– И это вас насторожило? В хорошие же времена мы с вами живем, Федор Филиппович.
– А тебя это не настораживает?
– То же самое я могу сказать и о вас. Вы не построили себе загородную виллу, не оформили на ближайших родственников пару магазинов, и я не знаю ни одной бензозаправки, которая бы принадлежала вам.
– Если бы такое досье было получено где-нибудь в США или в Европе, никто бы и беспокоиться не стал.
А поскольку мы с тобой живем в Зазеркалье, то из имеющейся информации можно сделать два вывода: или же генерал Разумовский кристально чист в своем служении государству, или же он не собирается долго здесь задерживаться и в ближайшее время рванет за границу.
– Откуда у него на это деньги?
Потапчук развел руками.
– Не знаю, но хотелось бы знать.
– По тому, как вы обстоятельно и неспешно со мной разговариваете, – Сиверов поднялся и подошел к окну, ему легче было говорить с Потапчуком, когда их взгляды не встречались, – я догадываюсь, что вы мне хотите предложить…
– Да, Глеб, именно так. Я снимаю все свои предыдущие предложения и, если бы ты носил форму, сказал бы: приказываю отдохнуть, заняться собственными делами да и вообще постараться забыть фамилию Разумовский.
– А вы уверены, что поступаете правильно?
– С меня хватило и одной ошибки. На сегодняшний день у генерала Разумовского такие полномочия, каких не имеет ни один руководитель спецслужб.
– Это временное.
– Конечно, до того момента, – когда окончится операция по продаже оружия и произойдет передача денег.
Но я не могу себе позволить роскоши отслеживать проводимую им операцию. С меня просто голову снимут, если узнают о моей самодеятельности.
– Где большие деньги, там и большие искушения, – произнес Сиверов, не отворачиваясь от окна. – И если вы не можете…
– Не можешь и ты, – тут же напомнил Потапчук.
– Вам хотелось бы так легко сдаться?
– Честно признаться – да.
– Вспомните лифт, мину, погибшего соседа, его семью… Ведь вы живы, Федор Филиппович, лишь по случайности. Их жизнями заплачено за то, что мы разговариваем с вами.
– Ты мне на жалость не бей, – рассердился генерал Потапчук, – самому тошно. Поделать ничего не могу.
Мы же с тобой не бандиты, чтобы самим решать, кто прав, кто виноват? Мы можем помешать нужному делу.
По чистой случайности не убили тебя и ты никого не убил.
– В каждой случайности есть своя закономерность, – философски заметил Сиверов, ощупывая раненое плечо. – Значит, вы не собираетесь рисковать?
– Я не собираюсь делать опрометчивых шагов.
– В ваших словах звучит утешение.
– Пойми, Глеб, у каждого человека есть свой потолок, выше которого ему не дано прыгнуть.
– Раньше вы думали иначе.
– Я всегда думал так, но никогда не говорил тебе, что мы находимся в центре мироздания. Существуют дела поважнее наших, и мы не вправе вмешиваться в них, не думая о последствиях.
Сиверов не удержался от улыбки, сел прямо на пол, оперевшись спиной о ребристую батарею парового отопления.
– Погодите, Федор Филиппович… Я представляю, о чем вы сейчас станете мне говорить. Вы скажете, что я один ничего не стою без вашей организации, скажете, что это она даст мне право быть одновременно следователем, судьей и исполнителем приговора. Но не мне вам объяснять: в том, что я делаю, законности процентов десять, не больше. И вы прекрасно знаете, чем мы руководствуемся, принимая решения.
Потапчук мотнул головой, не желая соглашаться с Глебом.
– Ты не знаешь, сколько раз мне приходится согласовывать свои решения, сколько раз мне приходится стоять навытяжку уже после того, как ты окончил дело.
ФСБ – это контора, где должна существовать бумажка на каждый израсходованный патрон.
