Я вот вспомнила, как ты пел нам песню. В ней есть слова: "И вся-то наша жизнь - борьба, борьба..." Тебе песня помогала быть сильнее. Нам песни, полотна художников, книги тоже помогают. Человек становится мужественнее, одухотворенней, воспринимая искусство. Разве не так? Искусство!.. С чем бы его сравнить? Ну вот хотя бы с кислородом или водой,- без них нет жизни на Земле. Искусство - как они. Без искусства человек тоже не сможет, наверное... А сейчас, по-моему, появилось еще одно очень важное подтверждение этому. Какое? Пожалуйста, объясню. Все мы узкие специалисты. Исследования уводят нас все глубже. Мы как в колодце. А искусство позволяет видеть мир, общество, человека в целом. Понимаешь, как это важно, какая это прелестьне утрачивать, а развивать в себе умение видеть мир целиком, со всеми его красками, звуками, чувствами, контрастами! Искусство и наука - они же как две руки.."
      - Правая, более сильная, - наука?.. Но ведь и наука требует таланта...
      - В твоем веке были, как вижу, не очень высокого мнения о способностях человека, Валентин. А в каждом из нас скрыт Леонардо да Винчи или Бородин, которые были учеными и художниками одновременно, Курчатов или Даниэль Иркут. Степень одаренности может быть разной. Но в этом ли дело? Важно определить, кто именно таится в человеке. Сейчас определяют обязательно...
      Сидели возле круглого столика, черная поверхность которого зеркально отражала лица всех четверых: обескураженное у Валентина, заинтересованные и доброжелательные у остальных.
      - И ошибок не бывает?.. Ну, в выяснении задатков?
      - Отчего же? Случаются и ошибки, - Эля вдруг невесело улыбнулась. - Со мной, по-моему, как раз и произошло так.
      Девушка умолкла, словно испугавшись собственного признания, потом оглядела всех по очереди. Халпла дольше и пристальнее, чем других.
      - Извините, что я о себе. Но мне надо посоветоваться. Я еще не все до конца взвесила... Не судите строго, если я в чем-то опрометчиво или незрело. Я хочу менять профессию.
      Все молчали.
      - Я хочу заняться историей,
      - Вот... Не я ли предупреждал!.. - воскликнул Халил. Нет, вы посмотрите на нее... Сначала - сверхчистые металлы, теперь - история, всякие там древние папирусы, следы на камне, наконечники стрел... А дальше что? При следующей неудаче?.. Зачем тебе история, скажи? Почему отступничество? И как все будет, если ты здесь, на Земле, а я там - в дальнем космосе, в экспедиции? Ведь я планетолетчик.
      - Почему ты решаешь за нас обоих? Не надо, Халил,
      - Но как же так? - по-прежнему горячился он. Эля мягко прервала:
      - Не надо. Пожалуйста!.. Сейчас речь о профессии, пока лишь об этом.
      - Хорошо, нусть о профессии, пусть, - не отступался Халил. - Чем работа в лаборатории Бэркли не по душе? Нет, ты скажи, разве не интересно - сверхчистые металлы? В любой, самой дальней космической экспедиции исследованиями этих металлов заниматься можно. Почему история, не понимаю?
      Валентин напряженно всматривался в выражение лиц, вслушивался в интонации. Халил явно встревожен. Значит, планы н надежды его в чем-то не совпадают с решением Эли?.. Ноэми отмалчивается. Только ли удивлена?. Она любит Халила, и для нее поступок Эли, пожалуй, не только перемена профессии. Неужели тогда, во время полета к дельфиньим островам, Халил открылся в чувстве, которое Эля не может разделить?
      - Все-таки объясни, почему история? - огорченно спрашивал Халил. - Почему трах-тарарах? Неожиданно почему? Что такое случилось? - Неожиданности нет, Халил. А отступничество... Если уж всю правду, то я изменила прежде всего истории. Ноэми подтвердит... А в лаборатории все поймут меня... И первый Бэркли поймет. Он большой умница и очень душевный человек, наш Бэркли!.. А почему теперь... Я уже сказала: произошла ошибка, когда определяли склонность. А может быть, и не было ошибки, а всему виной обстоятельства. Наверное, повлиял он, Валентин, вернес то, что заглянула в его память. Наверное, что-то пришло от разговоров... ну, об этом шаровидном теле, в котором могли ведь быть и мыслящие существа. В общем, не знаю. И главное ли теперь выяснять причины?
      Они и вправду были очень разные - Халил и Эля. Он - порыв, огонь, взрыв. А она - словно олицетворение сдержанности и терпения.
      - Ты и всякие там папирусы?! Не верю!
      - Отчего же не я? - Было такое впечатление, будто Эля успокаивает разобиженного мальчишку. - Если потребуется, займусь и папирусами.
