– Наверное.
– Да нет, я тоже "LM" больше люблю и его курю обычно. А этих сигарет Алина как-то целый блок у бабок на базаре купила – относительно дешево, без акцизных марок. Для гостей, на всякий случай.
– Так вот, – продолжил свой рассказ Самойленко, – оказался я фактически не у дел, снимал какое-то время снова дебильные репортажи для теленовостей.
– Ну почему же дебильные? Я бы на твоем месте не оценивал их так категорично, ведь в конце концов любая работа – это работа... – попробовал не согласиться с другом Банда, но Коля резко оборвал его:
– Потому что дебильные. Тебя интересует, сколько гектаров засеяли в этом году пшеницей в каком-нибудь районе Воронежской, скажем, области?
– Не-ет, – пожал плечами Банда.
– А на белорусском телевидении почему-то считают, что нет более важной и более интересной для населения информации. Жатву превращают во всенародную битву за урожай – до последнего вздоха. Президент по полям да по фермам в камуфляже разъезжает, как на настоящей войне. Мне эти поля, фермы да машинные дворы вот где сидят!
Коля энергично рубанул себя ребром ладони по горлу, и Банда понял, что сельскохозяйственной тематикой его друга, похоже, и впрямь достали.
– В общем, когда меня пригласили стать руководителем корреспондентского пункта ОРТ в Беларуси, я не сомневался ни минуты.
– Да нет, ты не думай, там зарплата хоть и приличная – по полторы штуки долларов мне поначалу платили, – но забот невпроворот. Организуй, достань, встреться, разберись с финансами и корреспондентами... Опять же заказ какой-нибудь или официоз – снова через меня.
– Ну, это понятно...
– Так что я не жалуюсь, – вздохнул Коля. – Все было нормально, кажется, да только вдруг начали твориться странные вещи. "Батька" пресс-конференцию дает, а нас не аккредитуют. Забыли, говорят, раньше сделать, а теперь уже поздно. Получить разрешение на съемку – целая проблема. Смонтировать материал на аппаратуре местного телецентра – ни в какую, хоть у нас аренда студии на год вперед всегда оплачена. Я раз доложил центру, второй...
– Что центр... Выяснилось в конце концов, что все дело лично во мне, Николае Самойленко. Меня забыть так и не смогли, мое имя так раздражало местных чиновников, что не помогли даже "шапка" "Останкино" на бумагах и братание славянских народов под руководством наших мудрых президентов. Представляешь?
– Давай-ка, брат, лучше выпьем еще по одной – по последней до вечера, пока все твои не вернутся. Теперь уж за встречу, как ты и предлагал.
Они опустошили рюмки, закусили, и Самойленко продолжил описание своих злоключений:
– В общем, я уже все почти рассказал. Мужики на ОРТ честные попались, справедливые даже, можно сказать, – решили мою проблему довольно оригинально.
– Перевели меня в Москву.
– Серьезно. В объединение "Новости". Сказали, что я смогу работать практически в режиме стрингера...
– Ну, стрингер – это человек, который работает не в штате, а за гонорар. Снял репортаж – продал. Какой будет репортаж, о чем – это дело стрингера.
– Ясно. Вольный стрелок.
– Да. Вот мне это как раз и пообещали, правда, даже с зачислением в штат и с зарплатой, но без обязательных заданий. А если я разработаю бизнес-план и творческий проект какой-нибудь забойной передачи типа "Денег", которую я делал в Минске, тогда мне все карты в руки.
– Наверное. Еще не пробовал здесь работать. Вот только-только приехал.
– Вчера утром. Сходил на телевидение, подписал все бумаги, так что теперь в любой момент могу брать камеру – и вперед. Спустили задание, конечно, на месяц по хронометражу, но это ерунда, вытяну.
