Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Му-Му (№1) - Пощады не будет никому

ModernLib.Net / Боевики / Воронин Андрей Николаевич / Пощады не будет никому - Чтение (стр. 12)
Автор: Воронин Андрей Николаевич
Жанр: Боевики
Серия: Му-Му

 

 


— Ты, Сан Саныч, пока сюда не заходи, я тут кое-что личное должен переписать, отмонтировать.

— Как знаешь, Серега, ты же помнишь, я свой нос в чужие дела совать не люблю и вообще любопытство считаю пороком.

— Правильно считаешь. Меньше знаешь — крепче спишь, — ввернул тюремную присказку Дорогин.

Старик принялся звенеть посудой, явно стараясь изо всех сил потрафить Сергею и хорошо его накормить.

Дорогин сделал себе две копии, отмонтировав материал с кассеты Чекана. На все про все ушло чуть больше часа. Его интересовали кадры, где появлялся прокурор Прошкин и голые девицы.

«Ну вот и прекрасно!»

Затем он позвал старика.

— Слушай, Сан Саныч, у меня есть одна кассета — рабочая, ты ее лучше не смотри. Ее надо спрятать так, чтобы ни одна собака не нашла. Это бесценная штучка, хотя гадость редкостная. Я тебе рассказываю все откровенно, потому что ты единственный, кому доверяю.

— Да что ты, Серега! — старик возгордился, подобного он услышать не ожидал, хоть надеялся. Он бережно взял кассету. — Смотри, я ее сейчас положу, и вдруг, если со мной что случится, ты будешь знать, где ее взять.

И ключи от квартиры возьми, можешь приходить в любое время, жить, если негде будет, ведь и я тебе доверяю, как самому близкому, как своему сыну, — щека старика, произнесшего эти слова, дернулась, но он удержался и не заплакал.

Сергей подошел и похлопал его по плечу.

— Сан Саныч, кончай, а то мы тут сейчас, как школьники после экзаменов, расплачемся. То ты меня хоронить начинаешь, то я тебя. Я думаю, мы с тобой поживем, может, и кино еще снимем.

— Кино? — глаза старика блеснули. — Вот было бы здорово! Я тут на досуге, знаешь, в последнее время ни хрена не делаю, так таких штучек навыдумывал, что куда там американцам! Дешевле и круче. Такие заморочки, обхохочешься.

— Ладно, потом расскажешь.

Сан Саныч взял нож, подошел к стене, облицованной белой кафельной плиткой в четыре ряда, пошевелил губами, вспоминая, где у него тайник. Затем постучал черенком ножа по стене. Все плитки отзывались одним и тем же звуком.

— Видал, как я устроил? Даже если будешь простукивать, то никогда не догадаешься.

Затем подцепил одну из них острием ножа, сунув его в паз, и выдвинул, как ящик письменного стола.

— А что у тебя внутри лежит?

— Внутри? — старик улыбнулся и вытащил картонную коробку из-под детского пластилина. — А здесь у меня, Серега, как ты думаешь, что?

— Ну, наверное, не деньги, не стал бы ты их так хранить.

— Конечно, не деньги, на кой они мне нужны, старику!

Важенков дрожащими пальцами, явно волнуясь, открыл коробку. В ней лежала какая-то тряпица, сложенная в несколько слоев. Старик ее развернул.

— Конечно не деньги, на кой они мне нужны! Если я не знаю, когда помру. Настоящие… Вот, видишь, что здесь?

Дорогин ахнул:

— Ну, Сан Саныч, чего же это я раньше их никогда не видел?

— Да случая не было, и не люблю я красоваться, выряжаться, как павлин, ходить по улице да бряцать наградами. "

А награды были стоящие, все военные, ни одной юбилейной.

— Вот эту за Берлин получил, вот этот под Москвой, а вот этот орден, — старик погладил пальцами орден Боевого Красного Знамени, — под Курском дали. Дорогого эта железка стоит, тогда всю мою батарею, гады, накрыли, я один атаку отбивал. Представляешь, как танки шли! Ни в каком кино такого и близко не увидишь, ползли, как жабы. Страшные, серые, я их вот так видел. И не в оптику, Серега, а наводил прямо по стволу и бил прямой наводкой. А потом из автомата косил танкистов. А потом… ничего не помню, потом вот, — старик приложил ладонь к раненой шее, — думал, голову оторвало, ан нет, живой остался. Я вообще живучий. Орден уже в госпитале дали, все думали посмертно, а видишь, как оно получилось. Даже похоронку отправили, а я жив.

