— Стас, сзади! — проревел Рейн.

Я обернулся. Со всех сторон к нам приближались вооруженные мечами и щитами скелеты. Они двигались странно, как-то неуверенно, будто куклы на ниточках у кукловода. Рейн нанес первый удар…

Минут пять мы отчаянно рубились, стоя спина к спине. Воины из скелетов были неважные, как, впрочем, и из истуканов в доспехах. Тем не менее это с лихвой компенсировалось их убийственной живучестью, если этот термин вообще применим к данному случаю. На полу валялось уже с полдесятка отрубленных рук, однако скелет, лишившись конечности, спокойно брал оружие другой рукой и нападал снова. Два скелета лезли на нас, даже лишившись головы, однако я заметил, что они нас уже “не видели”… интересно, чем они вообще могут видеть, пустыми черепами?

Рейн получил легкую рану в бедро, я же пока не был даже поцарапан. Это не значит, что меня ни разу не задели — просто меня вновь и вновь выручала броня.

Я с силой нанес удар сверху вниз — скелет не успел парировать его и осыпался на пол грудой изломанных костей. Его место тут же занял второй. Тут я заметил, что один из покойников снимает со стены арбалет и явно намеревается пустить его в ход.

Мне это мало чем грозило, а вот Рейну…

— Держитесь, граф. Есть неотложное дело…

Я прыгнул… если только можно прыгать в латах… к потенциальному стрелку и с размаху влепил мечом по костяным рукам, сжимающим арбалет. Обе руки послушно отвалились от тела и упали к ногам скелета, его череп непонимающе уставился на лежащее на полу оружие, а уже в следующее мгновение меч закончил дело и остальные кости присоединились к куче.

А Рейну тем временем явно приходилось туго. Пусть и не слишком хорошие бойцы, но количество играло определенную роль, — скелеты теснили его к лестнице, где стояли с занесенными над головой мечами железные истуканы, так и не сошедшие со своих постаментов. Граф вторично был ранен, но, что самое плохое, один из удачных ударов сбил с него шлем, и теперь он был более обеспокоен тем, чтобы прикрывать голову.

Я бросил меч в ножны и сорвал со стены огромную алебарду с крюком на конце. В голову пришла отличная мысль — я зацепил крюком ближайшего скелета и с силой швырнул легкого противника через весь зал. Тот с треском влепился в колонну, и его кости разлетелись от удара в разные стороны.

— Удачно! — прохрипел Рейн, отбиваясь от пятерых оставшихся на ногах нападавших. — А повторить сможете?

— А запросто!

Еще один скелет отправился в последний полет, за ним с секундными интервалами последовали и остальные.

Пока Рейн переводил дух, я занимался благим делом — “добивал” покойничков, поскольку не все так удачно развалились на части, как мой первый эксперимент. Наконец все было кончено — и только два монстра у лестницы преграждали нам путь. Граф, снова надев шлем и почувствовав себя гораздо спокойнее, ни говоря ни слова, снял со стены огромную, явно не по его силам дубину, раскрутил ее и, надсаживаясь, швырнул в одного из стражей. Дубина с грохотом врезалась в латы, во все стороны полетели детали доспехов, и колосс свалился со своего постамента, обнажив уже хорошо знакомые кости, упрятанные внутрь панциря.

— Браво! — Я зацепил второго крюком и, не давая ему времени обрушить меч на древко алебарды, опрокинул его на пол. Пару секунд понаблюдав, как поверженный монстр делает совершенно безуспешные попытки подняться, я повернулся к графу. — Ну что, пойдем дальше?

Поднявшись по лестнице на второй этаж и просто обойдя еще двоих размахивающих мечами “рыцарей” — достать нас они все равно не могли, — мы нашли убежище магистра. С каким наслаждением я выбил дверь — не передать.

