У Бекешина имелись деньги, связи - словом, все необходимое для того, чтобы не торопясь разобраться в этом деле и наказать виновных. Юрий готов был принять во всем этом посильное участие, но сейчас он чувствовал себя смертельно усталым. Ему хотелось принять горячий душ, поесть досыта, выкурить хорошую сигарету и поговорить хоть с кем-нибудь, кому можно доверять. Грузовик с медью мог бы разом решить все его проблемы, если бы не был так основательно закупорен.
      Косясь в сторону застекленной будки, в которой дремал охранник, Юрий подошел к кабине тягача и одну за другой подергал дверные ручки. Как и следовало ожидать, дверцы были надежно заперты. Можно было разбить стекло, открыть дверцу, соединить напрямую провода и рвануть напролом, протаранив ворота, но тогда его поездка закончилась бы у первого же милицейского поста, если не раньше. Погоня с сиренами и мигалками, простреленные шины, наручники. А медь поедет дальше без него.
      Он присел на корточки и заглянул под днище полуприцепа. Сколько раз он видел в кино, как лихие герои пробирались мимо вражеских застав, прицепившись к днищу какого-нибудь автомобиля! В каком-то старом американском боевике отправляющийся на опасное дело отставной каскадер смылся от своей не в меру заботливой жены, прицепившись снизу к легковушке приятеля. Судя по этим фильмам, в таком способе езды не было ничего сложного.
      Заглянув под днище фуры, Юрий сразу понял разницу между кино и реальной жизнью. Здесь было абсолютно не за что зацепиться - по крайней мере, так, чтобы провисеть хотя бы минуту, не говоря уже о паре-тройке часов. Проникновенно матерясь про себя, он встал, отряхнул ладони и задрал голову.
      На крыше кабины был установлен обтекатель - скругленный спереди объемистый пластиковый короб. Залезть туда? Как-то все это несерьезно... Юрий представил, как, скрючившись в три погибели, жмется в пластмассовой коробке, из последних сил цепляясь за скользкий металл крыши, чтобы не навернуться вниз.
      Он с треском ударил себя по лбу раскрытой ладонью и тут же испуганно присел, косясь на будку охранника. Все было спокойно - охранник спал и видел сны. Юрий посмотрел на часы. Было три двадцать пять - самое время для того, чтобы начать хоть что-нибудь делать.
      Вскарабкаться на крышу полуприцепа оказалось не так-то просто, но в конце концов Юрий справился с этой задачей и растянулся на пыльном прорезиненном брезенте, баюкая обожженную руку и осторожно двигая ноющей ногой. Очень хотелось есть. Юрий порылся в карманах, вынул окурок, коробок спичек и закурил, пряча оранжевый огонек в сложенных трубочкой ладонях. Мимоходом ему подумалось, что солдата, который осмелился бы закурить в разведке, он заставил бы проглотить чертов окурок целиком, вместе с тлеющим угольком.
      - Да, - пробормотал он вполголоса, - увы, мое поведение недостойно русского офицера...
      Потом явился водитель. Он мучительно долго ходил вокруг машины, что-то там протирал, осматривал, пинал скаты и даже заглядывал под днище. Когда он полез под полуприцеп, Юрий, исподтишка наблюдавший за ним сверху, вознес к небесам коротенькую благодарственную молитву. Встреча могла получиться теплая и непринужденная. Он словно наяву увидел недоумевающую физиономию шофера, который, проверяя машину перед дальним рейсом, вдруг обнаружил под днищем цепляющегося из последних сил недоумка тридцати пяти годков от роду, решившего притвориться мухой. Вот уж действительно - кто над нами вверх ногами?..
