Но Эля знает, и Акахата знает. И вряд ли они будут всегда так же, как сейчас, снисходительны.
      А экранчик перед Валентином между тем стал фиолетовым, потом синим и вовсе угас.
      В конце передачи выступил Локен Палит. Он появился в студии поаже всех и показался Валентину взволнованным. Но голос его был спокойным.
      - Товарищи! Событие, которое мы сегодня отмечаем, по своей значимости почти не имеет равных. Когда-то люди называли время крутых поворотов жизни цивилизации звездными днями человечества. Сейчас именно такой звездный день. В чем смысл совершенного учеными Земли? Только ли в том, что в нашей семье появился еще один человек - очень дорогой каждому из нас. Нет, значение происшедшего не только в этом. После успеха эксперимента "Анабиоз" можно всерьез вести речь о полетах к далеким звездам и на нынешних ракетах, не способных развивать околосветовые скорости. Если же появятся фотонные ракеты, для которых скорость света вполне достижима, - а мы надеемся, что они появятся скоро, потому что уже получены первые килограммы антивещества и путь к фотонному горючему открыт, - повторяю: если будут созданы фотонные ракеты, значение эксперимента "Анабиоз" возрастет неизмеримо. Мы пошлем земные корабли не только к самым далеким звездам нашей Галактики, но и за ее пределы!
      Экранчик перед Валентином вспыхнул, став сразу ярко-красным. И другие экраны-малютки (они были перед всеми, сидевшими за круглым столом) тоже вспыхнули. Локен Палит, чуть помедлив, продолжал:
      - Друзья! Алый цвет экрана передо мной доносит ваш восторг. Я разделяю ваши чувства. Да, недалек день и час, когда первые земные ракеты с людьми, погруженными в анабиоз, умчатся в безграничность космоса. Они долетят к иным мирам практически не постаревшими и вернутся назад на родную планету с бесценными для человечества знаниями. Я готов размечтаться вместе с вами, дорогие товарищи. Но время напоминает: обуздай желания. Утерянный миг невозвратим... А я еще не сказал главного... Как вам известно, количество знаний растет лавинообразно. Были времена, когда отдельные выдающиеся ученые могли удерживать в своей памяти все добытые естественными науками сведения. Но потом произошла огорчительная перемена: даже самые гениальные умы уже были не в силах справиться с необыкновенно разросшимся объемом старой и новой информации. Разрыв между добытыми знаниями и возможностями отдельного человеческого мозга становился и по-прежнему становится все непреодолимее. Лучшие ученые Земли бились и бьются над тем, чтобы найти выход из этого, казалось бы, неразрешимого противоречия. В помощь человеку давно созданы электронно-вычислительные машины самого разнообразного назначения. В нашем распоряжении практически всеобъемлющие искусственные хранилища памяти. Все это освободило человека от черновой умственной работы вроде вычислений, классификации фактов. Все это ускорило творческий труд. Одновременно поиск идет в ином направлении. Еще несколько веков назад нейрофизиологи и психологи установили, что великий труженик - мозг является одновременно и великим лентяем. Как древний скопидом, он бесцельно хранит невообразимое множество сведений и впечатлений. Группы клеток и даже отделы мозга работают вполсилы или вовсе бездельничают. Были предложены средства, позволяющие активизировать резервные ткани и клетки, сделать память гибкой и острой. К сожалению, тотчас выяснилось, что такое искусственное подстегивание мозга не во всех случаях безвредно для человека. И все же исследования и поиски в этом направлении прдолжаются. Они непременно дадут благоприятные результаты. Однако теперь появился - принципиально новый способ расширить возможности человеческого разума. Три года назад, когда рабэн Даниэль Иркут впервые высказал свою идею, было немало скептиков, которые сомневались в реальности и перспективности задуманного. Время, факты убедили в правоте Даниэля Иркута. Разработанная им и его помощниками аппаратура позволила словно бы объединить в один огромный мозг нервные клетки почти пятнадцати тысяч ученых очень разных специальностей, имеющих отношение к человеческому организму и процессам, происходящим в нем. Итог? Блестящее завершение эксперимента "Анабиоз"! А впереди - решение подобных же сложных или даже еще более трудных проблем. Самая грандиозная из них - разработка проекта "Циолковский", к которой готовится в эти дни все человечество... Я уверен, что вскоре мы будем отмечать новый выдающийся успех земного разума, как отмечаем сегодня успех эксперимента "Анабиоз".
