– Ясно, спасибо… – печально произнесла я и, временно дезоринтировавшись, стукнулась лбом о косяк.
Из того, что сказала Раиса, следует неутешительный вывод. Профессия жрицы любви не только самая древняя, но – вечная.
– Не расстраивайся, – хохотнула бандерша, – если передумаешь, приходи. Тебя на должность Госпожи возьму всегда. Выучишь миллион страстных поз!
– Э-это, наверное, очень полезно знать, – пробормотала я и бросилась вон, как лисица с подпаленным хвостом.
Подъезжая к дому Корсаковых, я обратила внимание на следовавшее за мной такси с ярким рекламным фонариком "Казино "Слава"" на крыше. Оно остановилось у поворота, но из него никто не вышел.
В доме было темно и тихо. Я осторожно поднялась к себе и толкнула дверь.
– Ты где была?! – раздался рядом тихий, тревожный шепот Розы. – Я уже не знала, что думать!
– В город ездила, – я старалась не смотреть на девушку.
– Зачем? – последовал подозрительный вопрос.
Я помолчала секунду, выдумывая достаточно вескую причину, которая не вызовет подозрений, и ответила:
– К любовнику.
– Утром поеду в Эрмитаж, действуем, как договорились.
Мы условились, что Николай Иванович и я съездим на поиски тела Жанны Агалаевой.
– Ладно, – кивнула Жемчужная, – а я тогда пока тут.
7. Олег боится Розы. По всей видимости, он повинен в исчезновении Ольги Колесниковой, и Жемчужная знает подробности.
От этого пункта я нарисовала стрелочку.
Возможно, Колесникова убита.
Пробежав глазами все предыдущие пункты, я крепко задумалась.
1. Ольга Корсакова (по паспорту Колесникова) = Роза Жемчужная.
2. Роза Жемчужная вышла замуж за Хосе Равеля, он погиб…
3. Равель погиб, Роза является его наследницей, наследство составляет двадцать пять миллионов долларов.
4. Почему Регина Васильевна так испугалась, когда я заговорила о маме "Колесниковой"?
5. Роза утверждает, что имя "Ольга Колесникова" получила случайно, при покупке фальшивого паспорта.
6. Р.В. и Владилене известно, что Роза на самом деле не Ольга Корсакова (Колесникова)!!!
7. Олег боится Розы. По всей видимости, он повинен в исчезновении Ольги Колесниковой и Жемчужная знает подробности.
Возможно, Колесникова убита.
Причинной связи между пунктами я не уловила.
Положим, Роза каким-то образом узнала, что Олег убил Ольгу Колесникову, и теперь Роза его шантажирует. Возможно, из-за этого он ей помогает. О наследстве Корсаков не знает, а если и знает, то не сможет его получить. Женат-то он на Ольге Колесниковой, а не на Розе Жемчужной. Получается, что Роза говорит правду… Если ей известны обстоятельства гибели Ольги, то на жизнь Жемчужной вполне могли покушаться, и, чтобы обезопасить себя, она обратилась в наше агентство. Если мы добудем доказательства причастности семьи Корсаковых к гибели неизвестной нам Колесниковой, то жизнь Розы окажется вне опасности. Если, конечно, ее не арестуют за убийство сестры…
Я разозлилась. Собранные факты доказывали: Роза хоть не открыла мне всей правды, но ни разу не соврала!
– Блин, – вырвался страдальческий вздох.
Идиотская ситуация. Внутренний голос настойчиво говорил мне:
– "Здесь что-то не так. Тебя обманывают". Но все попытки найти этому подтверждение заканчивались получением доказательств обратного! А это означает, что нет никаких оснований отказаться помогать Жемчужным! И дело-то плевое. Обнаружить тело, вызвать Ефрема для опознания и предоставить несчастной девушке Розе свободу наслаждаться положенными ей миллионами. Совсем расстроившись, я убрала свои записи и вздохнула а-ля Скарлетт О'Хара. – Подумаю об этом завтра…
ФОТОГРАФИЯ С ОДНОЙ НЕИЗВЕСТНОЙ
Примерно в двенадцать часов к нам в агентство приехал Ефрем. Выглядел он очень плохо. Как человек, нещадно глушивший горе крепкими спиртными напитками. Протараторив протокольные приветствия и соболезнования, мы перешли к делу.