– А где ж ты ночевал? Что же ты мне, гад, еще вчера не позвонил? И где Наташка, Леночка? – Банда укоризненно смотрел на Самойленко – это ж надо, друг называется: приехал в Москву и первым делом отправился не к нему, а на какое-то там свое телевидение. – Коля, я тебе этого не прощу!
– Да погоди, не злись. Во-первых, я тебе и вчера звонил, но ты же сам сказал – был на дежурстве...
– Так Алина дома была вечером, и Владимир Александрович вчера весь день дома провел!
– Во-вторых, мне действительно надо было уладить дела. Ну переночевал бы у тебя раз, другой, но жить-то где-то надо, правда?
– Жил бы у меня...
– Ага! И сколько времени ты меня выдержал бы? А что Настасья Тимофеевна сказала бы?
– Да ничего бы она не сказала...
– Банда, погоди. Я знаю, что вы меня приютили бы в любой день, в любой час. Но если я принял приглашение и согласился на переезд в Москву, так мне самому и нужно было подумать, где и как жить.
– Мне помогли снять квартиру. Не в Центре, конечно, но мне этот Центр и не нужен. Лишь бы было куда приехать, где переночевать, переодеться.
– Пока в Минске. Там у нас квартира, там у жены работа... Пусть пока поживут. Вот обустроюсь, присмотрюсь, как тут и что тут, тогда и посмотрим, что дальше делать. Ну не пропадем же, что-нибудь придумаем!
– Конечно... А без Наташки да без дочки, один в незнакомом городе – долго выдержишь?
– А я к ним часто приезжать буду. Да и вообще хочу поработать, а значит, сам понимаешь, дома днями сидеть никак не получится.
– Ну что ж, наверное, ты прав... Я предлагаю, – сказал Банда, разливая по рюмкам еще порцию водки, – выпить еще по чуть-чуть – за твою удачу.
– До вечера протрезвеем. По последней.
– Ну давай!..
III
Аркан успел первым.
Нож, мелькнув в воздухе, впился в горло моджахеда, и тот, выпустив напоследок в воздух длинную очередь, мешком свалился на землю.
– Ловко ты его! – похвалил сержанта привязанный к дереву офицер.
– Да уж, умеем кое-что, – пробурчал смущенно Аркан, не зная толком, как вести себя теперь с этим отбитым у "духов" странным пленником. Ведь пограничник явно сам шел на встречу с таджиками!
– Развяжи-ка меня! – приказным тоном произнес офицер, но Аркан лишь смерил его долгим взглядом, которого пограничник почему-то не выдержал и опустил глаза.
– Сейчас, подожди. Сначала все дела сделаю, разберусь со всем.
– А ты что, один?
– Какая разница? – небрежно ответил Аркан. – От этого что-то меняется?
– Нет, я просто так... – офицер явно смутился и замолчал, опустив голову и терпеливо ожидая, когда его соизволят освободить.
Прежде чем развязать веревки, стягивавшие руки пограничника, Аркан поднял автомат одного из убитых и не спеша обошел трупы моджахедов, убеждаясь, что "духи" действительно мертвы. Оружие басмачей он сложил в одну кучу. Потом он вернулся к месту своего последнего укрытия за оставленным там автоматом и только после этого снова подошел к привязанному офицеру.
– Развяжешь ты меня наконец или нет? – злобно бросил пограничник, сверкнув глазами.
– Ваше воинское звание, имя, фамилия и должность? – вопросом на вопрос ответил Аркан, невозмутимо выдержав яростный взгляд офицера.
– Какого черта? Ты кто такой, чтобы задавать мне эти вопросы?
– Я – старший сержант российской армии, батальон бригады специального назначения, Анатолий Арканов, замкомвзвода первой роты. Скрывать мне нечего. Со мной вам теперь все ясно?
– Ясно. Я – капитан погранвойск, российский офицер. Развяжи меня, старшой!
– Ваша фамилия и должность? – не сдвинувшись с места, повторил свой вопрос Аркан.
