Глава 26

Веденеев в самом деле быстро избавился от Вероники — еще быстрее, чем от Дениса, Загнал такси на одну из подмосковных свалок мусора. Подъехал с той стороны, где никто не мог заметить ярко-желтую тачку — ни бомжи, ни водители многотонных грузовиков, бесконечной чередой опорожняющих свои кузова. Разве только крикливые и наглые птицы видели, как авто зарылось в мусорную кучу, сгинув в ней без следа.

— Не бойся, это не насовсем. Промежуточная стоянка.

Веденеев нажал какую-то кнопку, и на приборной панели замигал крохотный зеленый «глазок».

— Попробуешь открыть дверь или сломать стекло — сработает взрывное устройство. Если кто-то снаружи дотронется до машины, случится то же самое. Все тютелька в тютельку: кроме меня никто не разминирует.

— Я задохнусь. Я уже задыхаюсь.

— Просто тебе неохота дышать вонью. На самом деле воздуха хватит: в этой куче достаточно мелких пустот, плюс запас в салоне.

Веденеев приоткрыл дверь, отчего внутрь просочилось несколько мятых банок от пива и прохладительных напитков, промасленный газетный ком, полбуханки заплесневелого хлеба, колпачок от авторучки и еще какая-то мелочь. Вероника смотрела на весь «джентльменский набор» с таким ужасом, с каким смотрят на клубок ядовитых змей. Ей казалось, что она не выдержит больше пяти минут. Вначале по телу пойдет аллергическая сыпь, потом воспалятся глаза — воспалятся так, что она будет чесать их, раздирая веки в кровь. Ну а потом.., медленное удушье с отеком лица и пеной изо рта.

Ее катарский знакомец выскользнул наружу и закрыл дверцу на ключ. Мусор не прилипал, не приставал к нему, будто подался в сторону под действием мощного биополя. Он словно бы знал, как обращаться с этой дрянью, как держать ее на дистанции. Сейчас вылезет наружу, и ему даже не придется отряхиваться…

Расставшись с Вероникой, Веденеев выскочил на накатанную грунтовую дорогу, по которой грузовики проезжали последний километр до мусорки. Проголосовал с широкой улыбкой, и его тут же подобрал «КАМАЗ», катящий обратно за новой порцией столичных отходов. Тем временем траурная церемония близилась к завершению. Сын покойной — один из столпов МИДа — конечно, мог организовать для матери участок на кладбище в городской черте. Но старушка много лет проводила лето на даче у подруги, и близлежащее тихое кладбище под березками без помпезных мраморных памятников чрезвычайно ей приглянулось.

Никогда раньше здесь не собиралось столько иномарок, столько хорошо одетых и хорошо пахнущих людей. Две пенсионерки, приковылявшие навестить одну из могил, поразились и полированному гробу и огромным венкам из желтых роз. Вначале решили, что собрался мафиозный клан. Потом засомневались в своем выводе из-за отсутствия широких плеч и массивных челюстей. Вдобавок эти люди грамматически правильно строили фразы и произносили слова с отчетливой дикцией.

После нескольких предупреждений от старшего новый сиверовский подчиненный держал ухо востро. К счастью, березовую рощицу насквозь пронизывало солнце — тонкие белые стволы не позволяли спрятаться за ними даже ребенку. Имея прекрасную память, Сергеев уже запомнил всех мужчин из более чем полусотни собравшихся — не только в профиль и анфас, но еще и по затылкам, пиджачным спинам. Он был уверен, что сразу заметит в этом однородном контингенте чуждое вкрапление.

Контингент в самом деле был особенным.

Сергеев еще не видел людей подобного рода в таком количестве — они казались иностранцами, хотя имели вполне славянскую внешность и общались на чисто русском языке; Во-первых, язык был слишком чистым, особенно у людей среднего возраста и старше. Во-вторых, поражало абсолютно нехарактерное для современной России сочетание признаков богатства и рафинированной культуры.

