Глава 21

Противник мог застрелить Смольского, но выстрелил по ногам. Рана получилась неопасной, но сиверовского подчиненного тем не менее увезли в больницу.

«Для охраны в любой момент может потребоваться недюжинная резвость. Даже если его там быстро поставят на ноги, в ближайшую пару недель рассчитывать на него нельзя», — решил Слепой. Зато Каланцов был как огурчик, если не считать легкого сотрясения мозга и пореза на щеке.

Глубокий порез от осколка стекла зашили за час под местной анестезией, и Каланцов вернулся на боевой пост, залепив щеку пластырем. Все это время Глеб просидел один с мидовскими отпрысками в подсобном помещении, которое предоставила перепуганная стрельбой дирекция казино.

Заведение срочно закрылось, в здании было тихо. В комнате тоже висела гнетущая тишина.

Сиверов не видел смысла читать подопечным мораль и ругать за безответственность. Глазные капли избавили его от острого жжения, боль уже не мешала думать, и следовало быстро осмыслить случившееся.

Ему было совестно за подозрения — Смольский и Каланцов рисковали здоровьем и жизнью, без них ему пришлось бы гораздо трудней. Но его по-прежнему не оставляло чувство, что проблемы в казино не могли свалиться на голову случайно, как кирпич.

Скандал с Мироном вполне объясним. Но вот наглость командира ОМОНа, чрезмерная даже для ментов, безответные гудки по номеру Звонарева, очередное появление противника в нужное время и на нужном месте…

Подполковник уже сам перезвонил очевидно, телефонный аппарат записал вызов. Глеб поблагодарил за совет насчет капель — положительный эффект уже чувствуется. Отчитался о всех перипетиях с момента появления компании в казино.

— Стрелял в Смольского? Его обиды нам дорого обходятся. Сейчас пришлю двух на замену.

— Присылайте пока одного. У Каланцова все должно обойтись.

— Одного так одного. Передам с ним твое удостоверение на имя капитана Шаронова.

— И я, значит, капитаном буду?

— В чем дело? Звание не подходит?

— Никак нет, товарищ подполковник. Просто все говорят, что мы с Веденеевым внешне слегка похожи. Теперь вот и звание у нас будет одинаковое.

— Ты же у нас товарищ не суеверный. Но если желаешь, можно исправить. Генерала, конечно, не дам, но майора запросто.

— Нет, что вы? Мне лишь бы было что предъявить.

— Ас ОМОНом мы разберемся. Не формально, а по существу. Напиши подробный рапорт по части ихних безобразий.

— И еще одно. Служебную машину пришлось помять.

— «Девятку»? На ходу она или нет?

— Не было времени проверить. Ребят забрали, я пока один.

— Как проверишь, звони. Если надо, пришлем эвакуатор.

Появившегося Каланцова Глеб встретил тепло, крепко пожал ему руку, внимательно рассмотрев свежий шов.

— Нормально. Мужика шрамы украшают. Главное, голова не болит?

— Я же не с размаху. Нежно чмокнул стекло.

Неизрасходованное возбуждение Каланцова свидетельствовало о том, что он не так часто попадал в подобные переделки.

— Шефу докладывали? — поинтересовался он.

— Пока устно, надо будет еще и письменно.

Твои подвиги расписал в лучшем виде.

— Не ругался, что упустили?

— Да нет.

Сиверов сам удивился, что у подполковника не возникло претензий. Понятное дело, омоновцы создали кучу осложнений. Но потом омоновцы убрались, они с Каланцовым остались вдвоем против одного. Или Звонарев не ждет слишком многого, не в курсе всех заданий, которые он, Глеб Сиверов, успешно провернул? Или слишком уж высокого мнения о Веденееве?

Ближайшие дни прошли без приключений.

