Глава 4

Тот самый Кормильцев, которого в команде называли обычно Кормильцем или Спонсором, первым создал в Москве сеть интернет-кафе.

Для начала они с товарищем рванули в Штаты, где два года оттрубили в таких же кафе менеджерами низшего звена. Приглядывались, мотали на ус, соображали, что можно будет перенести в Москву один к одному, какие моменты придется менять.

Вернувшись, раскрутились очень быстро, если принять во внимание небольшой начальный капитал. Одно кафе, три, пять. Ниша пока еще была свободна, сопротивления они не чувствовали. Пришлось, понятное дело, отстегивать чиновникам из мэрии и «крыше», но эти расходы они с самого начала заложили в бюджет.

Конкуренция не заставила себя долго ждать.

Нефтеносный участок можно застолбить, а интернет-кафе похоже на скважину, которую твой соперник может пробурить чуть ли не в любой точке большого города. И прибыль обязательно потечет.

Вот и начался период войны. Конкуренты подсылали друг другу клиентов с вирусами на дискетах. Потом научились приему еще более простому.

Путешествуя по бескрайним просторам Интернета, «засланный казачок» просто набирал нужный адрес сайта, с которого скачивалась программа-убийца, разъедающая файлы на винчестере.

Случались ночные налеты с битьем витрин, порчей мебели. Компьютеры тривиально раскурочивали, кидая об стенку. Пока менты успевали прибыть на место, дело уже было сделано.

Состояние войны продолжалось недолго. В конце концов заинтересованные лица сели за стол переговоров и выработали условия мирного сосуществования. Прибыли пошли уже не такие сумасшедшие, зато теперь купоны можно было стричь спокойно.

Кормильцев и его напарник Рудаков делили доходы пополам. Вначале оба денно и нощно думали об усовершенствовании своих кафе, пытались нащупать эксклюзив, на котором можно было бы объехать конкурентов. Более мощные «мозги» и высокоскоростные модемы? Дизайн столов, цвет пола и стен? Освещение? Развесить по стенам творения модного мастера компьютерной графики? Предложить к кофе что-нибудь особенное?

До поры до времени деньги вкладывались в развитие. Потом Кормильцев увидел по телевизору документальный фильм про обращение с заложниками в Чечне и сделался патриотом до мозга костей. Съездил на Кавказ, раздал взводу спецназа легкие и надежные импортные бронежилеты.

Пообщался с солдатами, офицерами, привез кучу фотографий с линии огня. Вернулся еще большим патриотом, чем уезжал.

Стал доказывать компаньону, что здесь, в Москве, все с жиру бесятся, в то время как армии не хватает самого необходимого. Нельзя жить, думая только о своем кармане, нужно болеть и за Россию.

– России от твоих забот не жарко и не холодно, – злился Рудаков. – Все равно, что киту дать таблетку витамина С. А вот дело наше с тобой загнется быстро.

Через месяц Кормильцев отправил в действующую на Кавказе группировку несколько ящиков новейших американских антибиотиков. Рудаков окончательно возмутился и сообщил, что не собирается в одиночку финансировать развитие бизнеса.

Друзья разругались окончательно и бесповоротно. Разделили свои кафе поровну и зажили каждый отдельной жизнью. Дальше случилось как в сказке, где добрые дела вознаграждаются, а у себялюбцев все обращается в тлен.

Рудаков затеял модернизацию своих кафе,. взял большой кредит. Но главный подрядчик его кинул, и дело посыпалось как карточный домик.

Кормильцева, наоборот, ждали приятные сюрпризы. В руководстве «крышевавшей» его братвы тоже нашлись патриоты. Бизнесмена известили, что он может пока прекратить регулярные выплаты процента. Но это было еще не все: по соседству с одним из его кафе ударными темпами возвели новый корпус одного из московских институтов, и прибыль с «точки» сразу же утроилась.

Кормильцев увидел в этих переменах перст Божий. Выучил молитву «Отче наш», стал регулярно посещать церковь и в следующий свой визит в Чечню повез уже иконки и ладанки. Оказалось, что там этого добра хватает, каждого солдата успели уже снабдить, да еще на складах лежат нетронутые партии.

Накладка Кормильцева не обескуражила.

Скоро ему представилась возможность оказать помощь конкретному пострадавшему. Он случайно узнал про человека, доставленного из Чечни в ожоговый центр. Заехал навестить его и содрогнулся при виде жуткой лилово-красной корки, запекшейся на лице, начиная почти от самых глаз.

