Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Комбат (№3) - Комбат не ждет награды

ModernLib.Net / Боевики / Воронин Андрей Николаевич / Комбат не ждет награды - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 4)
Автор: Воронин Андрей Николаевич
Жанр: Боевики
Серия: Комбат

 

 


– Перейдем барьер? – задал вопрос полковник Бахрушин.

– Барьер мы не перейдем, а вот одной, по-моему, маловато.

– Ну, давай! – махнул рукой Леонид Васильевич и рассмеялся. – Гулять, так гулять, пить, так пить! Что уж терзать себя угрызениями совести?

– А что, никто вас не ждет? – поинтересовался Рублев.

– Привыкли уже. Я часто возвращаюсь домой поздно, а иногда не появляюсь дома по несколько дней, – сказал полковник и подмигнул Рублеву.

Тот поднялся, сходил на кухню и вернулся с бутылкой водки.

– Вот это хорошая. Мягкая, живая вода.

– Живая-то она живая, только на следующий день тошно.

– А мне тошно после выпитого не бывает, – признался Комбат. – Завтра встану, надену кроссовки и побегу. Пропотею как следует, провентилирую легкие, подергаюсь, и как будто бы и не пил. Хотя, честно говоря, в последнее время на следующий день тяжеловато случается. А раньше, когда было лет тридцать, мог пить до утра и на следующий день – как огурец! Словно бы и не пил, словно бы спал, как младенец.

– Да-а. А мне уже тяжело граммы даются.

Старость, знаешь ли, Борис Иванович.

– Какая там старость, полковник! Вам же всего, наверное, лет пятьдесят?

– Э, нет, братец. Пятьдесят второй.

– Два года не считается.

– Еще как считается! Тут каждый день дорог, умножай годы на два – не ошибешься.

Итого мне, майор, сто четыре.

– Так что же вы так сорвались, в вашем-то возрасте, решили выпить?

– Я и сам не знаю, – честно признался Бахрушин. – На душе как-то погано, а почему – сам не знаю. Со своими пить не хотелось, да и разговоры о работе надоели. У нас ведь как: на службе одно и то же, да и после службы то же самое. И выхода никакого не видно.

Вот разве что с тобой немного душу отпускает, – откровенно сказал Леонид Бахрушин и взглянул на Рублева.

Тот улыбнулся:

– Хороший вы мужик, полковник. Только как все это терпите?

– Что ты имеешь в виду? – прекрасно понимая, о чем говорит Рублев, спросил Бахрушин.

– О службе, о генералах, о начальниках.

Тяжело, небось, вам?

– Я привык. На начальство внимания не обращаю, занимаюсь своим делом. Стараюсь получше работать, так ведь не дают, черти!

Приходится бумаги всякие стряпать, отчеты составлять, проверять, перепроверять…

– Так ведь вам, полковник, похоже, это очень нравится.

– Раньше нравилось, а теперь надоело, – полковник Бахрушин заметил, что Рублев не переходит на «ты». – Нет, Борис Иванович, не все так просто, как тебе кажется, – Мне и не кажется, что все просто.

– Иногда голова пухнет, да и ответственности хоть отбавляй. Перед всеми надо отчитываться, министры требуют бумаг, генералы… А начальников надо мной – пруд пруди!

– Хорошо было в армии, но не сейчас, а тогда, во время военных действий. Там все понятно, там все ясно. Есть враг конкретный, натуральный, есть свои, есть чужие. Своих надо беречь, а врагов беречь не надо, их наоборот, чем больше завалишь, тем лучше. Значит, своих больше в живых останется.

– Это точно, майор, заметил ты верно.

– Да что замечать – это правда войны, Она одна и другой не бывает.

– Бывает, майор, поверь мне. Бывает и другая, и третья, – Послушайте, полковник, вот вы умный мужик, все знаете. Наверное, много книг прочли. Скажите мне, простому мужику, какого хрена мы во все эти передряги свой нос суем?

И самое главное, что получаем по носу, молодых ребят гробим, дураков-птенцов неоперившихся. Кому и на кой хрен это все надо?