«Пятерка» вела себя тихо, хотя от испуга все они отряхнулись достаточно быстро. «Как собаки от воды», — сравнил Каланцов. Сменщик Смольского выглядел исполнительным и безликим. Настолько безликим, что Глеб с некоторым напряжением запомнил его простую и непритязательную фамилию — Сергеев.

Зрение медленно улучшалось. У Глеба не было сомнений, что противник в курсе его проблем, спрятанных за темными стеклами очков. Веденеев с его опытом наверняка засек некоторую странность в движениях противника — в его приземлении после прыжка, в его манере стрельбы. Наверняка сделал правильный вывод, даже если никто не поставляет ему сведений.

Значит, он постарается использовать шанс. Предпримет еще одну попытку в ближайшее время, пока зрение Слепого не восстановилось.

Компания по-прежнему околачивалась в доме Воротынцева, но уже не общалась так активно. Они временно утратили интерес друг к другу. Все делали поодиночке — ели, пили кофе, читали, смотрели фильмы в домашнем кинотеатре, валялись в постели. Благо размеры дома позволяли.

Зато у некоторых появилась потребность пообщаться тет-а-тет с Сиверовым. Вначале Вероника поднялась на крышу — он ненадолго расположился здесь, чтобы проверить качество зрения относительно дальних и близких предметов. Часть крыши занимал зимний сад, и Сиверов видел ее через стекло — в купальнике.

Верхние рамы легко приводились в вертикальное положение. В такие жаркие дни, как сейчас, их открывали, чтобы впустить воздух, поэтому Вероника могла загорать под прямыми солнечными лучами.

— Вам хоть доплачивают за вредность? — голос Вероники был слегка приглушен толстым стеклом.

— Нет повода. Работа не из приятных, но таким, как мы, с самого начала никто не обещает удовольствия от процесса.

— Понятно. Но охранять тех, кого ненавидишь…

На этом можно язву заработать.

— Сильные эмоции я приберегу для какого-нибудь особого случая.

В зимнем саду было влажно. Ближнее зрение у Глеба восстановилось настолько, что он, не видя отдельных капелек пота, мог оценить блеск женской кожи. Без тени смущения Вероника сняла лифчик и осталась в треугольных трусиках-танго, узком символическом лоскутке ткани. Если она хотела проверить свое воздействие на мужское естество Глеба, то взялась за очень неблагодарную задачу. Между работой и личными чувствами он уже давно выстроил непроницаемую преграду.

— Кстати, я для вас ценный источник. Я ведь единственная из всей нашей компании общалась с Веденеевым. Вначале я даже думала, что он только меня преследует.

— Потом передумала?

— Здесь в Москве ему с самого начала представился случай подцепить меня одну. Смог бы наверняка, но не стал. Я для него — яркий представитель своего класса.

— Как оно было в Катаре?

Вероника не поверит, если он прикинется абсолютно несведущим. Наверняка считает, что он узнал об этом еще при получении задания.

— Больше в командировки я ни ногой! Я поехала на подхвате, все решали другие люди. Ошибок наделали кучу. Почему он не мстит адвокату, которого конкретно послали разрулить вопрос? Не мстит тому же самому Коломийцеву, которому с самого начала прикрыли задницу диппаспортом?

Нет, он видите ли взъелся на меня и на таких, как я.

Типа мы гнилая аристократия и нас нужно жестоко проучить.

Слепой пока еще не понимал, чего ради Вероника соизволила завязать с ним этот разговор.

Она решила, что зрелище практически обнаженного тела за стеклом не отвлечет старшего в охране от ее слов, а наоборот, сделает их более убедительными.

— Для всех остальных это просто приключение.

Они не верят в крупные неприятности. И скорей всего правы. Они нужны ему как приложение, как зрители. Чтобы размазать меня на публике, на виду у моих друзей.

«Теперь понятно, — убедился Слепой. — Хочет выделиться из компании, представить себя главной жертвой, чтобы я в первую очередь охранял именно нее». Слепого всегда поражала женская практичность. За каждым словом женщины и каждым вздохом кроется осознанное намерение.

