Абзац почувствовал, как по спине поползли мурашки. «Умный мужик, – подумал он. – Бывают такие люди, которым не требуется годами стрелять в себе подобных и подставлять собственные головы под пули, чтобы понять довольно простые, в сущности, вещи. Они постигают мир головой, а не руками и ногами. И, хотя они тоже не застрахованы от ошибок, их промахи не смертельны. В результате этих промахов никто не умирает, и по прошествии некоторого количества дней или лет о них можно со смехом вспомнить во время дружеского застолья. Вот этот, например. Тридцать лет он поет. Даже не поет, по сути дела, а толкает речи. Каждая песня – энергичный спич. Его цитируют, его слушают, за ним тянутся и даже, черт возьми, обожествляют. Это все, конечно, ерунда, и согласны с ним только те, кто подсознательно всю жизнь воспринимал мир так же, как он, но все же… Вряд ли, конечно, ему удалось изменить чью-то жизнь, но его, по крайней мере, знают и помнят. За ним остался след. Ха, след! Да за каждым из нас остается след. Вопрос лишь в том, какой это след. За мной, например, осталось несколько десятков мраморных надгробий, под каждым из которых гниет отборная мразь. Не спорю, мир от этого не изменился, но вот нескольким хорошим людям я помог.»

Он загнал «Волгу» на просторную стоянку, забитую автомобилями. Впереди, на возвышении, сияло и переливалось разноцветными огнями похожее на хрустальный ларец с драгоценностями здание выставочного центра. Дождь на какое-то время прекратился, и Абзац мимоходом порадовался этому обстоятельству: мокнуть ему не хотелось. Он закурил, стоя рядом с угнанной черной «Волгой», и почувствовал укол сожаления: сейчас ему не хватало хорошего глотка из его старой кожаной фляжки.

Абзац поднялся по широкой пологой лестнице. Банкет был уже в разгаре, все гости давно прибыли, и идущий вверх по залитым огнями светлым мраморным ступеням человек в смокинге был виден как на ладони. Охрана стояла прямо у входа, и Абзац подумал, что Кондратов пошел на сумасшедшие расходы, пытаясь заманить его в ловушку: чтобы полностью перекрыть посторонним доступ в здание, его нужно было арендовать целиком, со всеми торговыми и выставочными залами, ресторанами, барами, служебными и складскими помещениями. Оставалось лишь сожалеть о напрасно выброшенных на ветер деньгах: один из людей Хромого сообщил, что Кондратов здесь, а это означало, что Абзац достанет его любой ценой. Должен достать.

Одетый в роскошный черный смокинг, белоснежную рубашку, он выглядел вполне респектабельно. Он сразу попытался пройти мимо охранников как мимо пустого места, но одна из двухметровых горилл в крахмальной манишке шагнула ему наперерез, загородив дорогу длинной, как железнодорожный шлагбаум, рукой. Абзац отлепил от нижней губы тлеющий окурок, окинул охранника надменным взглядом, немного помедлил, но все-таки сделал вид, что спохватился, и протянул горилле отпечатанное на мелованной бумаге с золотым тиснением приглашение. Добыть эту бумажку было совсем не просто, и денег она стоила немалых, зато действие ее было прямо-таки волшебным: пробежав глазами по затейливой вязи черно-золотых литер, горилла вернула приглашение и отступила на свое место, изобразив нечто, что при известной доле воображения можно было принять за вежливый полупоклон.

– Вы запоздали, – сказал этот истукан, почти не шевеля губами.

Абзац никак не отреагировал на это замечание. Больше не глядя на охранников, он шагнул вперед. Автоматические двери бесшумно распахнули перед ним свои стеклянные створки, и он оказался в вестибюле, который на протяжении минувшей недели успел изучить как свои пять пальцев.

Он обогнул окруженный пышной тропической зеленью фонтан. Возле лифтов обнаружилось нововведение – кокетливо декорированная цветами, мигающими елочными гирляндами и зеленью арка передвижного детектора металлов наподобие тех, что применяются в аэропортах. Увидев это архитектурное излишество, Абзац презрительно дернул щекой: к такому сюрпризу он был готов заранее.