– Решили, когда выезжаем? – спросил он, жадно глотая предложенную воду. – Можно до Йошкар-Олы самолетом и там сесть на поезд в Чебоксары. Кокшайская как раз посередине.
– С вами поедет только Николай Иванович, – сообщила я.
Жемчужный удивленно приподнял брови.
– А вы?
– У меня, к сожалению, неотложные дела, – ответила я. – К тому же ваше дело ведет младший детектив Яретенко. Думаю; он справится с заданием один.
– Воля ваша, – безразлично бросил Ефрем, складывая руки на груди.
– Ничего себе! – возмутился Николай Иванович. – Отправляешь меня одного по морозу шляться?!
– Коля, – я в упор уставилась на своего помощника, – вот видишь, какой ты эгоист! Раз тебе предстоит померзнуть, значит, и я тоже должна? Позвони в аэропорт, узнай, когда ближайший рейс до Йошкар-Олы. И побыстрее!
– Я ей в отцы гожусь, а она меня использует как мальчика на побегушках! – трагическим тоном проворчал Николай Иванович и направился к себе в кабинет звонить.
– Так, – я уперла руки в бока и притворно-строго крикнула ему вслед. – Мальчик! Нога в руки и в Йошкар-Олу шагом марш!
– Зачем так орать? – сунулся в дверь Николай Иванович с трубкой в руках. – Я, между прочим, не глухой!
– Глухих в частные детективы не берут, – проворчала я, вспомнив, как проходила медкомиссию.
Есть в ее составе такой забавный врач, называется лор. Он говорит всякие слова и цифры в сторону, через собственное плечо. Предполагается, что, если у человека со слухом все нормально, человек эти слова и цифры услышит. Когда я заглянула в кабинет к этому врачу, он с порога громогласно скомандовал:
– Проходите! Садитесь!
Я потерла тогда рукой звенящее ухо и мягко попросила:
– Потише говорить нельзя?
– Извините! Привычка! – последовал ответ. – Попробовали! Бы! Сами! С глухими! Работать!
– Не после вашего ли приема они оглохли? – проворчала я себе под нос.
Лор, слава богу, ничего не услышал.
– Слышите хорошо?! – заорал он мне в самое ухо.
– Раньше было хорошо, – я закрылась ладонью, чтобы барабанные перепонки не лопнули.
– А сейчас?! – еще громче проорал врач.
– Сейчас слишком хорошо! – рявкнула я в ответ.
– Слишком хорошо слышит летучая мышь! – доверительно прокричал мне в лицо лор и поставил печать на справку.
Интересно, Николай Иванович у этого же лора комиссию проходил? Вроде нам с помощником в одну и ту же медсанчасть направления выдали…
– Но вы ведь не оставите Розочку наедине с этими людьми? – с тревогой в голосе спросил Ефрем.
– Не волнуйтесь, я останусь в доме Корсаковых столько, сколько потребуется, – заверила я его.
– Для чего потребуется? – Ефрем уставился на меня мутным немигающим взглядом.
– Для обеспечения ее безопасности, естественно, – отрубила я. – Меня нанимали именно для этого.
– Хорошо, я вам крайне благодарен! – Жемчужный прижал руку к сердцу. – Я хотел сразу ее забрать к себе, но она боится. Понимаете, если вдруг что… Она спрячется там, подождет какое-то время.
– "Вдруг что" – это вы о чем? – спросила я, не глядя На цыгана, делая вид, что сосредоточенно заполняю планнинг.
– Ну мало ли…
"Вот и поговорили", – подумала я.
Когда все организационные вопросы были решены, Жемчужный откланялся и удалился. На следующий день ему предстояло лететь с младшим детективом Яретенко в Йошкар-Олу.
