– Проклятый сопляк, – процедил Канаш, машинально комкая газету в каменном кулаке. – Да, конечно… Это довольно сложно, но в принципе… Он просто влез в редакционный компьютер и заменил один материал другим уже после того, как номер был подписан в печать, или сверстан, или как это у них называется.., в общем, непосредственно перед тем, как его начали печатать. А кто-то, кого за это дело нужно выгнать взашей, ничего не заметил… Вы думаете, будет резонанс?

– Откуда я знаю, что будет и чего не будет? – рыкнул Рогозин. – Ну, что там еще?! – злобно выкрикнул он, заставив побледнеть появившуюся в дверях секретаршу. – Сколько можно просить: не суйтесь ко мне, когда я занят!

– Юрий Валерьевич, – пролепетала секретарша, – простите, ради бога, но… Тут что-то непонятное. Пришел человек из мэрии. Он говорит, что нам откажут в аренде помещения…

– Какого помещения? – опешил Рогозин.

– Этого, – сказала секретарша, для наглядности обводя вокруг себя трясущейся ладонью. – Они говорят, что мы задолжали арендную плату за полтора года…

– Они что, с ума там все посходили? – возмутился Рогозин. – Я лично подписывал чек неделю назад…

– Вот именно, – негромко вставил Канаш, – Чек.

– Что? – Рогозин повернул к нему удивленное злое лицо и наткнулся на твердый и многозначительный взгляд Канаша. – Ах, ну да, конечно… Послушай, Валентин Валерьянович, но так же невозможно работать! Инга, милая, извините, что я на вас накричал. Нервы, черт бы их побрал. А этого, из мэрии, попросите подождать. Совсем недолго, минут десять, не больше. Это недоразумение, и мы его уладим в два счета. Обыкновенный компьютерный сбой.

– Хорошо, – сказала Инга. – Да, Юрий Валерьевич, и с моим компьютером творится что-то неладное… На экране все время появляется надпись…

– Какая надпись? – устало спросил Рогозин. Секретарша вдруг замялась.

– Я даже не знаю… Может быть, не стоит…

– Ну, ну, – успокоил ее Канаш. – Ведь это не вы ее запрограммировали, так чего вам стесняться?

– Там.., там написано… Там написано. “Берегись, твой шеф – сексуальный маньяк”.

– И вы из-за этого расстроились? – неожиданно веселым тоном спросил Канаш, послав предостерегающий взгляд Рогозину, у которого нехорошо побелело лицо и начали по-бычьи раздуваться ноздри – Вот если бы там было написано, что он импотент, это действительно был бы повод для огорчения. А так… Просто какой-то сопляк научился пользоваться электронной почтой и развлекается, как умеет. Не волнуйтесь, мы его найдем и накажем. Это, знаете ли, моя работа, так что все будет в порядке.

Когда слегка успокоенная секретарша ушла, Рогозин тяжело вздохнул.

– Знал бы ты, как я ей завидую, – признался он, кивая на дверь, за которой только что скрылась Инга. – Она верит, что ты действительно поймаешь его и накажешь.

– Поймаю, – уверенно сказал Канаш. – Куда он денется?

…Несмотря на протесты водителя, Рогозин сел за руль “бьюика” сам. Правда, избавиться от охраны ему все равно не удалось, да он и не особенно к этому стремился: где-то все еще кружил, скаля железные зубы, хромой беспалый волк, тем более опасный, что к его звериной жестокости теперь присоединилась почти неограниченная власть над миром думающих машин, которой обладал беглый программист, брат этой крашеной сучки Свешниковой.

"Знать бы про него раньше, – думал Рогозин, выводя машину на загородное шоссе. – Его можно было бы либо убрать подальше от “Эры”, либо приручить, обласкать, купить с потрохами и сделать своим верным союзником. Так, пожалуй, было бы даже лучше, парень-то, судя по всему, талантливый.