— Я могу ошибаться, но, кажется, я знаю главную причину. Адвокатам ведь положены регулярные свидания с подзащитными. С самого начала он требовал, чтобы встречи происходили с глазу на глаз. Вполне обоснованное требование — этого требуют интересы дела. В конце концов, такова международная практика. Когда Приходько…

— Кто это?

— Адвокат. Человек, от которого многое зависело, — Вероника перевернулась на живот, прогнув спину и выставив на обозрение свои плотные ягодицы. — Когда Приходько счел для себя выгодным заболеть, мне пришлось самой отправиться на свидание. И тут выяснилось, что наш подзащитный видит во мне средство решения всех проблем. Если он страдает от прекращения половой жизни, я что, и с этим обязана помочь? Может, я нарушила свой гражданский долг, но тут я, извините, отказалась. Он сделал вид, будто ничего не произошло. Потом, когда закрутилось здесь, в Москве, я поняла, что его сильно задел мой отказ. Моя брезгливость. Брезгливость, конечно же, присутствовала на самом деле — арабской тюрьме далеко до голландской. Но главное: мне он не нравился. Да, я ему сочувствовала, желала добра, хотела помочь в меру сил. Но я не обязана любить его!

Вероника снова перевернулась на спину. Крепкая грудь даже без поддержки не растекалась по ребрам, стояла торчком.

Слепой задумался, что же на самом деле произошло в Катаре.

Глава 22

Когда Приходько свалился с температурой, Веронику допустили в специальное помещение для свиданий. То самое, где Веденеев после быстрого и профессионального осмотра не обнаружил ни скрытых камер, ни «жучков». Дверь сюда не запиралась изнутри. Слышны были шаги надзирателя, прохаживающегося по коридору. Он мог в любую минуту заглянуть внутрь, проверить, все ли в порядке.

Во время первых свиданий с Приходько так оно и происходило, потом они стали рутинным делом, и надзиратель прохаживался больше для проформы. Адвоката тщательно обыскивали до встречи и после. Еще проще было обыскать капитана ФСБ, одетого в линялый тренировочный костюм. Передача чего-то противозаконного начисто исключалась.

Веронику ощупала с ног до головы молчаливая женщина. Формы на ней не было — длинное платье и обычный для мусульманок платок. Прикосновения ее жестких ладоней слегка возбудили Веронику, и порог бетонного куба она переступила уже подогретой.

Как многие женщины, она делила мужчин в своей жизни на случайных и стабильных и предъявляла к ним совершенно разные требования.

От случайного мужчины обязательно должен был исходить запах мачо.

Возбужденная от прикосновений арабки в темном платке, Вероника вдруг вспомнила историю из глянцевого журнала о коротком тюремном романе — точнее, связи между арестованным мужчиной и женщиной-адвокатом. Примерила историю на себя и Веденеева. Представила себе весь экзотический антураж за пределами голых стен — пальмы и небоскребы среди пустыни. Представила, как убивал этот капитан ФСБ, — наверняка он делал это не раз, прежде чем его послали с миссией в Катар.

Он, конечно, не Бред Питт и не Джонни Депп.

Но этого и не требуется. Предъявленного обвинения вполне достаточно, чтобы сделать его привлекательным. Тюремное заключение должно добавить ему страстности. Отсутствие хоть какой-то мебели, незапирающаяся дверь и шаги охранника должны сделать их близость особенно яркой.

Олега запустили в комнату, он бросил на Веронику взгляд исподлобья. "Почему бы нет? — спросила она себя и сразу же ответила:

— Да и еще раз да".

— Где Приходько? — спросил у нее подзащитный.

— Подцепил какую-то хворь. Лежит в номере с температурой.

— Значит, вы за него, — мрачно констатировал Олег. — И надолго?

