Мужчина с сигаретой резко обернулся, прикрыв ладонью трубку.
– Сюда человек заходил. Должен был выйти обратно и не вышел.
Комбату плевать было, кто перед ним – “свой” или “чужой”, большой бугор или шестерка. Быстрее выяснить насчет Ильяса, неважно при добровольном содействии или вынужденном.
– Тебя, значит, с ним посылали? – визгнул тонким голосом мужчина. – Прошляпил все на свете! Чем занимался, куда смотрел!
Так и не закурив, он швырнул незажженную сигарету в угол.
Вступать в долгие объяснения Рублев не собирался.
– Пошел в задницу со своей воспитательной работой. Проведи меня вниз, надо посмотреть, куда он делся.
– Никто сюда не заходил, – сказал мужчина более вежливым тоном.
– Я пока своим глазам больше верю. Пошевелись, времени нет.
Спустились на первый этаж. Лифта в здании не было, и Рублеву пришлось торопить своего спутника, не привыкшего быстро бегать по лестницам. Навстречу попался какой-то парень с просматривающейся под мышкой кобурой на ремнях. Но руки его торчали в карманах брюк и взгляд был рассеянным. Спутник Рублева адресовал ему беглый вопрос, на который парень ответил недоуменным пожатием плечами.
"Работнички, блин”, – мысленно выругался Рублев. Выходит ему, стороннему человеку, больше всех нужно?
Внизу, у дверей, нашли еще одного “работника”, тот вскочил с места с бравым видом. Последовал оживленный разговор на азербайджанском, после чего Комбату подтвердили – Ильяс не появлялся.
– Спроси: он никуда не отлучался за последний час? – потребовал Комбат.
Оказалось, что дежурного охранника отвлек телефонный звонок. Звонили не на пост, а в одно из помещений первого этажа. Трубки никто не брал, а телефон продолжал упрямо верещать. У дежурного лопнуло терпение – в результате пришлось объясняться с пожилой “хала”, уважительно доказывать, что она не туда попала.
– Без комментариев, – развел руками Комбат. – Вам всем могло не поздоровиться.
Его спутник отвесил охраннику подзатыльник, как нашкодившему ребенку. Сам Рублев бросился осматривать все помещения подряд. Он подозревал, что Ильяс где-то здесь. Зачем им волочить его с собой?
Догадка быстро подтвердилась – в запертой изнутри кабине туалета пропажа обнаружилась. Ильяса оглушили и втолкнули сюда, зная, что в ближайшее время он не очухается. Приведенный в чувство, он и сейчас плохо соображал, только брезгливо посматривал на одежду, впитавшую не самые благородные запахи.
– Где машина? – спросил Комбата человек с визгливым голосом.
– Другую лучше дайте. Нашей вид подпортили, будет бросаться в глаза.
– Его без тебя отправят. Ты пойдешь со мной, надо с начальством консультироваться.
"Сколько у вас начальников? – подумал Рублев, но отказываться не стал. – Назвался груздем, полезай в кузов. Мало ли чего полезного увидишь и услышишь”.
У него временно отобрали оружие и завели в комнату, где был создан домашний уют. Здесь стояло черное пианино, поблескивали в буфете чашки и блюдца из фарфорового сервиза. На японском телевизоре красовалась женская статуэтка, диван был застелен клетчатым пледом. Дополняли идиллическую картину двое пожилых мужчин, которые смотрели телевизор.
Нагнувшись, спутник Комбата стал докладывать неестественным шепотом. Выслушав его, двое стали общаться между собой. По интонациям Рублев догадался, что происходит вежливый спор. Первый, похоже, предлагает не идти на обострение, подождать развития событий, второй – не спускать наглости, немедленно ответить по полной программе.
Наконец “телезрители” договорились. Один из них подозвал спутника Комбата, велел достать из буфета хрустальный бокал, наполнить вином из открытой уже бутылки. Потом показал Рублеву красное пятно на салфетке под бокалом – оно медленно увеличивалось, расползалось в разные стороны.