Передо мной предстал человек, который выглядел как самый настоящий маг. По крайней мере именно таким я представлял себе волшебников. Злых, разумеется. Добрые ассоциируются с длинной белой бородой, глубокими морщинами на лице и почему-то с халатом, усыпанным серебряными звездами. Этот же был просто олицетворением зла и порока. Человек был немолод, но и нельзя сказать, чтоб слишком стар — лет пятьдесят максимум. Черный камзол мешком висел на сухощавом теле, видно было, что он недавно с дороги — местами камзол и сапоги покрывала пыль. Жидкая бороденка с проседью, узловатые руки, сжимающие массивный хрустальный шар… или нет, наверное, это все тот же туманный камень, только больших размеров — за сияющими хрустальными гранями была заметна колышущаяся серая дымка. В лице было что-то хищное, однако за злыми глазами светился ум, и мне это очень не нравилось. Тяжело иметь дело с умным противником. Однако к отблескам недюжинного ума примешивалась изрядная толика страха.

Хорошо, что Рейн не сунулся в дверь вслед за мной, иначе ему не поздоровилось бы. Старик нанес удар такой силы, что, даже несмотря на защиту брони, я слегка качнулся назад. Силовая волна вдребезги разнесла часть стены за моей спиной, на пол посыпались каменные обломки.

— Не балуй… — серьезно сказал я, взмахивая алебардой. — А камешек-то положь, от греха подальше. Ты меня сегодня достал, могу и не сдержаться.

Страх в глазах мага пересилил все остальные эмоции, его руки разжались, и камень выпал из них, покатившись по полу. Он сразу осунулся и сник, признавая свое поражение.

— Где леди?

— Там… — Он мотнул головой в сторону соседней комнаты.

— Граф, проверьте.

Рейн пинком вышиб дверь и бросился развязывать лежавшую на широкой кровати Алию. Похоже, она была без сознания.

— Что с ней? — Видимо, в моем голосе прозвучало нечто большее, чем простой вопрос, поскольку маг съежился и поспешил ответить:

— Спит… просто спит. Разбудить?

— Перебьемся, — буркнул я, посылая в Алию, как она учила, заряд бодрости. Кто бы в меня его сейчас послал — только здесь я понял, до чего же я вымотался.

Веки маркизы вздрогнули, она открыла глаза и с удивлением огляделась по сторонам.

— О боже, где это мы…

Рейн в двух словах описал ей нашу эпопею и более чем в двух — свое мнение относительно орков вообще, магов в частности и присутствующего в особенности. Меня в данной ситуации больше интересовал один вопрос — как нам отсюда выбраться?

Алия поднялась на еще плохо слушающихся ногах и нетвердой походкой двинулась к столу, где лежал ее кулон. Ухватив его двумя руками, она на мгновение прижала камень к сердцу. Ее дыхание выровнялось, щеки порозовели. Она явно полностью пришла в себя.

— Как мы сюда попали, старик, отвечай! — рявкнул я, для убедительности поигрывая лезвием алебарды в непосредственной близости от его тощей фигуры. — Быстро и правду.

— Я… сделал Портал… вы прошли… за нами… не успел закрыться… думал, больше вернется…

— Зачем вы на нас напали?

— Мне… приказали схватить… маркизу де Танкарвилль. Ее спутники… мешали.

— Кто приказал?

— Мой… мой лорд. Лорд Брюс… Советник Королевы Мрака…

— Где он?

— Я… я не знаю…

— Лжет! — сухо сказала Алия.

— Ты что, гад, смерти ищешь? — поинтересовался я. — Так это мы мигом.

— Он скоро… будет здесь. Едет сюда…

— Ты можешь сделать Портал, чтобы мы могли отсюда уйти?

— Я не… — Он бросил затравленный взгляд в сторону Алии. — Я… могу.

— Делай. Сколько времени это займет?

— Пять часов… — Еще один взгляд в сторону маркизы.

— Неискренен!

— Я… я не могу быстрее…

— Лжет!

— Да! Да, я могу! — сорвался на крик старик. — Но это для меня опасно! Слишком много сил нужно, я могу умереть…

— Если ты, мил человек, не сделаешь нам этот свой Портал за час, — ласково объяснил ему Рейн, — то через час наша дальнейшая дорога уже, поверь, никогда не пересечется с твоей. Поскольку, — в его голосе прозвучал металл, — я тебя убью. Своими собственными руками. Но поверь, я буду это делать с удовольствием… и не торопясь.