Но чего он добивается этими своими выходками? Неужели он так ничтожен, что пытается свести счеты при помощи мелкого хулиганства? Если так, на здоровье. Рано или поздно это ему надоест, и он утихомирится, раз и навсегда поняв, что караван будет идти, сколько бы ни лаяла собака. Но в это верится с трудом, тем более, что рядом с ним Баландин. Баландин, который фактически без вины отсидел долгих одиннадцать лет и который вряд ли удовлетворит свою жажду мести мелкими пакостями”.

Рогозин поморщился, включил указатель правого поворота и свернул к обочине, плавно гася скорость. На заднем сиденье горестно вздохнул получивший временную отставку водитель: мол, я же говорил… Чертов мент с полосатым жезлом даже не подумал посторониться, когда огромный лимузин почти бесшумно проплыл в паре сантиметров от его перепоясанного белой портупеей брюха. Из окошка стоявших на обочине милицейских “жигулей” торчало тупое рыло ручного радара. Ну конечно, подумал Рогозин. Пост – вот он, на знаке сорок, а я выжимал все сто, а то и сто двадцать…

В боковое зеркало он видел, как подъехал и остановился в паре метров позади джип с охраной. Тонированные стекла внедорожника синхронно скользнули в пазы. Правильно, подумал Рогозин. Менты ментами, скорость скоростью, а осторожность не помешает. Мало ли, из чьих рук кормится вот этот инспектор?

– Старший прапорщик Головкин, – представился инспектор. – Попрошу документы.

Рогозин молча протянул документы в открытое окно, Просто чудо что за денек, подумал он в сотый раз. Пришла беда – открывай ворота.

Инспектор вертел его права так и этак, как будто видел подобный документ впервые в жизни. Рогозин сидел с каменным лицом, барабаня пальцами по рулю. Он вдруг разозлился. “Вот хрен тебе, сволочь пузатая, – решил Юрий Валерьевич. – Скорость я превысил? Ладно. Получишь штраф и ни копейки сверху. И квитанцию напишешь, как миленький. Разбаловали вас, дармоедов…"

Старший прапорщик вздохнул и зачем-то принялся листать растрепанный блокнот, который вынул почему-то не из планшета, а прямо из кармана форменных брюк. Он утомительно долго искал в нем какую-то запись, водя по строчкам толстым пальцем, наконец нашел, недоумевающе хрюкнул, снова посмотрел на права и сразу же – на Юрия Валерьевича, будто сомневался в подлинности фотографии.

– Ну, – не выдержал Рогозин, – в чем дело, прапорщик? Я спешу.

– Придется пройти, – непреклонно ответил инспектор. – Для выяснения.

– Что вы намерены выяснять? – надменно осведомился Рогозин, не трогаясь с места.

– Вашу личность, – ответил инспектор.

– А что тут выяснять? У вас в руках мои права и документы на машину. Если хотите, могу предъявить паспорт, хотя я сомневаюсь, что вы имеете право этого требовать.

– Все равно придется пройти, – с ослиным упрямством повторил чертов мент.

Он двинул плечом, и тупорылый милицейский автомат, до этого болтавшийся у него за спиной, как-то вдруг перекочевал к нему под локоть, нацелившись своим похожим на воронку раструбом не то чтобы прямо Рогозину в лицо, но и не совсем мимо.

Юрий Валерьевич услышал, как на заднем сиденье тревожно шевельнулся водитель, и глянул в боковое зеркало. Все четыре дверцы стоявшего поодаль джипа разом открылись, и четыре ноги одновременно коснулись пыльного асфальта, как будто “ниссан” вдруг превратился в невиданного паука. Эге, подумал Рогозин. Вот это уже лишнее…

– Послушайте, прапорщик, – сказал он, открывая дверцу. – Если вы настаиваете на том, чтобы я куда-то с вами пошел, я согласен, но при одном условии.., нет, даже при двух: во-первых, уберите автомат, а во-вторых, объясните, в чем дело. Я управляю крупной фирмой, а вон те люди в джипе – моя охрана. Поймите, у меня в мыслях нет вам угрожать, но ведь на вас не написано, настоящий вы инспектор или липовый. Как бы чего не вышло, знаете ли…

– Да, командир, – сказал с заднего сиденья водитель Рогозина. – Что-то ты темнишь, а у нас работа знаешь, какая нервная?

