Глава 1

Ночь, черная, теплая ночь, сполохи красных и синих огней, бегущий свет фар, надрывный вой полицейской сирены — и распахнутые настежь двери, зияющий провал в земле. Холод. Могильный холод стылого камня — зловещее дыхание подземелья. Узкий луч фонаря падает вниз на ступени, шарит по голому бетону… Шаг, еще… Светлое пятно дрожит на полу, и чей-то голос за спиной: «Осторожно, там нет перил». Пятно света медленно заползает в угол, темнота отступает: тонкие выпрямленные пальцы, обнаженная рука, лицо в ореоле рассыпавшихся черных волос… застывшее, мертвое, и слепые глаза — белесые бельма. Наташа! Господи, это же Наташа… А наверху, на земле, слышатся голоса, хлопают дверцы автомобилей, отчаянно воет сирена…

Виктор Делано вскинулся, сел на постели, потряс головой, отгоняя кошмар. Сирена продолжала кричать. С трудом соображая, где находится, он потер лицо и потянулся к настойчиво трезвонившему телефону.

— Алло?

— Будь добр, подойди к Ларкину, — раздался в ответ натянутый холодный голос — такой холодный и натянутый, что Виктор едва узнал Кэттана Морейру. — И побыстрее. — Кэт повесил трубку.

Что такое? Кажется, я что-то проспал! Вот что значит прилечь после обеда — тут-то самое интересное и происходит. Он обулся, заправил рубашку, натянул висевшую на спинке стула форменную куртку, мельком заглянул в зеркало — мерзость какая, глаза б мои не смотрели! — пригладил волосы и выскочил из дому.

Поселок был невелик, но Виктор Делано жил на самой окраине, и до шефа полиции Эдмунда Ларкина было с километр. Виктор быстро шагал мимо аккуратных двухэтажных коттеджей, окна которых отливали мягким розовым блеском; небо над головой было зеленоватым, а заходящее солнце таяло в затянувшей горизонт жемчужной дымке — к дождю.

Он свернул на выложенную серой плиткой дорожку, проложенную к строению, которое не без иронии именовалось полицейским Управлением. Под началом у Ларкина было три человека: старожил Луис Шелтон и прибывшие на Изольду две недели назад .Виктор Делано с Кэттаном Морейрой. Шеф ворчал и жаловался, что с появлением сумасбродного Делано не стало никакого покоя и лучше бы Кэттан увез его обратно на Франческу, на что Кэт снисходительно улыбался и призывал шефа к христианскому терпению.

Виктор и сейчас был готов отколоть какой-нибудь номер, например, с грохотом ввалиться в Управление через открытое окно, но его остановил донесшийся изнутри голос Кэта:

— Чисто по-человечески, ты не можешь меня посылать. Хочешь угробить Делано — твое право…

— Никого я не хочу гробить, нотабене, — перебил Ларкин; присловье у него такое было — «нотабене». — У нас нет выхода.

Виктор вошел через распахнутую настежь дверь.

— Что это шеф против нас замыслил? — обратился он к Кэту, разом оглядев всех троих.

Луис Шелтон поднялся из своего любимого кресла, в котором, бывало, сиживал часами, болтая с Ларкиным о том о сем, и кивнул на освободившееся место:

— Садись.

Виктор остался стоять посреди комнаты.

— За какие грехи, шеф, вы решили нас с Кэтом извести?

— Сядь, тебе говорят.

— Луис, — повернулся он к Шелтону, — что такое затевает наше славное начальство?

— Да сядь ты наконец! — не выдержал Кэт.

Пожав плечами, Виктор пристроился в углу, на своем законном месте. Эдмунд Ларкин, невысокого роста, широкоплечий, внушительный, медленно поднялся из-за стола, обошел его и присел на край. Посмотрев тяжелым взглядом на Кэта, он обратился к Виктору:

— У нас гости. «Десперадо» на орбите.

Виктор присвистнул, и охота корчить шута сразу пропала. «Разбойник», «Головорез», «Убийца» — так нарекли этот корабль. Построенный неизвестными инженерами из космических глубин, «Десперадо» был космическим пиратом, беспощадным и неуловимым. Убийца, чье появление невозможно было ни предсказать, ни предотвратить, громада, против которой оказались бессильны все доступные человеку способы уничтожения, неуловимый хищник, охотник за звездолетами. Взяв корабль в плен, он убивал на борту все живое, выводил из строя аппаратуру и возвращал мертвую скорлупу обратно. Неизвестно откуда являясь и невесть куда пропадая, «Десперадо» бесчинствовал на галактических трассах вот уже три с лишним месяца.

— Но нас-то он не тронет, — проговорил Виктор. — Мы же на Земле.

Ларкин громко и выразительно вздохнул, словно большой компрессор.

— А почта придет согласно расписанию, — сказал он, всем корпусом поворачиваясь к Кэту Морейре.

Кэт сидел, ни на кого не глядя, хмурый и замкнутый.

— Буксир уже выбросили, — добавил Шелтон. — Только наш разбойничек плевать хотел, даже с места не тронулся. Буксир мимо просвистел да и учесал, еле вернули, а он не заинтересовался ни вот столько.

Все правильно — поначалу «Десперадо» проглатывал управляемые автоматикой корабли и, сытый, убирался восвояси, но уже месяца два как перестал на них покушаться.

— Разбирается же, собака, где пустой корабль, а где с экипажем, — заметил Виктор.

Луис молча подошел к окну, поглядел в зеленоватое закатное небо.

— Почтовика ждет.

— У нас есть корабль, — сказал он. — И есть пилот. Так что даже если Кэттан отказывается… Ты отказываешься?

Кэт вскинул голову, и его мягкие, бархатные глаза неожиданно стали враждебными.

— Да, отказываюсь. Я выслушал твои доводы и считаю, что это вздор.

У Виктора в животе зародился неприятный холодок. Профессиональных пилотов на Изольде нет, и единственный человек, способный хотя бы вывести звездолет на орбиту — он сам, Виктор Делано, двадцати четырех лет, научившийся пилотированию на Франческе, когда они с Наташей одно время баловались на тренажерах. Но… Но он же не сможет этого сделать.

— Ладно. Ты справишься и один, — повернулся к нему Ларкин. — Взлетишь, пристроишься к «Десперадо» и начнешь перед ним выделываться, пока он не клюнет. Хотим мы того или нет, надо освободить путь почтовику, нотабене. Разбойник сожрет одного и уберется… — Ларкин замолчал, перехватив тревожный взгляд, который бросил Виктор на Кэта.

Тот поднялся, пересек комнату и встал рядом с другом — изящный, тонколицый, с большими, кофейного цвета глазами, похожий на актера, надевшего полицейский мундир на время съемок. На Франческе он работал экспертом в криминалистической лаборатории. Кэт с Виктором составляли колоритную пару. Виктор Делано был отчаянно, сумасшедше красив, но Ларкин мог бы поклясться, что красота эта ему не в радость: он стесняется своего лица. Не нравятся ему ни ярко-синие глаза, ни черные брови, ни пепельные кудри; единственный неоспоримый плюс — не приходится каждый день бриться. То есть вообще не приходится, что при извечной мужской лени немало значит. Не повезло парню: когда он, обгорелый, полумертвый, лежал в клинике, никто и не спросил, какое лицо он бы себе выбрал, и врач делал пластические операции по собственному разумению. Во всяком случае, так объяснил сам Виктор, когда Ларкин задал ему прямой вопрос.

Кэт прислонился к стене и с полминуты молчал.

— Ты думаешь менять одного на одного — допустим, — наконец заговорил он. — Но, Эд, здесь другая арифметика.

— Это какая же?

Кэт не отвечал, глядя на шефа исподлобья.

— Ну, говори, нотабене. Я готов тебя выслушать, время еще есть.

— Нет никакой другой арифметики, — вырвалось у Виктора.

— Просто…

— Молчи! — обрезал Кэт. — Помолчи пока.

Ларкин посмотрел на них с интересом.

— Кэттан…

— В действительности ты будешь менять одного на троих. Одного почтовика на троих.

Луис Шелтон удивленно поднял брови, Ларкин же медленно откинулся назад и оперся ладонями о стол.

— Что-то я тебя, Кэттан, не пойму. Виктор, может, хоть ты мне растолкуешь?

— Молчи, — властно повторил Кэт, положив ладонь другу на плечо. — Эд, оставь парня в покое. Поверь мне на слово, это однозначно: один к трем.

Да какого черта? — с тоской подумал Виктор. Зачем он дурит шефу голову, мелет какую-то чушь, когда это так просто? Объяснил бы сразу, и дело с концом — даже если я умру от стыда.

Ларкин глянул на часы, затем, очень пристально, на Кэта.

— Если тебе нечего больше сказать, то я, с твоего позволения, поговорю с Делано. И не затыкай ему рот, будь любезен, иначе окажешься за дверью.

Кэт промолчал, а шеф полиции отлепился от стола и подошел к ним вплотную.

— Виктор, я не собираюсь делать из тебя героя, это всего-навсего твой долг: нужно убрать отсюда «Десперадо», пусть даже ценой человеческой жизни. Мы с тобой служим в полиции, и наша работа — обеспечить почтовику свободный путь.

У Виктора запылало лицо. Он уже открыл было рот, собираясь признаться, что ничего не сможет сделать, что это выше его сил, но пальцы Кэта стиснули плечо, и он опять промолчал.

— Кэттан! — рявкнул Эдмунд Ларкин. — Убирайся к черту, или я…

— Оставь его, он никуда не полетит, — холодно проговорил Кэт.

— Это еще почему?

— Я сказал: не полетит.

— Виктор, — вкрадчиво спросил Ларкин, — а у тебя язык, что ли, отнялся?

Виктор вскочил.

— Хорошо! — Он стряхнул с плеча руку пытавшегося удержать его друга. — Кэт, брось… — Запнувшись, он обвел всех отчаянными глазами. — Я попробую. — И кинулся вон из комнаты.

— Куда?! — Кэт метнулся следом, выскочил из дома, пробежал по дорожке и догнал его уже на шоссе. — Не сходи с ума. Дел! Да стой, сумасшедший; ты пешком на космодром собрался?

Виктор остановился, перевел дух, откинул со лба волосы.

— Ты со мной? Хорошо. Какую машину берем?

— На что тебе машина? Дел, ты сам знаешь: это невозможно.

— Знаю. — Он нагнул голову и сжал кулаки. — Получше тебя знаю! Но так ведь и жить невозможно.

— Целее будешь, — хладнокровно отозвался Кэт. — А то как смерти ищешь.

Виктор не ответил, повернулся и пошел по дороге к дому Шелтона. Кэттан искоса поглядывал на него, шагая рядом. Бедняга Дел, вот уж кому не позавидуешь. Он не боится смерти; не боится «Десперадо», он хочет добраться до корабля-убийцы и совершить свой первый и последний в жизни подвиг — точнее, как говорит Ларкин, выполнить свой долг… А вот и нет! Не сможет. Будет мучиться, переживать, сгорая со стыда и не зная, как теперь смотреть людям в глаза — и все равно: корабля ему с космодрома не поднять.

Хотя почтовика, конечно, жаль.

