ГЛАВА 31

Собравшиеся предложили Сиверову перейти на их сторону. Если ему действительно все равно, если он связан с москвичами только как исполнитель, он вполне может сменить заказчика.

— Это вам дорого обойдется, — в голосе человека в черном прозвучал явный скепсис.

— Деньги есть. Скажи сколько.

— Смотря что нужно. Телохранителем я никогда не работал и не собираюсь. Тем более на восьмерых разом.

— Нужно разобраться с теми, кого пришлют тебе на смену.

— Следом пришлют новых.

— Ты в себе сомневаешься?

— Сомневаюсь в ваших возможностях тратить большие бабки. Прежняя независимость обернется вам такой суммой, что вы все равно от нее откажетесь.

— Назови расценку.

— От пятидесяти до ста штук зеленых за голову. Конкретно уточню по факту.

— Елки зеленые, ты же не больших начальников будешь валить.

— Таких же киллеров, как я. Сколько бы ты заплатил за мой труп? Да все сто пятьдесят! — подытожил Слепой.

— Давай еще раз уточним, что ты нам можешь гарантировать, — подал голос молчаливый Козырь.

— Только не вашу безопасность, — повторил Глеб. — Гости оттуда проживут здесь недолго, максимум пару суток. Но если кто сам подвернется им под руку, пеняйте на себя.

— Не слишком щедрые обещания.

— Зато реальные. Я извещаю всех об их прибытии. Вы на день-другой зарываетесь в песок, а я за это время решаю вопрос. В следующий раз тем же макаром.

— Хорошо. Мы сейчас обсудим твои предложения и дадим ответ.

— Я вам ничего не предлагаю. Я ставлю свои условия. Это еще не все. Прямо сейчас с носа по пятнадцать штук отступных за свою собственную шкуру. Если кто ценит себя дороже — ради бога, спорить не буду.

Все восемь хозяев Крыма обалдели от такой наглости. Человек сидит под дулами заряженных стволов и требует от них отступных. Любому из восьмерых достаточно только глазом моргнуть, и пули разнесут череп этому самоуверенному типу.

Но по всем законам бытия ему уже полагалось валяться в дохлом виде на освещенной фонарями улице Качи. Хотя бы один из троих «спецназовцев» обязан был замочить его в упор из короткоствольного автомата. А на нем ни царапинки. И наглость его не похожа на наглость самоуверенных козлов, у которых нет за душой ничего другого.

— И последнее. Я обязательно должен знать прямо сейчас, от кого вы получили новость о моем приезде. Скорей всего, я оставлю этого человека в живых — он только последнее звено в утечке. Меня интересует первое звено, я должен выяснить, кто меня подставил.

В первом часу ночи Сиверова повезли обратно в Севастополь в сопровождении других людей. По соседству на заднем сиденье ехал хорошо знакомый товарищ. Когда «восьмерка» большинством голосов решила принять предложение наемного убийцы, Картавому не осталось ничего другого, как признаться человеку в черном — новость в свое время распространилась через него. Ему, Картавому, принес весточку субъект, вполне заслуживающий доверия. Григорий Евсеич — управляющий лучшим в городе казино сослался на одного из московских коллег, выходца из Крыма.

Теперь они вместе направлялись к Григорию Евсеичу, поинтересоваться деталями. Сиверов еще при отъезде предупредил — если управляющий казино в ближайший час свалится в лестничный пролет или попадет в автокатастрофу, никакого соглашения не будет.

Только один человек решил морально поддержать Картавого в зале убогого клуба с бархатным занавесом. Козырь не стал умалчивать о своем вкладе. Да, он подтвердил «неприятное известие», именно после этого оно было воспринято остальными всерьез. Друг из Питера тогда специально позвонил ему, чтобы предостеречь: готовьтесь, по ваши души едет «ангел смерти» из Москвы. Тот слышал краем уха пьяный шепот на свадьбе дочери одного из питерских «крестных отцов».