      - Но какая связь: история и вот он... нет, не Валентин. хотя и он тоже... А вот история и шаровидное тело?
      - Есть связь, Халил.
      - Не понимаю...
      - Чуточку выдержки, я объясню. Я хочу окунуться в прошлое не ради самого прошлого...
      - А разве я не об этом?.
      - Халил!..
      - Молчу, молчу.
      - Я хочу проследить, когда и как передовые идеи влияли на ускорение человеческого прогресса, и, наоборот, когда и как мракобесие, умственный консерватизм, а порой и тупость тормозили, задерживали движение вперед. Сказать по правде, меня волнует больше второе... Хорошо бы подсчитать примерный ущерб, нанесенный человеческими заблуждениями и ошибками, ущерб во времени, в материальных и трудовых затратах.
      Она говорила всем, но смотрела на Валентина.
      - Но к чему вся затея? Какая нужда? - не выдержал опять Халил. - Историю все равно не переиграешь,
      - Ты, как всегда, спешишь, Халил, - Эля сдержанно улыбнулась. - Я не собираюсь увязнуть в прошлом. Мне хочется выяснить, какие причины вызывали те или иные решения, ту или иную политику. Такие исследования - ни новость. Но историки обычно брали только самые основные экономические и социальные причины. Слишком уж трудоемкая это работа - прослеживать взаимосвязи. А я хочу охватить все, понимаете, по возможности все причины, которые мешали людям двигаться кратчайшими путями. Вплоть до предрассудков и переживших себя, а значит, и неумных обычаев... Тебе ясно, Халил?
      - Еще бы не ясно... - хмуро вымолвил планетолетчлк.
      - Ой, Эля! - ошеломленно воскликнула Ноэми. - Это же сумасбродство - взяться за такую работу. Это же сотни тысяч, если не миллионы различных комбинаций. Это же весь опыт человечества, все науки вплоть до антропоники. Хотя антропоника не в счет, слишком молодая наука. Но все равно, где же справиться одной?
      - Я думаю, что придется заниматься и антропоникой, - сказала Эля и повернулась к Валентину. - Ты еще не слышал об антропонике?.. Когда-то родилась бионика. Теперь от нее отпочковалась антропоника. Ее открытия позволили создать, например, твоего Саню предельно похожим на живого человека. А справиться, Ноэми, будет, конечно, не просто.
      - Зачем справляться? - вспылил планетолетчик. - Не вижу смысла справляться. Сейчас перед любым решением дважды, трижды научная проверка...
      И опять Эля чуть заметно улыбнулась, потом спросила, повернувшись к Валентину:
      - Ты согласен с ними... с Халилом?
      - Я хочу сначала выслушать до конца.
      - Ты прав: не сказано главное. Очень хотела бы встретить одобрение и поддержку у вас, - Эля, сразу растеряв уверенность, посмотрела на друзей. - Вот в чем главное. В проекте "Циолковский"... Затевается небывалая по масштабам работа. Горький опыт опрометчивых поступков у человечества огромнейший. Если его, этот опыт, изучить, определив истоки, причины заблуждений и заведомых авантюр, мне кажется, это помогло бы не допустить чего-либо подобного теперь... Погоди, Халил, позволь мне закончить, ладно?.. Где гарантия, что мы не переоцениваем своей исключительности или, если хотите, неповторимости, избранности в окружающем нас мире? Очень это соблазнительно - думать о себе в превосходной степени. Помню, когда маленькая была, очень смерти боялась, как и все дети, наверное. И еще была уверена, что если не станет меня, то не станет и моей мамы и моего папы, леса, погаснут звезды. Ничего не будет. Даже плакала, бывало, от жалости к себе и другим, вообразив все это. Смешно вспоминать, а ведь было так. Но разве исключается, что мы и о роли человечества думаем неверно?.. Нелишне бы проверить наши решения по проекту "Циолковский" и с этих позиций. Но вероятнее иное. Наша философия объективна и задачу разума объясняет правильно: познание и переделка материального мира.
      А что если именно поэтому надо создавать не просто одну огромную дочернюю цивилизацию на Марсе или Венере, а сотни эфирных, как назвал их когда-то Циолковский, городов на малых планетах? Такие эфирные города не трудно послать на поиск разумных существ возле других звезд или даже в другие галактики. Цель? Объединить научные усилия во вселенском масштабе, скоординировать действия разума... Сейчас разумные существа наверняка ищут закономерности, которые уже найдены кем-то. А разве всегда целесообразно дублирование?
