Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Инструктор (№15) - Мертвая хватка

ModernLib.Net / Боевики / Воронин Андрей Николаевич / Мертвая хватка - Чтение (стр. 23)
Автор: Воронин Андрей Николаевич
Жанр: Боевики
Серия: Инструктор

 

 


Впрочем, он быстро справился с собой по той простой причине, что отделаться от Простатита и Рыбы в данный момент было намного сложнее, чем взять их с собой.

Джип уже стоял у крыльца, приглушенно ворча работающим на холостых оборотах двигателем. Папа Май бросил саквояж на заднее сиденье, поставил ногу на подножку и в последний раз оглянулся на дом и двор, в которые вложил столько денег и нервов. Да, если бы не этот дом, если бы не его глупая тяга к красивой жизни, не проклятое желание быть не хуже других, сейчас ему никуда не пришлось бы бежать.

«Смешно, – подумал папа Май. – Из-за чего, спрашивается, разгорелся сыр-бор? Если разобраться, то из-за сущей ерунды. Подорвался на очкастом агрономе, как на противопехотной мине, и полетел вверх тормашками в тартарары, за тридевять земель, в тридесятое царство – в Австралию, а может, в Австрию, это уж как повезет». «Куда билеты будут, туда и полетим», – решил он и посмотрел на часы. С момента смерти Алфавита прошло уже целых шесть минут – пожалуй, слишком много в сложившейся ситуации. Майков забрался на сиденье и захлопнул дверцу.

Ворота уже стояли нараспашку. Рыба выжал сцепление, дал полный газ и плавно отпустил педаль. Джип сорвался с места, как стартующий с палубы авианосца истребитель, пулей выскочил за ворота, вывернул, едва не опрокинувшись на бок, на дорогу и устремился в сторону аэропорта.

В тот момент, когда папа Май захлопнул за собой дверцу машины, в кармане убитого Алфавита зазвонил мобильный телефон. Через некоторое время к нему присоединился телефон Пузыря. Мобильники звонили и звонили, но поблизости не было никого, кто мог бы ответить на вызов. Звонки продолжались почти две минуты, а потом оба аппарата разом замолчали, как будто те, кто пытался дозвониться до мертвецов, осознали, наконец тщетность своих усилий. Через минуту после этого во дворе появились люди Алфавита, а спустя еще две минуты из ворот букреевского коттеджа на огромной скорости вылетели два джипа – блестящий парадный «чероки» и звероподобный, угловатый, уродливый «хаммер».

* * *

Первым погоню заметил Рыба, к услугам которого было целых три зеркала заднего вида. Он выплюнул в открытое окошко окурок, поднял стекло и, не поворачивая головы, спросил у папы Мая:

– Слышишь, Май, ты молитвы какие-нибудь знаешь?

Майков не стал отвечать на этот риторический вопрос, смысл которого стал ему понятен даже раньше, чем Рыба успел произнести его до конца. Вместо этого он крутанулся на сиденье и через широкое заднее окно посмотрел назад, на стремительно вылетавшую из-под высокой кормы джипа ленту сухого серого асфальта.

– Суки, – сквозь зубы процедил папа Май. – Волки позорные! Газу, Рыба, газу!

– Это джип, а не «феррари», – заметил Рыба, прибавляя скорость.

– Они тоже не на «болидах», – резонно возразил Майков. – Гони, братан, гони! Не оторвемся – труба. Да гони же ты, мать твою!

– А я что делаю? – огрызнулся Рыба.

Он действительно гнал, наплевав не только на правила, но и на нехорошую привычку всех без исключения джипов опрокидываться на крутых виражах. Во время обгонов в машине становилось по-настоящему страшно, зато сократившееся было расстояние между серебристой «тойотой» и джипами преследователей начало понемногу увеличиваться.

– Молоток, братан, – сказал Майков, глядя в заднее окно. – Одно слово – мастер!

Рыба не ответил. Он опасно обогнал потрепанный желтый «мерседес» и начал вписываться в очередной поворот.