Длинный автомобиль Луиса стоял прямо на обочине. Виктор открыл дверцу, еще раз спросил:

— Ты со мной?

— С тобой, — вздохнул Кэт и вперед него сам сел за руль.

— Поедем, раз уж так.

Он тронул с места и не спеша покатил по широкому и совершенно пустынному шоссе. Поселок на Изольде вымирал. Планета не была рекомендована к массовому заселению, и после того, как ее богатейшие серебряные рудники истощились, люди разъехались; остались пустые дома, космодром да станция космического слежения, еще не законсервированная, хотя о том уже ходили разговоры. Сейчас на Изольде жило всего десятка три человек, и Эдмунд Ларкин был немало удивлен, когда две недели назад с Франчески спецрейсом прилетел Кэттан Морейра с женой и другом и объявил, что они с Делано переведены сюда работать. Этого Ларкин никак не мог понять. Однако с Франчески подтвердили, что да, все так и есть; да и почему бы им, в самом деле, не работать на Изольде? Никакой настоящей работы, разумеется, здесь для них не было, и оба просто получали деньги за проживание в поселке.

Виктор тоже не мог этого понять. Глушь, дичь, жалованье грошовое, не в пример Серебряному Лайзу, откуда они уехали. Какая-то необъяснимая блажь супругов Морейра. Впрочем, братец Кэт, кажется, просто-напросто от кого-то удрал. Собрался в одночасье и дал тягу; разве можно было бросить его в решительную минуту?

Виктор открыл панель встроенного бара, на колени ему упал свет вспыхнувшей внутри лампы, и яркой радугой заиграли многочисленные бутылки.

— Однако же наш Луис запаслив, — сообщил он. — Попользуемся?

Кэт покачал головой.

— Закрой, нечего там пользоваться.

— А ты не жадничай — шелтоновское, не твое. — Виктор достал маленькую бутылочку в золотой обертке. — Вот будет в самый раз.

— Поставь, говорю, на место.

— Отвяжись. Смертнику все можно, Луис еще гордиться будет, что я в его баре храбрость на грудь принял. — Он сорвал обертку и выбросил в окно.

— Прекрати! — велел Кэт, и Виктор замер с бутылкой в руках. — Я сказал, поставь на место.

Он молча подчинился и закрыл бар. В салоне стало сумрачно и тихо. Зеленоватые сумерки густели; Кэт включил фары, полоса света, пока еще неяркая, легла на дорогу. С обеих сторон автостраду плотной стеной обступали громадные деревья, толстые гладкие стволы отсвечивали красноватыми бликами.

— Я тебя придушу, — почти серьезно пригрозил Виктор. — Какого лешего ты сегодня без конца командуешь?

Кэт промолчал, лишь грустно покачал головой, видимо, в ответ на собственные мысли.

— Я, например, думаю, — продолжал Виктор, — что если б тяпнул как следует, что-нибудь бы и вышло. Когда море по колено, то и взлететь можно, и на «Десперадо» войной пойти… — От спиртного его мутило, и оба это прекрасно знали. — Да ты пойми, — проговорил он с глухим отчаянием, — мне ж хоть топись. Ну, придет почтовик, разбойник его сожрет, а я что? Что я тогда вообще здесь в полиции делаю? А тут бы хоть напился, долбанул по мозгам — может, и полегчало б.

Лежащие на руле точеные руки Кэта шевельнулись.

— Не надо меня уговаривать. Хочешь — давай. Пей.

Виктор вновь открыл бар — и вдруг на него навалилось то самое, чего он ожидал и больше всего боялся: черный, холодный, неодолимый ужас, животный страх смерти. Проснувшийся и заоравший во все горло инстинкт самосохранения, запрещавший ему рисковать собой, гнавший прочь от любой опасности, не дававший не только умереть, но и достойно жить.

— А, черт… — выдохнул он. Кэт остановил машину.

— Ну? Можно поворачивать?

Виктор опустил голову, стиснул ладонями лицо. Кэт молча ждал; затем поморщился и потер руки, словно они озябли.

— Возвращаемся?

Виктор застонал в ответ, но помотал головой. Упрямец.

— Тогда — что?

— Поехали. Я… попробую.

Кэт откинулся на сиденье.

— Что ты попробуешь, черт тебя подери?! До космодрома еще полчаса пути — ты же умрешь раньше.

Виктор снова помотал головой, уронил руки на колени.

— Поехали, — проговорил он сквозь зубы. — Не умру.

Кэт пожал плечами, снова тронул машину, пятно света побежало вперед по дороге. Он искоса бросил взгляд на друга: стиснутые кулаки, закушенные губы, даже в сумраке салона видно, как от виска стекает капелька пота. Как он это выдерживает — этот леденящий, парализующий тело и волю ужас? Невероятно.

— Останови, — вдруг хрипло сказал Виктор.

— Домой?

— Останови, говорят тебе! — Он выбрался из автомобиля, пошел назад по обочине.

Кэт мрачно ждал. Нет, Дел не сможет выйти на орбиту. При всем его мужестве, не сможет.

Через несколько минут Виктор вернулся, сел в машину.

— Едем.

— Опять едем? Да ты хоть на руки свои посмотри — как за пульт сядешь?

Виктор посмотрел: руки дрожали.

— Черт с ним со всем! Все равно поехали. Терять нам нечего.

Кажется, ему стало легче. Он вновь открыл бар, вынул приготовленный бутылек, сковырнул пробку — и Кэт неожиданным движением выбил у него бутылку, она вылетела в открытое окно.

— Да ты… Какого черта?! — Виктор размахнулся, собираясь вправить ему мозги — но вновь захлебнулся знакомым смертным страхом. — А-у, — застонал он.

— Дел, — терпеливо сказал Кэт, — мы с тобой оба знаем, что это невозможно. Не мучай себя без толку.

Он тихонько начал было разворачиваться.

— Нет, — Виктор схватил его за руку. — Стой!

— Виктор, Кэттан, — вдруг прозвучал по рации голос Ларкина, — вы чем там занимаетесь?

Кэт вздрогнул и остановил машину.

— Где вы? — продолжал шеф.

— На шоссе.

— Кэттан, в чем дело? Что у вас происходит?

— Едем к космодрому, — выговорил Виктор сдавленным голосом. — Будем через пятнадцать минут.

Ларкин хмыкнул.

— Ну коли так, поторопитесь, не то почтовик придет раньше, чем вы доползете.

Кэт чуть слышно перевел дыхание. Ох уж мне этот Ларкин! Он послал машину вперед.

— Дел? Ты как?

Виктор не ответил. Кэт и без того знал — плохо. С ума с ним сойдешь, с этим упрямцем.

Шоссе стремительно стлалось под колеса, отлетала назад темная стена высоченных деревьев, и казалось, будто автомобиль мчится по дну каньона. И никого вокруг. Да так оно и было: на всей планете лишь три десятка человек в поселке, да четверо на станции слежения при космодроме. А наверху, прямо над головой, висит-выжидает космический убийца.

— Скоро?

— Пять минут, — коротко отозвался Кэт. Неужели Дел все-таки способен вырваться из этого своего ужаса, сбросить его и умчаться на орбиту?..

А Виктор не пытался вырваться — он пытался с этим ужасом жить. Нагнув голову, сгорбившись, сжавшись, он обрел некое равновесие, в котором дикий безумный страх не убивал, не раздирал его на части, а был пусть мучительным, но все же терпимым состоянием. Я хочу умереть, сказал он себе. Да, именно так: хочу умереть. Уж лучше один раз погибнуть в схватке с космическим чудовищем, чем всю жизнь провести с ощущением своей никчемности.

— Прибыли. — Кэт остановил машину на краю космодрома, дорожка света далеко протянулась по пустынному полю. На фоне темно-зеленого неба чернели два силуэта — возвращенный автоматический буксир, на который не соблазнился «Десперадо», и маленький корабль-игрушка, предназначенный скорее для баловства, нежели для перемещения в пространстве.

Виктор шевельнулся.

— Кэт… Скажи, что я смогу это сделать.

— Дел! Господи, ну зачем…

— Ладно уж, молчи. — Медленно, словно преодолевая какое-то невидимое сопротивление, Виктор открыл дверцу, опустил ногу на землю.

Кэт невольно затаил дыхание. Представить себе невозможно, чего ему это стоит, бедолаге, упрямцу сумасшедшему, черт бы его подрал! Виктор вылез из машины, постоял, опираясь ладонью о крышу, глубоко вздохнул.

— Уезжай. Я сам.

Кэт выскочил следом.

— Послушай…

— Уйди. — Виктор повернулся к кораблю, провел пальцами по щекам — лицо было мокрое от пота. — Толку от тебя… — Он сделал первый шаг, постоял, пошатываясь, затем снова шагнул вперед.

Кэт потрясенно смотрел ему в спину. Да разве может такое быть?

— Сумасшедший. Куда тебя несет? Ты же не сможешь! — Он догнал его, хотел взять за локоть.

Виктор отмахнулся — устало, равнодушно, весь сосредоточась в себе.

— Виктор, Кэттан, — приглушенно донеслось из машины, — отвечайте!

— Ларкин вызывает! — встрепенулся Кэт. — Подожди тут. — Он кинулся обратно к автомобилю, сунул голову в салон, не спуская глаз с Виктора. — Кэттан слушает.

— Кэттан? Отбой.

— Что такое?

— Разбойник не стал вас дожидаться и убрался с орбиты. Со станции говорят: как ветром сдуло! — радостно прокричал шеф, словно в том была и его заслуга. — Возвращайтесь.

— Понял. — Кэт повалился на сиденье. Слава Богу, бывает же порой удача. — Дел! — крикнул он. — Едем домой — пират отчалил.

Полумертвый, Виктор заполз в салон.

— Чуть не сдох, — выговорил он, отдуваясь и вытирая пот с лица, и неожиданно улыбнулся. — А все-таки я бы дошел! Понимаешь? Я б до него добрался!

В голосе его звучала гордость, которая кольнула Кэта в самое сердце. Бедняга, никуда бы ты не дошел. Он со стуком закрыл дверцу, развернулся и повел машину обратно. Минут десять они ехали молча.

— Скажи, — вдруг заговорил Виктор, — что за чушь ты нес Ларкину про обмен одного на троих?

Кэт поморщился.

— Черт меня дернул за язык. Но ты лучше послушай, что шеф наш придумал: чтоб мы с тобой вместе отправились к «Десперадо», в компании с дезинтеграторами и со взрывчаткой, которая осталась со времен рудников, а шеф бы нам дал скафандры высшей защиты — дескать, у него на складе последняя модель, якобы неодолимая и непобедимая и не знаю еще какая.

— Отличная мысль. Что же ты отказался?

— У тебя, я погляжу, чувство юмора проснулось? Так вот, разбойник бы нас проглотил, но, по мысли Ларкина, должен был наступить один короткий миг, когда он еще не начал переваривать, и тут-то ты прошелся бы по нему дезом, а я, со взрывчаткой, устроил бы маленькую сверхновую. Шеф утверждает, что коль скоро снаружи пирата одолеть невозможно, изнутри он должен оказаться беззащитным и нежным. Каково?

Виктор помолчал, размышляя.