      Машина наконец-то тронулась, миновала ворота и пошла, набирая скорость, рыча выхлопной трубой и выбрасывая в начинающее светлеть небо клубы сизого дыма. Труба торчала позади кабины, и встречный ветер с завидным постоянством сносил извергаемую ею дрянь прямо на Юрия. Юрий отполз к середине полуприцепа и развернулся лицом к корме. Теперь он ехал ногами вперед, словно отправился в последний путь. Справа и слева от него неторопливо проплывали темные фасады домов. Кое-где в окнах уже горел свет, и Юрий подумал, что было бы очень неплохо выехать из города до рассвета, пока город не проснулся окончательно и кто-нибудь, между делом выглянув в окно, не заметил его на крыше полуприцепа. Могут просто посмеяться, могут удивиться, а могут ведь и в милицию позвонить...
      Еще он подумал, что, будь при нем хоть какой-нибудь нож, можно было бы разрезать брезент и с комфортом прокатиться внутри кузова, среди бухт осточертевшего медного провода. Но ножа не было. Был пистолет, был пустой бумажник, паспорт, удостоверение покойного капитана Каляксина, исчирканный коробок с десятком спичек и последняя кривая сигарета в мятой пачке. Ножа не было.
      - Ну и черт с ним, - вслух сказал Юрий. - Поедем с ветерком!
      Машина вдруг остановилась, вздохнув пневматическими тормозами. "Что за черт? - подумал Юрий. - Не может быть, чтобы водитель меня услышал..."
      Оказалось, впрочем, что его возглас тут ни при чем - водитель просто подбирал своего напарника. Ага, подумал Юрий, вернулся на свое место в центре тента и положил подбородок на кулаки.
      Город кончился разом, словно обрезанный ножом, Машина притормозила у милицейского поста, а потом пошла по прямой, набирая крейсерскую скорость. Позади взошло солнце. Тугой ветер забирался Юрию под куртку, норовя столкнуть его с верхотуры на дорогу. От нечего делать Юрий засек время по своим часам и стал считать километровые столбы. За две минуты они проехали три километра, что в пересчете давало около девяноста километров в час. "Нормально", пробормотал Юрий и перевернулся на спину.
      Небо было ярко-голубое, чистое, без единого облачка. В этой бездонной голубизне не было ничего достойного внимания. Солнце ощутимо пригревало, даже невзирая на тугой ветер, и Юрий понял, что вот-вот заснет. Он снова перевернулся на живот и сразу же увидел позади белый "ниссан". Машина была как машина - слегка помятый капот со следами неаккуратного ремонта, угловатая форма, напоминающая зубило, прямоугольные фары, хромированная решетка радиатора, пластиковый бампер, отвисший, как челюсть паралитика, - но Юрий на всякий случай распластался по брезенту, не желая искушать судьбу.
      Он ожидал, что старенький "блюберд" вот-вот обгонит неповоротливую фуру, тем более что сквозь отсвечивающий лобовик ему удалось разглядеть водителя и сидевшего рядом с ним пассажира - двух бритоголовых крепышей с золотыми цепями на шеях, из тех, что считают себя полновластными хозяевами жизни и всегда выжимают из автомобиля все, на что тот способен. Хоть и старый, "ниссан" наверняка был способен на большее, чем жалкие девяносто километров в час, и Юрий удивился, когда, подняв голову спустя целую минуту, снова увидел позади трейлера белую крышу "блюберда".
      Проклятая старая жестянка висела у них на хвосте битых два часа, не давая Юрию поднять головы. В этом тупом упорстве Юрию чудилась какая-то смутная угроза, всепобеждающая, самоуверенная наглость, присущая российским бандитам низшего звена да еще некоторым гусеничным механизмам. "Конкуренты у меня завелись, что ли?" - обеспокоенно подумал Юрий, невольно дотронувшись до рукоятки пистолета.
      Потом грузовик остановился на площадке для отдыха. Юрий подумал было, что настало время действовать, но один из водителей даже не вышел из кабины. Судя по звукам, доносившимся оттуда, он разворачивал бутерброды. Юрию даже почудилось, что он улавливает дурманящий аромат свежей ветчины. Рот его наполнился слюной. "Э, - подумал он, - так дело не пойдет. Этак я скоро наброшусь на них просто для того, чтобы стяжать пару бутербродов..."