— Да-да, я понимаю… сделаю… все, что смогу… если вы… если вы дадите слово, что меня… отпустите.

— Отпустим. Если выполнишь то, что обещаешь.

Мы стояли у самой башни — Алия, Рейн, я и Аманда, снова принявшая свой естественный… а какой он, естественный для нее вид? Наши с Рейном кони тоже были тут, как и колдун, который, истекая потом и пошатываясь, произносил загадочные слова и делал непонятные пассы. Посреди обширного двора замка постепенно сгущалось знакомое туманное облако. Алия не выпускала из рук своего камня, утверждая, что сможет почувствовать фальшь в замыслах колдуна.

Мы в двух словах рассказали ей, кем на самом деле была Аманда. Нельзя сказать, что Алию это поразило — скорее вызвало легкое удивление. Она призналась, что у нее были определенные подозрения, поскольку аура графини была не совсем обычной.

Впрочем, в последнее время на Алию свалилось столько неожиданностей, что ее вряд ли чем-то можно было еще удивить.

Орк-привратник уполз в свою каморку и там тихо всхлипывал — превращение пантеры, которой он смертельно боялся, в женщину полностью его доконало. Похоже, он с оборотнем столкнулся первый раз в жизни и мечтал только об одном — чтоб уж и в последний. А тут еще и его всемогущего господина выводят под конвоем — воистину для него мир перевернулся, мне даже стало немного жаль этого маленького уродца.

Прошел уже почти час — колдуну этот час действительно дорого стоил. Он еле держался на ногах, руки тряслись, пот струйками стекал по морщинистым щекам, но маг упорно продолжал колдовать — Портал приобретал все более и более ясные очертания. Наконец он без сил опустился на камни.

— Все… готово… помните… вы дали слово, что я… буду… жить.

— Слова вылетали из его глотки с хрипом и натугой, чувствовалось, что старик находится на грани полного истощения.

Алия что-то шепнула Рейну и снова уставилась в свой камень.

— Ты полностью закончил этот Портал? — Граф выговаривал слова четко и внятно, как гвозди вбивал, каждое слово было подобно удару. — Отвечай только “да” или “нет”.

— Да…

— Нам ничего не угрожает?

— Нет…

— Мы попадем туда же, откуда пришли?

— Да…

— Ты не сделаешь нам никакого зла?

— Нет…

— Что ж, он, кажется, говорит правду, — вздохнула Алия. — Мой камень по крайней мере показывает, что это так. Тогда вперед, милорды. Мы здесь и так порядком задержались.

— Постой… — Я повернулся к старику. — Зачем Алия нужна твоему лорду? Отвечай, ты же знаешь… не можешь не знать…

— Я не знаю… только подозреваю… Она… она… третий… — Старик потерял сознание и ничком рухнул на камни. Туманный шар выпал из его руки и, ударившись о мостовую, раскололся.

— Все, пошли, — буркнул я, крайне огорченный тем, что так и не успел узнать, ради чего была начата вся эта охота. Проклятие.

Первым в туман шагнул Рейн. Спустя мгновение его фигура снова появилась в колышущемся облаке.

— Все в порядке, друзья. За мной.

Я шел последним. Алия увела Голиафа, и на несколько секунд я остался во дворе один. Еще раз бросив взгляд на все так же несущиеся по небу черные тучи, на странные черные камни, из которых были сложены стены замка, на лежащего без сознания мага, которого надо было бы, конечно, прикончить, но слово было дадено и нарушать его — бесчестно, я шагнул в туманное облако, уже изрядно съежившееся по краям и уменьшавшееся все быстрее и быстрее с каждой секундой.

