ГЛАВА ВТОРАЯ

МЕРТВЫЙ ДОМ

В качестве новой «базы» Рублев выбрал предназначенный к сносу дом с пустыми глазницами окон. Через прореху в заборе они с Виктором проникли на территорию, замусоренную битым стеклом, кусками кирпича с приставшим намертво раствором, скособоченными останками рам.

Отогнув толстый гвоздь, Иваныч открыл дверь в ближайший подъезд. Поднялись по сумеречной лестнице, прошли по второму этажу. В здании, похоже, размещалась какая-то контора, которая в свое время ликвидировала перегородки и объединила крохотные клетушки в просторные помещения.

В первой комнате, куда они заглянули, стоял пустой канцелярский шкаф и висел на стене прошлогодний календарь с приторно-красивым пейзажем. На полу валялись груды незаполненных бланков — сквозняк ворошил их, поднимая отдельные бумажки в воздух, но сил на большее не хватало.

— Жилой запах, — потянул носом саксофонист.

Рублев не успел ответить как сверху послышался требовательный детский крик — так кричат дети, которые еще не могут выражать свои желания словами.

Этажом выше друзья обнаружили двоих маленьких детей, которые методично рвали на мелкие клочья папку со скоросшивателем. Орал третий, которого женщина в пиджаке поверх длинного шерстяного платья и цветастой косынки кормила из бутылочки. Рядом лежала на полу коробка от детской смеси.

Мужчина с печатью усталости на лице сидел на корточках возле обложенного кирпичами ТЭНа. Тот раскалился докрасна — по обычному разгильдяйству в полуразрушенном доме еще не отключили электричество.

Все семейство было явно восточного типа — темноволосые, смуглокожие. Сперва Рублев принял их за цыган, но они явно не отличались цыганской самоуверенностью — женщина вздрогнула и прижала ребенка к себе, мужчина вскочил на ноги. Комбат поспешил успокоить их, приложив правую ладонь к груда универсальным жестом всех времен и народов.

Обернувшись к мужу, женщина произнесла несколько слов, точный смысл которых Рублев не понял. Зато язык мгновенно распознал — обитатели мертвого дома общались на пуштунском наречии, они были афганцами.

Разговорились. Сейфулла, глава семьи, почти без акцента говорил по-русски. Он учился в Москве, в Губкинском институте, вернулся на родину за полтора года до падения Наджибуллы. После взятия Кабула моджахедами пришлось бежать в Союз вместе с молодой женой — такого, как он, могли запросто повесить, забить камнями.

Тогда их приняли неплохо — выделили комнату в семейном общежитии. Сейфулла ходил на работу, получал зарплату. Конец наступил в девяносто третьем, когда взялись основательно чистить Москву от лиц без прописки и всякого рода беженцев. Пришлось ехать обратно.

Они осели в Мазари-Шарифе. Северные провинции контролировал генерал Дустум, здесь власти достаточно терпимо относились к техническим специалистам, обучавшимся в России. В девяносто седьмом город захватили талибы. Сейфулла достаточно слышал об этих оголтелых фанатиках, чтобы бежать снова — теперь уже с тремя детьми на руках.

Добрались до Москвы, но попали из огня в полымя.

За время их отсутствия столица на взгляд Сейфуллы сильно изменилась. Общее впечатление ухоженности, сплошной поток иномарок, дорогие магазины на каждом шагу. Но ходить по улицам стало невозможно.

Первый же встречный милиционер безошибочно замечал его. Вытягивал из толпы, требовал документы.

Заканчивалось по-разному: побоями в участке, посадкой на пятнадцать суток за нарушение паспортного режима, принудительной посадкой в общий вагон поезда южного направления.

— Возвращаться некуда, — развел руками Сейфулла. — Талибы уже вышли на границу.

Пока мужчины разговаривали жена Сейфуллы поставила на раскаленные кирпичи заварной чайник с отбитым носиком. Запахло зеленым чаем. Виктор шутил с детьми, которые ничуть не боялись его темных очков.

