Лукреция понимает, что теперь единственным залогом величия Борджиа остается герцогство Романьи, завоеванное Цезарем. Но Венеция поддерживает бывших государей этой земли и решает вернуть им земли. Тогда разъяренная Лукреция сама собрала армию в тысячу пехотинцев и сто пятьдесят лучников и направила их на помощь брату.
      Не сестринская любовь движет Лукрецией, ей необходимо обеспечить будущее своих детей. Мало того что свекор и муж пытаются прибрать к рукам ее личное имущество, так к тому же она не может находиться рядом со своими детьми. Ей запрещено привозить сыновей в Феррару, так как они могут внести сумятицу в вопрос наследования герцогской короны. А тут еще умирает от воспаления легких ее младший сын тринадцатилетний Родриго. Ее скорбь безгранична.
      Неудачи преследуют семью Борджиа одна за другой. Вскоре Цезарь разоряется. Лукреция теряет Камерино, принадлежащий "римскому инфанту". Цезарь полностью поглощен планами мщения. Но в мае 1504 года его бросают в тюрьму.
      * * *
      После смерти старого Геркулеса I д'Эсте в 1505 году Лукреция стала правящей герцогиней Феррары, и ей удалось убедить мужа привезти сына. Лукреция постаралась обеспечить сына хорошим образованием, он воспитывался в среде гуманистов и образованных людей. В 1517 году красивый юноша будет принят при дворе Феррары, но его представят как брата Лукреции.
      В роли герцогини Лукреция чувствует себя прекрасно, в это же время она, как говорили злые языки, становится любовницей влиятельного родственника мужа Франциска де Гонзага. Он помогает ей вызволить Цезаря из заточения. Однако не прошло и месяца, как к Лукреции приезжает гонец с известием о гибели брата. По всей Ферраре раздается похоронный звон колоколов. Теперь Лукреция осталась поистине одна - без могущественного отца и хитрого брата. Она ясно осознавала, что рассчитывать ей больше не на что.
      19 сентября 1505 года герцогиня Феррарская родила мальчика Александра, но ребенок оказался слабым и умер через месяц. В 1508 году Лукреция родила сына, которого назвали Геркулесом II, через год еще одного сына, который впоследствии стал Ипполитом II. Пережитые вместе трудности примирили Лукрецию и Альфонса. Людовик XII, заявлявший восемь лет назад, что Лукреция "не та женщина, которая нужна дону Альфонсу", признает, что был не прав. Она прекрасно справляется как с обязанностями хозяйки дома, так и с государственными делами. А благодаря смерти папы Юлия II в 1513 году Лукреция спасает для своих детей их наследство - Романью.
      Она уже не та юная красавица, покорявшая мужчин с первого мига. Лукреция родила уже десять детей, начав рожать с пятнадцати лет.
      В 1518 году умерла ее мать Ваноцца Катанеи, а в 1519-м - от сифилиса в последней стадии скончался последний ее любовник Франциск де Гонзага. Судя по симптомам, был он болен "французской болезнью" никак не меньше лет двадцати, и даже как-то странно, что, будучи, по утверждениям современников, любовником Лукреции, он ухитрился не заразить ее. Странная любовь была у них, согласитесь.
      В тридцать девять лет Лукреция вновь ждет ребенка. Но родившаяся девочка умерла, едва ее успели окрестить. У Лукреции началась родильная горячка. Альфонс не отходил от жены несколько дней. Перед самой смертью она прошептала, чтобы за нее испросили полное прощение грехов лично у нового Папы Римского Льва X.
      Собственные грехи Лукреция поведала духовнику. Все остальные ее грехи и так очевидны. Если опустить сплетни и слухи, сопровождавшие дочь Папы Александра VI и сестру Цезаря Борджиа на протяжении всей ее жизни, то этих грехов всего четыре. Трижды она не по любви, а из высших государственных соображений была вынуждена согласиться выйти замуж за нелюбимых мужчин, которые ее люто ненавидели. И один раз, уже на исходе своей жизни, она испытала настоящую любовь. Но ее любимый, один из самых выдающихся гуманистов своего времени и простой поэт, увы, был неровней для сестры и жены герцогов и дочери наместника Бога за земле.
