Глава 1

2004 год, 16 августа — 2005 год, 3 октября, Москва

Смерть всегда одинакова, приходит ли она к храбрецу или к трусу, к глупцу или к мудрецу. Это только кажется, что она бывает геройской или позорной, неожиданной или долгожданной, мучительной или легкой. Все это — лишь прелюдия к смерти, а сама она — один крошенный, бесконечно крошенный миг, разделяющий бытие и небытие.

Он пришел, понимая, что дороги назад не будет. Что итогом последней битвы станет смерть — даже если победа останется за ним. Таково было условие сделки — шанс в обмен ни жизнь. И все, что оставалось Хирону, — это принять договор. Или не принять. Он сделал свой выбор.

А был ли он на самом деле, этот выбор?

Великая Империя, Великая Атлантида. Мир, в котором слились воедино утонченная магия и высокие технологии. Мир, в котором жадность заглушила голос осторожности, в котором стремление к власти превалировало над разумом... Мир, в котором ученые сумели не только теоретически обосновать существование параллельных вселенных, но и создать технологию преодоления Границ, разделяющих миры.

Но ничто не дается даром. Создание Портала, открывающего путь в чужие пространства, открыло перед Атлантидой новые, головокружительные перспективы. Вновь и вновь армии Атлантиды устремлялись в иные миры с одной-единственной целью — грабить. Но каждый запуск Генератора Портала истончал Границы, нарушая саму ткань мироздания. И однажды разразилась катастрофа. Мир словно сошел с ума — моря превращались в пар или в одно мгновение застывали ледяным панцирем, воздух скручивался разрушительными смерчами или вспыхивал, словно горючий газ, планеты меняли свой ход и сходили с орбит, звезды взрывались или гасли. Прошли тысячелетия, прежде чем улеглись чудовищные конвульсии, потрясающие Вселенную.

А что же Атланты? Немногим удалось спастись — тем, кто сумел при первых же признаках катастрофы бежать, исчезнуть в спасительном мареве Порталов, уйти в иные пространства. В наш мир Атланты пришли как просители, как беглецы, в поисках новой родины — но они пришли, чтобы править. Чтобы основать могучее государство взамен того, что было утрачено ими навсегда. Они принесли с собой свои знания и свою технику — и теперь уже над нашим миром нависла угроза полного уничтожения. Снова заработал Генератор Портала, снова затрещали под его ударами Границы. И само мироздание, дабы защитить себя от разрушения, снова призвало Стража.

Кто они такие — Стражи Границ? Это те, чье вмешательство — пусть и незначительное — способно отвести угрозу, способно уберечь миры от слияния и, следовательно, от полного взаиморазрушения. Это те, кто не считает возможным отступить перед врагом, даже когда враг неизмеримо сильнее.

Говорят, что существуют способы узнать Стража. Что с помощью изощренной магии или чувствительных приборов можно доподлинно установить, что разумное существо имеет признаки истинного Стража. Это и так, и не так. На каждой планете, породившей разум, можно найти сотни и тысячи существ, несущих в себе эманацию стабильности, — но почти все они проживают свою жизнь, краткую или долгую, так и не осознав своего предназначения. Потому что Страж — это не сила, не магия, не редкие умения и не какое-то особое мужество. Страж — это судьба, не больше и не меньше.

Теперь уже невозможно определить, был ли Хирон истинным Стражем. В конце концов, ему не удалось остановить разрыв Границ, погубивший новую, возрожденную Атлантиду. А может, его вмешательство изменило ход событий настолько, что уже казавшаяся неизбежной глобальная катастрофа так и не произошла. И наш мир, несмотря на потрясения, все же уцелел.

Только вот кто сможет предугадать, исчезла ли угроза навсегда или только отодвинулась на время?

Линус Биранн. «Второе падение Атлантиды»,

Рианн, Библиотека Совета

— Все свободны.

Офицеры вставали в молчании, неспешно покидали кабинет. Кто-то с явным облегчением на лице, поскольку сегодня начальственный гнев обрушился на другие головы, кто-то со сдерживаемой усмешкой. А кто-то хмурил брови, уже мысленно прикидывая размер недополученной премии, которая только что сгорела в пламени очередного, не первого и наверняка не последнего строгача.

Там, за тройной дверью, придет время и для смешков, и для ироничного похлопывания по плечу — мол, не переживай, все фигня, кроме пчел, да и пчелы, если разобраться... По большому счету претензий не бывает только к тем, кто висит на доске почета. И то лишь потому, что либо геройски пали на боевом посту, либо давно уж ушли на пенсию. А те, кто продолжает работать, всегда найдут, чем не угодить начальству. К тому же известно, что похвалы и поощрения расслабляют, тогда как втыки, наоборот, очень даже мобилизуют.

Генерал-майор милиции Иван Ильич Шагин остался один. Расстегнул тугой воротничок форменной рубашки. Немило среди его подчиненных было таких, кто являлся на работу в штатском — специфика такая, что поделать, — но сам начальник МУРа всегда появлялся в своем кабинете в безукоризненно выглаженном кителе и позволял себе только такую вот поблажку — и то, когда никто не видел. Должность, как и прилагающиеся к ней генеральские звезды, он получил не за какие-то особые заслуги, а просто в силу связей — и еще потому, что много лет упорно одну за другой преодолевал ступеньки карьерной лестницы, пока не достиг этого кабинета — с недавно обновленным паркетным полом, массивным столом из красного дерева, дорогим письменным прибором. Его не любили — кто ж любит начальников, — но признавали за ним не такие уж и плохие организаторские способности. Во всяком случае, рядовой оперсостав за пивом говаривал, что «под Ильичем жить можно». Хоть и помешан старик на форме и дисциплине.

В последнее время Шагин чувствовал, что тучи над ним сгущаются. Пенсия, что приятно сознавать, давно уже в кармане — но в этом есть и определенный минус, поскольку те, кто сверху, часто склонны считать — мол, получил хорошие погоны, дай такую возможность другим. И тут уж чья лапа окажется волосатее.

Да и дела у МУРа шли не очень. Несколько громких заказных убийств остались нераскрытыми, где-то по Москве шарахается маньяк, на счету которого уже пятеро девчонок 12-14 лет, и вряд ли он на этом угомонится. Неделю назад прохлопали партию наркотиков, которые теперь выплеснулись на улицы, — а значит, взять удастся разве что мелкую сошку, а поставщик снова останется недосягаем.

В главке, конечно, можно будет козырнуть восьмидесятисемипроцентной раскрываемостью, но цену этим цифрам генерал знал. Знали ее и там, наверху. Что толку, что раскрыто почти пять десятков убийств... мелочь, бытовуха. А вот то, что депутата Селиверстова положили мордой в грязь прямо посреди улицы и, не торопясь, можно сказать, с удовольствием пустили ему пулю в затылок... это, так сказать, «преступление, получившее широкий общественный резонанс». Хотя ведь, если подумать, чем господин Селиверстов, сука, кстати, порядочная, радикально отличается от милейшего профессора Рашевского, которого неделю назад трое обкурившихся ублюдков забили до смерти в подъезде старенькой многоэтажки? Народный избранник... теперь об убийстве депутата вопят все газеты — и каждая не упускает момента клюнуть столичную милицию в и без того уже изрядно ноющий зад. А профессор... ну, кто ж о нем писать станет. К тому ж зарплата профессора меньше, чем господин депутат тратит в день на массаж. Тратил, вернее...

Генерал вытер вспотевшую шею, покосился на кондиционер, презрительно оттопырив губу. Буржуйская техника, признаться, свое дело знала, но справиться с одновременным присутствием в кабинете двух десятков мужчин не смогла. Да и за окном пекло — лето было препоганое, и теперь солнце отыгрывается напоследок.

Он снова застегнул рубашку, поправил галстук, с огорчением признав, что пора бы подумать и о здоровье — вон, ткань врезалась в порядком раздавшуюся шею так, что глядишь — и синяки оставит. Затем ткнул пальцем в кнопку селектора. Буркнул:

— Зайди.

Почти тут же на пороге материализовалось милейшее белокурое создание, которому шла даже весьма далекая от изящества милицейская форма. Огромные голубые глаза — предмет тайных, и не очень тайных, вздохов половины мужчин, обитающих в этом здании, распахнулись, качнув длинными ресницами.

— Да, шеф?

С точки зрения генерала, Ниночка была красивой дурой. Красивой — это понятно, любой, кто не слеп, увидит и оценит. А. дурой потому, что девушка совершенно не желала принимать правила поведения, которые были уместны в этом здании. Обращаться к себе по званию он ее так и не научил. А сделать девчонке серьезный выговор... язык не поворачивался. Всё ж таки внучка одного его давнего знакомого, с которым генерала связывало не только что-то вроде дружбы, но и, в определенном смысле, долговые обязательства. Пусть и были эти долги чисто моральными. Он и на место секретаря взял-то ее вынужденно — дед попросил, как отказать. Сам бы предпочел видеть на этом месте кого постарше... и обязательно мужчину. Не то чтобы он был противником приема женщин на службу в МВД, но... но это все же мужская работа.

— Нина Сергеевна, — он сделал упор на отчестве, стараясь говорить сухим тоном, выражая ей свое неудовольствие хотя бы этим, — найдите капитана Буруна...

— Малдера? — хихикнула девушка и тут же, осознав, что перегнула палку, покраснела. Румянец ей, впрочем, тоже шел.

Генерал нахмурился, покачал головой с осуждением.

— Капитана Буруна. Всякого рода прозвища... прошу вас запомнить, что они здесь неуместны.

— Поняла... Иван Ильич.

— Найдите его, пусть зайдет ко мне.

— Как срочно?

Ему хотелось рявкнуть «вчера!», но особой срочности и в самом деле не было.

— Как получится.

— Хорошо, шеф.

Девушка скрылась за дверью.

Генерал сел, рука снова потянулась к галстуку, затем отдернулась. Если Мал... проклятие, если Бурун в здании, он появится в этом кабинете через несколько минут. Не стоит распускать себя ради столь краткой передышки.

Он вдруг подумал, что сейчас ему очень не помешала бы рюмочка хорошего коньяку. Обычно в сейфе всегда была бутылка — так, на всякий случай. Мало ли, кто заглянет в кабинет — важный гость, старый друг... или просто давление скакнет. Увы... заветная заначка опустела, а возобновить запас он как-то не собрался. Да уж... обязательно, сегодня же.

Определенно глоточек коньяку перед встречей с Мал... Буруном был бы весьма полезен. Стресс снять, как сейчас модно говорить.

Но до чего же прилипчивое прозвище. Генерал усмехнулся — безусловно, кличку эту Буруну дали не зря, и уже давно капитана называли Малдером и за глаза, и, бывало, в лицо. Был повод, что уж там. К фантастике генерал относился более чем прохладно, считая ее чтивом для тех, кто не способен разобраться в нюансах современной жизни, но тот американский сериал как-то смотрел... так, пару серий. Тогда и понял, собственно, почему капитан обзавелся таким прозвищем. Не то чтобы обидным... но несерьезным.

А генерал не любил несерьезности в любом ее проявлении. Будь то обувь не по форме, неспособность подчиненного четко доложить обстановку или неряшливо оформленное дело. Бардак в стране начинается тогда, когда на местах не умеют правильно сделать свою работу. Сколько таких вот кое-как сделанных дел разваливались в суде, сколько преступников выходило на свободу только потому, что кто-то поленился соблюсти все правила, все нормы. А халатное отношение к своей работе — оно ведь начинается с малого. Сперва делаешь уступку себе — являешься на работу небритым, в нечищеной обуви... а затем уступок становится все больше...

А еще печальнее, что и сам он прямо сейчас вот намеревается сделать глупость. Несусветную глупость — узнай об этом кто-то из руководства, и его в лучшем случае поднимут на смех и впаяют выговор за использование служебного положения в личных целях. А в худшем скажут просто, что пора старику на покой. Пора уступить кресло тем, кто моложе... кто думает о работе, а не о разной чепухе.

Голос Ниночки из селектора отвлек генерала от печальных размышлений.

— Иван Ильич, капитан Бурун ждет в приемной.

— Пусть заходит, — буркнул он. — И на ближайшие полчаса меня ни для кого нет.

— А если из министерства позвонят? — в который уже раз не удержалась она, хотя прекрасно знала, что услышит в ответ. Да он и не собирался отвечать.

— Здравия желаю, товарищ генерал-майор!

Шагин окинул взглядом нескладную фигуру капитана, поморщился при виде мало того что гражданского, так еще и не слишком тщательно выглаженного костюма. Коротко дернул рукой в сторону стоящих у стены кресел.

— Присаживайтесь, Сергей Павлович.

Капитан Сергей Павлович Бурун, также известный под прозвищем Малдер, с определенной долей истины мог считать себя неудачником. За плечами уже 34 года, перспектив особо никаких, да и достижений, признаться, тоже.

Окончив школу, он попытался поступить в вуз — но с треском провалился на первом же экзамене — как оказалось, школьный выпускной и вузовский вступительный — это две большие разницы. Затем армия... кому-то показалось хорошей идеей сделать из высокого парня десантника, и он два года осваивал рукопашный бой, прыжки с парашютом и прочие премудрости. Осваивал старательно — он вообще все делал старательно, другое дело, что получалось не всегда так, как хотелось.

Демобилизовавшись, в институт он все-таки поступил. Не благодаря порядком растраченным за два года знаниям, а просто потому, что отслужившим армию предоставлялись некоторые льготы. Пять лет раздумий о том, что выбранная специальность — прикладная математика — явно не то, о чем он мечтал. Пять лет скучных студенческих вечеринок — ему, немало повидавшему, все эти парни и девчонки казались сущими детьми. К тому же те из девчонок, что ему нравились, предпочитали парней из обеспеченных семей, каковых вокруг было немало. Пять лет корпения над учебниками — то, что одним доставалось легко, а другим... другим тоже легко, но за наличный расчет, ему приходилось брать с боем. Эти маленькие бои он не то чтобы проигрывал — нет, одна за другой уходили в прошлое сессии, но зачетная книжка сверкала трояками. И он, стараясь быть честным хотя бы с самим собой, признавал, что некоторая часть этих троек поставлена из милости, за сержантские погоны. Или, говоря языком более высокопарным, за отданный государству и народу священный долг.

После получения заветного диплома Сергей обнаружил, что корочки — вещь полезная, но сама по себе доходов не приносящая. Два года прошли в попытках найти более или менее прилично оплачиваемую работу. Ничего по-настоящему хорошего так и не подвернулось... вернее, одна работка казалась весьма перспективной, но на поверку выяснилось, что босс Сергея занимается довольно темными делишками, которые в один прекрасный момент принесли ему четыре пули в спину и еще одну, контрольную, в затылок. А самому Буруну и еще десятку его коллег — отставку.

Потом прошел еще год — не лучший, признаться. Пришлось поработать и грузчиком на рынке, и вышибалой в ресторане — благо ростом и силой бывшего десантника Бог не обидел. Фортуна, решив, видимо, что достаточно поиздевалась над молодым парнем, все же повернулась к нему лицом. Это событие выразилось в том, что один из приятелей Сергея — еще давних, по институту — предложил ему пойти работать в милицию.

С тех пор жизнь Сергея Буруна относительно стабилизировалась. Пришлось, стиснув зубы, поднапрячься, поступить в юридический на заочный... но теперь у него была работа, скромная, нерегулярная зарплата. Второй диплом и подвернувшаяся счастливая возможность позволили ему перебраться из окраинного райотдела в МУР. И самое главное, ему всерьёз начало нравиться это дело.

Своим прозвищем Сергей обзавелся на первом же году работы в Московском уголовном розыске. Вообще клички среди сыскарей всегда были непопулярны, но молодой лейтенант, только что вышедший из неизбежного для всех периода стажерства, прямо-таки напрашивался...

Дело было вполне обычным. Исчез человек — коммерсант, довольно обеспеченный. Его дачка за городом, не единственная кстати, стоила больше, чем Серега Бурун получил бы за всю свою жизнь. Соседи наговорили всякого — мол, и люди подозрительные к потеряшке хаживали, и девиц наилегчайшего поведения здесь видывали не раз. А в ночь, когда господин Морозов исчез, кое-кто из соседей слышал гул, видели какие-то огни... ясное дело, никто не удосужился вылезти из теплой постели, дабы полюбопытствовать — что это там на соседском участке деется. Шумит господин Морозов — пусть его, ладно хоть стрельбу по банкам не устраивает. А то и такое бывало.

В общем, господин Морозов испарился... ворота заперты, обе машины в гараже, сигнализация включена и работает на славу. А хозяина в доме нет.

И тут Серегу переклинило. Версии посыпались из него одна за другой — и идея с пришествием летающей тарелки была среди них самой реалистичной. Он с пеной у рта доказывал, что гул и мигающие огни — это стопудово НЛО, тем более что накануне в газете как раз писали, что в Видном был замечен светящийся шар в небе. Он делал слепки странной формы отпечатков на ухоженном газоне. Он излазил с лупой всю территорию дачи... хотя дачей это место называлось по старой совковой привычке, скорее, дом заслуживал названия виллы или усадьбы. Так что поползать пришлось изрядно.

Все оказалось куда проще. Прилетел вертолет — маленькая четырехместная машина. Господина Морозова вежливо попросили проследовать в кабину, подкрепив просьбу оружием. Затем вывезли далеко за город, где коммерсанту предстояло участвовать в серьезных переговорах. Он не проявил необходимого благоразумия, не принял сделанного ему щедрого предложения... и в результате встреча закончилась купанием в небольшом лесном озере. Плавать господин Морозов вроде бы умел, но трудно плыть с тридцатидвухкилограммовой гирей, привязанной к ногам. Дело было раскрыто, исполнители найдены, заказчики, как обычно, отделались легким испугом...

А лейтенант Сергей Павлович Бурун приобрел вполне «говорящее» прозвище.

Он не обижался, даже в чем-то гордился. А окружающие — и коллеги, и начальники — считали его немного не от мира сего и, не мудрствуя лукаво, сваливали ему самые бесперспективные дела. Он регулярно имел свою долю взысканий за низкую — ниже, чем у других, — раскрываемость, но не особо переживал по этому поводу.

И вот теперь этот вызов к генералу... ох не к добру все это.

Получив разрешение сесть, он опустился на краешек кресла, мысленно прокручивая в голове свои неудачи последних месяцев. Ничего экстраординарного, такого, что заслуживало бы головомойки лично от Шагина.

Тем временем генерал молчал. Неспешно перебирал бумаги на столе, зачем-то надолго уставился в окно. Было совершенно очевидно, что предстоящий разговор для Шагина неприятен, и он тянет время. Атмосфера в кабинете становилась все тяжелее...

«Уволит на хрен», — мелькнула мысль, встреченная, на удивление, без паники.

Нет, увольняться капитан не хотел. Работа была интересной, да и привык он к ней за эти годы. Но против начальства не попрешь... С другой стороны, для столь простой процедуры... ну, может, не очень простой — все же не стоило вызывать какого-то там опера в начальственный кабинет. Можно было бы ограничиться беседой уровнем пониже...

Наконец, словно бы решившись, генерал извлек из маленького, стоящего возле стола сейфа тонкую папку и буквально метнул ее через стол по направлению к Буруну.

— Почитайте.

«Кляуза? — подумал Сергей. — Интересно, кому я мозоль отдавил...»

Простенькая папка, дрянной серый картон. Внутри — одинокий лист бумаги, неплохой — они в отделе пользовались более дешевой. И текст, что непривычно, отпечатан не на принтере — а ведь сейчас многие пользуются компьютером. Старые пишущие машинки ушли в безвестность...

Глаза быстро пробежали по строкам. Верменич Ярослав Борисович, родился... проживает... приметы... Сергей отметил, что приметы написаны весьма профессионально, тем непередаваемым милицейским жаргоном, который, с точки зрения нормального человека, ни в коей мере не характеризует внешность. Но опер с достаточным опытом и по этому скупому перечню способен построить картинку и узнать описанного человека. Даже в толпе. Даже в шапке.

Холост... проживает с матерью... род занятий... В двух последних фразах были впечатаны вопросительные знаки.

Далее шел ничем не примечательный текст. Своего рода характеристика, не слишком положительная, но было заметно, что человек, печатавший этот текст, старался быть объективным, хотя получилось это у него не очень хорошо. Глаза быстро пробежали лист до конца...

И остановились. Сергей снова прочитал последнюю фразу. Затем еще раз, и еще... Поднял на генерала непонимающие глаза.

— Это шутка?

Короткая фраза прозвучала резко, слишком резко, если учитывать, кому она была адресована. Но генерал и бровью не повел. Зато покачал головой...

— Не знаю. Не знаю, Сергей Павлович. Эта хм-м... бумага пришла ко мне от одного знакомого, давнего знакомого. Скажем, я ему многим обязан. Я хотел бы отправить это в корзину, но... не могу.

Генерал говорил медленно, с явным трудом подбирая слова. Сергей внимал, нет-нет да и возвращаясь взглядом к невозможной, неуместной здесь фразе.

— Я этому человеку... доверяю.

Судя по голосу, тут дело было не в доверии, а в чем-то большем, в каких-то обязательствах... но вряд ли генерал собирался посвящать капитана в такие тонкости.

— Короче, капитан, будете работать. Часть дел сдадите Седову, оставите себе пару-тройку самых... долгоиграющих. Если надо будет наружку подключать — не стесняйтесь, с прокуратурой я договорюсь. Ну и остальное... что сочтете нужным. Отчитываться будете лично мне. Вопросы есть?

— Машину надо, — пробормотал Сергей.

Почему-то именно эти слова вырвались в первую очередь. Не о глупости и несуразности этого задания вообще. О том, что узнай кто об этом — его сочтут полным идиотом. И в лучшем случае уволят с треском. А то и запрячут в дурку до конца дней. Но рефлексы сработали — если начальство дает важное поручение, значит, под это дело можно что-нибудь стребовать.

— Сержанта Юшкова откомандируют в ваше распоряжение. И еще... я прошу вас, Сергей Павлович, чтобы круг лиц, ознакомленных с этим м-м... документом, был предельно ограничен. Лучше всего, если знать о нем будете только вы и я. И тот, кто его написал.

— Я могу узнать, кто автор?

— Нет, — отрезал генерал. Может быть, слишком уж поспешно.

— Ясно. А Панарин?

Игнат Семенович Панарин был непосредственным шефом Сергея и, следовательно, просто обязан был быть в курсе всех дел своего подчиненного. Как это вязалось с требованием генерала — предельно ограничить круг посвященных в весь этот бред лиц, капитан представлял себе плохо. Тем более что бульварных книжек полковник Панарин не читал, в просмотре фильмов несерьезного направления замечен не был, желтой прессой не интересовался и вообще являл собой образец матерого ментовского волка... с непременно усталыми глазами, компьютерной памятью и бульдожьей хваткой. И с Панарина, кстати, сталось бы в ответ на эту бумагу послать генерала на три всему миру известные буквы. В том числе и в лицо.

— В детали я его не посвящал... но карт-бланш он вам даст. В общем, работайте, капитан. Быстрых результатов, разумеется, не жду... — Генерал вздохнул и махнул рукой. — Да и какие тут, к бесу, результаты. Но покопать надо, надо... вопросы?

Сергей замялся на мгновение, затем осторожно спросил:

— Почему это дело вы... доверяете именно мне?

Ответ последовал незамедлительно, по всей вероятности, будучи заготовленным заранее. Ответ для Буруна не слишком приятный, но по крайней мере достаточно честный. Генерал даже перешел на «ты», чего никогда не допускал в общипли с подчиненными. То ли это был добрый знак, то ли нет — разобраться в таких тонкостях можно будет и позже.

— Ты неважный опер, капитан. Ты сам это знаешь, тут я тебе Америку не открыл. Но ты, наверное, единственный, кто сможет заняться этим делом... всерьез. Все остальные решат, что старик сбрендил... и правы будут, быть может. А ты молодой, незашоренный... и, в конце концов, не зря же тебе прозвище навесили? Вот и оправдаешь. Истина — она ведь где-то там, верно? Или где-то рядом, не помню этот дурацкий фильм. Ищи истину, капитан. Скажешь, что все это полнейший бред, — на том точку и поставим. Если все пшиком окажется — что ж, работенка как раз для Малдера, так? А если нет... там видно будет. Но чует мое сердце, чует — не все тут так просто. Тот, кто писал бумагу — он зря панику поднимать не станет, не тот человек.

— Если так все серьезно, может, лучше передать это дело соседям.