– Ты что, совсем рехнулся? Я приказываю вам, старший сержант, развязать меня!
– Я не слышал еще ответа на поставленный вопрос, товарищ капитан.
– Ну, ты у меня получишь...
– Вам повторить вопрос?
– Капитан Терентьев, командир заставы "Красная". Доволен теперь? Развязывай!
– Подождешь.
– Что-о?!
– Подождешь, капитан. Мы с тобой не на плацу, поэтому можешь на меня не шипеть и глазищами не ворочать, ясно? – процедил Аркан, глядя прямо в глаза офицеру. – Был бы ты на своей заставе, на своем боевом посту, тогда имел бы право отрабатывать на мне командирский голос. А сейчас ты – никто. Просто обыкновенный дезертир. Сволочь, которая бросила своих ребят в бою и сбежала на встречу с врагом.
– Ты шел за мной?
– Шел.
– Тогда ты должен был видеть собственными глазами, что в бою я своих ребят не бросил. Когда "вертушки" по позициям на вершине отработали, когда от "духов" осталась только пыль – вот тогда я и ушел. Ты же сам все это видел, старшой, так чего ты здесь трындишь, а?
– Я хочу разобраться во всем.
– Кто ты такой, солдат, чтобы разбираться с офицером? – капитан рванулся, но тут же обмяк на веревках, глухо застонав, – "духи" затянули узлы на славу. – Ты много на себя берешь, парень. Так и до трибунала доиграться можно. Развязывай меня поскорее и пошли на заставу – там и разберемся, кто я такой, кто ты такой и какого черта ты один в приграничной зоне бродишь.
– Я из того взвода спецназа, что шел на помощь твоей "Красной".
– К нам два взвода шли.
– Я из того, который был ночью вырезан.
Аркан заметил, как сразу покраснел и осекся на полуслове капитан Терентьев, как затравленно блеснули из-под бровей его глаза.
"Ага, кажется, я прав! – сделал вывод Аркан. – Он что-то знает. Похоже, мой марш-бросок за этой скотиной был не напрасным".
Не подавая вида, что заметил испуг капитана, Аркан еще раз обошел трупы моджахедов, обыскивая их заплечные мешки. Обнаружив в одном из них фляжку с водой и лепешку, он вернулся к привязанному к дереву капитану и устроился на земле в двух метрах от своего пленника.
Как ни хотелось парню побыстрее опустошить фляжку, заполнить горло вожделенной влагой, но теперь он не спешил. Он хорошо понимал, что его спокойствие и невозмутимость будут воздействовать сейчас на капитана сильнее любых угроз и избиений.
Аркан не торопясь откусил кусок пресной, но довольно свежей лепешки и отхлебнул из фляжки, с наслаждением чувствуя, насколько приятно жевать.
Да-да, просто жевать! Ему казалось, что сами его зубы теперь испытывают наслаждение от работы.
С каждым глотком у Аркана не только прибавлялось сил, но и улучшалось настроение. А пленник его явно нервничал, беспокойно поглядывая на сержанта и временами судорожно подергиваясь, будто пытаясь освободиться.
Аркан никак не реагировал на его движения, и тогда капитан бросил свои бесплодные попытки как-то справиться с веревками и жалобно взмолился:
– Слышь, земляк! Ну развяжи меня! А то сейчас "духи" вернутся. Ты-то сможешь еще смыться, а мне кранты на все сто обеспечены.
– А о тебе кто-нибудь пожалеет?
– Твою мать!.. Развяжи!
– Я есть хочу.
– Я тоже, между прочим!
– Не сдохнешь.
– Дай хоть попить.
– За что тебя мочили?
– Что мне, вот так, стоя и привязанным с тобой разговаривать? История слишком долгая...
– Я не спешу.
– Кто ты такой, в конце концов? Откуда ты взялся на мою голову? – у пленника совсем сдали нервы, и он, уронив голову на грудь, зарыдал, истерично всхлипывая:
– Ну чего ты меня мучаешь? Чего тебе от меня надо?