Разбогатевших бандитов и проходимцев он с первого взгляда видел как облупленных, чувствуя свое внутреннее превосходство над ними.

Здесь же каждый был вещью в себе, одновременно личностью и членом касты. Сергееву не хотелось бы, чтобы их увидела его жена. «Вот видишь, — сказала бы она. — Можно служить государству, исполнять долг и не ходить по десять лет в одних брюках, выбирать колбасу не по цене, а по качеству».

Скорби на лицах не наблюдалось, старушке приспело время отправиться в мир иной. Светскую тусовку небольшая толпа на кладбище тоже не напоминала — присутствующие вели себя сдержанно, переговариваясь вполголоса.

Сергеев стоял метрах в трех позади Маши. Он сам не хотел приближаться ближе. Люди не теснились — между ним и девушкой никого не было, и хватило бы мгновения, чтоб плотно прикрыть ее. Дистанция диктовалась маловатым ростом сотрудника ФСБ. Стройная, длинноногая Маша была гораздо выше, и, если бы он стоял совсем близко, это ограничило бы Сергееву обзор.

Узнав по сотовому о неприятности с Каланцовым, он испытал одновременно прилив страха и некоторое облегчение. Лишний раз стало ясно, что Веденеев не хочет причинять серьезного вреда бывшим сослуживцам. Но опыт и решимость капитана холодили кровь. Сам Сергеев ни разу не участвовал в боевых операциях — ни на Кавказе, ни где-то в другом месте — и преклонялся перед капитаном хотя бы за последнее задание в Катаре.

Следом, почти сразу, пришла новость о захвате в заложницы Вероники. В это время солнце перекрыло пышно взбитое облако. Могила уже была почти засыпана, и последние в длинной очереди изящными движениями бросали по три горсти земли. Стало пасмурно, и Сергеев отчетливо ощутил запах сырой развороченной земли. Он уверял себя, что капитану сейчас хватает дел надежно припрятать двух пленников, и вдруг поймал себя на монотонном бормотании:

— Тучи сгущаются, тучи сгущаются…

Из уважения к покойнице и ее родственникам большинство присутствующих отключило сотовые телефоны. Но несколько человек приехало на служебных автомобилях, где оставались за рулем водители. Один из водил трусцой подбежал к худощавому человеку с аккуратной бородкой, который поправлял черную с золотом ленту на одном из венков.

Поблагодарив кивком, худощавый мидовец оглянулся по сторонам и подозвал к себе такую же сухопарую женщину под черным зонтом, чья кожа, по-видимому, не терпела прямых солнечных лучей. С появлением облаков женщина не стала складывать зонт — то ли не верила, что они приплыли надолго, то ли, наоборот, ожидала скорого дождя. Вдвоем они быстро зашагали к служебной машине.

Это событие послужило толчком. У всех в руках стали как по команде появляться сотовые, все выслушивали новости с разной степенью озабоченности. Признаков паники не наблюдалось, но небольшая толпа стала быстро рассасываться.

Прилукские тоже отправились к веренице машин. Однако вокруг них образовался настоящий вакуум. Кто-то притормаживал, пропуская их вперед, кто-то прибавлял шагу. Радиус подвижной «мертвой зоны» насчитывал не меньше полутора десятков метров. Все знали, что за Машей охотится Веденеев. Мидовцы понимали также, что список потенциальных заложников достаточно условен — Веденееву ничего не стоит расширить его, если обстоятельства будут благоприятствовать.

Одна группа машин рванула с места в карьер.

Другие, стали откровенно медлить, ожидая, пока Прилукские вместе с охранником отъедут подальше.

— Какое счастье, что мы забрали Машу, — произнесла жена, как только машина тронулась. — Если бы она осталась там, она бы запросто попала в лапы к капитану.

— Я всегда говорил: виноваты не люди, а система, — авторитетно произнес муж. — У аппарата ФСБ дурная наследственность, она заражает человеконенавистничеством.