И об этом вопросе Сергей тут же пожалел. Сейчас следовало бы ожидать гневной — в меру, разумеется, — отповеди о чести мундира, о том, что негоже перекладывать свою работу на плечи других и уж тем более на широкие плечи парней из «Комитета глубинного бурения», как по старой памяти все еще называли ФСБ. Менты очень не любили, когда в их дела вмешивались коллеги из конкурирующей структуры.

Но генерал лишь пожал плечами.

— Кто знает, может, они тоже будут работать с этим... объектом. Если что — докладывайте мне немедленно, постараюсь уладить.

Он сделал паузу, давая понять Сергею, что аудиенция окончена. Капитан понял правильно, тут же встал — чуть не по стойке «смирно», разве что каблуками не щелкнул.

— Разрешите идти?

— Идите, капитан... и удачи вам. Знаю, понадобится.

И глядя как за Буруном закрывается дверь, потянулся к душащему галстуку, рванул с неожиданной яростью, разорвав резинку. Покатилась по столу вырванная с мясом пуговица форменной рубашки. А потом генерал вдавил кнопку селектора, прохрипел:

— Нина... найди мне коньяку. И побыстрее, девочка...

Сергей извлек из сейфа папку, аккуратно положил на стол. Пухлое дело уже не помещалось в картонных корочках — и большей частью содержало в себе кучу мусора. Кучу никому не нужных бумаг — отчеты наружного наблюдения, справки, рапорты и доклады... Но среди этого вороха имелись настоящие жемчужины. Только вот показать их кому-то, похвастаться, не было никакой возможности. Ни один нормальный человек в это не поверит. Несмотря на все подписи и печати, украшающие документы.

Он выглянул в окно. Над городом нависли мрачные, тяжелые облака, хлеща водой асфальт, стены домов, начавшую желтеть листву. И прохожих, конечно — тех, кому в такую отвратную погоду довелось выползти из теплых уютных квартир.

С той встречи в кабинете начальника МУРа прошло более года. Тяжелого года — високосного. Каких только неприятностей не принесло это время — и всему миру, и отдельным людям. Катастрофы естественные и рукотворные, теракты... просто всякие мелочи, вроде поломанных рук и ног, неожиданно обострившихся болячек и неожиданно навешанных выговоров, ставящих крест на давно ожидаемой звездочке. Кто-то мог бы сказать, что високосный год здесь ни при чем... но Сергей уже не знал, во что можно верить, а в чем следует сомневаться.

Неделю назад генерал-майора Шагина с почетом проводили на пенсию. Или «ушли» на пенсию, что было более верно. Кому-то наверху очень понадобилось генеральское кресло, чтобы посадить в него своего человека. Может быть, очень даже достойного... так или иначе, но генералу прозрачно намекнули, что не один он жаждет носить на плечах тяжелые звезды.

И теперь Сергей остался с этой папкой вдвоем. Никому документы, собранные в картонных, потрепанных за прошедшее время корочках, теперь не нужны. Никто о них не знает... Правда, генерал просил докладывать ему и впредь... но тот же Панарин уже поглядывает косо, мол, целый старший оперуполномоченный большую часть времени занимается какой-то ерундой, да еще не докладывает о проделанной работе.

Скрипнула дверь — на пороге, привычно ссутулившись, стоял Юшков, держа в руке дымящийся чайник.

— Кофе будешь?

— Давай... как машина?

— Заправился под завязку, готов к работе.

Генка Юшков выглядел как настоящий милиционер. По крайней мере так себе представляют идеального стража порядки некоторые обыватели, пересмотревшие западных боевиков. Здоровенный, под два метра ростом, широкоплечий настолько, что было не совсем ясно, как он умещается за рулем своего «жигуля», Генка, несмотря на довольно устрашающую внешность, был существом дружелюбным, компанейским и необидчивым. Но самое главное — он умел держать язык за зубами, а потому Сергей счел нужным посвятить своего напарника во все детали работы.

Первые два месяца Генка посмеивался над капитаном, считая его немного не от мира сего. Но ведь, с другой стороны, работы стало поменьше, прекратились — почти — постоянные ночные дежурства, и Юшков был доволен. Что с того, что капитан, да еще вместе с генералом, слегка помутились разумом? Зарплату платят, выслуга идет... Потом появился первый из тех самых документов — и работа перестала казаться пустой тратой времени. С того момента отношения между старшим опером и сержантом-водителем установились самые что ни на есть дружеские, и часто оба забывали, кто является начальником, а кто — подчиненным.

— Наружники передали очередную сводку.

Сергей посмотрел на тоненькую стопку бумаги.

— Как обычно, ничего?

— Абсолютно, — кивнул сержант. — Правда, до конца я не дочитал. Обычный день обычного человека. Гулял по парку. Познакомился с роскошной телкой, знакомство продолжили в ее квартире...

— Кто такая, установили?

— Да. Мерцевич Инга Леоновна, двадцать три года, работает инструктором в фитнес-центре, в б... прости, шеф, в проституции не замечена. Хотя мужиков меняет достаточно часто. Небедная. В общем-то ничего выдающегося, кроме м-м... отдельных частей тела.

Бурун взял отчет, бегло пролистал.

— Та-ак... ушел он от нее в 16.00, до закрытия проторчал на Горбушке, купил груду радиодеталей...

— Шестой раз за последние два месяца, — ехидно вставил Гена, рассыпав по чашкам кофе и с тоской бросая взгляд на дно опустевшей сахарницы. — У тебя сахар еще остался?

— В тумбочке... да, шестой раз.

— Все зафиксировали?

— Все до последней детальки, список приложили. Там такая толпа всегда, можно человека пасти, ни на шаг не отпуская. Отнесешь список экспертам, пусть подумают, на кой черт такая подборка может понадобиться.

— Угу... дальше?

— Топтуны утверждают, что в метро он пытался сбросить хвост.

— Пытался или сбросил?

Сергей хмыкнул, поскреб щетину на подбородке — утром, как это часто бывает, в битве бритья и сна победу одержал все-таки сон. Затем еще раз пробежал глазами сводку, на этот раз куда внимательнее. Пожал плечами.

— Пытался... причем на удивление бездарно. Начитавшись хотя бы бульварных романов, можно было бы придумать что-нибудь поумнее. Один поезд пропустил, дождался второго, затем вдруг рванул вдоль вагонов, пробежал две трети платформы... и все на этом. Больше никаких резких движений, даже толком не оглядывался. Побродил по Горбушке, скупился, пошел домой. Поболтал с соседом. Через полчаса вместе со своей матерью зашел к нему, просидел в гостях около полутора часов. Вернулся домой. Все.

— Прослушка?

— Дохляк... обычные шумы. Телевизор. Разговоры о погоде, о здоровье, о ценах — ничего необычного.

Сергей с удовольствием отхлебнул горячего крепкого кофе, кивнул в знак благодарности.

— Я бы сказал, что все это в высшей степени подозрительно, — глубокомысленно заявил Генка. — Смотри, уже месяц мы фиксируем каждый звук в его квартире. И все это время он со своей мамашей...

— Если она ему мамаша.

— В общем, с этой бабкой говорит о погоде, о ценах, о здоровье, о телепрограммах. Ни разу не коснулся политики. Ни разу не поговорил о чем-то личном, о прошлом. Ни разу не прозвучало хоть полслова о том, чем он занимается...

— Знать бы чем.

— Скупкой радиодеталей, — фыркнул Геннадий. Затем вздохнул с явственно слышимой тоской: — И бабами еще... ну почему ему так везет на красивых цыпочек. Без комплексов и без претензий. Ни одна из них в мою сторону даже не посмотрит. Подумать только, за последний год у него их было... сколько? Дюжина?

— Больше.

— Вот именно... И ни одна, капитан, ни одна ему не позвонила! Ни к одной он не пришел дважды!

— Завидуешь?

— Еще бы. Тебе не кажется, что все о-очень подозрительно?

— Есть еще одна странность... — Сергей достал из папки очередной пакет документов — расшифровку прослушки за вчерашний день. Против каждой фразы стояли дата и время. — Вот, смотри... здесь, эта вот фраза. «Ты смотри, смотри, как он сыграл! Это же не гол, это произведение искусства!»

— Ну и что?

— Время видишь?

— Ну?

Сергей извлек на белый свет еще два листа — программу телепередач и вырезку из газеты. Разложил их перед собой на и без того захламленном столе, уже порядком подсохшим маркером обвел несколько строк.

— Прямая трансляция матча началась в 18.30, так? Гол забит на шестой минуте. То есть в 18.36, плюс-минус пара минут на всякого рода накладки. А эта реплика сказана в 18.32.

Генка почесал пятерней затылок, долго изучал бумаги.

— Может, он этот матч уже видел...

— Сержант, выпей кофе, — хмыкнул Бурун. — Прямая трансляция... эти слова тебе о чем-то говорят?

— Другого футбола в это время не было? — сделал сержант еще одно предположение, заранее зная, что столь очевидную версию шеф проверит в первую очередь.

— Не было. Ни по одному каналу.

— А может, они видик смотрели...

В ходе работы над этим делом Генка и Сергей поочередно брали на себя функции скептика, поскольку все принимать сразу на веру — можно было и без крыши остаться. В данный момент роль Фомы неверующего исполнял сержант.

— Возможно, — вздохнул Бурун. — Возможно, такой вариант я допускаю. Хотя для болельщика смотреть запись в то время, как идет прямой репортаж, это... это...

— Идиотизм.

— Точно. Ладно, наблюдение я на сегодня снял, как показывает практика, после закупки радиодеталей два дня он из дома не высунется. И потом, Житнов меня сегодня уже эдак глубокомысленно спрашивал, в курсе ли я, во сколько обходится государству час работы наружки.

— И во сколько? — В голосе Генки сквозил явный интерес.

— Он сам скорее всего не знает... но сказал, что дорого.

— Ладно... так что будем делать сегодня?

— Отвезешь экспертам список, затем... есть одна мысль, надо проверить.

Сержант одним глотком допил остаток кофе и, подхватив документы, скрылся за дверью. А Сергей снова открыл папку на том, самом первом листе. Каждое слово, каждая запятая уже давно и прочно отпечатались в памяти, но не проходило и дня, чтобы Сергей не возвращался к этим строкам.

Особенно к последней.

Она, как и тогда, в первый раз, жгла глаза. Заставляла перечитывать ее снова и снова, как будто бы могло случиться чудо, и слова, вдруг ожив, сложились бы иначе, изменив странный смысл.

«Указанный Верменич Ярослав Борисович не является человеком».

— Ты чудо...

Ладонь Ярослава скользнула по спине женщины, и Инга чуть слышно застонала от удовольствия. Она и сама не знала, почему вдруг с такой готовностью поддержала разговор с неспешно прогуливающимся под дождем мужчиной... и почему сама же предложила продолжить беседу у нее дома, за чашкой горячего кофе, так уместного в этот гадкий, мокрый день. А там — там все было уже предсказуемо, а потому неинтересно. Горячий сладкий кофе... взгляд над краем чашки... соприкоснувшиеся на мгновение пальцы. Он не спешил, и спустя час Инга готова была сама предложить ему раздеться. Но она все-таки дождалась...

Она хотела обернуться, снова увидеть его лицо — красивое и в то же время мужественное, хотела взъерошить его черные с проседью волосы, провести кончиками ногтей по рельефным мышцам. Но Ярослав продолжал ласкать ее спинку, и она боялась пошевелиться, чтобы ненароком не оборвать этот чудный процесс...

А потом вдруг на сердце стало тоскливо, и она со всей ясностью осознала — сейчас он уйдет. Уйдет, чтобы уже никогда не вернуться. По щеке прокатилась слеза, за ней вторая... Этот мужчина был лучшим, самым лучшим... никто из тех, с кем она делила постель, не шел с ним ни в какое сравнение — но дело было не только в этом. Он просто... был особенным. И она чувствовала, что с его исчезновением ее жизнь станет пустой... и совершенно бессмысленной.

— Не уходи, — прошептала она.

— Я здесь, девочка, я здесь.

— Ты уйдешь, — всхлипнула она. — Я знаю...

— Уйду, — вздохнув, согласился он, не желая спорить. Тем более что девушка была права. Он всегда уходил.

Ладонь продолжала ласкать бархатную, усыпанную еле заметными мягкими волосками кожу. И вдруг замерла... там, глубоко внутри тела, пульсировал огонек, жгучий, опасный, тревожный. Он был еще мал, его не смогли бы заметить никакие осмотры, никакие исследования... но чувства Ярослава, когда он того хотел, были острее иных приборов. Пройдет лет пять-семь, не больше, и врачи поставят страшный диагноз — рак. Огонек станет пожаром, который сожжет это молодое, красивое, полное сил тело. Превратит его в развалину... а затем принесет смерть. Или не смерть — но жизнь, которая немногим лучше смерти... постоянные лекарства, операции, облучение.

Пальцы стали капельку теплее, затем засветились изнутри сначала красным, а затем золотистым светом. Пальцы другой руки зарылись в густые светлые локоны. Всхлипывания Инги постепенно утихли — и вместе с ними угас и злобный огонек. Угас, чтобы никогда не ожить... Угасла и боль неизбежной утраты, оставив лишь легкое сожаление и тихую светлую грусть. Завтра Инга еще будет тосковать, через неделю не сможет с уверенностью описать его лицо, через месяц лишь едва вспомнит о нем... Что поделать, так надо.

Пальцы скользили вниз, Инга уже мурлыкала, чувствуя, как тепло проникает в тело. Если бы она увидела сейчас лицо Ярослава — она бы поразилась, насколько мужчина сосредоточен. И тому были причины — это юное создание, красивое и изящное, было все же рождено в дымном городе, в изгаженном мире, в отравленном воздухе. И он одну за другой убивал болезни, еще только зарождающиеся — или те, которые, уже обретя в этом теле дом, отзовутся лишь в детях или внуках Инги. Пусть здоровье будет его маленьким даром этой красивой женщине, которая подарила ему час любви.

— А теперь спи, — прошептал он. — Спи девочка, ты устала, тебе нужны силы...

Инга почувствовала, как тяжелеют веки. Она хотела сказать, что совсем еще не устала и что раз уж он все равно должен уйти, то почему бы им не заняться любовью еще раз, напоследок... на прощание. Но язык не слушался, сознание гасло, погружаясь в блаженную дрему...

Еще раз взъерошив волосы спящей женщины, Ярослав вышел на кухню. Чайник уже давно остыл, некоторое время он раздумывал, переводя взгляд с початой банки кофе на чайник и обратно, затем хмыкнул, плеснул себе воды из-под крана, привычно проведя над стаканом слабо засветившейся ладонью. Если бы сейчас содержимое стакана попало в лабораторию, химики были бы весьма удивлены — воду такой чистоты и минерального баланса можно было найти лишь в нескольких точках планеты. И с каждым годом этих точек становилось все меньше и меньше.

За окном по-прежнему шел дождь... Ярослава это особо не беспокоило, он мог вполне комфортно чувствовать себя и в жару, и в холод, и в слякоть. Но, как и любой нормальный человек, предпочитал все же не слишком жаркую ясную погоду. Только в отличие от других людей, которые искренне считали себя нормальными, он при желании мог эту погоду обеспечить... на все 365 дней в году.

Дверь подъезда захлопнулась за ним, щелкнул кодовый замок. Хмурая мокрая толпа двигалась по лужам, глядя себе под ноги, — и как грязная вода вливается в решетки канализации, так и эти люди мрачной, черно-серой массой вливались в метро. Ударила тугая воздушная волна, поезд остановился... Ярослав прислушался к своим ощущениям — нет, с этим поездом все было в порядке. И все же в воздухе витало нечто... нечего... он не слишком хорошо владел футурпрогнозом, во всяком случае, не настолько, чтобы выдержать экзамен хотя бы на младшего помощника пифии, но определенная чувствительность у него все же была — не общая, как у пифий, а только на масштабные катастрофы. И разумеется, на собственную безопасность. Вот и сейчас он мог бы поклясться, что вот-вот что-то произойдет, что-то очень-очень плохое.

Подошел следующий поезд — и тут же он ощутил, как волна жара прошлась по телу, заставив волосы подняться дыбом, заставив сердце учащенно забиться. Это было здесь, в этом поезде... Ярослав двинулся вдоль вагонов, все ускоряя и ускоряя шаг. Последние метры он уже почти бежал и втиснулся меж створками уже после всем привычного «осторожно, двери закрываются». Если за ним следили — а этого исключать было нельзя, — то наблюдателям такое поведение очень не понравится.

Но ему было на это наплевать. Потому что в углу, у ног дремлющего мужчины весьма помятого вида, пристроилась небольшая спортивная сумка. Дешевая, китайская — такие можно встретить на каждом углу. Сумка ничем не привлекающая взгляда и даже в меру потрепанная, чтобы соответствовать своему владельцу.

Только вот владельца сумки нет в этом вагоне.

Ярослав прошептал несколько слов, шевельнул пальцами, придавая словоформуле законченность, затем закрыл глаза. Тут же перед мысленным взором четко проявилась картинка содержимого сумки. Взрывчатка самая заурядная, толовые шашки — но достаточно, чтобы разнести этот вагон и заставить остальные сорваться с рельсов, смяться в кашу из железа и изломанных человеческих тел. Радиовзрыватель был вещью куда более тонкой и изящной — новый, американского производства, настроен явно профессионалом. Ярослав видел, как оживает хитроумное устройство, уже принявшее сигнал и готовое выполнить свое единственное предназначение.

Не в этот раз.

Полыхнул крошечный, не больше спичечной головки, огонек, струйка дыма затерялась в ткани мятого спортивного костюма, прикрывающего смертоносный заряд. Крошечные детали потекли, оплавились, тоненькие волоски контактов свернулись и застыли блестящими капельками. Теперь эту сумку можно было бросить хоть в огонь — сгорит безвредно, без детонатора тол не опасен.

Источник поступившего сигнала тоже был установлен. Ярослав все еще не открывал глаза, лишь губы одну за другой шептали словоформулы. Лицо смуглого человека... да, это он, палец все еще вдавливает кнопку передатчика... отпускает... теперь человек достает мобильник, видимо, собирается доложить хозяину об исполнении полученного приказа.

Вообще говоря, Ярослав не причислял себя к ярым поборникам справедливости. Тем более что иногда он эту справедливость понимал немного не так, как другие люди. Но в данном случае... стой он возле террориста, сумел бы отследить звонок по сотовой связи, установить абонента... потом, может быть, выйти и на самого главного заказчика теракта.

Но делать этого он не собирался, даже если бы имел такую возможность. Пусть каждый исполняет свой долг — пусть работают спецслужбы, ищут... это их дело. Ему, Ярославу, не стоит привносить в это общество свой взгляд на добро и зло. Здесь придумали очень мудрую поговорку насчет чужого монастыря, куда негоже лезть со своим уставом.

К тому же расстояние было слишком велико и увеличивалось с каждым мгновением. Все, что он еще мог сделать — и хотел сделать, — это наказать негодяя, с готовностью пытавшегося подорвать поезд, битком набитый не имеющими никакого отношения к этой затянувшейся войне людьми. Ярослав напрягся, губы выстрелили короткой фразой, которую стоявшие рядом с ним восприняли как тихое ругательство, пальцы в кармане сплелись в причудливую фигуру, голову рванул короткий болевой спазм — дьявол, слишком, слишком далеко...

Стоявший на платформе смуглый человек уже отвел от уха дорогой телефон, намереваясь закрыть переливающийся яркими цветами экран, когда трубка вдруг взорвалась у него в руках. Ладонь брызнула во все стороны мелкими кровавыми ошметками, несколько острых кусочков пластмассы ударили в висок, пройдя мимо кости и глубоко врезавшись в мозг. Человек некоторое время стоял, пошатываясь, затем завалился навзничь. Дико завизжала какая-то женщина, а купавшему уже бежали люди в форме.

Кто-то поднялся, освобождая место, и Ярослав тяжело плюхнулся на продавленное сиденье, на мгновение опередив устремившуюся к вожделенной сидушке женщину. Та, прошептав невнятное ругательство, демонстративно замерла рядом, всем своим видом показывая, как ей тяжко стоять и какой мерзавец этот средних лет мужчина, что не считает нужным уступить ей, такой несчастной, место. Да еще и спящим прикидывается.

А Ярослав и в самом деле закрыл глаза и стиснул зубы, с трудом сдерживая стон. Проклятый мир, проклятый несбалансированный мир, где магия, даже относительно простая, обязательно приносит боль. Только разного рода мелочи удавалось реализовывать без рвущих голову спазмов, а этот энергетический удар, взорвавший дорогую трубку в руке террориста, обеспечит его головной болью на несколько часов. Болью, что не имеет ничего общего с физическим недомоганием, которую не снять ни таблетками, ни магией. Только перетерпеть. И не пропустить свою остановку — домой, скорее домой. Верно ведь говорится, что дома и стены помогают.

Подземка выбросила его на окраине Москвы. Автобус подошел на удивление быстро, и спустя полчаса Ярослав уже спрыгнул с подножки в неглубокую лужу, что не просыхала уже с полмесяца. Он был почти дома. Невдалеке, разбрызгивая во все стороны мутную воду, проехала грязная «девятка», номер залеплен по самое не хочу, не разобрать. Но Ярослав мог бы поклясться, что эту машину за сегодняшний день видел уже трижды, и у Горбушки, и в полусотне метров от дома Инги. Совпадений такого рода не бывает — значит, опять... Он не был удивлен — рано или поздно это начиналось снова. Иногда интерес властей, проявляемый с той или иной настойчивостью, удавалось погасить в зародыше, реже приходилось перебираться в другой город или в другую страну.

Когда-то это было легче, так как он был один. Потом все изменилось...

Он окинул взглядом свой дом. Дождь уже закончился, ветер немного разогнал облака, пропуская к земле лучи не слишком теплого солнца. Дом был хорош — добротный, двухэтажный, — по крайней мере таким выглядел снаружи. А в мягких солнечных лучах он казался еще краше. Наверное, это было не совсем правильно, следовало бы подобрать себе жилище поскромнее, но он хотел, чтобы в этом доме хорошо было ей, его Оленьке, его Солнышку... а она не любила тесные городские квартиры, не любила снующие прямо под окном машины и вечный шум — этот голос большого города.

— О, Ярослав Борисыч! Добрый день, добрый день... — Из-за забора высунулась голова соседа. Седые, аккуратно уложенные волосы, без следа лысины, очки в тонкой металлической оправе. — Или уже вечер? Как летит время, не так ли?

— Приветствую вас, Герман Игнатьевич. — Ярослав чуть наклонил голову, изображая поклон. Встреча его не слишком обрадовала — пенсионер Зобов был существом интеллигентным, образованным, но при этом навязчивым до отвращения. Выйдя на пенсию, он давно уже растерял всех старых друзей, если вообще имел их, и теперь терзался отсутствием собеседника, а потому лип ко всем соседям. Преимущественно — к Ярославу.

— А я бутылочку знатного винца прикупил, — поделился радостью сосед. — Вы бы зашли, Ярослав Борисыч, и с Ольгой Олеговной непременно, непременно. По рюмочке, а потом и чаек... ах да, вы же кофе предпочитаете, верно. А кофе тоже найдется... так вы заходите, хорошо? У меня праздник сегодня.

— Праздник?

— День рождения, — почему-то с легкой, почти незаметной заминкой заявил старик. — Так придете?

— Непременно, — стараясь скрыть обреченный вздох за маской радостной улыбки, ответствовал Ярослав. — Всенепременнейше, Герман Игнатьевич. Сейчас, вот с делами разберусь, и обязательно зайдем. День рождения — дело святое.

Дверь в дом не запиралась никогда, и временами Ярослав давал себе клятвенное обещание все-таки изменить своим привычкам и начать пользоваться замком. Простенькое заклинание, отгонявшее от дома всякого рода любителей хватать где что плохо лежит, совершенно не действовало, к сожалению, на представителей властных структур. Хотя бы потому, что те шли в квартиру с самыми искренними и благими намерениями, которыми вымощена известная всем дорога. Шли, дабы разобраться с потенциальной угрозой своей стране — и не суть важно, были ли это специалисты Скотланд-Ярда, суровые дяди в кожаных куртках из ЧК или обычные сотрудники милиции. Важно, что они шли сюда «по делу» — и заклинание, уверенно отгонявшее от жилища всяческую шелупонь, пасовало.

