Му-Му (№9) - Ищи врагов среди друзей

Микроавтобус пропылил мимо маленького продуктового магазинчика, двери которого были занавешены грязной марлей, призванной не пропускать в торговый зал мух и наглых полосатых ос, свернул налево, прогромыхал по ухабистому переулку, снова повернул, на этот раз направо, и остановился перед сваренными из арматурных прутьев воротами. Ворота были аккуратно выкрашены в небесно-голубой цвет и украшены двумя неумело вырезанными из толстой жести белыми силуэтами прыгающих дельфинов. Сразу за воротами начиналась бетонированная подъездная дорожка, казавшаяся похожей на сумрачный зеленый туннель из-за перекрывших ее сверху виноградных лоз. Откуда-то, громыхая тяжелой цепью, выбрался здоровенный, как теленок, пес и остановился на дорожке, с ленивым равнодушием глядя на машину сквозь прутья ворот.

Иван Захарович Нерижкозу распахнул дверцу кабины и выпрыгнул на пыльную травянистую обочину.

Отогнав кобеля, он отпер ворота, вернулся в кабину и задним ходом загнал машину во двор. Снова заперев ворота, он протянул руку куда-то вверх, за что-то такое дернул, и вдруг с каркаса, служившего опорой для виноградных плетей, упало, разворачиваясь, тяжелое брезентовое полотнище, полностью скрыв от любопытных глаз и подъездную дорожку, и стоявший на ней микроавтобус.

– Ого! – похвалил Владлен Михайлович, выбираясь из кабины. – У вас тут все предусмотрено!

– Всяко бывает, – немного невпопад ответил старпом, звеня чудовищной связкой ключей. – В подвал их.., или как?

– Вам виднее, Иван Захарович, – устало сказал Самарин, разминая ноги и озираясь с немного брезгливым любопытством. – Да, и заприте, пожалуйста, собаку. Я жду гостя, и он должен беспрепятственно войти в дом.

Старпом распахнул дверь кузова, и оттуда, щурясь на ярком свету, выбрался Пузырь. Вид у него был несколько взлохмаченный, а на щеке багровела свежая царапина.

– Когти, как у кошки, – ответил он на недоумевающий взгляд Самарина. – Хорошо, что догадались веревку прихватить. Пришлось связать, а то чуть было в клочья не порвала.

– Очнулась? – равнодушно спросил Самарин, заглядывая в фургон. – Что ж, тем хуже для нее.

Развяжи ей ноги, Алексей. Или ты хочешь нести ее на руках?

– Это по Шуруповой части, – ухмыльнулся Пузырь. – Я имел в виду Павла, – поспешно поправился он. – Это он баб на руках таскает – в основном до кровати.

– Больше не потаскает, – спокойно сказал Самарин.

Пузырь вытаращился на него, словно увидел привидение.

– В каком смысле? – осторожно спросил он.

– В прямом, – все так же безмятежно ответил Владлен Михайлович. – Он умер. Немножечко внезапно, я бы сказал.

Пузырь нахмурился.

– Эти? – спросил он, указывая на Мартына подбородком.

– Нет, – сказал Самарин, – эти.

Он кивнул в сторону Тамары.

Пузырь очумело потряс головой.

– Чепуха какая-то, – сказал он. – Ничего не понимаю.

– Ты считаешь, что я способен говорить чепуху? – поинтересовался Самарин, и Пузырь испуганно поджался. – Увы, Алексей, эту способность я утратил много лет назад. Человек, которого вы с Кравцовым сочли мертвым, жив и здоров, и сейчас идет по нашему следу", точнее, едет в автобусе. Это серьезный просчет, Алексей. Надо работать.., э.., аккуратнее.

Сегодня ночью ты очень хорошо себя проявил, так что я не стану тебя наказывать, но в дальнейшем постарайся обойтись без подобной небрежности.

– Извините, Владлен Михайлович, – потупился пристыженный Пузырь.

– Извиняю. Этот человек идет сюда, и теперь многое зависит от тебя. Многое, если не все. Он способен в корне изменить ситуацию, так что будь начеку.