— Прописали ему антибиотики. Пьет и хнычет, что уничтожает себе флору кишечника.

— Какую еще флору?

— Побочный эффект всех антибиотиков. Да все будет нормально и с температурой его и с флорой.

Денька, я думаю, через три.

— Для вас это, может, и немного.

Какой смысл капитану зацикливаться сейчас на проблемах, лучше осознать, что он наедине с молодой красивой женщиной. Следующий шанс неизвестно когда представится.

Вероника молча, слегка прищурившись, посмотрела ему в глаза.

— Мне нужны сигареты.

— Ах да, — вспомнила она про блок, закупленный Приходько, — Я их отдала в окошко для передач. Сюда ведь все равно не разрешают.

— Вас бы пропустили с сигаретой в зубах.

Приходько всегда закуривает и отдает потом мне.

Какие вы передали?

— «Кэмел».

Он с досадой пожал плечами. То ли маркой был не слишком доволен, то ли болезнью толстяка адвоката.

— Да будьте вы мужчиной, Олег, — сказала она именно те слова, которые вертелись на языке.

Наконец он взглянул ей в глаза прямым взглядом. Вероника слегка накренилась, опершись плечом о плохо оштукатуренную стену. Одна загорелая рука безвольно повисла вдоль стены, другая, согнутая в локте, замерла на поясе. Молодая женщина ждала движения арестанта, чтобы прильнуть к нему всем телом. Но Веденеев только криво усмехнулся, присел на корточки и, зажмурившись, запрокинул голову назад.

Вскоре после разговора с Вероникой Денис Воротынцев тоже вдруг решил навести мосты с Глебом. Он присоединился к Слепому, когда тот обходил участок по периметру.

«Тоже проняло? И этому теперь захотелось под крылышко?» — подумал Слепой.

— Вы меня удивили в казино, — начал молодой человек, встряхнув гривой золотистых волос. — Я всегда думал, что уровень ФСБ гораздо выше, чем у ментов. Что поганые менты просто засунут язык в задницу, как только поймут, с кем имеют дело. Оказывается, нет. Зачем вы так перед ними прогибались? Кому-кому, а вам нечего их бояться.

— Все не так просто, — ответил Слепой.

Он не собирался читать юноше лекцию о давней вражде между двумя ведомствами и их пристрастном отношении друг к другу. Тем более не хотел рассказывать о сложном положении, в котором оказался из-за отсутствия удостоверения.

— Омоновцы бывают разные. Тот омоновец не собирался меня никуда везти, просто хотел показать перед всеми, что он в этой жизни главный.

— Честно говоря, вы и все ваши мне здорово не нравились, — сообщил Денис. — Но после казино, когда вы стояли в наручниках…

— Спасибо за сочувствие. Но лучше нам не выходить из ролей, оставить все как есть.

— Роли… Думаете, я в восторге от своей жизни, от нашей компании? Вы их еще слишком мало знаете. Особенно слабый пол. Такие стервы!

«А он переплюнул Веронику с ее голой грудью, — отметил Слепой. — Первое место по сюрпризам. Во всяком случае пока».

— Прилукская осточертела своим самомнением.

По крайней мере, самомнение должно быть несовместимо с завистью. Ни фига: бесится, что я учусь в Англии, а она здесь. Отец не просто так ее оставил — из высших соображений. Для той карьеры, для какой он ее готовит, лучше иметь в послужном списке именно МГИМО. Вашего товарища, которого убрали, она просто довела. Сейчас он, наверное, увеличил ее фотку, размножил и каждый раз приносит с собой, когда настает пора упражняться в тире. Вероника тоже уникум в своем роде. Вы в курсе, что она у нас член коллегии адвокатов? Да она разбирается в юриспруденции как свинья в апельсинах.

Я пару раз спросил без задней мысли — просто понадобилось. Ни законов не знает, ни постановлений.