Впрочем, тот факт, что в доме побывали незваные гости, Ярослав заметил уже давно. И даже не удивился — рано или поздно, это все равно должно было случиться. И то, что ему дали спокойно прожить здесь целых пятнадцать лет — это по большому счету удача. И еще — свидетельство потрясающей безалаберности российских спецслужб. В Америке, с ее ныне обострившимся стремлением к тотальному контролю над всем и всеми, он вызвал бы подозрения через год, максимум — через два. А здесь... нет, все-таки и в ЧК, и в НКВД работали иначе... а может, просто привыкли подозревать всех и вся, попадая в цель больше из-за стрельбы по площадям, чем благодаря успешному анализу и правильным выводам.

Но раз уж милиция вцепилась в него, да еще и не бросив эту затею в первые же дни или недели, значит, дело серьезное. Значит, снова придется уезжать.

А он любил Москву — шумную, переполненную людьми самыми разными и не всегда хорошими. Москву обывательскую и Москву интеллектуальную, Москву бандитскую и Москву деловую... хотя ни ту, ни другую любить вроде бы не за что. Любил Красную площадь — и тогда, когда на ней еще не было Мавзолея, и сейчас. Любил Кремль — хотя видывал крепости куда более впечатляющие. Мог часами бесцельно бродить по старым узким улочкам... И еще — этот город очень любила Солнышко. Оленька. Любила, хотя жить предпочитала в тихом пригороде.

— Солнышко, я дома! — крикнул он, придавая голосу дополнительную силу, так, что Ольга услышит его, где бы она ни находилась. А в этом доме имелось немало мест, в которых и опытный сыскарь не найдет укрывшегося человека. Мест, куда не проникает ни один обычный звук снаружи... и откуда звукам тоже никак не вырваться.

Тихо распахнулась дверь. На пороге стояла Она.

Месяц назад ей исполнилось семьдесят три, хотя не выглядела Ольга и на шестьдесят. Подтянутая, с роскошной гривой не поддающихся седине рыжих волос, она терпеть не могла праздности и постоянно была чем-то занята — убирала, готовила. Очень много читала — Ярослав научил ее скорочтению, которым в совершенстве владел и сам, но Солнышко обращалась к этой науке редко, утверждая, что высшее удовольствие от книги получает лишь тогда, когда читает ее неспешно — и уж обязательно в бумажном издании. Никаких электронных книг — нет, она признавала удобство компьютера для поиска и получения информации, но вот книга — художественная, заставляющая мечтать и сопереживать... она должна быть только бумажной. Должны шуршать перелистываемые страницы, медленно бежать перед глазами ровные ряды букв...

— Добрый вечер, Яр.

И от ее голоса, как и от рыжих волос, исходило какое-то особое, солнечное тепло, в котором хотелось купаться, нежиться бесконечно. Ярослав очень любил, когда она встречала его вот так, почти на пороге... он каждый раз с нетерпением ждал, когда войдет в дом — и увидит ее, солнечную, яркую, лучащуюся добротой и радостью. Он никогда не говорил ей о своих чувствах в этот момент — но она и сама ощущала его эмоции. Бывало, лучше, чем он сам.

Ярослав щелкнул пальцами, придавая заключительный аккорд словоформуле. Все прослушивающие устройства, установленные в его доме, он вычислил уже давно, фактически в первый день. С людьми изредка у него возникали сложности, с техникой — никогда. Теперь скрытые микрофоны, отрекшись от прежних хозяев, преданно работали на Ярослава, передавая лишь то, что он считал нужным. Сейчас микрофоны отправят слухачам простенький разговор ни о чем, сначала о погоде и в очередной раз взлетевших ценах, потом — об очередном сериале. И у того, кто будет прослушивать запись, не возникнет ни малейших сомнений, что оба собеседника прикипели к экрану телевизора, комментируя особо душещипательные моменты. Об этом Ярослав позаботился. И теперь можно было говорить свободно.

— Как прошел день? Снова нашел молодую девчонку?

— Как ты догадалась?

К этой игре они обращались довольно часто. Солнышко обладала крошечной, чуть заметной искоркой способностей к футурпрогнозу, которой, несмотря на усилия Ярослава, так и не научилась толком пользоваться. Тем более что эта способность имела вполне определенную ориентацию — на саму Ольгу. Если Ярослав в принципе мог чувствовать грядущие события, к нему непосредственно отношения не имеющие, то Ольга могла ощутить лишь то, что должно было затронуть ее саму. И то очень туманно, очень нечетко. Зато она обладала неплохими способностями к интуитивному анализу — а этими талантами Оленьки Ярослав пользовался не раз и привык доверять ее выводам, в том числе и в случаях, когда на первый взгляд для выводов этих не было никаких оснований. И подобно доктору Ватсону, не упускал случая поинтересоваться цепочкой рассуждений своего Холмса. Бывало, Оля просто разводила руками и, чуть покраснев, бормотала — мол, сама не знаю, почему так думаю. А иногда объясняла.

— В этот раз все просто, — улыбнулась она. — Духи... ты весь пропах... — она потянула носом, на мгновение задумалась, — нет, не знаю. Но что-то хорошее и наверняка дорогое.

— Да, наверное...

— Красивая?

Ярослав кивнул.

— Это хорошо, — серьезно заметила Ольга. — Женщина должна быть красивой, нежной и чувственной.

— Солнышко, это мои слова, — шутливо возмутился Ярослав. — И потом, в твоих устах это звучит как-то уж очень... казенно.

Она улыбнулась, протянула руку, забирая у него влажный плащ.

— Ужинать будешь?

— М-м...

— Ясно. И зачем я, спрашивается, так старалась... — изобразила она обиду в стотысячный, наверное, раз.

— А знаешь, — вдруг неожиданно для себя самого сказал он, — пойдем в гости, а? Сосед на день рождения приглашает.

Разумеется, он никуда идти не собирался и приглашение Германа Игнатьевича изначально воспринимал как пустую формальность, ни к чему не обязывающую. Тем более было в тоне старика что-то такое... не вполне искреннее. Не то чтобы за сказанными словами звучало «не вздумайте и в самом деле в гости завалиться», нет, приглашение — вернее, тот подтекст, что всегда вкладывается в слова и может быть, при надлежащем желании, услышан — говорил, что сосед и в самом деле желает видеть Яра за своим столом. Только вот совсем не для того, чтобы похвастаться своими кулинарными способностями, совсем — истинные побуждения добрейшего Германа Игнатьевича были другими, и вот их-то разгадать Ярослав и не мог. А все непонятное вызывало у него некоторые опасения.

Как, впрочем, и сам старик. Появился он здесь не так уж и давно — где-то чуть больше года назад. Эта мысль заставила Ярослава нахмуриться — да, именно тогда он и ощутил, в который уж раз, повышенное внимание властей к своей персоне. Почему старик-сосед вдруг вызвал у него ассоциацию с правоохранительными органами, Ярослав с уверенностью сказать не мог, но и отмахнуться от этого ощущения нужным не считал — привык доверять своим чувствам. Пенсионер... обеспеченный, может, даже слишком обеспеченный, хотя и не выставляющий напоказ свои доходы прошлые и, если они есть, конечно, нынешние. Дружелюбный... подчеркнуто дружелюбный. Хозяйственный — дом содержит в порядке, хотя и не ощущается в этом доме присутствие женской заботы.

Вроде бы совершенно не за что зацепиться — и все же Ярослав чувствовал, что не так прост милейший Герман Игнатьевич, как хочет казаться. Может, и стоило бы держаться от него подальше, так, на всякий случай.

С другой стороны, может, за столом, в непринужденной обстановке, удастся во всем разобраться? Почему бы нет...

— В гости... — Ольга немного растерялась.

— Вот именно. — Он подошел к ней, положил руки на ее хрупкие плечи, которые годы так и не смогли согнуть. — Мы так давно никуда вместе не выходили.

— Но я ведь... не готова. И прическа, и...

— С прической мы сейчас разберемся. — Он провел слегка засветившейся ладонью по ее волосам. Казалось, этот свет впитывается рыжей гривой женщины, и волосы словно начинают и сами светиться изнутри, набирая цвет и силу, а заодно и укладываясь красивыми тяжелыми локонами.

Косметическая магия — первое, чему учили девочек там, в его родном мире. Простейшие заклинания, доступные каждой второй. К тому же почти не требующие энергии. Женщина должна и, что гораздо важнее, может быть красивой. Иногда Ярослав, скользя взглядом по лицам в метро, на улицах — и даже на экране телевизора, куда стараются отбирать лучших, — искренне сочувствовал женщинам, особенно молодым девушкам, ищущим путь к красоте в красках, в декоративной косметике... несложная словоформула, крошечная капля силы — и женщина может стать по-настоящему неотразимой.

Только вот в этом мире забыли древние умения и, что более важно, давно уже утратили способности к ним. Сколько людей на всей Земле еще могут управлять магическими потоками? Десятки... ну, пусть сотни. Мало... да и они-то, по сути, овладели лишь самыми крохами. Было время, когда волхв, шаман или еще какой жрец древних богов мог призвать дождь, изгнать болезнь, приманить дичь. А теперь? В его родном мире все эти шаманские пляски, сложные ритуалы, жертвоприношения и прочий антураж постепенно свелись к строгим, идеально выверенным словоформулам, подкрепленным потоками магической энергии. Здесь же превратились в шоу, бессмысленное и бесполезное, утратив и те крохи власти над природой, которые были доступны людям изначально. Магов сменили фокусники, и теперь восхваляется не владение высшими силами, а умение ловко обманывать толпу.

Ольга подошла к зеркалу, вздохнула.

— Спасибо...

— Одевайся. Я сейчас...

Пока Солнышко приводила себя в порядок, он спустился в подвал, небрежно бросил на стол пакет с покупками. Вечером предстоит работа, а пока и в самом деле стоит отвлечься. У Оленьки давно не было никаких развлечений, если бы не её любовь к тишине и домашнему уюту, зачахла бы с тоски. К тому же Герман Игнатьевич — неплохой собеседник, с юмором. Правда, все время какой-то... скованный немного, будто бы вдумывается в каждое произносимое слово, словно опасаясь случайно, расслабившись, брякнуть чего лишнего. До сих пор контакты с соседом для Ярослава носили кратковременный характер — несколько фраз о погоде, о вечно растущих ценах и почему-то не успевающей за ними пенсией, о футболе, пара свежих анекдотов... Оленька, которая в отличие от Яра находилась дома почти постоянно, со скучающим пенсионером общалась гораздо больше. Ярослава это не беспокоило — Солнышко давно и прочно усвоила правила игры и чего-либо «не предусмотренного протоколом» ни в коем случае не скажет.

Ярослав бросил взгляд в зеркало, усмехнулся невесело. Холодное стекло отразило высокого мужчину, крепкого телосложения — хулиганы не цеплялись к нему никогда, звериным своим чутьем осознавая, что получат отпор, да такой, что мало не покажется. Черные, с проседью волосы — густые, жесткие, непослушные. Щеку пересекает тоненький, почти незаметный шрам. Подбородок гладко выбрит... светлые, зеленовато-голубые глаза смотрят жестко. Мужчине на вид лет сорок, не больше. По паспорту он старше... про таких говорят — «ну надо же, как молодо выглядит». А лет через десять станут говорить иначе — «хорошо сохранился».

— Яр, я готова, — раздался за спиной голос.

Он обернулся — Ольга, в мягком трикотажном костюме, в изящных модных туфлях, была очаровательна. Она и в молодости была дивно как хороша, а с годами эта красота лишь упорядочилась, созрела, стала мягче, спокойнее — и от этого только выиграла. Потом появились первые морщинки, они множились, захватывая все новые и новые участки некогда нежной бархатной кожи, но Оля не теряла очарования. А Ярослав делал все, чтобы старость подступала к Солнышку как можно медленнее. Если бы он мог дать ей больше... но в этом мире его силам были установлены незримые, но и непреодолимые пределы.

— Пойдем?

В руке она держала яркую коробку конфет, дорогих, изысканных — Ярослав всегда старался побаловать ее чем-то особенным.

— Ты изумительна...

Она чуть заметно покраснела.

Ему всегда было интересно, почему Ольга не ревнует его ко всем женщинам, которые у него были — а им ведь несть числа, и Ярослав вряд ли мог припомнить даже лица тех, с кем пересеклись его пути на одну, реже на две ночи хотя бы пару лет назад. Не потому, что эти женщины не оставили следа в его душе, просто они, каждая, были не целью, а лишь средством.

Увы, так было надо.

Может, потому Ольга и не ревновала. Может, потому они так ни разу и не были близки.

Просто ни ему, ни ей не хотелось, чтобы и Солнышко, пусть на несколько минут, превратилась из самого дорогого ему человека в средство. Средство получить силу, которой в этом мире так мало и в то же время так много. Силу, которую так сложно и одновременно так просто взять.

Инга сегодня поделилась с ним этой силой — и благодаря ей сотни людей в метро остались живы. Благодаря этой отданной силе и сама Инга проживет долгую жизнь, не омраченную неизлечимой болезнью. Это была плата — то малое, что Ярослав мог сделать для этой девушки и для множества ее предшественниц.

Кто-то, возможно, назвал бы это вампиризмом. Энергетический вампир — в последние годы это определение стало невероятно модным, в энергетическом вампиризме обвиняли всех и каждого — и склочного соседа, и стерву-жену, и тирана начальника. Многие из тех, кто с умным видом разглагольствовал об этом явлении, на самом деле были очень близки к истине.

Вечер получился так себе. Ярослав чувствовал себя не в своей тарелке — милейший Зобов вел себя не вполне адекватно ситуации, вновь и вновь давая Ярославу повод для беспокойства. Вместо того чтобы пуститься в столь любимые каждым уважающим себя пенсионером многословные рассуждения о том, куда скатилась некогда великая Россия, и что «раньше, что ни говорите, жили лучше», или же, на худой конец, поговорить о нынешнем российском спорте, который, разумеется, тоже уже не тот, старик упрямо переводил нить беседы на личности. Точнее — на личность самого Ярослава. Причем делал это довольно профессионально, настолько, что Яру стало интересно — а в самом ли деле благообразный пенсионеp провел трудовые годы в стенах ничем не примечательного научно-исследовательского института с непроизносимым названием и малопонятными задачами. Хотя, возможно, зафиксировав вполне предсказуемый интерес российских спецслужб, Ярослав теперь готов был увидеть агента в каждом встречном.

И все-таки вопросы следовали один за другим, заданные то в шутку, то всерьез, то вообще непохожие на вопрос, но подталкивающие собеседника к каким-то ответным репликам, из которых можно сделать далеко идущие выводы. Даже когда разговор заходил о вещах вполне обыденных и безобидных, буквально через несколько ничего не значащих фраз Ярослав с удивлением обнаруживал, что беседа снова сворачивает к теме его персоны. Более того, вдруг осознавал, что уже успел ответить на очередной вопрос куда откровеннее, чем собирался.

Привычно — в последние полсотни лет это и в самом деле стало делом вполне обыдённым — он просканировал окружающее пространство и даже удивился, не обнаружив ни одного скрытого микрофона. На какой-то момент появилось желание позаботиться о том, чтобы в памяти старика от сегодняшнего вечера остались лишь неясные, смутные обрывки воспоминаний о хорошо проведенном времени. Но по зрелом размышлении оставил все как есть — копаться в памяти человека было поступком в высшей степени неэтичным, и заниматься этим Ярослав не хотел. Да и не сказать, чтобы уж очень хорошо мог это сделать — он не целитель, не чистый волшебник, а всего лишь обычный техномаг. Его стезя — приборы и оборудование, а не живые организмы. Минимум навыков по вмешательству в состояние тела и духа он получил — но это и в самом деле лишь минимум, где-то уровень первого, максимум второго курса высшей школы искусств. Так что попытка редактирования памяти старика — вещь опасная.

И еще одно — Ярослава беспокоил сам факт подобного допроса. Если бы беседа была организована работниками спецслужб, стали бы они возлагать всю ответственность на деда, пусть и экс-сотрудника никому не нужного НИИ. Скорее, ввели бы какого-нибудь «внучка», да еще непременно нашпиговали бы дом жучками. А дед ведь работу делает грамотно... странно все это.

— Ты беспокоишься... — Это был не вопрос, утверждение. Оленька хорошо чувствовала эмоции, это был неизбежный побочный результат геронтологической магии, воздействию которой она подвергалась уже добрых пять десятков лет.

— Есть немного, — не стал спорить он. — Знаешь, я пойду поработаю. Ты ложишься?

— Если не возражаешь, посижу с тобой.

— Просто поражаюсь, как же тебе не скучно, — усмехнулся он, подставляя ей руку. Лестница, ведущая в подвал дома, где располагалась его лаборатория, была достаточно крутой.

— Ты серьезно? — удивилась она и, похоже, искренне. — Это ведь так... интересно. Помнишь тот разговор, что мы подслушивали? С этой... как ты ее назвал?

— Магически стабилизированная психоматрица личности.

На этой двери замок был, и Ярослав никогда не забывал его закрыть. В этом мире, насколько он знал, не нашлось бы специалиста, способного вскрыть техномагическую защиту двери, желающему ознакомиться с внутренним пространством лаборатории пришлось бы вышибить дверь целиком. Но и это было совсем не так просто, как казалось на первый взгляд. По хлипкой на вид конструкции пробежала едва видимая глазу волна, и дверь тихо, без скрипа, распахнулась.

— Я этого никогда не запомню. — Солнышко забралась с ногами в глубокое мягкое кресло, поставленное здесь специально для нее. — Мне кажется, слово «дух» звучит лучше. И короче.

— Духи — это чистой воды мистика, — усмехнулся он. — А вы отделить свою психоматрицу и стабилизировать ее на сколь угодно долгий срок может любой приличный маг. И если в период этого отделения его убьют... Как в данном случае и получилось. То будет сей дух летать над водою.

— Ведь это бессмертие, Яр? — тихо сказала Ольга. — Пусть не вполне настоящее, но все же бессмертие.

Он вздохнул, подошел к ней, взъерошил волосы женщины, она потянулась, чуть не замурлыкав от удовольствия. Но глаза смотрели серьезно и капельку печально.

— Это не жизнь, Солнышко. — Ярослав старался не встречаться с ней взглядом. — Это не жизнь, это существование. Вдвойне жестокое оттого, что сама психоматрица не может это существование прекратить. Любой сильный маг способен сделать себе такое «бессмертие», по крайней мере при непосредственной угрозе жизни. И ты даже не представляешь себе, сколь редко это все же происходит. Ведь и у этой Эрнис отделение матрицы произошло случайно. Имей она возможность подумать и все взвесить... не знаю, не знаю.

— А ты тоже можешь?

Он покачал головой.

— Увы, нет. Я ведь не маг.

— Техномаг.

— Солнышко, я же говорил, это не одно и то же.

Это и в самом деле обсуждалось уже не раз. И Ярославу не хотелось в очередной раз объяснять вещи, самому ему кажущиеся очевидными. Тем более что он прекрасно понимал — с позиции человека технологического мира что чистая магия, что техномагия... поди разгляди разницу. В самом деле, в чем внешнее различие между боевым фаерболом, излюбленным оружием классического мага, и генерацией шаровой молнии, говоря иначе — боевой заезды? С точки зрения далекого от магии человека — ни в чем.

— Ладно, давай приступим к делу.

Он высыпал из пакета на стол груду радиомусора, придвинул к себе большой телевизор со снятым кожухом и принялся менять сгоревшие детали. В последнее время с этим стало заметно проще — еще пару десятков лет назад он неделями разыскивал нужные запчасти, а еще ранее вообще полагался в основном на магию, чем на аппаратную составляющую своего творения, за что расплачивался постоянными головными болями. Поисковая система относилась к одному из высших разделов прикладной техномагии и, следовательно, сил требовала немало.

Если бы полученную схему — часто просто гроздья деталей и микросхем, висящих в переплетении проводов, — показать какому-нибудь специалисту, он бы решил, что сие творение ваял человек, в синьку пьяный или изрядно обкурившийся. Схема работать не могла в принципе. И специалист, безусловно, был бы прав — со своей точки зрения. Но помимо проводов эту схему связывало и нечто иное, неуловимое — и в то же время вполне реальное. То, что составляло суть техномагии — почти безграничная власть над изделиями человеческих рук.

Правда, даже эта власть не могла уберечь детали от постоянного сгорания. А искать редкие образцы, что шли в космическую технику... проще было в очередной раз купить несколько пригоршней дешевых деталек на Горбушке или Митинском.

Наконец последняя деталь встала на место, Ярослав ткнул кнопку включения и экран телевизора заполнился белесой мутью. Пальцы забегали по пульту управления — громоздкой конструкции, усыпанной кнопками, верньерами и переключателями. Несколько раз по туману на экране пробегали какие-то тени, один раз марево сменилось непроглядной чернотой, явно не имеющей ничего общего с обычной ночью, затем все снова заполонило месиво помех.

— Не торопись, — подала голос Ольга. — Куда спешишь?

Он фыркнул, не оборачиваясь. Словно в ответ муть с экрана исчезла, уступив место изображению, пока еще нечеткому и черно-белому. Теперь верньеры Ярослав вращал едва заметными прикосновениями пальцев, напряженно вглядываясь в изображение, что становилось все четче, постепенно наливаясь цветом. Ольга уже была рядом, рассматривая картинку чужого мира с неподдельным интересом.

Лес. Дорога, вьющаяся меж деревьев. Магический глаз завис где-то на высоте метров двадцати, от этого всадники кажутся мелкими — их двое, один существенно крупнее, второй — совсем кроха, подросток или миниатюрная девушка.

— У них сейчас будут неприятности. — В голосе Ярослава явственно послышалось некоторое разочарование.

Он снова, в который уже раз попал не в тот мир. Полноценной поисковой системы при существующем здесь уровне технологии и при полном отсутствии развитых магических школ построить было практически невозможно. Тем более что основой любой поисковой машины, способной получить картинку и звук из другого мира, является обостренная чувствительность сенс-оператора, способного улавливать эманации боли, радости или страха через Границы, разделяющие миры. Талантами сенситива Ярослав тоже не обладал, а способности Ольги были слишком слабы, чтобы их использовать. Да он никогда и не рискнул бы подключить ее разум к своему на коленке собранному прибору — слишком хорошо помнил историю, помнил, сколько сенситивов с выжженным до идиотского состояния разумом вышло из-под первых, еще не очень надежных, лишенных многоуровневой магической и технологической защиты шлемов.

А потому искать приходилось на ощупь — и ошибаться, снова и снова. Сколько миров прошло перед его глазами за последние полвека, с тех пор, как он сумел с грехом пополам собрать первый поисковый прибор? Десятки, сотни? Но среди них не было того, единственного, который был ему необходим, который он искал, чувствуя, как постепенно погибает надежда. Вот и этот был... не тот. В его родном мире уже много веков никто не ездил верхом, имея за плечом здоровенный двуручный рыцарский меч. Хотя бывали случаи, когда магический глаз проваливался в прошлое — но очень неглубоко, максимум на несколько месяцев, на год. Глубже заглянуть в историю не удавалось даже тогда, когда этого намеренно пытались добиться.

— Ты что имеешь в виду? — отвлек его от тоскливых размышлений голос Оленьки.

— М-м?..

— Ты сказал, у них будут неприятности. Откуда?

— Засада, — ткнул пальцем в экран Ярослав.

И действительно, среди зеленых кустов виднелись спины людей, явно не желающих, чтобы их обнаружили раньше времени. Скорее всего густой кустарник достаточно надежно закрывал их от взглядов всадников, но сверху их можно было пересчитать легко.

— Кто из них Страж? — поинтересовалась Ольга.

— Сложно определить. Поисковый глаз и с наличием хорошей техники проще всего навести именно на Стража, с его характерным биополем, а так, в отсутствие сенса и приличной поисковой системы... Так что один из этой компании непременно Страж. А вот кто — понятия не имею.

— Ставлю на рыцаря.

— Где ты видишь здесь рыцаря? — фыркнул Ярослав.

— Ну, вот этот, с мечом. Подумаешь, без доспехов. Он мне нравится. И потом, не может Страж быть разбойником с большой дороги.

— Ну вот еще... — Ярослав отчаянно пытался опустить глаз поближе к дороге. Плодом этих усилий являлось снижение магического наблюдателя на два или три метра. Мало, но все-таки лучше, чем ничего. — Солнышко, поверь моему опыту, в латентном состоянии Страж может быть кем угодно. Вором. Убийцей. Святым праведником. Проституткой. Палачом. Паладином. Ученым. Просто осознавший себя Страж уже не будет... как бы это сказать... вести себя сильно уж вразрез с принятыми в обществе этическими нормами. Не сможет просто. Другое дело, что в ином обществе, к примеру» нападение из кустов на одинокого путника с целью завладения его имуществом вполне может считаться занятием достойным всяческого подражания. Как это было, м-м...