Кормильцеву разрешили ознакомиться с документами – так бизнесмен узнал, что пострадавший был контрактником и находился в вертолете, сбитом в тридцати метрах над землей. Остальные погибли, выжил только он один.

Еще в документах значилось, что пациент ожогового центра – бывший детдомовец. Родни у него не обнаружено, прописан он в заводском общежитии провинциального городка.

Движимый состраданием, Кормильцев даже поселил на время Николаича в собственной квартире. Правда, жена с детьми на следующий же день уехала на дачу. Объяснила, что не в силах находиться рядом с этим жутким типом и детей ни за что не оставит.

– Не хочу, чтобы им потом снились кошмары.

– А если бы со мной такое случилось? Ты бы их тоже увезла от меня?

– Ты им отец. А это чужой человек. Ничего страшного – машина, слава Богу, на ходу. Буду отвозить их в школу и забирать обратно.

– Он же все поймет. Ты наносишь человеку моральную травму. Человеку, который защищал будущее твоих детей.

– Ты можешь жить высокими материями. А я первым делом смотрю, что для них полезно, а что вредно. Это моя мораль и моя религия.

«Чужой человек» не проявлял желания стать своим, не шел на контакт с Кормильцевым. Молча, неторопливо ел вместе с ним бутерброды с семгой и черной икрой, пил французский коньяк. Хозяин не задавал вопросов, чтобы контрактник не подумал, будто от него требуют отчета в качестве компенсации за приют.

Сам рассказывал о себе, своем бизнесе, своих поездках в Чечню. Увлекался, размахивал руками. Говорил о борьбе добра со злом, цивилизации с дикостью. Потом замечал, что собеседник не слушает. Включал телевизор, и постоялец смотрел все подряд: новости, попсовый концерт, баскетбольную игру НБА и ток-шоу о том, хорошо или плохо для женщины быть толстой.

Так прошла неделя. Потом контрактник исчез.

Кормильцев отправился забирать семью с дачи и поскандалил по дороге с женой.

– Человеку как воздух нужна еще одна операция. А он ушел. На расстоянии чувствовал вашу брезгливость.

– Целую неделю она его не коробила, а тут вдруг почувствовал. Тебе эти отморозки скоро станут ближе собственных детей.

– Не сметь! Я тебе покажу отморозков! Пошла вон из машины, доедешь на попутке!

Он высадил жену на полдороге, на обочине Киевского шоссе. Дети норовили заплакать, но сдерживались. А Кормильцев поставил кассету «Любэ» и приказал подпевать вместе с ним.

К намеченному сроку операции контрактник как ни в чем ни бывало появился в больнице, на деньги Кормильцева ему благополучно пересадили новую порцию кожи.

Именно в это время впервые прошла информация об аресте в Чечне замкомполка Анатолия Тарасова. Оказалось, что следствие уже близится к концу, и офицера обвиняют в убийстве двух сестер-чеченок во время допроса.

«Кто же так подставил мужика? – недоумевал Кормильцев. – Мало ли что на войне творится, не всякий же сор выносят из избы. Кому из начальства он не угодил, что дело так раскрутили, до суда довести собираются?»

Вторая операция у контрактника прошла тяжелей. Его оставили в больнице – следить за тем, как заживает лицо. Кормильцев поручил своему заму вести бизнес и регулярно отправлять пациенту передачи с фруктами, а сам отправился в Барнаул, где должны были открыться судебные заседания по тарасовскому делу.

На триста шестом километре от Красноярска желтый «Икарус» высадил сразу всех пассажиров. Они чуть углубились в лес – ровно настолько, чтобы не привлекать внимания с трассы.

Стали ждать. Большинство не захотели отказываться от привычной одежды – костюмов, хорошей обуви и дорогих часов. Вели себя как на прогулке, курили, поблескивая золотыми перстнями и кольцами. Рассчитывали проветриться на природе и к концу дня попасть обратно в город.

Эти люди не привыкли работать на местности, их стихией были улицы и переулки, дворы и подворотни, лестницы и крыши. По части разборок они не имели в городе достойных конкурентов и собирались успешно применить свой опыт.

На «мокрое дело» ехали без оружия, чтобы не дергаться при возможном досмотре. Стволы подвозили потом – люди; собаку съевшие на такой доставке. Через четверть часа на обочину съехал рефрижератор, загруженный говяжьими тушами.