– Владлен Михайлович, – робко вмешался старпом, – я вас умоляю… Только не в моем доме. Соседи, кровь, стрельба… Все, что угодно, только не это.

Не губите, Владлен Михайлович.

– Успокойтесь, – брезгливо сказал ему Самарин. – Что вы, в самом деле, как баба? Речь о другом.

Будем брать его живьем, – повернулся он к Пузырю.

Пузырь утвердительно кивнул. Он не понимал, зачем потребовалось уходить с корабля, где было полно вооруженных людей, и ехать в эту дыру, но был уверен, что у хозяина свой резон.

На самом деле Самарин не осознавал, что именно заставило его покинуть корабль, прихватив с собой пленников и золото. Это было нерационально и очень опасно, тем более что один-единственный человек, ополчившийся на всесильного Владлена Михайловича, вряд ли мог представлять для него серьезную угрозу. Но что-то подсказывало Самарину, что его противник не остановится ни перед чем и что он один гораздо опаснее Мартына со всеми его отморозками. Он не был похож на задетого за живое обывателя. Судя по тому, что рассказал по телефону Дмитрий о смерти Шурупа, и по тому, что рассказывали об этом человеке сам Шуруп и Пузырь, он скорее похож на запрограммированную машину смерти, идущую к цели напрямик сквозь все преграды. Он абсолютно непредсказуем, и в этом для Самарина таилась опасность. Это означало, что противник был профи.

Его появление можно объяснить так: либо он работал на ФСБ, либо его нанял кто-то из знакомых Владлена Михайловича – один из тех людей, с которыми Самарин играл в гольф и время от времени пропускал стаканчик чего-нибудь бодрящего.

Прежде чем пускать этого типа в расход, следовало узнать, как зовут и на кого он работает. Конечно, взять его можно было бы и на корабле, но теперь Самарин во всем сомневался. Этот человек мог появиться один, а мог привести с собой целый взвод профессионалов – неважно, в форме или в штатском. Исход в любом случае один и тот же. Владлен Михайлович почувствовал, что у него начинает нехорошо дергаться щека, и прижал ее ладонью.

Пузырь тем временем уже развязал ноги Тамаре Солодкиной и теперь гнал ее к двери подвала, которую старпом Нерижкозу предупредительно открыл нараспашку. В свободной руке старпом держал огромный, страшный с виду, но простой, как кремневое ружье, навесной замок. Втолкнув пленницу в подвал, Пузырь издал вздох облегчения и вернулся к фургону. Мартын уже очнулся и теперь монотонно мычал сквозь пластырь, мотая головой из стороны в сторону.

– Эй, адмирал, – гадливо морщась, позвал Пузырь, – поди-ка сюда. Похоже, этого придется тащить на себе. Сам он точно не дойдет.

Старпом подошел, заглянул в фургон и слегка позеленел.

– Надо бы перевязать, – нерешительно сказал он.

– Не надо перевязывать, – вмешался Владлен Михайлович. – Захочет жить, до выхода в море дотянет. А не захочет – никакая ваша перевязка ему не поможет. И потом, мне лично он не нужен, а Женевскую конвенцию я не подписывал. Я ничего от него не хочу, понимаете? Я хочу, чтобы он подох, и по возможности болезненно и трудно. Судя по его виду, он именно этим и занят, так зачем ему мешать? Отнесите его в подвал, и все дела.

Некоторое время старпом и Пузырь нерешительно топтались вокруг Мартына, прикидывая, как бы вытащить его из машины, не запачкавшись при этом кровью. Самарин с терпеливой скукой наблюдал за ними. Наконец проблема была решена: Мартына подхватили под мышки с двух сторон и волоком вытащили из фургона, как коровью тушу. Когда его ноги сорвались с подножки и со всего маху упали на бетон, Мартын мучительно содрогнулся, напрягся и обмяк, снова потеряв сознание. Пузырь и Нерижкозу дотащили его до дверей подвала и зашвырнули внутрь, как полено, лицом вниз.