– Наливай лучше, Борис, и не задавай мне такие вопросы. Ответ сам знаешь. Есть интересы государственные, есть политика. А в России мамок много, детей. Народят… Чего их жалеть? В России всегда солдат хватало.

– То-то и оно, полковник, все эти мерзавцы думают, что мамки детей народят. А своих-то, небось, ни в Чечню не пускают, ни в Афган.

Отмазать норовят.

– Норовят, норовят. И самое главное, что отмазывают. Не подкопаешься, чисто работают. Приходилось мне сталкиваться с такими делами и с такими идиотами, что кричат, в грудь себя бьют. «Мы их…», «мы им покажем!», «Россию отстоим…». А своих-то деток в армию не пускают, берегут, чужих под пули направляют.

– Чтобы они все подохли! – пробурчал Борис Рублев, выслушав длинную и злую тираду Бахрушина.

– Давай лучше выпьем, да не по рюмке.

– Нет уж, как начали, так и будем продолжать. Наливай.

Вторая бутылка быстро пустела, а разговор только начал завязываться. Полковник Бахрушин разошелся ни на шутку. Он материл и в хвост, и в гриву и политиков, которых майор Рублев видел лишь на экранах телевизоров, да на страницах газет. Материл всех подряд направо и налево, иногда вставляя какую-нибудь фразу, от которой майору становилось не по себе.

– …

– Да неужели?

– Вот тебе и неужели. Если я что-то говорю, значит, я это знаю.

– Верю.

– И я тебе верю, Борис Иванович. Знаю, мужик ты крепкий и все в этой жизни видел.

– Ой, видел, полковник… Такого навидался, что лучше бы на этот свет не родиться.

Стольких ребят там оставил! А скольких в цинковых гробах на дембель отправил – всех не сосчитать. Боюсь я на женщин смотреть, стыдно перед ними. Мог же многих сохранить, а не сделал этого.

– Брось, не терзай душу. Если бы все в нашей армии были такие как ты, все по-другому шло бы. Но, к сожалению, жизнь расставляет все не так, как нам хочется. Хотя.., ладно. Не охота про армию, не охота про политику.

– Про что еще говорить? Что мы с вами еще в жизни видели.

– Как это про что? – засмеялся полковник Бахрушин. – Про женщин, конечно.

– Про женщин можно.

– Вот и расскажи, Борис Иванович, про свою зазнобу.

– Не надо, полковник. Уехала она в командировку и даже не позвонила.

– Может, времени не было или возможности? Что ты так уж сразу – винить ее начинаешь!

– Не виню я ее.

– Ну и правильно делаешь.

Может быть, эти двое мужчин, прекрасно понимавшие друг друга, сидели бы еще долго – час, два или вообще до утра – и пили бы водку, вспоминая свою жизнь, заглядывая друг другу в глаза, стуча кулаками по столу, если бы не телефонный звонок.

Комбат поднялся, уверено подошел и снял трубку.

– Рублев на проводе, – по-военному отчеканил комбат.

– …

– Кого-кого?

– …

– А-а, Леонида Васильевича. Конечно, сейчас позову. Это вас, полковник, – подавая трубку телефона, сказал Рублев.

И без того злое выражение на лице полковника сделалось еще более злым и презрительным.

– Какого черта! – пробурчал он, поднося трубку и бросая в нее. – Бахрушин. Говорите.

– …

– Да, да. Хорошо. Когда это случилось?

Борис Рублев видел, как полковник Бахрушин трезвеет буквально на глазах.

– Что-то случилось? – спросил Комбат.

– Да, случилось, Борис, и очень неприятное дело случилось. Извини, мне надо ехать.

– Ну, вот так всегда. Только разговоришься с хорошим человеком по душам, как тому уже обязательно надо куда-то бежать, спешить, ехать, лететь или плыть. Чертовщина какая-то, а не жизнь.

Они простились, пожав руки друг другу так же крепко, как и при встрече. Но сейчас, может быть, их рукопожатие было не только крепким, но и по-настоящему сердечными.