      "Ниссан" куда-то пропал. Юрий готов был поклясться, что белая развалюха их не обгоняла. Значит, она где-то затаилась, дожидаясь неизвестно чего и готовясь снова пристроиться трейлеру в хвост, как только тот тронется с места...
      Так оно и вышло. Снова увидев позади белый драндулет, Юрий окончательно убедился в том, что тот преследует фуру с медью не случайно. Оставалось только гадать, были это грабители или, наоборот, охрана. Впрочем, особенной разницы Юрий не чувствовал. И потенциальные грабители, и нанятая отправителем груза охрана реагировали бы на его внезапное появление на сцене абсолютно одинаково - массированным огнем из всех имеющихся в наличии стволов.
      "Что-то слишком много понаворочено вокруг этих несчастных проводов, думал Юрий, лежа на брезентовой крыше, которая мало-помалу из теплой превращалась в горячую. - Как-то все это слишком сложно и громоздко... Да что они, - с внезапным раздражением подумал он о водителях трейлера, - не видят, что ли, что за ними хвост?"
      Тягач вдруг затормозил. Именно вдруг - он не гасил скорость постепенно, а просто заблокировал все колеса и пошел по дороге юзом, а потом встал, словно налетев на кирпичную стену. Юрий успел упереться носками сапог в брезент и вцепиться в жесткую ткань обеими руками, но его все равно едва не сбросило с крыши. Он понял, что начинается самое интересное, и встал на четвереньки, чтобы видеть происходящее. Что-то подсказывало ему, что участники событий вряд ли станут сейчас задирать головы и глазеть на облака.
      "Ниссан", вопреки добрым пожеланиям Юрия, не врезался в задний борт грузовика. Его водитель успел затормозить и вывернуть руль вправо, к обочине. Легковушку занесло, развернуло поперек дороги и едва не опрокинуло, но она осталась цела и невредима. Оба водителя трейлера уже были тут как тут - один с монтировкой, которой при умелом обращении можно было убить половозрелого мамонта, а другой с ножом. Из "ниссана" вылезли трое бритоголовых крепышей. Юрий задержался на пару секунд, чтобы поглазеть на развитие событий. Ему сразу стало все ясно: монтировка, звеня, запрыгала по асфальту, нож полетел в траву на обочине, одному из дальнобойщиков врезали по шее, другого ткнули в солнечное сплетение." Ничего интересного тут не происходило, и Юрий, как был на четвереньках, стал пятиться в сторону кабины.
      Мерседесовский тягач мерно клокотал работающим на холостых оборотах мощным дизельным движком.
      Обе его дверцы были распахнуты настежь. Со стороны заднего борта доносились взрывы матерной брани - там мордовали несчастных водителей. Водителей было жаль, денек у них выдался явно неудачный, но, вынужденный выбирать между медью и целостью водительских зубов, Юрий выбрал медь.
      Он соскользнул по передней стенке полуприцепа, очутившись позади кабины. Выглянув из-за угла, он увидел только багажник стоявшего поперек полосы "ниссана" да чей-то голый загорелый локоть, торчавший из-за заднего борта.
      Юрий не стал произносить прощальных речей. Он мягко спрыгнул на асфальт, скользнул вдоль кабины и одним движением забросил снова ставшее послушным тело на водительское сиденье. Он не водил грузовик уже очень давно, а за рулем такой громадины ему не приходилось сидеть ни разу, но он сразу понял, почему некоторые дальнобойщики готовы состариться и умереть за баранкой. Сидя здесь, хотелось ехать - двигаться, переключать передачи, давить на газ, смотреть в выпуклые зеркала и вообще покорять пространство. Тем более что на этой машине можно было покорять пространство с комфортом...
      Юрий аккуратно прикрыл обе дверцы, выжал сцепление и с некоторой опаской включил первую передачу. Его опасения оказались напрасными: грузовик покатился вперед послушно и мягко, словно только того и дожидался. Юрий переключился на вторую и газанул. Посмотрев в боковое зеркало, он увидел начавшуюся возле "ниссана" суету и понял, что за ним будут гнаться. Ему это было понятно заранее, но убедиться в собственной правоте было все-таки не очень приятно.
