Глава 18

Алекс не рисковал надолго выходить из дому: ведь Гидравичюс мог позвонить в любой момент. Он вышел в магазин лишь за тем, чтобы купить минералки, потому что воду из-под крана пить не мог, брезговал. Вода отдавала ржавчиной и хлоркой, а водяного фильтра в доме не было. Квартира, где он остановился, принадлежала одному из его знакомых, который за триста баксов отдал ее в распоряжение Алекса на три недели.

Этих денег квартира явно не стоила – однокомнатная, в четырехэтажном доме, хотя и недалеко от центра.

Место не людное, но пять минут быстрой ходьбы – и ты уже у станции метро.

Приятель Алекса остался доволен: как-никак, ни за что ни про что получил деньги и оказал услугу доброму знакомому. Единственным неудобством было то, что в квартире оставалась собака. Ее наотрез отказалась брать к себе даже на неделю любовница хозяина, к которой он пока перебрался: у нее была аллергия на собачью шерсть.

Спаниель был неприхотлив, и Алексу не стоило большого труда на десять минут утром и на десять минут вечером выходить с ним во двор. Окно он оставлял открытым, шторы раздвинутыми, во-первых, для того, чтобы выветривался собачий дух, а во-вторых, чтобы видеть, не вошел ли в квартиру кто-нибудь посторонний. Хотя заглянуть в окна было довольно сложно, к дому подступали старые тополя, которые не подпиливали и не подравнивали, наверное, уже лет десять. Ветки почти касались стекол, жильцы ходить под ними не рисковали: деревья старые, гнилые, часть веток уже успела высохнуть, и если случался большой ветер, непременно обламывался толстый сук.

С баллоном минералки под мышкой Алекс подошел к подъезду и поднялся на третий этаж. Пес радостно залаял по ту сторону двери. Он уже успел привыкнуть к Алексу за те несколько дней, которые тот провел в Москве.

Алекс усмехнулся:

«Лучшей системы сигнализации, чем собака, не придумаешь. Сигнализация сработает, если кто-то войдет в квартиру, но отключи ее этот кто-то, и тогда ничто уже тебе не скажет о том, что в доме чужой. А вот собака ни за что не примется радостно лаять, если чужой пробрался в дом».

Охотничий пес отличался хорошим слухом; даже ночью он вскакивал, стоило кому-нибудь зайти в подъезд, подбегал к двери, выжидал, пока человек не поравняется с дверью, и только тогда несколько раз тявкал.

Алекса это устраивало: он понимал, никто не смог бы подобраться к квартире незамеченным.

Телефонный аппарат в прихожей был массивный, отечественный, оснащенный определителем номера – дитя конверсии.

Алекс взглянул на экранчик. Нет, пока он отсутствовал, никаких звонков не поступало. Он сбросил кожаное пальто. Пальто у него было универсальное – в таком можно и ночевать в стогу сена, и пойти в Большой театр. Добротное, длинное, из мягкой кожи, с которой легко смывается грязь, и даже кровь не оставляет пятен. Свободный покрой не стеснял движений, а самое главное – под таким пальто легко можно было спрятать любое оружие, даже винтовку с коротким стволом или с откидным прикладом.

Алекс насыпал собаке корм, отпил большой глоток прохладной минералки прямо из горлышка.

«Жалкое подобие, – подумалось ему, – эту воду даже и близко нельзя сравнить с той, которая в колодце на моем хуторе. Колодец рыл-то еще дед, а у нас в семье если кто-нибудь что-то делает, то делает на совесть. Да, дед хоть и переплатил за землю.., такой же участок ему предлагали дешевле, но он выбрал именно этот, вдалеке от дороги, вдалеке от другого жилья лишь потому, что там была очень хорошая вода. Колодец пришлось рыть, конечно, глубокий, ведь чем глубже колодец, тем лучше вода».

Зазвенел телефон, прервав его размышления. Затренькал настойчиво и нагло. Алекс взглянул на табло.

На определителе номера цифры не высветились, но это еще ни о чем не говорило. Многие сейчас ставят приставки, чтобы обезопасить себя.

Алекс поднял трубку и сказал:

– Алло!

– Здравствуйте, – услышал он в ответ какой-то неестественный голос.

– Здравствуйте, я слушаю…

А дальше все стало на свои места.

– С вами разговаривает робот телефонной междугородной станции вами не оплачены счета за текущий месяц и если до двадцатого числа этого месяца оплата не будет произведена телефон будет автоматически отключен за справками обращайтесь…

Алекс не дослушал. Он со злостью бросил трубку на рычаг и выругался в адрес своего приятеля:

«Этого мне только не хватало! Хорошо хоть до двадцатого, я здесь так долго не задержусь».