На каждой стояло лиловое клеймо, и все вместе они источали смрадный запах мяса, которое уже начало портиться.

Дождавшись короткого затишья на трассе, водитель с помощником быстро выкинули положенное число автоматов с запасными рожками. Теперь «десант» мог отправляться в путь. Его вел проводник, хорошо знающий тайгу на сотни километров окрест. Проводник запомнил отметку на карте, но все равно взял с собой громадную овчарку, наученную не лаять без крайней нужды.

Зверь терпеливо ждал команды, приоткрывал клыкастую пасть, вываливая наружу длинный влажный язык.

Там, в лагере, восемь человек – все вооружены и не лыком шиты. Шеф обещал хорошие премиальные. Главное, застать их врасплох, иначе без потерь не обойтись.

Высадившись рано утром, надеялись успеть до наступления темноты. Не взяли с собой ни спальников, ни других вещей для ночлега. Еды тоже по минимуму, чтобы идти налегке.

Стемнело гораздо раньше, чем они ожидали.

В сосновом бору еще многое можно было бы различить, но как назло забрели в густой ельник, заслонивший закат. Фонариками сразу договорились не пользоваться. С фонариком в руках раньше сам засветишься, чем засветишь противника.

– Какого хрена? Должны быть где-то здесь.

– Шеф ведь ясно предупредил: наводка в городе и в лесу вещи разные.

– Тормозим. Ничего уже не разберешь.

Те, кого угораздило явиться в костюме, долго щупали землю, прежде чем сесть. Потом проверяли ствол дерева, прежде чем облокотиться спиной, – нет ли потеков смолы? Старший связался по сотовому с шефом, сообщил, что дело затягивается.

– Все верно, дождитесь утра, – ответил голос в трубке.

Стали гадать, кто это забрался так глубоко. Похоже, в розыске – иначе что им здесь ловить. Сразу восемь в розыске? Банда? Или с зоны, групповой побег? Таких опасаться не стоит. Если даже в город просочатся, не станут требовать себе кусок. В чем тогда проблема? Или шефу по дружбе сбросил задание кто-то из ментовских начальников?

Вслух этот вариант не обсуждался. Но этика криминального мира давно и прочно изменилась.

Где те воры в законе, которые считали «за падло» хоть как-то контачить с властями: давать показания, подписывать бумаги? Никто из присутствующих даже про себя не осудил бы шефа, если б наверняка знал о факте сотрудничества.

Рядовому братку дружить с ментами нельзя – это стукач, которому нет прощения. А шеф… Ему виднее. «Фирме» хуже не будет. Наоборот, такое сотрудничество может быть выгодным.

Только почему менты свои штаты не задействовали? Вон у них сколько мордоворотов получают оклад и щеголяют в камуфляже. Причина, скорей всего, одна: не хотят отвечать за восемь трупешников в лесу. Можно, конечно, долго петь про ожесточенное сопротивление. Но кое у кого обязательно возникнет подозрение: людей специально пустили в расход, чтобы они потом на суде не ляпнули лишнего.

Опять же нельзя исключить проколы разного характера: потери среди личного состава, упущенные главари банды… Короче, если шефа призвали на помощь, значит, кому-то это очень нужно. Летом рассветает быстро. Как только обозначились контуры деревьев, «десант» снова отправился в путь – в поизмявшихся костюмах, с легкой ломотой в поясницах. Стали прикидывать худшую перспективу: вдруг еще один день пройдет в бесплодных поисках, а Белый не даст добро возвращаться?

Надо во что бы то ни стало все уладить сегодня.

По крайней мере, получить достоверные доказательства, что лагерь пуст. И вся компания снялась с места.

Глава 5

В «мирное» время в команде изгоев царило полное равенство. Спорные вопросы решались большинством. С серьезной опасностью отряд пока не сталкивался. Но этот вариант всегда держали в уме и заранее условились, что командовать будет Самойленко.

Бывших офицеров в команде хватало, но в новой мрачной жизни все прежнее должно было подвергнуться переоценке, пересмотру. Опыт руководящей работы здесь ничего не стоил, зато въевшийся в шкуру опыт повседневных стычек и спецопераций стоил дорого.

Распавшийся круг собрался снова, только каждый теперь имел при себе оружие. Бубен и Ильяс оставались по-прежнему на своих местах по разные стороны лагеря. Незваный гость сидел связанный недалеко от кострища.