      Пока грузовик разгонялся и скорость была относительно невелика, Юрий вынул из-за пояса пистолет, поставил его на боевой взвод и положил на соседнее сиденье, чтобы был под рукой. В кабине пахло табачным дымом и домашней снедью. Поглядывая в боковое зеркало, Юрий торопливо открыл бардачок, потом сунулся за занавеску, прикрывавшую спальное место, и сразу же обнаружил там полиэтиленовый пакет с бутербродами.
      Бутерброды были с ветчиной и маринованными огурцами - не бутерброды, а пища богов. Юрий успел проглотить три штуки, прежде чем в боковом зеркале мелькнул стремительно приближающийся "блюберд". Он несся на бешеной скорости, гудя клаксоном и моргая фарами. Это был недвусмысленный приказ остановиться.
      - Еще чего, - пробормотал Юрий и снова полез в бардачок, где, насколько ему помнилось, лежала початая пачка сигарет.
      Он закурил и снова покосился в зеркало. Сигарета дымилась у него в зубах, бутерброды с ветчиной лежали в желудке приятной тяжестью, машина слушалась руля просто отменно, и он решил, что в таких условиях можно воевать хоть с целым светом.
      Потом белый "ниссан" поравнялся с кабиной тягача. Стекло в его правой задней дверце рывками поехало вниз, и в открывшееся окошко высунулась широкая оскаленная рожа - высунулась, разинула рот и принялась орать что-то неслышное за ревом двигателя, размахивая рукой с зажатым в ней пистолетом. Юрий покосился на нее сверху вниз, дружески улыбнулся и плавно повернул руль влево, одновременно вдавив педаль газа в пол кабины, чтобы не дать "ниссану" вырваться вперед. Водителю легковушки ничего не оставалось, как податься еще левее, почти на левую обочину, и тут впереди из-за поворота показался едущий навстречу лесовоз.
      "Ниссан" резко затормозил, подняв облако пыли с обочины, и юркнул в свой ряд, спрятавшись за кормой фуры за секунду до того, как лесовоз должен был размазать его по асфальту. Юрий криво улыбнулся: шоссе здесь было узким, всего на две полосы, и затеянная водителем "ниссана" чехарда могла кончиться для него и его пассажиров весьма печально.
      Хромированная решетка радиатора вдруг возникла в зеркале справа. Юрий подался в ту же сторону, колеса полуприцепа запылили по обочине, и "ниссан" снова отстал.
      Теперь они ехали классическим зигзагом, выписывая по дороге две пологие синусоиды - Юрий свою, "ниссан" свою. Вести тяжелогруженый трейлер таким манером оказалось довольно затруднительно - он обладал чудовищной инерцией и так и норовил опрокинуться. Потом большое выпуклое зеркало, торчавшее на длинном кронштейне слева от Юрия, вдруг дзынькнуло, покрылось паутиной трещин и развалилось на длинные кривые осколки, которые, кувыркаясь, посыпались на дорогу. "Вот уроды, - подумал Юрий. - А мне почему-то казалось, что стрелять они не станут - побоятся. Не побоялись, значит... Да и то сказать, достал я их крепко. Одна надежда, что по колесам палить все-таки не будут. Им же эту шаланду до самой Москвы тащить, они ее беречь должны. А вдруг опрокинется? Это ж скандал и огромная потеря времени в придачу..."
      Управлять машиной стало еще труднее, потому что теперь Юрий словно окривел на левый глаз. Дорога пошла карабкаться в гору, вместо левой обочины теперь была сплошная каменная стена - пока невысокая, но становившаяся все выше с каждым поворотом дороги, - а справа обозначился обрыв, делавшийся все глубже по мере того, как машина карабкалась в гору. Здесь тягач пошел медленнее мощности двигателя просто не хватало, старичок, так резво бежавший по ровному месту, начал сбоить и задыхаться. Правда, на этом горном серпантине трудно было не только тягачу: "ниссану", который брал подъемы без видимых усилий, здесь откровенно не хватало места для обгона. Поглядывая в уцелевшее правое зеркало и изредка высовывая голову в открытое окошко, чтобы посмотреть назад, Юрий злорадно улыбался, находя попытки водителя "блюберда" вырваться вперед довольно забавными. Ему казалось, что здесь они обречены на полный провал.