Генерал Потапчук сидел в машине, но не в своей, а в микроавтобусе, заставленном всевозможной аппаратурой. Оператор только отключил магнитофон, который воспроизводил запись, имитирующую телефонного робота междугородной телефонной станции.

– Он дома, – сказал оператор, снимая наушники. – Конечно, гарантировать, что это именно Алекс, я не могу, но голос мужской и вроде бы даже с акцентом.

Хотя по нескольким словам определить сложновато, Федор Филиппович.

Через десять минут группа захвата уже была у дома.

Человек, ведущий наружное наблюдение, подтвердил, что из квартиры номер двадцать девять после телефонного звонка никто не выходил, а в окнах горит свет. И генерал Потапчук устало отдал распоряжение начать операцию по захвату Алекса.

А в конце предупредил, даже попросил:

– Надо постараться взять преступника живым, он нужен как свидетель. И наверняка за ним тянется длинный шлейф других преступлений.

Спаниель по кличке Цезарь расположился у своей керамической миски. Он был сыт, и на дне миски еще оставался корм. Цезарь положил голову на передние лапы, прикрыл глаза. Вид у него был как у человека за столом, который уже утолил первый голод, а теперь размышляет, какую тарелку с какой снедью подвинуть к себе.

Алекс, попив минералки, сидел в кресле, поглядывал на собаку и неторопливо грыз яблоко. Кобура с пистолетом под мышкой немного сковывала движения, и он уже подумывал, не снять ли ее, и посидеть, расслабившись, глядя на пса, прислушиваясь к шуму ветра за окном, к тому, как постукивают друг о дружку ветви тополя, как где-то на соседней улице катится трамвай.

Алекс чувствовал усталость. У него уже все было подготовлено к работе, оружие проверено, линзы оптического прицела он протер специальной тряпочкой. Лишь после этого закрыл их крышками, понимая, что к оружию до операции больше притрагиваться не будет.

Он вытащил из кобуры пистолет, посмотрел на обойму, затем легко вдвинул ее в рукоятку и положил пистолет себе на колени. Теперь ему оставалось только ждать – скоро наступит момент, когда он за один выстрел заработает тридцать тысяч зеленых. Алекс продумал все до мелочей и не ждал никаких сюрпризов.

Скорее всего, все и произошло бы так, как он спланировал, если бы Витаутас Гидравичюс не выдал своего киллера и не назвал адрес, по которому тот скрывается.

Вернее, Гидравичюс выдал не адрес, а всего лишь телефонный номер, по которому он связывался с Алексом. Но этого для людей генерала Потапчука было даже более чем предостаточно. Поиск не занял много времени, и сейчас внизу специальная бригада уже готовилась к захвату киллера, выстрел которого должен был уничтожить Виктора Павловича Кленова.

Но эфэсбэшникам и в голову не могло прийти, что в квартире, кроме Алекса, находится пес по кличке Цезарь. А также они не могли знать, хоть и предполагали, что киллер готов ко всяким неожиданностям и дешево свою жизнь не отдаст, что за свою свободу и жизнь он будет бороться всеми доступными ему средствами.

Алекс сидел, полуприкрыв глаза, и чувствовал себя таким же умиротворенным, как и спаниель. Но если пес уже был сыт, то Алекс еще не ужинал и размышлял о том, поужинать ли ему прямо сейчас или чуть попозже. Вдруг Цезарь приподнял голову, его темные, словно каштаны, только что освобожденные от буро-зеленой кожуры, глаза широко открылись, а уши, до этого безжизненно свисавшие, шевельнулись. Пес привстал на передние лапы, насторожился. Его взгляд был устремлен на дверь.

И Алекс понял: за дверью что-то происходит. Вполне возможно, что это ложная тревога, всего-навсего кто-то из жильцов спускается или поднимается по лестнице. А может быть, чей-то домашний кот или пес сбегает вниз или возвращается с прогулки.

Цезарь издал странный звук – смесь рычания и шипения. Такие звуки более подходили бы коту, нежели охотничьему псу. Передней лапой спаниель поскреб по полу и едва слышно тявкнул – так охотничий пес поступает, когда слышит совсем рядом дичь, птицу, которая вот-вот должна вылететь из густой травы.

Цезарь подобрался, готовый к прыжку.