– Если он сломал себе шею, – сказал наблюдавший за этой процедурой Самарин, – я буду очень вами недоволен. Выносите ящики.

Старпом с готовностью повернулся к машине, а Пузырь, не удержавшись, коротко вздохнул. Проклятые ящики надоели ему почище того типа, который замочил Шурупа. Тот, по крайней мере, путался под ногами только периодически, а ящики приходилось таскать каждый день. Знать бы хоть, что в них, с тоской подумал Пузырь. А вдруг в них простые булыжники? Может, Владик затеял всю эту бодягу только для отвода глаз, а настоящий груз в это время уже едет в какую-нибудь Австрию в международном вагоне и помещается при этом во внутреннем кармане чьего-нибудь пиджака? А они здесь надрывают пупки и кладут головы с одной целью – навести тень на плетень…

Через десять минут кузов фургона опустел, а дверь подвала была заперта на висячий замок. Держа наготове пистолет, Пузырь занял позицию в кустах красной смородины, а старпом Нерижкозу повел Владлена Михайловича в дом угощать самодельным хлебным квасом и показывать семейные фотографии.

Солнце палило вовсю, в траве одуряюще стрекотала какая-то незнакомая Пузырю насекомая сволочь, разогретая зелень источала дурманящие южные ароматы. У сидевшего на корточках Пузыря начали затекать ноги, и он осторожно уселся на мягкую, тщательно взрыхленную старпомом землю, скрестив ноги по-турецки. Ему захотелось выкурить сигаретку, а в идеале – пропустить рюмочку-другую, уж очень располагающей была обстановка. Он почесал переносицу стволом пистолета, зевнул и замер с открытым ртом: откуда-то донесся шорох. Это был совсем не тот звук, которого ждал Пузырь. Ему казалось, что сначала должен быть звук подъехавшего автобуса, и поначалу он решил, что это бродит где-то поблизости какая-нибудь кошка, но шорох повторился, тихо затрещали, поддаваясь под тяжестью какого-то крупного тела, подгнившие доски забора, и кто-то тихо, но все равно гораздо громче, чем даже самая крупная кошка, спрыгнул на землю.

Пузырь медленно, по миллиметру, не издавая ни единого звука, подобрал под себя ноги и приподнялся, стараясь не высовываться из кустов. Некоторое время он настороженно вглядывался в мельтешение зелени, желтых световых пятен и легких прозрачных теней и наконец разглядел в глубине заросшего сада движущееся параллельно земле белое пятно. Через несколько секунд он понял, что это такое: по саду осторожно и беззвучно крался кто-то, чья голова была туго перетянута марлевой повязкой.

* * *

Дорогин остановил автобус возле здания, показавшегося ему похожим на гостиницу. Оказалось, что это и в самом деле гостиница, и двухэтажная громадина автобуса возле нее смотрелась хоть и не вполне обычно для заштатного приморского городишка, но и не так дико, как, скажем, возле колхозного рынка или посреди жилого микрорайона.

Отойдя от автобуса на приличное расстояние, он спросил, как пройти на улицу Тенистую. Выяснилось, что Тенистая находится на другом конце города, примерно в получасе неторопливой ходьбы. Топография здесь, к счастью, оказалась несложной, и Дорогин с первого раза уяснил маршрут, хотя голова снова стала раскалываться, а от съеденных на голодный желудок таблеток во рту стоял неприятный химический привкус.

Сергей двинулся по центральной улице, затем свернул направо и наткнулся на лоток с пирожками.

Купив пару пирожков с картошкой, он продолжил путь, энергично жуя и стараясь не замечать взглядов, которые время от времени бросали на него прохожие. В этих взглядах он без особого труда читал опасливую брезгливость. Он и сам знал, на кого похож в мятой, испачканной зеленью и кровью одежде, с осунувшимся небритым лицом и марлевой чалмой на голове. К счастью, навстречу ему не попалось ни одного милиционера. Встреча с представителями закона могла закончиться плачевно: документов у Дорогина при себе не было, зато имелся пистолет, из которого совсем недавно стреляли.