      В отпущении ее личных грехов Ватикан Лукреции не отказал. Но ее главный грех - то, что у нее были отец и брат, - Лукреции не простили. На ее могильной плите было высечено: "Здесь покоится Лукреция Борджиа, дочь, жена и невестка Папы Александра VI".
      Жизнь продолжалась. После смерти троих Борджиа - отца Родриго, сына Цезаря и дочери Лукреции - человечество отнюдь не стало чище и лучше. Люди были такими, какими были. Потом это время назовут эпохой Возрождения.
      Утомительное счастье Марии
      де ла Гранж д'Аркиен,
      польской королевы
      Никаких шансов стать королевой у этой мелкой дворяночки не было. Но получилось как в сказке: она стала королевой, полюбив храброго солдата. Правда, закончилось все, как в жизни.
      Казалось, что будущая королева Польши Мария де Гонзаг, невеста короля Владислава, везет с собой из Франции целый пансион невест для польских шляхтичей. Впрочем, так оно и было на самом деле.
      Заканчивался 1645 год. Речь Посполитая (Польша) уже перевалила через апогей своего расцвета и неотвратимо скатывалась к своей величайшей трагедии. Остались в прошлом великие подвиги польских рыцарей, сажавших на престол царей в огромной заснеженной Московии и в капусту рубивших несметные татарские полчища, набегавшие с юга на земли Речи Посполитой. Уже не хватало сил управиться с собственной казачьей вольницей, которая под знаменами православной веры грабила имения польских магнатов. Гетман реестрового казачества Зиновий Богдан Хмельницкий, кровно обиженный на поляков за то, что его жена предпочла ему польского рыцаря, как хитрая лиса вел переговоры одновременно и с Москвой, и со Стамбулом, и с турецким вассалом - Бахчисараем. С севера постоянно грозили шведские войска, дисциплинированные, с железными телами, закованными в стальную броню, и душами, закованными в еще более прочную броню истинной веры - лютеранской. Мелкие немецкие князьки тоже один за другим переходили в лютеранство и ждали своего часа, чтобы по-шакальи накинуться на ослабевшую добычу и оторвать от нее свой кусок.
      Крайний восточный форпост католицизма Речь Посполитую, объединявшую Польшу, Литву и православную Украину, раздирали внутренние противоречия слишком много тут развелось магнатов, и каждый имел собственный гонор. Ватикану была нужна здесь не столько сильная рука, сколько умелая - гладить польских магнатов против шерсти означало бы окончательно потерять Польшу. Проводить в жизнь эту новую политику Ватикана был уполномочен кардинал Ришелье, а после его смерти - достойный преемник на посту первого министра кардинал Мазарини, всесильный правитель оплота католического мира Франции.
      Мазарини был настоящим учеником иезуитов. Инструмент воздействия на внутреннюю политику Польши он выбрал безошибочный и готовил его исподволь. Этим инструментом была красавица Мария де Гонзаг, первая любовь Гастона, герцога Орлеанского. Оберегая брата французского короля от необдуманных поступков, еще Ришелье заключил прекрасную итальянку в Венсенский замок, чтобы та на досуге призадумалась, в чем ее истинное предназначение сводить с ума лучших мужчин Франции или служить своей красотой далеко идущим планам церкви. Из заключения Мария вышла как шелковая и, когда узнала, что ей предстоит выйти замуж за польского короля, молча стала собираться в полудикую страну.