— Может, стоит вам податься куда-нибудь на периферию? — вслух подумал Комбат. — Там народ живет похуже, людей сердобольных больше. А тут сытый голодного не разумеет. Знаешь пословицу?

Все три окна были заколочены фанерой. Солнечный свет почти не пробивался внутрь и среди бела дня в комнате горела лампочка.

— Сколько ты прослужил в наших краях?

— Пять лет, — ответил Рублев.

— Говори что хочешь, но я не понимаю. Продержаться самое трудное время, положить людей, затратить огромные деньги и потом сдать, как у вас говорят, одним махом.

— Политика, — неопределенно ответил Комбат.

Что еще он мог сказать — офицер, до конца выполнивший свой долг?

— Ваши газеты писали, что армия воюет против народа. Но народ ведь разделился на две половины. Это была гражданская война и вы бросили тех, кто вам поверил.

— Это называется умыть руки, — заметил Комбат. — Руки частенько хочется умыть, особенно если они в крови.

Сели пить чай, скрестив по-восточному ноги.

— Нас здесь трое мужиков и некому сходить за продуктами, — усмехнулся Рублев. — У каждого свои причины не высовывать носа.

— Давайте, я могу ходить, — тихо сказала афганка, боясь получить нагоняй от мужа, за вмешательство в разговор.

— Нет, лучше сходить один раз и затариться на все деньги, — решил Комбат.

Когда стемнело, вдвоем с инженером-афганцем они отправились в ближайший магазин. Купили то, что можно долго хранить без холодильника, что хорошо упаковано и не привлечет запахом мышей. Детское питание, консервированную ветчину, сгущенку, колбасу и хлеб в полиэтиленовой упаковке, кубики куриного бульона. Старались выбирать подешевле — на сто долларов удалось загрузить две сумки.

На оставшуюся мелочь Комбат купил в киоске пару газет — узнать, появилась ли новая информация по делу депутата Малофеева.

Дети радовались больше всех: старшим досталось по апельсину, младшему — яркая погремушка.

— Настанет день, когда я приглашу тебя в свой дом, — пообещал Рублеву афганец. — Ты сделал для меня больше, чем сделал бы брат.

— Пригласишь на свадьбу старшего сына.

— Это обязательно.

Будущий жених развернул сверток и обнаружив саксофон стал радостно нажимать на блестящие кнопки.

Даже вкусные запахи не соблазняли его. Но стоило матери сказать одно слово, как он отскочил в сторону и спрятал руки за спину.

После ужина Иваныч и Виктор пошли устраиваться на ночлег. Сейфулла одолжил им лампочку, несколько кусков фанеры и пригоршню ржавых, кое-как выпрямленных гвоздей.

Заделав на быструю руку оконные проемы, Комбат взял в руки газету. Его ждал сюрприз. По малофеевскому делу не было ничего нового. Зато в большой статье на первой полосе красочно описывалась бойня в «Садах Семирамиды».

"…Преступникам удалось благополучно скрыться. Когда силы правопорядка прибыли на место их глазам представилась леденящая кровь картина. Трупы охранников в коридоре и предбаннике. Мраморный зал с лужами крови и автоматными гильзами на полу. Обнаженные люди, застреленные самым жестоким и безжалостным образом…

Любое дорогостоящее заведение в столице рано или поздно начинает пользоваться успехом у мафии. Создается впечатление, что их открывают с расчетом именно на этот сорт клиентуры. Вот и теперь в лучшем из залом собрались в полном составе влиятельные лица из, так называемой левашовской группировки.

После гибели «крестного отца» им требовалось решить несколько насущных вопросов: о новом руководителе, о мести за Левашова. Вряд ли кто-то сможет сказать — был ли банный день отдыхом после напряженной работы, или «Сады» избрали для последнего и окончательного совещания в верхах…

Вряд ли у кого-то могут возникнуть сомнения: в гибели Левашова и его несостоявшихся наследников виновны одни и те же лица. Мы подразумеваем тут заказчиков, а не исполнителей.

