Эля промолчала.
      - Значит, летим, да? - обрадовался Халил. - Поднимемся в ангар или вызовем "пчелок" сюда?.. Я бы вызвал. Ничего интересного в ангаре не увидишь, Валентин, дорогой. Только ячейки с "пчелками". Но ты их уже видел.
      - Хотелось бы поближе рассмотреть...
      - Рассмотришь и пощупаешь, дорогой. Мы как раз на "пчелках" и полетим... А больше ничего примечательного в ангаре нет. Разве что не скучают старички-аэробусы, очень неуклюжие аэробусы. Десять тысяч человек поднимает каждый. Устарелая конструкция, дорогой. Только во Всемирном Совете и остались такие. На Земле уже давно так: устарелыми конструкциями дольше всех пользуются члены Советов. Знаю, было иначе. Но всегда ли справедливо иначе?.. А я не люблю аэробусов, ни старых, ни новых. Слишком спокойно и комфортабельно, никакого ощущения, что летишь. Предпочитаю на одиночном многокрыле, на "пчелке": сам хозяин, хочу вверх, хочу вниз, хочу лежа на боку. Красиво, весело!.. Не обижайся, дорогой, что я и сейчас так... Ангар! Ангар! - принялся вызывать Халил. Одиночную и парную "пчелки" в квартиру моего дорогого друга Валентина, секция сто семнадцать "А"...
      Не прошло и минуты, как за окном повисли в воздухе два аппарата-многокрыла. По бокам у них трепыхали сотни небольших прозрачных в махе крылышек, и внешне аппараты были, действительно, похожи на пчел.
      Внезапно многокрыл покрупнее тюкнулся в стену-окно и сквозь мгновенно возникшее овальное отверстие проник в комнату. В лицо и грудь Валентина со слабым шорохом ударила струя воздуха. Но и только. Вероятно, крылышки махали с такой частотой, что звук был уже за пределами человеческого слуха, став ультразвуком. А мотор... В привычном для Селянина понимании не было у "пчелки" мотора. Вот она биологизированная техника!
      Между тем многокрыл опустился на пол и откинул, приглашая садиться, дверцу-колпак.
      Однако Валентин не тронулся с места. Вчера вечером, во время праздничной феерии, он восхищался такими же "пчелками", от которых бы замерло в зависти сердце любого воздушного аса его времени. Сознавая все это, он все же не мог доверить свою жизнь похожему на глубокое корыто сооружению. "Пчелка" не более, чем на метр, возвышалась над полом, и длина ее - между креслицами в носу и у кормы - только-только не столкнуться коленями. Однокрыл-одиночка, висевший в воздухе за стеной-окном, был еще крохотнее.
      Халил расценил нерешительность Валентина по-своему.
      - Почему ты с Элей все время... как это по-русски... букой? - шепнул он. - Я же просил: не огорчай ее, хорошо?
      Селянин понял, что желание Халила полететь на одиночке само собой, но прежде всего планетолетчик хочет оставить Валентина с Элей вдвоем. Он ни о чем не догадывался, Халил; он был слеп, как все или почти все влюбленные... Или он был несокрушимо убежден в Элиной любви?
      Между тем Эля уже уселась в многокрыле. Халил предупредил, что полетит следом немедля, и Валентину волей-неволей пришлось влезть в "пчелку". Дверца-колпак тотчас закрылась. Корпус многокрыла, матово-белый снаружи, вдруг словно исчез. Был только пол и были креслица. И еще он и Эля.
      Валентин протянул руку, чтобы удостовериться, остался ли у "пчелки" корпус. Рука уперлась в твердое.
      - Тебя удивляет прозрачность материала?.. Если хочешь, можно перевести в новый режим освещенности, - Эля смотрела на него чуть-чуть печально. Селянин отвел глаза в сторону, сказал:
      - Сойдет и так...
      Эля нажала голубую кнопку, вмонтированную в подлокотник креслица. Тотчас раздалось мелодичное гудение, потом шелест, через секунду-другую смолкшие. "Пчелка" плавно приподнялась и поплыла к стене, в которой тотчас возникло овальное отверстие. Валентин оглянулся: "пчелка" Халила уже стояла возле планетолетчика.