Самойленко понимал, что авторитет его серьезно пошатнулся после событий раннего утра. Поэтому выдержал необходимую паузу. Но глаза обратились к нему – на переправе не до смены коней.

Бывший сержант взял с собой Семена – летчик вчера не пил, и голова у него абсолютно ясная.

Остальным жестом приказал быстро свернуть палатку. Ее могут заметить издалека, даже несмотря на то, что на брезент позаботились накидать хвойные лапки.

Низко пригибаясь, Самойленко и Барсков преодолели двадцать метров расстояния до Бубнова.

Отсюда все просматривалось неплохо. Лес в пятнах солнечного света, две неясные фигуры. Приближаются медленно – у каждого по автомату на плече.

Притормозили, тихо окликнули кого-то невидимого. Левый с короткой косичкой сзади, в черной майке и черных брюках с широкими красными подтяжками. Правый в двубортном костюме горчичного цвета и белой сорочке. На пальце, отразив солнечный луч, мигнуло золото – кольцо или перстень.

– Без команды не стрелять, – шепотом предупредил Алексей. – Где остальные? Ты ж вроде больше засек?

Бубен кивнул в ту сторону, куда скрылись еще двое. Тем временем вдалеке показались сразу четыре силуэта. Ни хрена себе… Дело действительно серьезное.

Самойленко оглянулся назад – от палатки уже не осталось и следа. Но кострище так просто не ликвидируешь. Удивительно, как никто до сих пор не почувствовал въевшийся в хвою дымный запах.

А если ничего не просекут? Пропустить их дальше? Или воспользоваться своим временным преимуществом?

В следующий момент стало ясно, что выбора не осталось. Сержант разглядел еще одного человека с собакой. Громадная овчарка пока еще не лаяла, зато изо всех сил натягивала поводок. Эта уж точно выведет. Значит, времени терять нельзя.

Самойленко поднял вверх руку. Показал большим пальцем направо от себя, указательный и средний выбросил вверх. Еще двоих отправил в левую сторону. Кому-то одному нужно будет присоединиться к Ильясу, на случай если попробуют зайти в тыл.

Овчарка яростно залаяла. Кто допустил ошибку, кто позволил себе засветиться? С равным успехом это мог быть Воскобойников, не привычный к беготне с автоматом в руках, или Бубен с его медвежьей косолапостью, или курносый, до смерти перепуганный Витек. Сюда, в команду изгоев, не подбирали ни по боевому опыту, ни по «морально-волевым качествам». Она сложилась совсем по другим принципам. Чечня, сломавшая жизнь всем восьмерым, не всех одинаково научила действовать во время облавы.

Заслышав лай, мужик в двубортном костюме тотчас рухнул на землю и шарахнул очередью в сторону лагеря. Реакция спасла его – в следующую секунду напарник с косичкой упал замертво, сбитый метким одиночным выстрелом сержанта.

– Здесь они! – завопил мужик в костюме, вжимаясь в землю. – Сюда!

Но «охотники» все поняли и без его крика: выстрелы говорили сами за себя. Началась пальба.

Таиться больше нечего, теперь важнее подавить противника шквалом огня. Птицы, только что радостно щебетавшие в высоких кронах кедров и сосен, ошарашенно сорвались с места.

Огромная, серая с изжелтью овчарка вырвалась из рук хозяина и понеслась вперед могучими прыжками. Витек, однажды и надолго ушибленный страхом, не выдержал зрелища стремительного приближения этих мышц, перекатывающихся под шерстью, этой разверстой пасти. Забыл о всякой осторожности, поднялся в полный рост и побежал. Его тут же зацепили очередью.

Семен почти в упор выстрелил в собаку из своего «ТТ», но успел выпустить только одну пулю.

Однако овчарка пролетела в прыжке мимо – обдала горячим звериным дыханием, запечатлела моментальным стоп-кадром свой желтовато-серый бок и мощную лапу со спрятанными когтями.

Она уже выбрала добычу, уже нацелилась на того, кто сорвался бежать и упал. Семен выстрелил вслед, снова попал, но овчарка проигнорировала и эту пулю.

Наконец она достигла цели, одним взмахом лапы разодрала на Витьке майку, заодно глубоко процарапав на тощей груди четыре красные параллельные линии. И вдруг дернулась, захрипела.