Козырь не поленился в присутствии Сиверова перезвонить другу в северную столицу. Тот посетовал, что прилично поддал на свадьбе, даже не обратил внимания, кто кому выболтал секрет…

В казино Глеба с Картавым впустили через служебный вход. Через стенку послышался какой-то скандал. Кто-то злобно ругался, не получая словесного отпора. Вряд ли сотрудники казино безропотно терпели крик и шум в зале. Скорее всего дефицит слов восполнялся действиями: недовольного игрока «провожали на выход».

Картавого без вопросов пропустили в кабинет. Здесь тоже стоял крик: мятый человечек с редкими всклокоченными волосами визгливо орал на молодого крупье в смокинге и галстуке-«бабочке». Выглядел человечек так, будто две ночи спал на вокзале.

«Слишком много истерик для солидного заведения», — подумал Сиверов, переступив через порог.

— А теперь пошел на место! — театрально-грозным жестом простер руку управляющий. — В следующий раз вылетишь отсюда как пробка.

Крупье развернулся на сто восемьдесят градусов, напоминая солдата-салагу, только что получившего втык. Весь в пылу воспитательной работы Григорий Евсеич развернулся к гостям и первым делом узнал Картавого.

— Какие люди! Присаживайся, дорогой. Что будешь пить?

— Ну-ка еще раз повтори, кто конкретно тебя просветил насчет гостя из Москвы.

— А он кто? — управляющий казино недовольно указал на Сиверова.

— Мой… большой друг.

Картавый отрекомендовал Глеба не слишком уверенно, опасаясь, что слова его будут сочтены киллером за излишнюю фамильярность.

— Вот и делай людям хорошее, получишь сполна. Разве можно так: я тебе шепнул по дружбе, а ты приводишь неизвестно кого и в его присутствии требуешь…

— Мораль читай подчиненным, — раздраженно бросил Картавый. — Я фрака за счет заведения не ношу. Еще одно слово не по делу — и просто вылетишь в окно!

Григорий Евсеич развел руками, как бы призывая небо в свидетели: как можно иметь дело с такими людьми.

— Хорошо, я повторю. Эдик мне позвонил, Эдик Зиновьев. Ты не застал то время, когда он здесь обыгрывал всех в преферанс, в «классику» мичманов и капитанов первого ранга.

— Ну, грамотный был шулер. Не делай из него академика, — поторопил Картавый.

— Теперь он в Москве, — продолжал как ни в чем ни бывало Григорий Евсеич. — Человек ушел далеко вперед, а я остался здесь, на обочине прогресса.

— То-то твой Зиновьев всех там сильно любит. Сразу язык зачесался весточку послать.

— А может, не время нам такие детали мусолить при чужих людях, — снова забеспокоился Григорий Евсеич. — Твоего замечательного спутника я ни разу не видел. А у меня все перебывали. Даже Тарас однажды пожаловал, царствие ему небесное.

Слепой продолжал молчать, сидя в углу. В отличие от «питерского следа», прозвучала новая фамилия, и цепочка не оборвалась. Пока она уводит слишком далеко, но, сделав петлю, должна вернуться обратно. Именно здесь кто-то засек его интерес к Клюге и затонувшему теплоходу. Именно отсюда пошла гулять версия о московском киллере.

Картавый хребтом чувствовал недовольство человека в черном и напомнил Евсеичу еще одно немаловажное обстоятельство:

— Помнишь, ты мне звонил насчет «девятки» с российскими номерами? Я еще удивился, что мужик приехал сюда всех мочить и даже не удосужился сменить российские номера.

— А вот это уже перебор. Я тебе не звонил и знать не знаю ни о какой «девятке».

— Что я, парашу гоню, по-твоему? — рассвирепел Картавый. Выхватив пистолет, он ткнул его прямо под нос управляющему.