…Владельцы дорогих казино, ночных клубов, ресторанов и прочих злачных мест наверняка сделают выводы из происшедшего. Вряд ли они задумаются о том, что сверхприбыли не всегда ведут к добру. Скорее увеличат расходы на службу безопасности."

— Похоже, моя бывшая фирма показала себя с самой лучшей стороны, — пробормотал Комбат.

— Что? — переспросил Виктор.

— Нет, ничего. Присаживайся поближе — начнем первый урок.

Учитель вложил пистолет в пальцы незрячего ученика, показал, как меняют обойму. Вместе они повторили это не меньше десяти раз.

— Пока нет посторонних, ты должен ходить, сидеть и лежать, не выпуская его из рук. Привыкнуть к весу, к форме рукоятки. Он должен стать продолжением твоей руки. Спрятал и сразу почувствовал — чего-то не хватает… Теперь смотри, как навинчивается глушитель.

Тебе вряд ли придется снимать его, поэтому отрабатывать не будем.

Урок продолжался почти до рассвета. Комбат хлопал в ладоши — над головой, на уровне груди или возле самого пола — а Виктор должен был правильно вскинуть пистолет и нажать на курок. Учеником он оказался способным, слепоту компенсировал острый слух, четкие движения пальцев, привыкших к сложным музыкальным пассажам.

В другом конце коридора спали в своей «квартире» беженцы — дети возле матери, Сейфулла ближе к двери. Что им снилось? Кому-то, облака разрывов и трупы на улицах Мазари-Шарифа. Кому-то, свадебный наряд, брошенный при бегстве из города вместе с остальным добром. Кому-то, удивительная золотая труба с изогнутым как слоновий хобот концом.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

РЕЧНОЙ КРУИЗ

В последний момент перед нападением Меченый успел показать своим людям фотографию осведомителя, работающего на ГУОП. Но в азарте скоротечной атаки у кого-то поздно щелкнуло в мозгу и стукача «оприходовали» вместе с остальными.

Человек с родимым пятном был слишком возбужден успехом, чтобы внимательно присматриваться к трупам.

Да и опасно было задерживаться на месте событий. Вернувшись в «Икарус» вместе с пятеркой он скомандовал всем лечь на дно, а водителю быстро выворачивать на Дмитровское шоссе.

Оставшиеся в автобусе слышали отголоски пальбы и еще до появления своих товарищей сообразили что к чему. У шефа в самом деле есть основания кого-то подозревать в работе на «чужого дядю». Поэтому он и темнил до самого последнего момента.

Через два квартала половина пассажиров «Икаруса» высадилась и разбрелась в разные стороны. Меченый знал: Вельяминов не такая влиятельная фигура в ГУОПе, чтобы придержать выезд спецподразделения на место и исключить проверку транспорта. Неприятности могли начаться в любую минуту.

Вторая половина пассажиров покинула автобус тоже без оружия. Как раз в это время милицейские наряды и гаишники в прилегающем у месту преступления районе получили приказ останавливать и досматривать весь мало-мальски подозрительный транспорт.

Но было уже поздно. «Икарус» заехал в гараж на одной из пяти точек «фирмы» в пределах городской черты.

Меченый с помощью водителя самолично перепрятал короткоствольные автоматы и убрал панели двойного дна.

Но капля дегтя все-таки испортила торжество.

По сотовому телефону хозяина «фирмы» разыскал Вельяминов. Он был вне себя от ярости. Меченый сразу понял, что надо спасать положение и буквально вымолил встречу.

— Ты у меня залетишь на край света! Специально предупредил, дал снимок! А ему плевать, ему море по колено!

— Все были предупреждены. Я накажу виновного.

Меченый был неприятно поражен «тыканьем» Вельяминова и его грубым тоном.

«С человеком, который дал подписку, они не выбирают выражений, — сказал он себе. — Ничего, перетерпим как-нибудь.»

