Вскоре все разъяснилось. Робот с грузом занял место в просторном контейнере. Второй робот прикрепил контейнер к мостовому крану.
      Вот теперь никто из людей уже не мог очутиться на дороге.
      - Убедился, на что способны роботы? Как соображают? спрашивал Халил у Валентина. - А до чего умно действуют... Вот тебе и машины!
      Халил говорил так восторженно и был так доволен, словно сам создал роботов.
      - А ты меня выручать бросился? Смелый. Рисковать готов. Тебя в любую космическую экспедицию возьмут.... А робот никогда не посмеет обидеть человека. Закон такой.
      - Закон законом, но здешние роботы редко встречаются с людьми. К тому же ты дразнил его, - сказала Эля. - Я испугалась...
      - Ай, спасибо, что испугалась за меня! Сказала, будто подарок сделала. Извини, что радуюсь. Что могу сделать, если такой глупый: не могу не радоваться, если очень дорогие для меня слова слышу.
      Вечером, в конце ужина, до Валентина донеслись частые звонкие сигналы микростанции. Это был вызов на космосвязь. Селянин поспешил к видеопанораме, а космическая связь осуществлялась лишь с ее помощью.
      И сам Валентин, и его друзья там, в соседней комнате, были уверены, что вызывает Илья Петрович. Однако включив панораму, Селянин не без удивления увидел рабэна Акахату.
      - Счастлив убедиться, что ты здоров, - расплываясь в улыбке, сказал Акахата. - Ты искал меня? Я в твоем распоряжении.
      - Но ведь вы... ведь ты, - поправился Валентин, - ты далеко. Твоя сотрудница сообщила, на Луне.
      - Сотрудница?
      - Ну, не сотрудница... В общем, женщина с очень приятным голосом.
      - А, это Дженни. Дженни - робот, но голос приятный, ты прав.
      - Опять робот, всюду роботы!
      - Тебя они раздражают? - улыбки словно не бывало на широкоскулом лице Акахаты.
      - Меня скоро вообще ничего не будет раздражать, Я тону, даже почти утонул. Хватай меня за волосы, пока не поздно.
      - Ты готов шутить, значит, еще не все потеряно, - Аиахата оставался серьезным, но в глазах заиграли веселые огоньки, совсем такие же, как во время его разговора с Даниэлем Иркутом в главной студии Земли, Селянин не без удовольствия отметил это. - Что тебя беспокоит?
      - Непонятное! Я знаю меньше, чем даже роботы, Я ничего не умею. Хуже ребенка.
      Акахата задумался.
      - Кажется, догадываюсь; надеешься на экспрессзапоминание?
      - Да. Чем скорее, тем лучше,
      - Но экспрессзапоминание - это труднейшая работа для мозга. На пределе его возможностей. Всегда очень индивидуально, нередко противопоказано.
      - Я все выдержу. И мне не противопоказано, - настаивал Селянин, хотя и неловко было настаивать в разговоре с рабэном, которого недавно чествовала вся планета.
      - Почему ты уверен, что противопоказаний нет?
      - Но разве ты не сказал бы об этом? Тебе ли не знать особенностей моего организма!
      - Мне бы такую уверенность... - не без горечи ответил Акахата. - Но ты не ошибся: противопоказаний вроде бы нет. Это подтвердят все, кто участвовал в твоем восстановлении. Я согласен попытаться.
      - Почему только попытаться?
      - Могу повторить все то же; не всякий мозг восприимчив к нашим воздействиям. Все очень индивидуально.
      - Я хочу, я должен надеяться на успех...
      - Я тоже хочу и надеюсь.
      - И что мне делать? Я готов завтра, нет, сегодня, сейчас отправиться в клинику памяти.
      Акахата покачал головой.
      - Придется потерпеть.
      - Но почему? Ты задержишься на Луне?
      - Нет, меня срочно отзывают на Землю.
      - Тогда в чем дело?
      - Ты нетерпелив, - сказал Акахата, и не понять было, одобряет он или, наоборот, упрекает.
      - Чем жить на Земле туристом, лучше вовсе не жить.