— Да, Сан Саныч, тебе и позавидуешь и не позавидуешь.

— Ай, ладно, что про это вспоминать, прошлое ворошить! Клади сюда свою кассету, пусть с моими железками лежит.

Сергей почувствовал, что есть в этом что-то кощунственное, положить мерзкую кассету к боевым наградам, заработанным кровью, но он сдержался, ничего не сказал. Лишь заскрежетал зубами.

— В общем, смотри, вторая плитка с краю, третья сверху. Найдешь, если что.

— Да ну, Сан Саныч, брось ты!

На столе уже стояла большая керамическая миска, полная капусты, в которой поблескивали крупные рубиновые ягоды.

— Хороша капуста!

— Ты попробуй, удалась в этом году, как никогда.

Капуста удачная попалась.

— Ладно тебе, Сан Саныч, ты из любой объедение сделаешь, — и Сергей взял пальцами из миски капусту, положил в рот и принялся смачно жевать. Капуста похрустывала, была пронзительно-холодная и нестерпимо вкусная.

— Ну, Сан Саныч, колдун ты, что ли? Ни у кого такой не ел.

— Сейчас картошечка будет готова, — старик взглянул на кастрюлю, подошел к плите, поднял крышку, ткнул острием ножа в золотистую крупную картофелину, та тут же развалилась пополам от одного прикосновения. — Картошка у меня в этом году тоже стоящая. Помнишь, как-то в Беларуси, под Могилевом, кино снимали?

— Ну помню, ты что-то рассказывал.

— Так я там подружился с одним председателем колхоза. Он мне иногда мешок-два подбрасывает, когда его машины картошку в Москву привозят.

— Хорошо тебе…

Старик сцедил картошку, перевалил ее в большую миску, посыпал сверху солью, бросил на картошку кусок масла.

— А сейчас последнее, — Сан Саныч подошел к старому, видавшему виду холодильнику обтекаемых форм, открыл дверцу и поставил на стол бутылку водки. — Тут у меня еще колбаска есть, словно чувствовал, дорогой человек придет.

— Так я же за рулем, Сан Саныч.

— Да ну тебя к черту, вечно ты за рулем!

— Хотя ладно, — Сергей махнул рукой, — как-нибудь доберусь.

Не выпить со стариком он не мог, да и грех было есть такую капусту без водки. Они устроились за столом на кухне, а в комнате работал телевизор.

— Кстати, — сказал Сан Саныч, накалывая на вилку золотистую картофелину и кладя ее себе в тарелку, — дым мой понадобился тебе?

— Что-что? — переспросил Сергей, жуя капусту. — Погоди, Сан Саныч, потом поговорим, дай наесться вволю. Видишь, не могу оторваться!

— Ешь, ешь…

Это было для старика бальзамом на раны. Он смотрел, как Дорогин уплетает за обе щеки, чувствовал себя при этом счастливым, словно помолодел лет на пятьдесят и впереди у него была хорошая светлая жизнь.

Наконец Сергей положил вилку на край тарелки.

— Дым, Сан Саныч, что надо! Пригодился.

— Я знал, что не подведет. Вообще раньше, я тебе скажу, Серега, все делали лучше. И порох был лучше, и дым гуще.

— Ты еще скажешь, что капуста была раньше лучше.

— И капуста раньше была лучше, без нитратов, и картошка лучше. Раньше, как сваришь картошку, запах стоит на весь дом. А сейчас?

Сергей потянул носом, аромат картошки не выветривался.

— Это потому, что картошка не местная, хорошая.

Тем более у них в Беларуси сейчас никаких удобрений не сыплют, бедно живут, одна органика.

— А откуда органику берут?

— Как откуда — из-под скотины. Вот картошка поэтому и вкусная.