      - Курс к морю, к дельфиньим островам. Нижний предел высоты, - приказала Эля, вероятно, какому-то праправнуку старинных автопилотов.
      - Так надежнее, - объяснила она Валентину. - Сейчас разрешают летать даже трехлетним ребятам. Это ничуть не опасней, чем, например... ну вот хотя бы езда на таких машинах, которые были прежде... На трех колесах и еще на двух колесах... Помоги же вспомнить название!
      - Ну, мотоцикл... Ну, велосипед...
      Он отвечал неохотно, почти неприязненно, не находя лучшего способа скрыть свою встревоженность и свою любовь к девушке.
      - Да-да, велосипед, - подхватила Эля. - Дети ездили по улицам рядом с этими... автомашинами...
      "Пчелка" полого спускалась вниз. Позади высилось здание Всемирного Совета - гигантская рафинадной белизны призма. А перед ними выстроились шеренгой другие здания самых разных цветов и очертаний - то трехгранные, то как растянутый мех старинной русской гармошки, то октаэдры и даже конусы, словно воткнутые острием в землю. В просветах была голубизна моря. Вверху тоже была голубизна - небо без единого облачка.
      Валентин видел город вчера со смотровой площадки. По тогда был вечер и пылало многоцветьем, прежде всего, небо. А теперь, при солнечном свете, такое же, только ласковое, успокаивающее многоцветье опустилось на дома, на горы, на море.
      Мимо их "пчелки" пронеслась одиночка Халила, вернулась назад, опоясала петлей, которую в двадцатом веке называли нестеровской и еще мертвой, а потом заплясала, колыхаясь с боку на бок и снизу вверх.
      - Переключил управление на себя, - наблюдая за Халилом, сказала Эля. - Планетолетчик, ему это разрешено.
      Не поддержать разговора нельзя было.
      - По-моему, озорничает Халил. Лихач,
      - Лихач? - переспросила Эля. - Раньше его, наверно, так и называли бы... Я вот думаю, кто из нас и кем бы стал, живи в прежние времена. И наоборот, конечно. Вот древний грек Архимед. Он и сейчас, если бы воскрес, стал бы великим первооткрывателем. Ум и знания - это же не равнозначные понятия.
      Она смотрела на Валентина с робкой лаской. Но он не верил в искренность этой ласки: ей же поручили так относиться к нему. Однако заговорил мягче прежнего.
      - Какой толк в предположениях!.. А Халил чересчур лихо... Если подведет глазомер или выйдет из строя какой-нибудь болтик, проводок, пружинка...
      - В двигателе "пчелки" нет болтиков, - объяснила Эля, обрадованная переменой в его настроении. - Ведь принцип-то биологический. У нас с тобой мышцы, у многокрыла похоже на это. Полная гарантия безотказности. А если где-то в чем-то непорядок, центр самосохранения "пчелки" почует заранее и не допустит беды. Тебе все ясно, капитан?..
      Валентин уловил потаенную мольбу не сердиться и готовность выполнить любое его желание. Как все это было знакомо ему и как напомнило опять об Ольге, нередко забывавшей о себе самой и своих горестях, когда говорила с ним...
      - Знаешь, если в "пчелку" садится ребенок, управляет только автопилот, - продолжала Эля. - Ох, и строгая же нянька! По себе знаю... Хочешь, спустимся пониже? Сейчас можно и пониже: время работы и занятий в школах... Халил, мы идем к земле. Слышишь, Халил!
      - Пожалуйста, какие возражения! - донесся ответ, - А я повыше подымусь. Давно не летал, соскучился.
      Его одиночка круто взмыла в синеву неба.
      - Дорвался! - рассмеялась Эля, следя за "пчелкой" Халила. - Мы с ним близкие друзья. Слышишь, Халил, ты ведь друг мне?