– Федор Филиппович, вы передергиваете карты и пытаетесь выглядеть в моих глазах хуже, чем вы есть па самом деле. Существует одно-единственное слово – справедливость. Ею вы и руководствуетесь. Все остальное – бумажная возня, честно говоря, не стоящая вас.
Не пишете же вы в отчетах, что Глеб Петрович Сиверов, агент под оперативным псевдонимом Слепой, получил от генерала Потапчука Ф. Ф. пять упаковок патронов, из которых десять ушли на предупредительные выстрелы, а три пули попали в цель. Уверен, эти патроны хоть и списываются, но совсем на другие нужды. Я двумя руками за то, – Сиверов поднял руки и сразу поморщился от боли, опустил левую, – за то, чтобы не выходить за рамки закона. Но ответьте мне: законы действуют? Если они и действуют, то почему так много людей уходят от ответственности? Есть два вида вранья, Федор Филиппович. Первое – для собственной пользы, и такого вранья я не приемлю. Второе вранье можно назвать благим обманом. Никто же не хочет думать, что, наслаждаясь свежеподжаренной отбивной, поедает труп убитой свиньи? Никто не хочет признаваться себе в том, что жив благодаря тому, что мертвы другие, – при этих словах Сиверов пристально посмотрел на Потапчука, как бы напоминая ему о гибели Изумрудовых.
– Ты, Глеб, хочешь накачать меня допингом справедливых истин, чтобы я прыгнул выше своего потолка?
– Потолок человек устанавливает себе сам. А вы просто не пробовали прыгнуть. Вдруг удастся?
– Расшибить себе голову? Это удастся непременно.
– А такая уж большая ценность ваша голова? – рассмеялся Сиверов и с облегчением заметил, что генерал не обиделся на шутку. – Есть в жизни моменты, когда тебе кажется, ты можешь отказаться от чего-то и останешься прежним. Нет, это обман. Трудно идти в гору, Федор Филиппович, но легко скатываться. Вам попал в руки конец веревочки, а вы хотите его выпустить.
– Ты мне сейчас, Глеб, напоминаешь учителя, который отчитывает школьника за несделанный урок.
– – Может быть, полезно иногда меняться местами.
Но только представьте себе на мгновение, что может произойти, если фальшивые деньги не уничтожены.
Они всплывут здесь, в России, и через банки, через обменники окажутся на руках у людей. А потом начнется паника. На добрую половину наша экономика существует за счет наличных долларов, которые ходят по рукам.
И вот отлаженный годами механизм даст сбой. Вы же сами недавно все это мне объясняли!..
– Хорошо, чего ты от меня хочешь? – едва ли не взмолился Потапчук.
– От вас или от вашего ведомства?
– Ты зря разделяешь меня и ФСБ. С тобой я лично, как частное лицо, могу максимум выпить бутылочку да поговорить за жизнь.
– В таком случае мне нужно только одно: чтобы мне не мешали. Это вы можете для меня сделать?
Потапчук задумался. Он сидел, сосредоточенно ероша свои седые волосы.
– Ну и задачу ты мне задал, Глеб Петрович! – после некоторой паузы проговорил генерал. – С одной стороны, хочется махнуть на все рукой и сказать: делай как хочешь!
– А с другой стороны?
– С другой стороны, я генерал, на службе и должен за свои поступки отвечать. Генерал, Глеб, это не Господь Бог.
– В том случае, если приходится принимать решения, каждый из нас Господь Бог – сам для себя.
Сиверов вернулся от окна, уселся напротив Потапчука и попытался представить себя на его месте. Когда-то и Глеб носил форму, и ему приходилось выполнять приказы. Он знал, насколько сложно сделать выбор, если знаешь, как именно нужно поступить, и в то же время у тебя есть приказ, в котором говорится, что делать надо совсем по-иному.
– Я жду, – сказал Глеб.
Потапчук молчал. И тогда Сиверов вновь попробовал его убедить в своей правоте.