      Сразу надо сказать, что с уготованной ей ролью Мария де Гонзаг справилась блестяще. За годы правления ее слабого мужа Польше пришлось перенести смертельный удар, от которого могла закончить свое существование и более сильная держава. Добрая половина страны - Украина - перестала подчиняться Варшаве, присягнув на вечную верность царям Московии. И тем не менее где лаской, а где жестокостью Марии де Гонзаг удалось удержать в повиновении оставшихся польских и литовских магнатов. Уже, казалось, решенный историей раздел Польши был отстрочен почти на полтора века.
      * * *
      Любопытные, встречавшие поезд невесты польского короля в дороге, видели, как из одной из карет выглядывает миловидное личико четырехлетней девочки со звучным именем Мария де ла Гранж д'Аркиен. Правда, кроме этого некогда славного имени и смазливого личика, у малышки ничего не было. Ее родители остались в Париже. Избавиться от лишнего рта было для них большой удачей. Обедневший провинциальный дворянин, ее отец зарабатывал на хлеб своей шпагой гвардейского капитана, причем не той гвардии, которая несла охрану короля под командованием господина Дезэссара и которую мы знаем по захватывающим романам Александра Дюма, а той гвардии, которую наряду с армией посылали воевать во всякие дыры усмирять кальвинистов, фландрских торгашей, голландских менял и прочую протестантскую сволочь.
      Девочка была единственным ребенком в свите невесты польского короля Владислава, и малышка одним фактом своего присутствия в свадебном поезде Марии де Гонзаг чуть не расстроила свадьбу. Королю Владиславу не было еще сорока лет, но он уже был развалиной - ожиревший сверх всякой меры, большую часть суток он проводил в постели, где даже обедал. Но наслышанный о прелестях своей уже, правда, не очень молоденькой невесты - Марии де Гонзаг было уже за тридцать - ждал ее с большим нетерпением. Свадебный же поезд двигался медленно. Невеста, тоже наслышанная о прелестях своего будущего супруга, явно не торопилась в Варшаву, подолгу задерживаясь во владениях немецких князей и развлекаясь здесь на балах и приемах, устраиваемых в ее честь. И когда она достигла уже Данцига, от Владислава прискакал гонец, который сказал, что королю нежелателен приезд его невесты в Варшаву, ей приказано задержаться на неопределенное время, о дальнейшей же ее судьбе король Владислав даст ей знать особо.
      Какой конфуз! Неужто Мария де Гонзаг неосторожно дала повод к ревности Владислава своим поведением во время путешествия? Ничего же такого не было! Гонца из Варшавы ласково расспросили, в чем дело, и выяснилось, что в Польше откуда-то появились слухи, что невеста их короля настолько распутная особа, что осмелилась ехать под венец прямо со своим незаконнорожденным ребенком, мол, каждый может видеть в ее свите маленькую девчонку, которую королева ласкает и отличает от всех прочих.
      Недоразумение скоро разрешилось, невеста благополучно обвенчалась со своим суженым и стала королевой Польши. Но малышка, которую по приезде в Варшаву все начали называть на свой лад Марысенькой, отныне была вынуждена прозябать на задворках королевского дворца, чтобы своим видом не возбуждать неприятных воспоминаний у короля.
      Польский двор, где росла девочка, строгостью нравов не отличался. В свои пятнадцать лет она уже была не по годам развита, как в физическом, так и в нравственном отношении. Говорили, что королева уже имеет на нее виды. У Марысеньки появились поклонники, но королева определила ей в мужья не овеянного славой рыцарских походов красавца шляхтича, а ленивого и благодушного пьяницу князя Замойского, владевшего огромными поместьями и к тому же бывшего в родстве с другой богатейшей польской семьей князей Острожских, которые, к сожалению польской короны, в основном исповедовали православие.