      И опять вспыхнули красным экранчики перед членами Всемирного Совета и перед Валентином.
      А Локен Палит продолжал:
      - Если энциклопедист-гений, способный в одиночку оперировать всеми известными человечеству знаниями, - невозвратимое прошлое, то энциклопедист-коллектив, думающий как один огромный мозг, - реальность. Совершен качественный скачок в развитии разума на Земле, и могущество наше становится почти безграничным. Всемирный Совет поздравляет вас, друзья, с началом новой эры в развитии человечества!
      Вновь все за круглым столом поднялись, аплодируя, а экраны-малютки горели уже не красным, а ослепительно белым светом. Валентин лишь теперь догадался, что миллионы слушателей Земли присоединяют свой восторг и одобрение к овациям тех, кто присутствует в студии...
      - Надо спуститься к Илье Петровичу... У меня неспокойно на душе, - вновь напомнила Клавдия Михайловна.
      Илья Петрович жил на сотом этаже по соседству с Валентином н Халилом. Автомату, открывающему дверь, он, видимо, приказал никого не впускать. Халил в нерешительности оглянулся:
      - Быть может, он спит?
      Клавдия Михайловна покачала головой.
      - Нет, он не хочет омрачать общее торжество... Илья Петрович! - громко позвала она. - Ты слышишь меня, Илья Петрович? Разреши войти к тебе... Нет, я не одна...
      Клавдия Михайловна шагнула вперед, и теперь створки двери бесшумно растворились.
      Илья Петрович, выглянув из комнаты с видеопанорамой, пригласил туда и гостей.
      - Космосвязь... Марсианский сеанс.
      Экран видеопанорамы был черным и глубоким. Среди редких звездочек одна пульсировала красноватым светом.
      Илья Петрович сидел, не спуская с этой звездочки глаз. Она казалась исчезающе маленькой: сверкающая пылинка в безграничном черном пространстве. Но именно она и была планетой Марс. А что же тогда в этой бесконечности человек?
      Валентину понятней стала тревога Ильи Петровича.
      - Земля... Земля... Говорит Марс... - раздались отчетливые слова. - Земля... Срочное сообщение, Земля... Сведения из сектора поисков "Артура-9"... Экипаж ракетоплана М-371 обнаружил станцию "Артур-9" и идет на сближение с ней. Земля! Повторяем срочное сообщение... Экипаж ракетоплана М-371...
      Илья Петрович оставался все в той же оцепенелой позе, и только лицо его словно отмякло; а глаза уже не блестели болезненно горячо.
      - Ну вот... Наконец-то... Ну вот... - забормотал он счастливо. Все бросились поздравлять его, а он радостно повторял все то же: - Ну, вот... Наконец-то... Ну вот... - А спустя несколько минут он уже грозился: - Ох, и задам я ей, когда вернется!.. Она с детства своевольница и теперь вот тоже... Однако почему они не передали, как на "Артуре", все ли благополучно? А?
      Он с надеждой поглядел на экран; но тот уже погас. Халил сказал:
      - Илья Петрович, дорогой, зачем опять страхи? Станция цела - это важно. Не было еще такого, чтобы станция невредима, а с людьми беда... А помнишь Амера? Как можешь не помнить?.. А с ним вот что случилось, - Халил обращался теперь в первую очередь к Валентину, потому что он один не знал этой истории. - Амер еще практикантом был. В наш отряд планетолетчиков прилетел. Выбрался посмотреть дюзы двигателя. Никакой опасности не было. Рядом орбитальный ракетодром. Земля тоже рядом, тридцать шесть тысяч километров. Но отказал у Амера регулятор в ракетном поясе. Амеру к хвосту надо, а его потащило к носу корабля. Амер скомандовал крутой поворот на сто восемьдесят градусов, а его умчало прочь от корабля. Двое суток искали. В кислородном аппарате запас на двадцать четыре часа. Все считали: конец Амеру. А он хоть и полузадохнудся, а живой. И теперь живой. Командиром стал... Как же ты, Илья Петрович, забыл об Амере?