Завтра навяжут какому-нибудь бедняге в защитницы. Она его так защитит — судья пропишет больший срок, чем прокурор затребует.

Сиверову неприятно было выслушивать эти злобствования за спиной. Но он не имел дурной привычки кого-то воспитывать.

— С кем она только не связывалась! Тусуется с нормальными людьми, а ложится черт знает с кем.

Это не ревность — я слишком давно ее знаю и не собираюсь с ней трахаться. Но иногда она таких экземпляров откапывает!

«Скоро и до Лены дойдет очередь», — подумал Сиверов и не ошибся.

— А третья замуж собирается. Представьте, Лена и вдруг — хозяйка дома! Хоть стой, хоть падай. Лично я могу приготовить свои любимые блюда по всем правилам. По три часа на каждое надо потратить. А она в жизни яйцо на сковородку не разбила! Только и знает смотреть на экране одно и то же и в тысячу первый раз тащиться.

«У Дениски своя тактика, — оценил Слепой. — Не столько себя превознести, сколько остальных обделать».

— Мне нужно отлучиться до завтра, — поморщился Воротынцев, переходя непосредственно к просьбе.

— Нет вопросов. Одного из вас я всегда могу отпустить. Предупреди остальных, чтобы никуда не просились на время твоего отсутствия.

— Меня обязательно должен кто-то сопровождать?

— Ну а как же?

— Понимаю, вам нельзя отступать от правил.

Ну а если сделать так, чтобы все получилось незаметно?

— Можешь толком объяснить?

— Мне нужно быть в одном месте. Снять на сутки квартиру… Но другой человек.., ей важно, чтобы все осталось шито-крыто. Ну, вы меня понимаете.

«Замужняя любовница? Такие мальчики с золотыми волосиками должны нравиться дамам за тридцать», — подумал Глеб.

— Пошлю Каланцова. Предупрежу насчет аккуратности. Но на площадке под дверью он стоять будет.

— Под дверью тоже не надо! — недовольно воскликнул Денис, — Можно запросто подождать внизу. Никто меня убивать не собирается. А похитить через балкон, согласитесь, сложновато, если я сниму квартиру повыше этажом.

— Сложно. Но если постараться…

— О чем вы говорите? — прервал в запальчивости любитель гольфа. — Не станет Веденеев ради меня одного рисковать.

— Давай не будем торговаться. Ни на улице, ни на лестничной площадке. Только в самой квартире, в соседней комнате. Скажешь даме, что комнату заперли сами хозяева.

— Издеваетесь? На вашего Каланцова я уже насмотрелся. Сколько он там просидит тихо — полчаса в лучшем случае. Потом приспичит: чихнуть или позвонить с докладом. Я бы музыку включил, но ей нравится только тихая, вроде старшего Иглесиаса.

«Ого. Тогда ей слегка за сорок», — невольно прикинул Слепой.

— Может быть, Каланцов засядет в соседней квартире? Я вообще не хочу, чтобы ее кто-то видел.

— Если очень заботишься о своей даме, лучше пока воздержаться от встреч.

— И сколько еще воздерживаться? Вы же знаете женщин, их природа не терпит пустоты. Может, вы сами съездите со мной? — ухватился Денис за спасательный круг.

— Я должен оставаться с большинством.

— У вас бы все четко получилось. Если знать про Каланцова за стенкой, это поломает весь кайф.

Слепой пожал плечами, он не собирался подкреплять свою позицию новыми аргументами.

От чего он сам сейчас способен ловить настоящий кайф? Пожалуй, только от оперной музыки. Надеть наушники, прикрыть глаза. Если бы только выкроить для этого время!

Глава 23

В конце концов Денис благоразумно согласился на компромисс — позволить Каланцову дежурить в соседней комнате и ограничить встречу относительно коротким сроком. Он покинул родной дом, преспокойно оставив здесь гостей и двух человек из охраны.