— Ты, братец Кэт, насмехаешься над Ларкиным — а зря. Я б, например, взял и взрывчатку, и дез. Тебя-то, конечно, брать бы не стал, нечего создавать толпу в неположенном месте… Жаль, «Десперадо» ноги унести поторопился. Ну ничего, в следующий раз.

Кэт изумленно покрутил головой. В следующий раз! Одно слово, сумасшедший.

— Анжелика приглашала на ужин.

Виктор улыбнулся.

— Опять сидите голодные?

Прийти к Кэту с Анжеликой на ужин означало принести с собой побольше еды; Анжелика изумительно ее украшала и подавала на стол, и все трое наедались досыта. Виктор подозревал, что, если бы не он, супруги Морейра совсем бы пропали: жалованье Кэта, не такое уж маленькое, куда-то улетало бесследно, и они порой просто голодали, а безделушки и украшения Анжелике дарил Виктор. За всем этим ему виделась смутная тень какого-то неблаговидного поступка, за который Кэт расплачивался вот уже четыре года у него на глазах, а до тех пор еще неизвестно сколько. Он бросил взгляд на друга, на едва видимое в темноте тонкое лицо. Неужто братец Кэт и впрямь втюхался во что-то неприглядное?

— Кому ты платишь?

Кэт вздохнул и ничего не ответил. Виктор поставил вопрос иначе:

— От кого мы удрали с Франчески?

Кэт согнутым пальцем постучал себя по лбу и указал на рацию, встроенную рядом с приборной панелью.

— Ты доставишь мне большое удовольствие, если перестанешь задавать идиотские вопросы. Я спросил про на ужин, не хочешь — не настаиваю.

— Не приду. — Виктор помолчал и добавил: — У меня еды до черта, приходи забрать лишнее.

— Не приду, — с усмешкой ответил Кэт. — Анжелика пирог пекла, а ты не получишь ни кусочка.

Он довез Виктора до домика, самого последнего в поселке, развернулся и уехал вернуть Шелтону его машину. Виктор постоял на обочине. Огляделся. Как странно но после сверкающего шумного Лайза, сердца Франчески, быть здесь, где глухую темно-зеленую ночь пронзает лишь с десяток редких огоньков и где царствует первозданная тишина. Как хорошо… И одиноко.

Он прошел в дом, зажег свет во всех комнатах и включил музыку, чтобы прогнать наполнявшую дом тишину. Безо всякого удовольствия пожевал чего-то на кухне. Конечно, можно было к Анжелике завернуть на пирог; они с Кэтом поели бы, как люди. Виктор прижался лбом к прохладному стеклу, бездумно вглядываясь в ночь. Прямоугольники света из окон падали на вымахавшие в половину человеческого роста сорняки. Скоро здесь будет кустарник, а потом и настоящий лес. Интересно, а мы куда денемся, когда все уедут? Не останется же Кэт в этой пустоши.

Не зная, куда себя девать, он побродил по дому, вышел в запущенный сад, где сразу промок от росы, вернулся и стал смотреть видео. Спустя час снаружи послышались неторопливые уверенные шаги, открылась дверь. Гости? Как кстати!

— Один? — вопросил с порога Эдмунд Ларкин.

— В поселке ни одной свободной женщины, — развел руками хозяин.

— Я про Кэттана.

Виктор выразительно поднял бровь, и Ларкин усмехнулся.

— Ладно, один так один, нотабене. Пускаешь?

Виктор распахнул дверь в гостиную.

Шеф полиции осмотрелся. Здесь, как он помнил, все оставалось от прежних хозяев, все на своих местах, и о самом Делано не говорила ни единая мелочь.

— Еще не обжился?

Виктор пожал плечами.

— Садитесь, — он указал на широкий диван в красно-черную клетку, а сам уселся на ковер, прислонившись к стене. — Чем порадуете?

— Хотел я тебе парочку вопросов подкинуть. Не возражаешь?

— С чего бы? Уж так давно никто меня ни о чем не спрашивал.

— Сразу признаюсь, что слушал сегодня ваши с Кэттаном разговоры.

— Вот как. — В ярко-синих глазах Виктора появилось странное, загнанное выражение.

Ларкин невольно качнул головой: а парню-то, видать, это и на ум не приходило.

— Почему Кэттан так настойчиво уверял, будто ты не сможешь выполнить задание?

Виктор отвел взгляд.

— Ну хорошо, допустим, это правда. Насколько я понял, тебе и впрямь стало худо… Как давно с тобой такое?

— Семь лет, — тихо, с запинкой выговорил Виктор, а на щеках проступили красные пятна.

— С тех самых пор, как попал в аварию или что там еще было?

— Выходит, так.

Ларкин подался вперед.

— А с Кэттаном знаешься тоже семь лет? — жестко спросил он.

— Меньше. Четыре года. Как приехал в Лайз.

— И все это время он с тобой нянчится, как сегодня?

Виктор опустил голову, Ларкину не стало видно его лица, зато он видел, как краска стыда заливает даже сцепленные руки.

— Ну, что молчишь?

— Я бы дошел.

— Что? Не понял.

— Дошел бы до корабля, — пояснил Виктор. — И стартовал… мне кажется. Я очень старался. — Он виновато посмотрел на Ларкина.

Тот поерзал на диване, задумчиво помолчал, прикусив согнутый палец.

— Кроме Кэттана, у тебя еще кто-нибудь есть?

— Анжелика.

— Это одно и то же. А еще?

— Больше никого.

Ларкин прищурился.

— А кто такая Ленора?

— Откуда вы знаете? — поднял бровь Виктор. — Это… бывшая жена.

— По-моему, я что-то слыхал про Наташу.

— Наташа… она погибла. — В голосе прорезалась боль.

— Когда?

— Три… ну, почти четыре месяца назад. — Виктор снова опустил голову.

— Значит, Ленора была раньше?

— Нет.

— После? Шустрый какой, нотабене. Когда ж ты успел?

Виктор не ответил. Впрочем, шеф уже выяснил все, что хотел, и круто переменил тему:

— Почтовик прибыл. — Ларкин слазил во внутренний карман, достал конверт и еще какой-то лист стандартного размера. — Капсулу сбросил и ушел, все как надо. — Он протянул конверт Виктору: — Читай.

Адресованное в Серебряный Лайз и пересланное сюда, на Изольду, письмо шло почти месяц.

«Вики, родной мой, ты бы знал, как я по тебе соскучилась! Без тебя все не то и не так. Очень хочу вернуться, я вернусь, можно? Ни в чем не буду тебя упрекать, мне легче думать, что сама во всем виновата. Вики, мой единственный, я хочу быть с тобой, я люблю тебя, слышишь?! Очень люблю, и никто другой мне не нужен.

Самое смешное — ты не поверишь — я нанялась в какую-то научную экспедицию. Здесь все страшно умные и очень милые, особенно начальник Кен Нортон, но я не забываю о тебе ни на минуту. Если захочешь, напиши на Эльзикар: экспедиция Кеннета Нортона, как раз успею получить. Люблю тебя.

Ленора Делано».

Виктор хмуро сложил письмо и сунул обратно в конверт. «Люблю», подумайте только! Будет врать-то. К тому же его задело, что Ленора подписалась фамилией Делано. И вообще… Удумать же такое надо — письмо в конверте! Особый, понимаете ли, шик. Да те деньги, что за него плачены — это чуть ли не половина стоимости билета на экспресс. Взяла бы и приехала, раз неймется. Хотя не больно-то ее тут ждали…

Ларкин смущенно кашлянул и расправил на колене лист пластика, который принес вместе с письмом.

— Тут вот есть одно сообщение… старое, тебя еще здесь не было… из сводки новостей. Я как на письмо поглядел, в памяти-то и всплыло, нотабене. Не знаю, может, это тебя тоже касается.

Виктор взял протянутый лист. Экипаж «Золотого дракона» сообщал, что найден источник загадочного излучения в секторе 169 на трассе 28-В. На Цинне обнаружены следы высадки группы Дмитрия Белого. Ну и что? Ага, вот… Экспедиция Кеннета Нортона, направлявшаяся на Огненную планету через Эльзикар, вылетела с Ченги 25 марта по общегалактическому условному времени, но Эльзикара не достигла. Никаких сведений о местонахождении ее нет, выслана группа поиска. В составе экспедиции Жан Лотт, Черри Солей, Сергей Тимофеев, Станислав Кильвинский, Ленора Делано… Опять! Нора! Боже мой, как же это? Виктор вскочил на ноги, сверкнул глазами.

— Убийца!

— Ты чего? — откинулся назад Ларкин и на всякий случай тоже встал. — Очумел?

— «Десперадо»! Он же их сожрал!

— Постой… но может, и нет? Я уже послал запрос на Франческу. В нашу глубинку… А-а, вот и ты, — перебил себя Ларкин, оборачиваясь к двери. — А я-то тебя жду-пожду, а тебя все нет как нет.

На пороге стоял Кэттан Морейра.

— Что это ты обо мне затосковал?

— Послушай, — рванулся к нему Виктор, собираясь рассказать про Ленору, однако Ларкин остановил его жестом:

— Погоди. — Шеф приблизился и встал прямо перед Кэтом. — Вот что, Кэттан, я тебе скажу: не нравятся мне твои занятия. Бог свидетель, лично против тебя я ничего не имею, но не хотелось бы, чтоб ты играл здесь в эти игры, нотабене. Так что не угодно ли будет убраться, откуда явился?

— Не угодно, — спокойно ответил Кэт. — Мне и здесь хорошо.

— Шеф… — начал было сбитый с толку Виктор.

— Помолчи. А ты, Кэттан, все-таки уезжай — завтра придет экспресс, вот и отправляйся.

— Эд, послушай, ты, к счастью, многого не знаешь…

— И знать не хочу! — перебил Ларкин, повысив голос. — Завтра чтоб тебя тут не было.

Кэт посмотрел на него своими бархатными кофейными глазами и покачал головой.

— Нет.

— Шеф, за что вы… — снова вмешался Виктор, раздраженный тем, что ровным счетом ничего не понимает.

Ларкин стремительно обернулся.

— А вот у него и спроси! Спроси, какого черта… — Тут он одумался и прикусил язык. — Все, Кэттан, довожу до твоего сведения, что ты здесь больше не работаешь.

— Эд!

— Разговор окончен, — властно отрубил Ларкин, обогнул его и уже в дверях обернулся. — Кстати: для тебя у меня тоже есть письмо. — Он достал конверт и сунул Кэту в руки. — Доброй ночи, Виктор.

Кэт подержал письмо двумя пальцами за уголки, задумчиво повертел, потом вскрыл-таки, развернул, глянул — и вздернул голову, как от внезапной боли, даже лицо побелело. Виктор подошел, взял лист в руки и непонимающе уставился. Буквы человеческие, все как положено, а слова…

и так далее, всего четыре строчки.

— Кэт! И ты из-за этой галиматьи расстраиваешься? Что за бредятина?

Кэт перевел дыхание и улыбнулся своей мягкой и чуть грустной улыбкой.

— Не спрашивай, это не твои заботы, дружище. Ну, хорошо; коли так, завтра мы улетаем на Франческу.