— Меня не волнуют твои воспитательные меры.

«Что им переживать из-за этого типа, если левашовская „фирма“ приказала долго жить? — подумал Меченый. — Хотя… Рядовые бойцы не остаются без дела — вот и он влился бы в чью-то дружину.»

— Даю двадцать четыре часа на сборы. Чтобы ты со своими ублюдками убрался из города.

— Найду я для вас равноценную замену. Только не надо на меня кричать.

— Оставишь на хозяйстве минимум людей. Боевиков всех убрать. Я дам знать, когда возвращаться.

Меченый сообразил, что суровая мера взыскания одновременно страхует его от ненужных осложнений. Вельяминову виднее, он знает кухню расследования.

Ну что ж, можно и в отпуск на недельку.

Четырехпалубный красавец-теплоход «Александр Грибоедов» отчалил от Речного вокзала. Ему предстоял длинный путь по Москве-реке и Волге-матушке. Прогнозы синоптиков обещали теплую неделю. Нарядные туристы в ярких кофтах и свитерах столпились у борта, махая провожающим, Молодоженов из Можайска Ларису и Сергея приехали проводить родители — благо до столицы недалеко.

В свои двадцать с небольшим ни он, ни она еще не уходили в такое долгое плавание. Лариса однажды добиралась на «ракете» от Дворцовой набережной в Петергоф, а опыт Сергея ограничивался катером и лодкой с веслами.

Теперь их ожидало что-то совершенно новое и замечательное. Вдвоем они заглянули в свою каюту, быстро обежали все палубы. Вот бильярдная, вот ресторан, вот мини-зал мест на двадцать с «видяшником».

— Интересно, есть здесь сауна?

— Смеешься? Сауна только на морских теплоходах, — авторитетно заявил Сергей. — — А по-моему, я видела в проспекте.

После короткой ознакомительной экскурсии, они выбрались на корму и долго стояли, зачарованно глядя на бурлящий пенный след и трехцветный флаг, полощущийся в солнечных лучах. Мимо проплывали грузовые причалы с башенными кранами, баржами, штабелями контейнеров и вагонами под погрузкой. Не успели они очнуться, как промышленный пейзаж остался позади, расцвели на зеленых пологих берегах золотистые перелески.

— Смотри, какое чудо, — Лариса толкнула мужа в бок.

Обернувшись, он увидел белую как игрушечную церквушку.

Все казалось чудесным: попутчики, птицы, низко летящие над поверхностью воды, встречные суда с рыжими потеками на бортах. Из мощных динамиков неслась по палубе музыка — Стиви Уондер. Старый хит: «Я звоню только для того, чтобы сказать как я люблю тебя».

Песню подобрали словно специально для них, она звучала в день их знакомства на старый Новый год. Праздник продолжался.

В 13.30 в соответствии с вывешенным на обзор расписанием начался обед. На столиках лежали картонные, основательно затрепанные карточки с номерами кают.

Рядом с молодоженами оказались двое крепких ребят из соседнего номера — гандболисты, члены молодежной сборной Москвы. Обе каюты как-то сразу спелись — пошли хохмы, анекдоты, веселые истории.

— Супчик, похоже, из речной воды, — пошутила Лариса.

— Ничего, за последнюю неделю тут ни один танкер не сел на рифы, — в тон ей ответил спортсмен, жующий салат с завидным аппетитом.

Она обратила внимание на официантку, которая едва тащила поднос с дюжиной пустых бутылок.

«Странные люди. Неужели обязательно принять дозу, чтобы похорошело на душе? Хотя трудно судить — наверно, им в самом деле трудно переключиться от будничной жизни. Это мы с Сергеем уже неделю празднуем. Надо будет вечером вытащить на свет божий наши конфеты и бутылку шампанского. Пригласить ребят — отметим событие еще раз, на воде».