Здесь ему снова пришлось предъявить свое приглашение. Честно говоря, он был о Чиже лучшего мнения: дурацкая бумажка, такая же фальшивая, как трехдолларовая купюра, действовала безотказно. А ведь могли бы, кажется, составить подробный список гостей и раздать его охране. Впрочем, особенно расслабляться не стоило: возможно, список гостей у охраны имелся, а радушие кондрашовских горилл объяснялось полученными от Чижа четкими инструкциями, которые касались гостей, чьи имена не значились в этом списке. Если бы Абзацу довелось поменяться с Чижом местами, он наверняка поступил бы именно так: заманил незваного гостя наверх, откуда ему было бы трудно смыться, дал бы ему возможность проявить себя, а потом схватил за руку – ровно за секунду до выстрела, не раньше и не позже. Планируя покушение, Абзац исходил именно из такого варианта развития событий и заготовил пару сюрпризов на этот случай.

Когда он шагнул под увитую гирляндами металлическую арку, детектор издал отвратительный приглушенный писк, как будто крысе наступили на голову. Охранник дернулся, схватившись одной рукой за рацию, а другой за пистолет. Абзац хлопнул себя ладонью по лбу и выгрузил из кармана ключи от квартиры и машины. На связке болтался брелок – миниатюрный пульт управления центральным замком «ягуара». На сей раз детектор ничего не имел против его присутствия на банкете, и охранник с непроницаемым лицом вернул Абзацу ключи.

Пройдя через детектор, Шкабров миновал двери лифтов и направился к лестнице. Охранявший стеклянную дверь мордоворот нерешительно шагнул ему наперерез, но Абзац надменно вздернул брови, и охранник отступил: в конце концов, если кому-то хочется наживать одышку, карабкаясь по лестничным маршам, это его личные проблемы. Гость безоружен и имеет приглашение, а раз так – пусть себе делает что хочет…

Абзац ничего не имел против технического прогресса, но лифт – это такое место, откуда некуда бежать. Узкая труба лестничной клетки в этом отношении немногим лучше, но на лестнице у взятого в клещи беглеца все-таки есть минимальный шанс уйти от погони.

Шагая через две ступеньки, он подумал, что, возможно, излишне осторожничает. Чиж исчез, как в воду канул. Может быть, он пришел к разумному выводу, что защищать Кондрашова не стоит? В конце концов, он в отпуске, и его служебный долг здесь ни при чем. Деньги? Это вряд ли. Абзац на своем веку повидал продажных ментов, но ни один из них даже отдаленно не походил на Чижа. Впрочем, мент на службе и мент в отпуске – это, как говорят в Одессе, две большие разницы…

Он осторожно приоткрыл неширокую дверь матового стекла и выглянул в коридор. Вход на лестницу располагался в кривом, скупо освещенном тупичке справа от лифтов. Здесь уже был слышен шум веселья, находящегося в том градусе, когда все уже изрядно приняли на грудь, но еще не успели забыть о том, что они – «сливки общества». Абзац, никогда не забывавший о том, что поверху плавают не только сливки, неприязненно поморщился.

В воздухе запахло табачным дымом и дорогой ресторанной жратвой. В конце коридора спиной к Абзацу торчал еще один охранник. Судя по его позе, этот парень был профессионалом и даже не думал расслабляться при виде всеобщего веселья. Абзацу даже почудилось, что его оттопыренные уши слегка шевелятся, как тарелки локаторов.

Этот охранник мешал Абзацу, как никто другой, но убирать его сейчас, чтобы очистить себе путь к отступлению, нельзя: его могли хватиться. «А какой момент, – подумал Абзац, – какой момент! Подойти к нему сзади и свернуть шею прежде, чем он успеет пискнуть…»

Словно подслушав его мысли, охранник резко обернулся. Абзац сделал ему ручкой и двинулся вперед неуверенной походкой слегка подвыпившего человека. Увы, этого оказалось мало: перекрикивая шум внезапно возобновившего игру оркестра, охранник вежливо, но непреклонно потребовал предъявить приглашение.