– Видишь, протекает. Ничего не заметно, а протекает. Перестарался мастер, в одном месте слишком сильно прорезал узор. Ты и твой начальник тоже чуть-чуть перестарались на катере. Не надо нажимать так сильно. Попробуй вернуть деньги, только, пожалуйста, без трупов. Они ведь тоже могли Ильяса прикончить, но проявили благоразумие.
* * *
Время упущено, деньги успели далеко уплыть. Конечно, этим людям важна была не разовая выручка – тут стоял вопрос принципа, вопрос демонстрации силы. Нарезать на хрустале узор, но так, чтобы не испортить изделие.
С момента стрельбы по машине прошло не меньше получаса. Комбат допускал, что снайпер остался на своем месте и продолжает караулить. Может быть, теперь ему подкинули и прицел ночного видения?
Снайпер интересовал Комбата гораздо больше, чем наличка. Несмотря на его осечку, Рублев нутром почувствовал, что столкнулся с профессионалом. Откуда здесь, в Баку, мог взяться такой? Вероятнее всего, чеченец – у кого еще столь богатый опыт?
Обнаружить его теперь можно единственным способом: вызвать огонь на себя. Дело, конечно, рискованное, но в данном конкретном случае игра стоит свеч. Перед уходом Комбат попросил одолжить на время бронежилет и теперь импортный легонький предмет защиты сидел как влитый, не отягощая, как аналогичные изделия более грубых фасонов.
Темная улица почти опустела. Комбат сделал шаг – по его собственным расчетам он теперь в пределах простреливаемого сектора. Еще шаг. Никакого эффекта. Убрался снайпер или сменил позицию? Или пользуется обычной оптикой и рассчитывает на удачу – вдруг противник попадет в освещенную зону?
Комбат выбрал траекторию перемещения так, чтобы его фигура всего на мгновение оказалась различимой, а потом ушла в тень. Тогда больше вероятности, что снайпер будет целить в корпус – в условиях плохой видимости даже профессионалы частенько делают такой выбор.
"Может, не стоит подставляться?”.
Широким шагом Комбат прошел по касательной к освещенному кругу. И тут же пониже левой ключицы ударило будто тяжелым, запущенным с огромной скоростью молотом. Он отлетел в сторону, докувыркался до самых кустов. Успел заметить микроскопическую вспышку в темноте. Надо превозмочь боль и подниматься побыстрей. Пока враг не ушел.
Отсюда, из кустов, можно выбраться незамеченным. Здесь самое темное место и даже общие очертания лежащего тела вряд ли заметны сверху. Хотя вглядываться стрелок обязательно будет – на этом можно выиграть полминуты.
Комбат отполз в сторону, переводя дыхание, сбитое попаданием пули. Синячище, конечно, вылезет громадный. Ничего, участвовать в конкурсе по бодибилдингу он не собирается, загорать на пляже тоже.
Вон откуда стреляли, с чердака. Жалко терять время, но придется в обход подбираться к дому.
Бежать было трудно, каждое соприкосновение с асфальтом отзывалось болью в грудной клетке, как будто пуля пробила жилет и засела между ребрами. Заскочив в подъезд, Комбат прислушался. Шагов по лестнице не слышно. Неужели успел свалить? Девичьи, легкие шаги затихли почти сразу.
Лифт здесь старой конструкции, с ограждением из металлической сетки. Но вернее пешком подняться – в кабине ты как в клетке.
Снайпера Рублев заметил с площадки предпоследнего, шестого этажа. Кожаная безрукавка на голом загорелом торсе, кожаные перчатки с обрезанными пальцами, капля серьги на мочке уха. Футляр для гитары – там, конечно же, уместилась винтовка с отделенным прикладом. Но самое интересное, что внешность типично славянская: голубые глаза, пшеничный чуб.
Все это Комбат разглядел в один момент, даже при неудобном ракурсе. Рванул вверх, позабыв о боли, и только на расстоянии нескольких шагов разглядел голубой трезубец, вытатуированный над левым соском. Теперь ясно, что за кадр – боец из “УНА-УНСО”.