      - Зачем обижаешь? Нет никого, кто бы о тебе думал больше, чем Халил. Зачем спрашиваешь? Нехорошо так опрашивать. Ты поругай ее тоже, Валентин. Очень прошу, дорогой: поругай за меня. Нет никого, кто был бы мне дороже, чем ояа.
      - Ты сказал лишнее, Халил, - прервала его Эля, слегка нахмурившись.
      - Но почему?.. Разве это неправда?
      - Ты опять сказал не то, что следовало...
      - Молчу, молчу, Эля!.. Не сердись.
      Вот и снова подтвердилось: Халил все-таки любит Элю.
      Как можно не любить такую девушку! Не Халил, так кто-то другой, не менее достойный... Но теперь отпали последние сомнения: Халил.
      - Почему медлите? Скорее к морю, Валентин, дорогой!
      Селянин не откликнулся. Нет, он ни в чем не винил парня. И Элю тоже не винил. Но сразу отозваться был не в силах.
      "Пчелка" летела метрах в десяти-пятнадцати от земли, вернее от широкой голубовато-серой полосы, похожей на ледяную. Если бы рядом на обочинах не высились роскошные широколистые магнолии, можно было бы так и посчитать: полоса изо льда. Тем более, что по ней с легкостью и совсем по-конькобежному бежали люди, множество мужчин и женщин, дети, начиная с крохотулек четырех-пяти лет. От широкой полосы ответвлялись дорожки. Там тоже были люди, раскатывающие по-конькобежному. Зелень и клумбы цветов внизу сплошь исчерчены голубовато-серыми полосами.
      - Дорожки не ледяные, - угадав его невысказанный вопрос, ответила Эля. - Это особая пластмасса. Коньки тоже особые. По льду на них не сдвинешься с места. Иной принцип.
      - А там... на крыше оранжевого дома, - снова делая над собой усилие, заговорил Валентин. - Хотя тебя не было с нами... Я видел парк, вернее, два парка, и один как розовое солнце с желтыми лучами... Это, как и здесь, пластмасса или настоящий лед?..
      - Скорее всего, пластмасса. И если солнце с лучами - это, конечно, детский парк и каток. У нас на многих крышах так: половина площадки - для детей. И цвета подбираются, какие детям нравятся.
      - А что там? Видишь? - Валентин настойчиво не хотел думать о горьком открытии насчет Халила и Эли.
      Справа, в полукилометре, была круглая площадка, на которой что-то двигалось, переливаясь красками, потом застывало и вновь двигалось.
      - Сейчас рассмотришь сам, - ответила Эля. Спокойствие, с которым говорил Валентин, явно обмануло ее.
      "Пчелка" уже через минуту повисла над круглой площадкой. Валентин и без пояснений понял: там, внизу, несколько сот подростков катаются на коньках. Слышалась музыка. Кто-то размеренно произносил непонятные Валентину слова. Но для него важной была прежде всего музыка движений, разворотов, наклонов.
      А "пчелка" поплыла прочь от площадки.
      - Не надо смущать ребятишек. У них занятия. Осенне-зимняя программа. Тебя удивляет это?.. Фигурным катанием занимаются вое дети. Ты присмотрись, спортивных катков множество, как и стадионов, бассейнов, гимнастических залов.
      Валентин прильнул к невидимому, но на ощупь прохладному корпусу "пчелки". Эля сказала правду: катков было не счесть - квадратных, круглых, даже треугольных. Но теперь он обратил внимание и еще на одну необычность городского пейзажа.
      - Почему не видно транспорта? Ведь в городе наверняка большое население?
      - Да, большое. И все-таки по поверхности земли не позволено ездить на одной машине. Роботы не в счет, конечно... А грузы, пассажиры... Они доставляются по трубопроводам и тоннелям. Земная же поверхность - только для пешеходов. И еще шестьсот метров приземной атмосферы. Это для полетов на "пчелка^". Выше "пчелки" не смеют подниматься. Так запрограммирована память автопилотов, и даже приказ пассажира не изменит программу.
      - А если пассажир планетолетчик? Например, он...