Аркан, не меняя позы, дожевал последний кусочек и, сделав еще глоток, встал и подошел к капитану:
– На, хлебни разок!
Аркан поднес к разбитым губам офицера горлышко фляжки и влил несколько глотков живительной влаги ему в рот. Он подождал, пока капитан судорожно глотнет раз-другой, и забрал фляжку, плотно закрутив пробку.
– Спасибо! – немного успокоившись, поблагодарил его пограничник.
– Ну что, капитан, говорить будем?
– Да.
– Вот и ладненько...
– А может, развяжешь?
– Слушай, ты! – теперь уже вышел из себя и Аркан. Не в силах больше оставаться невозмутимым и делать вид, будто ровным счетом ничего не произошло, он подскочил к капитану и двинул его кулаком в бок, под ребра, от чего привязанный к дереву бедняга застонал и скрючился – ровно настолько, насколько позволяла веревка.
– Я тебя за все, что уже про тебя знаю, могу на куски порезать. Могу связать и отконвоировать в прокуратуру. Могу расстрелять, как шакала подлого, – злобно прошипел Аркан. – Но я стою здесь перед тобой, теряю время и занимаюсь херней, уговаривая тебя раскрыть твой драгоценный ротик!..
Аркан готов был поклясться, что капитан почувствовал угрозу, – в его глазах теперь был настоящий животный ужас. Наверное, пленник осознал, что смерть в облике этого "своего" старшего сержанта гораздо реальнее, гораздо неотвратимее и беспощаднее, чем смерть в лице бродящих где-то в горах таджиков.
– По-моему, ты меня понял, – утвердительно кивнул Аркан. – И теперь не будешь кривить морду и ставить мне условия. Я хочу выслушать тебя, и от искренности твоего рассказа зависит, останешься ли ты жить или сдохнешь прямо здесь и прямо сейчас.
Аркан не шутил и не бравировал, но внезапный вопрос капитана поставил его в тупик:
– А ты уверен, что имеешь право судить меня? По-человечески?
Сержант смутился лишь на секунду. Это, собственно, даже и не было смущением – так, мимолетное замешательство, мгновенная пауза:
– Из всего взвода остался я один. Понимаешь, один! Сколько ребят полегло в мясорубке около заставы – еще, наверное, и не подсчитано точно...
Аркан с минуту помолчал.
– Так вот, считай, капитан, что они с нами здесь. Они передали мне полномочия разобраться, что происходит, какие разборки идут в этих горах. И они мне доверяют – по крайней мере, пока были живы, верили.
Некоторое время сержант и капитан молча смотрели в глаза друг другу, будто каждый пытался проникнуть другому в душу.
Первым не выдержал капитан. Опустив глаза, он чуть слышно произнес:
– Ладно, я тебе все скажу. Все, что сам знаю. Только дай мне еще глоток воды...
* * *
– Кто такой этот черный "дух" и чего он от тебя хотел? – напоив капитана, спросил Аркан.
Он уселся в двух шагах от своего пленника и приготовился слушать.
– Ты правильно его назвал – "черный". Он другого цвета и не признает... не признавал, – поправился пограничник, быстро взглянув в сторону убитого моджахеда. – У него даже кличка была Карай-хан.
– Черный хозяин? – Аркан удивленно пожал плечами. Он, конечно же, слышал об этом человеке – его банда была одной из самых мощных и в то же время самой неуловимой в этом краю. Сержант недоверчиво покосился на капитана:
– Ты хочешь сказать, что я только что Карай-хана завалил?
– Его.
– Ничего себе! А где же его люди? У него же банда – несколько сот человек...
– Вокруг "Красной". Это он со своими людьми нашу заставу обложил.
– Да, дела... А ты, значит, к нему на свиданку поспешил?
– Ты выслушай сначала, и все поймешь.