— Ничего подобного, — решительно заявил Виктор, уязвленный тем, что ему ничего не объясняют. — Я остаюсь: Ларкин гонит вон тебя, а обо мне речи нет.

— Слушай, Дел… — Кэт пытался засунуть странное послание обратно в конверт, — и так тошно, давай не будем спорить.

— Будем! Хватит с меня этих загадок и недомолвок, черт побери! Что ты мною командуешь, как…

— Как кто? — Не справившись с письмом, Кэт в конце концов сунул его в карман. — Я сказал, — вдруг рявкнул он тем самым тоном, который заставлял Виктора повиноваться, — завтра на Франческу!

Оглушенный, Виктор отпрянул, постоял с потерянным видом и затем тихо спросил:

— Чем тебе помочь?

У Кэта сжалось сердце.

— Ты мне очень поможешь, — не сразу выговорил он, — если перестанешь тормошить своими вопросами… и оплатишь три билета до Лайза.

Виктор просыпался медленно и сладко, не желая расставаться со сном и одновременно радуясь постепенно доходившей до сознания яви. Эта явь была исполнена нежности и тихой ласки: мягкие руки гладили его по волосам, теплое дыхание чуть касалось щеки. Он не шевелился, чтобы продлить чудесное мгновение, и легкие прохладные пальцы коснулись лба, век, губ — и тут он открыл глаза, поймал отдернувшуюся было руку и поцеловал хрупкое запястье.

— С добрым утром, — улыбнулась Анжелика.

Виктор задержал ее руку в своей, в который раз недоуменно поглядел на два тонких параллельных шрама, белеющих на коже. Невозможно было представить, чтобы Анжелика когда-то пыталась покончить с собой.

— Я тебе пирога принесла. — Она поднялась с колен и присела на постель у него в ногах. — Мы вчера не доели. — Анжелика указала на завернутый в салфетку кусочек на кофейном столике, такой маленький, что Виктор чуть не застонал от стыда: видать, кроме пирога, у них с Кэтом на ужин ничего и не было.

— Спасибо, Пушистик, — сказал он виновато, хотел снова поцеловать ей руку, но Анжелике это могло не понравиться — а Виктор хорошо помнил неожиданную пощечину, которую схлопотал года три назад, позволив себе что-то лишнее. Жена Кэта Морейры была необыкновенной и загадочной, пленительной и абсолютно недоступной, словно сошедшая на землю богиня. Высокая, тонкая и гибкая, с копной невероятно светлых, почти прозрачных волос, сероглазая, и глаза ее тоже были светлые и прозрачные, как благородный минерал, и такие же твердые. Не жесткие, нет, однако в них читалась непреклонная воля и гордость, усмиренная и брошенная к ногам Кэта.

— Поднимайся. — Анжелика через одеяло погладила Виктора по плечу. — Скоро уезжать.

Он опять прикрыл глаза, наслаждаясь лаской. Даже мысль об Анжелике как о возможной любовнице казалась настолько невероятной, что всерьез не приходила в голову. И все-таки он точно знал, что нравится ей — и более того, он второй и единственный после Кэта мужчина, чье прикосновение ей приятно. Но и только, и только…

— А на Франческе ты… — начал было Виктор, собираясь спросить, будет ли она и впредь приходить к нему вот так по утрам, но засомневался: уж больно вопрос был глуп, а выглядеть перед Анжеликой дураком не хотелось.

— На Франческе — что?

— Ну… так, ничего.

Серые прозрачные глаза мгновение смотрели на него очень пристально, затем улыбнулись.

— Если хочешь, сварю нам с тобой кофе.

— Давай, — обрадовался Виктор, — к твоему пирогу что-нибудь добавим, и выйдет отличный завтрак. А где Кэт?

— К Ларкину собирался, — ответила Анжелика уже с порога.

Вспомнив, что у Кэта какие-то непонятные счеты с шефом, Виктор помрачнел. Если братец Кэт воображает, будто все это не моего ума дело, он ошибается. В конце концов, ему я обязан жизнью, когда он прикрыл меня от ножа в той драке на побережье. И не кто-нибудь, а он со мной возился, когда погибла Наташа и я был совершенно сумасшедший. И вообще… Стараясь подавить поднявшееся раздражение, Виктор начал одеваться. Ладно уж, пусть делает, как знает.

За несколько минут, что она провела на кухне, Анжелика успела устроить почти королевский стол.

— Если бы твой супруг имел побольше денег, брюхо у него сейчас было бы необъятное, — заметил Виктор. Он не переставал удивляться: самые обыкновенные продукты из магазина в руках Анжелики превращались во что-то фантастическое.

— Если бы мой супруг имел побольше денег… — отозвалась было Анжелика с улыбкой, но примолкла и закончила с неожиданной грустью: — Мы бы их все равно не видали.

— Как это?

Она поглядела на него, как сквозь стекло, и от этого взгляда Виктор почувствовал себя так, словно получил выговор. Ну вот, опять не мое дело.

Задетый, он молча принялся за еду. Эта парочка когда-нибудь добьется, что я на них совсем обижусь. Таинственные какие! Нищие, голодные, а таинственные как не знаю кто. И тут ему пришло в голову совсем уже неожиданное: а почему подобные вопросы не возникали в Лайзе? Почему там все казалось само собой разумеющимся? Виктор отодвинул чашку с недопитым кофе и встал.

— Так говоришь, Кэт у Ларкина?

Анжелика кивнула, потом из груди ее вырвался судорожный вздох.

— Вики, не надо его сейчас ни о чем спрашивать. Пожалуйста. — Она вскинула ставшие трагическими глаза. — Я очень тебя прошу!

Казалось, она вот-вот расплачется — всегда сдержанная, гордая Анжелика!..

— Хорошо, — пораженный, Виктор нащупал за спиной ручку двери. — Я только переговорю с шефом.

Он чуть было не бегом бросился в Управление. Черт знает что тут творится, надо немедленно выяснить. Но как? Если не задавать вопросов Кэту, о чем спрашивать у Ларкина? Он ведь тоже из их компании — еще вчера отвечать отказался. Виктор сбавил шаг. Идиотство какое-то: все что-то знают — и все молчат.

Он свернул на дорожку к Ларкину, так ничего и не придумав. Оконные рамы были подняты, и из дома доносились голоса — точнее, голос шефа полиции. Наплевав на приличия, Виктор подкрался и прильнул к стене у крайнего окна.

— …Да уж, дела твои из рук вон, — говорил Ларкин дружески и даже как будто с сочувствием. — Право, не знаю, что и посоветовать, нотабене. На твоем месте я б занялся чем-нибудь эдаким… незаконным. Особо прибыльным.

Замерший снаружи Виктор не поверил собственным ушам.

— А я, по-твоему, что делаю? — отвечал Кэт. — Незаконнее некуда.

Ларкин буркнул что-то неразборчивое.

— Но я не умею! — с непонятным раскаянием повысил голос Кэт. — Ты не представляешь, что такое полиция в Лайзе, там же стеллара незаконного…

— Да? — перебил полный иронии голос Ларкина. — То-то я наслышан…

— Так это ведь совсем другое ведомство, Эд.

— Неужели?

— Ну, не совсем…

— Ладно-ладно!

— Но оплачивается-то по другим каналам…

Вероятно, Виктор узнал бы еще много интересного о своем лучшем друге, но тут в комнате зазвонил телефон.

— Слушаю, Ларкин. Так. Так. Что-о? Черт… То бишь пожрать отлучался, нотабене…. Ну да, да! Понял. Понял, говорю! Все.

Раздался стук — шеф в сердцах швырнул трубку — и голос Кэта:

— Что там еще?

Ларкин не ответил, однако Виктор услышал какое-то движение.

— Эд… Да ты что, в самом деле?!

Пожалуй, самое время войти.

— Не двигаться! — неожиданно заорал шеф страшным голосом. Виктор замер у крыльца. — Руки! — продолжал Ларкин. — Убью!

Послышался грохот опрокинутой мебели, затем мягко рухнуло тело. Тишина.

— Ты рехнулся? — простонал Кэт.

Сбросив оцепенение, Виктор ринулся в дом.

Широко расставив ноги, Ларкин стоял с портативным дезинтегратором Прайса в руке: короткое толстое дуло было направлено на распростертого на полу Кэта. Шеф вскинул голову, когда распахнулась дверь.

— Пошел вон! — заорал он еще более страшно. — Вон отсюда!

Сжимаясь от крика, Виктор попятился. На полу шевельнулся Кэт.

— Убью! — срывая голос, взревел Ларкин и саданул его ногой под ребра. — Убирайся! — зверем зарычал он на Виктора. — Иди к Шелтону и делай, что он скажет!

Не в силах противиться, Виктор отступал.

— Быстрей! — дико орал Ларкин. — Вали отсюда! «Десперадо» вернулся на орбиту, — добавил он хрипло, но вполне человеческим голосом. — Сожрал в седьмом секторе челнок и возвратился. А через два часа придет экспресс.

Глава 2

…Молодой, только что из университета, спектрометрист полицейского Управления Серебряного Лайза Кэттан Морейра растерянно стоял на набережной, у ведущего к воде широкого пандуса. Внизу томно вздыхало, переливалось блестками море. Налево уходил широкий бульвар, напоенный ароматом цветущих деревьев — в Серебряном Лайзе деревья цветут круглый год. А справа лежала пустынная сейчас площадь, по которой должна была прийти Анжелика. Кэт ждал уже с полчаса, и это было так необычно, что он не знал, что и думать. Анжелика — вот уж не женская привычка! — никогда не опаздывала, по ней можно было проверять часы. Что же случилось?

Облокотившись на теплый каменный парапет, Кэт обвел взглядом темнеющее к горизонту море, затем посмотрел на приготовленный цветок в прозрачной упаковке — большой, с длинными золотистыми лепестками, словно брызнувший искрами и внезапно застывший бенгальский огонь. Светловолосая и светлоглазая, Анжелика любила что-нибудь яркое: цветок, шарфик, заколку в волосы. Кэт готов был подарить ей все на свете, не задумываясь, он потратил бы все свои сбережения на приглянувшееся ей колье; однако она неизменно отказывалась от подарков. Она видела, как огорчают Кэта ее отказы — и огорчалась вместе с ним. Он решительно не понимал, в чем дело. А этот золотистый цветок… Кэт надеялся, что она его примет — цветок стоил так мало, а значил так много, что Анжелика не может, ну просто не сможет его отвергнуть! Кэт потрогал хрустящий пластик упаковки. И вот же — не пришла!

Что ж такое? Что могло случиться в этом шикарном, разомлевшем под жарким солнцем курортном городе, чтобы его Анжелика, самая обязательная, самая верная из женщин — не явилась на свидание?

Да, она не придет, вдруг окончательно понял он. Значит, и впрямь что-то произошло? Захватив лежавший на парапете цветок, Кэт зашагал через площадь.

Дом, в котором Анжелика снимала крошечную квартирку, находился в двух кварталах от набережной. Если ничего не случилось по дороге, Анжелика должна быть У себя. А если нет… Тогда надо звонить в полицию. К себе, в родное Управление. Парни, конечно, поднимут его на смех: девушка опаздывает на свидание! Однако Кэт дает голову на отсечение, что смешного окажется мало. Анжелика не из таких. Она вообще не как все. За эти полгода он даже дома у нее не бывал, они даже не целовались ни разу — и это при том, что более волнующей и пленительной женщины ему встречать не доводилось.