Какой-то парень с короткой косичкой достал из кожаной безрукавки пачку «Мальборо» и хлопнул проходящую мимо официантку по ляжке:

— Приходи трахаться, красавица. Сорок четвертый номер, легко запоминается.

Рядом с ним на столике Лариса заметила две пустые бутылки водки и открытую третью.

«Когда они успели?» — она чувствовала, как настроение начинает портиться — словно воздух потихоньку улетучивается из воздушного шарика и тот морщится, опадает.

— Строят из себя крутых, — пренебрежительно заметил один из гандболистов.

«Крутые» время от времени что-то выкрикивали, потом начинали громко спорить.

— Ты еще не доел? — спросила Лариса у мужа. — Давай быстрей, здесь уже накурили как в тамбуре.

Женщина с табличкой «администратор» подошла к шумной компании и заявила внушительным тоном:

— Если вы считаете, что путевка дает право вести себя по-хамски, то вы сильно ошибаетесь. В любой момент вас могут высадить на берег.

В ответ раздался взрыв хохота.

— Да что ты говоришь? — издевательски спросил кто-то из компании и, не вставая с места вытянул ногу.

Он не ударил администратора, а легонько пихнул ногой в грудь — этого оказалась достаточно, чтобы женщина чуть не опрокинула столик у себя за спиной.

— Весело, — пробормотал Сергей.

Человек десять из отдыхающих без лишнего шума поднялись с мест и направились к выходу. Растерянная женщина, получившая такой недвусмысленный ответ молча похлопала глазами. Казалось, она вот-вот расплачется.

Подтянутый мужчина лет сорока в «адидасовском» тренировочном костюме решительно направился к «крутой» компании и протянул руку, чтобы взять подонка за грудки. Тот отстранился, притворяясь испуганным.

— Не надо, дядя. Я ничего не сделал.

Человек, вознамерившийся навести порядок, только решительнее двинулся вперед. Неожиданно объект всеобщего негодования вскочил на ноги и кулаком, наотмашь ударил мужчину в тренировочном костюме в лицо.

Раздался чавкающий звук, с каким болотная тина глотает добычу. Мужчина сел на пол, прижав ладонь к окровавленному лицу.

Потом все-таки встал, постарался занять боевую позицию. Вся публика в зале молча наблюдала за происходящим: компания за столиком с веселым любопытством, остальные с ужасом.

— Ты, кажется, собиралась идти? — Сергей осторожно взял жену за локоть.

Та словно приросла к месту — замерла, не отрывая глаз от происходящего. Оно настолько контрастировало с ее ощущениями за последнюю неделю, что Лариса чувствовала себя потерянной. Как человек, заснувший в одном столетии и проснувшийся в другом.

— Он сейчас меня убьет, — удачливый «боксер» с хмельными глазами и массивным перстнем на пальце обернулся к людям за соседними столиками. — Помогите кто-нибудь.

Подойдя вплотную к своей жертве он заглянул ей в глаза и резко, по-шутовски вздрогнул.

— Это же натуральный костолом.

Мужчина в тренировочном костюме собрал все силы, чтобы нанести удар. Но подготовка к решительным действиям оказалась слишком явной. Человек с перстнем успел раньше отработать два удара в голову с тем же ужасным чавкающим звуком сминающейся, уродующейся плоти.

— Ладно уж, сам худо-бедно справлюсь.

Он приподнял безвольный мешок с костями и мясом за шиворот, отпустил и успел пнуть падающее тело ногой. Потом обернулся к тем, кого издевательски призывал на помощь.

— Ладно, ребята. Очко сыграло помочь, так хоть уберите дядю отсюда.

Никто из сидящих за столом не пошевелился. Брови у человека с перстнем слегка приподнялись от веселого удивления. Нервы не выдержали — двое мужиков поднялись, опустив голову, подхватили избитого подмышки и потянули к выходу.

— Ополосните водичкой, — посоветовал парень в кожаной безрукавке.