Алекс был настоящий охотник, охотник по призванию. Он смутно почувствовал, а потом, через несколько секунд, явно ощутил опасность, притаившуюся за металлической дверью. Открыть дверь быстро не могли, это Алекс понимал: ведь ключ, который раздвигал восемь ригелей толщиной в указательный палец, торчал в замочной скважине, и выдернуть или вытолкнуть его, находясь за дверью, из площадке, было невозможно.

Пес, а затем и человек, затаившийся в квартире, услышали один и тот же звук – прикосновение металла к металлу. Правая рука Алекса легла на рукоятку пистолета, затем пистолет переместился в левую руку. Алекс прекрасно стрелял как с левой, так и с правой. Он передернул затвор, вгоняя патрон в ствол пистолета, стал, прижавшись к стене в четырех шагах от двери. Пес тоже стоял, уставившись в дверь, его короткий хвост замер, не шевелился.

«Суки!» – выругался про себя Алекс, потянувшись рукой к тумбочке.

Медленно, очень медленно он сбросил салфетку, на которой лежало надкушенное яблоко. Под салфеткой оказалась рифленая граната. Алекс взял гранату в правую руку. Он представлял, каких действий противника следует ожидать, если, конечно, это захват. И надо сказать, не ошибся. Быстрым движением он щелкнул ребром ладони по выключателю, и в квартире погас свет.

В то же мгновение он увидел сквозь штору темный силуэт, тотчас вскинул пистолет и дважды выстрелил.

Выстрел и звон разбитого стекла слились в один звук.

Спецназовец, спускавшийся с крыши на веревке, обмяк с простреленным горлом и, выбив стекло, по инерции влетел в квартиру. Алекс, выдернув чеку, бросил гранату в окно. Прогремел взрыв, страшный и неожиданный для этого тихого района. Второй спецназовец, влетевший в окно кухни, Алекса в квартире уже не застал: ровно через секунду после взрыва выброшенной на улицу гранаты тот выскочил в окно. Третий этаж, в принципе, немаленькая высота, но не для тренированного профессионала.

Трос спецназовцев упали на землю, закрываясь от осколков и боясь того, что может прогреметь еще один взрыв. Они даже не успели вскочить на ноги, когда Алекс, сгруппировавшись, приземлился на газон. Перепачканный, с пистолетом в левой руке он рванул в темноту, на ходу еще дважды выстрелив. Он стрелял по ногам, понимая, что спецназовцы наверняка в бронежилетах, и убить их почти невозможно. И оба его выстрела оказались точными. Одному из спецназовцев, уже вскинувшему короткий автомат, чтобы дать очередь вслед убегающему преступнику, пуля раздробила колено, и он завалился на бок. Второй, раненый в бедро, тоже не мог преследовать киллера. Алекс, верный своим правилам, прекрасно знал окружающую местность, каждый забор, каждую подворотню, каждое дерево, и как всегда это ему помогло. Он ловко перемахнул через бетонный забор, стоящий вокруг пустого трехэтажного дома, который находился на капитальном ремонте.

Дверь в квартиру ломать не пришлось. Сержант, ввалившийся в кухонное окно, открыл квартиру изнутри. Раненного в горло поспешили вынести, положили в машину «Скорой помощи», но до больницы он не дотянул – смерть наступила в машине.

Генерал ФСБ Федор Филиппович Потапчук вошел в квартиру номер двадцать семь на третьем этаже одним из последних. Он внимательно осмотрелся по сторонам. Рыжий спаниель сидел у своей миски, дрожал мелкой дрожью и время от времени жалобно тявкал. Генерал Потапчук присел на корточки и погладил шелковистую шерсть пса. Тот немного притих и успокоился.

– Ну, что, собачка, не повезло тебе? – вздохнул Федор Филиппович.

Вокруг ходили спецназовцы в камуфляже, бряцая оружием. Генерал снял очки, протер запотевшие стекла. Затем взял пустую миску, сходил на кухню и принес воды. Пес принялся лакать. Генерал смотрел на длинный розовый язык, и в его голове вертелась одна и та же мысль: как же так? Как же это он, опытный человек, немало проживший, допустил грубейшую ошибку?

Не стоило брать Алекса в квартире, надо было дождаться, когда завтра утром он ее покинет, и захватить его прямо на улице. Сделать это было бы намного проще и не такой дорогой ценой – не погиб бы сержант и не увезли бы двух раненых в госпиталь.

Генерал поднялся. Ему показали разобранную снайперскую винтовку и фотографии Кленова, хранившиеся в том же плоском чемоданчике.

– А где Алекс? – спросил генерал у майора.