– Сашка, это что за фортель? – спросил помощник, возвращаясь в мой кабинет.
– В смысле? – не поняла я.
– Ты чего вдруг отказалась ехать? Я при нем не стал уточнять, чтобы он не подумал, будто ты меня в известность о своих планах не ставишь, но вообще-то…
– Коля, – я вытащила из сумки свою тетрадку с записями, – тебе не кажется, что в этом деле чересчур много странного?
– Например?
Николай Иванович насупился, вооружился автомобильным каталогом, устроился в кресле и приготовился отрицать все, что бы я ни сказала.
– Например, как все это началось. Пришла девушка, представилась Ольгой Корсаковой, попросила помочь ей со свекровью. Следом за ней пришел цыган и принес ее фотографию. Оказалось, что эта самая Ольга и есть его дочь Роза Жемчужная. Тебе это не кажется необычным?
– Кажется, – кивнул Николай Иванович. – Но должно же было мне хоть когда-нибудь повезти!
– А вся эта история с наследством? – не унималась я.
– Ой, кто бы говорил! Уж кто-кто, а ты-то знаешь, как в этой жизни случаются истории с наследством! Маршал Ворошилов некогда влюбился в княгиню, сделал ее своей любовницей, привез в Москву, потом умер, оставив без покровительства, внучка этой княгини ни о чем не подозревала. И вдруг эстонцы, насмотревшись на нашу "прихватизацию", быстренько приняли у себя закон о реституции. Вот тебе генезис чуда в жизни отдельно взятого врача-реаниматолога!
– Коля, но после того, как я получила наследство, никто не умер! А тут – две родные сестры и еще одна неизвестная девушка по имени Ольга Колесникова, за которую Роза Жемчужная себя с переменным успехом выдает!
– У тебя и сестер-то не было, – резонно возразил Николай Иванович.
– А Колесникова? Почему-то у меня сложилось устойчивое впечатление, что нас поджидает еще один покойник в кустах!
– Сан Саныч, замовкны, – младший детектив Яретенко рассердился и, как это обычно случается в подобные моменты, вспомнил "украшьску мову". – Ось колы тоби за пошуки цього покийныка заплатить п'ядэсят тысяч, тоди и почнэшь його шукати! Доси ж нэ звернувся нихто? Так?
– Почитай вот это! И прослушай радиоспектакль!
Я сунула помощнику под нос свою тетрадку и щелкнула диктофоном. Николай Иванович внимательно выслушал разговор Владилены и Регины Васильевны, прочитал мои выводы и тяжело вздохнул.
– И после этого тебе еще что-то непонятно?! Ну, не повезло девчонке! Ты помоги человеку, дай свободно вздохнуть! Она тебе потом всю жизнь будет благодарна!
– Я хочу кое-что проверить…
– Ну что ты еще хочешь проверить?! – младший детектив Яретенко стукнул себя по лбу автокаталогом.
– Ты поедешь с Ефремом в Йошкар-Олу разыскивать тело, а я съезжу в тюрьму, откуда сбежала дочь Ефрема Жанна.
– Зачем? – вытаращился младший детектив Яретенко.
– Зачем, зачем… – обозлилась я. Никакого веского довода, кроме жгучей внутренней потребности разобраться в этом деле, у меня не было. – Потому что надо!
Николай Иванович был сильно недоволен.
– У богатых свои причуды… Тебе надо было не детективное агентство, а благотворительный фонд открывать! Я надеюсь, ты Жемчужным про свои изыскания ничего не собираешься сообщать?
– Нет, – успокоила его я. – Розе скажу, что собралась на курорт с любовником. Она меня за полную дуру держит, так что должна поверить.
– С любовником? – подозрительно покосился на меня Николай Иванович. – Когда это у тебя успел появиться любовник?
– Коля! – разозлилась я. – Никакого любовника у меня нет! Откуда ему взяться?! Я уже старая и никому не нужна!