— Не звонил? Не давал наводку? На шум в кабинет заглянул рослый парень из здешней охраны.

— Пошел вон! — вполоборота бросил Картавый, и парень мигом подчинился, быстро сообразив, что облегчить положение шефа сейчас не в его силах.

— Звонил, сука. Даже не думай отказываться, — Картавый, похоже, собирался продырявить Евсеичу голову.

— Пусть сперва закончит, — миролюбиво заметил Сиверов.

— Объясните ему, уважаемый, — дрожащим голосом мятый человечек попытался найти в незнакомце поддержку.

— Да он тебя сейчас первый на куски порвет, — сообщил Картавый. — Он тот самый, на кого ты и твой друг навели весь Крым.

— Я не причиню вам вреда, — поднялся с места Глеб. — Я просто любознательный по природе человек и для общего развития хочу уточнить все детали. Так звонили вы или нет? Это ведь не тяжкое преступление. Вы хотели помочь хорошим людям, отплатить добром за добро, предупредить об опасности.

— Мне больно. Пусть он уберет пушку.

Картавый отнял дуло от чужой щеки, замахнулся рукоятью, заставив управляющего втянуть голову.

— Клянусь, не звонил, — трагично произнес Григорий Евсеич, адресуясь исключительно к человеку в черном.

— Почему же Картавый узнал голос?

— Без понятия. Это его трудности.

— Нет, сука, это твои большие трудности.

— А слышимость была хорошая? — поинтересовался Глеб у Картавого.

— Откуда я сейчас помню? Хотя нет, помню, хреновая, в трубке трещало. Здесь у нас вообще сотовая связь пятнами работает. Едешь в тачке по трассе — то есть связь, то нет.

Теперь Сиверов почти не сомневался: кто-то выдал себя по телефону за управляющего казино. Истинные противники явно не страдали от излишней самоуверенности. С самого начала не исключали, что гость из России может выйти сухим из воды и попробовать отмотать цепочку назад — откуда пошла легенда о киллере?

— Звоните в Москву вашему Зиновьеву.

— Сейчас, — Григорий Евсеич с готовностью взялся за трубку.

— Нет, только не со своего телефона. Позаимствуйте мобильник у кого-нибудь из подчиненных.

— Да-да, вы правы, — закивал управляющий, озабоченно дотрагиваясь до фиолетового кровоподтека, оставленного дулом «пушки». — Я бы и сам сообразил. Но человеческая грубость всегда выводит меня из себя и лишает трезвости мысли.

Прекрасно понимая, на чьей стороне сейчас сила, он бросил уничтожающий взгляд на Картавого.

— Убедите своего московского друга вспомнить все до мелочей, — посоветовал Глеб. — Пусть только не говорит, будто спьяну услышал чужой разговор. Мобильник дважды промурлыкал о недоступности абонента.

— Наверное, занят, — посетовал Григорий Евсеич. — В это время у них в казино самая запарка.

— Звоните по другому номеру, какому хотите. Звоните в казино и срочно требуйте Зиновьева.

— Сейчас, секундочку.

Управляющий извлек из ящика стола целую кипу ярких проспектов с рекламой казино во всех частях света — от Лас-Вегаса и Монте-Карло до Петропавловска-на-Камчатке и Махачкалы. Стал быстро и суетливо просматривать, швыряя ненужное на пол.

— Вот оно, «Колесо фортуны». Сейчас-сейчас, на обороте должны быть номера.

Нервно жуя губами, управляющий пробежался по кнопкам кривым пальцем и попросил разыскать Зиновьева по делу, не терпящему отлагательств. Глеб расслышал ответный вопрос:

— Куда вам перезвонить?

— Ничего, я подожду. Так вернее.