      Как вскоре выяснилось, преследователи так не считали.
      В очередной раз выставив голову в окно и оглянувшись, Юрий краем глаза уловил бледную вспышку выстрела. Что-то с неприятным визгом пронеслось мимо его головы, обдав щеку тугим ветром, и в то же мгновение "ниссан" пошел на обгон. Торчавший в открытом окне легковушки бритоголовый тип снова выстрелил. На этот раз Юрий различил сквозь плотный рев задыхающегося на крутом подъеме двигателя похожий на щелчок пастушьего кнута звук пистолетного выстрела. Потом кнут щелкнул снова, и еще раз, и опять... Юрий понял, что шутки кончились: преследователи стреляли на поражение, решив, как видно, что рассыпавшийся по дороге груз все-таки лучше, чем безвозвратно утраченный.
      Юрий выбросил в окно окурок и слегка притормозил, пропуская легковушку вперед. Когда она поравнялась с кабиной тягача, он снова увеличил скорость и начал подавать тяжелый грузовик влево, неумолимо притирая "ниссан" к серой каменной стене. Водитель "блюберда" надавил на газ, пытаясь вырваться вперед, но тут из-за очередного поворота выскочил груженный песком самосвал с тяжело вихляющимся прицепом. "Ниссан" начал тормозить, намереваясь спрятаться за фуру, но Юрий, сцепив зубы, тоже затормозил, не давая легковушке вернуться на свою полосу. Мимо его лица просвистела пуля и со звоном выбила стекло в правой дверце кабины. Он повернул голову и улыбнулся прямо в перекошенное злобой и ужасом лицо стрелка.
      Самосвал тормозил, идя юзом и оставляя на асфальте черные дымящиеся следы. Его неотвратимо несло прямо на замерший посреди шоссе "ниссан". Юрий надавил на газ и разминулся с самосвалом, ожидая услышать позади себя грохот и лязг столкновения, но ничего подобного не произошло. Вместо этого через пару минут он опять увидел слева от себя невредимый "блюберд" и услышал неприятный тупой лязг, с которым тупоносая пистолетная пуля ударилась о дверцу тягача.
      - Черт возьми, ребята, - сказал Юрий, - вам не кажется, что вы немного назойливы?
      Он снял правую руку с обода рулевого колеса и взял лежавший на сиденье пистолет. Переложив оружие в левую руку, он открыл огонь. Первая пуля безобидно ударилась в пыльный белый борт "ниссана", вторая разбила поднятое стекло в правой передней дверце, но третий выстрел оказался по-настоящему удачным: торчавший из окошка бандит выронил пистолет и скрылся внутри салона. "Ниссан" снова отстал.
      Юрий удовлетворенно кивнул: все было правильно. В него стреляли, он отстреливался, уходя от погони и увозя похищенный бандитами груз... Он привык действовать именно так, действие наполняло жизнь смыслом, и то, что за ним гнались, прицельно паля в него из пистолета, служило лишним доказательством правильности избранной им линии поведения. "Что же это за жизнь такая, - с недоумением, как о постороннем человеке, подумал он о себе, - что это за жизнь, в которой появляется смысл только тогда, когда вокруг стреляют на поражение, бьют по головам тяжелыми железяками и вообще творят смертоубийство? Неужели мне такая жизнь на роду написана?"
      Он высунулся в окно и посмотрел назад. Полоса позади фуры была пуста, лишь где-то очень далеко, почти у самого горизонта, поблескивало лобовое стекло какой-то машины. Юрий перевел взгляд на правое зеркало и увидел "ниссан", который пылил по обочине в опасной близости от края обрыва. На глазах у Юрия прорезанный в крыше иномарки люк открылся, и оттуда показались сначала голова, а потом и плечи одного из преследователей. Он что-то сказал, глядя вниз, присел на мгновение и вдруг выпростал из люка обе руки, в одной из которых Юрий с очень неприятным чувством увидел автомат - не какую-нибудь компактную короткоствольную пукалку, пригодную только для ближнего боя, когда палишь веером с бедра, не заботясь о прицельности огня, а старый добрый АКМ, который американцы уважительно называют штурмовым автоматом, а российские бандиты последним калькулятором.