— Зачем же вы тогда согласились на охрану из человеконенавистников? — не выдержал Сергеев.

— А какой у нас был выбор? — спросил, не оборачиваясь, Прилукский. — Менты, извините за выражение? Это вообще легально вооруженные преступники. В ФСБ по крайней мере есть некий процент интеллигентных людей. Беда только в том, что вы и ваши соратники циничны до крайности — отдельная человеческая личность для вас ничтожно малая величина.

— Ну, почему? — возразила жена. — За отдельной личностью они и на край света поедут, чтобы разорвать в клочья.

Сергеев хотел сосредоточиться — каждая встречная и попутная машина на трассе могла внезапно обратиться в угрозу.

— Отложим дискуссию до более спокойной обстановки.

— Надо было никого не слушать и отправить девочку за границу, — не мог никак успокоиться Прилукский.

Дочь отвернулась к окну:

— Зачем мне нужна была их охрана? Папа ездит на «Жигулях»? Нет, потому что это ведро с болтами. Так почему меня должны охранять? :

— Сравнение некорректное, — отец решил все-таки защитить первоначальную свою позицию. — В СССР было три качественные вещи: шоколад, балет Большого и КГБ. Там, за границей…

Я не смог бы устроить, чтобы тебя охраняло Центральное Разведывательное Управление. А частным охранным агентствам я, извини, не верю. Никаким.

— Теперь мы будем пожинать плоды твоего неверия.

Сергеев не уставал удивляться этим людям.

Другие бы кричали, размахивали руками. К примеру, они с женой, если уж дело доходило до серьезной семейной ссоры. Тут повод был серьезней некуда, а никто из членов семьи не повысил голоса.

Он сидел на заднем сиденье рядом с Машей, посматривая во все стороны. Остальные коллеги успешно оставили Прилукских в одиночестве, впереди и сзади в сторону Москвы по трассе катил самый разномастный транспорт: «Икарусы», рефрижераторы, легковушки с прицепами. Встретился пост ГАИ — несколько сотрудников как мухи облепили ярко-желтое такси с раскрытым багажником. Сергееву уже сообщили, что именно на такой машине капитан умыкнул Веронику. Но вряд ли он вот так глупо сунулся с ней на федеральную трассу.

Жена Прилукского что-то прошептала на ухо мужу. Тот кивнул и стал высматривать подходящее место для остановки.

— Никаких остановок, пока я не разрешу, — заявил Сергеев.

— Вы потеряли моральное право давать нам указания, — высокомерно заметил Прилукский. — Мы будем настаивать, чтобы охрану немедленно заменили.

— Пока еще этого не случилось, и я отвечаю за вашу дочь.

— Вот и отвечайте, она никуда не намерена выходить. А мы с женой отлучимся на пару минут.

Увидев зеленые кабинки туалета возле придорожного кафе, мидовец притормозил. «Под кустом ни за что не сядут ни он, ни жена», — с долей уважения подумал Сергеев.

На всякий случай пересел за руль и развернулся вполоборота к Маше, чтобы не выпускать ее из виду, Красивая девушка, а сколько в ней злости.

Может, выйдет замуж, родит ребенка и станет чуточку добрей. А может, наоборот, добавится еще желчи.

Зазвонил сотовый. На табло появился номер Сиверова. Переживает, боится, как бы подчиненный не облажался. От такого человека не зазорно получить лишнее ЦУ.

Эфэсбэшник сидел лицом к шоссе, спиной к кафе возле обочины. Левая рука лежала на ободе руля, правая упиралась предплечьем в спинку сиденья и придерживала в кармане рукоять пистолета. Сотовый лежал на коленях, после секундного раздумья Сергеев взял его левой и поднес к уху.

Несмотря на жару, стекла остались поднятыми — окружающий мир не вызывал особого доверия.

— Да, — сказал Сергеев в трубку.

Вместо ответа он услышал свободным ухом судорожный Машин вдох и сразу понял, что его подловили на простом трюке. Звонивший знал номер сотового Глеба и имел в своем мобильнике генератор ложного номера вызова.