Дорога здесь делала пологую петлю, плавно загибаясь вправо. Майков вдруг увидел, как «хаммер» преследователей свернул с шоссе и, поднимая стену пыли, пошел напрямик через распаханное и, наверное, уже засеянное поле, двигаясь кратчайшим путем наперерез беглецам. Будучи, по сути, не столько джипом, сколько более или менее комфортабельным багги, этот американский монстр пер напрямик по рыхлой земле, как по асфальту, даже не думая буксовать. Скорость у него, конечно, заметно упала, но было совершенно ясно, что он успеет и даже получит небольшую фору по времени, как раз достаточную для того, чтобы перекрыть папе Маю и его людям дорогу к спасению. Позади, метрах в пятидесяти, весело поблескивал на солнце хромированными частями «черкан»; расклад был ясен и не обещал беглецам ничего хорошего.

– Рыба! – позвал Майков. – Видишь?

– Да вижу, вижу, – сквозь зубы ответил Рыба и резко вывернул руль влево.

Серебристая «тойота» пулей проскочила перед самым носом у тяжелого международного трейлера, по диагонали пересекла полосу встречного движения, соскочила, едва не перевернувшись, с невысокой насыпи и затряслась по полю. Горизонт позади немедленно заволокло поднятой колесами джипа пылью, но, даже ничего не видя, пассажиры «тойоты» поняли, что «хаммер» вышел из игры – вышел надолго, а может быть, и насовсем. Рыба увел машину с шоссе по касательной, примерно на середине дуги, и теперь они с «хаммером» двигались расходящимися под углом градусов в шестьдесят курсами.

– Ай, молодца! – в полном восторге заорал Майков и от полноты чувств хватил кулаком по спинке водительского сиденья. – Ай, красавец! Как ты их вставил! Прос, ты видал, как он их натянул? По самое некуда, блин!

– Видал, видал, – довольно угрюмо откликнулся Простатит. – Налево погляди. Такое ты видал?

Он вдруг с кряхтением согнулся пополам и принялся рыться внизу, у себя под ногами. Майков посмотрел налево и увидел «чероки», который под острым углом двигался им наперерез через поле. Простатит, продолжая кряхтеть, разогнулся.

В руках у него был короткоствольный «Калашников». Папа Май увидел, как боковое стекло «черкана» поехало вниз, и понял, что стрелять все-таки придется.

В принципе, это было понятно с самого начала, с того момента, как они заметили погоню. Чудес не бывает, и даже водительское искусство бесценного Рыбы не могло уберечь их от крайне неприятной необходимости выяснять отношения с блатными при помощи огнестрельного оружия. Если бы им удалось уйти незамеченными, все пошло бы по-другому, но теперь об этом нечего было и думать. Не тащить же, в самом деле, всю эту банду за собой в аэропорт! Майков представил, как он, кланяясь свистящим над головой пулям, берет в кассе три билета до Мельбурна, а в это время Рыба и Простатит, засев между креслами в зале ожидания, отстреливаются от наступающих правильной цепью блатных. И симпатичная дежурная, скаля белоснежные зубы в профессиональной улыбке, вручает ему три билета до благословенной Австралии, страны ссыльных уголовников, а сама в это время прикрывается от автоматных пуль рекламным буклетом «Летайте самолетами „Аэрофлота“»…

«Что ж, стрелять так стрелять», – решил папа Май, вынимая из-за пояса пистолет. В общем-то, он всегда знал, что кончиться все должно именно так и никак иначе, был к этому готов и давно свыкся с мыслью, что смерть его будет скоропостижной и, вероятнее всего, насильственной – от пули, ножа или подложенной в машину взрывчатки. Это была данность, он прожил с этой мыслью много лет, но именно в последние два-три года мысль эта как-то поблекла, отступила на задний план, перестала казаться такой уж непреложной истиной и, честно говоря, почти забылась. Но, видно, кому суждено быть повешенным, тот и вправду не имеет никаких шансов утонуть, и, опуская слева от себя стекло, папа Май коротко, резко засмеялся.