      В том, что князь не устоит перед очарованием худородной невесты, королева не сомневалась ни секунды, ибо Марысенька была чудо как хороша собой. Овал лица немного удлиненный, с тонкими очертаниями рта и насмешливым выражением. Нос с горбинкой, продолговатый миндалевидный разрез глаз, тонкий и гибкий стан. Непринужденность движений придавали ей особую прелесть. И ко всему этому - своенравность характера: необычайная забота о себе, без малейшего внимания к другим. Марысенька любила повторять: "Мне хорошо, вам плохо - тем хуже для вас". Королева словно видела в своей воспитаннице себя, свой культ личного "я", всепоглощающий, требовательный и категорический, самовластие, не допускающее противоречий, не признающее препятствий. Королеву даже немного пугала твердость сердца юной красавицы, явно способной идти прямо к цели, не допуская уступок и компромиссов.
      * * *
      Свадьба Марысеньки с Замойским состоялась в марте 1657 года в Варшаве. Королева возложила на прекрасное чело своей воспитанницы великолепную диадему из алмазов, преподнесенную ей женихом.
      Свадебная церемония отличалась необыкновенной пышностью. Невесту наряжали в покоях королевы, туалетный столик был уставлен подарками. На свадебном пиру за здравие невесты было выпито триста бочек венгерского вина, шляхтичи, по своему обыкновению, перепились.
      Однако торжества отгремели, молодые отбыли в имение мужа Замостье, и очень скоро Марысеньке пришлось пожалеть о выборе королевы. Ни богатство почти царственной обстановки, ни радость материнства - а она родила одного за другим троих детей - не могли примирить ее с мыслью, что она стала женой человека, не имевшего никаких княжеских достоинств, кроме имени и богатства, пьяного, грубого и не способного оценить ее как женщину. Дети рождались слабыми, болезненными и вскоре умирали. Опечаленная и возмущенная безобразными сценами мужниного пьянства, она горевала, считая свой дом настоящей тюрьмой.
      Марысенька пыталась развеяться поездками в Варшаву, где ее появления вызывали чувство всеобщего сожаления. Муж служил помехой всему, и королева, когда-то сама подвигшая Марысеньку на этот брак, изо всех сил теперь старался избавить ее от этого бремени. Тем более что Замойский не оправдал надежд королевы как возможный военачальник и опора королевства - весь свой шляхетский гонор он утопил в кубке с вином.
      Короля Владислава сгубило обжорство и лень, не прошло и двух лет после его свадьбы, как он умер, не оставив потомства. Выбор у вдовы был небольшой: ей предстояло выйти замуж за одного из двух братьев покойного Владислава. Она выбрала того, кого ей настоятельно порекомендовал папский легат в Варшаве, и сейм утвердил ее выбор, избрав новым королем Польши Яна-Казимира. А в Польше тем временем началась очередная смута. Военные были недовольны выбором королевы, этим воспользовались Швеция и Россия. Шведы вторглись в пределы государства и заняли Варшаву. Королевской чете пришлось бежать в Силезию. Украина окончательно отпала от Речи Посполитой. Воевода Ромодановский вел приграничную войну на изматывание. Польше требовалась твердая рука, такая рука была, но, увы, женская. И польская шляхта это чувствовала, магнаты отказывались подчиняться женщине.
      Один из самых богатых и энергичных польских князей Любомирский, судя по его поведению, возомнил себя новым Юлием Цезарем, к тому же уже перешедшим Рубикон. Он в открытую бунтовал против королевской власти, черпая деньги и моральную поддержку из Вены, исконной соперницы Парижа в борьбе за польский престол.
      Брак королевы с Яном-Казимиром оставался бездетным, и кардинал Мазарини питал надежды установить в Польше, где королей избирали шляхтичи на сейме, хотя бы видимость династии, выгодной Франции. Интрига Мазарини заключалась в том, чтобы выдать сестру польской королевы Анну за ставленника Версаля и объявить их чету наследниками польского трона. Рассматривались разные кандидатуры, пока Париж наконец не остановился на герцоге Ангиенском. Но против него и вообще против любого, угодного Мазарини, возражал Любомирский, подкрепляя свои возражения вооруженной силой. В Париже даже начали собирать наемное войско, обратились в Швецию с предложением вместе вторгнуться в Речь Посполитую и разбить сторонников Любомирского. А королева Мария де Гонзаг вполне серьезно обсуждала со своим духовником-иезуитом вопрос о том, можно ли пригласить Любомирского на переговоры и убить его, не противоречит ли это общепринятой морали и догматам католической церкви. Было решено, что не противоречит, ибо законы человеческие и Божеские не распространяются на преступников подобных Любомирскому, убить его из-за угла можно с чистой совестью. В Польше началась очередная гражданская война.