— У Шекли[1], — подсказала Оленька, запоем читавшая любую фантастику, до которой могла дотянуться.

— Вот именно. Думаешь, если где-то квинтэссенцией воинской доблести является поедание еще дымящейся печени только что поверженного врага, Страж будет вегетарианцем? Весьма сомнительно.

— И все равно, мне нравится этот рыцарь. Я буду за него болеть, — не сдавалась Ольга. — Ну, еще поближе можно? Хоть чуть-чуть...

Тем временем события начали стремительно развиваться по вполне предсказуемому сценарию. Засада выползла на дорогу, перегородив всаднику путь и явно предлагая ему очевидный для многих и многих этапов развития общества выбор — ты нам коня, бабу и деньги, а мы тебе позволим унести подобру-поздорову нечто неизмеримо более ценное — твою шкуру. Звука поймать так и не удалось, а крутить сейчас настройку Ярослав опасался, как бы и вовсе не потерять изображение.

Ожидалось, что сейчас воин выхватит меч и, как полный идиот, бросится защищать честь и достоинство своей дамы — поразмыслив, Ярослав решил, что за всадником следует именно дама, миниатюрная, не слишком хорошо одетая — во что-то вроде рясы. Монашка? Или здесь для женщин мода такая?

Воин и в самом деле потянулся к мечу — почти сразу позади него на дорогу выползли еще четверо. С такого расстояния видно было плохо, но Ярослав был готов поклясться, что по крайней мере у одного из бандитов в руках арбалет. Видимо, предложение поделиться с ближним ценностями и спутницей прозвучало снова, уже в более настойчивой форме.

— О-ох!!! — раздался полувздох-полувскрик Оленьки, то ли испуганный, то ли восторженный. А на экране творилось нечто совершенно непредсказуемое — и источником этого был не рыцарь, а его спутница, та самая кроха в монашеской рясе. Прежде всего она оказалась не человеком, а метаморфом — почти в мгновение ока превратилась в какое-то крылатое чудовище, метнулась вперед, по пути что-то сделав с главарем разбойников, затем, на ходу трансформируясь во вполне человекообразное создание, подхватила с седла мечи и занялась теми, кто был позади. В то время как рыцарь еще даже не понял толком, что случилось. Затем и он рванул меч из ножен... но по большому счету схватка была уже выиграна. Ярослав видел, что девчонка больше забавлялась, чем стремилась быстро и эффективно покончить с оставшимися в живых бандитами.

— Может, это она Страж, — задумчиво пробормотал Ярослав. — В принципе и магией владеет, и с оружием знакома.

— Нет, — упрямо возразила Оля, — это он. А девчонка — обычный оборотень. Или метаморф, хотя я разницу так и не уловила.

— Оборотню превращения вообще неподконтрольны или подконтрольны плохо, — рассеянно пробормотал Ярослав, наблюдая за окончанием расправы. — Самое главное, что в одной своей ипостаси он почти полностью теряет память о другой, фактически живет как бы две жизни — каждая со своими воспоминаниями, со своими стремлениями... А метаморф трансформацией тела владеет вполне сознательно и использует ее в своих интересах.

Наконец последний из бандитов рухнул в пыль.

— Мечом девчонка владеет весьма, весьма... — заметил Ярослав с легким оттенком зависти. Сам он мастером фехтования так и не стал, хотя отдал тренировкам немало времени. — Знаешь, она и впрямь вполне может оказаться Стражем. Хотя, конечно, метаморф... это необычно.

— Почему необычно? Ты же говорил, что Стражем может стать кто угодно? — Солнышко на мгновение замолчала, затем с явной ноткой упрямства добавила: — И все равно Страж — этот молодой рыцарь.

— Просто метаморф очень редко имеет магические способности. А Страж должен владеть и воинским искусством, и магией.

— А эта парочка... ну, которые говорили с этой твоей... психоматрицей?

Ярослав помнил этих двоих. Да и сложно было бы забыть — дуалистическая сущность Стража встречалась крайне редко, хотя однажды, еще в юности, он слышал историю о мужчине и женщине, которые оказались двуединым Стражем. Или двумя Стражами, которым судьбою было предначертано стать парой, что, по сути, одно и то же. Но это было давно, много тысяч лет назад, в другом мире. К тому же оба этих Стража погибли, глупо и случайно, попав под удар чудовищной волны-цунами. И вот ему повезло увидеть еще одну такую же пару. Хотя в той компании наибольший интерес представляла именно психоматрица волшебницы, которую без особых на то оснований почитали как богиню этого отсталого мира. А парочка эта... все признаки Стражей были налицо, но вот ни умения, ни даже мало-мальски приличного опыта у них не имелось и в помине. Зато Ярослав с изумлением выслушал идеи Эрнис по отправке двоих людей в прошлое. В его родном мире считалось, что это невозможно... хотя, кто знает. Может быть, это на самом деле невозможно, и эксперимент с отправкой людей в прошлое закончился их гибелью. Проверить это так и не удалось, поисковая система сгорела прежде, чем удалось зафиксировать найденные координаты, а найти этот мир повторно Ярослав так и не смог.

Может быть, еще и потому, что живых Стражей в нем не осталось.

В скольких мирах научились распознавать потенциальных Стражей, научились тренировать их, дабы перевести их уникальные способности оказываться в нужное время в нужном месте из стихийного состояния в управляемое? В конце концов, по пока неподтвержденным данным, поисковый комплекс, способный обнаружить сформировавшегося Стража, пусть и пребывающего еще в латентном состоянии, изобретен и впервые построен именно в его мире. И классификация миров, наблюдение за Границами — все это было достижением его соплеменников.

Это плохо, когда в мире нет своего Стража, способного пресечь прорыв Границы или хотя бы ослабить негативные последствия катастрофы. Прорыв Границы — это всегда страшно. Иногда — не смертельно, иногда, как в случае с Хаосом, просто фатально. Хотя, как известно, бывало и хуже — Хаос по крайней мере выжил после катастрофы, приспособившись к новым законам существования... или, скорее, к отсутствию таковых.

— Ты можешь подвести глаз ближе? — отвлек его от печальных размышлений голос Ольги.

— Пытаюсь.

Проклятая система управления отчаянно сопротивлялась и не желала делать то, что от нее требовал хозяин. Власть техномага над вещами велика, и любую технику он мог заставить работать не то что на пределе, а далеко за гранью вложенных конструкторами возможностей. Но всему были свои границы — собранная из дешевых деталей конструкция не могла конкурировать с семикилограммовым искусственным алмазом, кристаллическая решетка которого была раз и навсегда изменена техномагами, получившими первую степень Магистра по субатомному программированию. Даже если бы в этом мире удалось найти подходящий камень — всех знаний Ярослава не хватило бы для его настройки. А потому его детище обладало надежностью самолета братьев Райт и управляемостью асфальтового катка. В любой момент настройка могла сбиться, и с таким трудом пойманный мир безнадежно утонет в сером мареве. А поймать его вторично...

Ярослав двигал верньеры, в который раз давая себе клятвенное обещание переделать систему управления. Он уже начал уставать, и Солнышко, почувствовав это, тут же промокнула платком пот, выступивший на его лбу. Отсутствие подходящей техники и прямых способностей к поиску приходилось подменять океаном вливаемой в прибор Силы, и Ярослав понимал, что удерживать сигнал долго не сможет.

Наконец, словно сжалившись над оператором, магический глаз скользнул вниз, буквально зависнув над девушкой, позволяя рассмотреть ее во всех деталях. Яр мог бы сказать, что такое внимание магического глаза к молодой фехтовальщице означает, что из этих двоих Страж именно она, но при этом пришлось бы слегка покривить душой. Причиной того, что упрямый глаз предпочитает показывать именно эту малышку, может быть что угодно. Например, что она более «яркая» в смысле излучения магической энергии — что для метаморфа неудивительно. Сила в таких созданиях всегда бьет даже не ключом — фонтаном, тем более сильным, чем разнообразнее возможности метаморфа.

— Ох... — прошептала Солнышко и отвернулась, не в силах вынести открывшегося зрелища. Да и сам Ярослав почувствовал, как в горле появился неприятный комок. Молодая фехтовальщица, стройная, изящная и милая, прижалась к шее лошади, словно бы даря ей поцелуй — только вот струйки крови, побежавшие по бархатной коже девушки, не давали ни на мгновение усомниться в сущности этого поцелуя.

Неизвестно, сколько продолжалось бы это не самое приятное зрелище, но тут перегруженные сверх всякой меры цепи поисковой машины не выдержали, и из корпуса телевизора потянулись к потолку тонкие струйки дыма, а затем и ударил фонтан искр. Изображение моментально погасло.

— Ты видел? — Голос Ольги слегка дрожал. — Яр, она же...

— Вампир? — Он усмехнулся. — А ты думала, их не существует?

— Знаешь, я уже давно отучилась хоть о чем-то думать, как о несуществующем, — она покачала головой, — но вампиры...

— Зато я теперь знаю, что за мир мы видели, — довольно объявил Ярослав, которому не так уж и часто удавалось точно идентифицировать получаемую от магического глаза картинку. Если даже он не наткнется на предмет своего поиска случайно, постепенно можно будет вычислить необходимые ему координаты, отталкиваясь от уже известных параметров. Мир, который они сейчас наблюдали, добавил еще одну точку к выстраиваемой им уже десятки лет координатной сетке — еще немного, еще полсотни таких привязок, и он сможет увидеть свою родину. Увидеть Рианн.

— Какой? — спросила Оленька. Ей это было не очень интересно, но она понимала, что Яр ждет этого вопроса.

— Это один из «неправильных» миров. Его координаты... впрочем, координаты тебе ничего не скажут, важно, что я их знаю.

— А что в нем неправильного?

— Помнишь, я рассказывал, что баланс мировых законов склоняется либо к использованию того, что принято называть магией, либо к развитию технологий. К примеру, Земля — мир условно технологический, но использование магии здесь в принципе возможно. Здесь почти так же, как на моей родине, разве что магическое искусство людьми почти полностью забыто, по моим прикидкам, наши миры разделились не так уж и давно, несколько тысяч лет назад — сущие пустяки. И с момента разделения развитие шло довольно схожими путями. Когда земляне выйдут в дальний космос, они могут найти планеты с разумной жизнью, которые в той или иной степени склонны к техномагии. Есть миры, где высокие технологии просто не могут существовать прежде всего потому, что они опираются на незыблемость законов, а этой-то незыблемости там и не наблюдается. Если, к примеру, в такой мир попадет... ну, скажем, обычный компьютер, он либо тут же сгорит, либо сойдет с ума и начнет выдавать полный бред... а может вдруг приобрести сознание и стать каким-нибудь местным оракулом. Пока батарей хватит. То есть все будет совершенно непредсказуемо.

— Яр... — Оленька положила ему руку на плечо, — Яр, прости, ты мне все это рассказывал.

— А, ну да... их мир идет по магическому пути. Магия — чистая, можно сказать, классическая, законы природы вполне податливы, а развития технологий хватает разве что на холодное оружие и простейшие ремесла. Только вот жители той Земли почему-то решили пойти другим путем. Что-то религиозное, насколько я помню. То есть сознательно отказались от применения магии... а технологию, ясное дело, развить не могут в принципе. В общем, полный дурдом. Но странно другое. Как говорит теория, если в магическом мире не используется магия, то напряженность магического поля растет, пока не происходит... ну, в общем, что-то вроде взрыва.

— Взрыв вроде атомного?

— Нет, хуже. От атомного оружия знаешь по крайней мере, чего ожидать. А тут... все что угодно могло произойти. Начиная от повальных мутаций всего живого и заканчивая превращением ядра планеты в огненного демона, который в попытке вырваться на свободу разнесет планету на куски.

— Шутишь? — Улыбка Ольги вышла немного жалкой.

— Ни в коей мере. Магический взрыв тем и страшен, что совершенно непредсказуем.

Ольга вдруг внимательно посмотрела Ярославу прямо в глаза и содрогнулась, увидев там старую, очень старую боль. А он не замечал ее взгляда — воспоминания нахлынули, подобно чудовищной волне, возвращая его назад во времени, в тот самый день...

Шквальный ветер трепал волосы, отчаянно пытался пробиться под плотную кожу куртки, но пока что это ему не удавалось. Один из стоявших на холме, высокий черноволосый мужчина в стандартном боевом комбинезоне, прикрывая ладонью слезящиеся глаза, напряженно вглядывался в даль. Равнина перед холмом была заполнена обугленными телами и остовами странных механизмов. Тела тоже были достаточно странными — многие из них имели мало общего с человеческими.

Многие, но не все.

Трупы и почерневшие от копоти машины еще дымились — и ветер яростно срывал эти струйки дыма, наполняясь запахом горелой плоти, и снова бросался на штурм холма. Казалось, что и сам воздух сейчас на стороне врага — старается вселить в души страх, а в разум — неуверенность в победе.

Глаза мужчины осматривали поле боя, но это было действием вторичным, куда важнее были иные его чувства, которые сейчас анализировали более тонкие материи, чем просто видимый спектр. За его спиной стояли двое. Молодая девушка, тонкая и изящная, чьи светлые волосы были покрыты серым пеплом, а милое личико с раскосыми глазами — полосами копоти, и мужчина лет пятидесяти, уже почти совсем седой, тяжело опиравшийся на массивную штуковину, которую даже неопытный взгляд сразу же отождествил бы с каким-то серьезным оружием.

— Ну? — выдохнула девушка, ее тонкие пальцы с длинными узкими ногтями замерли в странной фигуре, словно она готова была вцепиться кому-то в горло.

— Не мешай... — едва шевельнув губами, прошептал черноволосый.

Движения он не увидел, но ощутил внезапно вышедший из состояния покоя механизм... нет, эта штука не была механизмом в полном смысле этого слова, сочетая в себе и металл, и живую плоть. Мужчина тут же выбросил вперед руку, и над одной из черных конструкций, которой давно уже полагалось умереть, вспыхнула маленькая, с кулак, рукотворная звезда. Почти одновременно рядом полыхнул алым пламенем огненный шар — это девушка сомкнула пальцы, ее тонкие губы бросили несколько коротких слов, завершая заранее подготовленную словоформулу. Грохнуло, в небо ударил фонтан огня и обломков, одновременно по вершине холма мазнул невидимый кулак, сбивая с ног седовласого.

— Успела все-таки выстрелить, тварь, — пробормотал тот, с трудом поднимаясь на ноги.

— Тебя зацепило? — обернулась к нему девушка. В ее голосе не слышалось ни сочувствия, ни огорчения, одна сплошная усталость.

— В этот раз нет. — Он презрительно сплюнул на закопченные камни. — Броня выдержала, да и Яр успел вовремя... Альта, киса, если ты сейчас не займешься моей ногой, я буду продолжать бой сидя.

— Теперь вроде бы все чисто. — Черноволосый расслабился и обернулся к товарищам: — Альта, в самом деле, посмотри рану. Больше уцелевших демонов я не чувствую.

— Хотя это не означает, что их нет, — хмыкнула девушка, опускаясь на колени рядом с седым. Ее ладони слабо засветились, вокруг пальцев поплыл золотой туман, постепенно втягиваясь в рваную рану на голени, проглядывающую сквозь искореженный металл бронекостюма и обрывки прочной ткани одетого под доспехи комбинезона. Края раны тут же посветлели и начали сближаться, постепенно смыкаясь в кривой багровый шрам. Седой скрипел зубами, на скулах играли желваки — Альта, боевой лекарь их изрядно поредевшей команды, не тратила времени на всякого рода нежности вроде обезболивания, двигаясь путем весьма эффективным, но довольно неприятным.

Яр кивнул, соглашаясь, и снова принялся сканировать мертвое поле. Демоны — по крайней мере те, что были целиком биологического происхождения, не подавали никаких Признаков жизни, но механоидов уничтожить было не так просто. Получив физический или магический удар, способный причинить серьезные повреждения, боевой киборг мог быть убит на месте, а мог и впасть в ступор, и только спустя какое-то время, задействовав более или менее неповрежденные цепи, снова вернуться в активное состояние.

Шевельнулся еще один, казавшийся безнадежно разрушенным, механоид. Раньше это была довольно большая полусфера на высоких, по пояс Яру, колесах, с четырьмя руками-манипуляторами... сейчас колес с одного бока не было и в помине, от четырех манипуляторов остался лишь один, а броневой корпус зиял темными дырами, из которых сочилась темная кровь. Уцелевший манипулятор попытался направить на людей помятый орудийный ствол, но серебристая звезда Яра разнесла в клочья и орудие, и сам манипулятор, и пару квадратных метров корпуса. Убедившись, что киборг вновь утратил активность, на этот раз, похоже, навсегда, Яр отвернулся...

И в этот момент из-за изуродованного корпуса механоида выглянул демон, каким-то чудом уцелевший в этой бойне. Его левая рука отсутствовала, тело выглядело как одна сплошная рана... и в нем не было механических органов, работу которых мог бы уловить техномаг на холме. Яр смотрел в другую сторону, Альта была сосредоточена на ране, а седовласый Дэрис света белого не видел, отчаянно борясь с рвущей тело и разум болью. Вернее, он успел заметить движение, успел нажать на курок... но атака демона началась мгновением раньше.

На верхушке холма взметнулся огненный вихрь. Тугой кулак ударной волны швырнул Яра на землю, вспыхнули волосы. А рядом упала... он тупо смотрел на тонкую, изящную кисть с длинными узкими ногтями... от Дэриса вообще ничего не осталось, кроме нескольких оплавленных пластин брони, основная сила удара демона пришлась на него. Альту, что стояла рядом с раненым напарником, разорвало на куски, а Яра зацепило лишь краем взрыва... Демон тоже не уцелел, излучатель Дэриса сжег его на месте.

Яр с трудом поднялся. Левая часть лица зудела, ожог хоть и не сильный, но болезненный. Кожа комбинезона дымилась, местами прогорев чуть ли не насквозь. Он медленно, приволакивая ногу, поднялся на холм, долго смотрел на черную дымящуюся воронку... опустился на колени. Сейчас ему было безразлично, выстрелит ли кто-нибудь ему в спину — здесь, на этом проклятом поле, он потерял весь свой отряд, шестнадцать бойцов... ну почему, почему он уцелел сам? Чем он лучше? Альта была великолепным, несмотря на молодость, боевым магом Школы Огня, сочетая эти навыки с немалыми целительскими способностями. Дэрис, Берта Конер, Самат... воины шестого круга, лучшие... техномаги, стихийные волшебники. Уберс Шин был уже вполне сформировавшимся Стражем, мастером стихии Духа и лучшим фехтовальщиком из всех, кого Яр когда-либо встречал.

Все они здесь... Кто-то пал в самом начале, кто-то, как Альта и Дэрис — только что, считанные минуты назад.

На холме, в нескольких шагах от коленопреклоненного человека, замерцал воздух, постепенно сформировался висящий в нескольких ладонях от земли искрящийся серый диск. Из диска на обугленные камни шагнул человек. Невысокий, на полголовы ниже Яра, в черном комбинезоне с серебряными знаками регионального координатора. Аккуратно подстриженная седая борода, длинные, ниже плеч, пряди ухоженных серебристых волос. Яр знал Координатора Биранна уже лет двадцать, и за это время тот ничуть не постарел. Это понятно, он был магом, а продолжительность жизни мага ограничена лишь его способностями. И если волшебницы предпочитали выглядеть максимум на двадцать пять, а маги-мужчины — не более чем на сорок, то Биранн из каких-то своих соображений упорно держался за образ крепкого старца.

— Живой? — Он подождал, пока Яр поднимется с колен, затем крепко обнял его. — Рад, что ты уцелел, малыш.

Яр с удивлением понял, что в голосе старого друга звучит скорее горечь, чем искренняя радость.

— Что, так плохо? — тихо спросил он.

Координатор коротко кивнул.

— Плохо.

— Но ведь атака отбита, разве нет?

— Отбита, — скривился Биранн. — Здесь. Вам удалось закрыть все порталы до того, как они бросили в атаку основные силы. Ас авангардом справиться проще.

— Проще? — вспыхнул Яр. — Оглянись вокруг, Биранн. Они все полегли, все, до последнего человека...

— Я знаю, знаю, — вздохнул координатор. — И все же вы остановили атаку, а отряды шестой, седьмой и двенадцатый уничтожены полностью. Демонов подавили почти у самой границы сектора. И с очень большими потерями. Вероятно, туда демоны бросили основные силы, а здесь... прости, Яр, здесь — не более чем отвлекающий маневр.

— И что теперь? — тихо спросил Яр.

Сказанное координатором не укладывалось в голове. Получается, вся эта бойня, гибель всех его товарищей — все это зря?

На горизонте засверкали молнии, донеслись грохочущие раскаты. Биранн к чему-то прислушался, вероятно, принимая телепатический отчет кого-то из младших координаторов. Судя по его лицу, новости были из рук вон плохие.

— Демоны открыли еще три портала, — мрачно сообщил он Яру. — Атакуют в основном механоиды, пехоты совсем мало.

— Киборгов они не жалеют, — буркнул в ответ Яр, мрачно поглядывая на горизонт, туда, где в любой миг могли затрепетать полотнища открываемых врагом порталов.

— Да уж... ладно, Страж, докладывай обстановку.

Вроде бы и тон координатора не изменился, но Яр ощутил, что сейчас перед ним стоит уже не старый друг, а командир, отвечающий за безопасность сектора... и по большому счету всей зоны. Ибо прорыв в одном секторе приведет, вероятно, к полному отступлению и на остальных участках, а затем и к капсуляции зоны. И будет на планете еще один могильник размером в несколько сот квадратных километров. Еще одно свидетельство проигранного сражения с Измененными.

Война шла уже двенадцать лет. Можно было бы сказать, что с переменным успехом, но это было бы большим преувеличением. Фактически люди отступали.

Агрессоры происходили из «неправильного» мира, в котором переполнение магическими потоками вызвало Взрыв Силы и, как результат, возникновение чудовищных мутаций — и одновременно почти полное разрушение разума жителей обреченной планеты. Теперь их изуродованные, сочащиеся магией тела, зачастую неразрывно связанные со странными машинами, были наполнены злобой и ненавистью ко всему живому. Раз за разом Измененные создавали порталы, грубо взламывая Границы, разделявшие миры, и шли убивать.

Наблюдатели Рианна поначалу не придали особого значения гибели одного из «неправильных» миров, тем более что гибель эта давно уже была предсказана, а потому и никого не удивила. Вопрос о вмешательстве поднимался, но в то время имелось немало проблем и на своей планете, а потому Совет Рианна отклонил призывы добровольцев, жаждущих отправиться в обреченный мир наводить порядок. А потом разразилась катастрофа, и лет на четыреста о взорвавшемся пространстве забыли, решив, что планета или по крайней мере все живое на ней погибло. Увы, это было совсем не так.

А потом открылись первые порталы... С тех пор было почти три сотни прорывов разной степени сложности. В большинстве случаев боевые отряды магов Рианна путем более или менее приемлемых потерь уничтожали прорвавшихся демонов и киборгов, подавляли порталы... а потом с почестями хоронили павших товарищей. И большая часть саркофагов, опускавшихся в бездонную пропасть Последнего Приюта, были пусты — чудовищное оружие демонов, попадая в цель, часто ничего не оставляло для захоронения.

А иногда отбить атаку не удавалось, и когда число потерь превышало все мыслимые пределы, Совет скрепя сердце отдавал команду на капсуляцию зоны вторжения. Каждая зона капсуляции — купол диаметром около сотни километров — была совершенно неприступна ни снаружи, ни изнутри. Но это было поражением, потерей своей территории — причем совершенно безвозвратной. Создать пространственно-временную капсулу люди могли, но разрушить ее... нет, это было теоретически возможно, во всяком случае, в прошлом Архонты делали это неоднократно. Но над загадкой, как именно ломали Архонты барьеры капсулированных зон, лучшие умы Рианна бились уже не одно столетие. Архонты были уничтожены — страшно вспомнить, чего это стоило Рианну, — но свое знание унесли с собой. Вполне вероятно, что боевая магия Архонтов могла бы помочь справиться с новой бедой, но... но тогда никто уже не думал о сохранности древних знаний, потому что под вопросом оказалось само существование Рианна.

— Яр, — тихо напомнил о своем существовании Биранн. — Доклад... я жду.

— Простите, координатор... Граница расшатана очень сильно. Порталы грубые, пространство рвут в клочья. Я зафиксировал пять спонтанных прорывов, пока что незначительных, но это, видимо, только начало.