В последний момент мне показалось, что чья-то высокая фигура протискивается в дыру, вырезанную мной в воротах замка. Фигура в черном… здесь везде доминирует черный цвет. Возможно, просто привиделось…

А уже через несколько минут мы были на знакомом тракте. Со стоявшего у дороги возка спрыгивали крестьяне, и какая-то женщина уже склонилась над пластом лежащим на траве Герином, неловко перевязывая рану на его бедре, даже, по простоте душевной, не потрудившись снять доспехи. Великан с трудом открыл глаза, увидел слегка расплывающийся перед его взором образ склонившейся над ним Алии и через силу еле слышно прошептал:

— Чертовски рад… видеть вас невредимой… маркиза…

После чего его глаза закрылись и рыцарь снова потерял сознание.

Человек сидел у корней огромного дерева и дремал. Дерево было большим, но уже почти мертвым — большая часть ветвей внизу были уже сухими и ломкими, и только вверху, в бьющейся на ветру кроне, еще оставались живые листья, темные и мрачные, как и все здесь. Вокруг стояла тишина, словно подчеркивая атмосферу смерти и разрухи.

Человек был голоден — последний раз ему удалось поесть два дня назад, когда его не знающая промаха стрела нашла одинокого орка, шедшего в свой, как оказалось, последний путь по узкой дороге, петлявшей среди лесных исполинов. В суме путника нашлось немного вяленого мяса, и стрелок с жадностью проглотил его, стараясь особо не задумываться, чьё это мясо. Может, стоило растянуть скудную порцию на день или даже на два, но голод полностью выбил из головы все трезвые мысли — лишь бы поесть сейчас, а что потом — будет видно. Может, прожить следующий день и не суждено…

И сейчас человек в полудреме уже даже начал жалеть о том, что орк остался где-то там в лесу, гнить в придорожной яме. Кто знает, еще несколько дней поста, и его можно было бы… в конце концов, орк — не человек, так что это не людоедство.

Человек устал от постоянного голода, неотступно сопровождавшего его все те долгие месяцы, что он блуждал в этом страшном лесу. Когда он прыгнул за подстреленным оленем сквозь туманное облако, он еще не знал, что этот роковой шаг будет стоить ему потом долгих самотерзаний, которые одни доставляли уйму неприятностей. А очень скоро к ним добавился и голод…

Жажда ему не грозила — здесь часто шли проливные дожди, и хотя они и заставляли охотника стучать зубами от холода, но все же снабжали его водой — неприятной, чуть горьковатой, но пить ее вполне было можно. Постепенно он даже свыкся со странным вкусом, и только неприятные спазмы желудка неотрывно преследовали его днем и ночью.

Здесь не было дичи, не было даже птиц… Он всегда был лучшим добытчиком в деревне и сейчас, даже ослабев от недоедания, не промахнулся бы и в самую маленькую птичку. Но для его стрел здесь не было целей… если бы не одинокие путники, время от времени поставлявшие ему немного продовольствия, его кости давно бы уже лежали у одного из этих уродливых дубов.

Часто вспоминался дом — сынишка, Фран, все, что осталось у него после безвременно усопшей жены. Он знал, что сына больше не увидит, но это не вызывало особой боли в душе — наверняка найдется кто-нибудь, кто присмотрит за сорванцом. Ему не суждено — что ж, значит, такова судьба. От нее не уйдешь, ее не обманешь.

Может, в том, что он попал в этот жуткий мрачный мир, есть какой-то смысл, вложенный, может, самим богом.

Иногда он даже утешал себя — не всякий воин срединных уделов мог бы похвастаться, что истребил такую уйму орков. Да, пожалуй, сын, наверное, смог бы им гордиться. При этом человек даже в разговоре с собой стыдливо умалчивал о том, что нападал не на бойцов, а на крестьян, таких же, может, как остались в той деревне, увидеть которую снова он уже не надеялся. Но чем-то же надо было поддерживать безнадежно упавший дух — и он вновь и вновь твердил себе, что делает благое дело. Время от времени он даже всерьез порывался напасть на воина, но те не ходили в одиночку, да и против доспехов охотничий лук был не самым надежным оружием… хотя он был уверен в своих способностях вогнать стрелу в смотровую щель шлема или сочленение панциря. И каждый раз, когда на дороге показывался пусть небольшой, но отряд, охотник уползал в кусты и со страхом ждал, пока топот подкованных сапог исчезнет вдали.