      Королева Мария лихорадочно искала сильную мужскую руку, на которую она могла бы опереться в борьбе с Любомирским и усмирить гонор шляхты. И в какой-то момент ее словно осенило: такой человек есть! Пусть он не столь знатен, но молод, имеет авторитет лихого командира даже среди воинственной шляхты, которая на своем неспокойном бранном веку видала всяких. И наконец, он на всю свою жизнь будет благодарен королеве за то, что она его возвысит. Это был сосед Замойского молодой Ян Собесский, уже прославившийся в стычках с татарами и казаками Хмельницкого. К тому же королеве не надо было подбирать какой-то особенный ключик к этому гиганту с лицом чисто славянской красоты. Все видели, что Ян Собесский неровно дышит в присутствии своей молодой соседки по имению, супруги пьяницы Замойского красавицы Марысеньки.
      * * *
      Тем временем Марысенька, еще не подозревавшая о том, что ее имя все чаще упоминается в донесениях папских легатов и письмах кардинала Мазарини, продолжала скучать в летней резиденции своего супруга и господина. Охота, верховая езда, фехтование, балы и маскарады мало ее занимали до тех пор, пока на них не зачастил их сосед Ян Собесский.
      Они встречались и раньше, еще до ее замужества, и сразу понравились друг другу. Но Собесский был все-таки шляхтичем хороших кровей и не мог не видеть серьезных препятствий для брака с иностранкой темного происхождения и сомнительного воспитания. И тем не менее он был частым гостем в Замостье, а будучи в отъезде, часто писал Марысеньке. Недостатка в предлогах к письмам не было: то нужно было сообщить новости о Франции, то одолжить книги, то рассказать новые сплетни из Варшавы. Спустя два года сосед уже был в очень интимных отношениях с супругой воеводы Замойского. Он выбирал материи для платьев Марысеньки, отдавал оправлять драгоценные камни, вмешивался даже в денежные дела прекрасной Марысеньки и, как потом выяснилось, прекрасно знал расположение комнат в замке Замойских.
      Однако потребовался еще год для того, чтобы Марысенька смогла полностью завладеть волей и судьбой своего возлюбленного. Они отправились в церковь и перед престолом Господа поклялись друг другу в вечной верности. И пусть это тайное обручение противоречило всем канонам религии, но благословение молодой при ее живом муже дала сама королева. Ведь судя по образу жизни ее мужа, он не только начал терять деньги, но и здоровье его с каждым днем ухудшалось.
      * * *
      Переписка влюбленных продолжалась, но тон писем изменился. Марысенька без конца упрекает Собесского в том, что он без нее веселится: "Милостивый государь, вы мне кажетесь смешным, воображая, что вам обязаны писать, в то время, когда вы веселитесь. Вы сильно ошибаетесь, думая, что вам обязаны сообщать известия. Мне надоело вам писать, и где бы я ни находилась, я вас предупреждаю, что отвечать не буду. Мой дом не корчма, чтобы являться на один час".
      В отчаянии Марысенька решает вернуться на родину, в Париж. Вести, поступавшие во Францию из Польши с большим опозданием, были неутешительными. И не думая следовать за своей возлюбленной в Париж, Собесский готовился сопровождать короля в поход против Московии. Долг и честь прежде всего! А тут еще законный супруг вдруг принял самые решительные меры, чтобы вернуть жену домой: он лишил ее средств к существованию. Она сердилась, плакала и даже заболела. Но довольно быстро примирилась со своей судьбой, и муж был немало удивлен, получив от нее признание в любви, "которую она не переставала питать к своему законному супругу". И если только он согласен устранить прислугу, которая его обкрадывает и наушничает, она с удовольствием вернется к нему, и все пойдет по-старому. Теперь настала очередь Собесского тосковать.