– Черт подери, – сказал ему Абзац, – сколько можно?! Это уже просто смешно…

На разные лады повторяя, как ему смешно и насколько нелеп этот «паспортный режим», он долго рылся в карманах и наконец сунул охраннику под нос свое помятое и даже слегка надорванное приглашение. Тот все так же вежливо извинился и вернулся на прежнюю позицию. Прямо напротив него, над входом в банкетный зал, Абзац заметил немигающий красный глазок следящей телекамеры, и это ему не понравилось. Похоже было на то, что отступать придется напролом, оставляя на каждом выступе стены клочья собственной шкуры. Конечно, рисковать Абзацу было не впервой, но он начал опасаться, что на все понатыканные здесь рогатки и колючки его шкуры может не хватить.

У входа в зал он остановился. Здесь царило пьяное оживление, там и сям стояли кучки курильщиков, живо обсуждая какие-то свои проблемы, сплетничая и волочась за наряженными в вечерние платья и бриллианты женщинами. Обнаженные плечи и спины женщин, казалось, светились в табачном дыму собственным жемчужным светом, их хрипловатый смех приятно щекотал нервы.

Чувствуя на своей спине тяжелый взгляд охранника, Абзац рассеянно похлопал себя по карманам, достал сигареты и, закуривая на ходу, свернул налево, к туалетам.

В мужском туалете было на удивление пусто, чисто и сухо. Абзац шагнул к умывальникам, но тут дверь за его спиной с шумом распахнулась, и в туалет вошел какой-то невысокий толстяк с огромной сверкающей лысиной и восточными чертами лица. Отдуваясь, напевая под нос какой-то попсовый мотивчик и на ходу расстегивая брюки, он устремился к ближайшему писсуару. Абзац нырнул в кабинку, прикрыл дверь и стал через оставленную щелочку наблюдать за толстяком.

Тот утомительно долго мочился, напевая и бормоча, потом залихватским жестом задернул «молнию» и покинул туалет, не задержавшись возле умывальников. Абзац немедленно выбрался из укрытия, понимая, что действовать нужно быстро. Пожалуй, он допустил просчет, устроив тайник в сортире: можно было так и просидеть в кабинке до самого утра, дожидаясь, пока туалет опустеет.

Он подошел к электрической сушилке для рук, бросил последний взгляд на дверь и решительно снял с сушилки крышку. Внутри корпуса оставалось достаточно свободного места, чтобы там уместился завернутый в полиэтиленовую пленку «вальтер» и глушитель в отдельном пакете. Помимо оружия здесь хранилось еще кое-что, не столь смертоносное, но необходимое для успешного проведения операции. Растолкав все это хозяйство по карманам и кое-как установив на место кожух сушилки, Шкабров вернулся в кабинку.

Через минуту он вышел из туалета, ступая непринужденной походкой слегка подвыпившего и не имеющего никаких проблем человека. Вокруг него говорили, курили, спорили, смеялись и пили. Мимо лица проплыл уставленный бокалами с шампанским поднос. Абзац ловко снял с него один бокал и стал протискиваться поближе к центру событий, непринужденно лавируя между группами гостей и держа бокал слегка на отлете. Время от времени он подносил бокал к губам и делал вид, что отпивает. Его лицо теперь украшали аккуратно подстриженные на английский манер тонкие усики и такая же бородка, которые очень гармонировали с черными очками в золотой оправе. Очки на вид казались очень мощными, в то время как на самом деле в них было вставлено обычное темное стекло. Надежно укрытые за этими очками глаза Абзаца неторопливо и внимательно обшаривали зал, выискивая жертву и возможные сюрпризы, заготовленные неугомонным Чижом.

«Кстати, – подумал Абзац, – и самого Чижа не мешало бы заметить раньше, чем он заметит меня. Если он до сих пор не сообразил, кто я такой, то, увидев меня здесь в этой клоунской бороде и черных очках, сразу поймет, каким ветром меня сюда занесло. Вряд ли он станет бурно радоваться моему присутствию на банкете. Скорее всего он сразу науськает на меня своих псов, и тогда…»

Кондрашова он заметил сразу. Господин депутат стоял в центре зала и что-то втирал внимательно слушавшей его небольшой компании унылых типов среднего возраста, более всего похожих на банкиров, и не просто на банкиров, а на банкиров, из которых выцарапывают кредит. В руках у всех были широкие бокалы с чем-то темно-коричневым внутри, и Абзац мог бы поклясться, что в этих бокалах не кока-кола.