– Это ты, Сашка, зря, – крякнул Николай Иванович. – По-моему, так…
– Коля! – пришлось рявкнуть. – Не спорь!
– Ладно, – примирительно закивал помощник, – ты старая и никому не нужна.
– Ну спасибо, – кивнула я.
– А что? Ты же сама велела не спорить, – издевательски пожал плечами младший детектив.
Я вздохнула и вернулась к главной теме.
– Вот только как мне проникнуть в тюрьму? Да еще заставить ее начальника поведать всю правду о Жанне Агалаевой?
Николай Иванович наморщил лоб и предложил:
– А давай тебя посадим!
Я помолчала, потом каменным голосом спросила:
– Другие предложения есть? Следующие полчаса мы обзванивали знакомых с одним и тем же вопросом: кто имеет право беспрепятственного прохода в тюрьму, да еще и с возможностью расспрашивать ее начальство?
Мне было предложено притвориться: журналисткой, инспектором СЭС, пожарным инспектором, ревизором главного управления исполнения наказаний, вдовой известного бандита и даже бывшей любовницей начальника, которую он давно забыл. Еще через час мы впали в уныние. Николай Иванович вытащил из-под пятой точки пульт и машинально им щелкнул. На экране появилась репортерша программы местных новостей.
– Всем известно, что депутат Макаров неоднократно поднимал в Законодательном собрании вопрос о соблюдении прав человека в российских тюрьмах. Ряд его заявлений носит откровенно популистский характер. В России, где в местах лишения свободы отбывают наказание около трех миллионов человек, тюремная тема вполне способна принести дополнительные очки в предвыборной гонке…
– Коля, – пробормотала я, не отрывая глаз от экрана. – Кажется, у меня есть план. Дай-ка мне записную книжку. Та-а-ак, Соколов…
Вадим Соколов, мой прежний гражданский супруг, ныне трудится на Исаакиевской площади, в одном из самых фешенебельных офисов "Астории". Действительно, где же еще сидеть политтехнологу, как не рядом с Законодательным собранием? Впрочем, уровень местных выборов Вадим миновал давно. Соколов, психиатр по образованию, после окончания Военно-медицинской академии попал в "почтовый ящик" и был направлен для получения второго высшего образования на… филологический факультет. Вадим изучал связь между человеческой психикой и речью. Особенно в части воздействия речи на эту самую психику. Я прожила с Вадимом два года, а потом он ушел, выдав самое оригинальное объяснение, какое мне только приходилось слышать: "Сашка, я тебя так сильно люблю, что, боюсь, еще чуть-чуть, и у меня сформируется привычка тебя так сильно любить. А знаешь, что это означает? Это означает, что уйти я уже никогда не смогу, стану твоим рабом и ты перестанешь меня уважать".
Перестройка, принесшая нескончаемую череду референдумов и выборов, превратила знания Соколова в золото. В смысле – неиссякаемый источник доходов. Теперь он активно востребованный политтехнолог.
Прорваться к нему в кабинет – проблема из проблем. К счастью, Вадим питает ко мне самые светлые чувства и оставил номер конфиденциального мобильника. Я набрала его с замирающим сердцем. Только бы Соколов оказался в России! Современный уровень связи оставляет место для облома, вроде: "Извини, сегодня встретиться не смогу. Я в Новой Зеландии".
– Алло? – ответил знакомый бархатный голос с едва различимыми "рычащими" интонациями.
Такой тембр Соколов вырабатывал в течение нескольких лет. Якобы подобная частота повышает убедительность речи.
– Вадим? – обрадовалась я. – А это Саша! Вот, решила позвонить…
– Ворошилова, – оборвал меня бывший гражданский муж, – говори быстро, что тебе надо?
Я слегка опешила. Воспользовавшись паузой, Соколов высказал все, что думает по поводу моего прошлого звонка. Мол, использовала его и бросила. Ни встречи, ни звонка.