      Марысеньке каким-то образом удалось объяснить мужу свои похождения и заслужить прощение. Ведь здоровье его резко ухудшилось, и говорили о завещании, в котором Марысенька утверждалась в правах наследства громадного состояния. Она знала об этом и терпела, но, когда в апреле 1665 года Марысенька осталась вдовой, родичи покойного мужа не пустили ее даже на порог.
      * * *
      Несколько недель спустя, в мае, по всей Европе разнесся слух, удививший даже видавших виды людей: герцогиня Замойская-Острожская и Ян Собесский обвенчались. Мужа еще не успели похоронить, а она уже замужем! Люди благоразумные не хотели верить, но в июне Gazette de France поместила официальное объявление о том, что брачная церемония назначена на 6 июня. А в июле 1667 года пани Собесская уже готовилась стать матерью и решила вернуться в Париж, чтобы никогда не возвращаться в Польшу. Что она здесь получила? Одного мужа горького пьяницу, а другого, любимого, которого она вообще не видела, как только он получил звание коронного маршала и отправился его отрабатывать в походах и боях.
      С дороги Марысенька не писала мужу. Он просил своих друзей навестить ее в Данциге, она их не приняла. Наконец он получил от нее записку в несколько слов. Обиднее всего было то, что как раз в эти дни новоиспеченному маршалу пришлось очень нелегко. Сначала его науськали на Любомирского, который силой попытался захватить королевский престол, а как только с Любомирским удалось договориться по-хорошему, Яна Собесского оттащили за поводок, как драчливого щенка, и скомандовали "фас", показав в противоположном направлении - на мятежную Украину.
      Маршал Собесский в отчаянии написал жене: "Если я еще достоин вашей любви, теперь пора это доказать; если меня опять ждет разочарование, оно будет последнее. Тогда все мои мысли, всю мою любовь и все мои силы я отдам другой. Не живому существу, понятно: такого я не найду; но властительнице, которая всегда вознаграждала мои стремления. Ее имя Слава. Выбор за вами, милостивая государыня, решайте сами, желаете ли вы сохранить своего Селадона. Отвечая на его ожидания, предупреждая его желания, ни в чем ему не отказывая, вы еще можете надеяться на его покорность вашей власти и вашей воле".
      Но ответа не последовало, и от отчаяния Собесский дрался так, словно искал смерти. Но казацкие пули и татарские стрелы миновали его, зато совершенно нежданно здесь его действительно нашла громкая воинская слава. Стратегические таланты нового польского маршала похвалил сам принц Конде, непререкаемый военный авторитет того времени.
      И Марысенька - надо же такому случиться! - резко изменила мнение о своем новом супруге и отце своего ребенка. Она даже начала хлопотать о маршальском жезле для него во Франции, со званием герцога и орденской лентой. Она была еще слишком неопытна в большой политике и не понимала, что Франции вовсе не нужен еще один маршал, Франции и Ватикану нужна популярная и сильная личность в Польше. Из Версаля Марысеньке намекнули, что пани Собесская слишком загостилась в Париже, дескать, пора ей домой, к мужу. А чтобы подсластить пилюлю, ей намекнули, что отречение польского короля Яна-Казимира дело практически решенное.
      * * *
      Ее возвращение в Польшу в октябре 1668 года было печальным. Муж бросился ей навстречу и встретил ее в Данциге. Но Марысенька имела мрачный и недовольный вид и оживлялась только при разговорах о Франции. Ей очень хотелось вернуться туда. Но в Варшаве готовилось избрание нового короля, и на сей счет у нее были строгие инструкции, которые ей передали от имени короля Людовика XIV.