      - Обещаю, что приглашу тебя в клинику при первой возможности.
      - Но когда? Хотя бы крайний срок?!
      - Не знаю. Да и никто на Земле не знает. Слишком необычная причина.
      Селянин подался вперед, позабыв, что между ними сотни тысяч километров.
      - Получено известие солнечного патруля, - торжественно заговорил Акахата. - Шаровидное тело осталось невредимым. Сначала оно удалялось от Солнца по касательной, а потом изменило траекторию. Оно направляется к Земле, Валентин. Ты слышишь? Это не метеорит. Это посланец другой цивилизации. Теперь ответ почти наверняка однозначный, близится встреча с иным разумом, иной жизнью.
      Так вот и случилось, что Валентину Селянину первому в полярном городе стало известно важнейшее сообщние о космическом пришельце. Возвращаясь к друзьям, он не знал, вправе ли сказать об услышанном. А потом решил, что Акахата предупредил бы, если известие надо хранить втайне.
      Валентин был настолько взволнован, что, увидев его, все в гостиной встревоженно вскочили. Ведь они были уверены, что вызывал Илья Петрович, и опасались печальных вестей. Селянин поспешно объяснил, с кем говорил и какую новость услышал.
      Первой к нему подскочила Ноэми, а следом и Халил. Затормошили, требуя подробностей. Он вновь повторил сообщение, а сам смотрел мимо них на Элю. Та казалась почти спокойной, но глаза, все было в глазах... Они стали словно больше, и было в них что-то почти нечеловеческое - такая беспредельность надежды и страха одновременно.
      Рядом с этим безмолвным потрясением бурные восторги Ноэми и Халила выглядели маленькими, если не жалкими.
      Филипп, напряженно думавший о чем-то, словно сомневавшийся в истинности происшедшего, придвинул к себе кресло и сел.
      - Следуйте моему примеру, - сказал он.
      Халил досадливо отмахнулся, но Валентин, а за ним и Эля тоже направились к креслам, и планетолетчик был вынужден занять место возле столика.
      - Неужели ты и сейчас сомневаешься?.. Корабль, межзвездный корабль! - упрекнул он Филиппа. - Как можно сомневаться?
      - Я считаю, что великое событие требует удвоенной, удесятеренной выдержки от нас, - Чичерин старался говорить негромко, будто в противовес бурной горячности Халила, и лишь голос выдал его взволнованность. Это сблизило их всех, а главное - придало словам Филиппа особенную значительность. Ноэми, притихшая, опустилась в креслице рядом с Халилом. Да и планетолетчик, как уже случалось не раз прежде, собирался было заспорить, но в последний миг все-таки сумел сдержаться, сказал:
      - Шум, крик, эмоции - мало толку, ты прав.
      - Откровенно говоря, мне многое пока неясно, - заговорил Филипп.
      - Что неясно? Как можно, чтобы и сейчас неясно?
      Чичерин терпеливо переждал очередную вспышку Халила.
      - Многое неясно. Почему нападение на крохотную станцию "Артур" и полное равнодушие, если не пренебрежение к поселениям на Марсе? Почему последующий прыжок к Солнцу, а не к нам, к Земле?
      - А если надо было получить новую энергию?..
      - Халил!.. - Это уже голос Эли.
      - Допустим, объяснение в этом: тем, на корабле, надо было пополнить за счет Солнца свои энергетические запасы, - продолжал Чичерин. - Но теперь новая неожиданность. Корабль стал удаляться от Солнца, а потом резко изменил курс, направился к нам. Он ведь и раньше мог пролететь хотя бы рядом с Землей.
      - Зачем так говорить: мог? В том-то и дело, что не мог. Вот смотри сюда... - Халил выхватил из бокового кармана тоненькую, похожую на карандаш, палочку, стал водить ею по поверхности столика, возле которого сидел. Под его рукой возникли светящиеся кружочки - одни большой в центре и два маленьких по обе стороны от большого. Кружочки были разного цвета.