      Валентин все-таки не смог произнести имя Халила. Сознавал, что не называть глупо, и все же не называл.
      - Халил? В черте города и его приказ подняться выше не будет исполнен. Сейчас города не задыхаются от гари, не глохнут от грохота. Какая необходимость трепать из-за машин нервы людям?
      "Пчелка" уже миновала последние дома-призмы и пересекла полосу прибоя. Поверхность моря была вся в ряби небольших волн. "Пчелка" Халила казалась светлой точкой, вытанцовывающей в синеве.
      - Вижу дельфиньи острова! - объявил Халил. - Ныряю к вам.
      Он стремительно опоясал "пчелку" Валентина и Эли петлей, потом пристроился сбоку, смеясь от удовольствия.
      Селянин почему-то подумал, что Халил, вероятно, не знает о сходстве Эли с Ольгой и о любви Валентина там, в двадцатом веке.
      - Ах, хорошо! Ах, замечательно, что мы полетели!.. Тебе нравится, Валентин, дорогой?
      - Да, конечно, - откликнулся Валентин и вернулся к прерванному разговору.
      - Сколько теперь жителей на Земле?
      - Тридцать два миллиарда... Халил, так?
      - Все точно, Эля!
      - И все живут в городах?
      - Конечно. А где же еще? Ах, да, забыла - в двадцатом веке было много сельских жителей. Но ведь уже и тогда люди уезжали в города, все упрямее стремились в города.
      - Пожалуй, - не очень убежденно подтвердил Селянин. - Но если все стали горожанами, кто занимается хлебом и вообще продовольствием?
      - Комбинаты питания. Ты на них побываешь, если захочешь.
      - А разве сейчас не выращивают пшеницы, не собирают фруктов?
      - Отчего же? Ты видел, каждый клочок земли засеян или засажен.
      - Да, пожалуй... По видеопанораме... И еще когда летел над Томским заповедником... Значит, только площадь городов и вот это, - Валентин кивнул на море внизу, - исключается?
      - Почему же исключается? Даже в городах много садов. А сколько теплиц, оранжерей!.. Вовсе не исключаются города. А море... Море - это особый разговор. Моря и океаны давно стали главными поставщиками ядерного топлива, минерального и биологического сырья. Морская бесконечность - это вроде гигантских рыборазводных прудов, это плантации водорослей и микроорганизмов. Рядом с людьми там работают дельфины - разведчиками геологических экспедиций, морскими огородниками и, так сказать, лаборантами при ученых.
      - Валентин, дорогой! Мы над дельфиньими островами... Эля, на какой садиться будем?
      - На тот, где нет людей. Будем послушными. Запроси диспетчерский пункт.
      Островков было семь. Крайние - побольше, остальные размером с футбольное поле и все загромождены какими-то ажурными, словно из паутинок, конструкциями. То в центре, во ближе к краю, у самой воды, высились постройки вроде китайских фанз с ярко-красными стенами и желтыми крышами с красными кругами посредине.
      Сначала Халил, а затем и Эля с Валентином на своей "пчелке" опустились на один из островов.
      Воздух был сырой и холодный. Все-таки зима, февраль. Однако Валентину зябко не становилось. Лишь одежда словно натопорщилась, противясь сырости и низкой, несмотря на солнечный свет, температуре.
      - Пойдемте в бип, - сказала Эля. - Волны слишком однообразны. Они наводят на меня тоску.
      Она направилась к похожей на фанзу постройке, но Халил остановил ее, указывая в сторону соседнего островка.
      - А ведь оттуда посылают к нам разведчиков!
      Действительно, вдали двое мужчин, жестикулируя, чтото объясняли дельфинам, которые высунули головы из воды и внимательно, как школьники, слушали. Потом дельфины скрылись в море, вынырнули заметно поближе, еще и еще... Наконец возле островка, где находился Селянин и его спутники, высунулись из воды и, слегка покачиваясь, застыли удивительные дельфиньи головы с длинными добродушными рылами и умным взглядом маленьких глаз. Разглядывание продолжалось недолго, а затем, словно по команде, все дельфинье стадо нырнуло и отправилось назад к тем, кто их послал.