Он снова осмотрелся. Чижа по-прежнему нигде не было видно, а время безвозвратно уходило. «Черт с ним, – решил Абзац. – В конце концов, я пришел сюда за Кондрашовым, а вовсе не за майором Чижом.»

Вызванное обычным в таких случаях волнением ощущение легкого онемения во всем теле внезапно прошло. Все мышцы обрели привычную гибкость и упругость, сердце билось ровно и спокойно. Глаза превратились в автоматический дальномер, уши сами собой сортировали беспорядочный поток звуков, отыскивая в нем те, что могли нести в себе угрозу, пальцы рук стали сухими, твердыми и гибкими. «Пора, – понял Абзац. – Прими, Господи, душу раба твоего Владимира. Поганенькую душу, грязненькую, но, с другой стороны, такая уж у меня работа, что чистенькие не по моей части…»

Он поставил бокал на столик с закусками, опустил левую руку в карман, нащупал брелок с единственной кнопкой и утопил ее большим пальцем. Он немного волновался, дойдет ли сигнал, но сигнал дошел в лучшем виде. Со стороны кухни вдруг раздался хлесткий звук пистолетного выстрела. Все другие звуки в зале разом смолкли, словно обрезанные ножом. В наступившей тишине на кухне снова бабахнуло, потом послышалось три выстрела подряд, и сразу же что-то тяжело громыхнуло. Загремели какие-то кастрюли и противни, кто-то завизжал нечеловеческим голосом. Абзац готов был спорить на собственный палец, что визжала не женщина.

Публика шарахнулась в сторону дверей. Со всех сторон на кухню устремились охранники, буравя толпу, как живые торпеды. Две гориллы подхватили Кондрашова под локти и, оттаптывая гостям ноги и подолы, поволокли его к выходу – прямо на спокойно наблюдавшего за их приближением Абзаца.

Абзац не торопясь вынул из-за пазухи пистолет и навел его Кондрашову в лоб. Господин депутат все еще не видел угрозы: увлекаемый телохранителями, он все выворачивал голову назад, пытаясь через плечо разглядеть, что делается в ведущем к кухне проходе. Но один из охранников заметил Абзаца и открыл рот – вероятно, он собирался закричать, предупредить, а может быть, у него просто отвисла челюсть от удивления и испуга…

Абзац спустил курок, и в этот момент установленные на тридцать секунд таймеры замедлителей отсчитали положенный промежуток времени. Раздался тройной кашляющий звук, и вместе с посыпавшимися вниз обломками пенопластовых потолочных плит в зал хлынули удушливые облака «черемухи». На всякий случай Шкабров выстрелил в Кондрашова еще раз, хотя отлично видел, что собирается всадить вторую пулю в труп: в виске депутата чернела дыра, а стоявшая позади него пожилая сука в бриллиантах пронзительно завизжала, не решаясь стряхнуть со своего голого костлявого плеча дымящиеся мозги государственного человека.

Абзац согнулся в три погибели и нырнул в толпу, прижимая к лицу мокрый носовой платок. Очки, усы и бородка полетели на пол, чего в суматохе никто не заметил. Пистолет он пока бросать не стал: мог еще пригодиться. Начало вышло удачным, но как-то все пойдет дальше?

Кашляя, вопя, сморкаясь, давя друг друга и опрокидывая все на своем пути, гости устремились вон из превратившегося в газовую камеру банкетного зала. Увлекаемый толпой, Абзац пробкой вылетел в коридор. Мокрый носовой платок спасал лишь отчасти – глаза все равно слезились, и по щекам текло в три ручья. У лифтов образовалась давка. Все три кабины стояли распахнутые настежь. Они были набиты битком, и счастливчики кулаками и ногами вышибали наружу лишних, которые в свою очередь рвались в спасительные лифты, не стесняясь в средствах.