Прапорщик вдруг стал пятиться от машины, медленно поднимая автомат. Бред собачий, подумал Рогозин, глядя в черный раструб, обведенный блестящим кружком дульного среза. И, главное, ни с того ни с сего…

– Всем стоять! – надсаживаясь, закричал прапорщик и вскинул автомат. – Уберите оружие! Отгоните джип к чертовой матери!

– Опустите автомат, прапорщик, я иду с вами! – заорал в ответ Рогозин.

Прапорщик недоверчиво посмотрел на него, но увидев, что джип с охраной задним ходом пятится вдоль обочины, щелкнул предохранителем.

– Это другое дело, – сказал он с видимым облегчением. – Ну и правильно. Зачем усугублять?

Рогозин плюнул и двинулся за ним к стоявшей неподалеку застекленной будке поста.

Здесь его подстерегал очередной сюрприз, в который трудно было поверить. Он даже не сразу понял, о чем толкуют старший прапорщик и молодой лейтенант, обнаружившийся в будке. Когда до него наконец-то дошел смысл сказанного, он расхохотался и хохотал не меньше двух минут, заставив инспекторов сомневаться в своей вменяемости.

Оказалось, что эти долдоны два часа назад получили ориентировку, в которой говорилось, что принадлежавший Рогозину “бьюик” угнан, а сам Рогозин погиб от руки угонщиков, так что его машина и документы, скорее всего, используются преступниками. В ориентировке было сказано, что человек, завладевший документами убитого Рогозина, вооружен и очень опасен.

"Ты покойник”, – вспомнилась Рогозину дурацкая надпись, каждые двадцать минут появлявшаяся на мониторе его компьютера. Теперь она уже не казалась ему такой идиотской. Он был уверен, что, вернувшись домой, обнаружит там каких-нибудь наследников, явившихся, чтобы вступить во владение его имуществом, – например, троюродного брата, который жил в Омске и был хроническим алкоголиком. Звали брата, кажется, Толиком, но Рогозин не был в этом уверен.

После полуторачасовой беседы с представителями закона он начал сомневаться даже в том, что он – это он, а не таинственный преступник, завладевший его документами. Отпустили его только к вечеру, и к этому времени он был выжат, как лимон, трясся мелкой дрожью и мечтал только об одном: задушить кого-нибудь голыми руками. Лучше всего Чека, но на худой конец сошел бы и Канаш.

Добравшись, наконец, до своей дачи, он первым делом хлопнул стакан водки и сразу же позвонил Канашу.

– Валик, – сказал он, – с этим пора кончать.

– Да, – ответил Канаш, – я с вами абсолютно согласен.

"Волга” была знакомая – та самая, на которой Илларион и Мещеряков ездили к Чеку. Мещеряков с неохотой отдал Иллариону ключи, зная, что в экстремальных ситуациях Забродов думает о сохранности машины в последнюю очередь. Для него автомобиль был не только средством передвижения, но и вообще универсальным подручным средством, которое бывший капитан спецназа использовал без тени жалости и с большой фантазией, свойственной ему во всех случаях жизни. Судя по безмятежному виду Забродова, сейчас наступал как раз такой момент, и полковник Мещеряков на секунду задержал ключи от оперативной “волги” в своей ладони.

– Ладно, ладно, – проворчал Забродов, видя его нерешительность, и ловко выдернул ключи у Андрея из пальцев. – Небось, не жену отдаешь.

– И даже не ее машину, – язвительно добавил полковник, намекая на те несколько случаев, когда Забродов брал напрокат “жигули” госпожи полковницы, всякий раз возвращая груду металлолома. – Нет, скажи, ты правда заявил этому Канашу, что всегда держишь слово?