      - Ну, не угадал я? - рассмеялся Халил. - Биологам как не воспользоваться случаем, когда на соседнем острове незнакомые люди. Я сам поступил бы так... Но почему они с полдороги повернули обратно? Ах, досада какая! Узнать бы... - и Халил крикнул, обращаясь к тем, кто был на соседнем островке. Э-эй! Товарищи дорогие! Зачем дельфинов назад послали? Извините, здоровья вам и больших открытий, конечно... Однако зачем послали?
      И тотчас донесся по микростанциям ответ:
      - Приказано было выяснить, сколько вас и кто вы? Мужчины, женщины, дети? Дельфины справились только с первой частью задания.
      Через минуту едва не у самых перил островка высунулись озабоченные дельфиньи морды, скрылись в море и опять высунулись, вероятно, предпочитая, как говорится у людей, перекланяться, чем недокланяться... Назад они помчались так же дружно, как в первый раз, и заплясали, видимо, докладывая пославшим их людям.
      - Зайдем в бип... в биологический пункт, - объяснила Эля Валентину. - Там должен быть лингвист-переводчик.
      Стены похожего на фанзу бипа были прозрачны, если смотреть изнутри. Потолок словно повисал в воздухе.
      - А вот и то, что нам нужно, - кивнула Эля в сторону аппарата, напоминающего пишущую машинку: он стоял чуть впереди других аппаратов.: - Ну-ка, о чем говорят дельфины? Переводи!
      Тотчас раздался плеск воды, шипение, а потом уж и слова, сказанные четко и бесстрастно:
      - Один... один... один... женщина.. мужчина... мужчина...
      Пауза, потом распоряжение:
      - Браз... команду...
      И в ответ:
      - Беру... Слушайте... исполняйте... остаюсь на месте... двигаться вокруг... приготовиться... прыжку... прыжок...
      Дельфины, подчиняясь приказу, прыгали, скрывались под воду, снова прыгали.
      - Теперь убедился, дорогой, какие умные афалины, - воскликнул Халил. - А зачем жизнь, зачем разум нужны? Не на одной Земле, а во вселенной? Это очень интересно, как все развивалось и почему. Слушай, объяснять буду. Когда-то бесконечно давно не было ни галактик, ни звезд, ни планет, а были докварковые субстанции материи. Понимаешь? Ты слушай, сейчас поймешь...
      Халил решительно взмахивал руками, словно вколачивая термины и законы, кем-то и когда-то открытые, но Валентину удручающе непонятные. К счастью, вмешалась Эля.
      - Позволь мне, - сказала она. - Ты чересчур... профессионально...
      Халил в недоумении поглядел на нее, но тут же сообразил, что не так, не теми словами надо объясняться с Валентином.
      - В своем бесконечном развитии материя, действительно, пришла к этому, - Эля оглянулась на прыгающих в море дельфинов, - и к этому, то есть к нам, к людям. В том клочке вселенной, который мы знаем, нет ничего совершеннее, чем белки, особенно белки человеческого мозга. Для тебя это не новость, капитан, - Эля опять назвала Валентина капитаном. - Известны тебе и предположения астрономов, что галактики будто бы разбегаются, рассредоточиваются, а когда-нибудь начнут, наоборот, сближаться.
      - Ай, какую древность вспомнила! - не удержался Халил. А все не так, совсем не так. Ученые тогда не знали очень важного. Закона Паратука не знали, законов...
      - Халил! - прервала его Эля. - Ты не даешь мне окончить, Халил, - она повернулась к Валентину. - Я не напутала... о взглядах астрономов твоего времени?
      Селянин пожал плечами.
      - Вероятно, нет... Впрочем, я не специалист. Но эта шагистика, это расширение, потом сжатие... Я не верю, что развитие возможно без качественных перемен. Не только в отдельных уголках вселенной, но и в самой материи... всей материи.