– Ладно, – набрался терпения Аркан, – я тебя внимательно слушаю.
– Карай-хан – личность неординарная...
– Был личностью неординарной, – поправил капитана Аркан. Ему было приятно сознавать, что ведь именно он ликвидировал, да еще в одиночку, одного из самых грозных "духов" Бадахшана!
– Ну да, конечно... В общем, он всегда старался действовать в одиночку. До последнего момента никто не мог сказать, есть ли над ним еще кто-нибудь, кроме Аллаха. У него всегда было достаточно сил и средств, чтобы работать самостоятельно и только в собственных интересах.
– А разве он не подчинялся Масуду?
– В том-то и дело, что никогда он никому не подчинялся! Да, у него и у Масуда иногда могли совпадать цели, они иногда могли действовать по схожему сценарию, но эти эпизоды были чистым совпадением, а не заранее спланированными акциями.
– Ну-ну...
– Но в последние приблизительно полгода произошли кое-какие перемены. Интересы Масуда и Карай-хана пересеклись вдруг самым непосредственным образом – на наркотиках. Ты же здесь не новичок, слышал, наверное, сколько стоит здесь наркота?
– Слышал... – неопределенно протянул Аркан. – Хотя я, вообще-то, этим делом не увлекался.
– Ясно. Тогда слушай. Здесь, в горах, килограмм опия-сырца стоит всего-навсего сто баксов. Единственное условие, которое выдвигают продавцы, – чтобы купюра была образца 1990 года. У них на этих купюрах бзик – доллар не доллар, если другого года выпуска... Но это цена здесь, в горах. Уже в нескольких сотнях километров отсюда цена возрастает многократно. В Оше например...
– Это в Киргизии который?
– Да, там самый большой базар во всей Ферганской долине... Так вот, в этом Оше или, к примеру, в самом Душанбе килограмм того же самого опия-сырца стоит уже десять тысяч долларов! Представляешь, какой навар получается у того, кто доставляет туда товар?
– Девятьсот процентов чистой прибыли только на транспортировке? Разве такое бывает?
– Бывает!
Капитан говорил так увлеченно, с таким азартом, что Аркан голову мог дать на отсечение – его руки не раз приятно согревали те самые "наркобаксы".
Сержант слушал очень внимательно, не перебивая.
Ему казалось, что он понял теперь связь между "Красной", найденными наркотиками и гибелью своего взвода, но он еще не знал, кем и как приводился в действие весь этот страшный механизм.
– И что дальше?
– А как ты сам понимаешь, цена московская или тюменская – российская, одним словом, – ни в какое сравнение не идет с ценой в Душанбе или Оше. До поры до времени Масуд удовлетворялся тем, что обеспечивал через своих людей транзит травки с гор в долину и получал свои девятьсот процентов. Между прочим, таким же бизнесом занимался и Карай-хан. Они тут все предприниматели, "за идею" мало кто воюет...
– Это понятно.
– А рынок столь необъятен, что даже одиночки умудряются заниматься транспортировкой, и на них никто особо не наезжает. Короче, получали они каждый свою прибыль, но, сам понимаешь, аппетит всегда приходит во время еды – когда что-то зарабатываешь, хочется всегда большего. Я уж не знаю, кто надоумил Масуда и кто ему помог (со мной такими вещами не делились), но однажды великому исламскому борцу пришла в голову замечательная мысль – он решил интенсифицировать доходы.
– То есть?
– То есть поставлять не опий-сырец, а переработанный, готовый к употреблению порошок. Морфин например. Героин сложнее изготавливать, хоть он и более сильный, и более дорогой. А вот морфин – самое то. Как раз для российского рынка. Как раз то, чего не хватает в Москве, в Питере, в Тюмени, да и по всей матушке-России...
Капитан помолчал, облизал пересохшие губы и произнес:
– Может, развяжешь меня все-таки?
– Ты еще не закончил.