Прошло долгих пять минут. Евсеич порывался дать отбой, подозревая, что оборвалась связь. Сиверов знаком его остановил. Наконец в трубке прозвучал растерянный голос:

— Тут такое дело… Мы его еле нашли. Он был в подсобном помещении. Глеб уже все понял и с досадой хлопнул по столу. Евсеич продолжал настаивать:

— Так дайте ему трубку, черт возьми!

— Понимаете… Он мертвый. Евсеич прикрыл глаза, словно ему продемонстрировали труп в натуре.

— «Скорую» вызывали?

— Уже вызвали. У него… отверстие в голове…

Похоже, в Москве ожидали звонка из Крыма на мобильник Зиновьева. Первый же такой звонок послужил сигналом к действию.

ГЛАВА 32

Из пассажиров, значащихся в списках сорок первого года, в живых удалось обнаружить не больше полутора десятков человек — в ФРГ, Италии и Дании. Одну женщину нашли в больнице при смерти. Перевели ее в другую, дорогую клинику, заплатили за лечение, но изношенное сердце не выдержало: пациентка скончалась. Родные так и не поняли, кто пытался оказать им услугу: странные благотворители не оставили своих координат.

Эти же «благотворители» разыскивали родственников и потомков тех гестаповцев, чьи донесения были подшиты в папку по делу Лаврухина. Но и здесь их ждало разочарование. В военное время сотрудники страшного ведомства не делились деталями своей работы дома — каждый давал подписку о неразглашении. После войны уцелевшие отсидели приличный срок. По возвращении они не горели желанием вспоминать «славные деньки». Потомки в подавляющем большинстве стыдились прошлого своих отцов и дедов, не хотели о нем ничего знать.

В давнишних донесениях значилось следующее: изначально в Лаврухине подозревали мошенника, члена преступной группы, намеренной совершить на корабле крупную кражу и исчезнуть в нейтральном порту. Однако уже через полтора часа после отплытия личность его удалось идентифицировать.

Стало ясно, что русский эмигрант приобрел билет на круиз с другой целью — скорее всего она как-то связана с сотрудниками советского посольства. В конце концов его поведение позволило сделать вывод: он ищет способ что-то передать соотечественникам.

Тактика выжидания не принесла плодов. В канун прибытия в порт Мальме было решено арестовать русского и немедленно подвергнуть обыску. При попытке задержания возле собственной каюты он оказал вооруженное сопротивление: выстрелом из револьвера убил одного сотрудника и ранил другого.

Прорвавшись в каюту, Лаврухин вскрыл иллюминатор. Отверстие имело достаточно большой диаметр, это позволило русскому выброситься наружу. Его накрыло волной, закрутило и чуть не ударило о борт. Все-таки он вырвался на спокойную воду и попытался скрыться вплавь.

Пассажиры тогда ничего не заподозрили — часть людей успела уснуть, часть вышла из кают, чтобы понаблюдать за швартовкой судна. В этот поздний час пустовала правая часть палуб, обращенная в противоположную от берега сторону, — все разглядывали приближающиеся портовые огни. В коридоре тоже было пусто, выстрелы расслышали только несколько человек в соседних каютах.

Правда, некоторые пассажиры на палубе заметили спуск шлюпки. Им ответили, что она доставит на борт лоцмана из порта. На самом деле она отправилась в погоню. Русский попытался отстреливаться на плаву, но патроны подмокли, и револьвер несколько раз дал осечку.

Понимая свою обреченность, пловец не захотел сдаться живым и ушел под воду. За ним нырнули несколько матросов судна, вытянули на поверхность и погрузили в лодку. Но откачать уже не смогли. Вскрытие показало покрытое рубцами сердце — слишком изношенное для человека, которому чуть больше пятидесяти.