– Я тебе позвоню, Борис. Как-нибудь встретимся, договорились?

Черная «Волга» с затемненными стеклами умчалась со двора. А Комбат почувствовал какую-то досаду и опустошенность.

"И какого черта я так разоткровенничался перед этим маленьким полковником? Какой черт меня дергал за язык? Вот так всегда.

Словно едешь в поезде, в купе, с незнакомыми людьми, разоткровенничаешься, выболтаешь все свои секреты, будучи на сто процентов уверенным, что больше никогда в жизни не встретишься с попутчиком и что он никогда не сможет воспользоваться полученной информацией. А ведь сейчас ситуация совсем другая.

И полковник Бахрушин не временный попутчик."

Комбат налил в рюмку водки, посмотрел в окно, за которым уже сгустилась ночь, на окна соседнего дома, на дорогу, по которой мчались машины, поднял рюмку и выпил ее одним глотком – стоя. Затем взял дольку соленого огурца, пожевал безо всякого аппетита. Сел на диван на то место, где еще несколько минут тому назад сидел полковник Бахрушин, вытряхнул из пачки сигарету и неторопливо закурил, пристально следя за тем, как поднимается от кончика сигареты голубоватой струйкой почти прозрачный дым.

– Вот такая она – жизнь, – сказал Комбат, – где густо, а где и пусто".

К чему относилась эта фраза, знал лишь только он один.

Глава 5

Подполковник Борщев был и в самом деле человеком незаурядным. Не зря он привлек к себе внимание полковника Бахрушина, хотя внешне Борщев Валентин Витальевич ничем и не отличался от тысяч владельцев погон с двумя средних размеров звездочками. Коротко стриженый, с проседью, с обветренным на полигонных учениях лицом, с носом, подернутым сеткой тонких лиловых прожилок.

В общем, самый что ни на есть типичный подполковник, доставшийся российской армии в наследство от ее предшественницы – армии советской.

Солдаты, служившие на полигоне, его даже любили. Он никогда не придирался к ним по мелочам, предпочитая сваливать все грязные разборки на младших офицеров. Он даже мог себе позволить поздороваться с солдатами за руку, когда тех привозили к нему на дачу, чтобы вскопать огород. А потом, под конец дня, выделял им спиртное из расчета бутылка водки на троих. Напиться не напьешься, но легкий кайф почувствуешь и на душе станет веселее.

Всякая злость на подполковника исчезнет без следа и никто не подумает закладывать его вышестоящему начальству – писать жалобы.

В быту подполковник Борщев отличался скромностью. В гарнизоне никто и никогда не видел его в дрезину пьяным. Музыка из его окон никогда не гремела, хоть он и развелся с женой, женщин к себе в дом без разбору не водил, тщательно отбирая своих временных сожительниц.

Действовал он по старому, давно опробованному военными принципу, который гарантировал ему безопасность в смысле здоровья, которым он очень дорожил. В любовницы он выбирал исключительно женщин, работающих в санчасти или в пищеблоке, в крайнем случае, прибегал к услугам продавщицы солдатского киоска. Все эти женщины регулярно обследовались на наличие венерических болезней и за чистоту чувств, как любил говорить подполковник, можно было не опасаться. Презерватив он не признавал принципиально, обычно приговаривая перед началом любовных утех:

– Не работай в рукавицах и не е…, в презервативе.

Причем, эти же самые слова он повторял солдатам, когда выводил их на работу и кто-нибудь из молодых заикался о том, что неплохо было бы выдать перед разгрузкой кирпича брезентовые рукавицы.

В общем подполковник Борщев слыл веселым, справедливым и щедрым командиром, умевшим найти общий язык с подчиненными, с проверяющими и с вышестоящим начальством.

Проверки на законсервированном полигоне случались чрезвычайно редко, и ни разу проверяющие не уезжали, затаив в душе злобу на подполковника Борщева. Они могли злиться на начальника полигона полковника Иваницкого. Обычно тот официально встречал проверяющих, знакомил их со своим заместителем, а затем отдавал их в его руки.