— Ты бы, Сан Саныч, как-нибудь надел свои ордена и медали на День Победы, а я бы тебя сфотографировал.

— Не хочу я их надевать. А как помру, так их на похоронах на красных подушечках понесут.

— Сан Саныч, похороны, подушечки." Брось ты все это, давай еще по рюмке. Награды же в твоем тайнике никто не найдет.

— А ты что думаешь, я зря его тебе показал? Вот ты и понесешь, а потом себе забери.

Сергей не нашелся что сказать, но понял, что старик прав и сделал он все это с умыслом. Значит, и кассета правильно легла.

— Чем ты вообще занимаешься, Серега? — спросил Сан Саныч.

— Да вот, — признался Дорогин, — хочу кое-каких гадов проучить. Больно они мне насолили.

— Тех, что ли? — не стал уточнять старый пиротехник.

— Да, тех, — признался Сергей.

— Оно, может, и правильно. На хрен такой падали землю топтать, еще кому-нибудь горе принесут. Но ты себя береги.

— Стараюсь, — сказал Сергей. — Расслабил ты меня, Сан Саныч, делать уже ничего не хочется, а работы выше крыши.

Сергей выбрался из-за стола, вошел в комнату, где работал телевизор.

— Вот кресло, бери кассеты, смотри, получай удовольствие, вспоминай, как работал.

— Да уж насмотрюсь, — обрадованно произнес старик. — Я на экран смотрю, а вижу все, что за кадром происходило, — вся моя жизнь. Ты только не пропадай, Серега, не забывай меня. Капусты у меня, между прочим, еще целая бочка. А кстати… — и Сан Саныч замахал руками, — посиди-ка здесь, — и он вышел на балкон, даже не накинув на плечи меховую жилетку. А вернулся оттуда с трехлитровой банкой, плотно набитой капустой. — Вот тебе мой подарок. Конечно, не сравнится с твоим по цене, но по качеству не хуже «Sony» будет.

— Супер, — сказал Сергей, с благодарностью принимая тяжелую трехлитровую банку.

— В тепле не держи, сразу в холодильник поставь, чтобы мягкой не стала.

Где Дорогин остановился, где его жилище, Сан Саныч специально не спрашивал. Захочет Сергей, сам расскажет, а не рассказывает, значит, так надо.

— Знаешь, Сан Саныч, до холодильника, думаю, дело не дойдет. Как только приеду, я ее сразу съем и хороших людей угощу.

— Съешь эту, я тебе еще банку устрою, так что хоть повод заехать ко мне будет.

— Я к тебе, Сан Саныч, обязательно до Нового года еще наведаюсь.

Они пожали друг другу руки так, словно бы прощались до вечера, и расстались. Сергей хоть и выпил две рюмки водки, но чувствовал себя абсолютно трезвым. Погода стояла и впрямь волшебная. Хмеля в голове не было, Сергей спокойно сел за руль «опель-кадета».

А через час в прокуратуру города Москвы вошел мужчина и оставил видеокассету, заклеенную в плотный белый пакет. На конверте печатными буквами было написано: «Прокурору Москвы». Милиционер, дежуривший у входа, поинтересовался, опасаясь, что в конверте может быть взрывное устройство, его содержимым. Конверт пришлось вскрыть и показать безобидную видеокассету.

— Да, я передам, — кивнул милиционер.

На следующее утро кассета уже оказалась на столе у прокурора. Что на кассете, прокурор, естественно, знать не мог, но почувствовал какой-то компромат. В последнее время подобные кассеты появлялись у него на столе довольно часто, и с ними приходилось работать.

«Может, какая-нибудь оперативная съемка, может, еще что-нибудь».

Прокурор сунул ее в видеомагнитофон, нажал кнопку пульта. Видеомагнитофон заработал, экран телевизора загорелся. И то, что увидел прокурор столицы, заставило его забыть о бумагах, лежащих на столе. Он смотрел широко открытыми глазами. Кассета шла безо всякого комментария, лишь тайм-код указывал на время съемки.

Что-то было вырезано, что именно, прокурор мог лишь догадываться. Но уже то, что он видел, заставило его вздрогнуть. Он понимал, что существует копия этой кассеты, и прислали ее не только ему. Скорее всего ее просматривает сейчас редактор какой-нибудь популярной и влиятельной газеты, и тогда шуму будет столько, что прокуратуре не поздоровится. Уж лучше начать расследование первым, продемонстрировав принципиальность и честность.

Юрия Михайловича Прошкина прокурор Москвы знал хорошо. Как-никак работали в одном здании.

«Что делать? — размышлял прокурор. — Позвать Прошкина и потребовать объяснений? Но что эти объяснения дадут? Прошкин с девицами и, скорее всего, с какими-то бандитами расслабляется в бане. Да и время, судя по тайм-. коду, рабочее, — он взглянул на календарь. — Да, день был не выходной, среда, середина недели. — Ну и сука! — непонятно кому адресовал это слово прокурор столицы, то ли Прошкину, то ли человеку, принесшему эту кассету. — Отдать на экспертизу, проверить, не монтаж ли?»

Но было видно даже не специалисту, что кассета — подлинник. Однако работа есть работа, больше бумаги — чище задница. Эту заповедь прокурор Москвы знал твердо. Лучше заручиться заключением экспертов, прежде чем начать служебное расследование, и принять санкции.

Но для начала Прошкина следовало отстранить от всех дел до выяснения обстоятельств.

Он тут же направил кассету на экспертизу, договорившись, что о ее существовании никто не должен знать, только он и специалисты, которые подпишут акт экспертизы. И акт, минуя все инстанции и этапы, должен прямиком попасть ему на стол. Все это было сказано таким тоном, что в экспертном отделе стало понятно, дело чрезвычайно серьезное.

Экспертиза была проведена быстро, техника в прокуратуре имелась хорошая. И уже через два часа заключение, под которым красовались три подписи очень ответственных людей, лежало на столе у прокурора города Москвы.

Из заключения следовало, что съемки велись бытовой видеокамерой «Панасоник» в формате VHS, а данная кассета является второй копией с оригинала.

Прокурор прикусил нижнюю губу, читая заключение экспертов. Правда, он и без заключения понимал, что кассета подлинная. Он тут же запросил у своего помощника личное дело Юрия Михайловича Прошкина и попросил, чтобы ему доложили о техпроцессах, в которых занят прокурор Прошкин.

Информация была тут же подготовлена и легла на стол к прокурору. Вдогонку пришла еще одна информация, буквально выбившая прокурора столицы из колеи: человек, который фигурировал в записи вместе с прокурором Прошкиным, — преступный авторитет, один из руководителей бандитской группировки, три года назад вернувшийся из мест заключения, авторитет по кличке Чекан, недавно занявший место убитого Александра Данилина.

«Ну и дела! — подумал прокурор. — Куда теперь со всеми этими бумагами и видеокассетами?»

И прокурор, поразмыслив, решил пока спрятать кассету и заключение экспертов в свой сейф. Правда, он попросил зарегистрировать ее в журнале входящей корреспонденции сегодняшним числом.

Юрий Михайлович Прошкин, ничего пока не подозревая о том предновогоднем подарке, который сделал ему Дорогин, прекрасно провел дело вместе с адвокатом, сыграв в одну руку с защитой. И бандит, который должен был по совокупности статей получить десять или одиннадцать лет, отделался всего лишь тремя годами.

Юрий Михайлович Прошкин получил через Чекана от адвоката свою долю денег, а адвокат — свои. В общем, все остались крайне довольны друг другом, дело было сделано как нельзя лучше. Юрий Михайлович Прошкин пока еще ни о чем не подозревал, его настроение было приподнятым, можно сказать, праздничным. И он решил купить жене к Рождеству какую-нибудь дорогую безделушку, ведь ему предстояло замаливать перед Маргаритой Васильевной свои грехи. О грехах же своей жены он пока еще ничего не знал.

Глава 11

Чекан и Михара решили не откладывать дело в долгий ящик, а с ходу заняться допросом Рафика Магомедова. Его втащили в самое дальнее и глухое помещение, большое, с низким потолком и шершавыми стенами, вдоль которого тянулись покрытые теплоизоляцией трубы. На давно небеленном потолке в проволочных колпаках горело несколько ламп.

— Стул принесите, — приказал Чекан.

Тут же приволокли из другого помещения стул.

— Привяжите к нему этого урода.

Избитого Рафика привязали к стулу. Его руки были крепко-накрепко связаны за спиной, ноги примотаны к ножкам стула, а стул поставили к стене.

— Оставьте-ка нас наедине, — сказал Михара, обращаясь к Чекану.

Тот пожал плечами, но ослушаться своего учителя не мог.

— И дверь закройте поплотнее, чтобы никто ничего не услышал.

— Э нет, Михара, — сказал Чекан.

— Ты что, мне не доверяешь?

— Тебе доверяю. Просто вдруг.., чего он скажет? Или вытворит?

— Если скажет, я тебе передам. Ты же знаешь, общак мне дорог. А вытворит — ему же хуже.

— Понял, понял, — Чекан покинул помещение с низким потолком, оставив наедине Рафика Магомедова и Михару.

Михарский расстегнул пальто и несколько раз прошелся от стены до стены. Затем остановился в нескольких шагах от Рафика.

— Ну, что скажешь?

— А что я должен говорить? — с кавказским акцентом произнес Рафик.

— Давай побазарим. Тебя долго искали.

— Ну и что из этого?

— Значит, видеть хотели.

— Кто меня сдал? — выдавал из себя Рафик.

— Да разве это имеет значение для тебя, тем более сейчас? Отсюда ты не выберешься, привязали тебя крепко, ты даже двинуться не можешь.

— Гады.

— Кто?

Рафик в ответ заскрежетал зубами, и из рассеченной губы потекла кровь. Капли падали на грудь, оставляя на свитере темные пятна.

— Кровь течет…

— Ну вот видишь, кровь течет.., некрасиво как-то, — сказал Михара, — Ты знаешь, Рафик, что делают с теми, кто позарился на общак, или не знаешь?

Рафик молчал, опустив голову.

— Нет, так ты знаешь или не знаешь? Ответь.

— Слыхал.

— А ты припомни, что тебе умные люди говорили.

Михара взял за курчавые, уже высохшие волосы Рафика, резко рванул вверх, пристально посмотрел в глаза.

Взгляд Михары был таким, что не предвещал ничего хорошего для Рафика.

— Так ты знаешь или нет? Отвечай, морда, урод!

— Я ничего не хочу говорить. Кто меня сдал? — как заклинание, уже во второй раз повторил пленный азербайджанец.

— Кто сдал, кто сдал… Люди хорошие сдали, за деньги, естественно.

— За деньги… Продажные шакалы!

— Да нет, не шакалы, Рафик, не шакалы, поверь.

Не менты. Хорошие люди тебя сдали. А ты знаешь, скотина, что из-за тебя на зонах братва голодает, что из-за тебя подогрев в лагеря не идет и братва мучится, страдает, знаешь это? Отвечай, скотина, отвечай, шакал мусульманский! — и Михара, пока еще не выходя из себя, принялся трясти Рафика за волосы.

Его движения были резкими, сильными, и Рафик мотался вместе со стулом.

— Сука ты, сука! — Михара начинал звереть и тряс Рафика все сильнее и сильнее.

— Пусти!

— Сука!

Он бил его головой о трубы, затем опрокинул стул, стал ногой на горло Рафику и медленно принялся переносить тяжесть своего тела на правую ногу. Магомедов начал задыхаться, кровь хлынула из носа, но Михара своей ноги не снимал.

— Задушишь…

— Ишак мусульманский! Так ты знаешь, на что позарился?

— Знаю, — выдавил из себя Рафик.

— Ах, знаешь! — Михара наклонился, схватил правой рукой за веревку и легко, словно бы Рафик вообще ничего не весил, поставил стул на место.

Магомедов жадно хватал воздух окровавленными губами, сопел, изо рта вырывались кровавые пузыри.

— Ничего у вас не выйдет, не брал я…

— Ну, сука, а ты знаешь, что делают с теми, кто позарился на общак? Знаешь или нет?

— Слыхал, — сказал Рафик.

— А вот шакалам, которые хватают чужое, то, что им не принадлежит, отрубают руки. По-моему, так же поступают и у вас на Востоке. Но этого слишком мало для тебя, скотина. Ты знаешь, что ты убил моего друга и всю его семью? Моего друга, моего кореша, с которым я шел по жизни, который помогал мне и которому я жизнью обязан, ты знаешь это или нет? Зачем ты убил Резаного, шакал мусульманский? — и Михара со злостью и невероятной силой ударил ногой в грудь.

— Я Азербайджанец не успел договорить и вместе со стулом, к которому был привязан, буквально влип в стену, ударившись головой о трубы, потерял на несколько мгновений сознание.

— Ну, ну, сейчас очухаешься, это только начало. Руки мы тебе отрубим, это точно.

Рафик понимал, что выхода у него нет, скорее всего его ждет смерть, причем не просто смерть, легкая и быстрая, а мучительная и страшная, с ужасными пытками.

Ведь он попал в лапы не к милиции, не к сотрудникам ФСБ, которые за сотрудничество могли бы пристроить его в одиночную камеру, а к самым настоящим бандитам.

К таким, которые не остановятся ни перед чем, для которых свят лишь их воровской закон, а всякие там разговоры о гуманизме им просто-напросто неизвестны, они на них не обращают внимания.

— Ну, очухался? — прошипел Михара, заглядывая в глаза Рафика. — Где общак, говори!

— Я его не брал.

— Не брал? — удивленно вскинул брови Михара.:

— А кто его тогда взял?

— Я не брал.

— Испарился, говоришь, сам по себе?

— Не брал…

— Слушай, наверное, выходит, я его взял? Вот приехал с Колымы, из колонии строгого режима, отскочил на пару недель, быстренько в самолет, в Москву, а затем приехал к Данилину и забрал общак? А самого Данилина зверски мучил? Получается так?

— Не знаю, как там у тебя получается, но я его не брал, — ответил Рафик.

— Так, может, мил человек, ты подскажешь, кто его взял?

— Если бы я его схватил, меня бы уже здесь не было, поверь. Ты же не глупый человек, должен понимать, с такими деньгами мне бы сам черт был не брат.

— Черт, говоришь? — Михара заложил руки за спину, присел на корточки и снизу вверх посмотрел на Рафика. — Жаль мне тебя, парень, мог бы быть из тебя толк, если бы по правильной дороге пошел, если бы «стремящимся» стал, жил по понятиям, а не как свинья, не как бродячий пес. Да что уже про это говорить, поздно, время упущено. Мужик ты хваткий, в хороших руках из тебя бы человек получился, а так сдохнешь как собака. Выхода у тебя никакого, шансов у тебя, приятель, ноль. Просто ноль без палочки.

— Убьете?

— Я бы тебя сразу убил, да вот есть на тебя другой заказ, менты тебя хотят получить. А с ними разговор, знаешь, у тебя тоже может не получиться. А если и получится, если вышку не дадут, до зоны дойдешь, там тебе не жить, там тебя сперва опустят всем отрядом, задница шире рта станет. А потом замучат, небо покажется с овчинку. Ты на зоне, как я понимаю, никогда не был?

Если бы был, то я бы тебя знал. А кстати, — Михара поднялся на ноги и запрокинул голову, — меня-то ты, мил человек, хоть знаешь?

— Знаю, слышал, — выдавил из себя Рафик, — Михара ты.

— А, знаешь, видишь, и до тебя молва про меня дошла. Поскольку я человек правильный.

— Дошла, — сказал Рафик.

— Плохо, что мы с тобой вот так встретились, — Михара решил сменить гнев на милость и попробовать поговорить с Рафиком спокойнее.

Он подошел к железной двери, потянул ее на себя. Та отворилась.

— Эй, Чекан, тут у нас разговор душевный с Магомедовым намечается, дай-ка бутылочку водки и два стакана.

Чекан посмотрел на своего водителя и приказал:

— Слышал, что Михара просит?

Тот метнулся в соседнюю комнату, где стояли ящики с алкоголем и с закусками. Он открыл картонный ящик, вытащил литровую бутылку водки. А вот со стаканами было посложнее, ни одного чистого не нашлось. И Борис принялся мыть два взятых тут же на столе стакана, а затем насухо вытер. С ними и с бутылкой он подошел к двери.

В помещение Михара его не пустил, принял стаканы, вставленные друг в друга, и открытую бутылку водки. Затем попросил еще стул. Он поставил табуретку прямо перед Рафиком, на нее водрузил два стакана и бутылку с водкой. Налил полстакана себе и полный — Магомедову.

— Руки у тебя, дружок, связаны, так что я тебя сам попою.

Магомедов отрицательно махнул головой, дескать, я не хочу пить.

— Э, так не пойдет, мил человек. Давай-ка мы с тобой за знакомство выпьем, ведь раньше мы с тобой никогда не встречались и навряд ли встретимся потом. Так что давай покатим по стаканчику, — он взял стакан, поднес его ко рту Рафика.

И тот понял по выражению лица Михары, что лучше не сопротивляться. Давясь, он принялся хлебать водку, а Михара следил, чтобы ничего не проливалось. Водка жгла разбитые губы, но Рафик продолжал глотать сорокаградусную жидкость.

— Не могу больше, не могу…

— Кровь пить, значит, можешь, а как водку, так — нет?

Наконец стакан опустел. Тогда Михара взял свой, сделал несколько глотков, пополоскал во рту и сплюнул под ноги.

— Ну что, еще по одному? Между первой и второй перерывчик небольшой, — он опять налил стакан до краев и принялся вкатывать водку в Рафика. Тот уже не мог больше пить, закашлялся, тошнота подступила к горлу.

— Ну, азер, что-то ты слаб на водку, а вот на баб ты мастер.

— На баб? — произнес Рафик.

— Конечно, на баб.

— Так это проститутка меня заложила?

— Да не проститутка она, мил человек, а хорошая женщина. И дело свое знает туго, зря ты ее обидел, — Михара знал о том, что произошло между Рафиком и девушкой по вызову, — так что ты за нее не переживай.

— Знал бы, убил бы тогда суку!

— Ну, если бы знал." ты бы и на свет не родился, — мечтательно произнес Михара.

Выражение его угрюмого лица сделалось настолько страшным, что оно было красноречивее, чем надпись «Высокое напряжение, убьет!»

— Убил бы.

— Если бы да кабы…

И Рафик понял, пощады ждать не придется, эти два стакана водки, наверное, самое простое и легкое, что ему пока еще пришлось пережить.

— Так ты говоришь, общак не брал?

— Не брал, — убежденно произнес Рафик.

— Но ведь хотел взять?

— Хотел, — признался Рафик.

— Вот видишь, хотел. А уже за одно это, лишь за то, что такая мысль шевельнулась в твоих гнилых мозгах, тебе надо голову открутить и выкинуть на съедение злым собакам.

Знаешь, какие собаки на зонах? У, злые, лютые! Они зека по запаху чуют, будь ты хоть в цивильном, хоть надушен, намазан, она все равно, стерва, бросается, как та проститутка на член, и грызет, грызет… Так что, лучше ты об этом не думай, зона для тебя — курорт. Я же тебе уже говорил, Рафик, что там братва без подогрева. Ты взял их общак, а они сейчас голодные, даже чайку попить не могут.

— Не брал, не брал я, Михара! Слышишь, не брал! — с явно выраженным кавказским акцентом произнес Рафик, и говорил он это так, что Михара понял: действительно, Рафик до общака не добрался.

«Но кто же тогда мог взять?»

Ведь Рафик — это последняя надежда и Чекана, и Михары, и вообще всей братвы, всех тех, кто по крупицам его собирал, отстегивая долю.

— Значит, не брал? А Резаного за что погубил, семью его, жену молодую, племянника? Как тебе не стыдно, ишак ты мусульманский, шайтан ты!

Рафик молчал, понимая, что будет лучше не произносить пока ни слова. Алкоголь уже туманил голову, смягчал боль, которая буквально пронизывала все тело.

— Значит, давай договоримся так, — громко сказал Михара, — я пока своих сюда не зову. Ты минут десять-пятнадцать подумай, а потом я вернусь. И ты расскажешь все, что знаешь, расскажешь, от кого узнал про общак, про Сашу Данилина, про его дом и семью. Все-все расскажешь, а я потом подумаю, и, может быть, ты еще поживешь немного. Правда, ребята очень жаждут спустить с тебя шкуру, содрать, как ты, наверное, сдирал трусы с проститутки. Так что все теперь, Рафик, в моих руках, вот в этих, — и Михара показал огромные ладони с сильными узловатыми пальцами, с мозолями. — В общем, посиди, подумай. А я пойду поговорю, успокою братву. И учти, мне с каждой минутой удерживать их все труднее и труднее. Они, ты же видел, прямо рвутся сюда. И уж если дорвутся до тебя, то мало, Рафик, не покажется, — Михара развернулся и неторопливо покинул сырое помещение с низким бетонным потолком.

Чекан нервно ходил у двери, куря одну сигарету за другой.

— Ну что? — взглянув на Михару, спросил он.

— Не брал он, Чекан, общака. Не брал, — шепотом сказал Михара так, чтобы никто не услышал.

— Точно не брал?

— Не брал, я тебе говорю. Да и сам подумай, если бы он прихватил общак, то с такими бабками его бы уже и след давным-давно простыл. Дал бы десять — двадцать тысяч тем же ментам, они бы сами его и вывезли.

— Да, похоже" Похоже, ты правду, как всегда, говоришь.

— Вот в том-то оно и дело, Чекан, что общак прихватил кто-то другой.

— Но кто? — воскликнул Чекан, сжимая руки в кулаки и выплевывая сигарету себе под ноги. — Про общак знали немногие. Ты знал, я знал.

— Но меня здесь не было, — криво усмехнулся Михарский.

— Ну, еще пять-шесть, десять от силы. Но все эти люди проверены и на такое не пойдут. Ведь всем жить хочется, на Резаного ни у кого бы рука не поднялась, кроме такого отморозка, как Магомедов. Ой, бля, — произнес Чекан, присаживаясь на корточки, обхватывая голову, — час от часу не легче.

— Думать надо, думать. Я ему дал время подумать, может, что и сболтнет.

— А если нет? — спросил Чекан.

— Тогда кончать его будем.

— Мы же менту пообещали.

— Что мы ему пообещали? — спросил Михара.

— Отдать Магомедова. Ведь он их человека замочил.

— Одним ментом меньше стало, нам же оно лучше, — спокойно и рассудительно сказал Михара.

— Ссориться я с ними не хочу, хотя и дружбы у меня с ними никогда не было.

— Знаю, — сказал Михара.

— Но слово держать надо, даже если его поганому менту дал.

— Надо, значит, надо. Только мы схитрим.

— Как?

— Погоди.

Четверть часа тянулись так долго, словно прошел целый день в изнурительно тяжелой физической работе.

Наконец Михара открыл дверь, и теперь они вошли уже вдвоем — он и Чекан.

— Ну что надумал, мил человек, что скажешь хорошего?

— Я и сам думал, — заплетающимся языком начал говорить Рафик, — если не я, то кто?

— Вот и подумай.

— Сам я узнал про общак от бывшего охранника Резаного, его мы потом с дружками убили.

— Ага, сука, значит, это он заложил! — произнес Чекан. — Я так и предполагал. Не мог же сам Резаный на каждом углу свистеть про общак?

— Не мог, — сказал Михара.

— А вот общака мы не взяли, — запинаясь, говорил Рафик. — Может быть, не подскочи ты, — Рафик мотнул головой в сторону Чекана, — Резаный и признался бы, где спрятаны деньги. Но не успел.

— А в больницу ты зачем к нему ходил?

— Как зачем, — усмехнулся Рафик, — он же меня видел, мог очухаться и все рассказать.

— Так-то оно так… — и Михаре, и Чекану становилось ясно, что Рафик общак не взял.

Есть какая-то иная сила, иные люди, а может быть, один человек, который смог провести вокруг пальца всех — и их авторитета, вора в законе, и ментов, и садиста Рафика Магомедова. Но кто же этот человек, которому все сходит с рук и который, возможно, сейчас пользуется их деньгами и живет припеваючи.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20