Он бросил взгляд на матовую дверь палаты и вынул из кармана куртки плоскую стеклянную фляжку, под самую пробку наполненную коричневой жидкостью Мещеряков с неожиданным проворством схватил фляжку и, в свою очередь воровато покосившись на дверь, быстренько затолкал драгоценный подарок под подушку.
– Небось армянский, – проворчал он вместо слов благодарности. – Все у тебя, Забродов, шиворот-навыворот. Кому рассказать – побывал человек в Японии и вернулся с пустыми руками! Даже бутылочку сакэ старому другу не привез.
– На кой черт тебе сакэ? – спокойно ответил Иларион. – Обыкновенная рисовая самогонка, да еще и слабенькая к тому же. Зато видел бы ты, какого краба я твоей жене презентовал! Даже двух. Одного вареного, он тебя в морозилке дожидается, а другого в виде чучела. Насилу довез, очень уж хрупкий. А здоровенный!..
– Ты смотри у меня, ходок, – шутливо проворчал полковник, хорошо знавший о нежных чувствах, которые его супруга питала к Забродову. – А то я тебя твоим же крабом.. И вообще, оставил бы ты его себе. Водрузил бы на полку, сдувал бы с него пыль и вспоминал…
– Вот потому и не оставил, – перебил его Забродов и встал, отодвинув табурет. – Ну, полковник, выздоравливай. Мне пора.
– И куда ж ты так торопишься? – сварливо спросил Мещеряков. Близилось время послеобеденных процедур, и настроение у него в связи с этим стремительно портилось. – Ишь, вырядился, как павлин, цветочки, конфетки…
– Читательская конференция, – не моргнув глазом ответил Забродов. – Встреча с одной малоизвестной поэтессой.
– Это кто же такая? – подозрительно спросил Мещеряков.
– Да так, – отмахнулся Иларион, засовывая под мышку конфеты и взяв букет. – Ничего особенного. Это я про стихи. В общем, будь здоров, я еще загляну.
«Стихи, – подумал Мещеряков, глядя на закрывшуюся за Иларионом дверь. – Читательская конференция… Новое дело Что же это за поэтесса такая таинственная, и с каких это пор читатели на конференциях дарят авторам помимо цветов еще и наборы шоколадных конфет?»
Тут его осенило. Отпустив короткое ругательство, полковник приподнялся на руках и посмотрел в окно, вытягивая шею, как гусь, чтобы лучше видеть. Ждать пришлось недолго. Вскоре на парковой дорожке у засыпанного снегом фонтана появился Иларион. Он остановился возле пустой цементной чаши и огляделся по сторонам, кого-то высматривая. Из соседней аллеи выбежала девушка в короткой шубке. Голова у нее была непокрыта, густые каштановые волосы рассыпались по плечам. Она подбежала к Забродову, на секунду прильнула к нему, а потом отстранилась и, видимо, что-то спросила. Забродов ответил, махнув рукой в сторону больничного корпуса. Девушка повернула голову, и Мещеряков узнал ее Потом двое у фонтана повернулись к нему спиной и рука об руку зашагали по аллее в сторону выхода.
– Вот негодяй, – пробормотал полковник и, не удержавшись, расплылся в широкой улыбке.
Он немного полежал на спине, глядя в потолок и отдыхая после непривычных усилий Потом дверь палаты распахнулась, послышалось до отвращения знакомое звяканье, и, повернув голову, Мещеряков увидел медсестру Танечку. В руках у Танечки был накрытый стерильной салфеткой поднос со шприцами. Полковник закряхтел и начал переворачиваться на живот. Впрочем, сегодня пережить уколы было легче, чем обычно: Мещерякова согревала и подбадривала мысль о спрятанной под подушкой фляжке с армянским коньяком.