– Он умер, не приходя в сознание. Мы ничего не могли сделать.

– Да, – с горечью произнес Потапчук и подумал:

«Собаке – собачья смерть».

О том, что случилось с Алексом, он уже знал и понимал, что такое может случиться только в жизни и никогда не случается в романах, описывающих жизнь киллеров и всевозможные их похождения. Когда Алекс перепрыгнул через забор и оказался в потемках на территории стройки, ему не повезло.

Может быть, виновата была темная ночь, может быть, волнение, спешка, а также халатность рабочих, наша обычная российская халатность, которую чаще называют другим, не очень приличным словом. И это слово вертелось у генерала в голове, не давая думать больше ни о чем. Генерал представлял себе, что произошло: Алекс бежал, вероятно, зацепился за трубу и, падая на землю, напоролся на кривой ржавый прут, торчащий из бетонной плиты.

Кто оставил эту плиту на проезде, генерала Потапчука не интересовало. Факт оставался фактом: дюймовый ржавый прут пробил грудь Алекса. Так его и нашли: преступник лежал, скорчившись, раскинув руки, а из спины сантиметров на семь торчал окровавленный прут арматуры. В левой руке Алекса был пистолет с полупустой обоймой.

"Да, Глеб был прав. Почему-то он всегда прав, даже если с ним и не хочется соглашаться. Может быть, действительно было бы лучше, если бы я всецело доверился ему и он сам взял бы Алекса. Ведь Слепой работает неординарно. Он, скорее всего, не стал бы ни ломать дверь, ни прыгать в окно с автоматом в руках, он действовал бы хитростью. Каким-нибудь способом он выманил бы Алекса из квартиры, обезоружил его и лишь после этого, связанного и беспомощного, передал мне. И тогда у нас была бы возможность его допросить, узнать о его прошлом, а самое главное – о настоящем, о том, как он собирался ликвидировать доктора Кленова. Но что махать кулаками после драки? Дело сделано, назад не вернешь.

Что случилось, то случилось, и попусту распускать сопли уже не стоит".

Уже начался новый день, о чем свидетельствовали стрелки часов. А новый день, как понимал генерал Потапчук, принесет новые проблемы.

«А сколько времени я без сна? – подумалось ему, – Нет, кажется, я спал у себя в кабинете, спал, сидя за столом, спал в машине. Но это был странный сон, всего по тридцать-сорок минут. Лишь успеваешь уснуть и проснуться, а самого сна как не бывало. И, возможно, из-за этого я так оплошал сегодня. Ну да ладно, отвечать за допущенные ошибки мне не привыкать. Я отдавал приказы, я и понесу ответственность. Не ошибается только тот, кто ничего не делает», – с горечью рассудил генерал.

Все-таки самым любимым местом Глеба Сиверова в этом мире была тихая мансарда в арбатском переулке.

Здесь он чувствовал себя как дома. Именно «как», потому что домом это было назвать сложно. Здесь ничего не говорило об уюте, все было приспособлено лишь для работы, работы странной и непонятной на непосвященный взгляд.

Если бы кто-то в его отсутствие побывал на мансарде, он не смог бы понять, чем именно занимается человек, обитающий здесь. То ли художник – но где холсты, краски? То ли бизнесмен – но где рекламные проспекты, книги бухгалтерских учетов? Скорее всего, незваный посетитель пришел бы к выводу, что здесь живет музыкант, на худой конец, меломан или музыкальный критик. Хотя тут не было ни одного музыкального инструмента – лишь записи музыки. Оружие же и специальные приспособления надежно скрывал тайник.

«Человек со средствами, умеющий ценить музыку», – вот и все, что решил бы случайный посетитель.

А Глебу в мансарде нравилось. Здесь он мог спокойно думать, ничто не отвлекало его. И сколько запутанных клубков он размотал, не сходя с места, сидя в этой комнате, к скольким загадкам ощупью подобрал ключи, причем с первого раза! Ведь Сиверов не имел права на ошибку, за ней бы последовали смерти, беды, политические катаклизмы.

Глеб старался не думать о том, что он является той самой пылинкой, которая, упав на чашу точнейших уравновешенных весов, сдвинет их, и стрелка сойдет с нуля. Он старался не думать, что временами является той самой каплей, которая переполняет чашу, и от его решения, от его расторопности зависит не только его собственная судьба, судьба его семьи, но и судьбы многих миллионов людей, судьба, можно сказать, целого государства. Он просто делал свою работу как умел, и навряд ли кто-нибудь сделал бы ее лучше, чем агент по кличке Слепой.