      Никто больше не прерывал Элю. Даже Халил. А она говорила все увлеченнее и, вероятно, поэтому уверенней:
      - А вот и еще старинная ошибка... Ну, как бы это понагляднее? К примеру, так. Представьте, что наткнулся какой-нибудь муравьишко на обломок стены или даже на один-единственный кирпичик. Туда-сюда кинулся: ого, нечто огромное! Гора не гора, а уж дом вне сомнений. Конечно, муравьишко мал и наивен. Но ведь и мы принимаем порой часть за целое, или не умеем увидеть, как они соотносятся, как взаимосвязаны, эти часть и целое.
      Эля то и дело посматривала в сторону Валентина - слушает ли, одобряет ли? И это было ему приятно.
      - Я пока вела речь об очень общем, - продолжала Эля. - А ведь порой и малое, какие-нибудь субъективные веяния или настроения приводили к трагическим последствиям. Я вот знаю, что кое-кто с полной серьезностью утверждал, будто один из полководцев проиграл сражение из-за насморка. Насчет насморка - это, конечно, преувеличение, если не чепуха. Но личные недостатки, например властолюбие и жестокость какого-нибудь Аттилы или Чингисхана, действительно приводили к страданиям миллионов. Такие срывы в наше время немыслимы. Но и мы... полностью ли мы гарантированы от ошибок? Мы - живые, и страсти у нас и возможность что-то не учесть, чтото переоценить или, наоборот, недооценить. Вот почему все переплелось у меня: история, шаровидное тело, проект "Циолковский", ну, и все это... мои привязанности... Теперь я высказалась до конца, Халил.
      Планетолетчпк строптиво вскинул голову, собираясь заговорить, но в последний момент решимость оставила его. Он был явно растерян.
      Зато Ноэми порывисто обняла подругу.
      - Ты молодчина, Эля!.. Ох, какая ты молодчина! Я горжусь, что ты моя подруга. Позволь рассказать в инстатуте о твоих планах. У нас только и разговоров, чта о проекте "Циолковский". А еще о шаровидном теле - почему не ракета! Если бы там посланцы другой цивилизации-как здорово бы... Чужой самостоятельный опыт, иные, быть может, более совершенные знания - голова кругом, как подумаешь, что могло бы открыться! А насколько легче было бы принять решения по тому же проекту... Ведь сравнили бы, как у нас и как у них. Ведь легче бы избежать ошибок, когда дополнительная возможность сравнивать. И вот на же тебе - простой метеорит.
      Валентин видел, как встрепенулся Халнл, который сегодня утром доказывал Филиппу, что шаровидное тело далеко не обыкновенный метеорит. Пылко доказывал. Он и в предположениях своих был увлекающимся и горячим, Халил.
      Да один ли Халил? А Ноэми? И только ли они? Нынешнему человечеству, пожалуй, и впрямь тесно на Земле. У него есть силенки, чтобы дерзнуть на переделку космоса. И как не спорить о недавних трагических вслышках в поясе астероидов, о странном поведении шаровидного тела, вызвавшего столько потаенных и открытых опасений и надежд?
      Странно, Халил так и не рискнул затеять новый спор,
      ОПЯТЬ ШАРОВИДНОЕ ТЕЛО
      Шаровидный космический пришелец вскоре вновь стал новостью номер один. Первым в заполярном городе известие о нем получил Валентин Селянин... А до этого были события, хотя и не связанные с шаровидным телом, но для Валентина все равно очень интересные.
      Жили друзья по соседству, многие часы проводили все впятером. И хотя Валентина по-прежнему беспокоило собственное будущее, - куда ни кинь, а неясное - он не мог оставаться безразличным к тому, как вели себя его товарищи. Он ни па минуту не забывал, что далеко не все ладно на душе у Ноэми и Филиппа, что и Халил встревожен нежданным-негаданным решением Эли, что у каждого из них есть основания для соперничества. Все так. Однако никаких признаков неприязни или желания ущемить, увцзить соперника не было даже в помине. Наоборот, Филипп был особенно доброжелателен к Халилу, а Ноэми к Эле. Все они словно состязались в благородстве и доброте, и это еще одно приятное открытие среди множества других, уже сделанных Селяниным. Если Филипп, говоря о соперничестве, имел в виду это стремление к благородству - земной поклон такому соперничеству!
      К самому Валентину все без исключения относились с неизменной сердечностью и почтением. Даже Чичерин, нет-нет да и напоминавший о каких-либо ограничениях, горячо обнадеживал, что этому вот-вот конец, честное слово конец. Он убеждал, казалось, не столько Валентина, сколько себя самого.
      Обычно после завтрака Валентин с друзьями отправлялся либо в одну из лабораторий, либо на промышленные предприятия, которые располагались в искусственных подземельях и поразили Валентина безлюдьем, а больше того - необычностью оборудовапия и технологии.
      - Биологнзация техники, ты ведь встречался с ней. "Пчелки", "стрекозы", твой Саня, наконец... Здесь тоже биологизация! - объяснял Халил.