— Вектор?

— Обратный, — скривился Яр. — После коллапса на той стороне напряженность магических полей существенно ниже, чем у нас. Один большой прорыв... и мы останемся без магической поддержки.

— Да, похоже на это... — Биранн вздохнул, затем с явной неохотой начал: — Яр, Совет приказал отступать. Этот прорыв нам не сдержать...

— Очередная капсуляция? — горько спросил тот. — Значит, все жертвы были напрасны?

— Капсуляция, но не совсем. — Биранн отвел глаза, затем снова посмотрел на черноволосого техномага. — Совет решил применить биодез. Как только возникнет очередной разрыв.

Раньше такое решение не рассматривалось в принципе, хотя отражение атак Измененных всегда было связано с серьезными потерями. Биологический дезинтегратор, разработанный в незапамятные времена, не был применен даже во время войны с Архонтами... правда, в основном из тех соображений, что вместе с Архонтами биодез смел бы с лица планеты весь континент. В лучшем случае. Использование этого оружия было сочтено этически недопустимым — и если теперь Совет все же решился извлечь биодез из хранилища, значит, дела и в самом были плохи. Очень плохи.

— Накрыть зону капсулирующим полем, а затем активировать биодез, верно? — Яр покачал головой. — Учитывая разницу в напряженности магических потоков, основную силу взрыва затянет туда, к ним... Выжжет все на тысячи километров отточки разрыва. Если у Измененных есть готовые к вторжению свежие войска, от них не останется и пепла. Думаете, это надолго прекратит их атаки?

— Это, — координатор явственно выделил слово, — не прекратит. Поэтому решено применить первый биодез... тот самый, опытный экземпляр.

Яр ощутил, как холодная волна пробежала по спине.

— Да они что там, в Совете, с ума посходили? — рявкнул он, на мгновение забыв, что перед ним как раз и находится полноправный член Совета Рианна. — Эта дрянь угробит их планету полностью... и нашу заодно.

Это не было преувеличением, многие читали отчет экспертной комиссии, осматривавшей тот самый, первый биодез, изготовленный на основании весьма неточных расчетов, созданный в основном по наитию. Этот кошмар, мощность которого невозможно было определить даже приблизительно, хранился в самом защищенном месте планеты, в Бункере запретного знания, окруженный десятками колец безопасности технологического и магического характера. Один раз в пятьдесят лет снимались внешние контуры защиты, внутрь запускалась бригада специалистов, после чего внешняя защита вновь активировалась и снимался следующий слой обороны. От безопасной зоны до самого биодеза было всего сто пятьдесят шагов, и эти сто пятьдесят шагов эксперты шли почти трое суток. И столько же возвращались обратно.

— Послушай, Яр, — видно было, что Биранну мучительно трудно говорить. — Послушай и постарайся понять. Так надо... Пифии выдали футурпрогноз — если атаки не прекратятся... я не имею в виду сегодняшний штурм, я имею в виду, если в течение ближайшего года-двух будут еще хотя бы две-три подобные попытки, то... в общем, Граница не выдержит. Начнется масштабный прорыв. Не локальный... Яр, пойми, речь уже не о планетах, могут погибнуть оба мира, полностью.

— Вероятность прогноза?

— 0,97.

— Сколько? — Яр удивленно вскинул брови. — Это смешно, Биранн, пифии даже восход солнца предсказывают с вероятностью не выше 0,92.

— Расчет делал сам проктор Траннер, — сухо сообщил Биранн, не замечая, что он, член Совета и координатор сектора, отчитывается перед рядовым в общем-то техномагом, даже не командиром боевого отряда. — Он умер. Сжег мозг во время анализа. Но сказать успел.

Это было серьезно, очень серьезно. Проктор Траннер, лучший прогнозист планеты, еще ни разу не ошибся. Его талант был объявлен национальным достоянием и использовался только в самых крайних случаях. Если Совет пошел на то, чтобы привлечь к расчетам Траннера, да еще и со смертельным риском для его жизни...

Теперь понятно, почему так и не подошли подкреплении. Все они, вся элита техномагов, воинов и боевых волшебников Рианна сейчас там, на Границе, где будут установлены генераторы капсулирующего поля. Принципы работы генераторов Яр в общих чертах знал. Сначала несколько часов входа в рабочий режим — в это время генераторы чрезвычайно уязвимы, а поле — вполне преодолимо и магически, и физически. Потом — мгновенный скачок напряженности защиты, генераторы целиком трансформируются в энергию и мертвенно-белая полусфера отрежет часть мира навсегда, Бойцы из его отряда, и все остальные, что сегодня сложили головы, не более чем заслон. Заслон, который не позволит демонам приблизиться к генераторам до их готовности.

— Многих удастся спасти? — тихо спросил он.

— Многих, — вздохнул Биранн. — Человек двести с ранениями доставлены за пределы зоны капсуляции. Остальные уйдут порталами, в последний момент.

— И когда он наступит?

— Он уже наступил, Яр, — тихо сказал Биранн. — Сейчас отступают все уцелевшие отряды. Но дело... понимаешь, дело в том, что...

— В том, что биодез нужно активировать именно в момент появления разрыва в Границе? — Голос Яра был спокоен, он уже все понял. — А значит, вручную. Приборов, способных засечь разрыв, еще нет.

— Ты прав.

— Значит, кто-то из Стражей должен остаться. Я готов.

— Знаю, все вы, Стражи, готовы... всегда готовы. — Биранн упрямо отводил взгляд в сторону. — Прости, Яр, ты сейчас единственный. Если был другой выход, я бы... но трое тяжело ранены, еще двое — совсем дети. Остальные погибли. Понимаешь, я...

— Я все понимаю, Биранн. — Яр сжал локоть друга. — Ты прав, так надо. Порталы односторонние, взрыв биодеза может ударить в их мир только через разрывы Границы, и никак иначе. Я все сделаю...

— Яр, я постараюсь прикрыть тебя. Возможно, выдерну тебя порталом. Если получится... сам знаешь, защиты от взрыва биодеза нет. Ничего не обещаю, но... надеюсь. А если не получится... тогда прости меня. Твою кандидатуру Совету предложил я.

— Не за что прощать, Биранн. Где биодез?

— Уже здесь... Защитные контуры взломали, аппарат доставят, — Биранн на мгновение замялся, — через минуту. Я должен идти, Яр.

— Удачи, друг. — Ярослав улыбнулся. — Не беспокойся.

Он понимал душевные терзания координатора, но понимал также и то, что иного выхода в самом деле нет. Только опытный, тренированный Страж способен уловить изменения в Границе. Ни один прибор не в состоянии не то что проанализировать, но даже хотя бы обнаружить эти невидимые мембраны, разделяющие параллельные вселенные, живущие каждая по собственным законам. Существование Границ не подвергалось сомнению, но знание о них было в немалой степени эмпирическим, основанным на чувствах и представлениях Стражей.

Из все еще активного портала вывалились двое воинов, по самую шею закованные в тяжелую броню. Яр усмехнулся — напрасно парни потеют, против плазменных разрядов демонов эта броня почти бесполезна. Затем присмотрелся к знакам различия бойцов и усмехнулся снова, на этот раз понимающе. Парни только что из училища, для них выйти на настоящее поле боя, да еще в боевых доспехах — это ж повод для гордости. А если еще и пострелять придется...

Сам он подобных эмоций не испытывал — повоевать Яру довелось достаточно, хотя его опыт, безусловно, не шел ни в какое сравнение с послужным списком того же Дэриса.

Бойцы заняли оборону — строго по учебнику, оружие на изготовку, наплечные излучатели ищут цель синхронно с движением зрачков, на лицевые щитки шлемов наверняка подается масса информации об окружающем пространстве... Что бы там координатор ни говорил, но потери, видимо, очень велики. Иначе этих мальчишек в зону прорыва ни за что не пустили бы.

Еще два воина, уже без брони — умнее они, что ли, — кряхтя и надсаживаясь, протащили через портал массивный ящик биодеза. Тусклый корпус, двухмиллиметровая броня на основе серебра, наглухо блокирующая все виды неразрушающего магического воздействия, магические печати Совета, сами по себе являющиеся последним контуром защиты. Попытка несанкционированного вскрытия печати — и от наглеца не останется и горстки пепла. Воины аккуратно поставили ящик на камни, коротко откозыряли Яру — в глазах одного из них маг уловил явное сочувствие — и тут же нырнули в портал. Двое «бронированных» сопляков не шелохнулись, продолжая обшаривать пространство, в любой момент ожидая атаки.

— А вы что мешкаете? — рыкнул Яр. — Живо мотайте отсюда...

— Мы остаемся с вами, Страж, — коротко ответил воин, ни на мгновение не отводя взгляда от поля, усыпанного обгорелыми трупами демонов и людей. — Будем прикрывать.

— Что??? Повторите полученный приказ, живо!

— Обеспечить доставку груза, далее вернуться на базу, — четко отрапортовал второй боец. — Приказ считаем неверным.

— Знаете, что здесь сейчас будет?

— Да. Будет активирован биодез. Мы проследим, чтобы вам никто не помешал.

— Во-он отсюда! — заорал Яр. — Сопляки, героями себя возомнили?

Солдаты не шелохнулись. Яр прекрасно понимал, что эта помощь стоит немного. Там, где полегли воины шестого круга, профессионалы, отдавшие службе по десятку лет и более, этих мальчишек ждет только гарантированная смерть, Они скорее всего даже не успеют заметить, откуда появится враг.

Ладно, с ними можно будет разобраться позже.

Он присел рядом с ящиком, присмотрелся к печатям. Видимо, Совет был собран в спешке, три печати вскрыты аккуратно, четвертая просто взломана. Торопились — Яр понимающе хмыкнул — ладно если тот, кто срывал печать, остался жив. Он откинул крышку — аппарат не отличался особой сложностью дизайна. Массивный цилиндр из темного стекла, внутри — непрерывно движущаяся субстанция, в которой время от времени возникали и тут же исчезали неясные тени. И единственная круглая кнопка, которая должна была активировать биодез, выпустить наружу содержимое цилиндра. Что таится за темным стеклом, знали лишь два-три десятка человек на всем Рианне, тех, кто был причастен к изготовлению этого абсолютного оружия. Поговаривали, что это каким-то особым образом сконцентрированная магия смерти. Если магию вообще можно сконцентрировать...

Пальцы скользнули по массивной кнопке. Активировать ее мог только маг, простое нажатие было необходимым, но недостаточным компонентом.

По спине пробежала волна лютого холода, пальцы задрожали, во рту вдруг стало сухо. Яр резко обернулся, хотя и понимал, что обнаружить разрыв Границы простым взглядом он не сможет; Граница нематериальна — а то, что он сейчас ощущает, это проникновение в привычный ему мир иного пространства с иными, новыми законами. Разрыв.

Где-то в полукилометре от него полыхнуло жгучее пламя, с грохотом, больно резанувшим по ушам, развернулся портал, откуда тут же валом посыпались демоны, кажущиеся с такого расстояния муравьями, и киборги, похожие на жуков. Оба солдата тут же открыли огонь — зеленые молнии врезались в толпу разворачивающихся в боевые порядки демонов, полыхнуло пламя, во все стороны полетели обрывки тел. Демоны не торопились — они не могли оценить силу противостоящих им магов, а потому ждали, пока через порталы пройдет достаточное количество войск. Солдаты продолжали поливать врага огнем — но это было всего лишь ручное оружие, относительно слабое к тому же... Серьезного ущерба полчищам демонов оно принести не могло.

Спину снова обдало холодом, зубы свело болью, на глаза навернулись слезы.

Прямо в воздухе вдруг материализовалась голова Биранна.

— Яр, мы готовы. Генераторы капсулирующего поля будут включены через минуту, еще пять минут до выхода на пик мощности. Что у тебя?

— Два разрыва... и, судя по моим ощущениям, вот-вот произойдет третий.

— Яр, как только купол замкнется... не тяни.

— Да, Биранн. Я помню.

— Удачи... — Изображение Биранна растаяло в воздухе, но ощущение взгляда в спину не исчезло. Яр понимал, что старый друг будет наблюдать за ним до самого последнего момента и, возможно, в самом деле постарается прикрыть от взрыва биодеза. Правда, поскольку биодез еще ни разу за всю историю его существования не пускали в дело, возможность прикрыть человека от взрыва была чисто теоретической.

Марево портала, через который был доставлен биодез, начало колебаться — он закрывался. В то же мгновение невидимая сила подняла двоих солдат и швырнула прямо в колышущееся полотнище, не дав возможности ни возражать, ни сопротивляться этому стремительному полету. Последние выпущенные лучи ушли в небо, которое уже начало меняться, приобретая явственный серебристый оттенок — это капсулирующее поле набирало мощность. Портал, приняв в себя летящих солдат, с хлопком закрылся — и Яр вдруг ощутил, что остался один.

Несколько механоидов метнулись вперед — прощупать оборону, заведомо подставляясь под выстрел. По большому счету их не стоило считать особо разумными, да и сами демоны-пехотинцы жертвовали киборгами, не раздумывая. Яр сразу почувствовал их приближение и, не оборачиваясь, метнул разрушительную звезду. Взрыв разметал киборгов, превратив двоих в обломки, а остальных серьезно повредив. Вторая звезда добила оставшихся разведчиков...

Небо вдруг залил ослепительный блеск — генераторы поля выбросили всю накопленную энергию и сами превратились в чистый поток силы, наливая серебристый купол абсолютной, несокрушимой мощью.

— Яр, время, — послышался искаженный помехами голос координатора.

Пальцы мага вдавили кнопку, одновременно мощный магический удар взломал предохранитель. И в то же мгновение над головой Яра взвихрилось облако одностороннего портала. Биодез начал работу, сейчас Яр не мог бы воспользоваться даже самой простой магией — так велики были помехи. Портал можно было навести только со стороны — и Биранн это сделал. Правда, при такой напряженности помех портал может выбросить Яра куда угодно... но это не так уж важно.

И уже бросившись в марево портала, он понял, что Биранн мог создать этот аварийный выход для друга только одним способом — оставшись внутри купола. И еще понял, что спасти себя координатор уже не успеет...

Ярослав открыл глаза, поморщился — голова трещала невыносимо, неизбежная плата за перенапряжение.

По всей видимости, он просто потерял сознание, а позже беспамятство перешло в глубокий, медленно восстанавливающий силы сон. У Оленьки не хватило сил дотащить его безвольное тело до кровати, да она и не пыталась — просто подсунула ему под голову подушку да укрыла толстым, теплым пледом. Он не всегда терял сознание после работы с поисковой машиной, но сказалась усталость после метро, где ему пришлось выплеснуть немалую часть силы, что была получена во время встречи с Ингой. Он не жалел о растраченном запасе — хотя можно было ограничиться просто уничтожением взрывного устройства и не надрываться, сжигая террориста с расстояния чуть не два километра. Что сделано — то сделано. К тому же нельзя сказать, что в этот раз поиск прошел совсем уж неудачно, получена еще одна координатная точка... ну, пусть даже не вполне отчетливая. Насколько было известно сенс-операторам Рианна, существовало всего два мира, в которых водились вампиры. Всего два — потому что вампиры не являлись результатом эволюции, а были созданы искусственно, причем не без участия магии... по косвенным признакам — магии Хаоса.

Хаос всегда являлся поставщиком весьма интересных образчиков магии. На Рианне был в свое время создан целый исследовательский комплекс, ориентированный исключительно на изучение образцов, полученных из этого сумасшедшего, невероятного мира. Успехи были довольно средненькие — кое-что удалось расшифровать, кое-что — воспроизвести. Но — лишь малую толику. В подавляющем большинстве случаев одноразовые предметные формулы Хаоса создавались под конкретную цель и упрямо отказывались работать в любой ситуации, отличной от заранее заданной. В отличие от словоформул или безнадежно устаревших, но от этого не менее действенных ритуальных схем, которые можно было изучить, а затем сколько угодно применять.

Разумеется, Хаос торговал не только магией узконаправленного действия, в Лавке Снов можно было приобрести и вполне обычные, веками проверенные и испытанные заклинания, традиционно заключенные в фирменные одноразовые пластины. Их обычно удавалось расшифровать и перевести в форму, пригодную для многоразового употребления. Лавочник на подобные исследования внимания не обращал, прекрасно понимая, что, как только клиенту потребуется нечто эксклюзивное, он придет к нему, никуда не денется. И был прав...

В общем, вампиры были созданы явно не без участия магии Хаоса, но это заклинание воспроизвести так и не удалось. Зато миры, где эти вампиры водились, были должным образом каталогизированы, их внепространственные координаты были почти совпадающими — что, кроме прочего, говорило о том, что они разделились не более нескольких тысяч лет назад, и контрольную точку Ярослав получил.

Он с трудом поднялся, скрипнув зубами от боли, бросил равнодушный взгляд на выгоревшее нутро телевизора и ухватил стоящую на столе бутылку с минеральной водой — спасибо, Оленька позаботилась — и одним долгим глотком почти ее ополовинил. Немного полегчало...

Глава 2

2005 год, 8 октября, Москва

Анализ вероятных причин деления миров позволяет выделить три основные группы событий, которые могут привести к разделению пространств на самостоятельные ветви развития:

— искусственный, не природный катаклизм (независимо от того, вызван ли он применением магии или является чисто техногенным), повлекший за собой значительные жертвы;

— случайное или намеренное разрушение существующих Границ (в том числе и при создании межмировых порталов), опять-таки сопровождаемое значительными жертвами среди разумных обитателей пострадавших миров;

— флуктуация вероятности, вызвавшая рождение, смерть или оказавшая иное воздействие на некое разумное существо, которое можно условно назвать «ключевым».

Из этого в первую очередь следует вывод, что катастрофы и иные события природного характера, не вызванные антропогенным фактором, к раздвоению миров не ведут. На данный момент... вернее, на тот момент, когда я покинул Рианн, существовало 1264 обнаруженных и каталогизированных параллельных мира, из них приблизительно в 70% случаев была установлена причина раздвоения.

Следует отметить, что события второй группы являются достаточно редкими, однако, как правило, ведут не только к разветвлению мира, жители которого инициировали распад Границ (как известно, Границы являются относительно стабильным явлением и не подвержены разрушению под действием природных факторов), но данное разветвление с высокой степенью вероятности происходит и в соседних континуумах.

Было бы заблуждением считать, что причиной раздвоения всегда являются действия людей, хотя и следует отметить, что среди всех рас, так или иначе инициировавших возникновение очередной Границы, люди занимают почетное второе место. Или печальное второе место, это зависит от точки зрения. Может быть, это происходит оттого, что большая часть известных разумных рас — те же эльфы, сумевшие тем или иным способом расселиться по трем десяткам миров — к использованию магии относятся весьма осторожно, и скорее откажутся от возможных перспектив, чем воспользуются непроверенными и потенциально опасными формулами. Увы, к людям это не относится. У людей стремление к эксперименту, пусть даже рискованному, заложено, наверное, на генном уровне.

Весьма интересен случай флуктуации вероятности — это, пожалуй, редчайшая из причин деления миров. На данный момент наблюдателями Рианна установлен всего один случай подобного деления — кстати, именно в том мире, в котором я, волею судьбы, вынужден находиться сейчас. Деление произошло, по местному летоисчислению, в начале четырнадцатого века, когда шестилетний Юлий, сын небогатого рыбака из Венеции, заболел чумой и отец поклялся, что если сын выздоровеет, то посвятит жизнь служению Господу. В той реальности, к которой относится мир, где я сейчас пребываю, мальчик умер. Одновременно возникла вторая линия развития — ребенок выжил, длительное время жил в монастыре, позже сделал выдающуюся карьеру и на закате жизни был избран главой Римской католической церкви. Будучи человеком весьма просвещенным, всю свою жизнь он всячески содействовал развитию науки... Итогом явилось удивительно, быстрое расхождение линий развития разделившихся миров. Если здесь, в начале XXI века, люди еще только осваивают околоземное пространство и делают робкие попытки добраться до ближайших планет, то во втором мире уже к концу XVIII века была разработана теория космических полетов, а спустя всего лишь пятьдесят лещ состоялся первый полет за пределы Солнечной системы, К сожалению, я мало интересовался историей параллельных вселенных, но, насколько помню курс в Академии, Земля этого мира, чаще всего называемого Альфой, ушла дальше всех по пути технологического развития. Не удивлюсь, если сейчас Земля-Альфа уже стала центром могучей звездной Федерации. Или Империи.

Но на первом месте по числу инициированных делений миров находятся, безусловно, атланты. Когда их родной мир оказался на краю гибели — гибели скорой и абсолютно неизбежной, они устремились в иные пространства, спасая свою жизнь. И, как того и следовало ожидать, принесли в эти миры свои знания, свои выдающиеся достижения в области техномагии и, конечно, те проблемы, от которых, собственно, и бежали. Безусловно, на данный момент из всех реальностей Земли далее всего по пути техномагии продвинулся Рианн, но если бы Атлантида не погибла... кто знает, возможно, мир Хаоса был бы далеко не единственным пространством без законов.

Дневник Яра Бирма,

Стража Четвертого круга

— Генка, хочешь выговор получить?

— А есть за что? — фыркнул сержант, доставая из здоровенного, почти двухметровой высоты холодильника пару бутылок сразу же запотевшего пива. Без особого усилия сковырнув пробку пальцем, он протянул сосуд с живительной влагой Сергею.

— Не подлизывайся, — буркнул тот, но с видимым удовольствием припал к горлышку.

— Папа, у тебя такой живот от пива? — промурлыкал Геннадий. — Запомни, сынок, живот не от пива, живот для пива.

— Ха, — мрачно буркнул Бурун.

— А что, разве не смешно?

— Не смешно, — отрезал Сергей. — И еще не смешно то, что о взрыве на станции метро ты мне не сказал ни слова.

— А что тут говорить, — пожал плечами сержант, цепляя старой, изрядно погнутой вилкой последнюю шпротину. — У мужика мобила взорвалась. Говорят, китайские аккумуляторы и не такое устроить могут.

Сергей сокрушенно покачал головой.

— Гена, тут что-то нечисто. Итак... наш объект входит в вагон поезда, так? Первый раз за все время наблюдения проявляя нервозность, устраивает бег по платформе. Запрыгивает в вагон в последний момент. А дальше? А дальше постоял, потом сел — и мирно доехал до своей станции. К чему было это мельтешение? В это самое время — Гена, заметь, именно в это время у человека на станции, с которой уехал объект, взрывается мобила. С летальным исходом.

— А за окном шел дождь и рота красноармейцев, — фыркнул сержант. — Лично я не вижу связи.

— Я ее тоже не вижу. Я ее чувствую, — серьезно сказал Бурун. — Значит, так, проверишь покойного, переговори с транспортниками. Ты в предчувствия веришь?

— Я во все верю, — без тени улыбки заявил Геннадий. — Даже в победу наших на чемпионате мира. Хотя это чистая фантастика.

— А то, чем мы занимаемся, это, по-твоему, что?

— Слушай, Серега, давай хотя бы в выходной не будем говорить о Вермениче, а? Неужели нельзя просто выпить хорошего пива, посмотреть футбол. О, слушай, у меня есть одна знакомая девчонка, у нее наверняка найдется какая-нибудь подружка. Как насчет взять пару бутылочек чего поприличнее и завалиться к девочкам в гости?

Сергей задумался. Вообще говоря, предложение было Дельным.

В настоящий момент они с Генкой сидели на квартире у Сергея. У сержанта дома уже месяца два шел вялотекущий ремонт, все до отвращения пропахло краской, а потому, отдав должное приведению жилья в благопристойный вид, ночевать он уходил к друзьям. В последнюю неделю принимающей стороной был избран капитан Бурун, поскольку жил один в своей пусть и маленькой, но вполне отдельной квартире, и, по мнению Геннадия, вполне мог потесниться. Сам Сергей не возражал — напарник его нисколько не стеснял. Вернее, стеснял, разумеется, но не настолько, чтобы делать из этого проблему.

Квартира была самой что ни на есть холостяцкой. В меру захламленной, в меру запущенной. Как и любой опер, большую часть жизни Бурун проводил на работе, рассматривая свой дом исключительно как место ночлега. Генка — ладно, он живет с матерью, а женщине все же необходим в доме уют, что и вызвало нежданный ремонт. Правда, сама мама, пожелавшая лишь немного «освежить» жилье, устрашившись последствий, перебралась к какой-то давнишней подруге, пообещав вернуться не ранее, чем когда все будет закончено. Сергей не без оснований подозревал, что ждать этого эпохального события Юшковым придется долго. Ну а в этих стенах ремонтом и не пахло — обои были еще от прежних хозяев, и по выцветшим участкам можно было с уверенностью сказать, где и какая мебель раньше стояла. Самому Сергею заняться мебелью было все как-то недосуг. Кровать, брошенная прежними владельцами по причине морального и физического износа, после некоторой реставрации еще вполне могла послужить, стол и стулья тоже нашлись... правда, холодильник пришлось покупать. Пиво должно быть холодным.