— Не оборачивайся, — произнес голос по ту сторону дверцы.

Сергеев мог сейчас поклясться, что капитан стоит в легкой куртке, держа руку в боковом кармане. Пистолет направлен ему в затылок, но капитан не станет стрелять на убой. Он не убивает своих, он вообще не собирается никого убивать. Его списали в мусор, утиль, в отходы. В усушку и утруску. А он воскрес из мусора, чтобы возместить моральный ущерб.

— Я на работе, я выполняю задание, — произнес Сергеев, медленно оборачиваясь, несмотря на запрет.

Одновременно он вел навстречу цели дуло служебного «ПМ». Казалось, все происходит очень медленно — вот-вот нечто взорвет невыносимую для него ситуацию.

— Тогда стреляй.

— Мне поручили ее охранять.

— Правильно. А ты рискуешь ее жизнью.

Противник действительно стоял в куртке без рукавов из тонкой светло-бежевой ткани. Одна ее пола слегка задиралась; судя по выпуклости, на прицеле была Маша — в классических традициях захвата заложников.

«Вы ведь не сможете в нее выстрелить, товарищ капитан», — Сергеев с усилием поднял глаза, чтобы взглянуть противнику в лицо и молча выразить суть своей мысли. На знакомом по фотографиям лице не было обреченности преступника, отрезавшего себе все пути назад. Капитан смотрел на Сергеева скорее как старший на младшего по званию, которого другие поставили в дурацкое положение.

— Вылезай, — сказал Веденеев Маше. — Вдруг твоему охраннику взбредет в голову выстрелить? Неизвестно, что сделает мой палец на спусковом крючке, когда пуля продырявит мне голову.

Глава 27

Стоя у окна гостиничного номера, Сиверов видел сквозь жалюзи оживленный кусок Тверской-Ямской и Триумфальную площадь с памятником Маяковскому. В гостинице «Пекин» не было ничего китайского, кроме ресторана на первом этаже. Сталинская высотка с лепниной и шпилем — один из немых, но красноречивых памятников эпохи.

Для троих номер вроде был достаточно просторным. Но массивные предметы интерьера давили на мозги — кровати с фундаментальными полированными спинками, пузатый графин из толстого стекла, тяжеленная пепельница, которой с легкостью можно было бы проломить череп.

Общее настроение было подавленным. Обоих Глебовых подчиненных отстранили от дела, замены им не прислали. Родители Мирона и Лены возражали против продолжения «охранных мероприятий» в прежнем виде, и МИД поддержал их на самом высоком уровне. Как все организовать дальше, еще не решили и в преддверии такого решения Сиверова пока оставили исполнять свои обязанности.

Как только заселились, Лена напилась в номере и не хотела вылезать из ванны. Она могла захлебнуться в воде, Сиверову пришлось открыть дверь, запертую изнутри на нехитрую задвижку, вытащить безвольную девушку, которая превратилась в большую куклу, неспособную держаться на ногах, обтереть ее насухо гостиничным полотенцем и уложить в кровать.

Лена материлась по-русски и по-английски, кричала, что она устала и не желает больше никого видеть. Несколько раз попыталась пнуть Слепого ногой.

— Пусти, урод! Я скажу, что ты пытался меня изнасиловать, а Мирон подтвердит, — Прекрати ломать комедию, — мрачно ответил Мирон, занятый строительством карточного домика.

Сейчас, по прошествии полных суток, Лена продолжала дрыхнуть, а Мирон был поглощен прежним делом. Выше четвертого этажа сооружение никак не поднималось — беззвучно разваливалось. Словно один и тот же заснятый на камеру эпизод прокручивали бесконечное число раз. Эпизод, символизирующий полный провал сиверовской миссии.

Почему так случилось? Потому что его обманывали свои и чужие? Обманывал Каланцов насчет отъезда с места. Обманывали Машины родители, кощунственно хороня давно умершую бабушку. Правда, сами они не стали унижаться, отправили врать Мирона.