Словно в ответ на этот смех слева, хорошо различимая даже за натужным ревом двигателя, так же резко и коротко протрещала автоматная очередь. Стрелок взял чересчур большое упреждение, и цепочка земляных фонтанчиков выросла метрах в трех впереди и левее «тойоты». Папа Май дважды выстрелил в открытое окно из пистолета и опять засмеялся, увидев, как посыпалось выбитое его пулей правое переднее окошко «черкана».

Простатит, кряхтя и поминая чью-то мать, протиснул свое массивное туловище в люк и, высунувшись оттуда по пояс, открыл огонь короткими очередями. Обе машины немилосердно трясло и мотало, и пока вся эта пальба сводилась к пустой трате боеприпасов. Рыба, подавшись вперед, навалившись всем телом на руль и растопырив локти, вел машину. Время от времени он бросал короткие взгляды налево, проверяя, где противник.

Потом прорезанный в крыше «чероки» люк тоже открылся, и из него высунулся человек в повернутой козырьком назад бейсбольной шапочке, нахлобученной на голый синеватый череп. Он что-то крикнул, глядя вниз, в люк, и оттуда ему подали короткую широкую трубу защитного цвета. Майков не сразу понял, что это такое, но, когда человек в люке знакомым жестом вскинул трубу на плечо и сбросил с торца крышку, ему все стало ясно.

– Мочи его, Прос! – закричал он и сам выпустил по гранатометчику чуть ли не половину обоймы.

Наверху торопливо и зло залаял автомат Простатита. Гранатометчик выронил свою смертоносную трубу, взмахнул руками и провалился в люк, как незадачливый персонаж театральной комедии. Непонятно было, кто именно его срезал, да это сейчас и не казалось таким уж важным. Зеленый тубус гранатомета уже остался далеко позади, припорошенный пылью, и Майков подумал, что, если его не подберут менты, в соседней деревне может случиться фейерверк. Мальчик в овраге нашел пулемет, больше в деревне никто не живет…

Из окна «черкана» снова начали стрелять, и Майков услышал, как что-то коротко и глухо простучало по борту «тойоты». «Кузовной ремонт, – подумал папа Май. – Баксов на пятьсот, как минимум. Эх, родимая, вывози! Дай только оторваться от этих уродов, я на тебя, японочку мою, никаких денег не пожалею. Заберу тебя в Австралию, будешь ты у меня по гладкому асфальтику кататься и кушать чистенький бензинчик, а не ту верблюжью мочу пополам с керосином, которой у нас на заправках торгуют…»

– Суки! – надсаживаясь, проорал он в открытое окошко. – Кто мне машину ремонтировать будет, петухи вы расписные?!

В ответ блатные снова пальнули из автомата. Очередь получилась совсем коротенькая, всего из трех штук, – видимо, в рожке кончились патроны, – но одна пуля все-таки угодила в дверцу, и Майков услышал, как внутри нее, за обивкой, с глухим звоном посыпалось расколотое на куски оконное стекло.

– Вот уроды, – процедил он сквозь зубы и стал тщательно целиться по колесам, поддерживая правую руку левой.

«Черкан» подобрался к ним уже совсем близко, и целиться в него было одно удовольствие, но в момент выстрела машину сильно качнуло, и пуля «ушла за молоком». Вернее, так показалось папе Маю, и казалось до тех пор, пока он не разглядел тоненькую светлую струйку, которая била из простреленного бензобака «чероки», дробясь на капли и оставляя темные пятна на пыльном заднем крыле.

Простатит тоже заметил пробоину и принялся прицельно палить по бензобаку, надеясь, по всей видимости, если не поджечь его, то хотя бы превратить в решето. «Чероки» был уже почти позади них, чуть левее, и преследователям, в отличие от торчавшего в люке Простатита, было неудобно вести огонь. Майков увидел, как широкий лобовик «черкана» вдруг помутнел и сделался непрозрачным, покрывшись сеткой мелких трещин, когда по нему пришлась выпущенная Простатитом очередь. В следующую секунду он вывалился на капот, выбитый ударом изнутри, и в темном проеме забились бледные вспышки выстрелов. Простатит вдруг перестал стрелять, и, обернувшись к нему, Майков увидел, что толстяк тяжело повис в люке, из последних сил цепляясь забинтованными руками за его края. Он стащил Простатита вниз. Тот был еще в сознании, но, заглянув под набрякший кровью пиджак, Майков сразу понял: не жилец.