      Никаких отдельных станков и механизмов! Жгуты белых, синих, красных шлангов и труб, пульсирующих, как артерии, камеры, очень разные по форме и по размеру камеры. Казалось, в подземелье живет, действует мифическое существо, у которого нет туловища, а есть лишь внутренние органы и кровеносная система. Но вместо крови бежали по шлангам и трубам специальные растворы. А в камерах формировались готовые изделия.
      Все это было сродни процессам, которые происходят в живом организме: ведь и там невообразимое множество самых разных по строению и назначению тканей и костей создается из материалов, поставляемых одной и той же кровью.
      - Секрет в чем? Секрет в командах, которые подаются. говорил Халил. - У нас - клетками тела подаются, мозгом подаются. Здесь, на заводе, командует кибернетический центр. Завтра пойдем туда. Хочешь?
      В кибернетическом центре людей тоже не было. Только сухо пощелкивающие аппараты. В помещении прохладно и тихо. На стене, слева от входа, когда появились люди, зажглись тысячи зеленых глазков, образовав круг. Иные периодически гасли и попыхивали, словно лукаво подмигивали. Все вокруг залил зеленый свет.
      - Если людей в помещении нет, индикаторные лампочки не горят, - объяснил Халил. - Аппаратуре ни к чему световые сигналы.
      Они собирались уходить, когда в центре россыпи зелоиых огоньков вспыхнул тревожный красный. Тотчас и соседние огоньки стали красными, и по всей панели, как предупреждение об опасности, прокатилась алая волна. Но вслед за тем все огоньки, кроме трех в центре, стали вновь зелеными.
      - Авария? Неужели авария? - воскликнула Эля. - Ни разу не видела роботов-ремонтников за работой...
      - Тогда скорее надо... Успеть надо, - посоветовал Халил. Он первый шагнул к двери.
      Вскоре Халил с Элей и Валентин с Филиппом увидели шестерых роботов. Четверо обступили вышедшую из строя камеру.
      Нет, они были совсем иные, чем Саня, эти роботы. Они походили на кентавров. Но у роботов было три, а не две руки. Третья высовывалась словно бы из туловища и могла поддерживать предметы снизу. Сейчас только один из роботов пользовался ею. Он стоял в проходе, держа массивную запасную камеру. У остальных третья рука была прижата к телу. Действовали они, отклеивая от камеры шланги и трубы, двумя руками.
      Изредка роботы приостанавливались, безмолвно советуясь, что предпринять дальше. Вот разошлись попарно, подхватили камеру снизу. Что-то лязгнуло. Роботы передали испортившуюся камеру тому, который стоял до сих пор без дела. Он принял ее, подставив третью руку, п попятился.
      - С трудом верится, что это не мыслящие существа, а машины, - сказал Валентин.
      - Почему машины? Почему немыслящие? У роботов ость искусственный мозг.
      Как обычно во время посещения заводов, он исполнял обязанности экскурсовода. Его техническая осведомленность восхищала не только Валентина, но и Элю с Филиппом. Халил и сейчас, повернувшись к Селянину, начал было рассказывать о возможностях искусственного мозга роботов, однако предостерегающий возглас Эли отвлек его. К ним двигался робот с испортившейся камерой в руках.
      - Что может мозг робота, сам увидишь. Очень хорошо увидишь, - с непонятной радостью сказал Халил и шагнул навстречу роботу.
      Тот - огромный и могучий - резко остановился, слегка присев на задние ноги, чтобы затормозить. Потом осторожно подался вправо, чтобы обойти Халила. Но планетолетчик опять встал на его дороге. Робот с еще большей осторожностью двинулся влево. Когда же Халил и здесь преградил ему путь, робот в напряжении замер, казалось, примериваясь, как половчее отшвырнуть нахала в сторону.
      Эля испуганно ухватилась за руку Филиппа. Валентин бросился к Халилу, чтобы увести его. Но тот весело рассмеялся:
      - Не волнуйся. Нет причин волноваться. Он сейчас отправится назад. Обязательно отправится.
      Действительно, робот попятился, а потом повернулся и пошагал к проходу, позволявшему перебраться на такую же продольную дорогу, как и эта, захваченная людьми.
      Халил тоже перебрался туда и снова преградил роботу путь.
      - Ну-ка, что придумаешь? - насмешливо спрашивал планетолетчик.
      Робот опять подался вправо, потом влево, но перед ним неизменно возникал человек.
      И робот во второй раз отступил, но теперь поближе к своим собратьям, которые, прервав ремонт, столпились кружком.
      Через минуту один из них поспешил в дальний конец подземелья. Следом направился и робот, отступивший перед Халилом.
      - Ай, молодцы! Ай, умницы! - похвалил Халил. - Замечательное решение... Вы не на меня, вы туда смотрите!..