      Однако открытие избирательного сейма задерживалось. Между тем Марысенька была снова беременна. И в довершение ко всему прочему она заболела оспой и едва не умерла. Весной 1669 года, едва оправившись от болезни, она сопровождает мужа в Варшаву, где наконец открылся сейм. Кандидатов на престол было несколько: от французской партии - принц Конде, ставленник Ватикана герцог Лотарингский, брат австрийской императрицы Карл Нейбургский, "князь Московский", то есть царь Всея Руси Алексей Михайлович - от украинских магнатов, тяготевших в объединению с Россией, и, наконец, большинство буйных шляхтичей склонялось избрать новым королем кого угодно, лишь бы он был "Пястом", то есть чистокровным поляком.
      Шляхта чаще хваталась на сабли, нежели обсуждала кандитатуры, все кончилось стрельбой в парламенте, и хотя до смертоубийства дело не дошло, но бока депутаты сейма друг другу намяли славно. В итоге новым королем Польши был избран Михаил Вишневецкий - молодой человек, чье богатство ограничивалось кроватью и двумя стульями, но зато он был чистокровным поляком.
      И сразу же после его коронации против него был составлен заговор с целью свержения. Марысеньку, которая разрешилась от бремени двумя мертворожденными близнецами и сама едва не отдала Богу душу, срочно вызвали в Париж за новыми инструкциями. На этот раз, поскольку Франция готовились к новой войне с Голландией и ей требовались добрые отношения с Австрией, Марысеньке было велено всячески содействовать браку короля Вишневецкого с кем-нибудь из родни императора Леопольда.
      В Польше поведение Марысеньки с королем поняли по-своему, оттуда писали в Париж: "Пани Собесская, не дождавшись полного выздоровления, явилась к королю и присоединилась к особам, желающим заслужить его благосклонность. Худая, бледная, с нарумяненными щеками, она старалась скрыть свою худобу, заменяя отсутствующее очарование чрезмерным кокетством... Жена маршала строит глазки королю и очень явно... Жена маршала все продолжает ухаживать за королем, но так неудачно, что лучше, если бы она совсем отказалась от этого".
      Между тем Ян Собесский устал от "челночной дипломатии" своей супруги. Он равнодушно воспринял известие о ее возвращении, встречать не поехал, велев сообщить, что болен. Марысенька поняла, что политика политикой, но она может потерять мужа. Они провели вместе зиму и весну. Собесский с грустным видом подсчитал в ту зиму, что за все годы их брака они были вместе всего несколько месяцев.
      * * *
      Прошел еще год, молодой король Вишневецкий неожиданно умер, и предстояли новые выборы. Теперь все шансы на успех имел муж Марысеньки, но сам Ян Собесский не рвался на престол, предпочитая славу полководца и тихую семейную жизнь в своем имении между походами. Ведь был он уже не прежним пылким юношей, пятый десяток уже пошел. Однако у Марысеньки были другие планы. Стань ее муж королем Польши, и она смогла бы обеспечить своих многочисленных родственников во Франции. В том, что Людовик XIV раскошелится в обмен на ее поддержку, она ничуть не сомневалась. Так и вышло. Непререкаемый военный авторитет Яна Собесского перевесил на выборном сейме все остальные соображения шляхты, и 21 мая 1674 года он был избран королем.
      Буквально на следующий день между Версалем и Варшавой устанавливаются самые теплые отношения. Правда, вопреки ожиданиям Марысеньки, Людовик XIV все-таки остерегался называть ее мужа "мой брат", как принято у венценосных особ в Европе, обращаясь к польскому королю, он писал "Ваше Высочество", но зато Марысеньку Людовик называл "дочерью" - и это в ее глазах искупало высокомерие ее первой родины перед второй.