      - Смотрите сюда, - пригласил Халил и ткнул в большой желтый кружок. - Это Солнце, а здесь красный Марс. А это голубая Земля, мы с вами... Смотри, Филипп, все поймешь... Пока звездный корабль был возле Марса или за ним - Землю он наблюдать не мог, ее Солнце перекрывало. Сразу после сближения с Солнцем было то же самое. А когда корабль улетать начал, вот сюда добрался - видишь? - отсюда Землю впервые разглядеть смог, круто повернул.
      Халил откинулся на спинку кресла, а все (и в первую очередь Валентин) внимательно рассматривали нарисованную им схему.
      - Что ж, объяснение вполне логичное, - согласился Филипп. - Мне положение планет и Солнца представлялось иным. А все же многое остается непонятным.
      - Как иначе, дорогой? - Халил нажал кнопку на своем карандашике и тотчас светящийся рисунок на столе исчез. - Почему не сгорели, хотя Солнце рукой трогали? Любое твердое тело по нашим понятиям должно было сгореть, в плазму превратиться... Почему радиация не убила? Все для нас загадка. Для нас, по нашим понятиям. А если другие организмы, другая техника, другая цивилизация, неизмеримо выше нашей, - тогда все объясняется...
      - Нет, Халил, тогда тем более непонятно, почему напали на "Артур"... Какие же это разумные существа, если напали?
      Халил с Элей и Валентином невольно переглянулись, припомнив разговор с Локеном Палитом. Грозный вопрос: как могли пришельцы из космоса убить людей? - завтра неизбежно встанет перед всем человечеством. А может быть, уже встал?
      Все мысленно приказали микростанциям поймать информационную волну. Но там была передача о спортивной игре, в которой участвовали люди и дельфины. Валентин не знал правил этого своеобразного водного поло. Да и не до того ему было сейчас. Но он услышал, как комментатор шутливо посочувствовал проигрывающей команде: "Да, судя по всему ее шансы на выход в полуфинал развеялись подобно плазме. Что ж, вместе с таинственным шаровидным телом исчезли и наши общие надежды на близкую встречу со спортсменами иной цивилизации. Но ведь мы продолжаем верить, что такая встреча когда-нибудь состоится. Не так ли?"
      Люди на Земле еще не были оповещены о космическом пришельце.
      Валентин различил частые звонкие сигналы.
      - Мне снова к видеопанораме, - объявил он.
      - И мне тоже, - вздохнув, сказала Эля. - Видимо, Илья Петрович, если нас обоих...
      Девушка не ошиблась: на экране перед пими возникли Илья Петрович и Анна Васильевна, его жена - оба в черных траурных костюмах. На нынешней Земле Валентин привык уже к другим, жизнерадостным, исполненным достоинства и дружелюбия лицам. А сейчас перед ним были люди, придавленные горем.
      Илья Петрович излишне суетился и не мог найти места своим рукам. Его жена казалась даже спокойнее. Однако в ее неподвижности, скорее даже застылости, была полная отрешенность от того, что происходило вокруг.
      - Завтра мы возвратимся на Землю, - сказал Илья Петрович.
      ...Он и еще о чем-то говорил и спрашивал. Эля и Валентин - прежде всего Валентин, потому что вопросы были к нему отвечали и сами интересовались какими-то обстоятельствами полета. Валентин озабоченно думал о том, сообщать ли родителям, что шаровидное тело, убившее их дочь, движется к Земле. В конце концов он все-таки не выдержал и сообщил.
      Илья Петрович не без испуга повернулся к жене. А та црижалась головой к высокой спинке кресла и заплакала. Беззвучно и оттого особенно страшно заплакала.
      После этого свидания Валентин засобирался было в дорогу, однако Эля сказала, что пока ведь неизвестно, па каком из космодромов примут ракету с Ильей Петровичем.
      - Это узнаю я, - пообещал Халил. - Отправимся встречать впятером?
      - Я не могу, Халил: работа, - сказала Ноэми. - Такая жалость, что надо расставаться. Но мы отныне друзья с вами, правда?
      Девушка опечаленно переводила взгляд с одного на другого.
      - Конечно, друзья, самые верные друзья, - заверил ее Халил. - Я пойду узнавать, прости.