Но была еще одна ложь — главная. Контуры этой лжи начали проступать для Сиверова, пока он смотрел сквозь жалюзи на Триумфальную площадь. Зрение окончательно восстановилось, он четко различал выражение лиц людей и все перипетии движений птиц, клюющих крошки у подножия бронзового памятника.

— Держу пари, нам с Ленусей теперь вряд ли что-то грозит, — прервал наконец Митрохин многочасовое молчание. — Троих ему вполне хватит, чтобы не поперхнуться. Он уже выставил требования?

— Не знаю, — пожал плечами Сиверов.

— Сколько он запросит, по-вашему? Миллиона два-три?

— В каких единицах измерения? — уточнил Глеб, думая о своем.

— Конечно, в евро. Дураком будет, если потребует в долларах… Жалко, я не умею обращаться с оружием. Сам бы взял в заложники компанию вроде нашей. А можно было бы и наших, их-то я знаю как облупленных. Важно понимать, кто из заложников на что способен.

— Не подскажу, не пробовал, — Глеб отошел от окна, запустив вращаться на полированном столе массивную круглую пепельницу.

— Значит, это служебный номер? — сменил пластинку Мирон. — Интересно, во сколько он обходится за год? Место для встреч с любовницами и внештатными сотрудниками — стукачами и осведомителями разного пошиба.

В дверь решительно постучали.

— Не волнуйся, Глеб, это я, — раздался голой подполковника Звонарева.

«Приехал лично изучить обстановку? Да уж, после таких неприятностей трудно усидеть в кабинете», — подумал Слепой.

Звонарев вошел в сопровождении двух младших офицеров. Быстро огляделся по сторонам и неопределенно хмыкнул. Сейчас он был в форме, в отличие от первой встречи на свадьбе. Выглядел еще более моложавым и подтянутым.

— Прочитал твой отчет. Нужно поговорить.

Сам выбирай место, ты здесь хозяин.

Вышли на крохотный балкончик, облитый лучами закатного солнца. Младший офицер услужливо притащил откуда-то два раскладных стула.

Плотно закрыл за собой дверь, и начальник с подчиненным остались вдвоем.

— Важно понимать, что предстоят нелегкие объяснения с МИДом и твой отчет будет фигурировать как один из главных документов. В сопроводиловке ты проходишь под кодом, как секретный агент, но сути дела это не меняет. Копать они будут основательно — и под тебя, и под меня.

— Вряд ли они сочтут отчет объективным.

С самого начала решат, что я защищаю честь мундира.

— Вот-вот. Потому и не надо пытаться быть объективным. Все равно они сделают поправку в минус. Важно, каким будет твой материал; если «плюсовым», получим нейтральный, близкий к объективному итог. Нужно изложить нашу версию событий. Почему не написал, что тебя злонамеренно обманули в связи с похоронами?

— Это меня не оправдывает. Я ведь не работал на гуманитарную миссию ООН. Значит, не имел права отпускать Прилукских до возвращения Каланцова с Денисом.

— В моих глазах в самом деле не оправдывает.

Но на разборе полетов мне надо иметь в руках все аргументы. Короче, надо будет подкорректировать отчет. Не волнуйся, нам известны истинные обстоятельства дела. Себя не выгораживай, но ведомству жизнь облегчи.

— Можно вопрос, товарищ подполковник? Мне ведь не все истинные обстоятельства известны.

Звонарев снова неопределенно хмыкнул, но кивнул:

— Слушаю.

— Это ведь вы помогали Веденееву, это от вас он имел полную информацию?

— Ну-ка, ну-ка? Такую мысль надо развить, так что будь добр.