Стрелок остановился от неожиданности. Ни намека на страх не появилось у него на лице – скорее радость. С такими кулаками редко идут в снайперы, подобная профессия больше подходит людям, по жизни незаметным. Этому скорее пристало бы появляться на ринге, в боях без правил.
Он спокойно поставил футляр на пол и сделал шаг вниз – навстречу. Если б Комбат выхватил “ТТ”, наверняка успел бы произвести по крайней мере один выстрел. Вместо этого Рублев расстегнул и сбросил рубашку, вытащил из пистолета обойму. Даже снял бронежилет, чтобы не иметь ни в чем преимущества.
Украинец ждал – он умел владеть собой. Судя по всему, исход сегодняшнего дня он предпочитал всякому другому. Его обязали сидеть на крыше и не высовываться, но теперь ведь не он проявил инициативу. Значит, у начальства претензий не будет, если он вышибет москалю мозги, вместо того чтобы щелкнуть его с безопасного расстояния.
"Наверняка ведь попробовал пороху в Чечне, – решил Комбат, делая шаг наверх. – Не одного солдата уложил, гадюка”.
Противник начал без замаха. Рублев успел увернуться. Нанес два удара по корпусу – словно в кирпичную стену, разве только костяшки пальцев не ободрал. Хохол был выше на полголовы, шире в плечах, и его обнаженный мощный торс, полуприкрытый кожаной безрукавкой, весь состоял из выпуклостей разной величины. Ни один посторонний наблюдатель не поставил бы на Рублева, сам возраст которого не позволял надеяться на успех в схватке с этим здоровенным амбалом.
"Западенец” усмехнулся попытке атаковать и нанес в ответ два точных удара по корпусу. Рублев отлетел назад, стукнувшись спиной об ограждение шахты лифта. Хохол спустился еще на две ступеньки. Он намеревался и дальше бить, как отбойный молоток, вышибая из Комбата дух.
Теперь противники оказались на площадке между этажами. Здесь было больше места, чтобы развернуться, и каждый рассчитывал извлечь из этого пользу.
Комбат чуть пригнулся, закрываясь от коротких мощных ударов. У этого хватит сил хоть на час, хоть на два. Надо использовать его малейшую неосторожность.
Наконец, случай представился. Враг раскрылся чересчур самонадеянно, и Комбат вложил всю силу в прямой удар под правый глаз. Любому местному кадру он просто снес бы башку с плеч, но хохол только поморщился и выругался сквозь зубы. Хотя под глазом стало наливаться черно-синее пятно, а нижнее веко вспухало как на дрожжах.
Наверняка жильцы ближайших квартир слышали шум. Но никто не рискнул выглянуть – люди давно усвоили простую истину: без нужды не высовывайся. Впрочем, им предстояло услышать настоящий грохот, который наверняка заставил даже самого любопытного попятиться назад из прихожей.
Взбесившийся “западенец” сцепился с Комбатом в попытке оторвать того от площадки и швырнуть вниз по ступеням. Отчасти ему это удалось, только упали и покатились оба. Перила, лестница, испещренные надписями стены переворачивались раз за разом. Только лоб “западенца” с прилипшей прядью волос оставался на месте, по-прежнему вдавливаясь в висок. Пальцы толщиной с ножку стула несколько раз пытались вцепиться Рублеву в горло.
Кое-как выпростав руку, Комбат стукнул ребром ладони по основанию шеи. Как следует размахнуться не получилось, однако рука противника на секунду ослабела. Этого хватило, чтобы Рублев вскочил на ноги и засветил замешкавшемуся “западенцу” ботинком в лицо. Удар вышел таким сильным, что прочно прихваченная подошва наполовину отделилась.
Отпрянув назад, он ответил – попал точно в то место, в которое шлепнула пуля. От боли у Рублева потемнело в глазах. Он попятился и вдруг почувствовал, что теряет почву под ногами. Когда они скатились сюда, на следующий этаж, металлическая дверь лифта от сотрясения открылась, и Комбат теперь балансировал между этажами.