      Филипп, краснея от смущения, робко спросил:
      - Я могу взять в память микростанции твои, Ноэми, позывные?
      - Ой, о чем речь, Филипп!
      Не понять было, что за словами и улыбкой девушки, хорошо, если не простая вежливость.
      Халил вернулся через несколько минут.
      - Нам вот куда добираться... в Африку, - объявил он. Восьмой ликос, там встреча. В двенадцать ноль-ноль. Можно здесь заночевать, завтра утром добраться.
      - Успеем ли? Далеко ведь, - усомнился Валентин. - И что означает "ликос"?
      - Ликос? Космический лифт - вот что. Раньше была космодромы на Земле, сейчас только в космосе, а людей, грузы - все доставляют вверх и вниз лифты. Завтра увидишь. Восьмой ликос совсем близко. Меньше десяти тысяч километров. Очень близко, дорогой!
      - Я предпочла бы, Халил, не рисковать.., Нам лучше на "синей молнии". Пусть подольше, но какая разница, где спать - здесь или в салоне "синей молнии". А твое мнение, Филипп?
      Чичерин, прежде чем ответить, оглянулся на Ноэми, и Валентин понял, что ему не хочется уезжать ни сегодня, ни завтра.
      - Я считаю... - Филипп шумно вздохнул. - Я считаю более целесообразным отправиться сейчас. Завтра - тяжелый день, и лучше, если мы доберемся сегодня. Мы не вправе думать только о своих желаниях...
      И он снова чуть заметно скосил глаза в сторону Ноэми.
      Через час они были в "синей молнии" - четверо людей и робот Саня.
      - Извините, что берусь командовать, - сказал Филипп. - Но мой совет - спать.
      Никто не возразил, и Филипп, подойдя к небольшому пульту в стене, нажал последовательно несколько кнопок, а потом приказал автомату:
      - До девяти часов утра среднеафриканского времени не тревожить. Когда прибудем, остановиться в запасном депо.
      В салоне начали происходить разительные перемены. Стол и кресла будто впечатались в пол. Зато возникли две стены с четырьмя дверями. Одна из них радушно открылась, приглашая Валентина войти в крохотную комнатку с низенькой кроватью, столиком и креслицем. За спиной Валентина неслышно появился робот Саня, ожидая приказаний.
      - Иди, я сам разденусь, - сказал ему Селянин.
      Саня отступил в узкий коридорчик.
      А Селянин, едва коснувшись головой подушки, почувствовал неодолимое желание спать. Что было причиной: устал от волнений нынешнего дня или воздух подавался с прибавкой снотворного? В этом необыкновенном вагоне могло быть и такое. К тому же командовал Филипп, а он, наверное, и после всего происшедшего не забыл о своих обязанностях профилактора.
      Валентин почти снисходительно усмехнулся. Пунктуальность Филиппа казалась ему порой излишней.
      Через минуту он уже спал.
      СВИДАНИЕ ИЛИ СХВАТКА?
      Локен Палит, выключив экран видеопанорамы (только что был разговор с рабэном Иркутом), повернулся вместе с креслом к Халилу с Элей и Валентином. Смуглое лицо председателя Всемирного Совета казалось серым от усталости.
      - Теперь сомнений не остается: встреча с шаровидным телом, с пришельцами из космоса через двадцать пять - двадцать шесть дней, - промолвил Локен Палит. - Радость бы, торжество, а мы в тревоге. Слишком свежа память о похоронах. Что предстоит: дружеское свидание? А если схватка?
      Он вопросительно смотрел на молодых собеседников.
      - Зачем говоришь: схватка? - воскликнул Халил. - Но если схватка - им же на беду. Пыли от них не останется...
      Валентин подавил вздох, вспомнив сначала шаровидное тело, изображение которого передавали вчера по видеопанораме, а потом и Илью Петровича с женой. В то утро Анна Васильевна припала к груди Валентина и, как во время разговора накануне, беззвучно заплакала. И на похоронах, идя за саркофагом, она ни на секунду не отпускала Валентина от себя, он до сих пор ощущал отчаянную оцепенелость ее руки.