– Эх, Прос, Прос, – сказал он, не испытывая по этому поводу ничего, кроме глухого раздражения: нашел время подыхать! – Как же это ты?

– Мишень.., хорошая, – с трудом выговорил Простатит. – Большая, блин, мишень.

– Ну, ничего, – противным, лживым голосом сказал ему папа Май. – Ты потерпи маленько. Сейчас мы этих уродов уделаем и поедем в больничку, к Петровичу. Петрович тебя заштопает, не дрейфь.

– Кончай.., лапшу… – с трудом вытолкнул из себя Простатит вместе с пузырями кровавой пены. – Маленький, что ли? Гранату.., в кармане.., не успел. Уже близко.., можно…

Майков принялся шарить у него по карманам и почти сразу нащупал в одном из них ребристый желвак гранаты с коротким отростком вставленного запала. В это время заднее стекло у него за спиной взорвалось и разлетелось на сотни мелких осколков. Бормоча проклятия, папа Май оттолкнул в сторону безвольно обмякшее, мучительно хрипящее тело Простатита и, в спешке наступая на него ногами, полез в люк.

«Черкан» был уже совсем рядом. Оттуда больше не стреляли – не могли они стрелять, и видеть они ничего не могли из-за поднятой колесами «тойоты» густой пыли, тучами влетавшей в салон через выбитый лобовик. Папа Май выдернул чеку, отпустил рычаг, заставил себя выждать две мучительно долгие секунды и только после этого бросил гранату.

В самое последнее мгновение он передумал и метнул начиненный смертью стальной лимон не под колеса, а в черную амбразуру выбитого переднего окна. Он чуть-чуть недобросил, граната ударилась о капот «черкана» и, отскочив, на какое-то мгновение будто повисла в воздухе. Майков похолодел, но в следующий миг темное, забитое клубящейся пылью окно надвинулось на кувыркающуюся в воздухе гранату и сглотнуло ее, как вратарская перчатка-ловушка глотает летящую шайбу. Сейчас же, практически без паузы, раздался взрыв. Изо всех окон джипа выплеснулось черно-оранжевое пламя, во все стороны полетели сорванные с петель дверцы и еще какие-то темные куски и клочья. Горящая машина по инерции прокатилась еще несколько метров и остановилась. Теперь это был просто охваченный чадным бензиновым пламенем мятый жестяной гроб, погребальный костер на колесах.

Май устало сполз в салон и увидел, что Простатит еще дышит.

– Красиво сделано, братан, – не поворачивая головы, похвалил Рыба. – Давно я тебя таким не видел. Куда теперь?

– В аэропорт, – сказал Майков. – Куда же еще? Или ты думаешь, что это все?

– А Прос? – спросил Рыба.

– Прос…

Майков посмотрел на Простатита. Тот был без сознания, а крови из него вытекло столько, что непонятно было, где она до сих пор помещалась. Он буквально плавал в темно-вишневой луже, напоминая персонаж одного из кровавых фильмов Квентина Тарантино. Папа Май перевел взгляд на быстро удаляющийся столб черного дыма с оранжевыми прожилками пламени, поднявшийся уже до самого неба, и взял с сиденья свой пистолет. Ствол был еще теплый. Майков почесал им переносицу и повторил:

– Прос…

Он прижал дуло к правой глазнице Простатита и спустил курок.

Рыба грязно выругался, но так и не обернулся, а лишь прибавил скорость.

– Можешь делать что хочешь, – сказал ему Майков, стирая с лица красные брызги, – можешь говорить что хочешь, братишка, но если ты секунду помолчишь и подумаешь, то поймешь, что по-другому было просто нельзя.

– Знаю, – сказал Рыба. – Кто не спрятался, я не виноват… Эх, Прос!

Майков распахнул дверцу и, скрипя зубами от натуги, весь перемазавшись кровью, выбросил тяжелое тело из машины. Оглядываться, чтобы посмотреть, как оно катится, он не стал.