Дорогин старался не думать о своих шансах. Шансов у него было примерно столько же, сколько у человека, пытающегося вплавь догнать уходящий теплоход. Он снова один против всех, и опять рассчитывать приходилось разве что на счастливое стечение обстоятельств.

Дойдя до сквера с фонтаном, он понял, что здорово переоценил свои силы, и присел на свободную скамейку, чтобы немного передохнуть. Здесь он сжевал еще несколько таблеток, заев их остатками пирожка. Сидевшие напротив его старухи отложили свое вязание и дружно уставились на него сверкающими линзами своих очков. Некоторое время он сидел, терпеливо пережидая этот безмолвный обстрел, но в конце концов «снялся с якоря» и медленно побрел дальше: старухи могли не ограничиться простым разглядыванием, а просто позвонить в милицию. Они могли сделать это и после его ухода, и Сергей на всякий случай несколько раз свернул в боковые улицы, запутывая след. В конце концов он убедился, что погони за ним нет.

С трудом расхаживая по раскаленным улицам, Сергей Дорогин завидовал героям кинобоевиков, умудрявшимся выходить сухими из воды и чистыми из грязи.

Наибольшее раздражение вызывал у него тот факт, что в такое непотребное состояние его привел один-единственный удар по голове. В конце концов он решил, что сетовать на судьбу не стоит: он все-таки жив!

Он миновал микрорайон и вступил под тенистые своды вишневых и абрикосовых деревьев, которыми была обсажена застроенная частными домами улица.

С некоторым трудом ему удалось разглядеть на стене одного из домов табличку с названием улицы – Первая Большая. Резонно было предположить, что где-то существует Вторая, а может быть, и Третья Большая, но Дорогина интересовала Тенистая, и он обратился к подростку, готовившемуся укатить по каким-то своим делам на ярко-синем японском мотороллере.

Подросток объяснил ему дорогу, и Сергей двинулся дальше, поймав себя на том, что непроизвольно пригибается и старается ступать как можно тише, – от логова врага его отделяли считанные метры, и лишь с некоторым усилием ему удалось заставить себя идти спокойно.

Наконец он увидел голубые ворота с вырезанными из жести украшениями в виде не то перекормленных дельфинов, не то заморенных голодом морских львов.

«Тенистая, 8» – было написано белой краской на нижней, сплошной части ворот. Сразу за воротами располагалось нечто вроде летнего гаража – затянутый плетями винограда трубчатый каркас, передняя часть которого была наглухо завешена линялым брезентом. Сквозь частое переплетение виноградных лоз просматривался грязно-белый борт грузового микроавтобуса. Дорогин понял, что попал по адресу.

Калитка была гостеприимно приоткрыта. Дорогин криво усмехнулся: ну-ну. Он обошел квартал и вышел на зады, внимательно глядя по сторонам и отсчитывая дома.

Здесь город кончался, и не просто кончался, а резко обрывался вниз, к морю, почти отвесной двадцатиметровой кручей. Осенние штормы подтачивали обрыв, и внизу можно было увидеть отслоившиеся от него, похожие на миниатюрные горные плато длинные, вертикально стоящие глинистые пласты. В одном месте проходившая между обрывом и заборами тропа уже обрушилась вниз, от нее осталась лишь узкая полоска земли, по которой Дорогину пришлось идти, придерживаясь рукой за выбеленные временем и непогодой доски забора.

Преодолев опасное место, он остановился. По его расчетам, участок, на котором старпом «Москвички» выстроил свой дом, был прямо перед ним. Дорогин с сомнением подергал слегка подгнившие доски, перемахнул через забор и, стараясь не шуметь, спрыгнул в сад, мимоходом подумав, что уже лет двадцать не лазил по чужим садам.