– Ну, не злись, пожалуйста, – я перешла на приторно-сладкий тон голливудских капризниц. Когда в кино какая-нибудь дама желает задобрить главного героя, она всегда говорит таким голосом. – Я тебе звонила, честное слово, но меня не соединяли!
Трубка же не отвечала. Вот я и подумала, что ты уехал куда-то…
Наврав с три короба, я уповала на то, что Вадим будет "сам обманываться рад".
– Ладно, – смягчился Соколов. – Положим, я тебе поверил. Теперь ты скажешь, какова цель звонка?
– Может быть, встретимся, поговорим…
– Отлично, в семь у меня дома, – тут же последовало предложение.
Я замялась. Возвращать интим в отношения с бросившим меня мужчиной не хотелось.
– А нельзя ли сначала поужинать? – спросила я.
– Хорошо, – согласился Вадим, – сначала поужинаем. У меня дома есть плита, стол, тарелки и даже фужеры.
– Ты надо мной издеваешься?! – не выдержала я.
– Это ты надо мной издеваешься, – последовал огорченный вздох. – Говори, что надо, или я отключаюсь. Твои медвежьи попытки меня корыстно соблазнить, чтобы потом продинамить, никуда не годятся!
Пришлось признаться, но без страховки я все же не решилась.
– Тогда обещай, что поможешь. Позарез надо! Речь идет о жизни человека!
– Кого убить? – саркастически поинтересовался Соколов.
– Никого не надо, – я насупилась. – Ты депутата Макарова знаешь?
– Гораздо ближе, чем хотел бы, а что?
– Мне надо стать его помощницей, – раскололась я.
– Что?! Этого… – последовал непарламентский возглас Вадима.
– Вадим, сам Макаров может вообще об этом не знать!
– Сашка, или ты рассказываешь, во что вляпалась, или я тебе помогать не буду. Это последнее слово, – пригрозил Соколов.
– Хорошо…
И я постаралась максимально сжато изложить обстоятельства своей нынешней жизни. Рассказала про агентство "Око Гименея", про свою детективную "карьеру", про Розу Жемчужную и ее сестру Жанну Агалаеву. Вадим, кажется, настолько офигел, что не вставил ни единого язвительного замечания.
– Во-о-т, – протянула я, завершая свой рассказ, – и теперь мне нужно проникнуть в эту самую злосчастную тюрьму, чтобы выяснить, как все происходило.
– И ты подумала, что, вооружившись коркой помощницы этого идиота, борца за депутатское кресло, сможешь заставить начальника тюрьмы выложить правду? – еле выговорил Соколов.
– Ну, в общем, да, – призналась я, чувствуя, как краснеют мои щеки.
– Ну ты, Сашка, даешь! – расхохотался Вадим. – Ты где такое вычитала? В иронических детективах? Да тебя на порог не пустят, не то что к начальнику!
– Как же мне быть? – растерялась я.
– Позвони через час моему секретарю, я дам распоряжение, чтобы она все хорошенько разузнала. Ну, там, сколько, кому…
А-а… – разочаровалась я. – Взятку и так можно дать.
– Ох, Сашка, – вздохнул Соколов. – Ну, кто ж сейчас у кого попало взятки-то берет? Темный ты человек, ни фига не знаешь об укреплении вертикали власти. Я завтра прилечу и все. Не волнуйся.
– Ага, – я притворно рассердилась, – а кто-то тут настаивал на встрече у него дома…
– Ради такого случая сел бы в ближайший самолет и прилетел, – серьезно ответил Вадим.
Я была тронута и потеплевшим голосом спросила:
– Откуда?
– Из Нью-Йорка, – последовал ответ.
– Ой! – во мне проснулся инстинкт бюджетника. – А я все болтаю и болтаю! Предупредил бы хоть!
– Сашка, не тараторь! Через час звони секретарю, а завтра увидимся. Все, пока.
Соколов отсоединился.
– Ну что? – Николай Иванович во время моего разговора так изъерзался, что аж вспотел.
– Порядок, – кивнула я. – Он нам устроит тюрьму!