Выбравшись на шоссе, они вздохнули с облегчением: «хаммера» нигде не было видно. Заметно расслабившийся Рыба сунул в зубы сигарету, прикурил от зажигалки и немного опустил стекло со своей стороны. За ними, постепенно отставая, шла тяжелая, вдоль и поперек исполосованная иностранными надписями фура, впереди густо чадил дочерна набитый людьми междугородный автобус. Навстречу сплошным потоком шли машины, и Рыба сидел за рулем, сильно подавшись влево, чтобы не пропустить просвет в движущейся навстречу колонне и обогнать еле ползущий автобус. Наконец колонна кончилась, будто обрезанная ножом. Рыба сразу же бросил машину влево, на обгон, и в то же мгновение из-за фуры, как чертик из табакерки, вынырнул «хаммер». Рыба выругался и до упора выжал педаль акселератора. Двигатель взревел. Майкова вжало в спинку сиденья, и он понял, что рановато настроился на отдых.

Рыба снова выругался. Майков посмотрел вперед. Впереди был железнодорожный переезд, перед которым уже выстроилась довольно длинная колонна машин. Шлагбаум был опущен, и на нем тревожно перемигивались красные огни. Поезда пока не было видно, но дежурный в оранжевом жилете уже стоял на крыльце своей будки, держа наготове свернутый в трубочку замызганный желтый флажок.

Майков оглянулся. «Хаммер» приближался, хищно выпятив стальную челюсть защитной дуги.

– Гони, Рыба! – крикнул папа Май. – Авось проскочим!

Рыба нажал на газ, но тут же снова сбросил скорость, потому что из-за поворота вылетел поезд – тяжелый товарняк, груженный каким-то железом.

– Не успеем, Май.

– Гони, я сказал! Гони, урод, пока я тебе мозги не вышиб!!!

Рыба снова бросил машину влево, на пустую встречную полосу, и погнал ее прямиком на полосатый шлагбаум. Поезд приближался справа, и папа Май уже слышал его тяжелый вибрирующий гул. До переезда осталось пятьдесят метров, потом тридцать, десять…

– Стой! – заорал Майков, поняв, что им не успеть, ни за что не успеть. Не хватало какой-то доли секунды, но вот именно не хватало, не хватало наверняка, железно.

Рыба тоже понял, что они не проскочат, и ударил по тормозам. Машина пошла юзом, ее несло прямо на шлагбаум и дальше, под тепловоз, и тогда Рыба что было сил вывернул руль. Джип развернуло боком, почти задом наперед, он все-таки снес шлагбаум и косо замер посреди дороги, в каком-нибудь метре от рельсов. В следующее мгновение тяжелый грузовой состав с диким грохотом и ревом накрыл переезд.

Ничего не слыша, кроме этого грома и лязга, они вывалились из машины. «Хаммер» уже был тут как тут, его дверцы разом распахнулись, и из него резво, как тараканы, побежали согнутые пополам черные фигуры. Засверкали почти неразличимые при дневном свете вспышки, и по асфальту запрыгал свинцовый град. Рыбу срезало сразу, и он опрокинулся на спину, с маху ударившись затылком о рельс. Папа Май увидел его открытые, безразличные ко всему глаза, вскинул пистолет и успел дважды нажать на спусковой крючок, прежде чем автоматная очередь наискосок перечеркнула его грудь.

Глава шестнадцатая

Полковник Сорокин толкнул калитку и, привычно пригибаясь, чтобы не путаться макушкой в плетях разросшегося винограда, вошел во двор. Мимоходом ему подумалось, что вся эта яблочная история как-то незаметно превратила его в настоящего дачника: теперь он приезжал сюда при первой же возможности и, что характерно, по собственной инициативе.

Забродов сидел на веранде – чисто выбритый, без соломенной шляпы и, уж конечно, без бутафорских очков. И одет он был совсем не так, как одевался на протяжении всего своего дачного отшельничества. На нем были его любимые камуфляжные брюки, сильно поношенная майка защитного цвета и тяжелые армейские ботинки с высокой шнуровкой – словом, обычный полевой наряд, казавшийся его второй кожей.