Сад был заросший, но большой, по всему видно, что хозяин уделяет больше внимания садоводству, чем огородничеству. Пригибаясь под низко склонившимися от тяжести плодов ветвями, Дорогин бесшумно заскользил к дому. Дом, одноэтажный, без затей сложенный из посеревшего от времени силикатного кирпича, тоже большой, с многочисленными пристройками. Было видно, что он рос, как раковая опухоль, расползаясь в глубину сада в соответствии с ростом доходов и запросов хозяина. Это, конечно, трудно назвать виллой, наподобие тех, что строили новые русские (да и новые украинцы, если уж на то пошло), но площадь этого строения была такова, что Дорогин всерьез засомневался, сможет ли быстро отыскать в этом лабиринте Тамару.

Приблизившись к дому, он понял, что беспокоился напрасно. Стоявший на бетонированной площадке «фольксваген» был виден как на ладони, и от его грузовой дверцы до входа в подвальный этаж дома по бетону тянулась широкая, ясно различимая кровавая полоса.

Заметив эту полосу, Дорогин до хруста стиснул зубы: он не знал, что это кровь Мартына, а не Тамары.

– Твари, – прошептал он одними губами и двинулся к двери подвала, выискивая глазами часового.

Часового не было. Видимо, хозяева настолько уверены в безопасности своего убежища, что даже не приняли мер предосторожности. В траве стрекотали цикады, в доме за закрытыми ставнями монотонно бубнили голоса, а может быть, просто работал телевизор. Дорогин прокрался вдоль стены, распластавшись по ее шершавой поверхности и низко пригибаясь под окнами, и наконец достиг обитой жестью двери подвала.

На двери висел огромный, устрашающего вида амбарный замок, который, насколько знал Сергей, можно было легко открыть с помощью обыкновенного гвоздя.

Дорогин присел на корточки и пошарил глазами по земле, но ни гвоздя, ни хотя бы обрезка проволоки в пределах видимости не обнаружилось. Ни на что особенно не надеясь, он провел рукой над дверью, ощупывая пространство между стеной и голубым наличником, и почти сразу его пальцы нащупали нечто напоминавшее ключ. Это действительно был ключ, и Дорогин некоторое время с изумлением разглядывал его. Ему пришло в голову, что кровь на бетоне могла принадлежать вовсе не человеку, а какому-нибудь животному – свинье, например, или барану. Хорош бы он был, ворвавшись с пистолетом в подвал и обнаружив там мясную тушу! Может быть, убитый им на корабле человек потому и выдал требуемую от него информацию, что она не имела ничего общего с действительностью?

Из-за обитой жестью двери подвала донеслось тихое, сдавленное мычание и какой-то шорох, словно кто-то скреб ногами по земляному полу. Дорогин покачал головой: мясная туша вряд ли стала бы мычать и тем более ползать по полу, пытаясь освободиться.

Еще раз оглянувшись и не заметив ничего подозрительного, он вставил ключ в замочную скважину и быстро повернул его против часовой стрелки.

Замок открылся с легким щелчком, показавшимся Дорогину громким, как пистолетный выстрел, и повис на дужке. Сергей снова огляделся, снял замок с двери и аккуратно положил его на землю. Прежде чем потянуть за дверную ручку, он вынул из кармана пистолет и взвел курок: засада могла оказаться не снаружи, а внутри, в подвале.

Дверь открылась с негромким скрипом, и сейчас же, словно по сигналу, грянула музыка. Дорогин вжался спиной в стену, выставив перед собой пистолет, но залитый солнцем, исчерченный тенями двор был по-прежнему пуст. Музыка – Сергей автоматически отметил, что это Шостакович, – доносилась из-за закрытых ставен. Дорогину приходилось знавать людей, которые воспринимали музыку только тогда, когда от рева мощных динамиков дрожали стены и едва не вылетали стекла. Видимо, кто-то из находившихся в доме относился как раз к этой категории тугих на ухо меломанов – скорее всего сам Самарин, поскольку музыку везде и всегда заказывает тот, кто платит. Ставни на ближайшем окне вдруг приоткрылись ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель просунуть руку, и оттуда, блеснув на солнце, вылетела пустая водочная бутылка. Она ударилась о бетонную дорожку горлышком, отскочила, ударилась дном, снова отскочила и наконец с почти неслышным за ревом музыки звоном разлетелась вдребезги. Ставни закрылись.