      Саркофаг воспроизводил живые черты девушки. Лицо не было мертвым. Оно продолжало жить. И глаза не были закрыты, нет. Они, прищурившись, напряженно всматривались во что-то далекое-далекое... Как на портрете, который написал Илья Петрович. А ведь ее тогда уже не было, дочери. В живых не было. Ее уже убили те, из шара. Походя, словно шутки ради убили...
      Вместе с дочерью Ильи Петровича хоронили двух ее товарищей, но Валентин думал прежде всего о ней, вероятно, потому, что шел рядом с ее саркофагом и вел под руку ее мать. Он тогда и заночевал в квартире Ильи Петровича. Никто не просил его об этом, но он не смог оставить Анну Васильевну сразу после похорон.
      Сейчас, услышав самонадеянные слова Халила, он вспомнил все это. Он слишком хорошо представлял, какое нешуточное дело - схватиться с пришельцами, способными уцелеть в условиях чудовищной температуры и жесточайшей радиации: ведь они почти на ощупь трогали Солнце! Когда-то давно злые руки сбросили одну единственную бомбу и уничтожили Хиросиму. А что знал и умел прежний земной разум, если сравнить его с теперешним! Какие фантастические средства уничтожения обрушат пришельцы на людей, если случится схватка?
      Локен Палит все так же печально смотрел на Селянина и его друзей..
      - Через два часа совещание членов Всемирного Совета. Не мог бы ты выступить, дорогой Валентин? - обратился он к Селянину. - Я снова и снова прошу снисхождения. Тебе неприятно вспоминать войну, но Совет ждет, от тебя именно военных соображений. Ты огорчен? Я тоже огорчен. Но люди должны быть готовы ко всему... Мы надеемся, что ты не откажешься помочь... Каждое твое слово будет выслушано с благодарностью, - взволнованно заметил Локен Палит. - Но пригласил я всех вас не только поэтому. Поблизости от Земли сейчас очень мало планетолетчиков. А нам они нужны, в любом случае нужниз для свидания, для борьбы - одинаково...
      Халил вытянулся.
      - Я готов вернуться на космодром, - четко произнес он.
      - Не сомневался в тебе, Халил. Но решение не за тобой и не за мной, - возразил Локен Палит. - Тебе решать, Валентин. Он твой друг и твой провожатый. Удобно ли тебе будет без него?
      - Не понимаю... При чем тут чьи-то удобства, если решается судьба всей Земли?
      - Значит, ты согласен?
      Валентин вновь почувствовал неловкость. Все показалось бы ему неуместной шуткой, если бы говорил не Локен Палит.
      - Благодарю за согласие, - с облегчением промолвил Локен Палит. - Поверь, я ни за что не просил бы об этом. Но вблизи Земли очень мало опытных планетолетчиков. На постоянных трассах ракетами управляют роботы - в этом объяснение, - он опустил ладонь па плечо Эли. - На тебя все заботы о Валентине, на одной тебе. Справишься?
      - С нами еще профилактор Чичерин, - напомнил Селянин.
      - Конечно, он тоже... Хорошо, что и он тоже...
      Вспыхнул экран видеопанорамы. Председателя вызывал кто-то из членов Всемирною Совета. Локен Палит быстро подошел и обнял Халила:
      - Мужества и удачи, мой мальчик!.. Свяжись со мной, когда прилетишь на космодром...
      Проводы были назначены на шесть, но совещание у Локена Палита затянулось, и Валентин освободился лишь в половине восьмого. Он поспешил в секцию, где находилась квартира Халила, и с облегчением увидел, что планетолетчик не уехал.
      - Спасибо, дождался.
      Валентин говорил и двигался решительно, почти резко,
      - Отчего так долго? - спросила Эля.
      - Было много споров. Члены Совета считают, что даже при самых трагичных обстоятельствах надо добиваться переговоров с пришельцами.
      - Из-за этого спорили, дорогой?
      - Не только, но и из-за этого тоже, Халил.
      - Еще из-за чего?
      - Как обороняться... Какими средствами заинтересовать пришельцев в переговорах... Много было всего. Я не все понял, к сожалению.