На улице, накаленной солнцем, куда уже не достигало дыхание моря, Кэт на мгновение приостановился, огляделся. Жарко, пустынно, никаких следов происшествия. В прохладном вестибюле он только успел вызвать лифт, как терпение его истощилось, и он рванулся по лестнице.

Второй, третий, четвертый этаж. Только бы оказалась дома… Пятый, шестой. Кэт влетел в холл седьмого этажа и бросился к знакомой двери, у которой Анжелика всегда решительно с ним прощалась. И остолбенел: за дверью звучала музыка.

У нее гости? Она забыла?! Он нажал кнопку звонка, подождал, позвонил еще раз. Никакого ответа. Подергал за ручку, опять позвонил. Невероятно! И эта музыка… Кэт позвонил в квартиру рядом.

— Вы не ошиблись? — спросила открывшая ему черноглазая хохотунья, которую он раза два или три встречал на этаже. — Анжелика…

— Вы ее видели сегодня?

— Н-нет. Вот уже целый час у нее какое-то непонятное веселье. А что… — Девушка отступила, давая дорогу Кэту.

— С вашего разрешения, — извинился он уже с балкона. Примерился и перемахнул на соседний балкон Анжелики. Черноглазая вскрикнула.

Стеклянная дверь, к счастью, не заперта. Откинув белую занавеску, Кэт заглянул в комнату. И испугался: там было пусто, как бывает в доме, из которого навсегда выехали. Ни цветов, ни безделушек — никаких следов живой души. Только во всю мощь ревело сверкающее видео в изголовье покинутой постели.

В смятении Кэт машинально двинулся было к двери, как вдруг на пустом, застеленном дешевой скатеркой столе заметил квадратный листок бумаги. Два слова мелким, очень ровным, красивым почерком: «Прости меня». За что? Что уехала, не сказавшись? Или… Эта страшная, грохочущая музыка…

Кэт ринулся в крошечный коридорчик и с налету всем телом вышиб дверь, из-за которой чуть слышно журчала вода.

Анжелика полулежала: голова на краю ванны, одна рука свесилась до полу, по другой стекает окрашенная розовым вода…

Сорвав с крючка полотенце, Кэт скрутил жгут, перетянул тонкое изуродованное запястье, отнес Анжелику в комнату, уложил на постель, выключил видео и кинулся к телефону.

— Пожалуйста: Третий Верхний проезд, семнадцать, квартира семьсот двадцать девять. Большая кровопотеря.

Он присел на край кровати. Пленительное лицо Анжелики было белым, безжизненным, разметавшиеся волосы блестели как стеклянные.

— Ли, — позвал он.

Что стряслось, сломалось? Что заставило полоснуть лезвием по руке? Не попросив помощи? Он горько перевел дыхание. Он отдал бы за Анжелику жизнь — а она не позвала…

— Лика…

Его как током ударило: приди на несколько минут позже — и опоздал бы навсегда. Кэт с силой сжал руки, унимая дрожь. Самого страшного не случилось; но что будет дальше, когда Анжелика очнется?..

Звонок в дверь.

— Врача вызывали? — Темнолицый, немолодой, с большим чемоданом. Чемодан поменьше несла совсем юная фея-ассистентка.

— Да-да, пожалуйста. — Кэт пропустил их и вслед за феей вошел в комнату. Несколько раз с трудом сглотнул, прежде чем выдавил: — Попытка самоубийства.

Врач придвинул к постели стул, поставил на него свой чемодан.

— Вы муж? — спросила юная ассистентка строгим холодным тоном.

Кэт покачал головой.

— Тогда подождите там. — Она кивнула на дверь.

Кэт прошел в кухню — такую же крошечную, как все в этой квартире, и такую же пустую и чистую. Ну почему? Вот так, молчком, ничего-ничего не объяснив? Он огляделся и принялся открывать дверцы — один шкафчик, другой, одна полочка, другая, третья… Аккуратно составленная кое-какая посуда, пакетик с кофе, ложечка сахару в сахарнице. И больше ничего. Черт… Да что же это? Потом он присел к столу и принялся ждать. В комнате было тихо, лишь иногда доносился приглушенный голос врача, да что-то односложно отвечала ассистентка. Наконец они вышли. Кэт поднялся навстречу.

— Всего доброго, — ледяным тоном попрощалась девушка и выпорхнула за дверь.

Врач опустил на пол свой чемодан и посмотрел на Кэта:

— Жизнь вне опасности. Однако шрамы на руке останутся.

— Почему? — глупо спросил Кэт, будто это имело сейчас какое-то значение.

— В нашем климате раны у альтау плохо заживляются, ткани срастаются с трудом…

— Как вы сказали? Альтау?

— Конечно, альтау. Только не говорите, что не знали этого раньше, — недовольно буркнул врач.

— Господи… Откуда мне?

— По-моему, вы не слепой: светлые глаза, полупрозрачные волосы, высокая степень сексуальной привлекательности…

Женщины с Белого Альтау славятся на весь свет.

— Да, я что-то слышал… — пробормотал Кэт смятенно, и тут на него внезапно обрушилось понимание того, что происходит — весь ужас и трагичность положения. — Они…

Врач понимающе усмехнулся.

— Альтау, извините, лучшие в мире проститутки. — И добавил, движением руки останавливая возмущенно вскинувшегося Кэта: — А также, как говорят, отличные хозяйки.

— Рабыни?

— Да, мил человек. К сожалению. Почему-то именно сейчас, в наши цивилизованные времена, стали носиться с различными варварскими обычаями на планетах. Уехавшая альтау обязана вернуться к своему господину по первому его требованию. А наши власти обязаны женщину выдать. И выдают с большим удовольствием, поскольку от альтау сплошная головная боль: разврат, кутежи, поножовщина… веселая жизнь. И вот девушка вскрывает вены, потому что возвращаться не хочет, а деваться ей некуда. Понимаете? Ну, желаю всего наилучшего. — Врач поднял свой чемодан. — Да, не забудьте ее покормить, когда очнется.

— Спасибо. — Кэт закрыл дверь, прошел в комнату и склонился над бледной, едва дышавшей, но все-таки живой Анжеликой. Господи! Альтау. Лучшие в мире проститутки. Стыд какой… Кэт встряхнулся, оглядел чистую, полупустую, словно нежилую комнату. Ну уж, зарабатывала она на жизнь только не этим. Тогда — чем? Понимая, что делает недозволенное, он тщательно обыскал комнату. Нашел: покрывало, скатерть, четыре салфетки, расшитые туманными, размытыми пейзажами и серебристо-черным странным узором, складывавшимся в какие-то невероятные слова. «Кудзино рашкети бав цай, зандири гриуд апакстон». Надо понимать, народное творчество Белого Альтау. Рукодельница Ли. Кэт представил себе, как она часами сидит у окна, покрывая ткань мелкими, быстрыми стежками, надеясь продать свою работу в лавку редкостей, и у него сжалось сердце. Бедная ты моя, отчего же не взяли?

Он позвонил в ближайший магазин и заказал еды, затем, когда заказ прибыл, долго хозяйствовал на кухне, аккуратно все разложил и расставил — оставалось лишь разогреть, когда Анжелика проснется. Потом затер пятна крови на полу в ванной, сходил к черноглазой соседке за своим цветком — и, исчерпав все дела, вновь вернулся к Анжелике. Он просидел подле нее до позднего вечера, и наконец длинные блестящие ресницы дрогнули, открывшиеся серые глаза мгновение смотрели удивленно и озадаченно, затем девушка приподнялась на локте, обвела взглядом комнату, поглядела на укутанное прозрачной пленкой исполосованное запястье, на склонившегося к ней Кэта, все вспомнила и откинулась на постель.

— Привет, — насильственно улыбнулся он.

Она холодно прищурилась.

— Кто тебя просил?

— Сам догадался. Не сердись. — Кэт коснулся ее здоровой руки.

— Не трогай меня. — Анжелика отдернула ладонь, затем села, прислонившись к стене и поджав ноги. — По какому праву ты вмешиваешься? — В ее твердом, обвиняющем голосе не было и намека на дрожь или затаенные слезы. — Это моя жизнь, моя собственная, и если я приняла решение, почему ты с ним не пожелал считаться?

— Не согласен.

— Ах! С какой стати?

— Я хочу, чтобы ты жила.

— Да?.. Прекрасно: сегодня ты решаешь, кому жить, а завтра возьмешься решать, кому умереть?

— Ну, это не одно и то же. — Кэт подавил усмешку. — Хотя, если будет надо, я решу.

— Да ты… ты… Что ты обо мне знаешь?!

— Немного знаю. Ну, что ты — альтау.

Анжелика от неожиданности вскинула голову и стукнулась затылком о стену. Кэту захотелось сгрести ее в объятия, зацеловать, убаюкать гнев и возмущение, одновременно трогательные и забавные. Однако сперва нужно было доказать свое на это право.

— Да. Альтау, — произнесла она тихо, без прежнего запала. — Я боялась, ты поймешь это раньше.

— Не вижу никакой драмы. Говорят, альтау — лучшие в мире жены.

— Кто это сказал?

— Врач. — Доктор говорил о хозяйках, но Кэт намеренно прилгал.

— Чушь! Я даже не могла бы родить тебе ребенка. У альтау не может быть детей от человека.

— Хорошо, заведем собаку. Двух собак и кошку.

— И тоже двух. — Анжелика неожиданно захохотала. — Кэти, мальчик мой, ты говоришь, как о чем-то решенном!

— Разве мы не решили?

Она перестала смеяться.

— Нет. Ничего этого не будет.

— Я люблю тебя.

— Кэт! Ты ничего не понимаешь.

— Я люблю тебя.

— Я не хочу ломать тебе жизнь.

— Позволь мне решать самому.

— Да? А ты мне позволил?

Кэт поднялся на ноги, подошел к окну, посмотрел сквозь реденькую занавеску на залитый огнями ночной город.

— Ли, есть дороги, по которым нужно идти до конца, — негромко сказал он, обернувшись. — Испробовать все возможности, а не обрывать на полпути ударом ножа. Ты забыла, что не одна на свете, что есть еще и я. Почему ты не обратилась ко мне, не попросила ни помощи, ни совета?

— Кэти, — Анжелика прикусила губу, сдерживая улыбку, — могу поклясться, ты хочешь сказать совсем другое. Обида твоя вот как звучит: «Ты же знаешь, что мне без тебя плохо, зачем подкладывать такую свинью?» Скажешь — нет?

— Не без этого, — признал он. — Но все-таки тебе следовало поговорить со мной.