А дальше проверка проходила по одному и тому же сценарию, хорошо усвоенному подполковником Борщевым. Удобство законсервированного полигона заключалось в том, что когда-то на его территории располагалась большая воинская часть и свободных помещений хватало даже с избытком.

В одном из зданий, стоящим на отшибе на берегу небольшой речки, подполковник Борщев устроил что-то среднее между домом семейных торжеств, публичным домом, бесплатным рестораном и офицерской гостиницей. Однажды попав туда, проверяющие выбирались из номеров и банкетного зала только к концу своей командировки. Наскоро обходили склады, удивляясь лишь тому, какого черта подполковник Борщев так поил их и обхаживал, если на складах все в полном порядке.

Затем писались официальные бумаги, скрепляемые не только печатями и подписями, но и дружескими рукопожатиями, объятиями с заместителем начальника полигона. Часто на бумагах появлялись пятна от пролитого спиртного, и на какое-то время на полигоне вновь воцарялись тишь да благодать.

Единственное, о чем по-настоящему подполковник Борщев заботился на службе, так это об охране территории. Регулярно обновлялась колючка, которой полигон был обнесен по периметру, посторонние на территорию проникали редко. Специально для охраны начальник выделил два «Уазика», которые курсировали по встречным маршрутом по узкой дороге, проложенной вдоль забора.

Течение жизни на этом куске смоленской земли, казалось, остановилось вовсе. О внешних коллизиях российской жизни говорили лишь ценники в солдатском буфете, да в небольшом гастрономе, расположившемся на той территории части, где обитали офицеры.

Квартира, которую к этому времени занимал подполковник, ему не принадлежала. Тем не менее, он сделал в ней пристойный ремонт, но не безоглядно шикарный. Двери изготовил вольнонаемный столяр из мастерской, стены в санузле и на кухне солдаты облицевали отечественной плиткой. Мебель подполковник Борщев купил по случаю у вышедшего на пенсию майора, который перебрался в Рязань к своему сыну. Жил заместитель начальника теперь внешне скромно и неприметно.

Валентин Витальевич Борщев пользовался всеобщим уважением. Портила дело лишь одна старая история, которую постоянно пересказывали офицеры и солдаты у него за спиной.

Вслух об этой истории никто не заговаривал, хотя Борщев прекрасно понимал, знают о ней все и ему до конца жизни не избавиться от этого хвоста, где бы он ни появлялся. Пусть даже на пять минут стоило за ним закрыться двери, как тут же кто-нибудь первым ронял фразу: «Это тот самый подполковник Борщев, который…» – И тут же слышался дружный хохот.

А дело это было связано с его разводом.

Особой верностью своей ревнивой жене Борщев не отличался, но умело прятал следы измен. Сколько та его ни пыталась поймать, как говорится, на горячем, ей это не удавалось.

То подполковник успевал выбраться от своей очередной любовницы через окно, то та умело прятала его на антресолях, но каждый раз он ускользал от супруги. Спасало его и то, что он очень часто менял место своей очередной дислокации, не замыкаясь на какой-нибудь женщине со стороны.

И вот однажды ясене все-таки удалось выследить, куда подался ее муж. Подвело Борщева то, что он выпил достаточно много, да вдобавок подпоил свою новую сожительницу.

Занялись они любовью в дровяном сарае, куда поставили солдатскую кровать с панцирной сеткой. Жена Борщева, считая, что муж изменяет ей в квартире продавщицы солдатского магазина, безрезультатно пролазила под окнами, с добрых полчаса прислушиваясь, будучи уверенной, что любовники просто-напросто затаились. В конце концов ее насторожил странный скрип, доносящийся из дровяного сарая, расположенного метрах в ста от жилого дома. Сперва женщина подумала, что соседи буфетчицы пилят дрова, но затем сообразила, что дело не в этом.