      - И что о мерах обороны? - впервые заговорил Филипп Чичерин. Сегодня ему одному удавалось сохранять внешнее спокойствие.
      - Немедленно: непрерывное наблюдение не только ва шаровидным телом, но и за всем пространством вблизи Солнечной системы.
      - Зачем за пространством, дорогой?
      - А какая, Халил, гарантия, что там в шаровидном теле не разведчики, следом за которыми летит воинственная армада? В мое время впереди любой армии двигались разведчики... Решено также создать двадцать ракет с повышенной защитой. На базе солнечных зондов, кажется... Первая из них полетит навстречу шаровидному телу, попытается вдали от Земли войти в контакт с ним.
      - Я готов лететь навстречу! Надо доложить Совету, что я готов, - вызвался Халил.
      - Тебе уже не успеть, - ответил Валентин. - Ракета стартует с Луны через пять часов, и планетолетчики названы: они уже там, на космодроме. Все решения по обороне принимает Комитет защиты. Я тоже член Комитета.
      Валентин протянул .руку, и все увидели красный браслет, в который были, как самоцветы, вставлены четыре синих кнопки.
      - Что это? - спросила Эля.
      - Мне сказали, аппарат чрезвычайной связи, - ответил Валентин. - С его помощью я могу в любой момент вызвать любого человека на Земле или в космосе, отдать обязательное к исполнению приказание. Так мне сказали... Всем членам Комитета вручили эти брас... эти аппараты.
      - Я слышал о них, но ни разу не видел, - сказал Филипп. На тебя возложили величайшую ответственность, Валентин, и я рад этому... Мы все рады.
      Он первый пожал Селянину руку.
      - Мне давно пора быть в "синей молнии", - напомнил Халил. - Вы поедете со мной до ликоса?
      Он обращался ко всем, по смотрел на Элю. Валентин понял, что Халилу очень хочется, чтобы в "синей молнии" с ним отправилась одна Эля, что перед разлукой ему нужна ясность, полная ясность в их отношениях. Вероятно, будет жестоко помешать разговору наедине.
      - Я не знаю, имею ли право отлучаться, - глухо вымолвил Валентин.
      - А ты спроси, у нашего названого отца спроси, - тотчас повернулся к нему Халил.
      Селянин стал вызывать Локена Палита, но тот не откликался.
      - Ты по новому своему аппарату, - кивнула Эля на красный браслет.
      - Да, пожалуйста, - поддержал и Халил.
      Селянин нажал кнопку, которая была покрупнее других, и тотчас услышал голос Локена Палита.
      - Ехать? Почему нельзя? - переспросил Локен Палит, выслушав Валентина. - У тебя аппарат чрезвычайной связи. Тебя услышат, если даже заберешься в центр Земли или на Плутон.
      - Вот все и устроилось. Едем! - Эля направилась к лифту, радостно потащив за собой и Халила тоже.
      А тот, чем ближе подъезжали к станции "синей молнии", становился грустнее.
      - Валентин, отзовись, Валентин! - услышал Селянин голос Локена Палита. - Небольшое уточнение. Завтра к вечеру возвратись, непременно возвратись. Это пожелание Акахаты.
      - Приказ ясен, - ответил Валентин, хотя ссылка на Акахату, не являвшегося членом Комитета защиты, удивила его. Неужели Акахата решил не откладывать экспрессзапоминание? До чего здорово, если так!
      Друзья Селянина слышали только его короткий ответ, но, видимо, догадались, с кем разговор, и не задавали вопросов.
      А странная, бесколесная машина, в которой они сидели, добралась к вокзалу. Эля, выскочив первой, распорядилась: "Четырехместный вагон! Немедленно!", однако Валентин, еще сам не до конца разобравшись, зачем поступает так, отменил ее приказание:
      - Не надо четырехместный! Мы с Филиппом останемся, Ты проводишь его до ликоса одна.
      Эля пыталась было возразить, но он, едва ли впервые после возвращения к жизни, твердо повторил:
      - Проводишь одна. Так надо, Эля.