— О чем? О положении невольницы керта на Белом Альтау? О господине и повелителе сотни женщин? Или о наших празднествах, которые проходят раз в восемь месяцев и на которые мы все должны собираться? Хочешь знать, как это бывает?! — Голос ее неожиданно зазвенел. — Ты, выросший на Франческе, ты себе и представить не можешь, что такое праздник Шести королей на Альтау. Здесь, в Лайзе, считается, весьма свободные нравы, а у нас… — Анжелика не закончила и махнула рукой. — Ни к чему тебе это знать. Да я, если бы сейчас поехала домой, потом и подойти к тебе не посмела б! А тогда зачем мне все? У меня нет денег, чтобы откупиться от празднества, все уходит на то, чтобы только жить на Франческе. И я не хотела, слышишь, с самого начала не хотела, чтобы у нас что-то было, отказывалась от тебя, от твоих подарков, держалась на расстоянии, сколько было сил, потому что ты заслуживаешь лучшего, чем то, что имел бы со мной… Да какого черта ты улыбаешься?!

— Что же это такое особенное я имел бы с тобой, что бывает еще даже лучше?

Анжелика так и подскочила.

— Не смешно! Если я не хочу приезжать на праздник Шести королей, я должна заплатить — достаточно, чтобы керт купил себе на это время другую женщину. Потому что чем больше наложниц, тем почетнее; а куплянки год от года дорожают. И вот я не еду год, не возвращаюсь другой, а сумма, которую ты платишь за меня керту, взлетает к небесам, и вот нам уже не на что жить. И что дальше? Снова ножом по руке? Возвращаться на Альтау — и потом опять же ножом по руке? Потому что вернуться к тебе я уже не смогу.

— Почему?

— После Шести-то королей. Сам посчитай: шесть дней по шесть — тридцать шесть человек. Как ты после этого будешь на меня смотреть?

Кэт на мгновение прикрыл глаза, помолчал, стиснув зубы.

— Так, по-твоему, все дело в деньгах?

Она прерывисто вздохнула.

— В сущности, да. Когда наши выходят замуж где-то в других краях, мужьям это влетает в копеечку… Кэти, нам столько не выплатить. И я посчитала, — Анжелика опустила голову, пряча навернувшиеся слезы, — что пусть лучше сейчас… Все равно тем же и кончится. Я не хочу, чтобы ты через это прошел: взять в долг, отсрочить, чтобы честно, потом — нечестно, какое-нибудь мошенничество, грабеж, убийство — что там еще…

Кэт бережно взял ее руки в свои.

— Я заплатил. Пока ты спала, я связался с вашим Представительством, — он кивнул на телефон, — и все оплатил. Они без звука согласились.

Бескровные губы Анжелики приоткрылись, затем она медленно высвободила пальцы.

— Значит, ты меня купил… — проговорила она мертвым голосом.

— Ли!

— Не надо… — Она механически кивнула головой. — Теперь я твоя до следующего праздника. Поздравляю, мой господин. — Анжелика горько усмехнулась. — Твоя куплянка, — отчетливо выговорила она.

Кэт смутился. Что-то он сделал не так, это ясно. Но откуда же ему было знать, что за обычаи на Белом Альтау? Он присел рядом с Анжеликой, обнял за плечи, привлек — осторожно — к себе, и был потрясен, почувствовав, как она по привычке хотела было отстраниться, но тут же обмякла и безвольно даже не прижалась, а прислонилась к нему.

— Ли, — он повернул к себе ее лицо, — я ведь люблю тебя.

Она отрешенно кивнула.

— А ты?

Она опустила ресницы, затем посмотрела на него своими твердыми, как прозрачный минерал, глазами.

— Разве может настоящая альтау не любить своего керта?

Кэт выпустил ее из объятий, поднялся, постоял с минуту, глядя на ее замкнутое, гордое и трагическое лицо, затем повернулся и вышел из комнаты.

— Кэт! — тревожно окликнула Анжелика из-за двери.

Он не отозвался и прошел на кухню, где на столе дожидался так и не разогретый ужин, а в дешевой низенькой вазе возвышался золотистый цветок. Слишком длинный стебель, подумал Кэт, надо подрезать, чтобы не упал.

— Кэти! — испуганная, мертвенно-бледная Анжелика метнулась следом и обессиленная упала ему на руки. — Прости. — Она сдавленно всхлипнула. — Ты… ты мне дороже всего на свете! Не уходи! Пожалуйста…

— Глупая женщина, — проворчал он и усадил ее на единственный стул. — Разве можно отсюда уйти через кухню, по отвесным стенам, да еще ночью?.. Ужинать, милая, будем мы, ужинать. И вообще я никуда от тебя не денусь, — закончил он, будучи совершенно счастлив, наивно полагая, что дальше все образуется само собой…

— Всем вам прекрасного доброго утра! — К спектрометристам зашел Стив Леннарт, детектив из отдела по расследованию грабежей. — Кэттан, я тут песочек принес, посмотришь? — Он положил на стол прозрачный пакетик со щепоткой грязно-серой пыли.

— На предмет чего посмотреть? — Кэт отвернулся от экрана, на котором быстро сменяли одна другую таблицы.

— Откуда. Может ли это быть из сада Кингзморов.

— Ну-у, милый… — протянул Кэт. — Сад-то большой.

— Да мне площадка у фонтана нужна, вот тебе образцы. — Леннарт эффектным жестом, точно фокусник из шляпы, извлек из кармана еще пять пакетиков. — Не поленись, а?

— Ладно, — улыбнулся Кэт, — как раз сегодня я трудолюбив, словно пчела.

На соседнем столе зазвонил телефон. Кэт дотянулся и взял трубку.

— Слушаю.

— Я хотел бы господина Морейру, — проговорил уверенный голос.

— Я слушаю.

— Вас беспокоят из Представительства Белого Альтау.

— Так. — Кэт махнул рукой задержавшемуся Леннарту: иди, мол, все ясно.

— По поводу вашей жены.

— Так, — повторил Кэт и сглотнул внезапный комок в горле.

— Мы получили распоряжение о ее возвращении на родину.

— У меня все оплачено, — проговорил он севшим голосом.

— Да. Однако, несмотря на это, господин Контишер желает видеть ее на очередном празднике Шести королей. Вы знаете, наверное, что нынешний год — особенный, им начинается очередное шестилетие… Деньги вам возвращают, разумеется; не за восемь месяцев, которые она прожила здесь с вами, а только сумму, уплаченную за праздник. Если хотите, я сделаю перевод сейчас же, или можете подъехать к нам.

— Я приеду.

— Как будет угодно господину Морейре. — На том конце провода дали отбой.

— Ты куда-то собрался? А как же песочек?

— Отдай Разгаю, он сделает, — сквозь зубы процедил Кет выключая монитор.

— Опять все спихиваешь на товарища, — заворчал из своего угла Сема Разгай, эксперт с пятилетним стажем. — Разгай то, Разгай се… Гоняют и в хвост, и в гриву.

— Заткнись! — рявкнул Кэт, и Леннарт с Разгаем ошарашено на него уставились. — Я ушел совсем, — добавил он спокойнее. Постоял, неподвижным взглядом фиксируя телефон, и набрал номер отдела по расследованию убийств. — Мне Дэнвера, пожалуйста. Что? Это Кэттан Морейра. Да, очень.

Ему пришлось долго ждать, и наконец Джон Дэнвер, его двоюродный брат, ответил:

— Привет, кузен. Ты бы знал, от какой знатной чашки кофе меня отрываешь!

— Я к тебе поднимусь.

— Слушай, давай попозже. Минут через двадцать, а?

— Джон, ты мне нужен немедленно.

— Ну, кузен, ты и нахал! У меня тут важный разговор.

— У меня тоже. — Кэт бросил трубку и стремительно вышел из лаборатории.

Не дожидаясь лифта, он взлетел на четвертый этаж и, едва постучав, распахнул дверь в кабинет Дэнвера. И оказался лицом к лицу с самим Джоном (таким же поджарым и подтянутым, как он сам, но только белокурым и на девять лет старше), а за спиной братца стоял еще какой-то человек — он мгновенно шагнул в сторону, отворачивая лицо.

— До свидания. — Незнакомец обогнул Кэта и вышел.

— Черт бы тебя побрал, — буркнул Джон, закрывая за ним дверь. — Сказал же я: занят. Что за горячка? Ну ладно, присаживайся, — пригласил он, смягчаясь. — Кофейку налью.

Кэт не тронулся с места.

— Можно, я отвезу Анжелику в ваш дом на побережье?

С кофейником в руке Джон обернулся.

— Та-ак… Началось? Я тебя, братишка, предупреждал. — Когда Джон бывал недоволен или раздражен, он называл Кэта кузеном, обычно же обращался к нему с дружеским «братишка». — Но ведь ты, по-моему, все оплатил?

— Это по-нашему. А они швыряют мне деньги обратно: требуют вернуть женщину.

Джон глубоко вздохнул.

— Спрятать ее на побережье, конечно, можно. Да толку-то?

Кэт не ответил. Глядя на его сумрачное решительное лицо, Джон снова вздохнул и веско проговорил:

— Не наделай глупостей. А то потом всем Управлением не расхлебаем.

— Дай мне ключ.

— Кузен, кузен, — покачал головой Джон, достал из сейфа чиповую пластинку и подал брату. — Что думаешь делать?

— Поговорю в Представительстве.

— Они откажут. А дальше?

Кэт неопределенно повел плечом.

— Увидим.

Джон поджал губы в. задумчивой гримасе.

— Вот что, братишка… Поезжай-ка сперва в Представительство, а потом позвони мне. Да ты понял ли? — кинул он вдогонку обернувшемуся в дверях Кэту. — Никаких глупостей! И обязательно позвони.

— Хорошо, все понял.

Автомобиль вылетел на Третий Верхний проезд, где они теперь жили в квартире Анжелики. От своей, более дорогой, Кэту пришлось отказаться. Им вообще от многого пришлось отказаться, чтобы заплатить шестнадцать тысяч за прошедшие от праздника до праздника восемь месяцев и еще двенадцать тысяч за собственно Шесть королей — по две за день. Безумные деньги. У Кэта всякий раз начинал растекаться холодок по телу, когда он прикидывал, сколько потребуют за следующий сезон. А теперь вот это…

Все равно не отдам, думал он, останавливая машину у подъезда, ни за что не отдам. Дверь открылась, и вышла Анжелика, в светло-зеленом платье с черной вышивкой на груди, счастливая и пленительная, как никогда.

— Кэти? Что случилось в неурочный час?

— Садись. — Он распахнул ей дверцу и сам опять уселся за руль.

— Куда мы? — Анжелика деловито оправила платье и улыбнулась безмятежной улыбкой, однако светлые глаза ее наполнялись тревогой.

— На прогулку к морю. — Кэт скрестил руки на руле, закладывая вираж, помолчал. — Ли, они хотят, чтобы ты вернулась на Альтау…

— Вздор. Ничего подобного они не могут хотеть. — Она уселась поудобнее, откинула с лица прядь волос.

— Мне позвонил какой-то тип из Представительства.

— Кэти, ну я же тебе говорю: чепуха. Любимая штучка Контишера — заставить мужей платить еще и еще. Вот он получил свои двенадцать, показалось мало, он хочет еще столько же, только и всего.

— Только и всего! — повторил Кэт, невольно улыбнувшись. — И где мы возьмем еще двенадцать?