В результате планы русского не удалось выяснить, кроме револьвера, ничего существенного при нем не нашли. Почти сразу же возникла версия, что он почуял слежку еще на борту и постарался избавиться от важной улики. Тщательный досмотр каюты и прочих мест на пароходе, где он побывал, результатов не дал. Все сотрудники, причастные к отработке русского на «Фридрихе», получили строгие взыскания…

Теперь, спустя шестьдесят лет, заинтересованной стороне приходилось ставить приманки для капризных стариков и старух, возвращать их в прошлое. Они должны были заметить беспокойного человека с худым лииом — славянский тип, печать одиночества и усталости среди лоска и оптимизма вокруг.

Ничего толком не удавалось выудить. Но работа продолжалась — каждый день в разных городах и странах.

В просторном помещении с кондиционированным воздухом собрались три ответственных сотрудника корпорации — больше никто здесь, в головном офисе, не имел понятия о сути дела.

— По Алисе результат нулевой, — начал первый. — В письмах он ничего не писал на эту тему. Наверное, боялся, что всю корреспонденцию за рубеж немцы просматривают.

— В общем, так оно и было. Гестапо с тридцать третьего года уже работало на полную катушку.

— За точность перевода можно ручаться? — спросил третий сотрудник.

— Конечно. В дневниках ее прадеда тоже нет ничего конкретного. Один раз, правда, упомянуто о талантах Лаврухина. Я выписал себе на всякий случай. «Он должен был стать великим ученым, изобретателем», — буквально так.

— Не густо. Почему вы вообще решили, что Лаврухин мог поделиться деталями своего рецепта? Какой смысл пересказывать их неспециалисту?

— Как врач, Арсен должен был иметь понятие о химии. В металлургии наверняка был профаном, но состав присадок мог понять. Но дело в другом. Живя в Германии, Лаврухин понимал, что может быть задержан для допроса уже только за свое иностранное происхождение. Заодно квартира подвергнется обыску. Наверняка он тщательно прятал крест, а записей вообще не оставлял. Его не могла не посещать мысль, что открытие пропадет бесследно, если с ним самим случится несчастье.

— Он ведь вошел в контакт с советником посольства.

— А раньше? Открытие по сути было сделано уже давно. Лаврухин мог найти оказию и, минуя государственную почту, переслать другу запечатанный конверт. Краткий набор формул и точное указание — кому и в каком случае передать рецептуру.

— Ложная идея.

— Мы просто обязаны были ее проверить.

— Теперь насчет Голобродова. Куда влез этот идиот?

— По крайней мере без нашей помощи.

— Лишь бы Хантер не побежал в газету с текстом договора. Доказать он ничего не сможет, но «SSZ-Techriologies» мы в ближайшие два года закрывать не собираемся. Сейчас тот случай, когда нужно прикрыть их зонтом.

— С Хантером вопрос решим. Не хватало еще, чтобы нам досаждала мелкая сошка.

Все трое были уверены, что «дело Лаврухина» стоит затраченных средств. Те, которые еще предстоит затратить, тоже окупятся с большой долей вероятности.

После гибели Лаврухина на его крохотной квартирке перевернули все вверх дном. Допросили всех сотрудников мебельного магазина и всех соседей. В результате удалось выяснить, что русский эмигрант еще несколько лет назад покупал в небольших количествах химикаты.

Лаборатория взрывчатых веществ в центре Берлина? Гестаповцы стали отрабатывать эту версию и привлекли лучших экспертов-химиков. Несмотря на тщательность, с которой Лаврухин вычищал следы своих опытов, немцам удалось выявить микроскопические кристаллы некоторых редких элементов. Ни один из них никогда не использовался при производстве взрывчатки.

В обычное время расследование, возможно, продолжалось бы. Но с началом решающей битвы на Востоке дел у гестаповцев прибавилось. Нужно было работать не покладая рук, расследуя тысячи и тысячи доносов.

Сами того не зная, тогдашние следователи принесли корпорации большую пользу. Перечень элементов из итоговой справки подтверждал, что Лаврухин обогнал свое время. Присадки такого рода в сталелитейной промышленности стали использоваться только в конце двадцатого века.