Широкий нож, который в лагере использовали для хозяйственных нужд, вошел ей в шею по самую рукоять.

Человека, нанесшего удар, с головы до ног обрызгало кровью. Сердце овчарки колотилось так бешено, что кровь ударила горячим фонтаном. Собака бросилась на врага всей массой, чтобы сбить с ног и перекусить горло. Но человек устоял, не выпустил ножа из рук. Рванул его вбок, перерезав животному горло.

Это был тот самый незнакомец с серо-стальными глазами, которого связали до выяснения обстоятельств. Несколько секунд он молча постоял над трупом овчарки. Потом прошел мимо раненого Витька к пластмассовой канистре с речной водой. Вылил на себя все двадцать литров, смывая кровь.

– Меня ранили, ранили, ранили, – доносился сквозь трескотню очередей скулеж Витька, успевшего отползти подальше от теплого собачьего трупа.

Присев рядом, незнакомец, присмотрелся к пулевому отверстию под самой ключицей.

– Ну-ка… Навылет. Мелочи жизни.

Забрав у парня автомат, он провел рукой по своим русым, потемневшим от влаги волосам и занял позицию между Алексеем и Семеном Барсковым.

Первый заиграл желваками, на второго напал сухой нервный кашель. Как этот тип освободился, кто, черт возьми, ему помог? Забрал у Витька автомат…

Что он выкинет в следующую секунду?

По худощавому бесстрастному лицу стекали капли воды, на мокрой куртке из «плащевки» остались красноватые разводы. Незнакомец не стал пригибаться. Укрывшись за могучим стволом со свежей отметиной от шальной пули, он прицелился. Еще прежде выстрела бывший спецназовец оценил положение ног, рук и легкий уклон корпуса назад.

«Я был прав. Профессионал, мастер».

Первым же одиночным выстрелом незнакомец уложил здоровенного бугая в тренировочном костюме от «Nike». Co стороны могло показаться, что тот просто споткнулся о торчащий из земли корень и почему-то не встает.

Еще один из нападавших решился на перебежку. Незнакомец не спешил его доставать. Нажал на спусковой крючок только в последний момент, когда Самойленко успел пожалеть, что не выстрелил сам. Крупная, коротко остриженная голова дернулась назад, но браток упал вперед, в заросли лишайника, красиво подсвеченные солнцем. Будто рисковал жизнью только для того, чтобы попасть из тени на свет.

Новости Белого не обрадовали. Пятеро убитых, столько же раненых. И неизвестно у кого первого кончатся боеприпасы. По крайней мере, его люди большую часть уже израсходовали. Не по зубам оказалась добыча? Или… Или он сам виноват, купился на подставу.

Шеф одной из трех крупнейших в Красноярске группировок еще раз припомнил в подробностях, с чего все началось. Три дня назад к нему явился человек с кейсом, передал привет от Татарина – тот уже пять лет как мотал срок. Рассказал много интересного: как Татарин устроился на зоне, по какому меню его кормят, каких на выходные возят девок. Выложил много мелких подробностей. Нужно было долго протусоваться рядом с Татарином, чтобы такое о нем знать.

По словам человека с кейсом, у Татарина наладились отношения с начальством. В любой момент оно представит нужные характеристики, как только появится возможность скостить срок. Но адвокаты советуют подождать, не торопить события, чтобы не вышел облом.

Сам гость освободился полгода назад. В Красноярске очутился проездом по пути в столицу.

Не только ради того, чтобы передать Белому привет от старого соратника. Есть дело, нужно воздать кое-кому по заслугам. Так Белый получил сведения о компании из восьми человек, скрывающихся приблизительно в трехстах километрах севернее города.

Гость сказал, что засек этих людей, но не имеет сейчас наличных сил, чтобы самому закрыть вопрос, похоронить их там же, в таежной глуши.

Достав из внутреннего кармана топографическую карту, он очертил зону радиусом в пять километров и внимательно взглянул на Белого, без слов транслируя мысль.

Шеф пожал плечами, не спеша проявлять энтузиазм. Что за люди, с кем они связаны? Не дай Бог снова разразится в городе война не на жизнь, а на смерть.

– Они не здешние, – гость понял суть его сомнений. – Можешь навести в городе справки. Узнать, не отправил ли кто своих в летний лагерь.

Белый улыбнулся углом рта, но промолчал.

– Это пришлые, – продолжил гость. – Кочуют, пока лето.