Впрочем, идиотами здесь были не все. Кое-кто рванул прямиком к туалетам – полоскать лицо холодной водой и дышать воздухом, выставив физиономию в открытое окно. Этот путь Абзацу не подходил: ему нужно было покинуть здание раньше, чем закончится паника. Подробной и обстоятельной проверки приглашений и документов ему не выдержать, и он не тешил себя иллюзиями на этот счет. Поэтому вместе с большинством не утративших способность соображать гостей он повернул не налево, к туалетам, а направо – к лестнице.

Охранник, который так не понравился Абзацу с первого взгляда, оказался на месте. Он стоял, каким-то чудом не давая толпе сбить себя с ног, и шарил по перекошенным, залитым слезами и соплями физиономиям гостей внимательным профессиональным взглядом. Шкабров пригнул голову, но охранник уже заметил его: Абзац понял это по вспыхнувшему в его глазах холодному огоньку. Плечом вперед охранник двинулся ему навстречу, поднося к губам портативную рацию, и тогда Абзац выстрелил в него с расстояния в три или четыре метра. Охранник молча опрокинулся в толпу, утонув в ней, как в морском прибое. Никто из бегущих этого, похоже, не заметил, лишь какая-то женщина коротко взвизгнула, угодив каблучком прямо в лицо лежавшему навзничь охраннику.

Привычно сохраняя выдержку и хладнокровие, Абзац спустился по лестнице, стараясь держаться в гуще этого обезумевшего стада. На площадке между первым и вторым этажом он резко остановился, едва не сбив с ног ковылявшего следом седобородого сморчка в концертном фраке, распахнул заранее приоткрытое окно, шагнул на подоконник и выпрыгнул в дождливую тьму.

Он мягко приземлился на носки, присел, выпрямился и бросился бежать к стоянке, на ходу засовывая в карман пистолет. Пистолет никак не желал помещаться в кармане: мешал глушитель. Кто-то сиганул из окна следом за ним и тут же жалобно завопил, очевидно, подвернув ногу при неловком приземлении. «Помогите! – вопил этот кретин. – Моя нога!»

На бегу Абзац оглянулся. Возле ярко освещенного главного входа охранники героически боролись с толпой, не давая ей вырваться наружу. Кто-то из этих ребят довольно быстро начал действовать, но, увы, недостаточно быстро, чтобы взять виновника этого переполоха.

Лакированные туфли скользили по поросшему мокрой травой склону, и Абзацу пришлось немного снизить скорость, чтобы не упасть. Пистолет все еще был у него в руке: он решил выбросить его из окна машины перед тем, как покинуть стоянку. Он все еще не мог поверить, что живым и невредимым ушел из этой гигантской мышеловки, и не просто ушел, а вместе с лежавшим внутри куском сыра.

«Что ж, – подумал он на бегу. – Теперь осталось лишь устроить все так, чтобы Хромой заплатил мне долларами, а не пулей. Он, конечно, приложит все усилия, чтобы от меня избавиться, но я уж как-нибудь постараюсь сделать так, чтобы все вышло по-моему. Должен постараться. Совесть у меня теперь чиста, так что…»

Он не додумал мысль до конца. Автомобильная стоянка была хорошо освещена, но Абзац не видел притаившегося возле его «Волги» человека, пока тот не выпрямился во весь рост. На его нижней губе белела незажженная сигарета, а в руке поблескивал мокрым вороненым металлом знакомый пистолет – «ТТ» с длинным глушителем. На плечах потертой пилотской кожанки серебрились капли дождя, и окруженная остатками рыжеватых волос лысина тоже влажно поблескивала, как и кончик короткого толстого носа. Лишь глаза майора Чижа прятались в тени, и Абзац почему-то подумал, что это к лучшему: смотреть майору в глаза ему не хотелось.

Он остановился и поднял свой пистолет, доводя до окончательного совершенства патовую ситуацию, которую какой-то шутник в незапамятные времена назвал «мексиканской ничьей». Два удлиненных глушителями ствола смотрели друг на друга, поблескивая в свете ртутных фонарей. С неба продолжал сыпаться мелкий дождь. «Пропал смокинг, – ни к селу ни к городу подумал Абзац. – Майору хорошо, он в кожанке…»

– А ты оказался шустрым парнем, – первым нарушил молчание Чиж.