– Мне нужно только одно, Федор Филиппович: чтобы на время вы забыли о моем существовании. Это не так сложно сделать. Ведь ни у кого, кроме вас, нет выходов на меня. Попадусь? Что ж, у вас всегда есть возможность откреститься от меня.
– А зачем тебе это надо?
– Я думал, мы знаем друг друга куда лучше.
Потапчук возразил:
– Всегда узнаешь что-то новое.
– Вы сейчас передадите мне все, что вам удалось собрать о генерале Разумовском.
– И что будет после?
– Я прослежу за ним, потому что нельзя бросать дело на полпути.
– Ты ставишь меня в безвыходное положение. Но посмотри на себя, – Потапчук сделал последнюю и слабую попытку образумить Глеба, – куда ты с такой раной рвешься в бой? Я сумею и без тебя со своими людьми докопаться до истины. Пусть не так быстро, пусть будет больше бумаг, согласований, разговоров, но цели я достигну.
– Я бы согласился с вами, но есть одно обстоятельство.
– Какое?
– Утечка информации. Она произошла, а значит, ничего у вас не получится. Вы сами не хотите признаться себе в том, что только я смогу попытаться узнать правду о генерале Разумовском.
Глеб заметил, что Потапчук колеблется впервые за время их разговора. Чаша весов склонялась в пользу Сиверова, и он не стал торопить Федора Филипповича, зная, что согласие, вырванное силой, не стоит и ломаного гроша, а вот «да», сказанное без принуждения, уже никогда не превратится в «нет».
Потапчук тяжело вздохнул, открыл портфель и достал, из него бумаги.
Сиверов улыбнулся:
– Если бы вы не собирались соглашаться со мной, то не принесли бы документы ко мне на мансарду и уж тем более, не приехали бы сами.
– Сукин ты сын! – сказал Потапчук. – Теперь я понимаю, почему тебе так легко удается уговаривать женщин.
– А разве кто-нибудь из них жаловался на меня? – еще шире улыбнулся Глеб.
– Именно поэтому никто и не жаловался.
Улыбка так и осталась на губах Сиверова, когда он рассматривал документы. В его руки попало немногое, но большего у Потапчука и не было. Адрес квартиры генерала Разумовского, адреса ближайших родственников.
Выкопировка с карты, где крестиком была обозначена дача генерала. Отдельным списком было представлено продвижение Разумовского по службе. В его карьере не было резких спадов и подъемов, всю свою жизнь Разумовский медленно, но верно шел в гору, получая очередные звания чуть раньше, чем его коллеги по службе.
– Ангел в генеральских погонах, – резюмировал Глеб Сиверов. – У меня такое впечатление, Федор Филиппович, будто эти бумаги принес и положил вам на стол сам Разумовский, а от вас зависит – взять его на службу или пет.
– Все бы тебе ерничать! – попенял Потапчук, сбивая о крышку стола бумаги в стопку.
– Что остается, если на другое не гожусь.
– Глеб, лучше ты забудь о том, что мы с тобой спорили. Знай, если понадобится помощь, то на меня ты всегда можешь положиться.
– Я в этом и не сомневался.
– А теперь, если не секрет, Глеб Петрович, то расскажи-ка ты мне о том, что собираешься предпринять.
Глеб подмигнул генералу.
Глава 19
Наконец-то генерал Разумовский мог позволить себе немного передохнуть. Две первые фазы операции прошли удачно. Оружие передано, часть денег получена.
Если, конечно, не считать досадного происшествия в Калининградском порту. Самой большой загадкой для Петра Павловича оставалось то, кем был человек, оказавшийся на судне в момент передачи денег.
Ясное дело, Разумовский понимал, что полномочия, полученные им, во многом лишь кажущиеся. За ним тоже ведется наблюдение. Никто не позволит проводить столь масштабную акцию бесконтрольно. Но появление неизвестного на судне не вписывалось ни в одну схему.
«Если кто-то знал, – рассуждал генерал Разумовский, – что происходит передача большой суммы денег, и планировал захватить груз, то действия разворачивались бы совсем по-другому. Появился бы не одиночка, а хорошо вооруженная группа, нападение осуществили бы с использованием плавсредств».