      Халил и еще вспоминал разные удивительные случаи в космосе, когда положение, в котором оказывались люди, было неизмеримо опаснее, чем теперь. Илья Петрович в конце концов рассмеялся:
      - Да ведь и сам знаю, что ничего опасного, раз станция цела! Но ведь переволновался... Задам я девчонке, когда прилетит!.. - снова пригрозил он, однако совсем не сердито.
      Он походил сейчас на всех пожилых отцов, которых Валентин знал когда-то, и так же, как те, прежние отцы, суетился, чтобы скрыть свою глубоко личную радость. Валентину было очень важно - убедиться в сходстве чувств у прежних и нынешних людей.
      - Извините, если помешал... - в гостиной появился Локен Палит.
      - Зачем извиняешься, отец? Садись, пожалуйста, - Халил придвинул к Локену Палиту кресло. - Разве можно не радоваться гостю? Я правильно говорю, Илья Петрович?
      - Я не просто в гости, - Локен Палит словно не заметил кресла у своих ног. - У меня к тебе, Илья Петрович, дело... Есть известия об "Артуре".
      - Мы уже слышали, - сказала Эля, - и рады, что все благополучно.
      - Да, мы слышали, - подтвердил Илья Петрович. - Или есть еще что-то? Они заговорили?
      Локен Палит молчал. На губах Ильи Петровича еще была улыбка, но в глазах появился страх.
      - Они заговорили?! - обратилась к Локену Палиту Эля. Почему же ты молчишь?
      Лицо Локена Палита стало утомленным и старым. Резкие морщины обозначились под глазами и в уголках возле губ.
      - Мне легче было бы умереть, чем явиться к тебе с такой вестью, - сказал он Илье Петровичу. Тот шагнул, к председателю Всемирного Совета, хрипло вымолвив:
      - Ну!..
      - Случилось несчастье, Илья...
      - Но они... - Илья Петрович не смог закончить. Нет-нет... Она... Они живы... Не должно быть, чтобы я... чтобы мы все...
      - Они отдали жизнь во имя людей, - глухо произнес Локен Палит.
      Илья Петрович отшатнулся.
      - Да, да, во имя людей... Да, да, - повторил он. Лицо его морщинилось. - А я-то... я...
      Все в комнате встали. А Илья Петрович, ни на кого не глядя, сказал:
      - Я должен быть с матерью до того, как... это... как об этом сообщат всем...
      - Сообщение будет задержано, - пообещал Локен Палит.
      - Мы отправимся с тобой, - сказала Клавдия Михайловна. Мы не оставим тебя сейчас...
      Илья Петрович не расслышал или не понял ее слов,
      - Твое горе - наше горе, - уже настойчивее заговорила Клавдия Михайловна.
      - Она права: тебе лучше не оставаться одному, - обратился к Илье Петровичу Локен Палит.
      - Нет, нет... Я сам... Благодарю, но я сам...
      Он направился к лифту.
      - Я все-таки поеду с ним! - Клавдия Михайловна бросилась вдогонку.
      Локен Палит опустился в кресло. Потом сказал, обращаясь к кому-то далекому:
      - Да, я... Да, отсюда... Он в дороге... К жене, ты прав. Попроси информационный центр не передавать до утра известие об "Артуре". Свяжись с председателями Советов городов, где живут родители погибших... Да, они должны узнать не просто из нашей общепланетной передачи. Им надо помочь.
      Он повернул голову к окну, и оно, прежде непрозрачное, стало вдруг ярко-зеленым, потом желтым. Столица еще не знала о трагедии.
      - Такая жизнь: радость и горе - рядом, - с грустью промолвил Локен Палит. - К сожалению, в борьбе не обойтись без поражений...
      - Что произошло на "Артуре"? - спросила Эля.
      - Их больше нет с нами...
      - Но причина смерти какая, отец? - с обычной горячностью заговорил Халил. - "Артур-9" - это же астероид... Пусть маленький, но астероид. Много камня, замечательная защита от ударов, от излучений... Как же так?..
      - Астероид оплавился, Халил... Чудовищная вспышка, и он оплавился...
      - Но что с людьми? - опять спросила Эля о самом главном.
      - Они сгорели, девочка...
      Эля бросилась прочь из гостиной. Халил поспешил за ней. Валентин тоже поднялся, но Локен Палит остановил его.
      - Мне надо посоветоваться с тобой, сын... Не сейчас, нет. Я приду к тебе утром. Мне очень нужно посоветоваться с тобой... А теперь иди. Горе легче переносить сообща. Ну, что же ты?
      Он был печален и строг, его названый отец и председатель Всемирного Совета.
      ПРЕДНАМЕРЕННОЕ УБИЙСТВО
      ИЛИ СЛУЧАЙНОСТЬ?
      Валентин спал в ту ночь беспокойно и утром проснулся с тяжелой головой. Подниматься не хотелось, но он заставил себя вскочить и тотчас увидел шагнувшего к нему робота Саню, готового исполнить любое, самое трудное поручение.
      - Мне ничего не надо, - сказал Селянин.
      Робот молча отступил в свой угол. А Валентин услышал, что его окликают, и повернулся:
      - Кто здесь?
      - Здоровья и больших открытии тебе! - донеслось приветствие, которое уже не раз слышал Валентин. - Я Чичерин, Филипп Чичерин, профилактор жилого сектора. Разреши подняться к тебе. Понимаю: рано и ты не одет. Но мне надо именно сейчас увидеть тебя.
      Селянин наконец догадался, что голос раздается из микростанции.
      - Что ж, приходи... - не очень уверенно ответил Валентин, удивленный настойчивостью неизвестного профилактора.
      Чичерин был очень молод и держался явно застенчиво. Впрочем, он с ходу объяснил, что, как и всякий врач-профилактор, обязан предупреждать болезни.
      - Ты плохо отдохнул ночью. Удивлен, что я догадался об этом? Но разве тебе не объяснили, как охраняется здоровье каждого человека на Земле? О, я с удовольствием расскажу тебе! Вчера у тебя было слишком много впечатлений. Пусть ярких и радостных, но и радость может утомить...
      Валентин подумал вдруг об Илье Петровиче и о несчастье в космосе. И еще о том, как вчера Эля без конца повторяла: "Они же все... они же мне ровесники... и конец... и сгорели". В новом для Валентина мире тоже были несчастья и было горе, способное сломить человека или, наоборот, сделать его мужественным. А Илья Петрович, Эля, Халил - умеют ли они не согнуться, быть сильными? И этот словоохотливый профилактор - какой он? Знает ли о судьбе экипажа "Артура-9"?
      А Чичерин продолжал объяснять, что автоматические датчики, которые есть в любой кровати, передают сведения о состоянии человека в электронно-медицинский пункт; что там сведения сопоставляются с нормой, которая свойственна этому человеку; что в случае каких-либо отклонений от нормы автоматы подают сигнал тревоги, а после этого за дело берутся они, врачи-профилакторы: сегодня было несколько таких сигналов, и один из них привел Чичерина к Валентину.
      Нет, профилактор еще не знал о трагедии на "Артуре-9".
      - Биологическая норма каждого человека вложена в память его микростанции. У тебя то же, что у всех, - говорил Чичерин. - О, медицинские науки - самые уважаемые на Земле! Только педагогику почитают больше. Но это и в твое время, наверное, было так...
      - В мое время, - не без горечи повторил Селянин. - Нет, тогда самой важной считалась совсем не педагогика.
      - Важной? Извини, но я говорил не о важности, а об уважении. Важны все науки. А все-таки, в первую очередь отбирают людей в воспитатели, потом во врачи. Я, понимаешь, тоже мечтал стать воспитателем. Но меня не взяли. Нет, говорят, задатков. Зато посоветовали стать медиком. Не жалею, поверь. А ты был доволен своей профессией?.. Заболтался я... Тебе давно пора заняться утренней гимнастикой. Если хочешь, отправимся в спортивный зал. Этажом ниже. А не хочешь, я тебе покажу упражнения здесь. Где твой робот?.. О, у тебя самая последняя модель!
      - Да уж, последняя! Мне иногда не по себе: слишком он на человека похож, - признался Селянин.
      - Я понимаю: требовать, чтобы тебе, сильному и здоровому, прислуживал словно бы такой же, как ты, человек - неприятно и унизительно, - согласился Чичерин. - Но такие роботы ухаживают за маленькими детьми и за больными. Они и внешне похожи чаще всего на милых, добрых, терпеливых наших женщин. Есть, конечно, и совсем как твой робот... Его зовут Саней? Чичерин повернулся к роботу. - Пожалуйста, Саня, место для занятий!
      Робот произнес обычное: "Задание понято" - и направился к панели с кнопками на одной из стен. Мебель в комнате неожиданно пришла в движение. Овальный стол и кресла сами собой отодвинулись в сторону. На полу появился не то ковер, не то спортивный мат.
      - Довольно! Ты свободен... Начнем?
      Чичерин преобразился на глазах, стал подтянутым, уверенным. Видимо, лишь теперь он окончательно справился с волнением, которое владело им в начале встречи и проявлялось в словоохотливости.
      Нет, Валентину было недоступно изящество, с каким делал упражнения Чичерин. Досадуя на себя, он не повторил движений. Но Филипп с таким огорчением посмотрел на него, что Валентин опять стал послушно поднимать руки, сгибаться, подпрыгивать...
      А потом Чичерин повел его в душевую. Чуть солоноватая, упругая вода приятно щекотала кожу, прибавляя бодрости.
      - После тихого часа непременно повторный душ. Пожалуйста, - сказал Чичерин. - Сегодня так надо. Потом будешь заниматься гимнастикой и плаванием в бассейне. Как все. Но это после установления нормы.
      Опять услышав о норме, Валентин нахмурился. Чичерин сказал:
      - Извини, но досаждать всякими требованиями - моя обязанность... Конечно, я неспособный психолог, поэтому меня и не взяли в воспитатели. Но как же быть?..
      - По-моему, ты неплохой парень, Филипп, - возразил Валентин. - Если никуда не торопишься, оставайся завтракать. Только пригласим еще Халила. А твои указания... Что от меня зависит, выполню. Ты не знаешь всего, что было вчера. Видимо, известий об "Артуре" не передавали.
      - Об "Артуре"? А что об "Артуре"? - Чичерин тотчас прислушался к своей микростанции. Лицо его вытянулось и потемнело. Валентин подумал о всепланетной передаче и сразу услышал ясное и скорбное:
      - Все люди Земли с печалью склоняют головы над их прахом...
      - Что же, пригласим Халила? - первым заговорил Валентин.
      - Да, да, конечно... - Чичерин смотрел на Селянина так, словно тот мог, больше того, должен был сообщить что-то, способное примирить с несчастьем...
      А Валентину вдруг вспомнилось, как когда-то, во время боя, он сам угнетенно думал о своей собственной и чужих судьбах... Все взрывалось - земля и небо. Не существовало никакой логики в том, что погибали люди в окопах, а те, кто лежал рядом на открытой земле, оставались целыми, что умирал этот, а не другой. Ужаснее всего была необъяснимость того, что вытворяла смерть, убивающая по собственной прихоти, по капризу...
      Но Чичерин не догадывался об этих мыслях и ждал помощи или хотя бы объяснений...
      Завтракали вчетвером. Кроме Халила, пришла и Эля. На ее приглашении настоял Халил.
      - Друг дорогой, неужели она тебе не по душе? Ах, какая девушка! Лучшая из всех девушек! Ты присмотрись, сам убедишься. Она к тебе очень расположена, готов поклясться, дорогой!.. А сейчас ей очень нужны дружеские руки, дорогой. Ах, как нужны! Не только из-за несчастья с "Артуром"... Недавно выступал Ричард Бэркли, руководитель Элиной лаборатории. Не видел? Интервью было. Он о проекте "Циолковский" говорил...
      Валентин вспомнил первую в своей жизни видеогазету н усталого мужчину, который вел речь о судьбах человечества...
      - По-моему, я слышал... Этот... как его?.. Бэркли - он член Всемирного Совета.
      - Правильно, дорогой!
      - И он жаловался еще, что не разрешают какой-то эксперимент, - уже вполне уверенно сказал Валентин. - Но я не предполагал, что это Элина лаборатория.
      - На беду как раз Элина, - Халил вздохнул. - Эля с этим таится, но я вижу: черная ночь у нее на душе. Не надо бы ей прибавлять огорчений...
      Во время завтрака говорили мало, да и то о пустяках. Саня неотлучно стоял за спиной Валентина в ожидании какого-либо поручения. Как и в салоне "синей молнии", тарелки с едой появлялись в окошечке посреди стола.
      Халил с Филиппом старались оказать услугу Селянину, в первую очередь ему, а потом уж Эле. И это казалось Валентину странным, несправедливым. Особенно досадовал он на Халила, который перед завтраком просил быть предупредительным к Эле, а сам поступает как раз наоборот.
      Эля держалась очень скованно. Она опять была иная, не похожая на ту девушку, которая играла роль Ольги, и тем более на вчерашнюю Элю, которая плакала, уткнувшись в плечо Халила. Она и сейчас избегала смотреть на Валентина, и тот обреченно думал, что иначе и быть не может, что она лишь по обязанности рядом, а мысли ее, вероятно, о собственных огорчениях или об Илье Петровиче и несчастье на "Артуре".
      Он и сам старался не заговаривать с нею, обращаясь преимущественно к Чичерину.
      После завтрака Филипп распрощался.
      - Надеюсь, мы еще не раз увидимся, - сказал он перед тем, как дверца лифта скрыла его.
      А Валентин мгновение спустя услышал вызов Локена Палита. Председатель Всемирного Совета спрашивал, готов ли Валентин принять его. Селянин пробормотал:
      - В любую минуту...
      Гости собрались уйти, чтобы не мешать разговору, но Валентин почти испуганно взглянул на них: останьтесь! Он чувствовал себя, как солдат, на прием к которому вдруг попросился генерал.
      Локен Палит, едва появившись в квартире, предупредил:
      - Я прошу вас никому ни под каким видом не говорить пока о том, что вы услышите. Это слишком серьезно, чтобы до окончательной проверки сообщать кому бы то ни было... Вы поняли меня?
      - Зачем спрашиваешь, отец?
      Эля только наклонила голову.
      А Локен Палит повернулся к Валентину.
      - Сядем. Разговор нелегкий. Я долго колебался, идти ли сюда. Как видишь, не выдержал. Никто из людей Земли не поможет сейчас больше твоего. Пусть слух твой будет таким же острым, как и твои мысли... Всемирный Совет очень встревожен сведениями с ракетоплана М-371. Трагедия могла быть и случайностью. Но нельзя исключить и преднамеренного убийства.
      - Убийство? - недоверчиво переспросил Халил. - Я не ослышался, отец?
      Эля побледнела.
      А Валентин все еще не понимал, с какой целью говорит ему Локен Палит о происшедшем.
      - Всемирный Совет, - продолжал Локен Палит, - обеспокоен тем, что шаровидное тело, похожее на то, которое видели возле "Артура", появилось и вблизи Марса. Что это? Близнецы? Одно и то же тело? Но тогда как объяснить необычную траекторию полета, не имеющую ничего общего с орбитами метеоров и комет.
      - Разведчики, посланные другой цивилизацией, - вот как объяснить! - опять не удержался от возгласа Халил.
      - Люди и прежде не раз ловили сигналы, которые, как им казалось, были посланы внеземным разумом. Отчаянные фантазеры находили следы звездных пришельцев на самой Земле. Но вскоре выяснялось: ошибка, заблуждение. Тебе ли напоминать об этом, Халил...
      - Значит, всему, что происходит, есть другое объяснение, отец? Не разведчики, не посланцы космоса?
      - Надо искать на всех тропинках, которые нам доступны, Халил, - с грустью оказал Локен Палит. - В том числе и на той, о которой ты говоришь.
      - Но если цивилизация - убийства не могло быть, отец.
      - Так считаешь ты, Халил, и все люди Земли теперь считают так: цивилизация и убийство - несовместимы,- негромко ответил Локен Палит. - Но в то время, когда начинал жить он, Локен Палит кивнул на Селянина, - тогда считали и часто поступали иначе. Тогда было две цивилизации. Разве не так, Валентин?
      - Я, кажется, догадываюсь, о чем речь, - откликнулся Селянин. - В мое время была цивилизация, которая несла людям благополучие и прогресс. Но существовала и такая, с позволения сказать, "цивилизация", которая развязала две мировые войны, затопила Землю кровью и слезами, унесла семьдесят миллионов жизней. Ленин назвал эту цивилизацию "цивилизацией империализма"...
      - Мы теперь знаем, что высшая ценность - живой мыслящий мозг, что унизить, ущемить, а тем более убить мозг - нет ничего ужаснее и безрассуднее, - с горечью сказал Локен Палит. - Но люди заплатили за эту истину морями крови, Гималаями трупов. Мудрость стоит очень дорого. Даже теперь стоит дорого. Но прежде слишком многие не понимали этого, пренебрегали этим, отстаивали жалкие вещи вместо того, чтобы возвышать мозг, пестовать разум.
      - Об этом-то и я слышал, отец. Но все-таки не в силах примириться... Как можно? Зачем убивать братьев?..
      - Я тоже не в силах, Халил, - согласился Локен Палит. Рассудком принимаю: было так! Но сердцем не могу. Поэтому и пришел сюда, Халил.
      Локен Палит надолго замолчал, собираясь с мыслями.
      - На Земле, твоей и моей Земле, Валентин, - наконец сказал он, - есть еще нерешенные общепланетные проблемы, вроде опасности перегрева. Но в пределах наших возможностей сделано все, чтобы люди были счастливы. Лишь в школе наши дети бегло знакомятся с тем, что когда-то были войны. Многие забывают эти сведения, едва закончив школу. Да и зачем их помнить? И без этого слишком велик объем информации, которая нужна человеку для работы... К тому же знать о войне лишь из научных источников - а мы их используем теперь непременно! этого еще недостаточно. Все до конца понять и перечувствовать может лишь тот, кто сам пережил войну. И в этом, Валентин, твой опыт бесценен... Коммунизм, покончив с неравенством, избавил нас и от войн. Убить человека? Теперь это кажется невероятной дикостью. Нет, я допускаю, что можно разгневаться, потерять контроль над собой и посягнуть - невольно, без преднамеренности - но все-таки посягнуть на жизнь своего брата. А преднамеренное убийство... Какие мотивы? Цель? Вот Халил сказал только что: если к нам в Солнечную систему прилетели разведчики иной цивилизации, убийства не могло произойти. Он высказал то, что в сердце любого из нас. Хорошо, если он и все мы не ошибемся. Но разве нельзя допустить, что на какой-то планете в космосе победила цивилизация-урод. Было же в твое время, что каждый шаг к подлинно новому встречал яростное, иногда вооруженное сопротивление? Было так?
      Валентин кивнул: вся история была полна такими примерами... Интервенция стран Антанты против Советской России, нападение фашистов на Советский Союз - это уже часть жизни его родителей и жизни самого Валентина.
      Он вспомнил ночь расстрела.
      Их было двадцать четыре, а он, Валентин, двадцать пятый. Черные силуэты эсэсовцев застыли напротив них.
      А потом - свет автомобильных фар в глаза, мертвенно поблескивающие автоматы, вскинутые теми, в черных мундирах, и удар в грудь, опрокинувший землю и небо...
      Эсэсовцев, стрелявших в партизан и в него, в мальчишку, послала страна первоклассной индустрии. Дойчланд, Германия. Гитлер воспитал миллионы убийц, уничтожавших все на своем пути. Памятниками их позора стали Освенцим и Майданек. А разве гитлеровцы одиноки? Бомбы на Хиросиму и Нагасаки сбросили выкормыши иной и тоже высокоиндустриальной, "цивилизованной" страны. Вьетнам жгли напалмом опять же не гитлеровцы... Вспомнилось, что были садисты, испытывавшие наслаждение при виде страданий. Были бандиты, считавшие убийство своим ремеслом. Были... Были... Селянину стало не по себе от собственных мыслей - таким уродливо беспощадным предстал перед ним старый мир. Он боялся поднять глаза на Локена Палита, Халила и особенно Элю. Впрочем, Эля знает все и сама.
      Селянин вздохнул и начал рассказывать. Когда он кончил, Локен Палит опять, как и в начале встречи, попросил прощения.
      - Я подозревал, что все это бесчеловечно. Однако я не предполагал, что настолько бесчеловечно, а порой и бессмысленною.
      А вслед за ним заговорил Халил:
      - Расизм, бандиты, садизм, прибыли монополии... Неужели и эта, неизвестная нам, цивилизация послала разведчиков-убийц и пришлет новых? Почему не отвечаешь, отец?
      - Мне нечего ответить, Халил. - Локен Палит поднялся. Еще раз предостерегаю: никому ни звука! Всемирный Совет оповестит людей, когда все будет однозначно установлено. Горько думать, что разум схватится в единоборстве с разумом же... А ты, Валентин, знакомься с Землей. Она прекрасна, поверь. На моеи Родине в Индии под ноги дорогому гостю бросают цветы. Пусть же и твой путь будет усыпан цветами.
      ЗАЧЕМ ТЫ ЕСТЬ, ЧЕЛОВЕК?
      Однако в этот день у Селянина с его друзьями дальняя поездка сорвалась. Не только потому, что они был л расстроены разговором с Локеном Палитом, хотя было и это. Поездку отложили прежде всего потому, что против нее возражал профилактор Чичерин. Эля попыталась било заспорить. Филипп непреклонно повторил:
      - У нашего брата Валентина индекс ноль-один. На сегодня ему сверхдостаточно переживаний. У тебя, Эля, тоже повышенная нервозность. Я, к сожалению, не могу судить о причине.
      - При чем здесь я? Речь не обо мне...
      - Конечно, - упрямо продолжал Филипп. - А все равно тебе тоже надо быть поосмотрительней, не говоря уже о Валентине. И твои неприятности...
      - Не надо об этом!.. И потом мы же хотели в гости к моей подруге. Она милая и добрая.
      Разговор шел по микростанцпям, но слушали все четверо. Валентин - с невольной встревоженностью за Элю.
      Он не смел расспрашивать девушку. Особенно после вчерашнего вечера, когда стало ясно: нет, не он нужен ей. А Филипп настаивал на своем.
      - Знакомств тоже сверхдостаточно, Эля. Пусть и с твоей доброй и милой подружкой. А если не сидится на месте, слетайте, например, в горы или на море. Прошу без новых, знакомств. На сегодня хотя бы.
      Он и вправду был человеком дела, Филипп Чичерин. Спорить с ним было бесполезно. Селянин вымученно усмехнулся:
      - Теперь что же - медики главные притеснители на Земле?
      - Счастлив слышать тебя! - откликнулся Филипп. - Однако с индексом ноль-один не шутят. Предельная осторожность в нервных нагрузках - вот главное требование при этом индексе. Дальняя поездка невозможна. Не разрешаю.
      - А дышать позволишь? - не без иронии спросил Валентин.
      Однако Чичерин не уловил или не принял ее.
      - Дыши себе на здоровье! Морским воздухом хорошо бы. Эля, Халил, слетайте на море, к дельфиньим островам. Близко и полезно.
      Это становилось уже несносным. Валентин в сердцах заявил, а не плюнуть ли на все предостережения и не отправиться ли, куда задумано, однако теперь уже и Халил стал уверять, что дельфиньи острова - это замечательно, он и сам не прочь побывать там.