– Да и ты не промах, – ответил Абзац. – Ну что, так и будем стоять?

– Да нет, конечно.

– Чиж вздохнул и полез в карман. – Сейчас поедем. Только не надо спрашивать куда. Сам знаешь.

– Так уж и поедем, – лениво произнес Абзац. «Все верно, – подумал он, – А ты чего ожидал – бесед на философские темы? Ты для него обыкновенный мокрушник, взятый с поличным, и разговаривать вам не о чем. Больше не о чем. Отныне. Надо же, какое паршивое словечко – „отныне“. Есть в нем какая-то безнадега. – Почему бы это? Ах да! „Отныне и присно, и во веки веков… Аминь“.»

– Не дури, Олег, – сказал Чиж. Сказал как-то устало и безнадежно, словно был уверен, что Абзац все равно не послушается и станет дурить. – Это место давно оцеплено. Уйти тебе все равно не дадут.

– Какая же ты сука, майор, – с тоской сказал Шкабров. – Какой я тебе Олег? Знаешь ведь, как меня в народе зовут.

– Это я-то сука? – все так же устало возмутился Чиж. – На себя посмотри. Ты хотя бы знаешь, что натворил?

Эх, не успел я…

Бросай ствол и садись в машину, некогда мне с тобой возиться!

– Ого! – удивился Абзац, поудобнее перехватывая рукоятку пистолета. Рука у него почти не затекла, разве что совсем чуть-чуть, но он знал, что огромные лапищи Чижа не затекли ни капельки. – А может, это ты бросишь свой ствол? Ты хоть соображаешь, какой мне срок ломится? Ты извини, конечно, но при всем моем уважении к тебе мне ехать не резон. Уж лучше пулю схлопотать, чем двадцатник строгача.

– Об этом надо было раньше думать, – сказал Чиж. – А впрочем… Какая теперь разница?

Он вдруг опустил свой пистолет, одновременно с помощью большого пальца осторожно спустив взведенный курок. Абзац не поверил своим глазам и быстро огляделся по сторонам, ожидая подвоха.

– Катись, катись, – сказал ему Чиж. – Мне действительно некогда. Надоест бегать – сам придешь. Адрес тебе известен – ко мне домой или прямо на Петровку, 38. Хотя о чем это я…

Абзац сделал осторожный шаг назад. Чиж стоял, не двигаясь, и Абзацу вдруг перестало нравиться то, что он не видит глаз майора. Пятясь, он отступил еще на шаг и остановился.

– Брось эти ментовские штучки, майор, – сказал он. – Лучше колись сразу, в чем тут секрет. На вшивость меня проверяешь, а в кустах рота автоматчиков?

– Дурак, – чиркая колесиком зажигалки и опуская кончик сигареты в дрожащее оранжевое пламя, равнодушно сказал Чиж. – Где ты видишь кусты? Ступай себе.., к Хромому.

Упоминание о Хромом сильно задело Абзаца. По-прежнему держа перед собой направленный на Чижа пистолет, он открыл рот, чтобы сказать что-нибудь резкое и оскорбительное, но вдруг заметил за спиной у майора еще одну фигуру. Лица этого человека было не разглядеть в туманной мгле, но Абзац отчетливо увидел, как свет фонарей заиграл на звездах и нашивках и как тускло блеснул, поднимаясь на уровень глаз, пистолетный ствол. Не успев до конца осознать происходящее и даже удивиться тому, что одетый по полной форме мент целится прямиком в затылок Чижу, Абзац сдвинул прицел на миллиметр влево и спустил курок. Он увидел, как его пуля ударила точно в центр смутно маячившего под высокой фуражкой с двуглавым орлом лица, а в следующее мгновение кто-то выстрелил ему в правое ухо из полевой гаубицы – во всяком случае, ощущение у него было именно такое.

Кувырком перелетев через капот стоявшего рядом «мерседеса», Абзац ударился лицом о шершавый мокрый асфальт, выпустил из ладони пистолет и потерял сознание.