«Гуляют ребята, – подумал Дорогин, глядя на сверкающую в лучах солнца россыпь осколков. – Это правильно, потому что больше гулять им не придется.»

Дорогин нырнул в открытую дверь подвала, спустился на две ступеньки и остановился, давая глазам привыкнуть к темноте. Прислушиваться было бесполезно: музыка снаружи грохотала так, что можно не услышать собственный крик. Постепенно Сергей начал различать ступени лестницы, освещенные падающим снаружи солнечным светом, и какие-то смутные очертания в глубине подвала. Он пошарил рукой с зажатым в ней пистолетом по стене, нащупал выключатель, старый, с поворачивающимся на оси рубильником, и повернул его.

Под потолком вспыхнула пыльная лампочка, озарив тусклым светом бетонные стены, земляной пол, какие-то заставленные коробками и банками стеллажи и небрежно составленные посреди подвала плоские деревянные ящики, выкрашенные в защитный цвет. В шаге от лестницы на полу вниз лицом лежал какой-то незнакомый Дорогину человек со связанными за спиной руками и неестественно вывернутой ногой. Глянув на эту ногу, Сергей понял, откуда взялась кровавая полоса во дворе: колено незнакомца было перевязано какой-то пропитавшейся кровью тряпкой, штанина ниже колена почернела и влажно поблескивала, и даже земляной пол потемнел от крови. На человеке были черные джинсы и красно-синяя полосатая футболка. Он не подавал признаков жизни.

Дорогин посмотрел направо и увидел Тамару. Она сидела, поджав под себя ноги. Руки у нее тоже были связаны, рот криво залеплен широкой полосой лейкопластыря, а расширенные, словно от ужаса, глаза смотрели на Дорогина.., нет, не на Дорогина, а мимо него, на что-то находившееся у него за спиной.

Сергею понадобилась какая-то доля секунды на то, чтобы понять, что означает этот взгляд. Он напрягся, но обернуться уже не успел. Пузырь точно ударил его рукоятью пистолета в то место, где сквозь марлевую повязку проступало бурое пятно крови.

Падая на бесчувственное тело Мартына, Дорогин так и не понял, что выключилось раньше – его сознание или грохотавшая в доме музыка.

Глава 14

Самарин с отвращением отставил в сторону недопитую кружку с квасом и принялся набивать трубку, не отрывая взгляда от щели в ставнях. Сквозь щель ему был виден залитый солнцем, исполосованный тенями двор, тупое рыло микроавтобуса, на котором навеки застыло глупое выражение испуганного удивления, угол какой-то надворной постройки и выкрашенная небесно-голубой масляной краской низкая дверь, ведущая в подвал. От микроавтобуса к этой двери тянулась хорошо различимая кровавая полоса, и Самарин с удовлетворением отметил, что лучшего ориентира даже специально не придумаешь. Он поставил себя на место того, кого они поджидали: вот он видит эту кровавую дорожку, протянувшуюся от дверцы машины от дверей подвала.., и что? Если он не полный идиот, то сразу заподозрит подвох, но в том-то и фокус, что все его подозрения в данном случае гроша ломаного не стоят: может ведь оказаться, что это совсем не подвох… Значит, он непременно полезет в подвал. С корабля позвонили и сказали, что он один, а раз он один, то в подвал полезет обязательно.

Не может не полезть. Будь при нем десяток спецназовцев с автоматами, с подвалом можно было бы и подождать, а для начала разобраться с теми, кто сидит в доме. Но спецназовцев нет, и одинокий герой, конечно же, первым делом сунется в подвал.

«Вот будет номер, – подумал Самарин, – если он ключа не найдет! Или вообще свалится на полдороге со своей черепно-мозговой травмой… Ищи его потом по всем больницам. А не искать тоже нельзя. Он на кого-то работает, и я должен знать на кого.»