– Кто это "он"? – Николай Иванович сузил свои круглые глазки.
– Мой бывший муж, – вздохнула я и, вскочив со стула. – Очень хороший человек.
– Понятно, – кивнул младший детектив.
– Кофе будешь? – я не поняла причины расстройства Николая Ивановича.
– Буду, – сердито проворчал он, – только с ликером…
Секретарь Вадима Соколова перезвонила мне на трубку сама и радостным голосом сообщила, что их величество ожидает меня завтра, около четырех.
Ура! Сегодняшний вечер и завтрашнее утро можно отдыхать. Все равно ничего не узнаем. Такое положение вещей меня порадовало несказанно. Можно провести спокойный вечерок – и у Корсаковых поскучать перёд телевизором. Мне, после двадцати лет работы на "скорой", где каждый день как на войне, скука представляется неизъяснимым блаженством. Это же фантастика, когда тебе скучно и нечего делать!.. А какая может быть скука, когда вечерами еле-еле доползаешь до кровати? Или работа дает такой адреналин, что любые экстремальные виды спорта отдыхают? Или мера ответственности такова, что по тяжести сравнима лишь с высшей мерой наказания? Господа, цените скучную жизнь! Скука есть отсутствие стрессов, которые, как известно, сокращают продолжительность жизни, способствуют развитию хронических заболеваний и плохо влияют на потенцию.
Подъезжая к дому Корсаковых, я еще у ворот заметила, что внутри как-то чересчур оживленно. Во всех окнах горел свет, по первому этажу перемещались ожесточенно жестикулирующие силуэты.
Только я закрыла машину, как дверь дома с грохотом распахнулась и на улицу вылетела гора вещей.
– Убирайся отсюда! – не своим голосом вопила Регина Васильевна на сестру.
– Совсем сдурела?! – Владилена бросилась собирать свои тряпки.
– Чтобы ноги твоей больше здесь не было!
В окне второго этажа я заметила Розу, она давилась от смеха, наблюдая эту сцену.
Заметив меня, Владилена внезапно окрысилась и, показав пальцем, заорала:
– Ты бы вот с этой б… лучше разобралась! Только приперлась – и уже к твоему Никите лыжи навострила! Весь поселок видел, как твой бывший е… в бане с ней мылся!
– Совсем сдурела?! – вторила я Регине Васильевне.
– Сами вы сдурели!
Владилена приблизилась, и я мгновенно уловила крепкий запах алкоголя.
– Шли бы вы спать, Владилена Васильевна…
– Сама ты иди знаешь куда?!
И Владилена красноречиво объяснила направление.
– Нет, я ее сейчас убью! – раздался вдруг визг Регины Васильевны. Сбежав с крыльца, она схватила сестру за шкирку и энергично встряхнула. – Еще раз увижу, что ты, пьянь, крутишься вокруг Анатолия Борисовича…
– Да сгинь ты, сука!
Сообразив, что сестры поцапались из-за какого-то мужчины, я успокоилась и двинулась было к дому, но обернулась и увидела, что тетки с воплями покатились по земле, вырывая друг другу волосы и царапая физиономии.
Эх, знал бы неизвестный мне Анатолий Борисович, каким успехом пользуется!
– Ох, надоели, дуры чертовы! – проворчала вполголоса Алена, появившись на крыльце с ведром воды, и привычным, чувствуется, отработанным жестом окатила разъяренных хозяек.
– Моя блузка! – Владилена разом прекратила военные действия. – Ты, дура кухонная! Это же "Версаче"!
Холодный душ ее не только успокоил, но и протрезвил.
– Ладно, идем в дом, а то замерзнешь, – проявила заботу Регина Васильевна.
Сестры, обнявшись, направились наверх. Регина Васильевна настаивала, чтобы Владилена обязательно приняла ванну с горчицей, иначе "можно схлопотать воспаление".
– И часто они так? – спросила я у Алены, глядя, как парочка взбирается по лестнице: всхлипывающая Владилена и суетящаяся вокруг нее Регина Васильевна.