А вот когда раздались стоны и сладострастные крики, она отправилась посмотреть в чем же, собственно говоря, там дело. Когда жена Борщева добралась до места, все уже закончилось.

Продавщица, получив от подполковника то, чего она хотела, не спеша одевалась. А сам Борщев, выпивший лишнее, не посчитал даже нужным слезть с кровати, лежал в чем мать родила и подумывал о том, не вздремнуть ли часок-другой.

Решив наконец, что – стоит, закрыл глаза и тут же заснул, как убитый. Не разбудил его даже испуганный возглас продавщицы, когда та увидела в дверях жену своего любовника.

– Ах ты сука! – прошипела Борщева, вытягивая вперед руки с длинными ярко накрашенными ногтями и двигаясь к сопернице.

Та принялась шарить у себя за спиной, ища, чем бы запустить в жену подполковника, прежде чем та сумеет выцарапать ей глаза.

И как на беду в руки продавщицы попался большой, килограмма полтора весом навесной замок со вставленным в него ключом, которым запирались двери дровяного сарая. Замок угодил жене подполковника точно в лоб. Продавщица, долго не разбираясь, убила ли она свою соперницу или только оглушила, бросилась к выходу.

Борщева лежала на земле без сознания.

Прямо перед ней на земляном полу покоился тяжелый навесной замок, в отверстие которого был вставлен ключ с продетой в него бельевой резинкой. Сам подполковник Борщев мирно спал, не догадываясь о том, какие страсти разыгрались возле него.

Продавщица отбежала от сарая метров на триста и поняв, что погони за ней нет, наконец-то испугалась не только за себя.

«А вдруг я ее убила?» – подумала она, вспомнив про тяжелый амбарный замок и глухой выкрик жены подполковника.

Пробравшись к сараю обходными путями, продавщица рискнула заглянуть в грязное застекленное окошечко. Женщина лежала на полу, подполковник спал.

– Люся, а Люся! – позвала продавщица, замирая от страха.

Жена подполковника даже не пошевелилась.

– Ну вот и все, – прошептала незадачливая любовница, обмирая от страха, – убила!

Как есть бог убила мерзавку! – и бросилась в сторону санитарной части.

Она ошиблась. Борщева умирать и не собиралась, хотя, получив увесистый удар замком в лоб, она преспокойно могла это сделать. Наверное, жену Борщева удержала на этом свете жажда мести.

Жена подполковника очнулась в тот момент, когда продавщица уже бежала по гладкой, блестящей, натоптанной сотней солдатских и офицерских ног тропинке, соединяющей казарму и ее дом. Первое, что увидела Борщева, это тяжелый амбарный замок с открытой дужкой и ключ с продетой в него грязной бельевой резинкой. Села, потерла ушибленное место, ощутив под пальцами огромную шишку.

«Небось, из трусов вытянула, сука!» – решила она, имея в виду бельевую резинку.

Посмотрела на своего мужа. Тот лежал на полосатом матрасе, широко раскинув ноги, и счастливо посапывал, точно так же, как делал это дома, после близости с женой. Первой мыслью женщины было отрезать все его хозяйство, но к счастью для подполковника Борщева ничего режущего в сарае не нашлось.

Продавщица даже в дровяном сарае пил не держала, дровами занимались солдаты, приходившие со своими инструментами, чтобы отработать полученное ими удовольствие.

Борщева взяла в руки замок и несколько раз бездумно щелкнула дужкой. И тут ее осенило. Злая улыбка появилась на губах женщины, и она, крадучись, подобралась к своему мужу. Постояла несколько минут, согревая в руках холодную дужку замка, затем, убедившись, что та уже согрелась до температуры ее тела, осторожно, стараясь не разбудить мужа, продела все его хозяйство в дужку замка, захлопнула ее и провернула ключ на два оборота. Затем, убедившись, что снять замок не открыв его ключом, невозможно, несколько раз что было силы хлестнула мужа ладонью по щекам.