– Еще кваску? – спросил старпом Нерижкозу, неслышно возникая у него за спиной.

– Благодарю, – стараясь не очень заметно кривиться, вежливо отказался Владлен Михайлович. – Кваску я уже напился. Замечательный у вас квасок, Иван Захарович.

– Так может, еще полкружечки? А? Не хотите?

А перцовочки? Перцовочка домашняя, не перцовка – огонь! Десять капель, а? Как лекарство. И борщик есть – наш, украинский. Язык проглотите. Это вам не московские щи с тараканами.

Самарин с трудом подавил вспыхнувшее раздражение. В самом деле, нашел время – перцовочка, борщик…

– А кофе у вас нет? – сдержанно спросил он, продолжая внимательно смотреть в щель. Справа от него на узком подоконнике стояла колонка мощной стереосистемы, слева – еще одна, и на ней – пустая водочная бутылка с дохлой мухой внутри. Владлену Михайловичу почему-то казалось, что муха умерла от тоски и скуки, прозрачным облаком заполнявших весь внутренний объем этого безвкусно обставленного дома. Он покосился на висевший над древней никелированной кроватью тканый коврик с тремя богатырями, подавил зевок и добавил:

– Что угодно отдал бы за чашку черного кофе.

Можно даже растворимого.

– Кофе нет, – огорчился старпом. Он говорил «кофа» и вид при этом имел чуть ли не оскорбленный: видимо, кофе не являлось любимым напитком запорожских казаков.

– Ну и ладно, – сказал Самарин. – На нет и суда нет.

Тут Владлен Михайлович заметил в глубине сада какое-то шевеление.

– Говорите что-нибудь, – не оборачиваясь, бросил он старпому.

– Что говорить? – растерялся тот.

– Что-нибудь – неважно что… А, черт! Ну включите телевизор…

Старпом щелкнул клавишей старенького «Сони», и комната наполнилась бубнящими голосами – шел какой-то сериал. Владлен Михайлович кивнул в знак благодарности и рассеянно засунул наполовину набитую трубку в карман, до боли в глазах вглядываясь в мельтешение света и тени за окном. Наконец в поле его зрения возник тот, кого они поджидали.

Владлен Михайлович впервые видел этого человека и теперь разглядывал его с интересом. «Так вот ты какой, – думал он, наблюдая за беззвучно скользящей вдоль стены фигурой. – Здорово тебя отделали мои ребята. Другой на твоем месте валялся бы откинув копыта и слабым голосом шептал ментам все, что сумел запомнить. А ты вон что вытворяешь… Хорош инвалид – три трупа за одно утро! Как бы ты у меня и на этот раз не вывернулся… До чего все-таки приятно иметь дело с профессионалом! Любо-дорого глянуть.., жаль, что в последний раз.»

У него мелькнула соблазнительная мысль о том, что этого профи неплохо было бы перевербовать, но он отмахнулся от нее как от назойливой мухи: верить перевербованному агенту нельзя, всегда найдется кто-нибудь, кто заплатит ему больше, чем ты, и ты узнаешь об этом последним. «Нет уж, – решил Самарин, – я в эти игры не играю. Скажет все, что ему известно, и попрощаемся. До выхода в море осталось меньше суток, а там я их пущу поплавать – всех троих. Ну, что ты возишься? Ключ лежит на самом видном месте…»

Но Дорогин уже нашел ключ. Владлен Михайлович даже испугался, что они сыграли слишком грубо, – такое у Дорогина стало изумленное лицо.

Но кровавый след, тянувшийся через весь двор, требовал неотложных действий, и Самарин успокоился: противник уже вошел в западню, и деваться ему было некуда, оставалось лишь захлопнуть дверцу.

Дорогин вдруг насторожился, прислушался, повернув ухо к двери подвала, и стал торопливо отпирать замок. «Ага, – догадался Самарин, – это, наверное, кто-то из тех двоих подал голос. Теперь он мой.»

Забинтованный человек во дворе осторожно потянул на себя дверную ручку. Владлен Михайлович увидел, как над кустами красной смородины, подобно полной луне, медленно взошла напряженная физиономия Пузыря, и поспешно утопил клавишу воспроизведения на стоявшем под рукой музыкальном центре. Колонки бархатно взревели, старпом Нерижкозу выронил миску с борщиком, который он, оказывается, уже начал хлебать под шумок, голова Пузыря стремительно нырнула обратно в кусты, как сбитая метким выстрелом целлулоидная утка в тире, а Дорогин вздрогнул и присел, выставив перед собой пистолет.

Владлен Михайлович немного выждал, потом приоткрыл ставни и выбросил пустую бутылку во двор.

Бутылка дважды отскочила от бетона и разбилась вдребезги. Дорогин пронаблюдал за ее полетом внимательным взглядом, едва заметно пожал плечами и одним плавным движением скрылся в подвале.

Самарин открыл ставни пошире и махнул рукой.

Пузырь выскочил из кустов и, пригибаясь, метнулся к подвалу. Он несся длинными скользящими прыжками и, наверное, воображал себя суперменом, но по сравнению с Дорогиным это было не то, и Владлен Михайлович был уверен, что, если бы не музыка, шум от этих его прыжков стоял бы на всю улицу.

Пузырь нырнул в подвал, на бегу занося над собой зажатый в кулаке пистолет. Самарин толчком распахнул ставни и совсем по-молодому сиганул через подоконник, опрокинув стоявший на дороге музыкальный центр. Тот с треском обрушился на пол, и стало тихо.

В наступившей тишине горестно вскрикнул над погибшим магнитофоном хозяйственный старпом, но Владлен Михайлович уже был у подвальной двери, готовый стрелять, крушить челюсти и ломать кости.

Ничего этого делать ему не пришлось. В подвале горел свет, на верхней ступеньке лестницы в расслабленной позе стоял Пузырь, осторожно массируя правое запястье – видимо, перестарался, нанося удар. Пистолет был небрежно засунут в задний карман джинсов – туда вошел только ствол, а все остальное торчало снаружи. Услышав шаги хозяина, он обернулся и отступил немного в сторону, позволяя тому увидеть тело незваного гостя, распластавшееся поверх того, что осталось от Мартына. Самарин увидел, что в центре бурого пятна на перевязанном затылке Дорогина проступает свежая кровь, и обеспокоенно спросил:

– А ты его, часом, не убил? Смотри, Алексей, голову оторву.

– Обижаете, Владлен Михайлович, – сказал Пузырь. – Разве что случайно… Да нет, вряд ли. Вон, смотрите, дышит.

– Дышит… – недовольно проворчал Самарин. – Дышит – это хорошо, но мне надо, чтобы он еще и говорил. А впрочем, что это я на тебя напустился?

Нервы… Извини, Алексей. Хорошая работа, чистая.

Спасибо. Давай-ка займись им.

Пузырь деловито спустился по крутым ступенькам, легко перепрыгнул через лежавшие друг на друге тела, присел, поднял выпавший из руки Дорогина «ТТ», поставил не предохранитель и засунул его в карман.

На Тамару ни он, ни Самарин даже не взглянули: она не представляла для них интереса.

Затем все так же легко Пузырь сбегал наверх и вытребовал у старпома стул и моток бельевой веревки. Усадив безвольно обмякшее тело Дорогина на стул, он деловито обыскал его, между делом переложил деньги из дорогинского кармана в свой и издал насмешливый возглас, прочитав этикетку на пузырьке с нашатырным спиртом.

– Обалдеть можно, – сказал он, поворачивая к Самарину веселое лицо. – Полные карманы таблеток, а туда же…

– Одинокий герой, – Самарин кивнул и, вспомнив о своей трубке, полез в карман. Трубка оказалась почему-то не на месте, в кисете, а в нагрудном кармане рубашки. Табак из нее, конечно же, высыпался, и Владлен Михайлович недовольно дернул щекой: он очень любил, чтобы во всем был порядок.