И у Разумовского сложилось впечатление, что единственным разумным и логичным объяснением инцидента будет случайность. Но случайностей существовало две. Первая – перестрелка, вторая – исчезновение десяти тысяч долларов. Сумма смехотворно малая по сравнению с общим количеством денег, и ее вполне можно было списать на оплошность своих людей, не заметивших, как кто-то из иракцев во время подсчета стянул одну пачку. Будь у Петра Павловича в запасе время, он наверняка бы остановился. Но теперь он не мог этого сделать, мало что зависело от его воли. Расследование убийств, как он знал, идет полным ходом, а значит, отпадает и последняя возможность отказаться от задуманного. Иначе придется остаться в России, а это смерти подобно. Рвануть же сейчас на Запад он не мог, хотя документы были у него в полном порядке, выписанные на чужое имя.
Деньги! Разумовского держали здесь деньги. Без них все теряло смысл – и его скромно прожитая предыдущая жизнь, и его будущее.
Генерал с самого утра чувствовал себя подавленным и разбитым.
«Еще немного, – опасался он, – и прихватит сердце».
Этого он боялся больше всего. Столько времени он шел к тому, чтобы заполучить в свои руки проведение подобной операции, в стольком он себе отказывал, зная, что нельзя зариться на крохи, падающие с барского стола, – если уж играть, то по-крупному!.. И очутиться в больнице под капельницей ему не улыбалось.
Поднявшись с постели, Разумовский подошел к окну и выглянул из-за занавески. Вот уже целый месяц как у него во дворе постоянно дежурила машина с охраной. Охранники менялись, менялись и марки машин.
«Скоро и в туалет нельзя будет отправиться без сопровождения», – раздраженно подумал Разумовский.
Положение в последние дни сложилось серьезное.
Если раньше он мог действовать, почти не опасаясь за последствия, то теперь нет. После неудачного покушения на генерала Потапчука приходилось выверять каждый свой шаг.
«Одно хорошо, – утешал себя генерал, – Изумрудовы эти всем гуртом в кабине оказались. И теперь поди разберись, кто должен был погибнуть от взрыва».
Но повторять покушение на Потапчука становилось делом не безопасным. Наверняка руководитель отдела ФСБ принял меры по обеспечению собственной безопасности, и теперь к нему никто так легко не подберется, как это можно было сделать раньше. И еще генерал Разумовский располагал информацией, что в отделе Потапчука есть тайный агент, профессионал высокого класса, которому поручают выполнять самые ответственные задания, и одно из преимуществ которого в том, что связь с ним держит только Потапчук. И сколько ни старался Разумовский, ему так и не удалось разузнать, кто же этот агент.
Слежка, установленная за Потапчуком, результатов не дала. Генерал ловко провел людей Разумовского. Те два часа ездили за его машиной в полной уверенности, что генерал сидит на заднем сиденье, но позже выяснилось, что Федор Филиппович не лаптем щи хлебает: оторвавшись всего лишь на несколько секунд, он покинул машину, посадив на свое место одного из помощников.
Где был в это время Потапчук, с кем общался, Разумовскому выяснить не удалось, хотя он и подозревал, что именно в это время генерал вел переговоры со своим тайным агентом.
Разумовский тяжело вздохнул и направился на кухню.
Сегодня у него был выходной день, честно, как считал он, заработанный. Свою семью генерал ФСК отправил к родственникам, и большая квартира теперь казалась ему запущенной и безжизненной. Оставаться в ней он не мог, нервы пошаливали.
Отправив в рот две таблетки легкого успокоительного, Разумовский запил их минеральной водой и попытался составить для себя хоть примерный план на день.
Чтобы не чувствовать себя скованным по рукам и ногам, в первую очередь предстояло избавиться от навязанной ему руководством охраны.