Он инстинктивно уцепился пальцами за металлическую сетку ограждения, но тем самым ослабил защиту. Попытался увести голову от очередного удара. Но до конца не успел – полетел вниз, в шахту.
Попытался ухватиться за трос, рука соскользнула, и ему удалось смягчить падение. К счастью, кабина стояла двумя этажами ниже, иначе он разбился бы насмерть. Ударившись о крышу, он усилием воли заставил себя сразу же подняться на ноги. И очень вовремя: сверху летела гора мускулов, над которой кожаная безрукавка поднялась наподобие черного крыла.
После длинной, сопровождаемой надсадным хрипом серии ударов, враг завалился на бок, тяжело дыша.
– Где здесь.., чечены.., окопались? – Комбату потребовалась целая минута, чтобы сформулировать вопрос.
Вместо ответа “западенец” выпустил красную слюну. Его пальцы сжимались в кулак и снова разжимались, но эти судорожные движения, похоже, происходили помимо воли.
– Скажешь – оставлю в живых. Нет – пеняй на себя.
"Западенец” что-то начал на своем.
– Нет, ты уж вспомни, чему в школе учили.
– Не знаю… Разругался с ними… Противник не то чтобы сломался – просто утратил интерес ко всему происходящему. И дело было не столько в страхе за жизнь. Он понимал что проиграл этот бой.
– Где разругался?
– Еще там.., в Чечне.
Все испарилось: враждебность к “москалю”, ярость, сознание собственного превосходства. Остались апатия, равнодушие. Надолго ли?
– Не заплатили, сколько обещали?
– Да пошли они!.. Слишком много возомнили о себе!
– Какого же хрена вы туда таскаетесь, – начал было Комбат, но махнул рукой.
Не похоже было, что боец врет. Не трус, овечкой не прикидывался.
– Жалко, я тебя сразу не прибил, остановился.
Как теперь быть, в самом деле? Не возвращаться же сюда с “пушкой”, чтобы выстрелить в затылок. Комбат приподнял тяжелую голову за мокрый чуб, заглянул еще раз в глаза. Все, уже не боец. Даже, если очухается полностью, больше никуда не полезет. Рублев хорошо знал такой тип людей – людей не способных переносить поражение, особенно в схватке один на один. Их держит на плаву только вера в собственную непобедимость. Если она сломана, такой человек безвольно опускается на дно.
– А деньги? Кто забрал наличку? “Западенец” еще раз выхаркнул кровь.
– Плевать им было на наличку… Просто хотели показать, что не лыком шиты… Насчет бабок завтра позвонят, скажут, где забрать.
– Скажут? Без подвоха?
– У них у самих очко играет, боятся далеко зайти.
Глава 8
Вернувшись в гостиницу, Рублев узнал, что с Ильясом все в порядке. Свалился спать, не раздеваясь – даже боль в голове и груди не помешала.
Утром Комбат принялся изучать себя в зеркале – в общем и целом лицо удалось уберечь от сильных повреждений. Это вещь немаловажная – к ободранной физиономии отношение сразу настороженное. Взялся за “Желтые страницы”. От мелкого шрифта быстро устали глаза, да и голова после вчерашней встряски еще не готова была к кропотливой работе.
Зашел в опустевшее казино, поздоровался с Кямраном, кивнул еще нескольким, кого пока не знал по имени.
– Деньги уже на месте, – сообщил Кямран. – В последний момент испугались открыто начинать войну. Но камень за пазухой держат… Шеф в Гянджу поехал, сегодня вряд ли вернется.
– Мне ничего не просил передать?
– Ничего. Сегодня отдыхаем, – Кямран светился от радости.
– Он мне выдал мобильник на всякий случай, – сказал Рублев.
– Знаю. Хочешь в городе гулять? Иди, я сразу позвоню, если что. Только смотри, осторожно.