– От мужиков зависит, – вздохнула кухарка. – Когда есть какой-нибудь на примете, так почти каждый день, а когда нет никого, так и не дерутся почти.
– А сейчас, стал о быть, есть? – внесла я логическое умозаключение.
– Угу, – кивнула Алена, – участковый вчера наведался, Анатолий Борисович. Вот они и поцапались.
– К кому? – не поняла я.
– Да просто так зашел! – Алена расхохоталась. – Регина Васильевна сегодня утром с чего-то сказала, мол, Анатолий Борисович еще очень ничего, а Владилена побежала днем к нему в отделение, и давай там перед ним задом вертеть да глазки строить. Вернулась и расхвасталась. Ее послушать, так Анатолий Борисович ее прямо в загс пригласил. Вот они и подрались.
– Понятно.
Размышляя, зачем к Корсаковым мог явиться участковый, я поднялась наверх.
Только собралась закрыть дверь, как за спиной послышалось кряхтение и легкий стук, словно кто-то волоком тащил по лестнице мешок с черепицей.
– Блин, у всех работа как работа, а я вечно грузчик при этом пьяном козле! Нанимался водителем, а работаю грузчиком!
На площадку второго этажа высокий, коротко стриженный блондин, глядя на меня и как бы жалуясь, тянул бесчувственное тело.
– Добрый вечер, – громко поздоровалась я.
– Привет, – сердито ответил молодой человек, – вы и есть Ольги Анатольевны тетка?
– Да, – кивнула я. – Александра Александровна.
– Ну и нашла же ваша племянница себе муженька! – вздохнул водитель. – Целыми днями водку жрет, да по… Ладно, забирайте огрызка своего. Все, я увольняюсь! Лучше получать на двести долларов меньше, но работать у нормальных людей! Кстати, слышали, какой Владилена скандал учудила?
– Даже видела, – вздохнула я. – Алена их с сестрой водой разливала!
– Не этот, из-за статейки Владилены… Про фигуристку Ведерникову. Я бы на месте тренера этой Ведерниковой Владу бы зубами загрыз!
– Какой статейки? – спросила я, пропустив мимо ушей последнюю реплику.
– Вы что, совсем телевизор не смотрите? – удивился водитель и тут же застрекотал:
– Уже вторую неделю мусолят! Ведерникову, олимпийскую чемпионку, заподозрили в применении допинга. Возраст у нее как-никак предельный, двадцать восемь, что ли… Тетка себе пенсию зарабатывает. Там десять тысяч призового фонда, там пятнадцать… А тут перед самым чемпионатом Европы появляется в прессе статья: у Ведерниковой есть двойник! Представляешь?! И действительно, у нее есть сестра, тренер по фигурному катанию, и у сестры – дочка, на Ведерникову похожая, как две капли воды! Что тут понеслось! Полный мрак! Думали, Ведерникова на чемпионат Европы не поедет. Но тетка оказалась упертая. Поехала. И даже в десятку не попала! Представляешь? Лечится теперь в какой-то закрытой клинике. И все из-за поганой статейки!
– Я и не знала, что Владилена Васильевна подобными вещами занимается, – искренне поразилась я.
– Ладно, нет у меня времени болтать, – подвел итог беседы водитель. – Адье! Ключи я внизу на столик положу, как обычно.
Молодой человек, засунув руки в карманы спортивной ветровки, спустился вниз.
Олег Корсаков что-то беспокойно бормотал, лежа у двери супружеской спальни. Что-то про форточку. Действительно, по полу тянул сквозняк. Во мне шевельнулось человеческое сочувствие. Нельзя его все-таки оставить мерзнуть на полу.
– Ольга!
Я постучала в дверь спальни. Неожиданно дверь с тихим скрипом приоткрылась. Внутри было темно.
Странно, куда могла деться Роза? Я открыла дверь и, собравшись с силами, поволокла мертвецки пьяного представителя сильного пола к постели.