«Конечно, потом появятся небольшие неприятности, – подумал Разумовский, стоя у высокого зеркала в прихожей. – Но сколько можно таскать за собой хвост, не удав же я!»
Он оделся, как всегда, тщательно и со вкусом. Строгий костюм, белая рубашка, галстук в тон одежде и длинный, доходящий почти до щиколоток серый плащ.
В смысле гардероба он выгодно выделялся среди остальных сотрудников ведомства. Они одевались тоже не бедно, по вкус – это от Бога.
Разумовский спустился на лифте и вышел во двор.
Люди, сидевшие в машине и делавшие вид, что не замечают его, были готовы в любой момент следовать за генералом. Разумовский нагло направился прямо к машине и постучал костяшками пальцев по стеклу со стороны водителя.
Растерявшийся охранник открыл дверцу и, несколько раз оторопело моргнув, спросил:
– Проблемы, товарищ генерал?
– Я не хотел бы, чтобы вы повсюду маячили за мной.
– Ничего не могу поделать, товарищ генерал, таков приказ.
– Не начинать же нам гонки? – одарил Разумовский водителя обезоруживающей улыбкой. – Свяжись со своим начальством, – вдруг резко приказал он.
– Это ничего не даст, товарищ генерал.
– Дай-ка сюда трубку! – рука Разумовского уже тянулась к рации. Он действовал нахраписто, хотя и не знал позывных.
Шофер тактично остановил генерала и сам связался со своим начальством, доложил о желании Разумовского. Затем покачал головой:
– Нет, товарищ генерал, нельзя.
– Дай-ка я с ними поговорю! – вырвал Петр Павлович у охранника трубку. – Черт знает что такое! – выругался генерал, а затем махнул рукой. – Дело ваше, – и направился к своей машине.
Он сел за руль «опеля» и выехал со двора. «Волга» с охраной последовала за ним. Первым пунктом в плане Петра Павловича стояло заехать к любовнице. Как-никак он был мужчиной в силе, и долгое воздержание портило ему настроение. Но ему не хотелось, чтобы о его связи с женщиной узнали на службе – прежде ему удавалось сохранять это в тайне. Разумовский зло поглядывал в зеркало заднего вида. «Волга» охранников следовала за ним по пятам и отставать не собиралась.
– Колпак, конечно, они соорудили надо мной будь здоров, – прошептал Петр Павлович, переключая скорость и перестраиваясь в первый ряд. Автомобиль он вел резко, с остервенением выворачивая руль, когда приходилось обгонять плетущиеся, на его взгляд, как черепахи, машины.
Ни сам генерал, ни его охрана пока не замечали, что у них появился попутчик – серебристый БМВ, на крыше которого укреплен пластмассовый плафончик с надписью «Такси». Плафончик казался намертво прикрепленным к крыше, но на самом деле он был снабжен магнитом и легко снимался. В БМВ за рулем сидел молодой мужчина в надвинутой на глаза кепке. Большие, с тонированными стеклами очки прикрывали ему лица чуть ли не наполовину.
Сиверов не спешил приближаться к «опелю» генерала, лишь тихо ругался, когда тот выписывал какой-нибудь фортель, вклиниваясь между близко идущими автомобилями. Но ничего не поделаешь, приходилось повторять почти акробатические номера, чтобы не потерять Разумовского из виду. Минут через десять этого ралли Глеб понял: сейчас генерал не на службе. Он прямо чувствовал желание Разумовского оторваться от охраны. Глебу было бы это на руку. Но «волга» цепко висела на хвосте «опеля».
«Не сможет он оторваться, – с легким презрением подумал Сиверов о генерале Разумовском. – Водит неплохо, но сноровка не та. Вот если бы они ехали за мной…»
Номера на машине Сиверова были, естественно, не те, с которыми он ездил обычно. Поверх настоящих, перед тем, как ехать, Сиверов установил искусно выполненные из тисненого картона, покрашенные нитрокраской подделки, которыми исправно снабжал его Потапчук.