— Не знаю. Кэт, — она накрыла его руку своей, — наверное, сейчас самое время сказать… Я не сомневаюсь, что ты смог бы найти и двенадцать, и двадцать четыре, и тридцать шесть. Но я — как ни глупо это сейчас звучит — не хотела бы, чтоб ты шел через преступление, через грязь, через кровь. Пусть я выгляжу идиоткой, но я люблю тебя честным и незапятнанным и не хочу, чтобы ты… — Анжелика замялась, подыскивая слова, — по-нашему говорят: покупал бы меня на грязные деньги.

— Ты готова ехать на Альтау?

Она покачала головой.

— Ни за что. Ты бы мне этого не простил. И потом… я какая-то неправильная — не по душе мне эти праздники, ну их совсем.

— Так что же? Отпустить нельзя, ограбить нельзя… Что мне делать?

— Не знаю. — Анжелика печально улыбнулась. — Честное слово, не знаю.

— Я выйду у Представительства, а ты отправишься в Зеленую Лагуну к Дэнверам. Там сейчас никого нет, они все в Лайзе; вот ключ. — Он отдал чиповую пластинку Джона. — Дорогу найдешь?

— Чтобы настоящая альтау да не нашла дороги? Я прекрасно все помню. Кэти, но я правда не хочу жить на преступные деньги. Как представлю, что тебя будут ловить, посадят… Никогда!

— До преступных денег, глупая ты женщина, далеко, как до неба. А до Альтау — два шага; вон оно, Представительство. И не морочь мне голову, пожалуйста.

— Кэти, — Анжелика негромко засмеялась, — ты настоящий керт… Но я все равно тебя очень люблю.

— Я рад. — Они быстро поцеловались, и Кэт вышел из машины. Он подождал, пока Анжелика пересядет за руль, захлопнул дверцу и проводил автомобиль взглядом.

Ли, альтау моя, невольница с чужой планеты… Не отдам, еще раз сказал он себе, никому и никогда.

Завернув за угол, он оказался на тихой улочке, где росли необычные для Серебряного Лайза темно-зеленые, без единого цветка, мрачноватые деревья. Представительство Белого Альтау стояло как бы в нише, метрах в пяти от дороги; площадка перед зданием была выложена бледно-лиловым камнем и огорожена низенькой ажурной решеточкой. Такие же решеточки были на узких окнах и на дверях. Трехэтажный особняк, круглый, лимонного цвета, походил на маленький замок. Однажды Кэт приезжал сюда на рекогносцировку — надо же знать своего противника. Но внутри здания не бывал: документов и подписей от него пока что не требовали, с чиновниками он договаривался по телефону, деньги переводил через банк.

Толкнув зарешеченную дверь матового стекла, он вошел в вестибюль. И из теплого, солнечного Лайза мгновенно попал в другой мир — чужой и неуловимо зловещий. Здесь был стылый воздух, льдисто блестели стекла, холодом отдавали светлые тона отделки. И еще здесь были пейзажи на стенах и потолке, такие же размытые, как вышивки Анжелики. Кэт огляделся. Никого.

Пожав плечами, он поднялся по витой лесенке на второй этаж. Большой круглый холл, тоже очень светлый, со множеством закрытых дверей.

— Господин Морейра?

Он обернулся на голос.

На пороге одной из комнат стоял альтау — немного за тридцать, в сером костюме, с бирюзовым шарфом на шее, такой же светлоглазый и светловолосый, как Анжелика. И — Кэта пробрал мороз по коже — неодолимо притягательный, как она. Альтау знал это: он усмехнулся, и за эту понимающую усмешку Кэт готов был размазать его по стенке.

— Здравствуйте. Мы рады видеть вас у себя; надеюсь, что наша встреча закончится к обоюдному удовлетворению. Прошу вас, входите. — Альтау отступил в комнату и чуть наклонил голову, когда Кэт прошел мимо. — Располагайтесь. — Он указал на кресло у низкого круглого стола. Второе кресло рядом было пустым, а напротив, спиной к окну, сидел еще один альтау, постарше, и вместо бирюзового шарфа у него был повязан алый платочек. Он сделал движение, словно собираясь встать, но, видно, раздумал и лишь приветственно поднял ладонь.

— Насколько я понимаю, господин Морейра, вы за деньгами?

Отодвинув предложенное ему кресло подальше от стола, Кэт уселся.

— Не совсем так. Насколько я, — подчеркнул он, — понимаю, это вы за деньгами — дополнительно. Не правда ли? Сколько вы хотите?

— Мы ничего не хотим. — Первый чиновник, с шарфом, подвинул свободное кресло к противоположной стене и уселся там, за что Кэт был ему благодарен: чем дальше от этих альтау, тем лучше. — Ваша жена — она ведь не только ваша, вы понимаете — через четыре дня должна прибыть на праздник Шести королей: такова воля ее господина, великого керта Контишера. Это не займет много времени, и дней через восемь — десять она вернется. Мы же возвращаем уплаченные вами двенадцать тысяч стелларов или, если хотите, сразу можем перевести их в счет оплаты следующих восьми месяцев. Как вам удобнее?

— Мне никак не удобно. Анжелика никуда не поедет.

— Ну, господин Морейра… Не стоит так категорично, — подал голос альтау с алым платком. — Мой коллега Черрал совершенно верно заметил, что вы не единственный владелец этой женщины и тем более не главный. — Он примолк и вопросительно взглянул на Кэта. Кэт молчал. — Здесь у вас обычно поправляют: не владелец, а муж. Так вот. Покидая Белый Альтау наша женщина продолжает подчиняться нашим законам, и вы, беря ее в жены, тоже тем самым берете на себя обязательство поступать соответственно. Вы согласны?

— Я согласен за нее платить, если иначе нельзя…

— Господин Морейра, — прервал его Черрал, — вы работаете в системе охраны правопорядка. Вы знаете, что такое закон…

— Разумеется. И еще вы не хуже меня знаете, что всякий закон можно обойти. Сколько?

Альтау посмотрели друг на друга, и Черрал потер переносицу, а с алым платочком пожал плечами.

— Вы все-таки не понимаете: здесь ничего не продается.

— Кроме женщин. Сколько? — повторил Кэт.

Черрал молча покачал головой.

— Тогда вы не получите ничего — ни Анжелики, ни денег.

— Послушайте, Кэттан. — Старший альтау наклонился вперед, поставил локти на стол и сцепил пальцы. — Послушайте меня. Вы такой же собственник, как все мы, и я вас прекрасно понимаю. Вы хотите, чтобы женщина была вашей и только вашей; но это, поймите, невозможно. У нас, на Альтау, другие обычаи, другие нравы, и с этим надо смириться. Вам придется любить свою жену по нашим стандартам.

Кэт был готов к чему-то такому, но все же купился на доверительный тон.

— Поймите и вы меня: ведь Анжелика любит меня по законам не вашим, Альтау, а нашим, здешним. Она не сможет уехать на праздник, а потом вернуться ко мне.

— Она-то сможет, — вставил Черрал. — Другое дело, если вы ее не примете.

Кэт подавил готовую сорваться резкость.

— Я не берусь вам это объяснять, господа… Наверное, обычаи Белого Альтау и впрямь слишком отличаются от наших. Но я повторюсь: вы не получите ни-че-го. — Он сделал движение подняться.

— Подождите, — поднял ладонь старший. — Есть еще возможности, которые мы можем обсудить. — Задумчиво разглядывая Кэта, он продолжил: — Во-первых, вы можете отправиться на праздник вместе с женой. Это, кстати, лучшее, что вы можете: поверьте на слово, вы не посчитаете время потраченным зря, и к тому же станете лучше понимать нас, альтау.

— А во-вторых?

— Можете просто все забыть. Она съездит, вернется, а вы, к примеру, приходите домой как бы с работы — и будто ничего и не было. Избирательная амнезия. Иногда мы оказываем такого рода услуги.

Кэт вдруг поймал взгляд Черрала, пристальный и напряженный.

— Благодарю, — он встал, — но это тоже не для меня.

— Сядьте, — распорядился Черрал. Он поднялся на ноги, машинально забросил концы своего бирюзового шарфа на плечо.

— Вы отдаете себе отчет, что готовы ступить на путь незаконных действий? Я вижу: отдаете. Вы также понимаете, очевидно, что мы, со своей стороны, будем вынуждены принять ответные меры. Ваша жена — подданная Белого Альтау, и ее виза, знаете ли, нуждается в продлении… Кроме того, есть и другие формальности… — Похоже, альтау думал совсем не о том, о чем говорил. — Вы любите Анжелику? — спросил он.

Кэт даже растерялся.

— Разве речь была не о том?

— Отнюдь. До сих пор мы обсуждали, кому она принадлежит. У нас на Альтау это практически одно и то же, но на Франческе, по-моему, существует некая разница. — Черрал улыбнулся неожиданной, озорной улыбкой, глаза его блеснули.

Кэт помолчал, переводя взгляд с алого платочка на бирюзовый шарф.

— Если я правильно понял, для меня тут разыграли маленький спектакль?

— Не совсем, — возразил старший чиновник. — Мы предложили варианты, на которых обычно останавливаются счастливые обладатели наших женщин.

— У вас есть в запасе еще?

~ А как же! — развеселился Черрал. — И сколько угодно. К примеру… Ладно, давайте без пошлостей — ближе к делу. — Его былая напыщенная официальность исчезла без следа. — Садитесь. Садитесь же! Теперь займемся простейшей арифметикой.

Он сходил в дальний угол комнаты, взял из лежащей на столе тонкой стопки два бланка и положил перед Кэтом. Бланки были цветные, с бледными альтаускими пейзажами. Черрал придвинул свое кресло и тоже сел. Кэт невольно съежился. Будь они неладны, эти альтау, со всей их неуместной притягательностью; черт знает что.

— А вы отсядьте, — посоветовал второй чиновник, пряча понимающую усмешку.

— Стайх, не отвлекай человека… Так вот, Кэттан, послушайте. По существующему на сегодняшний день курсу, женщина-альтау стоит семьсот шестьдесят тысяч. Стелларов. Если вы не имеете возможности заплатить сразу, можете делать это в рассрочку, однако сумма автоматически увеличивается до восьмисот сорока тысяч. Максимальный срок выплаты, на который вы можете рассчитывать — десять лет. Взносы можете распределять как угодно, с одним условием: ежегодно должна быть покрыта стоимость пребывания женщины на Франческе плюс стоимость всех праздников. Это очень просто. — Альтау закончил.

Он сидел, глядя в свои наполовину заполненные бланки; Стайх задумчиво рассматривал потолок, а Кэт чувствовал, как ледяной холод помещений Представительства добирается до самого его сердца. Семьсот шестьдесят тысяч. Или миллион — все равно. У него онемели руки.

— Вы считаете, Анжелика этого не стоит? — заговорил Стайх.

— Анжелика стоит гораздо больше, — тихо, почти про себя промолвил Кэт. — Но у меня нет таких денег.

— Десять лет — большой срок, — ободрил Черрал, — многое может измениться. Подпишите контракт. Или ей все-таки придется ездить на Альтау, или вообще уехать навсегда. Сейчас требуется одно: заплатить двенадцать тысяч отступного — и Контишер оставит вас в покое. Можете, наконец, и ничего не подписывать, а просто заплатить. Но сегодняшние сложности будут возникать перед вами и впредь; выйдет даже хуже, потому что старый козел жаден до опупения.