Тот открыл глаза и увидел искаженное злобой лицо жены. Женщина тут же плюнула, попав ему на грудь, и разразилась страшной руганью. Уже пришедший в себя Борщев рванулся к ней, чтобы ударить, но тут же взвыл от боли. Всей своей полуторакилограммовой тяжестью амбарный замок, повинуясь закону всемирного тяготения, потянул его плоть к земле и потянул ее резко.

– ..твою мать! – сквозь стон лишь сумел проговорить абсолютно голый подполковник, подхватывая руками замок и садясь голой задницей на глинобитный пол.

– Вот он, ключик! – ехидно скривив рот, проговорила жена, вертя в руках большой, потускневший от времени ключ перед носом своего мужа.

Тот потянулся за ним, но жена тут же отдернула руку.

– Ну-ка, попрыгай, попрыгай, посмотрим, догонишь ли меня.

Превозмогая боль и отвращение, все еще пьяный подполковник поднялся на ноги и, придерживая замок одной рукой, заковылял к своей жене. Та выбежала на улицу. Борщев уже почти догнал ее. И тут его жена, пробегая мимо колодца, бросила ключ в его черную глубину, – Бульк! – только и услышал подполковник, еще до конца не осознав, в какую скверную и безвыходную историю он только что вляпался.

Прерывая истерический хохот ругательствами, жена убежала в темноту. Догонять ее в голом виде с замком, висящем на гениталиях, Борщев не рискнул. Вернулся в сарайчик, где занялся абсолютно безнадежным делом. Вытащить мужское хозяйство из узкой дужки замка не получалось, хоть умри, ни все сразу, ни даже порознь.

За этим занятием его и застали продавщица, фельдшер из медчасти и пятеро солдат, которых любовница подполковника подняла посреди ночи.

Наконец, после получасовых неудачных попыток извлечь ключ из колодца и открыть замок загнутым гвоздем, подполковник решился на радикальные меры. Солдаты разобрали кровать, освободив панцирную сетку от спинок, Борщев улегся на матрас, укрылся до подбородка одеялом и его на плечах понесли в автопарк к мастерским.

Вся эта процессия со стороны напоминала времена давно минувших дней, когда раненого воина товарищи несли на его же щите, укрытого плащом. Солдаты несколько раз чуть не выпустили из рук панцирную сетку. Стоило одному из них начать хихикать, как тут же поднимался общий хохот.

Мрачным оставался лишь подполковник Борщев.

– Ничего смешного!

И его вновь упускали вместе с матрасом.

Плохие вести имеют особенность распространяться куда быстрее хороших. На середине дороги процессию догнал «Уазик» начальника полигона полковника Иваницкого. И теперь последние надежды Борщева на то, что происшедшее удастся сохранить в тайне, улетучились. Этот смеялся от души. Приказать ему замолчать Борщев не мог. Борщева принесли-таки в автомобильные мастерские и уложив на верстак, сумели зажать стальную дужку замка в тиски.

На всю жизнь подполковник Борщев запомнил противный звук, с которым полотно ножовки по металлу резало дужку старого, еще сталинских времен замка.

Наконец его хозяйство вызволили из плена.

Но с тех пор навсегда к нему приклеилось:

«Подполковник Борщев? Это тот, которому жена?..»

С женой он развелся, оставил ей квартиру, мебель и старую «Волгу». Произошло это незадолго до вывода советских войск из Германии.

Не обремененному семьей подполковнику, обиженному на весь мир, и пришла в голову гениальная идея, которой он поделился сперва со своим начальником, а тот, в свою очередь, посоветовался с вышестоящим командованием, выбрав для общения тех, кто мог соблазниться большими деньгами и не очень-то был обременен моральными принципами.

Предприятие сулило огромные барыши, но только в перспективе. И эту идею подполковника Борщева успешно реализовали. Вот так и началось его богатство, которое он старался не афишировать в родной воинской части.

* * *

Подполковник Борщев вернулся в свою холостяцкую квартиру уставший, но довольный.

Впереди маячили выходные и он уже находился в приятном предчувствии крутой оттяжки.

Оставаться в части, на полигоне, он не собирался. На этот уикенд приходилась очередь вести хозяйство Иваницкому.