      - Дорогой, я об этом и говорил! - подхватил Халил, для которого молчание было явно худшим из мучений. - Что с вашими учеными было? Вот какой бы пример?.. А вот какой пример. Древние-древние люди ложились спать и видели сон. Почему сон, как так можно, чтобы человек оставался на месте и в то же время убегал кудато, охотился или плясал? И кто-то догадался: спит тело, а душа отделяется и путешествует... Вот какую смешную догадку сделали! Ученые твоего времени, конечно, не совсем так поступали, по похоже. Они слишком многого не знали. Они, как те люди, которые пытались объяснить причину сна. Главное, они не допускали, что были докварковые субстанции...
      - Халил, опять ты за свое... Пожалуйста, ты лишь запутаешь... Дай же я кончу.
      - Молчу, Эля. Как пустота молчу, как космос...
      - Халил! - опять прервала планетолетчика Эля. - Новая теория, Валентин... Чтобы ее доказать - это долго и сложно. Однако главное как раз в этом - в качественных скачках... Когда-то материя, вся материя во вселенной была совсем в ином, доатомном и даже докварковом состоянии. Тебе известно, что такое кварк?.. Из кварков состоят элементарные частицы. Но когда-то не существовало и кварков. Не было никакого сходства с тем, что вокруг нас теперь. Все было иным, понимаешь, качественно иным.
      - Низший виток спирали?
      - Можно и так: низший виток спирали, по которой идет развитие, - согласилась Эля. - Кстати, и в твоем двадцатом веке кое-кто из астрономов предполагал, что материя, заполняющая центральный сгусток, ядро нашей Галактики, находится в каком-то особом, дозвездном состоянии. В каком именно, никто не решался определить,. хотя вое было перед ними, только сумей подглядеть и понять. Да что там о дозвездной материи! Твои современники долго сомневались даже в кварках, есть ли они. О других же, еще меньших частичках, например, о кауменах, из которых состоит электрон, никто даже не догадывался. Лишь философы-марксисты говорили о бесконечной делимости микромира, о неисчерпаемости того же электрона и необходимости выдвигать все новые диковинные, сумасшедшие, на первый взгляд, идеи... Сейчас догадки философов подтверждены законами ядерной физики, общей теорией поля.
      - Той самой, над которой бился Альберт Эйнштейн?
      - Вероятно, той самой. Признаться, я не знала о попытках Эйнштейна, - девушку явно обрадовало, что отчужденность и скованность Валентина понемногу развеялась.
      - Так вот, материя развивалась от докваркового состояния, а вернее от множества таких состояний или субстанций, как назвал их Халил, к элементарным частицам и атомам водорода, самого простого в мире элемента. А затем...
      - Ну, теперь и я, пожалуй, рискну продолжить, - заговорил Валентин. - Из скоплений водорода - прогалактики и галактики. А в галактиках - звезды, планеты, наконец живая материя, разум...
      - В общем, ты прав, хотя развитие было не таким простым.
      - В мое время много спорили о будущности, например, живого разума на Земле и вообще на любой иной планете. Вывод, понимаете, философски обосновывался: всякое явление, а значит, и жизнь, разум имеют свое начало и свой конец. Всерьез рассуждали даже о теплевой смерти вселенной, о, так сказать, конце света. А возразить было не просто, потому что эти похоронные пророчества подкреплялись ссылками на объективные законы физики...
      - Я очень рада, что ты вспомнил все это, - снова заговорила Эля. - А будет ли конец разуму... В нынешней его форме разум не может существовать вечно.
      - И кто же сменит людей? Сверхудивительные механические киберы?
      - Это было бы ужасно: пустынная Земля и металлические чудища вместо разумных людей, зеленого буйства лесов, птичьего щебета. - Эля положила руку на подлокотник его кресла, и Валентин внутренне замер: столько ласки было в этом жесте, и особенно в голосе девушки. - Ох, если бы у меня была настолько богатая фантазия, чтобы представить далекое-далекое будущее!.. Верю: сейчас - лишь начало зари; впереди же - утро, неистовство света и простор, изумительный, необозримый простор!.. Разум будет находить все новые формы для себя самого.