— Чер! — Стайх сердито дернул концы своего алого платочка.

— Что есть, то есть, — хладнокровно отозвался Черрал. — Кэт, — голос его потеплел, и в нем прозвучала почти виноватая нотка, — билет для Анжелики уже заказан. Думайте.

Кэт медленно, с трудом сжал и разжал онемевшие пальцы.

— Черрал… а у вас есть жена?

— А как же! — Неотразимый Черрал так и загорелся. — Рыжая, как не знаю кто! И глаза зеленые-презеленые. И загар — такой, что с ума можно сойти.'— Он рассмеялся. — До настоящей альтау, конечно, ей далеко, но какой окра-ас!

— Вы бы отдали за нее миллион?

— Ну, нет. Во-первых, у меня таких денег век не водилось, а во-вторых, миллион за нее жалко.

— Ладно; а я подпишу. Как скоро надо заплатить?

— В течение четырех дней.

— Четыре дня — большой срок… — с горечью выговорил Кэт. — Хорошо.

Он вернулся в свое Управление.

— Так как насчет глупостей? — первым делом осведомился Джон Дэнвер, когда Кэт поднялся в его кабинет.

— Да вроде еще не наделал.

— А что же смурной такой? Тебе кофейку или чего покрепче?

— Мне денег надо. — Кэт упал в кресло.

— Деньга — они всем нужны, — заявил Джон мудро и глубокомысленно. — На скольких тысячах сговорились?

— На миллионе.

— Что?! Тьфу, чтоб тебе… Дошутишься, кузен. Кофе будешь?

— Ничего я не буду, Джонни, — печально вздохнул Кет. — Мне деньги нужны.

Джон Дэнвер прошелся по кабинету — обширному, отделанному натуральным деревом, застланному дорогим ковром, — посмотрел в окно, затем уселся на угол стола и закинул ногу на ногу.

— Вот что я тебе, братишка, совершенно откровенно могу сказать. Руки у наших друзей-альтау загребущие, и честным путем тебе в жизни на них не заработать.

Кэт молча кивнул.

— Однако же и нечестным много ты не заработаешь, потому что сам знаешь, каких парней мы тут в Управлении держим. Поймают — не отбрешешься.

Кэт снова кивнул. Джон угрюмо помолчал, барабаня пальцами по краю стола, неловко поерзал и наконец проговорил:

— Поскольку другого выхода я не вижу… да… у меня есть для тебя работа.

Глава 3

— «Десперадо» вернулся на орбиту, — сказал Ларкин хрипло, но уже вполне по-человечески. — Сожрал в седьмом челнок и возвратился. А через два часа придет экспресс.

Выскочив на крыльцо и захлопнув за собой дверь, Виктор Делано растерянно остановился. Шеф приказал идти к Шелтону, но… но разве можно сейчас уйти? Несколько мгновений в доме было тихо, затем раздался укоризненный голос Кэта:

— Ну, и что ты разорался? Делано…

— Лежать! Только пальцем пошевели, нотабене… Как ты это делаешь?

Кэт молчал.

— Как?! — рявкнул шеф.

— Эд, я не стану с тобой говорить, уткнувшись носом в пол. А!, — вскрикнул Кэт — очевидно, Ларкин снова его ударил.

Виктор скользнул за угол, к ближайшему окну. Черт знает, в чем братец Кэт провинился, но шеф позволяет себе слишком много. Что это за разговор — ногой под ребра?

— Отвечай.

— Отстань; я ничего не буду делать. И дез убери — не игрушка, в конце концов, — увещевал Кэт.

Виктор заглянул в комнату. Ларкин стоял к нему спиной, все так же держа Кэта на прицеле, а тот с пола смотрел прямо на окно. Он увидел друга, однако в лице ничего не изменилось.

— Ты будешь отвечать? — Ларкин качнул дезинтегратором, и Виктор беззвучным кошачьим движением вспрыгнул на окно, а оттуда всем весом обрушился шефу на плечи, одновременно заламывая назад руку с оружием.

Кэт взвился и нанес мгновенный удар в солнечное сплетение; тяжелый дез со стуком упал на пол, Ларкин обмяк и повалился Виктору под ноги.

— Вот и ладненько. Управились. — Морщась, Кэт потер бок.

— Чего он к тебе привязался? — Виктор подобрал оружие, взвесил на ладони.

В ответ его друг только улыбнулся, по своему обыкновению, и покачал головой.

— Не о том речь, Дел. Разбойник на орбите — надо спасать экспресс.

— Вчера уже пытались. А может, он опять сам собой уберется? Искать харчей в другом месте?

— А если нет? Там восемьсот пассажиров, — проговорил Кэт как-то странно, словно обращаясь к самому себе.

— Какая вчера была арифметика? — вдруг вспомнил Виктор. — Менять троих на одного?

Кэт не ответил, отвернулся. Виктор обошел его и снова спросил:

— А сегодня троих на восемьсот? Да ты будешь со мной говорить как человек?! — не выдержал он.

Кэт словно не слышал. Он смотрел куда-то в пространство, и в глазах его было то же трагическое выражение, которое Виктор уже заметил сегодня у Анжелики. Мгновение спустя он встряхнулся и снова стал самим собой — спокойным, выдержанным, уверенным в себе.

— Идем, — он перешагнул через лежавшего без сознания шефа, — времени не так много.

Они обошли вокруг Управления, и Кэт постучался с другого крыльца.

— Доброе утро, — сказал он, когда дверь открыла жена Ларкина — не первой молодости,/в обтягивающем лиловом комбинезоне. Вид у нее был встревоженный.

— Что там за шум?

— Эд слегка погорячился, — не моргнув глазом ответил Кэт. — Марина, он говорил, где-то лежат скафандры высшей защиты — на некоем складе.

— Значит, наш дом теперь называется «склад»? Буду знать. Проходите, вот сюда. — Марина провела их на второй этаж. — Здесь. — Она ткнула ухоженным пальцем в дверь не то большого шкафа, не то маленькой кладовки.

— Посмотрим. — Кэт открыл дверцу, и навстречу ему плавно поехали-посыпались белые пластиковые коробки.

— О Господи, — вздохнула хозяйка дома, — опять мне собирать. Вот это они и есть.

Кэт сел на корточки, распаковал одну, заглянул внутрь, поднял голову и обвел взглядом заинтригованного Виктора и с терпеливым видом стоящую рядом Марину.

— Кажется, ваш муж большой шутник?

— Ты ничего не понимаешь. Это новая модель, усовершенствованная и облегченная. Достань-ка.

Двумя пальцами Кэт потащил скафандр наружу. Из коробки появился на свет Божий тонкий, блестящий и насквозь прозрачный наряд девочки из варьете.

— Ну, чего вы ржете? Ну, несолидный на вид; так что с того? Вот, глядите. — Марина взяла у Кэта прозрачную одежку, встряхнула и подняла повыше. — Темный прямоугольник на спине — это, насколько я понимаю, система жизнеобеспечения и контроля. На поясе красная кнопушечка — вот она — самому включать, если понадобится, а так он действует автоматически при всяком неблагоприятном изменении внешней среды.

— Как долго в нем можно пробыть? — спросил Кэт. Марина пожала плечами.

— Пока не лопнешь. Удобствами, как видишь, не оборудован, кормежки тоже нет, но дышать можешь до бесконечности. Вообще-то он предназначен для кратковременных действий в нестандартных ситуациях. А тебе зачем? О-ой… — выдохнула она, заметив дезинтегратор у Виктора под мышкой. — -Мальчики, вы на войну собрались?

— На войну. А где у него, скажите, шлем? Отдельно? Шлема при костюме действительно не было, только широкий стоячий ворот.

— Понятия не имею.

— Примерь, — сказал Кэт Виктору, — посмотрим.

— Было б что разглядывать, — проворчал тот, но послушно влез в скафандр и нажал красную кнопку на поясе. Прозрачная легкая ткань сейчас же потемнела, сделалась упругой и плотной, а ворот развернулся и свободно лег на голову.

Кэт отступил на шаг, окинул оценивающим взглядом.

— Смотришься неплохо. Как слышно?

— Прекрасно. Что дальше?

— Испробовать бы хорошо на чем-нибудь.

Виктор осмотрелся и, не найдя ничего подходящего, с силой хватил рукой по косяку двери. Из шкафа посыпались новые коробки.

— Ну, что ты безобразничаешь? — упрекнула Марина. — Шли бы вы, мальчики, развлекаться в другое место, ей-богу.

— Как ощущения?

— Какие-то невнятные, — не нашел более подходящего слова Виктор. Он снова нажал кнопку и выключил скафандр. И подытожил, разоблачаясь: — Нет, ребята: никакого у меня доверия к этой штуковине. Лоскут непристойный. Каким чертом их вообще сюда занесло-то?

— По ошибке, — пояснила Марина, — вместо партии фруктовых консервов. А Ларкин тут же прибрал к рукам.

— Рачительный у вас хозяин. — Кэт взял коробку со вторым скафандром и стал спускаться по лесенке. — Дел, пошли. Когда соберете — Марина, вы слышите? — к Эду зайдите, хорошо?

— Зайду, — отозвалась она, занятая коробками.

— Зачем нам два этих уродства? — спросил Виктор, шагая вслед за другом к гаражу Ларкина. — Ты что, тоже собрался? Я пассажиров не беру.

Кэт улыбнулся своей легкой грустноватой улыбкой и поднял автоматическую дверь.

— Заходи. Надо уносить ноги, пока шеф не очухался.

— Да; за что он тебя? — Виктор забрался в машину.

— Настроение с утра паршивое, вот и цепляется как дурак. — Кэт проверил, не включена ли случайно рация, вывел автомобиль на шоссе и притормозил. — У тебя кредитка с собой?

— Нет, — ответил Виктор, недоумевая. На что нужна кредитка на орбите?

— Очень плохо… — Кэт повернул направо и поехал через поселок к домику Делано. — Эд меня убьет, если поймает.

— Я тебя тоже убью, если поймаю, — заявил неожиданно выведенный из себя Виктор, — Что ты все темнишь? На космодром пора ехать, а не тут прохлаждаться! До экспресса осталось час сорок пять — даже сорок три.

— Не шуми, сейчас помчимся, — смяв бампером автомобиля закрытые воротца, Кэт подлетел к крыльцу. — Вылезай, да живо. — Он кинулся в дом, Виктор следом. — Где твоя кредитка? Ты мне обещал билеты на Франческу.

Вот оно что… Я и думать про то забыл — а братец Кэт, видать, помнил каждую минуту. По телефону Кэт мгновенно перекинул деньги с карточки Делано на свою и, схватив друга за руку, потащил снова на улицу.

— …И можешь считать меня последней сволочью, но я взял у тебя все. — Он втолкнул Виктора в машину. — Вот теперь поехали.

Виктор промолчал, пораженный внезапной и очень неприятной мыслью. Вчера-то как намучился, пока добрался до космодрома! Да и там чуть не сдох. А ну как оно опять начнется? Этот дикий страх, который преследует его уже семь лет, он, этот страх, никуда ведь не делся, сидит внутри, дожидается своего часа. А ну как налетит, сшибет, размажет человека в грязь, в трясущийся обезумевший ошметок?