Усталые глаза приоткрылись — чувство голода обострило все органы чувств, и сейчас человек мог бы с уверенностью сказать — кто-то приближается. Он прислушался… Где-то далеко раздавался стук копыт… да, копыт… кто-то ехал на коне по лесной дороге.

Охотник хорошо изучил эти места и знал точно: другой дороги нет, а это значит, что скоро, очень скоро путник появится здесь. А вместе с ним… с ума сойти, конь… целая гора прекрасного мяса, которое можно поджарить на костре и есть, есть сколько влезет, до икоты, до отрыжки — впервые за долгие месяцы можно будет наесться до отвала.

Мышцы человека напряглись, и он вскочил на ноги, правда, тут же пошатнулся и вынужден был, чтобы удержать равновесие, ухватиться рукой за шершавую кору дерева.

Рядом стоял прислоненный к стволу лук — большой охотничий лук, он сам его сделал много-много лет назад. С тех пор это оружие ни разу его не подвело. Человек полез рукой в сумку на поясе и извлек бережно уложенную в кусок холста тетиву — промасленную, гибкую и эластичную. Он вспомнил, сколько отвалил за нее торговцу на ярмарке, который утверждал, что сделана она из жил единорога. Кто знает, может, и врал, но лучшей тетивы у охотника до того не было, да и, пожалуй, никогда не будет. Она не провисала от сырости, не трепалась и уж, конечно, не рвалась — не то что обычные. Конечно, были у него и две или три запасные, какой же охотник пойдет в лес без запаса… но сейчас… от этого выстрела зависели несколько сытых дней, а если удастся завялить мясо, то и более, чем несколько, поэтому он взял самое лучшее, что имел. Долго и придирчиво выбирал стрелу — одна был коротковата, на другой серые гусиные перья слиплись от влаги и уже не гарантировали ровного и точного полета. Наконец выбор был сделан.

Человек ждал… он умел ждать. Любой охотник быстро этому учился или никогда не становился хорошим добытчиком. А он был лучшим из всех.

Топот копыт приближался. Скоро уже всадник появится из-за поворота, и тогда… Здесь было прекрасное место для засады, человек долго выбирал его, и уже не раз оно сослужило ему добрую службу. Враг не увидит его — густая тень надежно скрывала лучника от посторонних глаз. А мишень же будет как на ладони. Уже скоро…

Привычным движением он согнул верное оружие и набросил тетиву на его изогнутый конец. Взяв в руки стрелу и, на всякий случай воткнув рядом с собой в землю еще пару, он медленно натянул лук — многолетняя практика позволяла ему неподвижно стоять в такой позе не одну минуту… В это время из-за поворота показался всадник. Он торопился, встречный ветерок трепал полы длинного черного плаща… Стрела ясно видела цель. Еще мгновение… и стрела сорвется с тетивы, врежется в неприкрытое шлемом лицо, а потом уж…

Что-то с силой ударило человека по лицу, от неожи— Даннои и резкой боли он выронил оружие и упал на колени, подавив рванувшийся наружу вопль и чувствуя, как что-то теплое стекает по рукам… сейчас он еще не осознавал, что лопнувшая тетива хлестким ударом выбила ему правый глаз и глубоко рассекла кожу… он еще не понимал, что теперь, когда ему уже нечем целиться, он обречен на голодную смерть, если не выберет смерть быструю — от орочьих мечей. Он еще не знал, что выберет последнее — и что напоследок его стрелы, направляемые уже не столь безупречно, все же возьмут три жизни, прежде чем удар ятагана покончит с муками голода и жутким, непрекращающимся жжением в пустой глазнице.

А тем временем черный всадник, ни на мгновение не придержав коня, и лишь бросив косой взгляд на скорчившуюся у дороги фигуру, скрылся вдалеке, и стук его копыт истаял в настороженной тиши мрачного леса.