Субботний день — редкий в жизни ментов самый настоящий выходной, не омраченный ни очередной масштабной операцией, ни разгребанием собственных завалов на рабочем столе — выдался довольно мерзким. И даже мысль о том, что завтра воскресенье, и — по невероятному стечению обстоятельств — тоже выходной, совсем не улучшала настроения. Мелкий дождь, холодный и неприятный, вызывал отвращение при одной мысли о том, что надо выйти из теплого и сухого дома под мрачное, сырое низкое небо. С другой стороны, делать было абсолютно нечего, а Сергей знал по себе — еще пара часов такого времяпрепровождения, и он махнет рукой на то, что сегодня суббота, и все-таки отправится на работу, снова и снова копаться в распухшем деле гражданина Верменича. Хотя и без всякой уверенности, что от этого будет хоть какой-нибудь толк.

А может, и в самом деле, ну его к бесу, этого Ярослава? Вчера опять состоялся неприятный разговор с начальством — Панарин прямо заявил, что если уж капитан Бурун занимается какой-то ерундой, то пусть делает это в свободное от основной работы время. И без привлечения других служб. Он, Панарин, уважает личную просьбу бывшего начальника МУРа, но пора и честь знать. Тем более что у упомянутого МУРа уже другой начальник, и этот начальник требует работы, результатов, раскрываемости. И капитану Буруну крайне желательно свой вклад в общее дело все-таки внести. Вообще говоря, Панарин еще много чего говорил... в основном нелицеприятного.

И Сергей не мог не признать, что полковник Панарин во многом прав. Дело Верменича тянулось и тянулось, обрастая фактами, которые Бурун не рисковал никому предъявить, и гипотезами, которые казались бредовыми даже ему самому. Махнуть рукой? Хоть один вечер провести, как положено нормальному человеку — в хорошей компании, а не среди стопок отчетов.

— А, ладно. — Он и в самом деле махнул рукой, с чувством, словно разом отбрасывая все крамольные мысли о работе в выходной. — Давай звони своей подруге.

Утро выдалось хмурым дважды — не только из-за все еще затягивавших небо мокрых туч, но и еще из-за того, что глаза упорно отказывались открываться, во рту не проходило ощущение нашествия больных диареей кошек, а голова гудела так, что казалось — стоит оторвать ее от подушки, и она тут же Развалится на много-много мелких частичек.

Некоторое время подождав, не исчезнет ли боль сама по себе — а она, похоже, никуда исчезать не собиралась, — Сергей попытался вспомнить вчерашний день. Вроде бы сначала они взяли пива и пару бутылок вина, кое-какую закуску и поехали в гости к Генкиной подруге. Потом, кажется, Генка бегал в магазин. Потом бегал Сергей. Потом опять Генка. Потом в просторной квартире Татьяны появились еще какие-то люди, и бегали уже они. Смутно вспоминалась оглушающе громкая музыка, чьи-то длинные ноги... почему-то на столе.

С явным трудом приоткрыв глаз, Сергей постарался выяснить самый важный вопрос — где он в данный момент находится. Ответ был получен — очень точный и совершенно бесполезный. В постели. Вопрос только, в чьей... явно не в своей, поскольку в поле зрения имелось чужое обнаженное плечо. Красивое плечо...

Сергей аккуратно встал — девушка отвернулась, не проснувшись. Мягкие золотистые волосы разметались по подушке. Сергею удалось припомнить, что Таня, хозяйка квартиры, была коротко стриженной шатенкой, у Иры, ее подруги, хайр был странного розово-зеленого цвета. А как зовут эту?

— Все, больше не пью, — прошептал он. — Ни-ког-да!

Стараясь не шуметь, он двинулся на поиски ванной. Почему-то все двери вели то в кладовку, то в кухню... третья попытка оказалась удачной. Сергей сунул голову под струю ледяной воды, и жизнь сразу стала казаться не столь отвратной. Теперь можно было почувствовать, что проблемы не ограничиваются раскалывающейся головой — костяшки на правой руке были сбиты в кровь.

— М-да... — протянул он, с отвращением разглядывая в зеркале свою физиономию. — Свинья ты, капитан. Тебе хоть чуть-чуть стыдно?

Отражению было стыдно.

Сквозь шум льющейся воды пробился посторонний звук — резкий, неприятный. Где-то пронзительно пищал мобильник, судя по специально подобранному раздражающему сигналу — его собственный. Сергей без особого успеха попытался вспомнить, куда засунул телефон, затем пошел на звук. Вредный аппарат словно только этого и ждал — тут же замолчал.

Открылась одна из многочисленных дверей, и на свет нового дня, отчаянно зевая и почесываясь, выполз Геннадий. Похоже, у него ночь тоже выдалась бурной — на скуле виднелась вполне отчетливая ссадина. Бурун мысленно примерил свой кулак к Генкиной скуле — получалось похоже, и на душе стало особенно тоскливо. Это ж как надо было напиться, чтобы дать в морду приятелю, да еще и, стыдно сказать, подчиненному. Внушение подчиненным нужно делать словом, в крайнем случае — рублем. Но уж никак не кулаками.

Сержант проследил взгляд Сергея, потер скулу, усмехнулся.

— Ну, капитан, ты даешь...

— В смысле? — осторожно спросил Сергей, отчаянно пытаясь восстановить в памяти хоть что-нибудь существенное из предыдущего вечера.

Генка не ответил и, пошатываясь, двинулся в сторону кухни, безошибочно определив нужное направление — в этой старой, очень-очень многокомнатной квартире можно было легко заблудиться. Хотя чему удивляться — сержант явно здесь не в первый раз. Из кухни донесся писк умного холодильника, возмущенного открытой дверцей, бульканье, затем удовлетворенный рык сержанта.

Пожав плечами, Бурун мысленно махнул рукой на телефон — мол, если надо, позвонят еще раз, не надорвутся — и тоже отправился на поиски чего-нибудь холодного. Теоретически пиво в холодильнике должно было еще оставаться, брали много, с дальним прицелом. Сержант уже выставил на стол сразу запотевшие банки, тут же вскрыл их и одну протянул командиру. После первого же глотка жизнь из черно-серой стала радужной, и настроение заметно повысилось.

Ненадолго. Геннадий, смакуя каждое слово, с удовольствием рассказывал о вчерашних событиях. В целом могло быть и хуже. Хорошо хоть ссадина на его щеке была не следствием воспитательного процесса, а скорее наоборот — героический сержант пытался утихомирить разбушевавшегося шефа, решившего отстоять честь и достоинство своей подруги, в адрес которой кто-то из гостей отпустил не слишком уместную шутку. В результате остряк въехал головой в сервировочный столик, на котором — и этого общество Сергею прощать не собиралось — имелось еще целых полторы бутылки водки. Водка столкновения не пережила.

— А Ленка, как я понимаю, в долгу не осталась?

— Ленка?..

Видимо, так звали ту блондинку, что сейчас мирно посапывала на смятой постели. Хоть убей, но имя у Сергея не ассоциировалось ни с чем. И ни с кем. И вообще, откуда взялась Ленка?

Прервав беседу на полуслове, снова заорал мобильник — теперь звук стал ближе, что давало некоторую надежду успеть. И действительно, когда рука Буруна нашарила телефон в кармане висевшей на спинке стула куртки, тот все еще надрывался. Номер на экране никакой полезной информации в себе не содержал.

— Да? — буркнул капитан.

— Бурун? Какого хрена, где тебя носит?

Голос был знакомым. Сергей сосредоточился, мысли с явным трудом продирались через уже отступающую, но еще до конца не сдавшую позиций головную боль. С этим человеком капитану приходилось сталкиваться достаточно часто... Полковник Житнов, один из лучших в Москве специалистов по организации наружного наблюдения, как раз недавно в очередной раз заявил капитану, что его, Буруна, задания на раскрываемости никак не сказываются, а сил и средств отвлекают много, и ему, Буруну, пора бы и честь знать. Мелькнула ленивая мысль, что не стоило бы Житнову орать на старшего опера уголовного розыска, пусть на своих подчиненных орет... но, поразмыслив, Сергей решил не связываться. Во-первых, потому что Житнов — целый полковник, а с начальством, в том числе и с чужим, ссориться неразумно, и, во-вторых, потому что с того станется и в самом деле снять наружку с Верменича.

— Что случилось, Петр Михайлович?

— Ты на машине?

Сергей посмотрел на Геннадия, вздохнул и покачал головой, словно собеседник мог увидеть и оценить этот знак. Затем пробормотал в трубку:

— Нет, — подумав, добавил, дабы пресечь следующий вопрос в корке: — И денег на тачку нет тоже.

— Диктуй адрес, — с явным неудовольствием потребовал Житнов. — И чтобы через двадцать... черт, через десять минут был в порядке. Понял?

— Понял, — обреченно вздохнул Сергей. — Все я понял...

В кабинете собралось изрядное количество народу. Вечно усталый и оттого выглядящий недовольным Панарин пил кофе из кружки размером с литровую банку — все в управлении знали, что Игнат меньших емкостей не признает. Житнов рассеянно листал бумаги, иногда обмениваясь короткими репликами с двумя мужчинами в штатском, в углу на стуле пристроился сухонький седой старичок — Лев Борисович Шейнгольц из экспертно-криминалистического управления, добрейшей души и дырявейшей памяти человек. Рядом с ним, время от времени украдкой зевая, пристроился молодой — на вид и двадцати не дашь — лейтенант. Парней в штатском Бурун знал — это были ребята из ГУБОПа, а лейтенант был лицом новым. Присутствовал и еще один тип, с надменным и неприятным лицом. Его Сергей раньше не встречал.

Бросив в сторону Буруна недовольный взгляд, Панарин коротко кивнул, махнул рукой в сторону ряда стульев и отставил опустевшую кружку.

— Что ж, все в сборе, начнем. Федор э-э... Игнатьевич, прошу.

— Да... — Лейтенант вскочил, затем снова сел. На щеках проступила краска, парень явно волновался. — Значит, так. Седьмого октября в дежурную часть нашего 37-го отделения милиции обратился гражданин... — он открыл папку и бросил короткий взгляд на бумаги, — гражданин Самохвалов Семен Борисович, без определенного места жительства, без определенного рода занятий. Гражданин Самохвалов заявил, что хочет сдать органам некое взрывное устройство, находящееся в спортивной сумке...

Сергей слушал лениво, все еще не понимая, зачем его сюда пригласили. Хотят взвалить на его больную голову еще один стопроцентный висяк? Так это вполне можно было бы сделать и в понедельник. Лейтенант говорил долго, многословно, время от времени реплики вставляли парни из ГУБОПа, без которых, разумеется, дело обойтись не могло — взрывники, особенно в свете последних нерадостных событий в Москве, моментально попадали под подозрение в причастности к чеченской мафии, а следовательно, и под особый присмотр Управления по борьбе с организованной преступностью.

Постепенно стала вырисовываться общая картина.

Гражданин Самохвалов неоднократно использовал метро в качестве места отдыха — в вагоне можно было поспать с относительным комфортом. Особенно когда на улице шел снег или дождь, а здесь, внизу, было тепло и сухо. И в этот раз, не будучи отягощенным каким-либо занятием, Самохвалов спустился под землю на станции «Курская», и, удачно заняв место в уголке, настроился хорошенько подремать — не менее пары-тройки часиков.

Несколько раз его будили другие пассажиры — кто-то от непонятливости, искренне веря, что мужчина проспит свою остановку. Другие просто наступали ему на ноги из-за толкотни. Во время одного из таких краткосрочных периодов бодрствования гражданин Самохвалов обратил внимание, что у ног его стоит небольшая потрепанная сумка. Значения этому он не придал, решив, что кто-то из пассажиров просто поставил багаж на пол.

Однако, когда его разбудили в следующий раз, сумка все еще стояла у его ног. Самохвалов заинтересовался. В беседе с сотрудниками милиции он проявил похвальную откровенность, честно заявив, что сумку рассматривал как дар судьбы, призванный улучшить его бедственное материальное положение. Вором себя Семен Борисович не считал, а потому еще целый круг боролся со сном и честно ждал, найдется ли у сумки хозяин. Хозяин не нашелся, а потому Самохвалов принял решение вознаградить себя указанной сумкой за выдержку и покинул гостеприимное метро.

К его искреннему огорчению, ничего особо ценного в сумке не оказалось. Немного потертая, но вполне еще приличная кожаная куртка была Семену Борисовичу безнадежно мала, но вполне могла быть обменяна на некоторое количество спиртного. Зато увесистый пакет, лежавший на самом дне сумки, вызвал у Самохвалова панику. Не то чтобы он обладал специфическим жизненным опытом, позволяющим узнать толовые шашки по внешнему виду, но ошибиться тут было сложно. В последнее время взрывы в Москве происходили с завидной регулярностью, а потому и пресса, и радио, и телевидение во все голоса призывали граждан к предельной осторожности. Самохвалов был человеком достаточно образованным, бомжевал, как уверял, по убеждению, а не по трагическому стечению обстоятельств, газеты читал регулярно, а потому был в курсе событий.

Первым и наиболее естественным желанием его было выбросить проклятый пакет куда-нибудь подальше. Но по некотором размышлении совесть и чувство гражданского долга — во всяком случае, так он уверял — возобладали, и, подкрепившись изрядной дозой выменянного на куртку сорокаградусного продукта, он отправился в милицию.

— Теперь прошу вас, Лев Борисович. — Панарин кивнул эксперту.

Тот поправил очки в тонкой металлической оправе, медленно оглядел присутствующих, почесал подбородок...

— М-да... так вот, мы имеем взрывное устройство, тринитротолуоловые шашки общим весом пять килограммов двести граммов. Дистанционный взрыватель рассчитан на сработку по радиосигналу... вернее, по сигналу, исходящему от мобильного телефона. Тротил наш, отечественный, завод... ну, это есть в отчете. А вот детонатор — это куда интереснее. Американского производства, новейший — в наших каталогах его еще нет. Пришлось э-э... соседей запрашивать, — короткий кивок в сторону человека с неприятным лицом.

«Фээсбэшник, — догадался Сергей. — Их еще тут не хватало...»

Старческий, дребезжащий голос скрипел и скрипел. Шейнгольц нудно, с немыслимым количеством деталей, рассказывал об особенностях применения данного взрывного устройства, а также о том, почему оно не сработало. По его словам, часть контактов в приемнике расплавилась — причину установить не удалось, по однозначному заключению эксперта, мощности встроенного аккумулятора было недостаточно для разрушения схемы детонатора. Имел место еще один странный факт — взрывное устройство практически сработало, и сгоревшие контакты не должны были помешать детонации. Тем не менее взрыв не состоялся.

— Так. — Панарин явно намеревался высверлить в голове у Сергея дырку своим тяжелым взглядом. — Теперь самое интересное. И ты, капитан, прекрати зевать.

— У этого Самохвалова неплохая зрительная память. — Житнов толкнул через стол прямо в руки Сергею листок с фотороботом. — Он сумел дать достаточно четкое описание человека, который стоял возле сумки. Узнаете, Сергей Павлович?

Даже человек, не имеющий опыта работы с фотороботом, без труда узнал бы в изображении портрет Верменича. Бурун коротко кивнул, ничего другого ему не оставалось. Судя по всему, самый неприятный разговор еще впереди.

— Опознали его сразу же. Подняли сводки... — Житнов покосился в сторону полковника Панарина. О том, что работа по Верменичу шла фактически без ведома непосредственного начальника капитана Буруна, он был уже осведомлен. — В принципе мои ребята говорят, что когда Верменич входил в вагон, сумки с ним не было. И все же его поведение вызывает некоторые подозрения. По словам Самохвалова, наш объект тоже проявлял внимание к сумке... и выглядел обеспокоенно. К тому же эта беготня по перрону... Верменич, хотя и крайне непрофессионально, пытался сбросить хвост. Часть информации мы, по согласованию с уважаемым Игнатом Семеновичем, — легкий поклон в адрес Панарина, — передали коллегам.

— Мы отправили машину по адресу, который нам сообщили топтуны. — Фээсбэшник перехватил нить разговора. Голос у него был таким же кислым, как и выражение лица. — Верменич был дома, против допроса не возражал. Его доставили к нам, побеседовали... ну, могу лишь сказать, что после беседы мы его отпустили.

— Подписку о невыезде взяли? — буркнул Панарин.

— Не было необходимости, — все еще остававшийся безымянным фээсбэшник говорил уверенно, но какие-то нотки в его голосе выдавали его волнение, причин для которого Бурун не видел. — Допрос Верменича не выявил расхождений со сводками наблюдения, за ним ничего криминального не числится. Мы считаем, что это пустышка. К сумке он отношения не имеет.

— А зачем бегал по платформе?

— Увидел, как ему показалось, знакомого. Обознался.

— Очень убедительно, — хмыкнул Житнов. — Я такие отмазки слышал раз триста.

— Мы тоже не первый день работаем, — тут же набычился фээсбэшник. — Нет ни малейших оснований подозревать Верменича в причастности к этой бомбе. Если, конечно, вы, Петр Михайлович, сообщили нам все относящиеся к делу сведения.

Пока шла перепалка между офицерами, постепенно повышающими тон, полковник читал отчет бригады скрытого наблюдения. Внезапно он нахмурился, еще раз перечитал очередной абзац, затем полез в одну из своих папок.

— Интересное дело у нас получается. Как я понимаю, Верменич сел в поезд на «Комсомольской», так?

— Так точно.

— И ваши ребята последовали за ним?

— Разумеется.

— Судя по сводке, это произошло в 17.15. Ошибки быть не может?

— Не может, — отрезал Житнов.

— Ровно в 17.18 на станции метро «Комсомольская» произошел несчастный случай. У некоего гражданина Иванова А. П. в руках взорвался мобильный телефон. В момент взрыва трубка была возле лица, множественные ранения, летальный исход. Заключения экспертов еще нет, по предварительному — лопнул некачественный аккумулятор. Говорят, такое возможно, хотя и крайне маловероятно. Трубка обычная, «Сименс», следов взрывчатки не обнаружено.

— Мобильник у него взорвался, говорите, — нахмурился Житнов. — Заба-авно. Совпадение?

— Не знаю. Значит, так... ФСБ это дело забирает?

— Да, — мрачно ответил фээсбэшник, — дело останется у нас.

— В таком случае могу порекомендовать, — Панарин ядовито усмехнулся, — поработать по упомянутому покойному гражданину Иванову.

— Поработаем, — сухо прозвучало в ответ. — Благодарю за совет.

— Я вас больше не задерживаю. Все документы по данному делу вам будут переданы в установленном порядке.

— Благодарю.

Фээсбэшник вышел, аккуратно притворив за собой дверь, хотя ясно было, что ему хочется как следует ею хлопнуть. С его уходом атмосфера несколько разрядилась.

— Ладно, — вздохнул Панарин, — раз соседи дело забирают, пусть с ним и мучаются. Думаю, на этом можно и закончить. А вас, Сергей Павлович, я попрошу задержаться...

Когда Житнов, старичок-эксперт и так все совещание и промолчавшие губоповцы покинули кабинет полковника, тот вновь принялся сверлить Сергея взглядом. Пауза становилась уже совсем невыносимой, когда наконец Панарин заговорил:

— Сергей Павлович, я требую объяснений. Я помню, что генерал Шагин, просил меня... по старой дружбе, не вмешиваться в это дело, но, как мне кажется, это уже переходит всяческие границы. Я хочу знать, чем именно вы занимаетесь уже больше года, помимо того, что успешно не раскрыли ни одного дела из тех, что были вам поручены.

— Ну почему уж ни одного, — буркнул капитан.

— Речь не об этом, — отрезал полковник. — Итак, завтра с утра я уезжаю в командировку. На две недели. На этот период все оперативные мероприятия в отношении Верменича прекратить. К моему возвращению представишь все материалы дела. Если хочешь, можешь сообщить об этом Шагину. Вопросы?

Бурун вздохнул и обреченно кивнул.

С легким щелчком чайник отключился. Ольга достала чашки, насыпала растворимый кофе — Ярослав пил только его, чай не любил, да и к настоящему, по всем правилам заваренному кофе (в тяжелой толстостенной джезве, на песочке) был почти равнодушен. Употреблял его лишь изредка, но знатоком себя мог назвать с полным на то основанием. Не ценителем — именно знатоком. В глубоком блюде пышной, аппетитной горкой лежали сдобные булочки. Оленька любила и умела готовить — тем более что делалось это ею с самыми искренними чувствами. Это ведь так приятно — смотреть, с каким удовольствием мужчина ест приготовленное твоими руками...

Но сегодня Яр был рассеян, и булочки поглощал одну за другой, почти не замечая их вкуса. Он, ни в малейшей степени не кривя душой, рассыпался в похвалах ее таланту, но сейчас это были больше дежурные слова. Оленька не обижалась — она понимала, что в их жизни снова наступили трудные времена, и сейчас уже не до простых земных удовольствий.

Вчерашний вызов в Управление федеральной службы безопасности был уже не первым звоночком, настоятельно призывающим к перемене места обитания. Ярослав понимал, что встречи с правоохранительными органами ему не избежать — это всегда случалось рано или поздно, будь то в неспокойном 1905-м, в грозном 1944-м или в застойных семидесятых. Понимал он и то, что чем дальше, тем с меньшей периодичностью будут происходить подобные встречи. Спецслужбы, в своем стремлении получить максимально полный контроль над населением, собирали досье на всех и каждого, и теперь, в эпоху мощных компьютеров, его должны были вычислять все с большей и большей легкостью.

Правда, в этот раз вызов вроде бы и не был связан с его личностью — просто не повезло. Видимо, оперативникам все же удалось связать его и ту сумку с взрывчаткой. О ней на допросе — а дружеской беседой это никак нельзя было назвать, хотя никаких обвинений Яру не предъявляли — упомянули лишь вскользь, но не требовалось особой проницательности, чтобы понять, какой именно вопрос более всего интересует оперативника.

Для себя Ярослав сразу решил не скрывать ничего — по крайней мере ничего, касающегося внешней стороны его жизни. И был неприятно удивлен, отметив, что его рассказ о событиях того дня не вызвал у фээсбэшника особого интереса. Тот слушал вполуха, как будто ничего нового Ярослав ему не сообщил. Это означало как минимум, что в тот день его пасли с самого утра, и на столе перед следователем лежало подробное описание всех телодвижений гражданина Верменича... включая, видимо, и встречу с Ингой.

Если бы дело касалось только его одного, Яр, возможно, и не стал бы предпринимать радикальных мер, Вмешательство в психику, даже если бы он мог это сделать должным образом, вряд ли дало бы нужный эффект — наверняка дело уже обросло какими-то документами, которые так просто не изымешь, не уничтожишь. Да и не один этот следователь, вероятно, в курсе событий. Зато можно было пойти другим, пусть и не слишком надежным, зато уже не раз испробованным путем.

Ярослав сосредоточился. Оперативник — или следователь, кто их там разберет, он в начале беседы представился, но должность его Яр пропустил мимо ушей — в этот момент стоял у окна, сцепив руки за спиной, и преувеличенно внимательно смотрел на улицу. Манера у них такая, что ли? Или фильмов насмотрелись и теперь ведут себя соответственно... Так или иначе, но окаменевшего на несколько мгновений лице Ярослава он не заметил.

Воздействие было достаточно слабым — на большее не было ни сил, ни умения. Следователь лишь чуть-чуть расслабился, у него зародилось ощущение, что сидящий на неудобном, жестком и скрипучем стуле человек не имеет ни малейшего отношения к делу, ради которого его сюда пригласили. Необходим был лишь первый толчок — далее все необходимые доводы для себя следователь подберет сам. Так и произошло — еще с десяток малозначительных вопросов, подписанный пропуск, сухое, формальное рукопожатие и — «Господин Верменич, вы свободны. Извините за беспокойство».