      Девушка неуловимо быстрым движением поправила волосы, и Селянин опять подумал, какая она красивая, Эля. В каждом своем жесте, взгляде, интонации красивая.
      - Коллективное мышление вспомни, дорогой! Тоже шаг к утру и свету, - вмешался Халил.
      - Но почему ты уверена, что как раз у нас, у людей, и вообще у биологической материи большое будущее? Где доказательства?
      - Их не понять, если выключить земную жизнь из кругооборота энергии во Вселенной, - ответила Эля. - Есть третий фундаментальный закон природы...
      - Третий? А первые два это что же - законы неуничтожаемой материи и сохранения энергии?
      - Правильно, Валентин, первые два - как раз эти, - подтвердила Эля. - С тобой легко говорить. Ты подхватываешь мысли на лету. А третий закон... Можно, я расскажу сначала легенду? Представь молодую и сильную женщину, которая идет по необозримо огромному полю и разбрасывает семена пшеницы. Не для нее усталость, и времени она не замечает. Шагает себе вперед и даже не оглядывается. Да и какой толк оглядываться? Слепые у женщины глаза. Не может, неспособна несчастная увидеть, что позади, что перед нею. И семян не видит. А онн бесплодны и никогда не дадут зеленых всходов... Ты отзовись душой, ты вслушайся - что печальнее и безнадежнее: сеять понапрасну.
      Эля умолкла, будто и в самом деле вслушиваясь во что-то, и стала грустной. Валентину передалась ее грусть, но он, не желая показать этого, сказал чуть ворчливо:
      - Женщина, семена, поле... при чем тут они?
      - Женщина - это Вселенная, а рассеивает она в пространстве золотые семена энергии - тепловой и любой иной. Долгие годы считали, что энергия рассеивается во Вселенной невозвратимо, и, когда "выгорят" звезды, наступит конец, тепловая смерть...
      - Но ведь не все так считали...
      - Да, не все. Но возражения были малодоказательными, пока не был открыт третий фундаментальный закон природы о непрерывной аккумуляции энергии, о ее превращении в новые виды материи. А главный работник, который осуществляет аккумуляцию, - это жизнь, не только самое сложное и совершенное, но и наиболее активное творение природы.
      - И что она может, жизнь, - эта ничтожная пленка протоплазмы на мертвой глыбище земли? При всей активности...
      - О, ты ошибаешься!.. Вспомни хотя бы гигантские запасы угля, нефти, торфа. А они только крохотная частица того трехкилометрового слоя Земли, который и без участия человека преобразовала жизнь.
      - Обрати внимание, дорогой: без человека! А что человек уже теперь в силах сделать? Я объясню, что под силу человеку. Захоти мы, и Землю со всеми ее потрохами переработали бы. За один год переработали бы. Луны нам хватило бы на три-четыре месяца, не больше. Вот что такое разумная жизнь, вот что под силу людям. Не веришь? Я точно тебе говорю, дорогой! Или вот - "пчелку" видишь? Летал? У нее и у других машин, думаешь, случайно биологический принцип? Почти живые мышцы вместо старых двигателей? Очень не случайно. Чем больше биологической материи, тем лучше... А зелень не только на прежде бесплодных горах и склонах, и даже на подземных станциях, в тоннелях - для чего?
      - Я думал, для питания, а под землей - как лучшее украшение, - негромко сказал Валентин.
      - Украшение - само собой. Но забота не только о красоте. Больше живой материи - еще и об этом забота. А в космос почему рвемся? Для собственного удовольствия, да? Совсем не для этого. А чтобы и там найти жизнь. Мои родные далеко-далеко отправились. Зачем, спросишь?.. Астрономы обнаружили хлорофилл в облаках межзвездного газа и пыли. Не веришь? У Эли спроси.