Линялая камуфляжная куртка Забродова тоже была здесь, аккуратно повешенная на спинку его стула. Судя по всему, Илларион собирался в ближайшее время покинуть дачу Сорокина, и полковник не знал, радоваться ему по этому поводу или огорчаться.

Тут он заметил, что Забродов не один, и встревожился: ну, что еще?.. И добро бы, кабы с ним была Анна Беседина, – дело, как говорится, холостое. Так ведь нет! За столом напротив Иллариона сидел совершенно незнакомый полковнику Сорокину мужчина лет сорока или сорока пяти, невысокий, коренастый, очень основательный, неуловимо похожий на каменное изваяние – не на античную статую и не на поделку какого-нибудь современного скульптора, а на скифскую каменную бабу, грубо высеченную из дикого валуна и способную тысячелетиями противостоять любым разрушительным воздействиям. Одет незнакомец был так же, как и Забродов, с той лишь разницей, что его пятнистая куртка была новее и не висела на спинке стула, а красовалась на его округлых и твердых, как булыжники, плечах.

Оба курили. На столе между ними лежали пачка сигарет и зажигалка, пепельницу заменяла консервная банка – похоже, из-под тушенки, – а рядом с ней торчком стояло что-то вроде небольшой рации с выдвинутым на всю длину усиком антенны.

– Ба, – сказал Забродов, увидев вынырнувшего из-под виноградных лоз Сорокина, – какие люди!

Услышав этот приветственный возглас, незнакомец с каменными плечами не спеша вынул из-под стола правую руку. В руке у него ничего не было, но его неторопливый жест Сорокину все равно не понравился. То, как это было проделано, наводило на мысль о спрятанном под столом пистолете.

«Чепуха, – сердито подумал Сорокин, подходя к веранде и пожимая руку Забродову. – Это уже паранойя. Пуганая ворона куста боится, а Забродов – не куст. От этого черта в камуфляже можно ожидать чего угодно – так же, как и от его знакомых».

– Познакомьтесь, – лениво усаживаясь на место и принимая прежнюю расслабленную позу, сказал Илларион. – Это Матвей, а это – хозяин дачи, полковник Сорокин.

– Брузгин, – представился крепыш в камуфляже, протягивая Сорокину широкую короткопалую ладонь.

Ладонь у него была мясистая, сухая и твердая, и руку Сорокину он пожал с большой осторожностью. По этому рукопожатию чувствовалось, что Матвею Брузгину ничего не стоит сломать человеку кисть одним движением своих коротких пальцев. Лицо у него было малоподвижное и тоже будто из камня вырубленное. «Крепкий орешек, – подумал Сорокин. – Человек действия. Это тебе не Мещеряков и даже не Забродов с его фантазиями и книжными цитатами. Этого хоть топором бей, все равно отскочит и тебе же по лбу… Интересно, что он тут делает? Черт, и спросить неловко…»

– Ты извини, полковник, – словно прочтя его мысли, сказал Забродов, – что я без твоего разрешения гостей приглашаю. Мне тут потребовалась кое-какая помощь по хозяйству, вот Матвей и согласился меня выручить. Матвей у нас человек незаменимый – что называется, от скуки на все руки. Что попросишь, то и сделает. Попросишь – за день дом построит, попросишь – снесет к чертям, да не за день, а буквально за секунду…

– Много говоришь, – неодобрительно обронил молчаливый Матвей.

– Много говорить и многое сказать не есть одно и то же, – с торжественным видом провозгласил Забродов и покосился на часы.

Каменный Матвей немного помолчал, переваривая эту фразу, затянулся сигаретой без фильтра и сказал:

– Не знаю. Может, ты и прав.

– Это не я, – сказал Забродов. – Это Софокл.

Сорокин хмыкнул, поставил на стол принесенную с собой сумку и расстегнул «молнию». В сумке при этом предательски звякнуло стекло. Забродов вытянул шею и хищно принюхался.