«Рано или поздно они меня засекут, – начал тревожиться Глеб. – Ну что ж, воспользуюсь эти и попробую дать генералу шанс».
Сиверов поднял воротник куртки. Теперь он смотрелся достаточно подозрительно в своих темных очках, в глубоко надвинутой на глаза кепке, и по самые уши прикрытый кожаным воротником. Чуть прибавив скорость, Сиверов обогнал пару машин и поехал следом за «волгой» с охраной.
Шофер нервно покосился в зеркало заднего вида.
Глеб Сиверов попытался подойти вплотную к «волге». Такой шаг уж никак не мог остаться незамеченным.
– Что это за мудила сидит у нас на хвосте? – озабоченно спросил водителя второй охранник, он тоже обратил внимание на маневры Глеба.
– Черт его знает!
Глеб не хотел долго испытывать их терпение, иначе свяжутся по рации и вызовут еще одну машину с охраной. Нужны напор, натиск, решительность и внезапность. На светофоре он подъехал к «волге» вплотную и ткнул свой усиленный передний бампер в ее багажник.
– Твою мать! – выругался охранник, распахивая дверцу и уже сжав в кармане ручку пистолета, и, чтобы напугать водителя, как он думал, частного такси, направился к машине Сиверова.
В этот момент – Глеб рассчитал это точно – красный свет сменился желтым. Слепой сдал назад, резко вывернул вправо и, чуть не сбив охранника, стремительно свернул в боковую улицу. Главное, на что рассчитывал Сиверов, это затуманить злобой разум противников.
– Скорее за ним! – крикнул тот, что успел выйти, и уже на ходу запрыгнул в салон. – Гони за ним, гони!
Глеб усмехнулся: «По-моему, я сделал хороший подарок Разумовскому. Он хотел избавиться от них, и вот они увязались за мной. Но, ребята, как известно, за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь».
По узким улицам мчаться было сподручнее, чем по широкому проспекту. Здесь не было оживленного движения, никто не мешал. К тому же Глеб рванул на желтый, а охранникам пришлось еще переждать, пока схлынет поток машин, собравшихся возле светофора, и только тогда «волга» сумела нырнуть в улицу с односторонним движением. Возле тротуара с правой стороны вытянулась вереница автомобилей. Глеб домчался до конца улицы, резко свернул за угол и тут же затормозил.
Выбежал, снял с крыши плафон с надписью «Такси», бросил его на заднее сиденье. Картонные номера легко оторвались и тоже полетели на заднее сиденье.
Вскочив за руль, Сиверов проехал метров двадцать вперед и за один прием развернул автомобиль в противоположную сторону. Проехал немного, но уже не спеша. Куртку он сбросил, оставшись в свитере, кепка и черные очки легли на сиденье рядом. Ручку громкости магнитолы он выкрутил почти до предела и слегка опустил стекло.
«Волга» вылетела из узкой улочки на бешеной скорости. Ее даже немного занесло на повороте, чуть не выбросив на встречную полосу. Сиверов ехал медленно.
– Вот! – закричал охранник, сидевший за рулем.
Но его напарник возразил:
– Похожа, но не та.
Водитель «волги» сбавил скорость, внимательно осмотрел машину Глеба и его самого. И разочарованно покачал головой:
– Нет, не та. Я и номер запомнил. И мужик не тот.
Вперед!
«Волга» и БМВ разминулись.
Охранники тщетно пытались разыскать частное такси. А Глебу Сиверову предстояла нелегкая задача отловить машину генерала Разумовского и проследить за ней.
* * *
Петр Павлович, чудесным образом избавившись от своих опекунов, мешкать не стал. Он оперативно свернул влево, въехал в тесный переулок и припарковал «опель» так, что он оказался надежно прикрыт другими автомобилями. Поначалу его обеспокоило появление Сиверова, но эти опасения он быстро отмел: «Профессионал никогда так не сделает. Просто наглый таксист, посчитал, что успеет проскочить на желтый вперед нас».