Звонко загремели подковы о камни, вымостившие двор замка, сложенного из массивных каменных плит темного, почти черного цвета. Всадник в черном плаще спрыгнул с лошади, швырнул поводья подбежавшему и угодливо кланявшемуся на ходу орку и стремительно направился к центральной башне цитадели. Встреченные на его пути воины незамедлительно склонялись в глубоком поклоне, но он знал, что не один из них глянет ему вслед с затаенной ненавистью. Впрочем, всадника это нимало не интересовало. Сюда его влекла другая цель, а любовь или нелюбовь слуг была ему глубоко безразлична.

Это был, безусловно, воин — высокий и статный, он был затянут в вороненую кольчугу, однако шлема не носил. Черные волосы и бледное лицо выгодно гармонировали с одеждой и сверкающей серебряной цепью, висевшей на широкой груди. Он был красив… однако эта красота была холодной и пугающе-отталкивающей. Женщина, бросившая один только взгляд на эти идеальные черты жестокого и равнодушного лица, тут же ощутила бы волну неприязни. Он знал это — он всегда брал женщин силой, да и не нужна была ему женская любовь… Сейчас он был, по обыкновению, предельно собран и слегка напряжен. Рука лежала на эфесе длинного меча, которым, похоже, он владел виртуозно. Рыцарь чуть повернулся и… — в тот же миг исчезло все ощущение его утонченной красоты. У мужчины не было левого глаза… вернее, он был, однако это был совсем не тот глаз, который он получил при рождении, — в левой глазнице сиял мрачным багровым светом странный камень. Он не был огранен — напротив, он был гладок и изумительно отполирован, столь идеально, сколь никогда не смог бы этого сделать и лучший ювелир срединных уделов. Казалось, камень был живым — вот и сейчас он шевельнулся и, как настоящее око, уставился на стоящую перед ним стражу.

— Доложи! — бросил он склонившемуся стражнику у массивных дубовых дверей. Тот поклонился еще ниже. Ледяная дрожь пробежала по укрытой доспехами волосатой шкуре, колени подогнулись, голос предательски задрожал.

— Уже доложено, лорд. Королева ждет вас.

Не разгибаясь, орк шагнул в сторону, открывая дверь. Рыцарь вступил в просторный зал…

В дальнем конце зала, стены которого были, по обыкновению, увешаны оружием, яростно пылал огромный камин. Он давал не так много тепла — промозглая сырость витала в воздухе… Будь зал поменьше, жаркий огонь смог бы нагреть воздух, однако здесь он только злобно завывал, разбрасывая искры в бессильных попытках отдать хоть немного тепла той, что сидела в глубоком кресле, мрачно уставившись на пламя.

С первого взгляда было ясно, что эти двое — женщина в кресле и высокий воин в черном — родственники. Та же бледная кожа, те же утонченные черты лица и-смоляно-черные густые волосы. Они зримо отличались не только от встреченных рыцарем по пути к залу орков и высоких, длинноруких троллей, но и от любого человека, какого можно было встретить в срединных уделах, и именно поэтому сторонний наблюдатель счел бы эту пару по меньшей мере братом и сестрой. Однако мужчину и женщину не связывала общая кровь…

Рыцарь стремительным шагом подошел к женщине и припал на одно колено, прижавшись губами к протянутой для поцелуя руке.

Да, она была привлекательна, хотя опытный человек смог бы заметить тяжкое бремя лет, оставшихся еле видимыми морщинами на все еще нежной бархатной коже, прочно засевших в уголках черных огромных глаз. Она тоже предпочитала черный цвет с серебром — длинное, до пола, платье облегало изумительную фигуру, подчеркивая осиную талию, широкие, идеальной формы бедра и высокую грудь. И хотя с первого взгляда казалось, что ей от силы лет тридцать, на самом деле Королеве было больше, много больше…

— Рада видеть вас, лорд… — Ее голос был таким же бархатным, как ее кожа, он обволакивал и ласкал, но в нем слышался и шорох ползущей змеи. Впрочем, лорд знал эту женщину очень долго, он давно изучил все оттенки ее интонаций, поэтому не обольщался насчет содержания предстоящего разговора.