– Отстань! – взревел Олег, когда я, вспотев от натуги, пыталась взвалить его тушу на кровать.
От испуга я его уронила, и от удара об пол Олег немного пришел в себя. Он сел, помотал из стороны в сторону головой. Огляделся. Затем уставился на меня. Долго смотрел, а потом с непередаваемой тоской произнес:
– Знаешь, стерва, а ты ведь мне всю жизнь испортила! – и снова отрубился. – Так-так… – пробормотала я.
Мертвецки пьяный Олег принял меня за Розу Жемчужную. И судя по его реплике – терпеть Розу не может. Хотелось бы знать – почему.
Я нерешительно огляделась. Интересно, оправдывает ли занятие частным сыском незаконный обыск? Заперла дверь на случай, если Роза неожиданно вернется, и решительно выдвинула верхний ящик комода.
Внутри лежало белье. Сваленные в кучу мужские носки и трусы. Это, скорее всего, ящик Олега. Брезгливо поморщившись, я пошарила руками по оргалитовому дну. Честно говоря, необходимость постоянно соприкасаться с такими интимными предметами мужского гардероба, как трусы и носки, всегда отвращала меня от семейной жизни. Какая-то в этом виделась несправедливость. Ну почему я должна ему стирать?
Следующий ящик был набит глаженым постельным бельем. Тщательно проверив все слои, я наткнулась на фотографию. Снимок запечатлел невысокую симпатичную девушку в белом платье в обтяжку, обнимающую за талию Розу, а напротив них стоял Хосе Равель! На Жемчужной обтягивающее красное платье на тонких бретелях и бриллиантовое колье на шее. Взгляд же ее наполнен завистью и яростью. В руках у всех троих фужеры. Неизвестная девушка и Хосе смеются, а Роза ревниво улыбается. На заднем плане непроглядная темнота, рядом пустой столик. Похоже на летнее кафе, одеты все легко, но по-вечернему. На Хосе Равеле черная расстегнутая рубашка. Судя по выражениям лиц, у смеющейся девушки и Хосе полное взаимопонимание… Интересно, кто это?
"Успокойся, – сказала я сама себе. – Вспомни китайскую поговорку: если проблему можно решить, то не стоит о ней тревожиться; если проблему решить нельзя, то тревожиться бессмысленно". Да уж! Хорошо рассуждать этим китайцам! А если неизвестно, можно решить проблему или нельзя? И какую проблему я, собственно, собираюсь решать?
Я сунула фотографию обратно и тщательно пригладила белье. Не дай бог, Роза заметит излишнее любопытство с моей стороны. Но… Подумав еще секунду, я, на свой страх и риск, вытащила снимок и сунула себе в карман.
Отказавшись от ужина и предусмотрительно закрывшись, я растянулась на кровати. Снимок все не шел у меня из головы. Роза говорила, что ездила к Хосе Равелю в Испанию с сестрой Зарой. Вполне логично предположить, что девушка в белом платье, которая на фотографии смеется, нежно глядя на Равеля, и есть та самая Зара. "И что из этого следует? – спросила я себя и сама же ответила: – Ничего".
Вытащив свою тетрадку, записала: "Наблюдение. Нашла в бельевом шкафу Розы Жемчужной фотографию. На ней запечатлены Хосе Равель, Роза и неизвестная девушка (возможно, Зара?). Утром Ефрем Жемчужный сообщил, что Зара покончила с собой из-за несчастной любви. Нужно под каким-либо предлогом убедить Розу или Ефрема показать фотографию младшей Жемчужной".
Так и не дождавшись Розы, я задремала.
На следующий день рано утром позвонил Николай Иванович и хмуро сообщил, что улетает в Йошкар-Олу завтра.
– Почему-то в эту Тмутаракань самолеты летают ни свет, ни заря. Хотя у нас с ними разница в час!
Я сонно пожелала Николаю Ивановичу мягкой посадки. Часы показывали без пятнадцати шесть.
Примерно в девять позвонил Вадим Соколов с радостным утренним вопросом: