Глава 5

Майор Гранкин покинул дом на Малой Грузинской, пребывая в состоянии глухого и не вполне осознанного раздражения. Садясь за руль потрепанного «жигуленка», он пытался доискаться до причин недовольства и в конце концов решил, что подозрительному чудаку в камуфляже удалось-таки вывести его из равновесия.

Майор не был знаком с бывшим инструктором спецназа и потому ошибочно принял его обычную манеру поведения за злонамеренное издевательство над ним, майором Гранкиным, персонально и над органами охраны правопорядка вообще.

Кроме того, из беседы с Аллой Петровной Шинкаревой и из скомканного, полного двусмысленностей и полунамеков разговора с Забродовым ему не удалось выяснить ничего нового. Да, новоселье имело место, и скрипачка из «Старого Колеса» Жанна Токарева была в числе приглашенных. Да, она покинула квартиру Шинкаревых в начале первого ночи и очень боялась при этом опоздать на метро – денег на такси, насколько понял майор, у нее не было, а в долг она не брала принципиально. Да, гостья была в прекрасном настроении. Да, скрипка была при ней – как обычно.

Этим, собственно, и исчерпывались все добытые майором утвердительные ответы. Были и отрицательные, но Гранкин решительно не видел в них ничего, что могло бы принести пользу следствию.

Нет, у Токаревой не было врагов. Нет, после новоселья она не собиралась ни с кем встречаться. Нет, во время вечеринки она ни с кем не ссорилась, и тот ясе Забродов утверждал, что никакого скандала не слышал.

По его словам, новоселье у соседей было на удивление тихим и мирным, и он даже не уловил момент, когда гости разошлись.

Гости гостями, подумал майор, а этого чудика необходимо прояснить. Совершенно непонятно, кто он, на что живет и по какой причине завалился спать с утра пораньше. То есть, спать днем, конечно, не возбраняется, но принимая во внимание обстоятельства… Может быть, гражданину Забродову все-таки не спалось ночью, и он вышел прогуляться? Натура у него, судя по всему, сложная, непредсказуемая, и кто знает, что может взбрести в голову такому человеку, когда ему не спится?

Сел в машину и поехал развлекаться… Заодно подбросил домой одинокую девушку.

А что, подумал майор, выруливая на проспект, в этом есть резон. У Забродова явный заскок на почве оружия: метательные ножи, камуфляж, армейский автомобиль… А оружие существует для того, чтобы убивать. Человек, который день за днем, год за годом мечет ножи в деревянный кругляш на стене, рано или поздно захочет узнать, какой звук сопровождает тяжелый нож, когда тот вонзается в живую плоть?

Да ерунда это все, подумал Гранкин, перестраиваясь в правый ряд и притормаживая у светофора. Тут все гораздо проще. Если этот Забродов и пенсионер, то наверняка военный. И очень может быть, что служил он не просто в армии, а в действующей армии – возможно, даже в спец-войсках. С книгами это, правда, вяжется плохо, но тем хуже для Забродова. Профессиональный убийца, начитавшийся книжек – это же классический, хрестоматийный тип маньяка. Ницше, Шопенгауэр.., да тот же Джек Лондон, которого майор Гранкин в свое время перечитал почти всего, вполне способны сделать из обыкновенного профи стопроцентного маньяка, одержимого идеей собственной исключительности и богоизбранности.

Ницше майор не читал, но знал, что его труды легли в основу нацизма. Еще майору Гранкину было доподлинно известно, что Забродов, в отличие от него, был знаком с трудами немецкого философа – толстый черный том с выведенным золотом именем Ницше на корешке стоял у пенсионера на самом видном месте.

Позади раздраженно заныли клаксоны. Гранкин вздрогнул и посмотрел на светофор. Разумеется, на светофоре давно горел зеленый, который, задумавшись, майор позорно проморгал. Он рывком тронул машину с места, слишком резко бросив сцепление, и та, как и следовало ожидать, немедленно заглохла посреди перекрестка.

– Трах-тарарах я вашего Забродова! – в сердцах бросил майор, стараясь не слышать разнообразных слов и выражений, которыми щедро сыпали водители объезжавших заглохший «жигуленок» машин.

Вот и версия готова, со спасительной самоиронией подумал майор, терзая квохчущий стартер. Куда как хорошо! С самого утра все, кому не лень, забивают мне голову маньяками, и вот я уже разглядел маньяка в первом же подвернувшемся под руку чудаке. Очень удобно…

Машина, наконец, завелась, и майор закончил поворот, излишне резко вывернув руль и заскочив задним колесом на тротуар.

Да, думал он, ведя машину тихой боковой улицей, да, очень удобно. Мне чуть ли не со школьной скамьи вдалбливали в голову, что самое очевидное, лежащее на поверхности решение чаще всего оказывается неверным.

Жизнь, однако же, сплошь и рядом убеждает нас в обратном.., тем более, что в данном случае корыстные мотивы почти наверняка отпадают, так же, как и сексуальные.

Значит, мы имеем дело либо с местью – а все в один голос утверждают, что врагов у Токаревой не было, – либо с абсолютно бессмысленным убийством. То есть, говоря попросту, без затей, это работа маньяка.

Ладно, примирительно сказал он себе. Предположим – предположим! – что это сделал Забродов. Зачем он это сделал, гадать не будем – маньяк есть маньяк. Мог он это сделать? Получается, что мог. Алиби у него нет. Алиби в этой истории вообще есть только у супругов Шинкаревых, да и оно нуждается в проверке. Ох, подумал он, это же придется опросить всех гостей, и не по одному, мать их, разу… Ну, это ладно, решил он. Не будем отвлекаться. Решили думать о Забродове, вот и будем о нем думать.

Значит, алиби у него нет, зато под черепушкой явно полно тараканов. Ножи эти непростые, книги… Книжный червь в камуфляже. Алиби нет, а машина есть. Плевать, что шины проколоты. Это, между прочим, тоже подозрительная деталь. Почему это случилось именно сегодня? Не сам ли подозреваемый постарался? Где уж мне, мол, по Москве мотаться, когда остался без колес…

И отвертка. Длинная такая отвертка, которой очень .удобно под капотом ковыряться, у меня у самого такая в багажнике лежит… Автомобильная отвертка, до ужаса .удобная. Эх, тряхнуть бы его как следует, с тоской подумал майор. Да только непохоже, что из него легко что-нибудь вытряхнуть. Не больно-то он пугливый…

Значит, будем работать, с тихим ожесточением подумал Гранкин. Перестанем на время выдумывать небылицы про маньяка и садиста Забродова и будем, как обычно, ковыряться в навозе – авось, жемчужина попадется…

Он с трудом отыскал место на стоянке и с виртуозной точностью, доступной только жителю огромного мегаполиса, втиснул «жигуленок» между огромным, похожим на ржавое корыто «опелем» и новенькой темно-зеленой «Волгой». Над стоянкой нависало модерновое здание заводоуправления, сверкая в лучах октябрьскою Солнца сплошным стеклянным фасадом. Без очков было видно, что дела у предприятия идут неплох": здание явно было новеньким, с иголочки, да и забор, тянувшийся в обе стороны, насколько хватало глаз, был заново оштукатурен и окрашен в приятные глазу пастельные тона – не забор, а мечта дизайнера. Правда, при всей своей декоративности, стена эта достигала в высоту трех метров, и преодолеть ее было не просто. На площади перед заводоуправлением были разбиты клумбы, там и сям печально шевелили голыми ветвями живописные группы плакучих ив, а прямо напротив проходной располагался большой, выключенный по случаю окончания летнего сезона фонтан. Разумеется, все это была показуха – вряд ли такая красота окружала завод по всему периметру, – но майор Гранкин мог, не сходя с места, перечислить два десятка столичных предприятий и организаций, у которых не было средств даже на починку протекающих крыш, не говоря уже о постройке новых зданий и капитальном ремонте заборов.

Выдержав короткую, но ожесточенную схватку с озверевшими от безделья вохровцами, оборонявшими пустую в этот час проходную, майор проник на территорию завода. Пришлось потратить довольно много времени на поиски Шинкарева. Мастер ремонтно-строительного цеха не сидел на месте, целый день, как заведенный, мотался по территории завода от одной группы своих рабочих к другой. Наконец, трое по самые глаза перепачканных известковой пылью субъектов, один из которых держал на плече тяжеленный дорожный отбойный молоток, другой – огромный моток резинового шланга высокого давления, а третий волок в охапке три совковых лопаты, встреченные майором на центральной аллее завода, с уверенностью заявили, что Митрич порулил во вторую литейку смотреть, как колонны рушат. Выслушав эту тарабарщину, Гранкин поинтересовался, как пройти в эту самую «вторую литейку», и получил исчерпывающие сведения. Следуя указаниям и ориентируясь по все усиливавшейся вони, которая обычно сопровождает литейное производство, он двинулся в глубь заводской территории.

Очень скоро окружавшие его цеха утратили последние остатки показушной нарядности, и по обеим сторонам дороги потянулись унылые строения с непрозрачными от копоти окнами и какие-то решетчатые металлоконструкции, сплошь покрытые толстым слоем темно-серой, мелкой, как мука, зловонной пыли. Все здесь было темно-серым, закопченным и казалось заброшенным много лет, а то и веков, назад. Декорации к какой-то фантастической антиутопии, да и только. Петляя между штабелями чугунных болванок и ржавыми контейнерами, на мятых бортах которых масляной краской было криво выведено слово «БРАК», морщась от всепроникающей едкой вони и поминутно уворачиваясь от замызганных тракторов и самосвалов, майор добрался, наконец, до таинственной «второй литейки», которая на поверку оказалась литейным цехом номер два.

Интерьер оказался под стать экстерьеру, с той лишь разницей, что на улице было прохладно и светило солнце, а внутри Гранкина встретила душная жара и подсвеченный красным полумрак. Все здесь гремело и лязгало, над выложенным стертыми чугунными плитами центральным проходом то и дело проносились огромные ковши с расплавленным металлом. Эти полеты сопровождались истеричными трелями электрических звонков и фейерверками искр, когда раскаленный до температуры вулканической лавы чугун выплескивался через край ковша и рассыпался по полу звездными брызгами. В этом аду майор с трудом разглядел несколько человеческих фигур – таких же замасленных, черно-серых, как и все их окружение. Они яростно орудовали какими-то непонятными железяками, двигали формы и, поддевая жидкий огонь мятыми ковшиками на длинных металлических ручках, разливали по формам точно отмеренными порциями. Разговаривать с ними было явно бесполезно, и майор слегка растерялся, но тут из общей адской какофонии выделился привычный звук. Где-то дробно, взахлеб, с металлическим подголоском грохотал отбойный молоток – вероятно, там, где «рушили колонны», и где предположительно должен находиться мастер Шинкарев.

На всякий случай втянув голову в плечи и пугливо вздрагивая всякий раз, когда над головой со звоном проносился полный расплавленного чугуна ковш, Гранкин двинулся на звук и вскоре уперся в обитую мятой жестью перекошенную дверь, которая вела в соседнее помещение. Толкнув ее, он оказался в просторном зале, где не было никакого оборудования. Здесь было так же грязно, как и везде, громоздились какие-то полуразбитые, заросшие бурой копотью бетонные фундаменты, а высокий закопченный потолок поддерживали грубые железобетонные колонны. Одна из колонн выглядела так, словно над ней поработали какие-то чокнутые бобры: примерно в метре от пола, на уровне пояса, бетон был отбит со всех четырех сторон, так что наружу торчала ржавая, причудливо изогнутая, а местами и перебитая надвое арматура. Возле колонны топталась пара перемазанных по самые уши рабочих. В тот момент, когда Гранкин вошел в помещение, один из них с натугой вскинул тяжелый отбойный молоток, уперся острием зубила в бетон, и, почти сложившись пополам, налег на ручки молотка тощим животом. Молоток загрохотал, задергался, заставляя работягу трястись крупной дрожью, из-под стального наконечника полетела цементная пыль, а сам наконечник заскользил по твердому бетону и, наконец, мертво заклинился между бетонным выступом и прутом арматуры. Работяга яростно рванул молоток на себя, но тот не сдвинулся ни на миллиметр.

– Мать твою за ногу и об колено, деда медного по чайнику! – воскликнул работяга и бросил обтянутые резиной ручки молотка. Молоток остался торчать в колон№ параллельно полу, как диковинная стрела или неразорвавшаяся ракета. – И вот так все время, – продолжал работяга, обращаясь к стоявшему поодаль невысокому полноватому человеку в ярко-оранжевой пластмассовой каске и синем халате, из-под которого выглядывали темные брюки и светлая рубашка с галстуком. – Задолбала, сволочь, хоть ты зубами ее грызи.

– Хоть зубами, хоть ногтями, – со странным сочетанием застенчивости и твердости ответил человек в каске, – а разбить надо. Что я начальнику скажу? Саша, мол, устал, ничего у него не получается…

– Да чего там – устал, – застеснялся Саша, которому на вид было лет пятьдесят. – Просто бетон, зараза, твердый. Сразу видно, до перестройки делали. И арматура мешает…

– После обеда пришлю сварщика, – пообещал человек в каске. – Только вы до его прихода не в карты шлепайте, а работайте.

Напарник Саши, вислоусый мужик лет сорока, в ответ на его слова хитро ухмыльнулся.

– Хрена ты скалишься?! – рыкнул на него Саша. – Давай, выковыривай эту сволочь, а я пока перекурю…

Вислоусый натянул грязные рабочие рукавицы и принялся расшатывать засевший в бетоне отбойный молоток, налегая всем телом. Саша стащил с потной лысины бурую от грязи кепку и провел по лицу подкладкой, размазывая грязь. Потом извлек из кармана мятую и засаленную пачку «примы», губами вытянул кривую сигарету и принялся чиркать спичкой. Коробок вырвался из его руки и, забренчав, упал на пол.

– Вот же раздолбанная работа! – пожаловался Саша, нагибаясь. – Руки от этой вибрации как деревянные, не пальцы – сучки корявые, бабу за сосок не ущипнешь…

Он вдруг прервался на полуслове и подскочил, схватившись за обтянутый грязными рабочими штанами зад, словно его ткнули шилом.

– Твою мать! – выкрикнул он и, подхватив с пола увесистый обломок бетона, с натугой метнул его куда-то в глубину помещения.

Обломок с грохотом ударился о ржавую жесть, и только теперь с интересом наблюдавший за этой сценой Гранкин заметил, что у дальней стены возвышается какая-то непонятная конструкция, более всего напоминавшая загородку из криво сваренных мятых листов жести. Жесть вибрировала, из-за нее доносилось гудение и громкий дробный шорох вперемежку с короткими металлическими щелчками. Именно этот агрегат, судя по всему, каким-то непонятным образом вызвал неудовольствие рабочего.

– Тише, тише, – успокоил Сашу человек в каске, бывший, вероятнее всего, мастером Шинкаревым. – Наше дело – строить, а не ломать.

– Тогда пошли отседова на хрен, – вполне логично предложил Саша, мрачно раскуривая сигарету и стараясь держаться к жестяной загородке спиной. – Строить тут нечего, а колонну пускай какие-нибудь ломатели добивают.

Его напарник коротко гоготнул, продолжая дергать и раскачивать молоток. Гранкин, видя, что на него никто не обращает внимания, деликатно покашлял в кулак.

Работяги посмотрели в его сторону безо всякого интереса и сразу же отвернулись, а мастер немного удивленно приподнял брови и шагнул навстречу.

– Вы ко мне?

– Если вы Сергей Дмитриевич Шинкарев, то к вам.

– Я Шинкарев. В чем дело?

– Видите ли, я…

Он замолчал и схватился за щеку. Ощущение было среднее между укусом пчелы и выстрелом из пневматического ружья.

Отняв ладонь от щеки, майор посмотрел на Пальцы, почти не сомневаясь, что обнаружит на них кровь, но крови не было.

– Вот черт, – выдохнул он. – Что это было?

– Дробеструйка, – непонятно объяснил Шинкарев, кивая на жестяную загородку. – Туда помещают отливки и под давлением обрабатывают стальной дробью, чтобы удалить всякие наплывы и шероховатости, грубо говоря, шлифуют. Жестяной экран, по идее, не должен ничего пропускать, но, как видите, между теорией и практикой существует разница.

– Ощутимая, – заметил Гранкин, потирая щеку и опасливо косясь на дробеструйку. – Если вы здесь уже закончили, то, может быть, прогуляемся по свежему воздуху?

– Далековато придется идти, – с улыбкой ответил Шинкарев, но спорить не стал и первым шагнул к двери. – Сегодня с этой колонной надо закончить, – напомнил он рабочим, оглянувшись с порога.

– Тяжелая у них работа, – с сочувствием сказал Гранкин.

– У них-то? Да, тяжелая… Впрочем, ничего больше они делать не умеют, иначе не торчали бы здесь. Да они и не особо себя утруждают, поверьте… Знаете, до чего додумались? Вогнали отбойный молоток в пол, притянули проволокой ручку к воздушному патрубку, чтобы он сам стучал, а сами улеглись на пол и в карты режутся…

Со стороны послушаешь – работа кипит, грохот на весь цех, а подойдешь поближе – никого, только молоток барабанит, прямо заходится…

Гранкин, не сдержавшись, фыркнул.

– Вам смешно, – сказал Шинкарев, – а мне с этими артистами надо как-то план выполнять. Прошлой зимой из машины начальника цеха весь антифриз выпили.

И только один недоумок попал в больницу, а остальным хоть бы что, – как огурчики. Разболтался я что-то… Вы ведь по делу?

– По делу, – согласился майор. – Моя фамилия Гранкин, Алексей Никитич Гранкин. Я работаю в криминальной милиции. Хотелось бы с вами поговорить о…