— Мы одни, ваше величество?

— Да, — кивнула она. — Я приказала страже убираться, как только они проводят вас сюда. Вы можете говорить спокойно. И поднимись с колена, Брюс, здесь никто не видит твоих верноподданнических жестов.

Лорд послушно поднялся и сел во второе кресло, приготовленное, очевидно, для него. С наслаждением вытянул ноги к огню, затем повернулся к королеве здоровым глазом. Он сразу понял, почему кресло стоит именно с этой стороны — женщина тоже не испытывала удовольствия от лицезрения его багрового ока.

— Шерривер упустил ее…

— Да, я знаю. Но что случилось, Алия ведь уже была в твоих руках?

— Она почти, — он сделал ударение на этом слове, — была в моих руках. Если бы я оказался там хоть немного раньше, не думаю, что им бы удалось уйти.

— Если бы… все время эти твои “если”. Раньше ты действовал более четко, Брюс. Стареешь?

— Мы все стареем, — скривился он. — И я, и ты, Вейра, и другие. И все мы делаем ошибки. Все чаще и чаще. Но я все же не понимаю, почему маркиза так важна для тебя? Она же еще совсем девчонка…

— Она уже не девчонка, Брюс, — покачала головой королева. — Их век короток, и взрослеют они здесь рано.

— Пусть так… но что может она одна или даже… даже и не одна, против нас с тобой, против нашей армии? Чем же эта маркиза так опасна?

— Снова ты все о том же, Брюс… Сколько раз я объясняла. Она — третий…

— Знаю! — прервал он Вейру. — Пророчество… третий потомок эльфийских владык, древняя магия… Эта ваша магия уже вот где у меня сидит! — Он чисто человеческим жестом провел ребром ладони по горлу. — Чего стоят все эти маги? Шерривер не смог задержать двоих. Понимаешь, Вейра, двоих!!! Ладно, с ними была эта проклятая кошка-оборотень, ты помнишь ее, наверное, Эмиа н'Дасюр. Она немало крови попортила нам в прошлом, немало нагадит и впредь, но не в этом же дело. В конце концов, она обычный оборотень, каких много.

— А ее спутники?

— Шерривер утверждает, что это — просто воины. Конечно, у каждого из них была малая толика способностей, но у них там, в срединных уделах, этой вашей магией не балуется только ленивый.

— Ага… как я понимаю, один из этих… “просто воинов”… угробил вашего драгоценного Шайка? А вдвоем они справились и с Шером, который, помнится, утверждал, что он лучший маг из тех, кто когда-либо был в наших рядах.

— Значит, не лучший.

— Нет, Брюс, он именно лучший, и ты это знаешь не хуже меня. Просто эта троица оказалась сильнее. И вообще, как Эмиа там оказалась?

— Кто же знает… — пожал плечами Брюс. — В свое время ты тоже делала ошибки, Вейра. Не стоило ее заставлять…

— Да кто она такая, — взвилась королева, — чтобы спорить со мной?!! Рядовой оборотень, рядовой боец…

— Не такой уж и рядовой, — глубокомысленно отметил лорд.

— Ну и пусть. Тем не менее… Ей, видите ли, не нравилось резать людей… Мало ли кому что…

— Вот именно, — спокойно вставил Брюс. — А теперь она с удовольствием режет орков. И не без успеха, как сообщил Шер. И вообще, тут много непонятного. Магистр утверждал, что не раз бил этого Искателя своими заклятиями. Я не могу сказать, что не верю в магию…

— Надо же! — язвительно вставила Вейра. — Уверовал-таки!

— …поскольку я не раз видел ее в действии, но тому это никак не повредило, с чего бы? Потом, как он расправился с Шайком… магистр сказал, что Искатель разрубил того одним ударом… одним, Вейра, — а вы же знаете, какие Шайк носил доспехи. Я не могу этого понять.