— Я заподозрил это еще в ресторане, когда вы выразили недовольство моим самоуправством в использовании «маячков». Потом оказалось, что Веденеев четко использовал единственное слабое место в работе этой системы. Каланцов со Смольским не имели достаточно опыта, чтобы так быстро все просечь и передать капитану. Они с начала и до конца добросовестно старались, но не могли прыгнуть выше головы. Вы поддерживали с ними контакт через мою голову и знали каждый очередной шаг. Вы разрешили журналистке снимать в коттедже, чтобы Веденеев мог четко представить себе внутреннюю планировку. Вы специально затянули дело с моим удостоверением. Вы все знали про казино, но сознательно не брали трубку, чтобы разъяснить ОМОНу ситуацию. Скорей всего они так быстро примчались не без вашего содействия.

— Тут ты явно оговорился, в их оперативности моей заслуги нет.

— Не буду спорить. У меня и так достаточно эпизодов. Вы ни разу не упрекнули, что Веденеев ускользнул.

— У тебя были другие обязанности:

— Зачем вы поставили меня старшим? Могли ведь найти более подходящую кандидатуру.

— По многим соображениям. На таком месте умный человек больше устраивал меня, чем профан. С умным человеком можно разрулить любой вопрос, даже если он окажется слишком проницательным. О твоего предшественника молодежь вытирала ноги. Я вовремя заменил его, и сейчас никто не может обвинить меня в плохом подборе кадров.

И второе, если уж взялись говорить начистоту. Я не хотел портить никому из моих офицеров карьеру. Дело было обречено на провал, такое жирное пятно не украшает послужной список. С тобой все по-другому. Ты секретный агент за штатом, с твоим личным делом можно поступить как угодно. Изъять страницы или вовсе их не добавлять.

Сиверов не ожидал такой прямоты. Кому-то она могла показаться циничной, но его, наоборот, подкупила. Услышанное, конечно, не обрадовало, но все-таки ему полегчало. Похоже, Звонарев готов был раскрыть карты задним числом.

— Лучше бы с самого начала…

— Я не был уверен в твоих актерских способностях. Эти милые мальчики и девочки могли заподозрить неладное. Вы ведь были рядом круглые сутки — хватило бы случайной интонации, а она могла проскочить рано или поздно.

— Теперь я больше не нужен?

— Теперь-то ты стал нужен по-настоящему.

Сперва надо расставить все точки над i. Ты ведь прочел, что капитан Веденеев организовал взрыв в Грозном девятого мая. Разозлился настолько, что решил в отместку оприходовать Кадырова и создать нам кучу проблем.

— Вот почему никто не захотел лично озвучить «справку». Я смутно догадывался, что это не его рук дело. Он не мог так далеко зайти.

— Мы все патриоты: во-первых, России, а во-вторых, своего ведомства. С Веденеевым обошлись подло. Ты мог испытать те же чувства, что и я, встать на его сторону, самостоятельно выйти на контакт. Это меня совсем не устраивало. Дезу изобрел не я, — Звонарев недвусмысленно показал пальцем вверх. — Я просто не счел нужным просвещать тебя раньше времени.

Глеб вспомнил, с какой неохотой, необычно скупо говорил с ним о деле генерал Потапчук. Похоже, в ФСБ не было единого мнения по вопросу капитана с его незапланированным побегом из плена. Кто-то придумал пресечь на корню сочувствие личного состава, приписав Веденееву теракт. Кто-то не мог развенчать эту фальшивку, но относился к ней с брезгливостью.

— Подло обошлись? Но почему? Как начальство допустило?

— Мы проиграли дело в президентской администрации. Там состоялось нечто вроде третейского суда: мы защищали свою правду, МИД свою. Легальные возможности были исчерпаны, эмир уперся рогом. Мы предлагали хирургическое вмешательство силами трех-четырех человек, операцию освобождения, рассчитанную по минутам. Мидовцы активно возражали. Напирали на серьезные проколы по Яндарбиеву. Меня там не было, но наши, насколько я знаю, не остались в долгу. Если считать мидовские проколы за последние пятнадцать лет, нужно на руках и ногах пальцы загибать. Все-таки они настаивали, что момент неподходящий. Хорошо, когда он по прогнозам станет подходящим, какие для этого должны сложиться условия? Распад НАТО, принятие эмиром иудаизма? Тут они выложили на стол свой главный аргумент.