– Тогда дай хоть попить еще.
– Сейчас.
Аркан поднялся и влил в рот пограничника остатки воды из фляжки. Затем он сходил к мешкам "духов" и вернулся с еще одной фляжкой воды, из которой напился и сам.
– Ну а ты со всей этой системой каким образом связан? И при чем тут Карай-хан?
– Ты слушай. Короче, не знаю где, но где-то "за речкой" у Масуда построен заводик по производству порошка. Рассчитал он все четко – прибыли при транспортировке и продаже уже не сырца, а морфина возросли неимоверно. Но дальше – больше: решил он, что самым оптимальным вариантом стала бы доставка наркотиков в центр России, в Москву. Расчет точный – если весь Запад давно поделен и туда соваться особенно нечего, то наш рынок дай Бог хоть когда-нибудь охватить.
– Это уж точно, – кивнул Аркан. – А долбаков, желающих поймать кайф, в России предостаточно – клиентура всегда найдется.
– Это точно... В общем, как я понял, Масуд нашел способ транспортировки наркоты в Москву. Точнее, даже не транспортировки, потому как об этом, как он решил, голова должна болеть у других. Он нашел способ продажи порошка прямо здесь за такую цену, которой и в Оше не выручишь.
– Что ты имеешь в виду?
– Он продавал порошок нам, российским военным...
– Туфта, – перебил капитана Аркан. – Сколько здесь наших-то? Раз, два, и обчелся. А в Россию даже вы, офицеры, в лучшем случае раз в год вырываетесь. И то в основном на гражданских самолетах – со всеми таможенными досмотрами. Я же знаю эту систему...
– Много ты знаешь! – пренебрежительно бросил пограничник. – Наивный ты. Продавал он партии не по сто граммов и не по килограмму – по десять – пятнадцать килограммов сразу. И цены на порошок у него ого-го какие были установлены! По сто и больше тысяч долларов за небольшой рюкзачок – я сам эти деньги в руках не раз держал.
– Ты?!
– Я! Именно я!
Капитан произнес это чуть ли не с гордостью, и Аркан почувствовал вдруг, что ему нестерпимо хочется выбить подонку в форме челюсть. Чтобы как-то сдержаться, сержант отвернулся, стараясь относиться к своему пленнику всего лишь как к информатору, а не как к предателю, из-за которого, как он теперь подозревал, и погибло столько народа.
– А ты здесь при чем? – справившись с волнением, спросил он офицера.
– Наркотики транспортировались из Душанбе, из штаба наших войск. Я думаю, с помощью военной авиации – наши борта досматривать никто не имеет права.
– Откуда ты все это знаешь? Ты видел это своими глазами? Тебе кто-то рассказывал?
– В нашем деле видеть и слышать лишнее, а тем более болтать лишнее – себе дороже.
– Но мне-то ты рассказываешь, – подколол пограничника Аркан, но тот даже не поморщился:
– Ты мне не оставил иного выбора. Это во-первых. А во-вторых...
Капитан вдруг замялся на мгновение, и Аркан быстро взглянул ему в глаза – ему показалось, будто голос пограничника как-то странно дрогнул.
– Что "во-вторых"?
– А во-вторых то, что заманало меня все это! В печенках уже сидит! – прохрипел офицер и грязно выругался. – Я не притырок, хорошо все понимаю, да и не такая уж сволочь, как можно подумать... Точнее, сволочь я самая настоящая... Но не хотел я в это влезать, понимаешь? Сам себя ненавижу за все то, что натворил здесь!
– Что ты натворил? – Аркан спокойно выдержал его истерику, лишь голос его напрягся и стал еще более жестким и решительным. – Что натворил? Говори!
– Масуд связался с Карай-ханом...
– Ты, ты что натворил? На кой хер мне твой Масуд?
– Послушай, ты не перебивай, если уж решил тоже влезть во всю эту историю. Хотя честно тебе скажу – не жилец ты с такими знаниями.