Это был не кто иной, как Крапива. Вообще весь столик занимали люди Меченого. Вместе с семью «доблестными бойцами» он отправился в речной круиз, рассчитывая вернуться в Москву где-то с середины дороги. Сам заперся в номере, куда ему носили еду, и вел бесконечные деловые переговоры по сотовому телефону.

Обрадовавшись слову «отпуск», Меченый, Стрелок и остальная братва, решили оттянуться на полную катушку. Милицейским нарядом на теплоходе не пахло, хотя две-три фигуры в форме их, конечно, не испугали бы. Для начала Стрелок зашел в радиорубку, продемонстрировал «пушку» внушительного калибра.

— Мы здесь малость погудим. Если, не дай Бог, пришлют кого-то наводить порядок, с тобой разобраться успеем. Предупреди капитана и остальных, чтобы в эти игры с нами не играли. Будете сидеть тихо, никто вас не тронет.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ТОСТ ЗА ЛЮБОВЬ

«Александр Грибоедов» плыл по каналу имени Москвы. Неожиданно и быстро сгустились сумерки, на всех палубах зажглись огни — с берега скольжение корабля смотрелось по-настоящему красиво. Конечно, его размеры трудно было даже сравнить с масштабом морских лайнеров. Но в ажурной конструкции, которой свет придавал только дополнительную легкость была своя прелесть.

Несколько белых этажей плыли в темноте, как в безвоздушном пространстве космоса — невесомые, сияющие. Отблески на воде казались не отражениями, а странными шлейфами — воздушный корабль выбрасывал их в пустоту. Никому из сторонних наблюдателей не могло прийти в голову, что за этой тихой картиной почти астрального полета скрываются животный страх, боль, разгул бессмысленной жестокости.

Молодожены заперлись в каюте. У Ларисы пропало всякое желание даже вспоминать о шампанском, шоколадных конфетах. Она прислушивалась к звукам и обрывкам разговоров, со страхом ожидая продолжения разыгравшейся за обедом сцены.

— Как по-твоему, кто эти люди? — спросила она мужа, как только они очутились в каюте.

— Откуда я знаю. Таких сейчас пруд пруди.

— Какой кошмар. Столько мужиков и ни один не вмешался.

— Один-то как раз попробовал. А по-твоему и мне следовало сунуться, чтобы заработать сотрясение мозга?

— Не знаю. Честно говоря, я с удовольствием сдала бы билет обратно.

Почти четыре часа прошло после окончания обеда.

Никаких криков и шума не доносилось ни снизу, ни сверху. Слышны были голоса отдыхающих, женский смех. Жизнь на теплоходе, похоже, вернулась в нормальную колею — все словно сговорились забыть досадный инцидент.

— По-моему, мы одни сидим взаперти, — заметил Сергей.

Он отпер дверь и выглянул на палубу.

— Народ тусуется.

— Хочешь, иди. У меня нет настроения.

— Все равно через полчаса идти на ужин.

— Может, возьмешь мне в каюту? Скажи, что я плохо себя чувствую.

— Ничего не надо говорить. У нас нет никакой миски куда я мог бы скинуть еду?

— Нет.

— Ладно, заберу с тарелкой.

— Наверно, я пойду с тобой. Боюсь оставаться одна.

— Я ненадолго. Ключ беру с собой. Никому не открывай, что бы тебе ни говорили. Эту дверь не так легко сломать. Хотя я не думаю, что дело дойдет до этого. Если судить по взятым темпам, они давно нажрались и благополучно дрыхнут.

Сергей натянул свитер и вышел из каюты. Вода, берег и небо с трудом различались в темноте. Нарядно одетые люди прохаживались по палубе, следили за фосфоресцирующей пеной, опершись на перила.

Он направился к лестнице, чтобы подняться этажом выше. И вдруг через щель в плохо прикрытой двери увидел на полу одной из кают лицо, искаженное гримасой боли. Он не мог увидеть, что делается внутри, но по звукам можно было догадаться — лежачего били ногами. Сергей невольно замедлил шаг. Голова дернулась и пропала из виду.

Поднимаясь по лестнице, он чувствовал себя вымазанным дерьмом с головы до пят. Ощущение собственной трусости, беспомощности было острым и унизительным. Оставалось утешаться хотя бы тем, что он не юркнул, как мышь, обратно в каюту, а все-таки идет туда, куда собирался.

«На первой же остановке, надо сходить с вещами, — подумал он. — А потом требовать, чтобы вернули деньги за билеты. Сумма очень даже не слабая. На Западе компания еще заплатила бы неустойку, а у нас дай Бог, чтобы свои вернули. Начнут волокиту на три года. Затребуют какие-нибудь справки. Если бы все как один сошли с рейса. Куда там, эти будут догуливать путевку, даже если тут скальпы начнут снимать.»

В ресторане внешне все было спокойно, хотя чувствовалось некоторое напряжение. Играл плохонький ансамбль, но пассажиры явно не собирались задерживаться. Все сосредоточенно жевали, перебрасываясь редкими фразами.

Еда уже стояла на столе: котлета с картофельным пюре, свекольный салат с майонезом. Сергей невнятно поздоровался с соседями-гандболистами. Вилкой скинул всю еду в одну тарелку, накрыл ее второй и, как ни в чем не бывало направился к выходу.

На беду он столкнулся в дверях с Крапивой.

— Несешь бабе своей в номер? Она у тебя ничего.

Идем познакомишь.

Сергея прошиб холодный пот. Надо постараться как-то по-хорошему отвадить этого типа.

— Она себя плохо чувствует.

— А мы ей быстро поднимем настроение. Смотри, что у меня с собой, — он показал большую полуторалитровую бутылку с яркой этикеткой. — Ей понравится.

Устрой женщине праздник.

— Давай отложим до завтра. Она уже спит.

— Все равно проснется пожрать. Что вы все, блин,. такие кислые. Записались в круиз и забились по щелям.

Пошли, не е.., мозги.

Он обнял собеседника за плечи и потянул за собой.

— Какой у тебя номер?

Сергей сглотнул слюну.

— Хочешь отгадаю? Двадцать третий? — Крапива расхохотался, демонстрируя белые зубы и потряс перед лицом парня его же ключами.

«Вытащил из кармана брюк», — обреченно подумал Сергей.

— Собственно говоря, теперь ты мне и не нужен.

Мне кажется нам без тебя будет гораздо веселей. Хочешь, организую для тебя кралю? Ткни пальцем в любую, я ее мигом уговорю.

Они спустились вниз и шли теперь по палубе.

От отчаяния Сергей примеривался как бы скинуть своего спутника в воду. Но прекрасно знал, что не сделает этого. Физически этот жлоб в два раза сильнее. Изобьет до полусмерти и тогда уже Ларису точно ничего хорошего не ждет. Пока он настроен дружески. Может выпустили пар и теперь хотят пообщаться? В конце концов тот мужик в ресторане сам полез на рожон. Надо попробовать не злить их. Только как подготовить Ларису, как ей объяснить?

— Знаешь, жена так перепугалась из-за этой драчки в ресторане.

— А-а. Ничего ему не сделалось, уже откачали.

— Давай я зайду первый и объясню что и как. А то еще закричит спросонья.

— Это называется эффект! Пошли-пошли.

Оставшись в одиночестве, Лариса прилегла на кровать, поджала ноги. Вспомнилось недавнее торжество с залихватскими плясками, криками «горько», неловкость от всеобщего внимания. Мелькание довольных, раскрасневшихся лиц: родственники, друзья, совсем незнакомые люди с Сергеевой стороны. Шафер с красной лентой через плечо шептал ей что-то на ухо, а она даже не могла вникнуть в смысл.