— Предварительную договоренность с катарцами?

— Совершенно верно. Это же их стихия — закулисные контакты. И не где-нибудь по месту жительства. Все мидовцы на свете — даже если они из какой-то паршивой страны, где нет ни черта, кроме борделей и зарослей дурной травы, — все мидовцы контачат в Женеве, Брюсселе или Стокгольме. Снимают за государственный счет номера в пятизвездочных отелях, выкидывают деньги в трубу на представительские расходы.

Как же, ведь в их лице государство поддерживает свой престиж. Короче, в этой самой Женеве они договорились с одним из двоюродных братьев эмира, которых не меньше дюжины. Оказалось, для эмира важнее всего наказать конкретных людей. Что касается общественного резонанса, здесь он поможет нам, русским, спасти лицо и объявит о помиловании. Даже готов выдать по этому случаю двух человек, паршивых сутенеров, осужденных за убийство проститутки. Один из них вообще оказался гражданином Украины, но это выяснилось потом.

— Значит, процесс был закрытым, мало кто видел лица?

— Да. Журналисты в зал не допускались. Только свидетели, защитники и обвинитель, и еще вдова Яндарбиева в качестве потерпевшей. Здесь у мужиков тоже негусто было с сослуживцами. Телевидение могло спокойно показать акт передачи «наших разведчиков» где-нибудь на пустынном аэродроме, и только два десятка человек здесь и столько же в Катаре могли понять, что это спектакль. Вот и ты тоже решил, что эмир в последний момент перетрухнул. А на самом деле… На самом деле мы тогда проиграли мидовцам, их вариант был взят за основу. И теперь мы имеем то, что имеем.

Глеб представил двух сотрудников в каменном мешке. Перспектива двадцати пяти лет и надежда, что тебя не бросят. Себя на их место он поставить не мог, потому что ни секунды не тешил бы себя этой надеждой. На то он и внештатный агент, чтобы в случае провала не признавать в нем исполнителя воли государства.

— Как они в тюрьме догадались про сделку?

— Насчет этого он не рассказывал. Мы виделись всего один раз: сидели и курили в полной темноте.

«А мне зачем все знать? — задался вопросом Слепой. — Как еще меня можно использовать?»

Ответ был получен очень скоро. Но вначале подполковник последний раз прошелся по мидовцам:

— Они больше собственные Интересы отстаивают, чем державы. Я не имею в виду, что они продают Родину за деньги. Все не так грубо и пошло.

Просто за рубежом у всех этих людей хорошие связи и свои интересы. Их дети учатся за границей, их жены лечатся там, их мемуары там печатаются. Наша линия в международных отношениях только наполовину российская, а наполовину мидовская. Там, где не надо, наш МИД проявляет показную жесткость. Там где действительно нужна жесткость, они стремятся закруглить дело по-хорошему. Искусно втирают очки администрации президента.

«И ничего хорошего не заслуживают», — мысленно закончил Сиверов.

— Ничего плохого не станется ни с нашими мидовцами, ни с их золотыми детками. Детки займут приготовленные для них места, сами обзаведутся потомством — такими же урожденными мидовцами. Но нервы аристократам попортить стоит. Слегка опустить их на бренную землю. Чтобы не смотрели на страну как на большую фишку в своих переговорах.

— Не станется ничего плохого?

— Веденеев обещал, и я ему верю. У нас не служат люди с преступными наклонностями. Кстати, насчет заложников ты сам скоро сможешь убедиться. Я же тебе не просто так объясняю расклад.

Ты лучше всего подходишь для посредника. Через тебя он должен выставлять требования, через тебя получать ответ.

— Это новое задание?

— Считай как хочешь. Новое или продолжение прежнего.

— В конце мне опять предстоит сесть в лужу?