– Как бы мне с колесами решить вопрос?
– Машины есть. Только не надо самому за руль без прав. Бери любой такси со стоянка, пользуйся хоть целый день.
– Я уже с одним познакомился, – Рублев назвал номер машины.
– А, знаю. Хороший парень, Ариф зовут, – Кямран выглянул в окно. – Сейчас пока не видно его машины. Хочешь, пошлю человека вниз, предупреждать швейцара.
Комбат решил подождать. Все-таки лучше иметь дело с одним таксистом, чем с разными. Окна в казино остались занавешенными с ночи, свет слегка пробивался в помещение узкими лезвиями. Каждый сантиметр воздуха был пропитан запахами дорогих сигарет и мужского одеколона, словно бесплотные тени игроков все еще присутствовали за столиками.
Усевшись за большим столом, расчерченным для игры в рулетку, Рублев взял в руки забытый жетон – круглый и плоский. Чет-нечет, красное-черное, можно ставить на кон все или играть по маленькой.
Арабы неспроста забрались так далеко от центра. Где-то поблизости от жилья должно быть их место работы. Стабильное место, если они перетащили сюда, в Баку, своих женщин.
Ходят в ресторан, а квартиру снимают в типовом панельном доме. Точно такие же дома Рублев видел во многих советских городах. Хорошо знал метраж квартир – чересчур скромно для людей, разъезжающих на такси и обедающих в лучшей гостинице возле центральной площади. Из-за кого они себя ограничивают? Из-за тех, кто может обвинить в роскоши за чужой счет, в нецелевом использовании средств?
Можно было примоститься возле дома в надежде отследить их перемещения. Но Рублеву даже сидение у обувных дел мастера далось с трудом. С оружием в руках он мог бы сутки пролежать брюхом в грязи, выжидая удобного момента. В таких случаях греет простая и ясная мысль: “как только, так сразу”. В нужный момент нажмешь спусковой крючок, завалишь врага. А пасти кого-то, будучи невооруженным? Прятаться за углом дома или на лестнице, чтобы в конце концов увидеть, как жилец квартиры сходил в ближайший магазин за свежим чуреком? Работенка для стукача или как там правильно называется эта профессия? Для нее нужен другой склад характера.
Давным-давно, со времен военного училища, Комбат привык бриться дважды в день. Уже тогда щетина росла густой, жесткой. Потом он брился при любых обстоятельствах – в походных и боевых условиях. Электробритвой никогда не пользовался, брился станком, даже если не имел возможности намылить щеки или хотя бы смочить их водой. Как только наступал срок, он физически ощущал потемнение и шершавость щек, ощущал как грязь, от которой нужно избавиться.
Сейчас сознательно решил подождать. На улицах Баку заросших личностей было не так много, как в горах Северного Кавказа, но густая щетина все же добавляла Рублеву восточного колорита. На третий день у него прорисовалась небольшая бородка – равномерной порослью от кадыка к подбородку, по скулам и выше по щекам. “Абрек”, – оценил он себя, увидев спросонья свое отражение в зеркале.
Неприятное ощущение чего-то чужого на лице уже притупилось. Если бы еще знание местного языка могло так же быстро проявиться за трое суток. Хотя чеченцы, вероятнее всего, тоже общаются с местными на русском – это пока единственный язык, которым неплохо владеют и те и другие.
С великим и могучим ничто не сравнится, даже врагу без него не обойтись. Но кроме языка, существует еще и акцент. Если поблизости окажутся настоящие чеченцы или те, кто давно имеет с ними дело, подмену распознают сразу.
В первом же офисе он огляделся вокруг подчеркнуто холодным и презрительным взглядом, протянул листок, заготовленный по пути. Без вежливых предисловий там значилось, что предъявитель хочет встретиться с начальством по вопросу благотворительности. На все попытки получить дополнительные разъяснения гость только пожал плечами, объяснив скупым жестом свою немоту.