– А ты за меня, землячок, не беспокойся. Я уж сам разберусь, жилец я на этом свете или нет. Смотри, – Аркан, не сводя глаз с капитана, кивнул в сторону трупов, – Карай-хан – вот он уже не жилец. А я живой.
– Карай-хан – сущая фигня, сладкий сон по сравнению с тем, что ожидает тебя на Большой земле, если ты выберешься отсюда живым.
– А я тебе говорю – не пугай меня, ясно? Пуганый уже! – Аркан скрипнул зубами и сжал кулаки.
– Дурак ты, а не пуганый. Ты даже не понимаешь, о чем я говорю.
Пограничник сказал это так спокойно и обреченно, что парень вдруг понял: капитан его действительно не пугает – предостерегает. Предостерегает от чего-то действительно страшного.
Да, наверное, капитан был прав. Да, наверное, там, где фигурируют такие деньги, жизнь человека стоит сущие копейки. Да, наверное, своя мафия – или как назвать ту систему, которая распространяет наркотики там, в мирных российских городах? – будет пострашнее и пожестче этих вот "духов" – врагов понятных, врагов очевидных.
Но ведь Аркан не собирался разбираться в деятельности каких-то криминальных структур! Он просто хотел знать, почему погибли его ребята. Он хотел понять, как связаны между собой блокада "Красной", бегство ее командира и один из самых сильных полевых командиров Бадахшана.
Знания стоят дорого? Наверное, это правда. Но ведь не может же он оставить все так, как есть, – вернуться в часть, доложить об увиденном и надеяться, что до всего докопаются военная прокуратура или "федералы"! А ведь разгадка так близка – еще чуть-чуть...
– Ладно, говори.
– Да я уж все рассказал, что сам знаю или о чем догадываюсь. Карай-хан – настоящий хозяин этих гор...
– Был хозяином, – упрямо поправил капитана Аркан, и пограничник тоже поправился:
– Был хозяином. Допустим. Карай-хан был нужен Масуду для гарантированной передачи порошка в наши руки. Он принял Карая в систему, а тот с радостью согласился – проценты теперь шли и ему. Эта система ни разу не давала сбоев.
– Как все происходило?
– Приходил их караван, оставлял для нас наркотики в пещере и тут же уходил. Потом приходил я, вместо наркотиков клал в пещере деньги и тоже уходил. "Духам" оставалось только забрать деньги, и все!
– А куда ты девал морфин?
– Отдавал одному человеку из штаба.
– Какому?
– Ты уверен, что хочешь знать его фамилию? Ты пойми...
– Я задал вопрос. Я не интересуюсь твоим мнением. Мне нужна фамилия.
– Чудак ты! Мне, еще раз повторю, терять нечего. Фамилию я назову – полковник Игнатенко.
– Начштаба?
– Он самый.
– Дела!
– Слушай, ты, как я посмотрю, хороший парень...
– Мне твои комплименты до задницы.
– Дурак ты! Мой тебе совет – не лезь в это дело. Тебе рога мигом обломают...
– Советчик!
– Ты пойми: самое простое решение – бежать отсюда! Ты просто не вернулся с боевой операции, и никто ничего никогда не докажет. Знаешь, что напишет тот же Игнатенко твоей матери? "Ваш сын трагически погиб смертью храбрых и захоронен в районе заставы "Красная"... А может, еще подлее: "Ваш сын во время выполнения боевого задания пропал без вести. Если он появится по месту проживания, настоятельно рекомендуем вам обратиться в ваш районный военный комиссариат для выяснения всех обстоятельств..." Понял, о чем я?
– Я понял. Не волнуйся.
Аркан чувствовал, что в словах капитана правды более чем достаточно, но он не хотел сейчас об этом задумываться. Как ему поступить в дальнейшем, он подумать успеет – путь к своим будет долгим и непростым. А сейчас нужно было просто узнать как можно больше. Знания несли угрозу, но знания же могли и спасти его.