Шагая вслед за молчаливым мужчиной в штатском по пустым, по причине субботнего вечера, гулким коридорам одного из самых страшных зданий страны, Ярослав мысленно усмехался. Да, окажись на его месте настоящий знаток ментального моделирования, следователь не только лично проводил бы его до машины, но и собственноручно уничтожил бы все компрометирующие документы, до последнего листика. Но такое вмешательство было бы преступлением и подлежало самому суровому из возможных наказаний — полному и пожизненному блокированию магических способностей. Насколько Ярослав помнил, из каждых десяти человек, подвергшихся подобному наказанию, шестеро кончали с собой, а еще двое-трое гарантированно сходили с ума. Опытному, сильному магу снова стать простым обывателем... это было хуже смерти.

А его воздействие исчезнет очень скоро, не оставив ни малейших следов. Зато уверенность в непричастности Ярослава к взрывному устройству в метро плавно перетечет из навеянного состояния во вполне естественное. И изменить свое мнение следователь сможет лишь под давлением неопровержимых улик. Дело лишь за малым — либо чтобы такие улики в руки федералов так и не попали, либо... либо опять настало время исчезнуть.

За прошедшие годы — а их было немало — он в полной мере подготовился к подобным событиям. Были и деньги, и необходимые документы. Очень скоро исчезнет без следа Ярослав Верменич, а где-нибудь... может, в России, а может, и где-нибудь в другой стране появится новый гражданин. Обеспеченный, тихий, старающийся не привлекать особого внимания ни к себе, ни к своей молодящейся матери.

И вот теперь Ярослав сидел, пил некрепкий кофе с нежнейшими Оленькиными булочками и думал над тем, куда и как перебраться на новое место жительства. Америка его не устраивала — там ЦРУ, ФБР и иже с ними свирепствуют так, что россиянам и не снилось. Какая-то из азиатских или африканских стран? Может, в Европу? Сейчас в объединенной Европе царит сущий бардак, границы прозрачны, если не сказать, что их практически нет. Спецслужбы, ранее работавшие каждая за себя, теперь вынуждены сотрудничать, но старые привычки сильны, а потому информацией делятся неохотно. Да, пожалуй, в Европе сейчас затеряться несложно.

— Яр... — Тихий голос Оленьки выдернул его из раздумий.

— А? — рассеянно ответил он. — Что, Солнышко?

— Скажи, почему мы все время убегаем? Почему прячемся?

Он вздохнул.

— Мы же не раз говорили об этом, Оля. Ваш мир не знает магии, не способен понять ее. А все, что не может понять, — предает анафеме. Вспомни историю. Вашу, земную историю... ведь люди, способные пользоваться магией, существовали во все времена. Пусть напряженность магических потоков на этой несчастной планете оставляет желать лучшего, но те крохи, что можно уловить, их можно и использовать. Во многих, очень многих людях течет кровь древних гиперборейцев, величайших волшебников, которым были доступны невероятные силы. Да, кровь эта разбавлена донельзя, и все же она есть, она не исчезла. Но что ждало этих людей, посмевших воспользоваться, пусть и в самой малой степени, своими способностями? Костры инквизиции? Скольких носителей магических способностей объявили ведьмами и колдунами, скольких уничтожили — и сколько генетических линий, идущих от Гипербореи, прервалось навсегда.

— Но ведь сейчас другое время.

— Нет, — покачал он головой. — Нет, Солнышко. Оно лишь называется иначе. Теперь, если им удастся вычислить меня, придется попрощаться, может, и не с жизнью, но со свободой — наверняка. И тогда я никогда не смогу вернуться домой.

— Ты думаешь, это вообще возможно?

— Не знаю... не знаю, Солнышко.

С тех пор как Ярослав оказался в этом мире, он не переставал искать способ вернуться. Увы, технология здесь еще не достигла необходимого уровня, который позволил бы создавать безопасные порталы между мирами. Более того, ученые — а за разработками в самых разных областях Ярослав следил внимательно настолько, насколько это было возможно без угрозы вызвать к себе ненужный интерес — пока толком не определились в вопросе, существуют ли параллельные миры вообще. Он прекрасно понимал, что если узнает о разработках, которые несут в себе потенциальную угрозу, не сможет не вмешаться, пусть это даже будет грозить ему большими проблемами. Страж, осознавший себя, всегда остается Стражем, хочет он того или нет. Это не работа, которую можно бросить... это судьба.

Портал можно было бы создать и с помощью одной только магии, и Ярослав в общих чертах знал основы этого искусства — увы, знаний явно не хватало, но еще больше не хватало способностей. Техномагу неподвластны заклинания высших уровней сложности, власть над техникой налагала свои, не всегда удобные ограничения. Да и опасен был магический портал, опасен прежде всего для того, что он обязан был хранить — для Границ.

А самым досадным было то, что если бы и оказался в его руках надежный и безопасный способ путешествовать между мирами, он не сумел бы найти свой родной дом. Ибо число параллельных вселенных огромно, и угадать среди них ту единственную, которая ему нужна, было не проще, чем найти иголку в стоге сена.

Времени у него было в избытке. Век мага долог, его знаний хватило бы, чтобы протянуть в общей сложности с полтысячи лет, — и он готов был ждать.

Но — на свободе.

— Яр... — Оленька заботливо подлила ему горячего кофе. — Яр, расскажи о ней.

Он знал, о чем идет речь — о его родине. Оля всегда с удовольствием слушала его рассказы о Рианне. Отчасти еще и потому, что прекрасно понимала — во время этих бесед ему становится лучше. Пусть и мысленно, но он возвращается домой, куда так стремится. Хотя с ее точки зрения — и об этом они тоже говорили не раз, так и не достигнув согласия, — лучше бы ему остаться здесь, на Земле. Более всего она мечтала, чтобы он, Ярослав, был счастлив. Не метался в безумном и почти невыполнимом желании найти путь домой, а нашел в себе силы полюбить этот мир. Не такой уж он и плохой, если подумать...

— Хорошо, — улыбнулся он. — Я расскажу тебе... только вот знаешь, сегодня такое особое настроение... хочется поговорить о чем-то не самом добром и не самом приятном.

Он закрыл глаза, вспоминая. Нет, ему не довелось быть свидетелем тех событий, они и начались, и закончились за много лет до его рождения, но Рианн все еще носит, и долго, очень долго будет носить следы той катастрофы, что разыгралась, по местным меркам, в шестнадцатом веке от Рождества Христова.

Много тысячелетий назад, спасаясь от разрушительной катастрофы, ими же самими и вызванной, атланты — те немногие, что сумели вовремя заметить и оценить опасность, — устремились в иные миры. Кому-то удалось найти более или менее подходящее место, кому-то нет. Десять атлантов ступили на новую, безопасную, как им казалось, планету. Это были не рядовые бойцы, и даже не простые маги. Истинные Властители-Архонты, вооруженные техникой и знаниями, способные без особого труда справиться почти с любой угрозой.

Как обычно, вся сложность заключалась в этом «почти». Мир, в который они прибыли, дабы остаться здесь навсегда, оказался занят. И не дикарями, владеющими лишь простейшими видами оружия и неспособными оказать сколько-нибудь существенное сопротивление Архонтам. Здесь правили бал маги — настоящие стихийные маги, существа, с которыми атлантам еще никогда не приходилось сталкиваться. Архонты и сами умели оперировать магическими потоками, но их умения были неразрывно связаны с техникой. И среди них не было настоящих специалистов в вопросах магии, таких, кто сумел бы разобраться, понять и найти способ противодействовать хозяевам древней Гипербореи.

Атланты испугались. Впервые они встретили нечто, что не могли понять. К тому же их умение подавлять волю разумных существ дало сбой — да, на гиперборейцев эта сила оказывала некоторое воздействие, ко очень недолговременное и ненадежное.

Страх заставил Архонтов — а среди них был Лорд-Протектор, один из высших правителей Атлантиды — искать компромисса, хотя бы временного. На выработку эффективной стратегии требовалось время, и они купили его, купили в обмен на дорогие подарки. Всемогущих магов удивить было трудно, а потому просителям пришлось расстаться с совершенно бесценными вещами — частью оборудования, захваченного с собой из погибающего родного мира. Дарами Кронос — напыщенный, жестокий, злобный старик, но при этом невероятно сильный маг — был вполне удовлетворен. Вероятно, он пожелал бы получить и все остальные диковинки незваных гостей, но Архонты добавили к своим дарам еще и немалую долю магического воздействия.

Они получили бесхозные, бесполезные для Гипербореи земли — на самом краю Ойкумены, как называли аборигены этого мира ту его часть, которую смогли разведать. Только вот были ли они аборигенами? Или гиперборейцы тоже были непрошеными гостями, которым просто повезло прибыть раньше? Этот вопрос Архонтов особо не интересовал. Их вообще мало интересовало прошлое. Их собственное прошлое — великая Империя Атлантида — было мертво. И теперь предстояло подумать больше над тем, как возродить Империю, воссоздать ее величие.

Землю они получили. Землю, людей, обитавших на ней и не имевших ни малейшей возможности противостоять Властителям, и, что было куда ценнее, время. Атланты на пустом месте создали мощную державу — мощную настолько, что Гиперборея наконец обратила внимание на набирающего силу соседа. И что было вполне закономерно, пожелала укротить пыл атлантов.

Кто являлся зачинщиком войны, установить за давностью лет было практически невозможно. Никаких документальных источников не сохранилось, а ориентироваться на передаваемые изустно предания... Но и из этих преданий, путём тщательного, кропотливого анализа, была получена смутная, неполная и не очень достоверная картина событий, происходивших в глубочайшей древности.

Напряжение между державами неуклонно нарастало, пока в один далеко не прекрасный момент не послужило началом конфликта. Посейдонис, столица новой Империи, направил огромную по тем временам армию, дабы стереть с лица земли гиперборейских магов. Состоялась битва — и атланты были отброшены. Не уничтожены, не разбиты — просто отброшены. И тогда... что-то они сделали. Что? Ответ на этот вопрос могли бы дать, наверное, лишь сами атланты. Как им удалось вы звать катастрофу, пошатнувшую мир? Ученые Рианна просчитали не один десяток возможных путей достижения аналогичного результата, но сказать что-либо с уверенностью не могли.

Планета тряслась, словно в лихорадке. На глазах рождались горные вершины, уходили на морское дно острова, побережья дрожали под ударами чудовищных волн. Но, что было хуже всего, произошло разрушение магических потоков, разрушение, на долгие века оставившее этот мир, что должен был пойти по линии магического развития, практически без единого шанса эту линию реализовать. Погибла блистательная Новая Атлантида, медленно угасла могучая Гиперборея. Но сами Архонты выжили. Их техника, лишь в небольшой степени зависящая от магии, уцелела. Разработанная еще на их родине теория создания стасис-коконов, способных полностью останавливать время и тем самым защищать заключенный в кокон объект от любого мыслимого воздействия извне, позволила им укрыться от катастрофы. Не всем — позднее было установлено, что четверо из десятерых Архонтов погибли, остальные же на тысячелетия ушли в полную изоляцию, в сон без сновидений.

А потом они проснулись. Установить, что послужило причиной пробуждения Архонтов, так и не удалось. К тому времени местонахождение бункера, единственного уцелевшего в катастрофе сооружения величественного Посейдониса, было неизвестно — как и то, где на самом деле располагалась Атлантида. Множество версий, множество так и не нашедших подтверждения теорий — и ни одной, хотя бы приблизительно подтверждаемой фактами. Обнаружить бункер удалось много позже — когда с возродившимися атлантами, пусть и ценой огромной крови, удалось все же справиться. Увы, попасть в сам бункер так и не удалось. Те пути, что стали известны победителям, оказались надежно запечатанными... а другие если и были, то остались тайной. Да и не так уж это было важно — вряд ли там, в бункере, остались хоть какие-нибудь свидетельства происшествия, результатом которого стало раскрытие несокрушимых коконов.

Как бы ни действовали Архонты, пытаясь уничтожить Гиперборею, во втором своем пришествии они повели себя иначе. Вовсю пользуясь своими ментальными способностями, они действовали неспешно, большей частью скрытно, подчиняя себе людей — и простых исполнителей, и тех, в чьих обязанностях было принимать решения. А потому, когда дело дошло до открытого столкновения, на стороне Лорда-Протектора была не просто сила. В его руках были все достижения Рианна, далеко к тому времени продвинувшейся по пути развития техномагии. В его руках были люди — и те, кто подчинялся помимо собственной воли, и те, кто пошел на службу новоявленным владыкам мира сознательно.

Началась война. Война, в которой Архонтам ничто не связывало рук. Оки готовы были, не раздумывая, уничтожить всех, кто не соглашался встать под их знамена. Им, шестерым, было вполне достаточно подданных. В панике кое-где пошли на безумный, отчаянный шаг, закрыв города куполами капсулирующего поля, к тому времени изобретения нового, почти толком не опробованного. Шесть городов. Шесть куполов, способов проникнуть сквозь которые наука Рианна не знала. Атланты сумели сделать это — четыре города были уничтожены.

Два так и остались укрытыми вечными, неразрушимыми покровами. Вероятно, сейчас под мерцающими куполами нет ни одной живой души. Или же в руинах городов бродят одичавшие потомки тех, кто из страха попробовал отгородиться от всего мира. Возможно также, что города все еще живут... и те, кто ежечасно видит над головой вместо привычного голубого неба белесый свод, отчаянно ищут способы выйти на свободу из добровольного заточения. Ищут. И не находят.

— Их убили всех? — тихо спросила Ольга, имея в виду атлантов.

— Почти, — вздохнул Ярослав. — Одному удалось уцелеть... вернее, не совсем так. Когда армия атлантов была разбита, последнему уцелевшему Архонту удалось добраться до генератора стасис-поля. Этот кокон цел и поныне.

— То есть он может выйти на свободу?

— Теоретически. На практике кокон заключили в трехметровый прозрачный куб. Этот куб находится в самом охраняемом месте на Рианне. Даже если поле отключится... не думаю, что Архонту удастся освободиться. В любом случае, если возникнет хотя бы малая вероятность освобождения последнего Властителя... он будет уничтожен. Немедленно. Мы так и не научились взламывать стасис, даже в Лавке... э-э... в общем, информации о структуре стасиса нигде не удалось добыть.

— Архонт так опасен? Один-единственный человек?

— Ну, прежде всего он не человек... хотя не важно. Да, он опасен. Архонты с их возможностью почти мгновенного подчинения своей воле разумных существ, необоримой жаждой власти и техникой представляют собой слишком серьезную угрозу. К тому же их тело прикрывает природная броня, почти непробиваемая для обычного оружия или простой боевой магии. Только голова и кисти рук открыты, ко и для них у атлантов была защита, уже не природного, а технологического характера, и тоже отменная... и непревзойденная. Знаешь, нам удалось получить несколько исправных образцов оборудования атлантов, лучшие наши техномаги отдали их изучению десятилетия и все равно далеко не во всех случаях смогли расшифровать принципы действия техники Атлантиды. Заставить работать — практически всегда, понять — куда реже. Ни в одной известной нам вселенной техномагия не достигла подобных высот.

Оленька нахмурилась, затем зябко поежилась. В ее глазах плескался самый настоящий страх.

— Значит... значит, они могут явиться и сюда?

Ярослав рассмеялся.

— Ну что ты, Солнышко. Архонты уничтожены, их больше нет.

— Их кет в твоем мире, Ярослав. Только в твоем...

Ольга давно ушла спать, а Ярослав все еще бродил по просторам Интернета, собирая в этой необъятной навозной куче крохи действительно ценной информации. Длинные, многословные рассуждения об Атлантиде он отбрасывал сразу — в большинстве своем авторы переливали из пустого в порожнее, занимаясь утомительным цитированием давно ушедших в мир иной «авторитетов». Или своих же собственных работ. Поиск Атлантиды — благодатное поле, на котором может произрастать любой вымысел, лишь бы он не противоречил Платону с его «Диалогами», да не слишком уж революционно пересматривал сложившееся в обществе представление об Атлантиде.

Он все более и более убеждался в том, что Оленьке показалось очевидным с самого начала. Да, Атлантида существовала и в этом мире. Учитывая, что история Рианна почти не содержала общих вех с этой версией Земли, разделение миров произошло очень давно — и все же, очевидно, после появления беженцев из погибшей Империи. Может быть, эта Земля есть самая первая копия... нет смысла рассуждать о том, что первично — Земля, Рианн или какой-то другой мир. И не важно, что они пошли по разным путям развития... Рианн стал усиленно развивать магию и ее сплав с наукой, здесь же природа сделала ставку на почти чистую технологию. Пути природы, как и пути Господа, если Он существует, неисповедимы. Она, пусть и не обладая собственным сознанием и не способная к волеизъявлению, пробует разные варианты мировых законов и правил — может, это тоже способ обеспечить выживание разумных.

Важно другое — если атланты посетили этот мир до его разделения, значит, где-то в морской пучине, в бункере, надежно защищенном от безжалостного времени, светятся коконы стасис-поля. Если бы сто, тысячу или десять тысяч лет назад атланты пробудились бы — мир не забыл бы такого потрясения.

Наконец, не выдержав сражения с потоком бесполезных сведений, Ярослав махнул рукой на поисковые машины и сосредоточился. Там, где техник точно знает, что нужно делать, тсхномагу следует сконцентрироваться на том — и только на том, — что он желает получить. Магию нельзя разложить по нотам, в немалой степени она идет от подсознания, от силы разума. Ничем иным не объяснить, почему одно и то же заклинание или воздействие одним людям доступно, другим же не поддается. Экран вспыхнул чуть ярче, пронзительно взвизгнули резко набравшие обороты вентиляторы, стремящиеся остудить вышедшую в запредельный режим машину.

Мощный компьютер, способный заставить заскрипеть зубами от зависти подавляющее число поклонников этого вида техники, сейчас работал в ритме, о котором создатели его не могли и мечтать. Сейчас компьютер представлял собой то, о чем грезили и разработчики программного обеспечения, и писатели-фантасты — искусственный интеллект, нацеленный на выполнение поставленной задачи любым возможным способом. Подчиняясь воле техномага, машина просеивала груды информации, выбирала, систематизировала, отбрасывала все лишнее и повторяющееся и выдавала на экран лишь самое важное, всю квинтэссенцию результатов поиска. Но и этих, предельно сжатых и конкретных, результатов было слишком много — люди буквально засыпали свою информационную сеть невероятным количеством хлама.

Глаза скользили по экрану, но разум Яра блуждал в дымке воспоминаний. Он помнил, как еще в Академии их, юных учеников, водили к городу-куполу. Матово-белый шатер диаметром восемь километров укрывал место, где столетия назад жили люди. Взломать поле не удалось — как не удалось разобраться и в методах, применяемых с этой целью атлантами. Они просто не успели — город уцелел. Что творилось там, под несокрушимым куполом? Этого никто не знал. Зато земля вокруг города была выжжена на десятки километров — до скального основания. Не просто выжжена — разрушена практически до полного истребления жизни. Теперь, спустя длинную череду лет, на границе выжженной земли появилась зелень, постепенно продвигавшаяся к куполу, ко пока жизнью у смерти были отвоеваны лишь шаги — несколько метров, местами — несколько десятков. Черная земля, над которой возвышался молочный купол, все еще успешно убивала все живое — и даже людям, прибывшим сюда, дабы увидеть последствия Атлантической войны, приходилось пользоваться защитными костюмами.

Он мотнул головой и приказал себе сосредоточиться. Среди вороха проплывающей по экрану бесполезной информации мелькнуло нечто интересное.

«Еще одно место для Атлантиды» — кричал заголовок. «Атлантида, по Чечельницкому, оказалась... на Аляске».

Ярослав нахмурился, затем углубился в чтение. Журналист, не скрывая иронии, но, впрочем, не переходя грани, прохаживался по книге российского астрофизика А. Чечельницкого, утверждавшего, что легендарная Атлантида располагалась в долине реки Юкон и погибла в результате катаклизма, следствием которого — или источником которого — явилось смещение полюсов планеты.

А иронию следовало бы отбросить. Бункер Архонтов находился именно там, на дне залива Нортон, немного южнее Нома.

Конечно, вряд ли найдутся такие, кто поверит астрофизику, кто бросится вкладывать огромные деньги в поиски погибшего города. Да и вряд ли им удастся что-либо найти, от величественного Посейдониса не осталось и камня на камне, а руины надежно скрыты толстым слоем нанесенного за тысячелетия ила. И уж тем более никому не удастся проникнуть в сам бункер — для этого как минимум нужно развернуть чудовищные по масштабу подводные работы. В свое время ученые Рианна сочли это слишком дорогой затеей. Установив, не без труда, местонахождение бункера, они так и не смогли попасть в него. Когда-нибудь это, безусловно, произойдет... ко лишь тогда, когда у Рианна не будет на повестке дня Солее серьезных проблем.

В общем, не стоило бояться, что люди, по незнанию или неосторожности, сумеют вернуть атлантов к жизни.

Ярослав вздрогнул, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Невидящий взгляд уперся в экран, пальцы сжались в кулаки. Он скова и снова обзывал себя полным, законченным идиотом...

Как он мог не подумать об этом раньше? Сколько раз за прошедшие годы перед глазами мелькало слово «Атлантида»? И ни разу мысль не ухватилась за него...

Атлантида. Бункер, хранивший сокровища Архонтов.

Стопроцентно надежный способ найти дорогу домой.

Дождь, как по заказу, утих, когда милицейский «жигуль» остановился возле опрятного дома в тихом и уютном московском пригороде. Вернее, уютным он был, пожалуй, летом... или зимой, после хорошего снегопада. А сейчас все вокруг было серым и грязным, как и вся Москва, как и вся средняя полоса России, где лето уже ушло, где золотая осень почти оттанцевала свой прощальный вальс, а зима еще не вступила в свои права.

Двое, сидевшие в машине, выходить не торопились, подсознательно оттягивая момент предстоящей встречи с человеком, занимавшим их мысли уже много месяцев.

За последнее время Геннадий трижды высказывал свои аргументы, касающиеся бессмысленности всей этой затеи, и каждый раз эти аргументы разбивались об непрошибаемое упрямство капитана, как морская волна о каменный мол.

Из срока, отпущенного им полковником Панариным, прошло уже три дня. Три впустую потраченных дня. И Сергей так и не решил, как же ему поступить.

— Это неправильно, — снова пробурчал Генка. — Это в конце концов непрофессионально. Нельзя раскрывать карты перед преступником.

— Нельзя, — согласился Сергей, не желая спорить с очевидным. — Ты прав, ни в коем случае нельзя. Если речь идет о преступнике. Только вот господин Верменич никакого преступления не совершал, ведь так? И если мы зададим ему пару-тройку вопросов, он...

— Он неизбежно ударится в бега, — хмыкнул Генка. — Я бы на его месте так и поступил.

— ...он, как честный и законопослушный гражданин, если желает таковым казаться, нам на них ответит.

— Серега, приди в себя! Какой законопослушный гражданин? Ты что, забыл, с кем имеешь дело?

— Так, сержант... — Бурун взял нарочито официальный ток, хотя и понимал, что вряд ли Геннадий воспримет реплику всерьез. Дружба, возникшая и окрепшая за этот год, позволяла обоим говорить друг другу все, что считалось нужным, без оглядки на звания и чины. — Я решил поговорить с Верменичем, и я это сделаю. Ты сам понимаешь, после моего доклада Панарину, у полковника будет всего два выхода. Либо засадить нас с тобою в психушку, либо воспринять все всерьез, и тогда дело неизбежно уйдет к Комитету. И вся наша работа пойдет коту под хвост.

— Ну и занимался бы этим Комитет, — зевнул Геннадий. — И потом, полковник — умный мужик. Думаешь, не поверит?

— Он? Он не поверит, — отрезал капитан. — Панарин верит только фактам, а их у нас — кот наплакал. И любой из них — заметь, Гека, любой, может быть не более чем результатом ошибки, неверной интерпретации или, в конце концов, прямой фальсификации. Все очень зыбко, сам понимаешь. С этим Верменича к стенке не прижмешь.

— Я знаю. Так чего же ты ждешь от этого разговора?

Бурун пожал плечами.

— Ну... посмотрю на его реакцию, послушаю его объяснения.

— Глупо, — вздохнул сержант. И обреченно добавил: — Ладно, ты Малдер, тебе видней. Истина где-то рядом.

— Не пройти бы мимо, — буркнул капитан, заталкивая окурок в переполненную пепельницу. — Не следишь ты за машиной, сержант. Ра-азгильдяй, мать твою... Ладно, двинули. Перед смертью не надышишься.

Звонка на двери не было. Сергей деликатно постучал и замер в ожидании. Позади возвышалась могучая фигура сержанта, источавшего неодобрение действиями своего шефа.

Прошла пара томительно-долгих минут. Сергей постучал еще раз, уже посильнее.

