— Конечно. Никто и не пикнул. Места для шестерых пассажиров хватало, так что устроились в лучшем виде. Естественно, он велел нам ехать в противоположную от Москвы сторону.

— По какой дороге?

Веденеев должен был взять курс туда, где он собирался удерживать заложников. Наверняка какие-то поисковые меры были приняты. Но Глеб хотел знать как можно больше.

— Вначале по Ярославскому шоссе, потом по какой-то грунтовой. Ленкиного бойфренда он высадил, только мобильник отобрал. Сказал, что машину и мобильник тот получит обратно в целости и сохранности. Велел Денису сесть за руль и слушать указания. А дальше случилось по пословице «клин клином вышибают». Оказалось, на «Shevrolet» положили глаз какие-то бандюганы. Пронюхали, что мы собираемся за город, и пасли в ожидании подходящего момента.

— Чтобы забрать машину?

— Ну, может, еще деньги из карманов, часы, колечки. Правда, кроме Вероники, у нас золотом никто не увлекается. Неважно… Выскочили вдруг на двух тачках. Одна ехала навстречу и развернулась поперек, другая сзади вдруг нарисовалась. В первой сидели трое в масках, во второй двое.

— Красивое совпадение, — отметил Слепой.

— Вообще этот Веденеев нормально владеет собой. Мне сразу показалось, что он из бывших сотрудников.

«Выходил ли приказ о его увольнении? — подумал Глеб. — Разве только в последний месяц».

— Я сидел рядом, ближе всех, — продолжил Мирон, ставя бутылку на зеленое сукно. — Собственным боком почувствовал, как он напрягся, когда увидел пару автоматов. Его приняли за охранника — слишком уж он отличался от всех нас и по возрасту и по прикиду. Поэтому целили в него, требовали, чтоб он первый вылезал. Еще кричали, чтобы Денис мотор заглушил. Вокруг никого — ни встречных машин, ни поперечных. Дедок на велико показался, но сразу же свернул в кусты.

Слепого заинтересовали детали поведения Веденеева в минуту опасности. Всех сотрудников учат одному и тому же, но у каждого в таких ситуациях свой коронный номер.

К сожалению, Мирон не мог сказать ничего вразумительного.

— Не знаю, как бы он с ними разбирался, если бы был один. В тот раз он явно не хотел, чтобы нас зацепили шальные пули. Вылез с поднятыми руками, отошел в сторону, как велели. Я сидел впереди, рядом с Дэнни. Шепчу ему: давай погнали, пока есть шанс, пока они все разом на нашем «друге» сосредоточились. Дэнни в ступоре, бледный как смерть, девчонки сзади тоже молчат. Давай, говорю ему, местами, поменяемся. Сидит, не реагирует.

В сторону Веденеева я даже не смотрел. Смотрел на этих бандитов в масках — вперед и в зеркальце.

Вижу: всего трое осталось, значит двое пошли обыскивать «друга». Еще двое смотрят в ту сторону, и только один шагает к нам. Вдруг стрельба — который шагал, за голову хватается, у них в тачке стекла вдрызг. Мы все пригнулись, и я с пассажирского места даю зажигание, жму левой на газ. Дэнни, обалделый, выкручивает руль. Разбиваем фару, тычем в бок чужую машину и открываем себе путь.

Вот что, оказывается, крылось за скупой фразой отпечатанной на тонкой бумаге: «только случайность помешала ему осуществить свое намерение и взять в заложники пять человек».

— И назад вы уже не оглядывались?

— Вообще голов не поднимали, решили, что стреляют вдогонку. Дэнни почти вслепую вел. Хорошо там кусок дороги был более или менее прямой. Потом мы в кусты влетели, ломали их, оцарапали «Шевроле» бока. Потом я все-таки продрался к рулю и вытеснил Дэнни. Вот так оно и случилось. Я, конечно, не ждал, что «друг» наш выживет один против всех. Потом, когда уже началось разбирательство, нашли там три трупа и двух раненых. А он ушел своей дорогой. Думаю, недовольный ушел, потому что дело сорвалось по идиотской случайности.

— Так вам растолковали, кто он такой и что ему нужно?

— В общем, да, — Мирон закрутил шар всеми пятью пальцами, пустив вращаться на одном месте вокруг собственной оси. — Принцип коллективной ответственности, старый как мир. Я бы, допустим, понял, если бы он за Вероникой охотился.

— За Вероникой?

— Вам и про нее толком не рассказали? Она ведь ездила в Катар на процесс. Конечно, не на главных ролях, главную роль играл настоящий адвокат.

— Что-нибудь рассказывала?

— Спрашивайте у нее.

Словоохотливость Митрохина быстро сошла на нет. Видимо, причиной была не столько щепетильность, сколько потеря интереса. Мирон готов был живо обсуждать только детали собственной жизни и биографии.