— Что касается магии, то этому есть объяснение… помнишь, тогда, в первый раз… твой бластер, Брюс, не смог пробить обычную кирасу?

— Ты хочешь сказать, что на этом парне были гномьи доспехи? Брось, Вейра, с тех пор прошла почти тысяча лет. Ни один металл не проживет так долго… к тому же они и тогда были редкостью. Никогда не поверю, что такая реликвия, если она и дожила до наших дней, могла попасть в руки никому не известного воина. Да она, по их меркам, стоит сейчас больше, чем весь замок герцога Дарландского. Вместе с половиной его цитадели.

— Ну, допустим, ты преувеличиваешь. А что касается долговечности — наши вещи тоже пережили эти десять веков.

— Как ты можешь сравнивать, Вейра? Одно дело мы — и совсем другое…

— …древняя магия гномов и эльфов. Ты столкнулся с ней не в первый раз. И снова проиграл, верно?

Он понял ее намек, рука непроизвольно дернулась к багровому самоцвету искусственного глаза.

— Да, мне тогда не помог щит случая. Не знаю почему… но тем не менее этот ублюдок Лемелиск не смог убить меня…

— Он смог убить других… Стейна и Кору. И выбил тебе глаз, несмотря на щит… Я заметила, ты с ним не расстаешься?

Его рука сжала висевший на груди медальон. В ее голосе сквозила тень насмешки, но он знал — под тонкой тканью черного платья такая же тонкой работы игрушка покоится сейчас меж роскошных грудей Вейры. Можно было шутить этим, можно было даже укорять, но никто из криев никогда не расставался со “щитом случая” — высочайшим достижением древней технологии, ставившей теорию вероятности на службу своим господам.

— Да. Не расстаюсь. Кстати, он снова спас меня совсем недавно. Какой-то разбойник вознамерился угостить меня стрелой в лесу.

— О да, какой-то разбойник… Где уж ему тягаться с молодым и полным сил эльфом. Тем более эльфийским князем. Нет, что ни говори, Брюс, но магия куда сильнее, чем о ней принято думать. Вспомни, с тех пор как был создан “щит случая”, Стейн и Кора были единственными, кто погиб в бою. Единственными, понимаешь? Это значит, они столкнулись с чем-то в высшей степени могущественным. И нам лучше бы узнать, с чем именно, поскольку, чует мое сердце, Лемелиск вновь выйдет на поле боя, и поверь, будет стоять он не на нашей стороне.

— Не сомневаюсь… — Лицо черного рыцаря перекосилось от с трудом сдерживаемого бешенства. Воспоминания об оставшейся в далеком прошлом встрече с высоким эльфом каленым железом жгли его все эти сотни лет. Может, он и рад был бы забыть, но красный глаз каждый день, отражаясь в зеркале, напоминал об утрате. Что толку думать, что искусственный предмет, поселившийся в его теле, во многом превосходит творение природы…

— Меня куда больше заботит меч этого мальчика… — задумчиво произнесла Вейра, не отрывая немигающего взгляда от пламени камина.

— Меч… мало ли хороших мечей, — равнодушно пожал плечами Брюс, снова взяв себя в руки.

— Не скажи… оружие, разрубившее пополам Шайка вместе с его доспехами… Помнится, ты пожаловал ему эти латы за какие-то особые заслуги? Это ведь был не обычный металл, верно? Скольких ты наградил броней, взятой с нашего корабля?

— Тебе что, жалко этих обломков, Вейра? Корабль выполнил свой последний полет, тебе это известно не хуже, чем мне. Но его корпус еще послужит… здесь нет такого металла.

— Корпус… а сколько энергии ушло на то, чтобы расплавить его, чтобы сделать эти доспехи? Или ты будешь утверждать, что местные кузнецы справились сами? Не смеши… Каждая капля энергии, оставшаяся в накопителях, сейчас драгоценна.

— Драгоценна? Брось, Вейра, кому нужна эта твоя энергия, да и что можешь знать об этом ты? Помнится, ты была лишь…

— Договаривай!