Его отвели к заму. Там он извлек на свет второй листок, где слов было больше:
«Ваши братья-мусульмане ведут против неверных героическую войну не на жизнь, а на смерть. Усилиями сочувствующих людей организован фонд в поддержку народа Ичкерии. Какую сумму вы могли бы пожертвовать?»
Человек, у которого даже не было своего кабинета, поскреб подбородок, помялся:
– Конечно, мы, как мусульмане, сочувствуем… Извините, а слышать меня вы можете? Это хорошо… И видеть тоже. Посмотрите вокруг себя, оцените наш бизнес. Разве это бизнес? Зарабатываем себе на хлеб, вот и все. Слишком вы далеко забрались, вам лучше в центре походить по офисам, там масштабы другие. А у нас – могу открыть сейф и показать, сколько там денег.
Рублев поморщился, давая понять, что ничего смотреть не собирается: пожертвования – дело добровольное.
– Скажу по секрету: нас вчера приходили инспектировать, – продолжал замдиректора. – Закрыть грозились, лицензию отобрать. Научились выжимать деньги: теперь даже плюнуть нельзя без лицензии. Грозили-грозили, а я же не могу им сунуть на троих сто долларов взятки – обидятся.
Рублева мало интересовало, врет замдиректора или говорит правду. Деньги ему не были нужны, он хотел посмотреть на реакцию и вообще оглядеться по сторонам. В качестве предлога для посещения он мог придумать что-то более нейтральное – например, выгодную сделку от имени несуществующей фирмы. Но он решил сразу взять быка за рога.
Во второй по счету фирме заросшего щетиной посланца “независимой Ичкерии” приняли сухо и недоверчиво. У этих, по всей видимости, была надежная “крыша”, и они могли себе позволить скептически разглядывать визитера.
– Вообще-то люди, которые обращаются с такими просьбами, имеют при себе письма и ходатайства с печатями. Откуда нам знать, кто вы на самом деле?
"Я у вас ничего не возьму, – написал “немой” на чистом листке. – Если условимся о сумме, заедет человек. Официальное лицо”.
– Ну, и сколько вы хотите?
Рублев высокомерно пожал плечами. Он не торгуется, пусть сами решают, сколько в состоянии выделить.
– Видите ли… Есть определенные фонды, которые централизованно занимаются сбором и распределением средств. На беженцев, на гуманитарные нужды.
"Видал я эти гуманитарные поставки, – подумал Комбат. – Если они годятся для женщин и детей, тогда, наверное, люди Хаттаба и Басаева получают посылки с памперсами”.
– С фондами мы могли бы иметь дело. А с отдельными личностями – извините…
Рублев анализировал не только слова. Внешний вид сотрудников, отдельные детали интерьера. Коробки с товаром – если они частично находились в коридорах и во дворе. Конечно, он не надеялся унюхать запах оружейной смазки. Фирма может заниматься чем угодно и одновременно обслуживать финансовые интересы боевиков. И все-таки одна-единственная мелочь может о многом свидетельствовать.
Вернувшись в такси, Комбат чуть было по инерции не стал писать водителю следующий адрес. Нет, здесь ему незачем прикидываться немым.
– Тоже рядом, особенно не разгонишься, – с максимальной вежливостью улыбнулся Ариф.
Вопросов он, конечно, не осмеливался задавать. Искренне радовался возможности еще раз оказать услугу – согласился бы на горбу тащить любого из людей Шаина, лишь бы не потерять хлебное место возле гостиницы.
Глава 9
В третьем по счету офисе Рублеву показался подозрительным радушный прием. Его попросили подождать, угостили чашкой кофе и фисташками на блюдце. Чеченским или арабским “следом” ни с какой стороны не пахло. Но почему-то немоту гостя приняли как должное. Может, успели позвонить соседи, те, у кого он уже побывал, предупредили насчет посланника, объезжающего фирмы в округе?
Офис занимал три этажа, и Комбата усадили в самой дальней от лестницы комнатке с зарешеченным окном. Обычно решетки ставят на первом этаже, а здесь решили, что на втором такая мера предосторожности тоже не помешает.