У Петра Павловича появилась надежда спокойно и достойно провести выходной вдали от бдительной охраны. Из своего укрытия он со злорадством пронаблюдал, как обмишурившийся «эскорт» проехал по главной магистрали и пропал из вида.
«Ищите, – подумал Разумовский, потирая руки. – Хрен вы меня отыщите!»
Он знал, что распоряжение сопровождать его отдано неофициально и никто не станет сильно его распекать, что ушел от охраны. Охранникам достанется, но это уже их проблемы. Теперь Разумовский чувствовал себя свободным, как птица в полете. Дальше пользоваться собственной машиной не имело смысла, потому что охранники передадут на центральный пульт, что Разумовского они потеряли. И тогда к розыскам подключат ГАИ.
Пусть лучше машина постоит здесь.
На всякий случай Петр Павлович вырвал листок из записной книжки и размашисто написал па нем: «Пошел по своим делам». Записку положил на водительское сиденье и закрыл дверцу. Торопливо направился к стоянке такси.
Тут-то Глеб его и увидел.
«Аккуратно действует», – подумал Сиверов, запоминая номер машины, возле которой остановился генерал.
Проехав за перекресток, Глеб развернулся и двинулся следом. Он не потерял такси из виду.
«Сволочи, даже потрахаться толком не дадут!» – злился Петр Павлович, развалясь на переднем сиденье машины.
Оказавшись подальше от Центра, таксист, спешивший заработать деньги, поехал быстрее. У Глеба, которому пришлось вести свои БМВ с той же скоростью, что и такси, возник риск засветиться: быстро идущий автомобиль зрительно выделяется из общего потока, и Разумовский его приметит.
«Придурок, нет на тебя ГАИ!»
Но у Сиверова имелся свой способ воздействия.
Экипировался он, выезжая на слежку за Разумовским, по полной программе: рация, набор подслушивающей аппаратуры, оружие… Он напряг память, пытаясь припомнить номер таксопарка, проставленный на боковой дверце машины. Специально он его не запоминал, поскольку знал: в человеческой памяти откладывается все, лишь однажды увиденное, нужно просто извлечь картинку на свет Божий. Вспомнив номер таксопарка, Глеб открыл ящичек на приборной панели и вынул свою электронную записную книжку.
«Так, парк номер три», – Сиверов пробежал взглядом по строчкам, сообщавших о количестве машин, номера телефонов руководства, диспетчера. Наконец отыскал и то, что ему нужно, – частоту, на которой работают радиостанции, установленные на таксомоторах.
В его машине стояла радиостанция: Сиверову при выполнении заданий частенько приходилось прослушивать переговоры гаишников, милиции, таксистов.
Вспомнив, где по пути следования расположен ближайший путепровод, Сиверов переключил радиостанцию на частоту третьего таксопарка и заговорщическим шепотом сообщил в эфир – так, как это делают обычно таксисты:
– Под путепроводом на Радиальной «девятка» и два гаишника с радаром.
Сиверова позабавило, как резко сбавило скорость впереди идущее такси. Да и частники, осведомленные о хитростях таксистов, тоже сбрасывали скорость, если ехали выше положенной. Народная примета: таксомотор пошел медленно – жди впереди гаишной засады. Таксисты всегда предупреждают друг друга по рации о грозящей опасности.
Глеб как накаркал – под путепроводом и впрямь стояла «девятка», и возле нее прохаживался гаишник, правда, один…
– Вот здесь во двор, – сказал генерал Разумовский, когда машина проезжала вдоль длинного шестнадцатиэтажного дома.
По другую сторону улицы тянулись заводские корпуса. Сразу возле тротуара, без всякой зеленой зоны, возвышался бетонный забор, на котором из-под слоя осенней грязи просвечивали надписи, напыленные из баллончиков, – в основном, англоязычные, прославляющие «тяжелый металл» и «хард рок», – и надписи, сделанные дешевой суриковой краской, какой обычно красят пол, – эти в основном касались политики, и непарламентских выражений в них было не меньше, чем приличных.