Борщеву же предстояло не очень утомительное путешествие, к которому следовало подготовиться. Совершал его заместитель начальника полигона с завидной регулярностью.

Здесь и даже в самом Смоленске тратить большие деньги он не рисковал, предпочитая делать это в столице, в Москве, где всегда можно раствориться в толпе, где много богатых людей и никто не удивляется, когда ты вытаскиваешь из кармана целую пригоршню стобаксовых купюр. Подполковник был чрезвычайно осторожен и собираясь провести уикенд в свое удовольствие, тщательно готовился.

В комнате, возле платяного шкафа, стоял чемоданчик. Не броский, но и не очень дешевый – как раз такой, какой может себе позволить иметь офицер, выехавший из Германии.

В него Борщев аккуратно сложил зубную пасту, щетку, бритвенные принадлежности, пару свежих рубашек, чистое белье. Сверху легли, заключенный в пластиковый чехол, дорогой костюм и пара галстуков.

Крышка чемодана закрылась, и подполковник переоделся. Глядя на него можно было подумать, что человек собрался ехать не далее Смоленска – то ли к друзьям в гости, то ли к родственникам. Старые брюки, брезентовая куртка. Вся одежда не дорогая и совсем не броская.

Прежде, чем выйти из квартиры, ему предстояло сделать еще одно дело. Борщев крепко-накрепко усвоил, что никогда не следует выносить мусор из дому в открытом ведре – незачем дразнить соседей. Ведь всегда по содержимому мусорного ведра можно понять – живет человек по средствам или же имеет какие-то тайные источники доходов. Фирменные обертки от дорогих продуктов, пару бутылок из-под безумно дорогого коньяка подполковник Борщев аккуратно запаковал в потертый, но тем не менее целый непрозрачный полиэтиленовый мешок и завязал на три узла ручки – так, чтобы из него ничего не торчало.

Затем подхватил в руку тяжелый чемодан и вышел на лестничную площадку.

«И правильно я сделал», – подумал он, увидев, как с верхнего этажа спускается соседка.

Они мило раскланялись:

– Добрый вечер!

– Добрый вечер!

Вместе вышли из подъезда. По дороге соседка, как теперь это принято, пожаловалась на тяжелое житье, на то, что всем на полигоне задерживают содержание и зарплату. А в конце ненавязчиво поинтересовалась куда это Борщев собрался.

– Да к сестре, – не моргнув глазом, соврал Борщев.

– А у вас, Валентин Витальевич, разве сестра есть? Вы же…

– В Смоленске, двоюродная.

– А-а, двоюродная, – протянула женщина, подумав, что наверное, Борщев собрался навестить одну из своих любовниц в областном центре.

«А что, ничего в этом плохого нет, – рассудила соседка. – Человек он свободный, без жены. Может себе и это позволить».

И тут же ей на память пришла история, случившаяся с подполковником. Не удержавшись, пожилая женщина улыбнулась. Борщев прекрасно понял, о чем она сейчас думает.

– Некогда мне, – махнул он рукой, – а то автобус на Смоленск пропущу, – и злясь на свое прошлое, которое невозможно было изменить, размахнувшись, забросил в контейнер пакет с завязанными ручками и заспешил к далекому контрольно-пропускному пункту.

Там угостил солдат дешевыми сигаретами и вышел на шоссе. На остановке уже собралось человек пять – офицеры с полигона, их жены.

В чужие разговоры Борщев встревать не стал.

Когда подошел автобус, сел в него последним, устроился на пыльном заднем сиденье ЛАЗа, положив чемоданчик себе на колени, и даже позволил себе вздремнуть, пока автобус подбирался к Смоленску.

Глядя со стороны на Борщева, ему можно было только посочувствовать. Офицер в возрасте, срок службы подходит к концу, а денег на машину как не было, так и нет. Автобусом ездили только самые молодые из офицеров, по званию не старше капитана. Все же остальные уже успели обзавестись собственными автомобилями или даже поменяли их на более дорогие.