Привстав, Рублев выглянул в коридор и увидел двух крепких молодых людей. Их выдавали глаза – на самом деле все внимание было приковано к выходу из тесного закутка, куда усадили гостя.
В чем дело? Испугались рэкета? Раскусили поддельную немоту? За стенкой тоже шаги, неприятно-замедленные. Из чего сделана эта перегородка – кирпич или гипс? Подбираются осторожно – откуда у них такое лестное мнение о его боевых способностях?
Заглянула улыбчивая девушка:
– Директор уже освободился. Секретарша позвонит прямо сюда, как только он будет готов вас принять.
"Может, ты угодил в осиное гнездо, только в другое? К тем, кого мочил на катере, или на фирму, живущую под их “крышей”? Опознали? Уверены или только подозревают?” – бешено проносились вопросы в голове Комбата.
Вот и звонок по внутреннему. Они, конечно, считают, что “дорогой гость” вооружен. Рассчитывают получить секунду преимущества, когда он возьмет в руки трубку. Ее ведь надо бросить сперва, чтобы выхватить пистолет. Лучше взять, по крайней мере он будет готов к наскоку именно в этот момент. Жалко, если таксиста захомутали ни за что, ни про что.
На третьем звонке, Рублев поднял трубку. Но слушать не стал – сразу положил ее возле аппарата и шагнул к дверному проему, занося руку для удара. Никто еще не появился, а тяжкий кулак уже полетел вперед, набирая скорость.
Сунувшись внутрь, парень из коридора наткнулся на беззвучный снаряд – тот несся точно на уровне челюсти. Беднягу швырнуло о стенку, пистолет отлетел на несколько шагов. Комбат не рискнул высунуться за ним, потому что сразу хлопнуло несколько выстрелов. Парня, конечно же, подстраховывали, и коридор все время держали под прицелом.
Своим ударом Рублев почти ничего не выиграл – разве что вывел из строя единицу живой силы. Слабое утешение, когда сзади у тебя прочная решетка, а впереди узкая полоса пустого, простреливаемого в упор пространства.
Комнатушка угловая, две наружные стены. Третья – перегородка, за ней кто-то есть. Стрелять не торопится, боится промазать и получить ответный подарочек. Похоже перегородка все-таки кирпичная. Полкирпича – толще никто не делает. Человек по ту сторону не дышит, придется ломать наугад.
Отступив на два шага – именно столько позволяло пространство тесного закутка, – Рублев оперся на левую ногу, а правую выбросил с разворота. Когда клали стенку, в раствор явно недосыпали положенного по норме цемента: дырища получилась приличная, воздух затуманился мелкой пылью.
Вылетевшие кирпичи никого не задели. Противник оказался чуть в стороне от направления удара и быстро отпрянул назад. Зато выдал свое местонахождение. В руках у Комбата появился ремень, снятый с брюк – гражданские брюки он тоже носил с ремнем. Армейская пряжка, конечно, сила, но даже с небольшой пряжкой получаешь оружие, иногда незаменимое.
Он просунул руку в широкое с неровными краями отверстие и выпустил узкую кожаную змею ремня. От неожиданности человек за перегородкой выстрелил, но край пряжки рассек ему бровь и на секунду дезориентировал. Следом за рукой Комбат сам нырнул в пробоину, краем глаза ухватив общие очертания помещения, светлые прямоугольники окон, тоже расчерченных решетками.
Не успел обезоружить “второго номера”, как из коридора заскочил “номер третий”. Комбат ногой толкнул в его сторону черный офисный стол. Трение ножек быстро погасило скорость, но при этом угол столешницы угодил в самое чувствительное у мужика место.
Завладев пистолетом какой-то неизвестной ему модели, Комбат выстрелил скорчившемуся “третьему номеру” в ногу. Он никого не собирался убивать. “Номер второй” – хозяин “пушки” – упал на колени, что-то лопоча.