      - Это удивительно, однако правда: нашли астрономы хлорофилл в космических облаках, - охотно подтвердила Эля. - Первые сообщения об этом были давно, но их не принимали всерьез. А теперь доказано: есть хлорофилл в скоплениях космической пыли и газов! А хлорофилл - аккумулятор энергии... Так вот они и переплетаются, наши земные и космогонические проблемы... Нет, Валентин, перед жизнью и ее детищем - разумом необозримость времени и пространства. Конечно, нас, живых и думающих, пока мало, и разум наш не всемогущ. Мы и с земными проблемами не всегда умеем справляться. Но ведь мы только-только научились двигать ножками, мы лишь выбираемся из своей колыбели-Земли... А киберы? Им не под силу то, что может сделать только жизнь. А значит, и главенство не за ними. Они, как и нынешние роботы, будут лишь помощниками людей. У нас удивительная судьба, Валентин! Жизнь и разум, такие, как сейчас, или похожие на те, что сейчас, будут существовать, пока продолжается нынешний этап в развитии материи - энергии. А он лишь начался, этот этап. Мы еще слишком мало знаем, чтобы сделать уверенные и детальные прогнозы. Но ясно, что у нас очень долгий срок впереди. Да и потом, на новом этапе, лучшее, что создано в процессе развития, - а это разум, Валентин! - сохранится как ядрышко, глубинная основа еще не известной нам, но неизмеримо более совершенной и очень разноликой материи.
      - И сколько у нас времени впереди? Пять-шесть миллиардов лет?
      - Больше, Валентин, много больше! Наши звезды еще младенцы. Сейчас они водородные. Потом, повзрослев, они станут гелиевыми и опять будут излучать энергию, как теперь, даже активнее, чем теперь. Но и этот гелиевый скачок лишь первый в их жизни. Даже чуточку страшно, когда пытаешься представить все это: бесконечность космоса и нас, маленьких людей. Достигнем ли грандиозной цели, сумеем ли переделать вселенную?!. И все-таки мы справимся. Обязаны справиться, если не хотим погибнуть! - Она даже побледнела, говоря это, но глаза были восторженные и смелые до отчаянности. - "Мы" - это не только наша земная жизнь и разум. "Мы" - это и наши собратья у других звезд и в других галактиках. Все зовет нас, все требует объединения! Вдохновляет тебя перспектива?
      Валентин только молча развел руками. Когда-то его считали смелым в замыслах инженером. Но замахивался он - да и то в мечтах! - разве что на гидростанцию где-нибудь в теснинах Енисея и Левы или на плотину между материком и Сахалином. Сравнить ли его смелость с тем, что делали и о чем мечтали нынешние люди?!
      Халил дружески обнял его за плечи. Эля ободряюще улыбалась. Если бы он был в состоянии отблагодарить их за внимание и дружбу!
      А потом он вспомнил об опасности, которую занесло неведомо из каких глубин космоса и которая сгубила экипаж "Артура", а теперь прячется где-то в черной бездне. Кто там, в безжалостном шаре? Неужели не понимают пришельцы, что убийство ни в чем неповинных людей - не просто жестокость. Убийство безрассудно!... Ох, слова, одни слова... Ему ли забыть военные годы и смерть, смерть на каждом шагу.
      Селянин впервые со взрослой, почти отцовской обеспокоенностью посмотрел на своих товарищей. Они были неизмеримо образованнее и нравственно совершеннее, чем он. Но они не испытали, что такое война. А он испытал и в этом отношении был мудрее их, и в случае беды мог оказаться полезным. Лишь теперь он не просто рассудком, но и сердцем понял, почему приходил к нему Локен Палит. Ведь и председатель Всемирного Совета не был осведомлен о каверзах мозга, работающего во имя смерти. Горькое это было преимущество - знать о смерти больше других.
      ...А в море продолжались дельфиньи учения.
      ФИЛИПП ЧИЧЕРИН
      СНОВА ПРОЯВЛЯЕТ ХАРАКТЕР
      Способность человека переносить невзгоды имеет пределы, и Валентин познал это на собствевном трагическом опыте. Заблудившись в тундре; он смог сопротивляться морозу лишь двое суток. А потом - небытие, смерть. После восстановления Валентин попал на обновленную Землю.