– Старый козел, – не слишком изящно уклонился от ответа Забродов и уселся за руль, Мещеряков открыл рот, чтобы ответить, снова закрыл его и двинулся к поджидавшему его служебному автомобилю. Забродов, как всегда, провоцировал ссору, чтобы отвлечь внимание приятеля от того факта, что вызывает огонь на себя. За долгие годы знакомства полковник успел привыкнуть к этой его манере, но все равно всякий раз попадался на удочку, поневоле испытывая к уходящему на дело Забродову не пиетет, которого тот, несомненно, заслуживал, а глухое раздражение. Впрочем, подумал полковник, это раздражение тоже не назовешь беспочвенным: Илларион способен довести до белого каления кого угодно.

Открыв дверцу своей машины, Мещеряков обернулся, но Илларион уже успел запустить двигатель. Полковник увидел только пыльный багажник старенькой “волги”, мелькнувший у поворота и сразу же скрывшийся за углом.

"Когда-нибудь он вот так уедет, и больше его никто не увидит”, – подумал Андрей. Эта мысль тоже была привычной, но в этот раз она кольнула его с неожиданной силой. Забродов держался отлично, но он не молодел, а старел, а теория вероятности в данном случае работала против него. “Невозможно без конца выходить сухим из воды. Ясно даже и ежу”, – как любит иногда говорить все тот же Забродов…

Накануне вечером они снова собрались втроем – два полковника и один бывший капитан, – чтобы выпить и поговорить. Собрались, конечно же, у Забродова, поскольку из них троих он один был холостым. Вечерок получился еще тот, потому что Сорокин притащил с собой свежий номер одной из рогозинских газет и устроил читку вслух.

Когда Сорокин дочитал до конца, Илларион изумленно покрутил головой, шибко поскреб в затылке и коротко хохотнул.

– Ну, парень, – сказал он, – ну, молодец! Люблю людей с фантазией.

– Не знаю, – откликнулся Сорокин. – По-моему, он просто дурак. Неизвестно, чего он хотел, проталкивая этот материален в газету, зато знаю, чего добился.

– И чего он, по-твоему, добился? – поинтересовался Мещеряков.

– Теперь ясно, кто был его приятель, вместе с которым он напал на Аверкина. Если они теперь работают вдвоем, Рогозину не позавидуешь. Если бы я мог, я сгреб бы эту банду и посадил в каталажку…

– Но ты, естественно, не можешь, – подхватил Илларион. – Чека и Баландина ты не можешь найти, а Рогозина и Канаша не можешь посадить, потому что у тебя нет доказательств, а у них деньги и связи. Обычная история. Хочешь совет? Пойди и застрели их к чертовой матери.

– Спасибо, – скривился Сорокин. – А дальше?

– А дальше придешь к Андрею, – Илларион кивнул в сторону Мещерякова, – и он по знакомству вынесет тебе со склада какой-нибудь пулемет покрупнее калибром. Обвяжешься лентами, обвешаешься гранатами и пойдешь вершить правосудие. Бомжи и вообще всякие люмпены объявят тебя вождем и будут ходить за тобой с авоськами, подбирая разные материальные блага, которые будут выпадать из тех, кого ты пристрелишь. Лафа! Какая-нибудь экзальтированная учительница с левыми взглядами пошьет для твоей армии знамя из простыни, а Зураб Церетели поставит тебе памятник на Красной площади.

– Да, – сказал Сорокин, задумчиво складывая газету и заглаживая ногтями сгибы, – это заманчиво. Не смейся, не смейся. Знаешь, как хочется иногда поступить именно так!

– Знаю, – сказал Илларион, – но не советую. Поверь, это ничуть не интереснее, чем блюсти законность законными методами или, скажем, класть кирпичи на стройке. Такая же рутина и такое же непонимание: а зачем, собственно, я это делаю?

– Ну как это – зачем? – Сорокин пожал плечами. – Все-таки поменьше мрази останется на свете…

– Истребить всю сволочь невозможно, – сказал Илларион, – как невозможно вырезать раковую опухоль. Все равно расплодится. Как тараканы.