– Хорошая штука – дача, – сказал он. – Свежий воздух, зелень, а в перспективе – овощи и фрукты… Одна беда: посидишь тут недельку, посидишь другую и чувствуешь, что начинаешь дичать, как Робинзон Крузо. Кстати, полковник, ты знаешь, что на соседней линии живет один интеллигентнейший старикан, который втихаря гонит у себя в бане самогонку? Я тут на днях с ним очень мило пообщался и приобрел бутылочку его варева.

Сорокин укоризненно покачал головой, выкладывая на стол продукты.

– Софокл был мудрец, но он говорил не про тебя, – сказал он. – Вот зачем, спрашивается, ты человека сдал? Я же все-таки мент.

– Во-первых, мент менту рознь, – возразил Забродов, по очереди заглядывая в пакеты и свертки. – А во-вторых, что значит – зачем? А зачем он гонит сивуху из старых галош? Ну, живая же резина! Хоть бы предупредил, что ли, а то я чуть было богу душу не отдал.

– Алкоголик на необитаемом острове, – проворчал Сорокин. – Ничего, скоро твоя робинзонада закончится. Завтра тещу выписывают из больницы, так что готовься к отъезду по месту постоянной прописки.

Это его сообщение произвело какой-то странный эффект.

Каменное лицо Матвея Брузгина подозрительно дрогнуло, и он бросил на Забродова быстрый, косой, тоже какой-то очень подозрительный взгляд. Забродов не донес до лица очередной сверток, который собирался понюхать, осторожно положил его на стол и некоторое время молча теребил кончик носа, задумчиво глядя куда-то в угол.

– Жаль, – сказал он наконец. – А я уже как-то привык, втянулся… А может быть, не стоит торопиться? Нужно же, наверное, после больницы немного отлежаться, отдохнуть… Честное слово, я готов посидеть тут еще недельку-другую.

– Ничего не выйдет, – сказал Сорокин. – Во-первых, теща здорова, как японский бульдозер. Обследование закончилось с нулевым результатом, ничего у нее не нашли…

– Поздравляю, – вставил Забродов.

– А во-вторых, ее, по-моему, легче застрелить, чем удержать дома. Она мне уже все уши прожужжала своей дачей.

А тут я еще имел неосторожность тебя похвалить: Илларион, дескать, навел там полный и окончательный порядок, как на опытном участке академии наук. Так она теперь рвется посмотреть, что это за порядок такой – лучше, чем у соседей, или хуже? В общем, если хочешь ее остановить, занимайся этим сам. Дать тебе телефон?

Прежде чем ответить, Забродов посмотрел на Брузгина, и полковнику почудилось, что тот едва заметно пожал плечами.

– Может, ее и впрямь застрелить? – задумчиво проговорил Забродов. – А Матвей?

– Не ощущаю разницы, – заявил немногословный Брузгин, выковыривая из мятой пачки очередную сигарету своими толстыми и узловатыми, как корни столетнего дуба, пальцами.

– Действительно, – все так же задумчиво согласился Забродов. – Что пнем по сове, что совой об пень – сове все равно.

– Эй, – насторожился Сорокин, – вы чего это? Вы это о ком? Кому это все равно – теще моей, что ли? Вы это бросьте! Напьются всякой отравы и чудят, краповые береты…

– Действительно, – сказал Забродов. – Извини, полковник. Это у нас такое специфическое чувство юмора. Профессиональное.

Недовольно ворча, Сорокин выставил на стол бутылку коньяка, немного подумал и поставил рядом с ней вторую.

– Обрати внимание, Матвей, – сказал неугомонный Забродов, рассеянно вертя в пальцах рацию, – этот человек всего минуту назад обозвал меня алкоголиком. Стыдно, товарищ полковник! Вы, как работник правоохранительных органов, должны уделять повышенное внимание профилактике правонарушений, и в частности непримиримой борьбе с пьянством и алкоголизмом. А вы что же?..

– А я и уделяю, – сказал Сорокин. – То, что выпьем мы, не достанется потенциальным правонарушителям.

– Логично, – сказал Забродов. – Тогда наливай.

– Поставь, – сказал молчаливый Брузгин.