— А вы к Ярославу? — раздался откуда-то сбоку голос.

Сергей повернулся — из-за невысокого, ладненького забора выглядывала седая голова. Светлые, почти белые глаза смотрели доброжелательно, с легким интересом.

— К нему, — подтвердил капитан.

— А его нету, — расплылся в улыбке старик, как будто бы сообщал чудесную, радостную новость. — Вчера уехавши. Честь имею, Зобов я, Герман Игнатьевич. Соседствую с уважаемым Ярославом Борисычем. А по какому делу, ежели не секрет?

— По служебному, — несколько резче, чем собирался, ответил Сергей.

Ох, знал он таких вот пенсионеров. Скучно старикам — вот и занимаются они препротивнейшим делом, собирая сплетни, слухи — с готовностью делясь собранным «богатством» с любым, кто выразит желание слушать. Иногда эти сплетни, преломляясь через призму восприятия скучающего дедка или бабки, проводящих долгие часы на скамейке у дома в созерцании, выставляют человека совсем не в том виде, в котором следует. Свеж еще в памяти был случай, когда в отношении молодой девушки такой вот не в меру информированной старушкой были высказаны самые нелицеприятные определения. И мужики к ней, мол, толпами шастают. И музыка вкупе со звоном бутылок до утра не умолкает. Да и вообще днем эта девица отсыпается, зато ночью для нее самая работа начинается. И живет она, мол, только на то, что те мужчины ей за «услуги» платят. Под «услугами» понималось, разумеется, нечто такое, что интеллигентная старушка даже вслух произнести не желала.

Признаться, в одном бабка права оказалась — девушка и впрямь жила исключительно за счет ночных заработков. Только вот характер их был таков, что бабулька, уже составив для себя определенное представление, ни понять, ни тем более угадать не могла. А девушка, обладательница красного диплома по математике, крутилась как белка в колесе, делая нерадивым сверстникам курсовые, дипломы, решая задачи... как правило — ночь напролет, поскольку днем студенты, по крайней мере изредка, все же посещают лекции. А диплом или курсак мало грамотно сделать — надо еще и объяснить молодому балбесу, да так, чтобы не засыпался на защите. Чтобы у преподавателей возникло пусть мимолетное, но ощущение того, что парень имел к этой работе хоть какое-то отношение. А чуть более громкая, чем положено, музыка и пиво... что ж, такие уж нынче времена — многие ль из молодых парней готовы грызть гранит науки всухомятку?

По стечению обстоятельств, девушку ту Бурун знал достаточно давно, а потому изложенные в деле «свидетельские показания» его порядком покоробили. С тех пор этих старых сплетниц и сплетников он откровенно недолюбливал. С другой стороны, именно они зачастую являются бесценным кладезем информации, которую не найти ни в одной, сколь угодно обширной картотеке.

С этим стариком капитан был знаком. Заочно. Наблюдение, что велось за Верменичем, не могло обойти вниманием его ближайшее окружение, включая соседей, а потому приметы и относительно подробная характеристика деда давно уже были должным образом оформлены и подшиты в пухлое дело.

В любом варианте поговорить с пенсионером Зобовым стоило. Сергей вздохнул и изобразил на лице приветливую улыбку.

— Ничего серьезного, Герман Игнатьевич. Так, есть кое-какие вопросы. Вполне вероятно, что Ярослав Борисович сможет оказать нам важную помощь в одном деле. А вы не в курсе, случайно, куда он уехал?

— К сожалению, не в курсе, — качнул головой старик. — Да вы проходите, проходите... Вот придет Ольга Олеговна, она вам наверняка поможет. А ока на рынок пошла, знаете ли. Как дождик закончился, так сразу и пошла.

— Скоро вернется-то? — Геннадий искренне надеялся на ответ в стиле «а бес ее знает». Тогда можно будет махнуть рукой на этот визит и отправляться восвояси. Может, сама судьба против этой встречи.

— Скоро, скоро! — заверил старик, щелкая шпингалетом и открывая калиточку, что соединяла дворы. Видать, отношения меж соседями и впрямь были неплохими, раз предусмотрели возможность ходить друг к другу в гости напрямую.

Видимо, взгляд капитана был достаточно красноречив, поскольку Зобов довольно улыбнулся, продемонстрировав то ли чудом для его возраста сохранившиеся, то ли тщательно отреставрированные зубы.

— Калиточку эту как раз Ярослав Борисыч делал. Захаживает он ко мне в гости, да-с... и частенько, доложу я вам. И Ольга Олеговна тоже, дай бог ей здоровья, не обижает старика. Скучновато одному, сами понимаете. Да вы проходите, проходите. У меня и чаек как раз свежий заварен, посидим, погреемся... а там, глядишь, и хозяйка придет. Она дама сурьезная, по всяким там витринам-магазинам болтаться не будет. Что надо купит, и сразу домой.

Чай у старика и в самом деле оказался отменным, заваренным с любовью и знанием дела. Он явно содержал какие-то травки, помимо собственно чайного листа, был на диво ароматным, а цвет имел именно такой, какой должен быть у настоящего, хорошего чая. Горячий, дымящийся напиток чудесно сочетался с прохладным осенним воздухом, звенящим свежестью после недавнего дождя, и маленький столик на веранде как нельзя лучше подходил для неспешного чаепития и беседы.

Увы, беседы не получилось. Говорил Зобов почти не переставая, капитану приходилось лишь изредка вставлять короткие реплики, дабы направить словоизлияния пенсионера в нужное русло. Информации и в самом деле было довольно много — и подана ока была весьма своеобразно. Уже к середине беседы-монолога Сергей вдруг осознал, что рассматривает Верменича как личность вполне положительную, но при этом донельзя подозрительную. Как эти две категории умещались в одном образе, он так и не понял — а на прямой вопрос Зобов лишь замахал руками:

— Да что вы, что вы, господа офицеры! Или я, по старой памяти, должен говорить «товарищи»? Все никак не привыкну. Годы уже не те, а все вокруг меняется так быстро... Нет, Ярослав Борисович премилейший человек. Таким соседством бы гордиться надо.

И все же было что-то в интонациях старика, что мало соответствовало произносимым им словам. Сергей проработал в органах достаточно, чтобы научиться улавливать подобные оттенки. Собеседник был неискренен. Причем — Бурун был в этом уверен — не только не старался эту неискренность скрыть, но, напротив, самую малость выпячивал, ровно настолько, чтобы это не выглядело нарочитым.

Уехал Верменич утром. Уехал на такси — такого раньше за ним сосед не замечал, Ярослав Борисович жил достаточно скромно, хотя дом содержал так, что было ясно — средства у него есть. Но такой роскошью, как московское такси, он не баловался никогда. Был он с небольшой, на вид нетяжелой сумкой через плечо. Одет, пожалуй, несколько легко для осенней поры. Явно торопился, ко обеспокоенным не выглядел. Зобов перекинулся парой слов с матерью Верменича — в том, что ока на самом деле являлась его матерью, Сергей весьма сомневался — и получил подтверждение, что Верменич уехал по делам. По словам пенсионера, Ольга Олеговна выглядела несколько нервной, как будто бы отъезд сына ее... не столько взволновал, сколько огорчил.

К тому времени, когда за забором послышались шаги вернувшейся домой женщины, Сергей уже и не знал, как отделаться от говорливого старика. Кратко, но совершенно искренне поблагодарив за чай, он в сопровождении Геннадия направился к Ольге, которая без особого удивления, ко и без явного интереса рассматривала сотрудников милиции.

— Да, Ярослав уехал. Нет, он не сказал, куда именно. Он взрослый мальчик и может поступать так, как ему заблагорассудится. Нет, я не знаю, когда он вернется. Нет, мне совершенно не интересно, зачем он вам понадобился. Я говорю нормальным тоном, молодой человек, а вам не стоит повышать тон на женщину, которая вдвое старше вас.

На этом беседа и завершилась. Ольга Олеговна всем своим видом выражала полнейшее нежелание не только сотрудничать с милицией, но и видеть ее, милицию, у порога своего дома. С таким отношением сотрудникам МВД, от опытного следователя до рядового патрульно-постовой службы, приходилось сталкиваться чуть ли не ежедневно. Прошли те времена, когда образ умного, честного и мужественного опера был обязательным компонентом любого фильма и любой книги, когда в милиции видели защитников. На экраны, на страницы печатных изданий выплеснулась мутная, грязная, вонючая волка обвинений и разоблачений. С какой-то жестокой, слюнявой радостью все и всюду обвиняли МВД во всех смертных грехах. Под вопли о повальном взяточничестве, о поборах и избиениях, поносили и поливали дерьмом всех. И тех, кто и в самом деле был нечист на руку, и тех профессионалов, которые считали ниже своего достоинства бросить низкооплачиваемую, тяжелую и опасную — чем дальше, тем больше — работу и уйти на вольные хлеба, в охранники, а то и в набирающую силу доморощенную российскую мафию.

Прошли времена доверия — в обществе зародилась ненависть к тем, кто обязан был по долгу службы или по велению совести это общество защищать. И все чаще вместо помощи опера получали в свой адрес лишь оскорбления. Это было вполне ожидаемо — но от этого ничуть не менее противно. Откуда у этой женщины такое неприятие? Что ей сделали, чем обидели? Или все это — лишь следствие воплей прессы, усилий кинематографистов, с восторгом выпускавших на экраны один за другим фильмы о благородных бандитах, ранимых душой проститутках, удачливых жуликах... которым безо всякого успеха противостояли тупые, алчные, ничего толком не умеющие люди в погонах. И даже те, кто все же пытался создать более или менее положительный образ сотрудника МВД, вынужден был делать это на тонкой грани между реализмом и комедией. Ничего более серьезного не примут, не оценят.

— Извините за беспокойство, — вздохнул Сергей. — Хочу лишь попросить... когда Ярослав Борисович вернется, пусть он с нами свяжется.

— Я передам ему, — сухо ответила женщина.

Позже, когда они уже сидели в машине, накручивавшей километры в сторону центра Москвы, Сергей вдруг довольно хмыкнул.

— Чему радуешься? — чуточку раздраженно буркнул Геннадий. Асфальт был мокрым, резина, как ей и положено, безнадежно лысой, а потому сержант полностью сосредоточился на дороге. — Говорил я тебе, вся эта затея обречена на провал.

— Не скажи. Кое-что мы узнали. Во-первых, эта его мамаша, безусловно, в курсе всех дел сыночка. Если бы ты меньше дулся и больше за ней наблюдал, понял бы — ока отчаянно боится того, ради чего он уехал. Не за него самого, заметь.

— Уверен?

— Ну, может, я и не психолог, но кое-какой опыт есть, как у любого опера. Во-вторых, она ждала нашего появления. Может, и не в этот день, но ждала. Но нас с тобой она воспринимает лишь как досадную, но неизбежную помеху. И раздражена не тем, что мы явились, а тем, что явились слишком рано.

— Фантазия у тебя... — пожал плечами Геннадий. — Малдер, ты ищешь кошку там, где ее нет. Не строй из себя знатока женской души. Может, ей просто не нравятся менты.

— Ты всерьез думаешь, что если хотя бы треть наших бумаг не бред сивой кобылы, то она может жить рядом с ним и ни о чем не подозревать?

— Нет, ко...

— Ладно. Будем надеяться, что он вернется до того, как полковник начнет выкручивать нам руки. Я должен поговорить с Верменичем.

Колеса ударились о бетонную полосу. Самолет слегка тряхнуло, затем взревели двигатели, гася скорость. Часть пассажиров захлопали — Ярослав лишь усмехнулся. Видимо, для этих людей полет был в диковинку, вот и радовались, что мастера-летчики все же доставили их обратно на землю. Ему в своё время довелось полетать на аппаратах, надежность которых была ничуть не больше, чем у домика, построенного из спичечных коробков. Потом им на смену пришли другие — уже оснащенные кое-какими приборами, но все еще грубые, опасные и для тех, кто сидел за штурвалом, и для пассажиров, вверявших свою хрупкую жизнь поднимающемуся в небо аппаратуру. Покажи сейчас кому-нибудь из летчиков Первой мировой нынешние авиалайнеры — не поверят собственным глазами. Вряд ли они могли бы даже подумать, что чудовище вроде Ту-154 способно летать.

Барселонский аэропорт встречал гостей мягким теплом и безоблачной синью небосвода, столь отличного от хмурого, мрачного неба осенней Москвы. Подавляющее число пассажиров прибыли сюда на отдых — Средиземноморье и в это время было еще ласковым, хотя лучшая пора для любителей позагорать и окунуться в теплые, прозрачные воды у берегов древней Испании уже миновала.

Но не только золотыми пляжами, теплым морем и древней культурой богата была Испания. Где-то здесь тысячелетия назад угас один из последних форпостов Атлантиды. Угас, потому что хозяева исчезли и больше не приходили, дабы дать указания, как жить дальше и что делать.

В руках тех, кто присматривал за оставленными здесь сокровищами, были предметы, назначение которых было тайной. Они обращались к этим предметам с мольбами, они приносили им дары — и не раз кровь сильных рабов или молодых красивых женщин окропляла золотистый орихалк. Обреченные на смерть во имя возвращения Властителей, они подходили к постаменту и прикасались к вечно сияющим знакам — раз, другой, третий... и смерть обрушивалась на них, неотвратимая и безжалостная. Невидимый глазу полет отточенного лезвия, почти неощутимый укол отравленного острия или вспышка испепеляющего пламени — и нестройный вопль жрецов, возносивших хвалу Властителям, принявшим жертву. И вновь — зов, мольба о возвращении. Тщетно — хозяева не отзывались. Постепенно род жрецов угасал. Они учили молодых послушников, вдалбливая в их головы правильные слова, разъясняя значение пиктограмм — хотя сами уже давно не понимали древнего языка ушедших Богов. Часть послушников отправлялась в другие страны, неся с собой крохи знания — жалкие остатки величия погибшей Атлантиды. Другие оставались в храме, дабы сменить своих наставников, когда придет их черед.

Годы... века... все ушло, все забылось и покрылось прахом времени. Умер последний жрец, до последнего мига жизни шепча ссохшимися губами слова древней молитвы, обращенной к тем, кто не способен был ее услышать. Никто больше не приходил в храм — в то место, что теперь считалось храмом. Ветра и оползни постепенно стерли и без того не слишком величественное сооружение с лица земли. Но там, под слоем земли, все так же тускло блестел орихалк. И все так же матово светились кнопки на пульте управления, ничуть не пострадавшие от времени. И ожидавшие лишь того, кто сумеет понять их смысл, сумеет воспроизвести нужную последовательность — и тогда, возможно, техника атлантов покорится новому хозяину. А возможно, убьет его на месте и вновь замрет в ожидании более мудрого, более осведомленного.

Таможня особых хлопот не доставила — хотя молодой офицер и посмотрел косо на странного русского, прибывшего практически без багажа. Это было необычно... ко за последние годы этот офицер видел много русских и привык к их непредсказуемости. Одни прибывали сюда с набитыми под завязку чемоданами, как будто бы собирались переодеваться по семь раз на дню. Другие прибывали набитые деньгами — это приветствовалось, и к таким гостям относились иначе. Без уважения — ко с ноткой подобострастия. Пусть тратят свои денежки...

Если Москва встречает гостей шумом, то Барселона — каким-то особым умиротворением. Казалось, что даже в холод, дождь или редкий здесь снег все жители благодатной Испании размякли от солнца. Никто никуда не торопится... кроме, разумеется, карманников, которые, как и в любой стране, делают свое дело молниеносно.

Свободное такси нашлось быстро. Первоначально у Ярослава была мысль взять машину напрокат, но по зрелом размышлении он ее отбросил — пусть его водительские права и были в полном порядке, пусть навыки вождения автомобиля любой марки превосходили умения любого местного таксиста, но вот знания местности ему явно не хватало. Да и не знал он толком, куда ехать — там, в его мире, именно испанскому, пусть и иначе называемому, полуострову досталось больше других. Земля была выжжена, местами — до скального основания. Воронки от взрывов достигали сотни метров в диаметре — слуги Архонтов использовали все, что имелось в арсеналах, до которых им удалось дотянуться. Жертвы воинов, как своих, так и чужих, Архонтов волновали мало.

В общем, найти нужное место здесь, среди лесов северной части Испании, было непросто. Расположение древнего храма Ярослав знал лишь приблизительно, он и бывал-то в этих руинах лишь раз, в детстве. Всех воспитанников Академии водили к этому храму — продемонстрировать один из уцелевших артефактов, некогда принадлежавших Архонтам. Собственно, «уцелевший» было не вполне правильным определением. Пережив века, аппаратура не выдержала бомбардировки энергетическими зарядами. Возле храма погиб предпоследний Архонт — по предположению экспертов Академии, он намеревался использовать оборудование в качестве портала, чтобы скрыться... вероятно, чтобы добраться до бункера. Ему это не удалось — вся тонкая структура приборов оказалась разрушена волнами магического распада, заставлявшего гореть и камни, и воду. Снаружи орихалковая конструкция выглядела достаточно целой, но внутри все превратилось в сплошную спекшуюся массу.

Меланхоличный водитель преклонных лет выслушал пассажира и тронул машину с места. По-испански Ярослав говорил достаточно бегло, в этой стране ему приходилось бывать неоднократно... правда, в последний раз величественную Барселону он видел еще во времена генерала Франко.

После остановки у пятого магазина таксист предельно вежливо намекнул, что плата вперед способна в немалой степени улучшить его отношения с пассажиром. Спорить Ярослав не стал, просто протянул пару крупных купюр. По сравнению с той суммой, которую он уже выбросил на покупки это было сущей мелочью. Легкая палатка, рюкзак, кое-какое альпинистское снаряжение, мощный фонарь с запасом батарей, продукты и вода, небольшая лопата, тяжелый нож — слава богу, здесь это было проще, чем в России, Какая глупость — любой преступник может, при желании, обзавестись и стволом, и чем угодно еще, зато честным гражданам даже совершенно бесполезные в неопытных руках нунчаки могут вполне вылиться в статью. Можно было бы раздобыть и оружие посерьезнее — но как раз в оружии Ярослав не нуждался. При необходимости он и сам мог быть оружием, куда более опасным, чем любой пистолет или автомат. А нож... нож — это прежде всего инструмент.

Наконец Ярослав решил, что все необходимое у него есть. Теперь следовало определиться, куда ехать. Сказочку про отца, погибшего здесь в тридцать восьмом, таксист скушал, не поперхнувшись. Хочет русский найти безымянную могилу, затерянную где-то в лесу, — пусть его. Платит хорошо, а остальное — его дело. А если еще пару сотен даст, так можно по округе хоть до утра колесить.

Уже смеркалось, когда Ярослав наконец-то нашел место, вызвавшее отклик в памяти. Да... похоже, похоже. Он выбрался из машины, навьючил на себя набитый рюкзак и мешок с палаткой, рассчитался с водителем — тот был даже немного огорчен, что этот русский, не торгуясь, заплатил вдвое больше, чем было на счетчике. Огорчился в том смысле, что тот заплатил бы и втрое, стоило только потребовать.

Все это выглядело глупым — бродить по лесу в поисках могилы, оставленной где-то здесь почти семьдесят лет назад. Да и какой тут лес, название одно... стоит пройти в одном направлении хотя бы пятнадцать минут, непременно выйдешь на дорогу. Земля не дешева, застроено все, кроме частных территорий. Вполне вероятно, именно сейчас он нарушает чьи-то права, бродит по чужой земле. Плевать. И плевать на то, поверил ли таксист его словам или нет. Вполне вероятно, что он прямо сейчас едет в полицию, дабы доложить о странном пассажире.

Ярослав сосредоточился, вслушиваясь в окружающую ночь. Здесь не взрывались сгустки магического пламени. Здесь не горела земля, не шла битва между Архонтами и людьми. И есть надежда, что оборудование атлантов уцелело. Как можно с помощью нужного оборудования уловить побочное электромагнитное излучение работающего прибора, использующего электроэнергию, как может инфракрасный датчик зафиксировать объект, температура которого отлична от окружающей среды, так и опытный техномаг способен уловить излучение, исходящее от действующей конструкции, работающей на принципах техномагии.

Бесполезно. Ярослав знал, что мог бы засечь источник энергии метров с четырехсот. Он снова углубился в лес... фонарь пока был не нужен, света луны на безоблачном, испещрённом звездами небе вполне хватало, да и зрение его, подстегнутое нужной словоформулой из начального уровня прикладной магии, было сейчас острее, чем у кошки — правда, мир окрасился в серо-зеленоватый цвет и почти полностью утратил перспективу, став двумерным. Это затрудняло передвижение, он не раз спотыкался, а потом и вовсе покатился по земле, не устояв на ногах.

Пару раз он выходил на дорогу и затем снова углублялся в новый участок леса. Теперь-то уж он точно находился на частном территории — забор, который ему пришлось преодолеть, недвусмысленно говорил о том, что посторонним здесь делать нечего. Нарушение чьих-то там прав Ярослава ни в малейшей степени не волновало. Цель была близка, он уловил где-то неподалеку слабое, еле заметное биение энергии, чужой для этого мира.

Полсотни шагов в одну сторону, полсотни — в другую. Ощущение присутствия техномагического устройства становилось всё сильнее. Ярославу оставалось лишь сожалеть о том, что его мозг не способен работать в качестве радара. Обыскивать ночью, пусть с кошачьим зрением и при свете луны, лесной участок площадью в тысячи квадратных метров, было затеей совершенно безнадежной. Он разбил палатку, хотел разжечь костер, но передумал — не стоило привлекать к себе излишнее внимание.

Луна с трудом пробивалась сквозь тонкую пластиковую пленку палатки. Ярослав лежал, закрыв глаза, и думал. От воспоминаний об Испании, о кровавом 1938-м, когда он, вместе с другими русскими летчиками, дрался в небе Мадрида, мысли сами собой перекинулись подальше, на 1943-й.

В тот год он впервые встретил Оленьку.

Глава 3

2005 год, 13 октября, Испания, окрестности Барселоны

Теория создания безопасного портала, соединяющего параллельные вселенные, традиционно сталкивалась с двумя проблемами — позиционирование в нужный мир и определение тонки контакта в пределах выбранного мира.

При наличии пространственно-вероятностных координат определить адресацию портала в нужный мир не является слишком уж сложной задачей. Проблема именно в координатах. Теорию пространственно-вероятных координат вы будете изучать через два года, пока скажу лишь, что на данный момент каталогизировано 1210 миров, различия между которыми поддаются фиксации. Сразу хочу заметить, что первые ощутимые расхождения можно зафиксировать не ранее, чем через два-три столетия после разделения вселенных. Причем эти расхождения будут касаться только исторических линий развития — для появления изменений в фундаментальных законах, если таковые расхождения вообще возникнут, должно пройти не менее нескольких тысячелетий. Хотя, конечно, бывают исключения.

Итак, в эти миры можно, пусть и чисто теоретически, попасть. И тут мы сталкиваемся со второй проблемой.

Очень быстро было установлено, что абсолютно все вселенные, разошедшиеся более двухсот-трехсот лет назад, не совпадают, если можно так выразиться, по пространственной фазе. То есть, открывая портал в точку параллельной вселенной, соответствующую по стандартным трехмерным координатам вашему текущему положению, вы с вероятностью 0,999 попадете в открытый космос. Единственным приемлемым решением видится перемещение методом последовательных прыжков. Первый портал, межпространственный, переносит вас в требуемую вселенную. Далее определяется местоположение нужного мира и строится второй портал, действующий уже в стандартной трехмерной системе координат и, следовательно, не затрагивающий целостность границ. Возможно, для того, чтобы попасть в требуемое место, потребуется более одного дополнительного прыжка. Этот метод признан достаточно действенным, хотя и сопряжен с рядом чисто технических трудностей.

Межпространственный портал, основанный на чистой магической энергии, подчиняется другим законам. Лучше всего принцип действия этого портала можно охарактеризовать определением, принятым в мире Хаоса: «Вы приходите не туда, куда идете, а туда, куда хотите». Принцип, как это часто бывает, легче сформулировать, чем обосновать. Тем не менее теория магических порталов действенна и неоднократно проверена практикой. Тем из вас, кто продолжит обучение по линии использования магических потоков, предстоит изучить этот метод и, возможно, испробовать его. Подчеркиваю — возможно! Поскольку точно установлено, что подобные порталы, даже выполненные с филигранной точностью, негативно влияют на целостность Границ. Один краткосрочный прокол не приведет к ярко выраженным отрицательным, тем более к фатальным последствиям... но ведь закон перехода количества в качество еще никто не отменял.