– Значит, пусть живут? – начиная горячиться, спросил Сорокин. Это был как раз один из тех случаев, когда они с Забродовым менялись местами в споре. Мещеряков, который не участвовал в этой пикировке, подумал, что Забродов просто старый провокатор. И еще ему почему-то показалось, что Илларион затеял этот пустой спор специально, чтобы увести разговор в сторону от Чека.

– Да, – сказал Илларион. – Пусть живут, я не возражаю. Пусть живут у себя в щели под плинтусом или за обоями – какое мне дело? Пусть даже подбирают за мной крошки, но так, чтобы я не видел. А если таракан обнаглел и среди бела дня выполз на середину обеденного стола, его судьбу можно считать решенной, и виноват в этом он сам.

– Образно, – похвалил Сорокин. – Слышали бы некоторые московские дельцы, как ты их называешь, с кем сравниваешь…

– Их счастье, что не слышат, – пробормотал тогда Мещеряков.

А сейчас он садился за руль своей служебной “волги”. Водитель Миша уехал с Забродовым. Он принял это решение сам и, похоже, был даже рад приключению. “Детский сад”, – проворчал полковник, запуская двигатель.

– Детский сад, – сказал Илларион Забродов, на мгновение повернув к Мише сердитое лицо. – Точнее, институт благородных девиц. Ты что же, думаешь, что едешь сниматься в кино? Или тебе кажется, что я господь бог и могу то, чего не могут другие? Учти, у меня будет уйма дел, и я могу не успеть выручить твою драгоценную задницу. Поэтому бери и не возражай.

Личный водитель полковника Мещерякова упрямо помотал головой и оттолкнул протянутый Илларионом револьвер.

– Не возьму, – железным голосом сказал он. – Вам нужнее. Мне-то что? На колесах им меня не взять, кишка тонка, а в рукопашную я идти не собираюсь. Себе оставьте. Да и не люблю я с чужими стволами ездить. А если гаишник остановит? Что я ему втирать буду?

– Втирать? – задумчиво переспросил Забродов, небрежно бросая револьвер в открытый бардачок. – Попробуй втирать мазь от геморроя…

Он плавно затормозил и причалил к бровке тротуара.

– Машина за углом, – сказал он, отдавая Мише ключ от “лендровера”. – Только не спеши, осмотри все хорошенько, прежде чем заводить. Может быть, мои знакомые решили пойти по пути наименьшего сопротивления. Если ты взорвешься, Мещеряков с меня голову снимет. Да и машину жалко.

– А меня? – спросил Миша.

– А ты доброволец, – ответил бессердечный Забродов. – Все, шагай. И постарайся поменьше засвечиваться.

Миша ушел. Илларион выкурил сигарету, поглядывая на часы и чутко вслушиваясь в городской шум в ожидании выстрела или взрыва. Когда сигарета догорела почти до фильтра, а никаких катаклизмов не последовало, он выбросил окурок и завел машину.

Проезжая мимо “лендровера”, припаркованного там же, где он оставил его накануне, Илларион увидел, что двигатель старого внедорожника уже работает, выплевывая из выхлопной трубы облако сизого дыма. Миша сидел за рулем с самым непринужденным видом. Когда Илларион проезжал мимо него, он даже не повернул головы.

Поворачивая за угол, Илларион увидел в боковом зеркале, что Миша включил указатель левого поворота, собираясь трогаться с места. Забродову было очень странно и непривычно видеть, как его машина, давно , ставшая как бы частью его организма, движется по улице без его участия. Ощущение, которое он при этом испытывал, было сродни мукам ревности. К тому же он поймал себя на том, что боится, как бы Миша не повредил его машину. Последнее было просто смехотворно, поскольку Мещеряков держал Мишу при себе уже много лет именно из-за его высокого водительского мастерства.