– Пардон, – Илларион аккуратно поставил рацию на прежнее место.

Сорокин обратил внимание на то, что рация тоже была какая-то странная – чересчур маленькая и всего с одной кнопкой. Не рация, а пульт дистанционного управления, вроде тех, при помощи которых детишки заставляют двигаться в разные стороны игрушечные автомобильчики. Впрочем, даже на игрушечных пультах обычно бывает четыре кнопки.

Ну, как минимум, две – вперед и назад. А тут всего одна.

Странно…

Он посмотрел на Забродова, понял, что тот не собирается покидать насиженное место, недовольно пожевал губами и сходил на кухню за рюмками. Написанный рукой тещи график полевых работ все еще висел на дверце буфета. Он выглядел основательно потрепанным, и на нем кое-где виднелись отпечатки испачканных землей пальцев. «Универсальный гений», – вспомнил Сорокин, взял три рюмки и вернулся на веранду.

При его появлении Брузгин и Забродов, что-то тихо, но оживленно обсуждавшие, разом замолчали, и от этого полковник почувствовал себя неловко, словно был незваным гостем в собственном доме.

– Знаете, на кого вы похожи? – сказал он, выставляя рюмки на стол. – На двух шкодливых пацанов, которые подложили учительнице на стул кнопку и ждут не дождутся, когда она на эту кнопку усядется.

– Интересное сравнение, – сказал Забродов. – Подложили, говоришь? М-да…

Молчаливый Брузгин, как и следовало ожидать, ничего не сказал.

Садясь, Сорокин за что-то зацепился ногой, заглянул под стол и увидел там большую матерчатую сумку. В сумке лежало что-то тяжелое, судя по ощущению, железное и, наверное, очень ценное, раз его положили не куда-нибудь в сторонку, а именно под стол.

– Это что? – спросил он, вовсе не надеясь получить ответ.

– Инвентарь, – сказал Забродов.

– Инструмент, – одновременно с ним сказал Брузгин.

Сорокин настороженно огляделся по сторонам, рассчитывая увидеть где-нибудь на стенах дома или, скажем, на заборе следы поспешного ремонта. После всего, что творилось на даче в течение последних недель, он не удивился бы, обнаружив, что дом снесли до основания, а потом отстроили в прежнем виде за одну ночь. Ничего подозрительного ему обнаружить не удалось, и он решил не обращать внимания на странное поведение этой парочки сумасшедших. В конце концов, пребывание Забродова в стенах тещиной дачи так или иначе подходило к концу – уже, можно сказать, подошло.

– Ну ладно, – сказал он и сорвал с горлышка бутылки алюминиевый колпачок. – Давайте выпьем за благополучный исход всей этой ботанической передряги. Я сегодня с утра заезжал в ботанический сад, виделся с Анной. Она говорит, что яблони в полном порядке. Обещала угостить, так сказать, плодами… Кто бы мог подумать, что мне доведется отведать яблоки Гесперид! Кстати, Илларион, ты себе даже не представляешь, какое большое дело сделал. Позавчера…

– Тихо, – сказал Забродов, предостерегающе подняв ладонь.

Сказано это было таким тоном, что Сорокин осекся на полуслове и даже перестал разливать коньяк. Лицо у Забродова сделалось напряженным – похоже, он к чему-то прислушивался. Сорокин тоже прислушался, но не услышал ничего, кроме отдаленного шума автомобильного мотора. Тогда он повернул голову и посмотрел на Брузгина. Твердокаменный Брузгин с невозмутимым видом давил в импровизированной пепельнице короткий окурок, но его левое ухо было не то случайно, не то намеренно повернуто в ту сторону, откуда доносился звук мотора.

– В чем дело? – спросил Сорокин.

– Тихо, – повторил Илларион.

Звук работающего на малых оборотах мотора приблизился, вырос, и вскоре в просвете между виноградными плетями мелькнуло плоское лобовое стекло и серебристый капот.

– Вот и хорошо, – неожиданно спокойно сказал Илларион.

– Да, – согласился Брузгин, – раньше сядешь – раньше выйдешь.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24