      Ее муж сразу по-военному коротко и четко сообщил Людовику условия его союза с Францией: деньги на войну с турками и татарами, союз с Швецией против Бранденбурга, возвращение польских провинций, похищенных Пруссией во время гражданской смуты, затеянной Любомирским, поддержка Францией внутренних реформ польского короля. Марысенька тоже вела собственную королевскую переписку с Версалем: звание герцога для ее отца, чин полковника для брата и обязательно выгнать из ее родительского дома слугу немца, который обкрадывает ее отца, а служанку, которая принимает ухаживания сторожа, надо отправить на перевоспитание в монастырь. Нетрудно представить себе выражение лица короля-солнца, когда министры докладывали ему о кондициях Варшавы: вороватого дворецкого выпороть и выгнать, служанку потаскушку тоже выпороть и отправить в монастырь!
      В Польше тоже почти открыто презирали новую королеву. Гордые шляхтичи и их жены и дочери терпели ее только потому, что у мужа Марысеньки, и это знали все, тяжелая рука. Такой король не будет гневаться и отсылать опальных от двора, а просто зарубит на месте обидчика или мужа обидчицы и точка. Но стоило Яну Собесскому не так ласково, как обычно, посмотреть на Марысеньку, как сразу за их спинами слышался злобный шепот: "Разлюбил, собирается развестись и жениться на Элеоноре, принцессе австрийской".
      Ах, если бы недоброжелатели знали то, что знал про себя король. Плохо это или хорошо, но он был обречен на единственную любовь к единственной женщине. Настоящую большую любовь к той, которая, даже став королевой государства со столь славной и героической историей, так и осталась мелкой худородной дворяночкой из французского захолустья, не умевшей даже толком стряпать и понимающую трон не как место, откуда положено покровительствовать и защищать державу, а лишь как способ быстро и выгодно обновить гардероб и отложить денег на черный день.
      Надо быть поляком, чтобы понять, кто такой Ян Собесский. Любой ребенок в Польше сейчас скажет вам, что это был великий воин, последний настоящий рыцарь Речи Посполитой. Но спросите поляка о жене Собесского, и в лучшем случае вам с кислой миной ответят: "Какая-то ничтожная француженка, впрочем, не стоит ее даже вспоминать". Но именно эта "мелкая и ничтожная женщина" была для сурового воина Собесского "ангелом во плоти". Возможно, не столь уж ничтожна она была, если ее так любил последний польский рыцарь. Уже будучи сильно в годах, Ян Собесский писал своей жене, бывшей моложе его на тринадцать лет: "Я вспоминаю тебя всю и целую твои маленькие ручки и ножки". Современники отмечали такую черту характера Собесского, как суеверие. Он придавал приметам гораздо большее значение, чем можно было ожидать от полководца. И в бой он всегда шел с надетым на руку браслетом, сплетенным из волос Марысеньки. Когда он потерял браслет, то срочно просил жену прислать ему новый.
      Легко судить Марысеньку, которая терялась на фоне исполинской, исторической для Польши фигуры ее мужа и приписывать ей различные неприятные черты. Но не странно ли, что ее муж не видел в ней всего этого? Наверняка он все видел и знал. Но продолжал любить ее такой, какой она была, уже немолодая, со следами поблекшей красоты, измученная непрерывными родами. Он прекрасно знал, как супруга торгует его воинским талантом, выпрашивая у короля Франции пенсионы, имения и чины для своей многочисленной родни, не забывая и про себя. А когда Людовик XIV устал от многочисленных просьб польской королевы, Марысенька с практичностью обычной женщины и матери семейства обратила свое внимание к австрийскому двору и начала с не меньшей энергией доить Вену.
      * * *
      Между тем расплачиваться за все это предстояло мужу Марысеньки. 31 марта 1683 года Ян Собесский подписал трактат оборонительного и наступательного союза с Австрией против турок. Вена предложила ему должность главнокомандующего объединенными силами Австрии, Польши и германских княжеств, которые должны были отбросить турецкую армию из австрийских земель.