Илларион нарочно помедлил на светофоре, не обращая внимания на раздававшиеся сзади раздраженные гудки клаксонов, и тронулся с места только после того, как обшарпанный “лендровер” защитного цвета проехал мимо, вырываясь вперед. Глядя на него со стороны, Илларион подумал, что его машина смотрится в потоке городского транспорта довольно нелепо и даже неуместно.

Как и было уговорено, Миша не петлял по городу, избавляясь от гипотетического “хвоста”. Вместо этого он спокойно и уверенно, соблюдая все правила и ни на йоту не превышая установленной скорости, вырулил на Ярославское шоссе и по прямой устремился прочь из города. Илларион ехал следом, внимательно приглядываясь к попутному транспорту, хотя и понимал, что вряд ли распознает преследователей до того, как они проявят себя сами.

Старый “лендровер” катился по Ярославскому шоссе в сторону Калининграда, посылая в эфир непрерывный радиосигнал. Илларион не знал, каков радиус действия установленного на его машине радиомаяка, но полагал, что невелик – никак не больше пяти километров. Значит, те, кто следил за ним, должны были постоянно висеть у него на хвосте, если не хотели его потерять.

Он увеличил дистанцию между собой и “лендровером”, чтобы две машины не выглядели колонной. Город кончился, по сторонам дороги потянулись поля и перелески. Илларион недоверчиво покосился на вмонтированный в приборную панель радиотелефон, но тот молчал: Мещеряков не хотел мешать приятелю, хотя наверняка уже успел от волнения объесть все ногти на руках. “И чего нервничает? – с искренним недоумением подумал Забродов, вспомнив непривычно бледное лицо Мещерякова, казавшееся совсем белым на фоне черной служебной “волги”. – В первый раз, что ли? Да и дело-то пустяковое: угомонить парочку бакланов, возомнивших себя крутыми парнями…"

Он посмотрел в боковое зеркало и увидел позади себя блеск включенных фар, хорошо заметный несмотря на то, что в небе вовсю светило утреннее солнце. Фары быстро приближались – кто-то гнал во всю прыть, включенным дальним светом распугивая более медлительных попутчиков. Илларион едва заметно поморщился и принял вправо, уступая гонщику дорогу.

Мимо пронесся новенький джип. Он легко объехал Иллариона, словно тот сидел не за рулем движущегося на приличной скорости автомобиля, а на лежащем у обочины камне. Забродов покосился на спидометр и покачал головой: его собственная скорость приближалась к ста километрам в час.

Джип, летевший в крайнем левом ряду, как управляемая ракета, вдруг моргнул тормозными огнями. Красные фонари мигнули еще раз, потом загорелись на довольно длительный промежуток времени: водитель экстренно гасил скорость. Илларион напрягся и сильнее надавил на акселератор, потому что джип совершенно недвусмысленно пристраивался в хвост к его “лендроверу”.

Миша, видимо, тоже заметил этот маневр, потому что “лендровер” вдруг резко увеличил скорость и ушел в отрыв с неожиданной при его габаритах скоростью. Джип тоже ускорился, бросившись в погоню. Илларион насмешливо улыбнулся, увидев, как машина преследователей чересчур круто вильнула, обгоняя жавшийся к обочине “запорожец”: за рулем джипа, судя по всему, сидел не самый лучший водитель. Если бы Миша действительно хотел от него оторваться, он сделал бы это играючи.

Илларион вдавил педаль газа в пол кабины. Форсированный двигатель фирмы “ровер”, спрятанный под мятым капотом древней “волги”, издал бархатистый рык, и машина рванулась вперед, как выпущенная с корабля торпеда. Высокая обтекаемая корма джипа с укрепленной на двери багажного отсека запаской в хромированном чехле стала быстро приближаться. Илларион увидел, что Миша незаметно снижает скорость. Он делал это, не нажимая на тормоз, так что у водителя джипа должно было сложиться обманчивое впечатление, будто он настигает “лендровер”.