Она чувствовала себя главной героиней чудесного действа, разыгрывающегося тысячелетиями и каждый раз неповторимого. Жизнь теперь пойдет по новому сценарию, в ней не будет места тоске, разочарованиям, злости. Так оно и было в первые дни. И вдруг все перевернулось. Умом Лариса понимала, что заведенный ход бытия не мог перемениться в один миг. Но драка за обедом была первым грязным пятном на ее белом платье невесты, которое она еще носила мысленно.

Взглянув на часы, она обнаружила, что прошло всего три минуты. И пожалела, что отпустила Сергея. Обошлись бы как-нибудь без еды. Что если он попался на глаза пьяной компании — эти ублюдки могут придраться к чему угодно. Надо найти командира корабля — возможно, он еще ничего не знает. Что ему стоит связаться с берегом и затребовать милицию на ближайшую пристань?

Почему Сергея так долго нет. Сколько прошло? Пять минут. Она мысленно проделала весь путь до ресторана.

Туда и обратно будет в два раза дольше. Плюс еще время за столом, пока подадут ужин. А если учесть, что Сергея может остановить официантка, потребовать отчета — куда он уносит две порции?

Она заметила, что дрожит от озноба. Надо раздеться и лечь. Поужинать можно и в постели. Она достала из сумки ночную сорочку, сняла платье. Уже снимала колготки, когда в замочной скважине повернулся ключ. Наконец-то…

Увидев белозубую улыбку и кожаную безрукавку, Лариса стремительно накрылась одеялом и прижалась затылком к переборке между каютами. Она успела заметить тот взгляд, который бросил этот человек на ее голые ноги. Словно что-то отвратительно-горячее прилипло и не отлипало даже под одеялом.

Из-за плеча незваного гостя выглядывал Сергей и делал ей успокаивающие знаки.

— Мое почтение, — громогласно провозгласил Крапива. — Сейчас мигом разгоним тоску.

— Сережа, что все это значит? — спросила она, глядя мимо широкоплечего существа, которое с грацией хищника устраивалось в каюте.

— — Ничего сверхъестественного, — ответил муж. — Решил человек заглянуть на огонек.

Глаза упрашивали: не дергайся, не провоцируй его, веди себя как ни в чем не бывало.

— Где там у нас были конфеты?

— Откуда? — возмутилась она.

Кормить конфетами этого подонка?

— Сейчас, я по запаху найду, — осклабился Крапива и как ни в чем не бывало расстегнул молнию на сумке.

— Оставьте сумку в покое, там мои вещи!

— Успокойся, Лариса, — Сергей умоляюще сложил ладони. — Мы на отдыхе, жизнь прекрасна.

— Прекраснее некуда, — она не собиралась играть роль радушной хозяйки.

Крапива с торжествующим видом достал коробку С ярким рисунком: чайные розы на алом фоне.

— Люблю сладкое. Доставайте стаканы.

— Простите, но у меня нет ни малейшего настрое…

— Сейчас все организуем! — Сергей постарался заглушить слова жены.

Он вытащил на стол пластмассовые стаканчики, от излишнего усердия все пять вместо трех.

— Еще гости на подходе? — осведомился Крапива.

Сергей чуть было не стал извиняться за ошибку. Лариса хотела воспользоваться моментом и позвать ребят-гандболистов из соседней каюты — авось субъект с косичкой немного сбавит обороты. Потом решила, что не имеет права подвергать незнакомых людей опасности.

Тем более, что за обедом ни тот, ни другой не проявили желания вмешаться.

Она взяла тарелку с остывшим ужином и стала жевать котлету, демонстративно отвернувшись вполоборота к стене. Очередной кусок сорвался с вилки и упал на одеяло.

— Может, выйдете, чтобы я могла одеться и нормально поесть?

— Я зажмурюсь, — предложил Крапива, разливавший бренди по стаканчикам.

Вдруг сверху, ослабленный по пути множеством переборок, слабо донесся женский крик. Он резанул по нервам словно тупое лезвие.

— Не в ту дырку засунули, — философски заметил Крапива.

Лариса бросила взгляд на мужа — тот предпочел сделать вид, что ничего не расслышал.