Сиверов решил, что личного общения ему на сегодня хватит, следующую попытку он пресечет в самом зародыше. Но обстоятельства не позволили сдержать данное себе слово. Возле ворот притормозила машина, и садовник прибежал сообщить, что приехали Машины родители.

Глебов предшественник упомянул, что они работают в Москве. Подъезжают порознь, каждый на своей машине, к сталинской высотке на Смоленской, чей облик с давних времен был визитной карточкой советского МИДа, а теперь символизирует российский.

Вполне нормальное желание повидать дочку, если она сама за все время Глебова дежурства ни разу не отпросилась домой. Лишь бы только не случилось дурацкого совпадения, лишь бы они не приехали забрать ее «погостить» именно сейчас.

— Вам предъявить документы? — сухо спросил у Сиверова крупный представительный мужчина с проседью на висках.

Казалось, он даже в бане не снимает галстук и держится официально, с достоинством.

Глеб покачал головой. В документах не было нужды при таком разительном внешнем сходстве.

Не сказав больше ни слова, мужчина с женщиной вошли в дом. Ее темное платье заронило смутные подозрения в душу Глеба, и они оправдались буквально через несколько минут.

Сама Маша не пожелала сообщать охране новость. Появился Мирон с известием, что у нее только что умерла родная бабушка. Он еще не закончил, а семья Прилукских появилась в полном составе на крыльце, явно с намерением проследовать обратно к машине.

Чувствуя себя не в своей тарелке, Глеб преградил им путь.

— Прошу прощения, но вам придется подождать.

— То есть как? — с оскорбленным видом воззрилась на него женщина в темном. — Вам разве не объяснили?

— Не имею права. Отсутствовать может только один из пяти. На данный момент у нас в отсутствии Воротынцев. Сейчас свяжусь, чтобы вернуть его. Придется вам подождать.

— Что с ним говорить? — Маша с досадой отвернулась в сторону. — Это не человек, это фишка, которую двигают туда-сюда. Зачем ему ради кого-то осложнять себе жизнь? Он будет тупо придерживаться приказа.

Прилукский достал сотовый и стал набирать чей-то номер. "Звонареву звонить собрался? — подумал Слепой. — Лишь бы застал на месте. Если Звонарев разрешит, «фишка» не будет против.

«Фишке» в самом деле неохота проводить разъяснительную работу".

Прилукский набрал один номер, другой, третий и с досадой захлопнул крышечку сотового.

— У нас в восемь вечера полно народу на работе. А здесь вымерли все.

Он помялся с досадой, потом все-таки преодолел себя:

— Послушайте, любезный. Смерть случилась скоропостижно, ее никто не ждал. Мы должны сейчас быть там, вместе.

— Мои соболезнования. Сейчас звоню и срочно требую Дениса назад. Как только машина появится у ворот, можете отправляться.

— Боитесь отпустить ее одну? У вас остался еще человек — пусть едет с нами.

— Спасибо за подсказку. Только мне не разрешено одному охранять троих.

— Вас же не просто так назначили старшим, — вмешалась женщина в темном. — Вы наверняка крупный спец.

Видя полное отсутствие реакции на лесть, она не удержалась и съязвила:

— Одни очки чего стоят.

— Успокойся, Валюта, — муж коснулся ее плеча.

Потом сделал шаг к Сиверову и, сделав над собой очередное усилие, коснулся двумя пальцами его руки повыше локтя.

— Давайте отойдем в сторонку.

«Взятку предлагать собрался?» — подумал Сиверов.

В руке у Прилукского в самом деле мелькнули разноцветные купюры евро: бледно-зеленая и бледно-желтая.

— Я вас прошу. Три юных создания — это ведь не саммит большой восьмерки. Час или полчаса тоже не срок. Я уверен, вы замечательно справитесь.

— Если бы вы мне не мешали позвонить, от получаса осталось бы двадцать минут, — отведя руку с деньгами, Глеб вышел на связь с Каланцовым.