Но тем не менее Борщев не чувствовал себя ущербным. Его прекрасно согревала мысль о доме на Кипре, принадлежавшем ему, об огромном земельном участке, о счетах в банке и о депозитарии, где в сейфовской ячейке хранятся наличные доллары. Всегда приятно, когда есть у тебя тайна, возвышающая над окружением.

Вскоре за окнами автобуса поля и леса сменились городским пейзажем. Серые бетонные коробки панельных домов, обсыпавшиеся, словно обгрызенные, бордюры тротуаров, редкие троллейбусы на улицах и автобусы.

ЛАЗ остановился на привокзальной площади, и пассажиры высыпали на площадку. Как всегда бывает в таких случаях, люди разошлись не сразу. Кого-то ждали с машиной, в которой оказывалось свободное место и по-соседски, без всяких сложностей можно было устроиться в попутчики. Но Борщев не спешил этого делать.

Он отошел в сторону, поставил чемоданчик на асфальт и принялся раскуривать сигарету, злясь на то, что его попутчики не спешат разойтись.

К подполковнику подошел молодой лейтенант, всего как месяц присланный служить на полигон:

– Валентин Витальевич, может, вас подвезти?

– А ты на машине, что ли? – изумился Борщев, ведь тот приехал вместе с ним на автобусе.

– Нет, но такси брать буду.

– Да нет, мне тут недалеко, – поспешил отделаться от него подполковник.

– Так куда все-таки?

– Ехать далеко, а на ту сторону вокзала через рельсы перебежать, а там дворами… – неопределенно махнул рукой Борщев, подхватил свой чемоданчик и впрямь завернул за здание вокзала.

Прошло минут десять и он вновь вышел на площадь. Огляделся. Никого из знакомых не осталось. Лицо подполковника тут же приняло несколько иное выражение. Он стал надменным, чрезвычайно гордым собой.

Даже поленившись подойти к стоянке такси, он махнул рукой машине, стоявшей в самом начале очереди, мол подъезжай. Таксист, то и дело оглядываясь – вдруг не так понял жест и потеряет место в очереди – подъехал к Борщеву. Тот не спеша загрузил чемоданчик на заднее сиденье, захлопнул дверцу, затем сел рядом с шофером. Тот повернул рычажок счетчика.

– Куда? – поинтересовался таксист.

– В Москву, – буднично ответил Борщев, подергивая штанины измятых дешевых брюк и поудобнее устраиваясь в кресле.

– Куда? – переспросил шофер, думая, что ослышался.

– В Москву, – все так же спокойно отвечал Борщев.

– У меня смена до двух ночи… – начал было таксист.

Борщев пожал плечами:

– Ну что ж, тогда пересяду в другую машину. До свидания.

– Подождите, – остановил его шофер.

Подполковник опустил руку, готовую уже было распахнуть дверцу.

– Что-то не так?

– А по деньгам как?

– Заплачу по счетчику в две стороны и немного сверху, – усмехнулся подполковник, одетый в гражданское.

– А это самое… – замялся таксист.

– Чего тебе еще? Поехали!

– Деньги покажите, – наконец-то сумел справиться со смущением таксист.

Борщев не глядя запустил руку в нагрудный карман брезентовой куртки и извлек доллары. Их было много, на первый взгляд никак не меньше двух-трех тысяч. Парочка купюр упала Борщеву на колени.

– Поехали, – пробормотал шофер, выезжая на улицу. – По дороге я у автомата стану – позвоню жене и напарнику в гараж.

– Только не долго, – отвечал Борщев, закрывая глаза и мягко кладя своей затылок на подголовник. – Не для того такси берется, чтобы ждать.

– Нагоним…

Шофер вез своего пассажира быстро, почти не объезжая рытвины и ямы. Машиной он дорожил не очень, поскольку решил вскорости уволиться из таксопарка и перейти на частный извоз. Он притормозил возле первого попавшегося по дороге телефона автомата, позвонил жене и тут же пресек всякие ее подозрения.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5