Генерал расплатился и вошел в крайний подъезд. Сиверов, оставив машину на улице, быстро приблизился к подъездной двери. С улицы ему неплохо было слышно, как на первом этаже открылись и закрылись створки лифта. В тот момент, когда они закрывались. Сиверов засек время по секундной стрелке и вбежал в подъезд.
Кабинка еще двигалась в шахте, а Сиверов, перепрыгивая через ступеньки, мчался по лестнице.
Разумеется, лифт намного обогнал Глеба, который успел подняться до десятого этажа. Но Сиверов точно засек время, в какое открылись створки кабины, и замер, прислушиваясь. Он услышал мелодичную трель звонка, затем один за другим открылись два замка, и дверь захлопнулась. Пока лифт никто не вызывал, и Глеб прошелся по площадке. Он заглядывал в вентиляционные решетки лифтовой шахты, пытаясь понять, на каком этаже остановилась кабина. И тут послышалось гудение. Кто-то с первого этажа вызвал лифт, и тот ушел с площадки, на которую приехал генерал Разумовский.
Сиверов выругался. На каком же этаже искать теперь генерала? Если учесть, что, судя по звуку, лифт пошел вниз не с одиннадцатого и не с двенадцатого, а стоял до этого повыше, на выбор оставалось этажа два-три. Не много, но все же…
«Неразрешимых задач не существует», – сказал себе Глеб и сбежал по лестнице вниз.
Лифт как раз остановился, и из него вышла дама с собачкой. Можно было спросить у нее, с какого этажа она ехала, но такой идиотский вопрос вызвал бы лишь недоумение и ненужные подозрения.
Сиверов спокойно вошел в кабину, нажал кнопку верхнего этажа и, лишь только загремели створки дверей, посмотрел на секундную стрелку своего хронометра. Кабина плавно понесла его вверх. Стрелка бежала, проходя деление за делением. Тринадцатый этаж – время еще не вышло… Четырнадцатый – тоже рано… Пятнадцатый… Шестнадцатый – наконец стрелка достигла нужной отметки. Створки открылись. Сиверов оказался на площадке последнего этажа, довольно чистой. Как-никак сюда поднимались только жильцы и редкие гости – никакого «транзита».
Четыре квартиры. За дверью которой из них скрылся генерал Разумовский, Глеб понял секунд через десять. Если он слышал мелодичную трель звонка, значит, дверь не двойная да еще вдобавок неплотно подогнанная. Две квартиры отпадали сразу: их двери больше напоминали не вход в жилище, а фасады банковских сейфов. Оставалось еще две. Но в двери ближайшей из них был врезан только один замок, а Глеб явственно слышал щелчки двух.
«Кажется, вычислил!»
Глеб постоял немного возле лифта, прислушиваясь.
В квартире негромко разговаривали. Из-за двери квартиры, в которую пришел генерал, на площадку просачивались запахи жареной картошки и свежеприготовленного кофе. Естественно, подойдя к двери вплотную, можно было бы расслышать и отдельные слова, вникнуть в суть разговора. Но рисковать не стоило: в трех дверях из четырех были вмонтированы глазки.
Сиверов поднялся на технический этаж и отмычкой вскрыл люк, ведущий на крышу.
В кармане куртки у Глеба лежал стандартный набор подслушивающей аппаратуры, которой снабдил его генерал Потапчук. На поролоне в пластмассовой коробочке покоились свернутые проводки, на конце которых болтался чувствительный микрофон, миниатюрные наушники, микроусилитель, несколько миниатюрных микрофончиков с тонкими булавками. Такие можно втыкать в мягкую мебель, в ковры, в одежду. Вероятность их обнаружения чрезвычайно мала. Питания хватает на несколько дней, а булавка устроена так, что воткнутую ее очень трудно извлечь из-за зазубринки, цепляющейся за нитки наподобие острия рыболовного крючка.