Черный джип зашел слева и начал притирать “лендровер” к обочине. Илларион изо всех сил давил на педаль, и без того вжатую в пол, как будто от этого машина могла поехать быстрее. Он видел, как стекло правой задней дверцы джипа опустилось вниз, и в открытое окно высунулся ствол автомата. Люди Канаша на сей раз действовали без затей, решив воспользоваться “Калашниковым”, чтобы результат акции не вызывал сомнений.

Когда стрелок уже был готов открыть огонь, Миша дал полный газ, и “лендровер” легко ушел вперед, оставив преследователей с носом. Илларион снова улыбнулся, представив себе, какие слова раздаются сейчас в салоне джипа.

Из открытого окна джипа снова высунулся ствол автомата, потом весь автомат, а следом появилась и рука, крепко сжимавшая “Калашников”. За рукой последовало все остальное, и через пару секунд автоматчик уже торчал из окна чуть ли не по пояс. Он поднял оружие к плечу, но выстрелить не успел, потому что Илларион, резко крутанув руль, протаранил заднее крыло джипа.

Естественно, джип был тяжелее, и настоящего удара не получилось, но хватило и того, что было. Автоматчик взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие Автомат, кувыркаясь, полетел на асфальт, и через мгновение колеса “волги” переехали его с глухим ударом. Коллеги автоматчика рывком втянули его в салон за секунду до того, как Илларион вторично протаранил задний борт джипа.

Миша продемонстрировал свой талант во всей красе, резко ударив по тормозам в тот самый миг, когда радиатор “волги” с хрустом врезался в задний бампер джипа. Раздался грохот, заскрежетал сминаемый металл, и джип застыл посреди шоссе, намертво зажатый между “лендровером” и “волгой”.

Двигатель “волги” чихнул и заглох – Илларион, хотя и ожидал такого поворота событий, не успел выключить передачу. То же самое произошло и с джипом, зато управляемый Мишей “лендровер” со скрежетом оторвался от покореженного переднего бампера преследователя, отъехал на несколько метров и снова резко затормозил Открывая дверцу “волги”, Илларион услышал хруст шестерен в коробке передач, понял, что сейчас будет, и поспешно выскочил из кабины. Того, что собирался сделать Миша, не было в разработанном ими сценарии, и Забродов дал себе страшную клятву оторвать этому ухарю голову – конечно, в том случае, если люди Канаша не оторвут ее раньше.

Дверца джипа распахнулась, и навстречу Иллариону из пахнущего натуральной кожей салона полез какой-то человек. Лица Забродов не разглядел, зато успел заметить в руке пассажира тяжелый армейский “кольт”. Черное дуло метнулось ему навстречу. Иллариону даже почудилось клубящееся внутри него бледное пламя, и в этот момент “лендровер” с разгона врезался в передний бампер джипа.

Наполовину выбравшийся из машины человек с пистолетом потерял равновесие, ударился боком о стойку кузова, оттолкнулся от нее, качнулся и налетел на кулак Забродова. Его швырнуло назад, он выронил пистолет, с глухим стуком ударился затылком о крышу кабины и мешком повалился на асфальт.

Илларион не видел, как он падает, потому что соседняя дверца тоже начала открываться. Забродов ударил по ней ногой и услышал приглушенный вопль.

Использовав капот “волги” в качестве трамплина, он запрыгнул на крышу джипа, перекатился через плечо и обеими ногами ударил в лицо человека, только что выбравшегося из машины с другой стороны. Кто-то схватил его сзади за шею. Лежа на теплой скользкой крыше джипа, Илларион забросил руки за голову, ухватил нападавшего за запястья и сделал кувырок назад, оказавшись за спиной у человека, который так неосторожно пытался его задушить, и без церемоний свалив его ударом по шее.

После этого он заглянул в салон джипа. Водитель лежал, уронив голову на руль. Лицо его было густо залито кровью, но он дышал. Илларион выпрямился и стал искать глазами Мишу, еще не зная, что собирается делать благодарить или скандалить.