– Ты мне зубы не заговаривай, – негромко сказал Комбат. – Живо веди на выход. А то секир башка будет.
– Извини, друг. Мне приказали – я делал.
– Ты по сути, – Комбат прислушивался к коридору и наблюдал, как раненый в ногу заползает под стол.
– Можно по лестнице.
– Про лестницу я без тебя знаю. Где есть окно без решетки?
– На третьем. Здесь везде решетка, честный слово.
– Туалет, – прохрипел раненый из-под стола.
Он явно не хотел, чтобы Рублев задерживался.
– Правда, туалет, – спохватился “второй номер”. – Клянусь, забыл. Просто испугался сильно.
– А где тут у вас сортир?
– На той стороне, рядом совсем.
– Пошли, сходим вместе.
– Не надо, друг, – человек умоляющим жестом ухватил двумя пальцами кожу под подбородком. – Не могу ходить.
– Почему это? – Рублев приподнял коленопреклоненного повыше.
И все-таки передумал, не в его правилах было кем-то прикрываться. Если обманули, найдет другой вариант.
Прислонился к дверному косяку – теперь обзор существенно расширился. Вот та дверь в самом деле похожа на сортирную, до нее метров шесть. Осторожно попробовал высунуться – выстрел. Ага, вон они откуда! Слишком вольно себя чувствуют, бьют прицельно. Ну-ка, ребятки, попрячьте головы.
Послал две пули, без особого желания кого-то задеть. Но эффекта добился. Кишка у “ребяток” оказалась тонковата: они тут же надежно укрылись и теперь палили наугад.
– Поехали!
Низко пригнувшись, Комбат в три прыжка одолел расстояние до двери. Заскочил в туалет, выбил закрашенное до половины стекло и прыгнул вниз. Разогретый солнцем асфальт как будто спружинил под ногами, может быть, даже вмятины от подошв появились.
Вслед выстрелили, но с опозданием, Комбат уже успел укрыться, пригнувшись за чьим-то “жигулем”. Второй перебежкой заскочил за угол. Здесь в микрорайоне дома ставили не так тесно, да и деревья не так густо разрослись. Повсюду большие, открытые для обзора куски: неровно уложенный асфальт, земля без травы. Единственная зелень, которая ее украшает, – битое стекло, то и дело вспыхивающее на солнце.
Перемахнув через бетонное ограждение, Комбат побежал медленнее. На душе было погано, как и в прошлый раз после событий на катере. Наверняка он нарвался на ту самую компанию, где на него, возможно, был составлен фоторобот. Еще одна лишняя, ненужная стычка. С некоторых пор он почувствовал, что его силы не беспредельны.
В бесполезном противостоянии – не с настоящим противником, а черт знает с кем – сила духа терпит поражение. Только чувство исполненного долга может дать новый заряд.
Сейчас надо разыскать Арифа. Выручать, если что-нибудь с ним случилось. Рублев собирался сделать крюк и вернуться на место, где вышел из машины. Но не прошел и двух кварталов, как заметил приткнувшееся в тени, подальше от глаз такси с помятым багажником, побитыми стеклами и фарами.
А где Ариф? Подходить к машине или это приманка? Редкие прохожие удивленно оглядываются, но подойти никто не решается. Каждому ясно – лучше держаться подальше и не искать приключений на свою голову.
– Начальник, – окликнул сзади знакомый голос.
Ариф целехонек. Рублев не ожидал, что когда-нибудь с таким облегчением увидит румяную, подобострастно улыбающуюся физиономию.
– На ходу тачка?
– На ходу, только ездить опасно. Первый же мусор останавливать будет, спрашивать что такое, – Ариф показал два аккуратных будто сверлом просверленных отверстия на крыле.
Что правда, то правда – побитые стекла еще можно оправдать аварией, а следы от пуль объяснить сложнее.
– Звонил гостиница из автомата, говорил: мы здесь.
Комбат только теперь вспомнил про мобильник, врученный ему Шаин-мюэллимом. Да не стал бы он все равно вызывать подмогу.