      Стрелок картинным жестом оттянул затвор, и Юрий понял, что через секунду-другую его либо изрешетят, либо просто отправят под откос, прострелив колеса. Он резко затормозил, одновременно крутанув руль вправо, в сторону обрыва. Густая пыль поднялась из-под колес непрозрачным серо-желтым облаком, мгновенно заволокла кабину тягача и скрыла от Юрия машину преследователей. Грузовик замер в нескольких сантиметрах от металлической полосы ограждения. В следующее мгновение послышался глухой удар по касательной, скрежет металла, машина вздрогнула, как живая, и тут же раздался страшный лязг, и Юрий увидел "ниссан", который, проломив ограждение, вылетел из пылевого облака, взмыл над обрывом и на секунду словно застыл в полете. Передок у него был смят в лепешку, бампер совсем оторвался и падал отдельно, на лету разваливаясь на части, роняя куски пластмассы и какие-то мелкие детали; автоматчик все еще торчал из люка по пояс, и даже АКМ по-прежнему был у него в руках, словно ничего не произошло и погоня продолжалась; целиком вылетевшее от страшного удара об ограждение лобовое стекло лениво, как в замедленной съемке, отделилось от рамы, скользнуло по вздыбленному капоту и тоже стало падать отдельно, само по себе, рассыпаясь в падении на тысячи мелких стеклянных призм... Потом изуродованный нос легковушки резко клюнул вниз, разрушая иллюзию стремительного взлета, "ниссан" перевернулся в воздухе, показав заросшее грязью днище, и скрылся за краем обрыва. Снизу долетел звук тяжелого удара, потом он повторился, сопровождаемый шелестящим стуком потревоженных камней и множеством лязгающих шумов, производимых оторвавшимися и падающими отдельно железками, а чуть позже со дна пропасти донесся глухой кашляющий звук и в воздух поднялось густое облако жирного черного дыма.
      Юрий покусал нижнюю губу, покачал головой и завел заглохший двигатель.
      Нужно было торопиться.
      Глава 9
      Человек с вислыми плечами профессионального боксера, перебитым носом и изуродованными, смятыми и раздавленными в каких-то давних боях ушами остановил новенькую темно-зеленую "Ниву" за углом, метрах в пятидесяти от входа в ресторан. Он порылся в карманах, вынул пачку сигарет и зажигалку, закурил и посмотрел на часы. Минут пятнадцать в его распоряжении еще было, и он откинулся на спинку сиденья, сетуя на то, что в этом отечественном "джипе" абсолютно некуда вытянуть ноги.
      Он пребывал далеко не в лучшем расположении духа, и виновата в этом была не машина - точнее, не только машина. Конечно, он был профессионалом и привык выполнять любую работу, за которую ему платил наниматель, но теперешнее задание заставляло недовольно морщиться даже его. Он всегда считал, что существует некий предел, воображаемая черта, переступать через которую не следует, если хочешь спокойно жить на этом свете. Заметать следы, конечно же, необходимо, и убийство - далеко не худший способ прятать концы в воду, но, когда ради сокрытия каких-то малопонятных финансовых махинаций трупы начинают наваливать горами, как на войне, этот способ перестает работать и, что еще хуже, начинает приносить обратный эффект. Менты и эфэсбэшники начинают рыть землю, отыскивая маньяка-убийцу, и их рвение подогревается, с одной стороны, начальственным гневом, а с другой - неумолкающим тявканьем газет и телевидения.