      И шагнул к Халилу: прощаться.
      Все решили, что внезапная перемена планов вызвана тем разговором, который был у Селянина в пути. Лишь после возвращения с вокзала Филипп осторожно поинтересовался, не случилось ли чего чрезвычайного. Валентин отрицательно покачал головой.
      - Значит, ты ради меня сделал так? - с грустью промолвил Филипп. - Но разве только от Халила зависит мое счастье? А Ноэми... Я хотел вызвать ее вчера...
      - Ну и что же? Вы говорили?
      - Я не посмел вызвать. Кто я? И кто она?!
      Валентин промолчал, подумав об Эле. Она вспомнилась такой, какой была в Томской клинике: милой и ласковой девушкой, которую он принимал за Ольгу, за свою невесту. Бесконечно далеким казалось теперь то совсем ведь недавнее время! А потом были похожие на безумие перемены вокруг, Эля вместо Ольги, наконец, вечер, когда, объявив о решении стать историком, девушка поразила его своим умом и внутренней страстностью. С ною не сравняться ни ему, ни даже Халилу. Впрочем, что он знает о нынешней любви? А прежде случалось всякое.
      ...Сейчас Эля там, в поезде. Она простится с Халилом в ликосе...
      - Послушай, Филипп... Что он такое, ликос? - Валентин убегал от дум об Эле.
      - Какой ликос? - изумленно переспросил Чичерин. - Ах, ликос! Но ты же видел его.
      - До того ли было тогда, чтобы рассматривать и расспрашивать? Какое-то невообразимо высокое сооружение с бесконечными коридорами и двигающимися полами - вот и все, что запомнилось.
      - Мне, признаться, нелегко объяснить.
      - Какой-нибудь сверхсовременный принцип? Тогда я умолкаю.
      - Да нет, совсем наоборот. Все внешне элементарно. Как бы это понагляднее. Ну, представь, что появился на Земле великан, у которого рука длиной едва не в сорок тысяч километров. Представил?
      - Допустим, - усмехнулся Валентин: Филипп объяснялся с ним, как с ребенком.
      - А теперь вообрази, что это чудовище длиннорукое подняло, как смогло, высоко камень и разжало пальцы. Что произойдет с камнем? Упадет он?
      - Это мне понятно. Благодаря вращению Земли, центробежная сила на такой высоте будет уравновешивать силу центростремительную. Камень практически вечно будет висеть над одной и той же точкой земного шара.
      - На этом принципе и создан космический лифт, - обрадованно подхватил Чичерин. - Сначала соорудили большую станцию-спутник, которая повисла над экватором, над одной из его точек. А потом стали наращивать секдии, ну, вроде трубы, пока не спустились на землю. Теперь грузы и пассажиры через четыре часа добираются на станцию-спутник. Рядом с нею космодром. Очень удобно и надежно. А затраты энергии минимальные.
      - Работает, так сказать, сама Земля? Очень любопытно. К тому же идеально соответствует главному требованию: не допускать разогрева планеты. Спасибо за объясиение, Филипп.
      - Рад бы подробнее, но я сам знаю очень немногое. Кстати, идея давняя. Ее выдвинул кто-то еще в твое время, Валентин. Не слышал?.. Жаль, что не слышал.
      - Да, конечно, - Валентин задумчиво смотрел на Чичерина. - Скажи, экспрессзапоминание - это очень долго?
      - От трех до шести месяцев. К тому же полное отключение от окружающего мира, почти сон. Почему ты спрашиваешь? Или тебе обещано? Это пока уникальные эксперименты... Великая удача.
      Филипп разволновался, как в первую их встречу, и Валентин понял, что люди обновленной земли опять готовы отдать ему лучшее из того, чем владеют. Но ясно стало и другое: завтра вечером речь будет не об экспрессзапоминании. Почему же Локен Палит сослался на Акахату?
      Валентин передал разговор с председателем Всемирного Совета.
      - Надо было спросить у самого председателя, - на без сожаления сказал Чичерин. - А сейчас гадай не гадай... Послушай, может быть, хотят, чтобы члены Комитета защиты... чтобы они, как участники эксперимента "Анабиоз", мыслили, будто один мозг? Объединенный мозг, а?
      За окном сгущались сумерки, и в комнате становилось все темнее. Автоматика, угадывая грусть хозяина и гостя, не включала света. Смутные очертания мебели, смутные тени летящих "пчелок" за окном.
      - Ты не жалеешь, что мы остались? - донесся из полутьмы голос Филиппа. - Я, конечно, неважный психолов, но, по-моему, ты напрасно настоял, чтобы Эля одна провожала Халила. Не знаю, любила ли она его раньше, но сейчас он для нее - друг, товарищ, не больше. А разве этого хочет Халил?
      Филипп встрепенулся, прислушиваясь.
      - Да, да, Ноэми, это я. Здравствуй. Он здесь... Привет тебе, Валентин. От Ноэми... Почему не вызывал? Большое спасибо, если ждала... Я боялся вызывать.... Ладно, ладно... Как еще рад буду переговорам!
      Свет в комнате, подчивяясь не до конца осознанному желанию Валентина, вспыхнул в этот миг - и стало видно покрасневшее от радости лицо Филиппа: ведь Ноэми сама связалась с ним! Она журит его...
      Филиппу тепеюь совсем не было дела до чувств Халила. И до Валентина тоже не было дела.
      Селянин не мог обижаться на это. Счастье бывает эгоистичным, и разве сам он вел бы себя по-иному, окажись на месте Филиппа?
      БЕЗРАЗЛИЧИЕ?
      НЕДОБРЫЙ УМЫСЕЛ?
      Ракета с лунного космодрома улетела раньше, чем намечалось. Дополнительные защитные экраны и аппаратура были установлены не за пять, а за четыре часа.
      Экипаж получил строжайший приказ: подлететь к шаровидному телу, но не ближе, чем на десять километров; с помощью приборов выяснить расположение жилого и машинного отсеков; световыми сигналами и радиоимпульсами различной частоты и силы привлечь внимание хозяев шара, отмечая любой знак ответной заинтересованности. Но ничего более! Никакого вольничания!
      К сожалению, планетолетчики приказа не выполнили, хотя очень старались и даже сблизились на пять километров вместо десяти. Пришельцы не проявляли никакого желания устанавливать контакт. Что было за этим: безразличие? Недобрый умысел?
      Фотографии, сделанные планетолетчиками, прибавили очень немного. На отполированной оранжевой поверхности шара не было ни единого выступа или углубления. Идеальное ядро, совсем как в старинной артиллерии. Только размеры гигантские. И это ядро неслось в сторону Земли. Ракета с планетолетчиками с трудом поспевала за ним.
      А на Земле и на Луне наступили тревожные дни.
      Схватки с космическими пришельцами никто не хотел. Однако готовились к худшему.
      Дважды в день заседали в Комитете защиты. Впрочем, "заседание" - не то слово. Никакого общего стола, председательствующего, даже общей комнаты не было. Вместо всего этого крохотные уютные каюты, в каждой из которых находилось сооружение, напоминающее не то кровать, не то кресло. К его спинке был прикреплен массивный аппарат, по форме похожий на опрокинутое дном вверх ведро. Внутри оставалось пространство, точно соответствовавшее голове человека.
      Филипп Чичерин, предположивший, что Комитет защиты решил воспользоваться аппаратурой для коллективного мышления, угадал.
      Перед первым "заседанием" Валентина порядком помучили двое ученых, отлаживая аппарат в соответствии с особенностями его мозга. Но потом он не испытывал неудобств. Наоборот, участие в коллективном мышлении вызывало множество чувств, которые были ярче и сильнее восторга или гордости. Сам мозг испытывал удовольствие от работы и жаждал новых и новых усилий. Так рвется вперед скакун, возбужденный общей кавалерийской атакой.
      Однако и это сравнение, хотя оно казалось Валентину наглядным, все-таки не передавало во всей полноте того наслаждения, которое возникало при коллективном мышлении. (Валентин усмехался, слыша слова "коллективное мышление": старый термин неожиданно получил новое. очень конкретное значение).