И он продолжил допрос:
– Как Игнатенко транспортировал наркотики в Москву?
– Он мне не докладывал.
– Но ты сказал, что самолетами?
– Я могу только догадываться. Из Душанбе на Чкаловск, подмосковный аэродром, каждую неделю, а то и чаще, транспортник летает... Чего уж проще – начальнику штаба сунуть на борт мешочек, который должны встретить на Родине! Может, персики для родни, может, сухофрукты...
– Ты точно не знаешь?
– Я предполагаю.
– Хорошо. Теперь о последних событиях. И тоже все, что знаешь. Как на духу.
– Пошел ты! Без тебя тошно... – вдруг равнодушно послал его капитан.
– Ну ты!
– Я, старшой, не для тебя сейчас все это рассказываю, а для себя. Пойми! Мне самому нужно просто выговориться хоть кому-нибудь, проанализировать, что я натворил за последнее время, ясно?
– Я стараюсь тебя понять. Я стараюсь вообще понять то, что происходит в этих проклятых горах.
– Слушай, земляк, – вдруг оживился капитан, как будто что-то вспомнив. – Залезь-ка ко мне во внутренний карман кителя. Здесь вот, справа... Есть что-нибудь?
– Фляжка?
– Она! Вытаскивай!
– Пить хочешь – так бы и сказал...
– Какое там пить! Это водка. Дай пару глотков.
– Чего ж ты раньше молчал?! – Аркан почувствовал, что и ему, всегда совершенно спокойно относившемуся к горячительным напиткам, исключая разве что пиво, нестерпимо хочется хлебнуть чего-нибудь покрепче. Наверное, нервы у него за последние дни изрядно развинтились.
Он нетерпеливо отвинтил крышечку красивой плоской фляжки из нержавейки и сделал три больших глотка, затем поднес посудину к губам капитана, жадно следившего за каждым его глотком.
– Хорошо!
– Класс!
– Чего раньше не сказал про водку?
– "Духи", суки, совсем из головы выбили...
– Сейчас бы закусить еще толком – сальцем, огурчиком, помидорчиком!
– Не трави душу, старшой! Давай еще по единой, как один поп говорил...
– Но только по единой – ты закончишь рассказывать, потом и допьем.
– Хорошо. Давай, не томи!..
Водка, попав в пустой желудок, подействовала мгновенно. Впрочем, усилить ее действие мог и разреженный чистый горный воздух. Почти сразу же теплая волна разлилась от живота по всему телу, а в голове приятно зашумело. На душе стало легче, а проблемы, с которыми Аркан здесь столкнулся, казались теперь не столь уж страшными и сложными.
Мужчины заметно повеселели и оживились.
– Ну так за что Карай-хан обложил твою заставу?
– Не знаю почему, но Игнатенко не передал деньги, которыми нужно было рассчитаться за последнюю партию наркотиков. Карай-хан доставил порошок вовремя, положил в пещеру и стал ожидать денег. Игнатенко приказал порошок взять и договориться как-нибудь с Карай-ханом о том, чтобы тот подождал оплаты всего несколько дней...
– Погоди. Что значит – "договориться с Карай-ханом"? Ты что, мог связаться с моджахедами в любой момент?
– Да. "Уоки-токи" – радиостанция малого радиуса действия. А Карай-хан и сам насобачился слегка по-русски понимать, и переводчика имел. Ты, впрочем, его сам видел, – капитан кивнул на труп. – Он где-то у нас в Союзе учился, мать его!..
– Ладно, что дальше?
– Карай ждать не захотел. Сказал, что так дела не делаются. Предупредил, что собирается уходить, поэтому велел за три дня или деньги доставить на условленное место, или наркотики вернуть. И без вариантов.
– А почему Игнатенко не заплатил?
– Не представляю. Может, его самого подставили москвичи?.. Хотя...