      Сейчас человек, которого недалекие работяги, давно превратившиеся в корм для червей, прозвали Квазимодой, как никогда остро чувствовал, что далеко заступил за черту. Он четко следовал полученным перед отъездом из Москвы указаниям, но каждое его действие как по волшебству порождало необходимость в новых убийствах, словно он ненароком зацепился за кончик нити, которая вела к огромному клубку, и теперь разматывал эту нить виток за витком, не в силах остановиться, пока не размотает весь клубок до конца. Это было тяжело, поскольку он был один.
      Личный водитель прораба Алябьева Андрей на самом деле не был ни водителем, ни даже Андреем. В определенных кругах он был известен под кличкой Палач, и в этой кличке не было ни намека на шутку, ни тени преувеличения. Кличка целиком и полностью соответствовала его профессии: Палач получал деньги за то, что казнил, а при необходимости и пытал людей, на которых ему указывали его наниматели. Периодически случалось так, что его наниматели становились его клиентами - в тех случаях, когда в этом были заинтересованы другие наниматели. Подобные превращения Палача не смущали: здесь не было ничего личного, это была работа. Он считался идеальным исполнителем и мог при необходимости самостоятельно и весьма грамотно спланировать даже довольно сложную акцию. Правда, для этого ему требовалось время, а сейчас он оказался в ситуации, когда действовать приходилось спонтанно, без раздумий, без заранее продуманного до мельчайших деталей плана. В этом не было его вины, да и человек, который сейчас платил Палачу, пожалуй, не был виноват в свалившихся на киллера неприятностях. Кто же, в самом деле, разрабатывает планы с расчетом на чудо? Любому нормальному человеку известно, что чудес не бывает, и, столкнувшись с чудом нос к носу, немудрено растеряться. Ну, пусть не растеряться - это было бы совсем не в духе Палача, - но почувствовать некоторую неуверенность. Как будто там, на небесах, все-таки живет кто-то, и этот кто-то вдруг решил напомнить Палачу о своем существовании: не расслабляйся, дескать, браток, я за тобой внимательно слежу и веду верный счет. Если что, я тебя, сук-киного сына...
      Палач нервно затянулся сигаретой и с шумом выпустил дым сквозь стиснутые зубы. Чудеса, мать их в душу... Чудесам место в церкви да еще, пожалуй, в цирке, где фокусник в шелковой чалме почем зря распиливает людей надвое двуручной пилой. Он пилит, а ему за это хлопают."
      Палач невольно припомнил одного из своих заказчиков. Это был пожилой, и даже не пожилой, а старый, лысый, как колено, и сморщенный, как сушеный гриб, литовец. Что ему понадобилось в Москве и чем он занимался в своей Литве, этого Палач не знал и узнать не пытался. Деньги у старого хрена водились, за работу он заплатил не торгуясь, и это было главное. А в качестве бесплатного приложения этот сморчок вдруг, ни с того ни с сего, по собственному почину разразился историей о том, как в молодости гулял по родной Литве с "лесными братьями", пытаясь очистить свою землю от коммунистов и прочих оккупантов. Закатывая слезящиеся мутные глазки за мощными линзами очков, он рассказал, как однажды присутствовал при казни шестерых русских активистов, среди которых, кстати, была беременная учительница. Всех шестерых неторопливо и деловито разрезали на куски двуручной пилой, совсем как в цирке, только кусков было больше и склеивать разрезанных людей обратно никто, разумеется, не стал.
      "Вот в этом и разница, - подумал Палач, осторожно, чтобы не обсыпать пеплом брюки, поднося сигарету к вмонтированной в приборную панель пепельнице. - "Лесным братьям" никто не аплодировал, потому что они работали не на публику, а делали дело. Тут никакими чудесами даже и не пахло. А фокусник в цирке просто развлекает публику фальшивыми чудесами, и все ему хлопают до потери сознания. Это у него такая работа: пускать пыль в глаза, дурить народ и быть за это любимцем публики".