В этот момент завизжали тормоза, и рядом с местом аварии остановился темно-зеленый “ягуар” – не новый, но хорошо ухоженный и любовно отполированный. Из салона горохом посыпались вооруженные люди, и на Забродова нацелились пять стволов.

Илларион согнул ноги в коленях, шаря глазами по сторонам в поисках укрытия и понимая, что спрятаться не успеет. Здесь был автомат – возможно, тот самый, что потерял один из пассажиров джипа, – и четыре автоматических пистолета. При том, что дистанция составляла жалких семь или восемь метров, шансов выжить под массированным огнем посреди шоссе практически не было, – Эй, пацаны, – раздался вдруг знакомый голос, – это не вы потеряли? Ловите!

В воздухе мелькнул какой-то темный предмет, похожий на камень или яблоко. Люди Канаша, внезапно утратив всякий интерес к Забродову, бросились врассыпную и попадали на асфальт, прикрывая головы руками. Илларион нырнул через пыльный капот “волги”, больно ударившись локтем о выступающее боковое зеркало.

На шоссе громыхнуло, из-под днища “волги” в затылок Иллариону ударила тугая волна горячего воздуха пополам с песком и мелким мусором. Забродов услышал, как несколько осколков ударилось о борт “волги”. Зазвенело стекло, зашипел выходящий из пробитого осколком колеса воздух, и над дорогой запахло тротилом.

– Вот идиот, – пробормотал Илларион, вставая и выплевывая изо рта неизвестно как попавший туда песок.

Миша оказался не только классным водителем, но и очень неплохим гранатометчиком. Брошенная им “лимонка” взорвалась точно под днищем “ягуара”, превратив дорогой и престижный английский автомобиль в груду покореженного металла, над которой поднимался густой столб жирного черного дыма, снизу подсвеченного оранжевыми языками пламени. Один из пассажиров “ягуара” с паническим воем катался по асфальту, пытаясь потушить горящую одежду. Двое его товарищей топтались рядом, пробуя помогать. Еще один, шатаясь, брел к обочине, держась здоровой рукой за окровавленное плечо, а пятый неподвижно лежал в сторонке, и пляшущие языки пламени отражались в темной луже, которая натекла из его развороченной осколком головы.

– Вот идиот, – повторил Илларион и бросился к машине.

Под радиатором “волги” темнела огромная лужа, в которую через долгие промежутки грустно падали последние капли охлаждающей жидкости. Мятый капот бессильно задрался кверху, переднее крыло напоминало лист бумаги, скомканный небрежной рукой. Илларион досадливо дернул щекой, словно наяву увидев укоризненный взгляд Мещерякова, и нырнул в салон. Он вынул из бардачка свой бельгийский револьвер и метнулся к “лендроверу”, на ходу заталкивая оружие в карман.

Миша уже сидел за рулем, держа ногу на педали сцепления, и, как только Забродов запрыгнул в кабину, с места дал полный газ. Покрышки взвизгнули, оставляя на асфальте черные следы, и “лендровер” с помятым задним бортом стремительно стартовал с места, в считанные секунды оставив поле боя далеко позади.

– Ты что делаешь, бандит? – спросил Илларион, когда немного отдышался. – Ты что вытворяешь, акула шоссейных дорог?

– Это вы про гранату? – невинным тоном поинтересовался Миша, сворачивая на ухабистый проселок.

– Это я про коробку передач, – сердито буркнул Илларион. – Думаешь, я не слышал, с каким хрустом ты включил задний ход? Кстати, а откуда у тебя граната?

– Нашел, – скромно ответил Миша.

– И где же ты ее нашел, если не секрет?

– Не секрет. У вас под капотом, товарищ капитан.

– Какая прелесть, – сказал Илларион и принялся ерзать, поудобнее устраиваясь на сиденье.

Далеко позади, в салоне брошенной посреди дороги “волги”, надрывался зуммер радиотелефона – полковник Мещеряков не выдержал и решил поинтересоваться, как обстоят дела.