      "Ну хорошо, - мысленно сказал он себе, - ну ладно. Черт с ними, с фокусниками и "лесными братьями"... Но я-то ведь не фокусы показывал, когда включал ток! Так все было солидно, правдоподобно, аккуратно организовано... А двое работяг каким-то чудом уцелели. Пришлось несколько дней сидеть в лесу, кормить комаров и ждать удобного момента, чтобы не просто их прикончить, а так, чтобы все это сочли делом рук местного алкоголика.., как, бишь, его Васьки. И снова все полетело кувырком, потому что один из них каким-то чудом опять чудо! - снюхался с ментом, причем снюхался до такой степени, что чертов ментяра жизни своей не пожалел, спасая этого козла..."
      Правда, на этот раз чудеса все-таки кончились. Палач стоял перед пылающей, как пионерский костер, заимкой с автоматом в руках до тех пор, пока крытая тесом крыша с жутким треском не обрушилась вовнутрь, взметнув к небу целый фейерверк бешено крутящихся искр. Старое сухое дерево горело хорошо, жар чувствовался даже на приличном расстоянии, и Палач готов был поклясться, что живым оттуда не ушел никто.
      Все это было бы просто расчудесно, если бы не сроки. Медь нужно было отправить вовремя во что бы то ни стало. Эта дурацкая медь сильно раздражала Палача. В конце концов, это был не его профиль. Он не привык заниматься какими-то погрузками, перегрузками, товарными накладными и прочей дребеденью. Но работа есть работа, и в заключенном между ним и заказчиком устном соглашении было указано прямо: любые услуги, кроме разве что интимных. А в качестве оплаты этих услуг предлагалась такая солидная сумма, что желание качать права и гнуть пальцы как-то само собой исчезало. За такие деньги можно было бы голыми руками вычистить все нужники в этом вонючем городишке...
      Сроки поджимали, и, поскольку разорваться надвое Палач не мог, ему пришлось прибегнуть к услугам местной братвы. Хорошего в этом было мало, но и страшного, в конце концов, тоже не было ничего. От местных отморозков только и требовалось, что проводить груз до места назначения, не подпуская к машине всевозможных умников, которые кормятся на обочинах дорог, собирая с проезжих дань. Конечно, заказчик будет недоволен: утечка информации, непредвиденные расходы. - И ведь немалые, мать их, расходы! Особенно если отдать этим придуркам всю сумму, которую они от большого ума запросили за свои услуги...
      Палач раздавил сигарету в пепельнице, снова посмотрел на часы и сильно потер лицо большой безволосой ладонью. Он действовал на свой страх и риск, далеко выйдя за рамки полученных инструкций, и от этого чувствовал себя так, словно ступает по тонкому льду, надеясь добраться до берега - такого далекого, что его и не видать... Лед трещал и гнулся под ногами, а подо льдом была ледяная черная вода, и оставалось только поживее двигать ногами, все время двигать ногами, перемещаясь вперед и надеясь, что лед как-нибудь выдержит.
      Впереди через перекресток проехал, гася скорость, черный "БМВ" с тонированными стеклами. Палач снова сверился с часами и удовлетворенно кивнул: его деловой партнер прибыл минута в минуту. Ну еще бы, ведь такие бабки светят! Это ведь не на допрос в прокуратуру и не на разборку с соседями, а за деньгами, которые он, как ему кажется, честно заработал...
      Палач взял с соседнего сиденья черный пластиковый кейс и распахнул дверцу машины. Солнце палило немилосердно, и он вынул из нагрудного кармана и нацепил на расплющенную переносицу солнцезащитные очки - огромные, на пол-лица, призванные защищать не столько от солнца, сколько от любопытных взглядов. Поймав свое отражение в какой-то витрине, он едва не рассмеялся - настолько его вид был неуместным и диким в этом захолустье.
      Он был одет в строгий черный костюм, белоснежную рубашку и, конечно же, галстук - тоже строгий, однотонный, очень деловой. Сияющие антрацитовым блеском туфли, черный кейс с кодовыми замками и сверкающие черными линзами очки дополняли картину. Весь он, целиком, от макушки до пяток, словно спрыгнул на эту пыльную, раскаленную полуденным солнцем четырехэтажную улочку с битым-перебитым асфальтом и какими-то линялыми транспарантами поперек проезжей части с экрана какого-то американского боевика.