Бренн усмехнулся и, поднявшись с пола, сказал:
— Возможно, побыв здесь некоторое время, ты, наконец поймешь, как абсурдно твое присутствие в этом замке. Дай волю своей фантазии, представь, что делает в этой комнате Зверь, когда вырывается наружу.
Бренн вышел.
Сидеть на каменном полу было холодно. Морейн с трудом поднялась, привязанные к кольцу руки сковывали движения. Она огляделась. У противоположной стены стоял каменный постамент, над которым висело такое же железное кольцо, как то, к которому были привязаны ее руки. Поверхность постамента, так же как каменный пол, была покрыта бурыми пятнами. Входная дверь и косяки были окованы железом. На стене вокруг двери были выбиты магические руны фоморов. Морейн плохо разбирала их переплетающийся узор, но все же смогла прочитать имя Балора и некоторые слова. Она догадалась, что вокруг дверного проема начертано охранное заклинание, которое не должно позволить Зверю покинуть эту комнату. Воображение Морейн успело нарисовать ей самые отвратительные сцены, которые могли бы происходить здесь. Она попыталась зубами развязать веревки, но ей это не удалось, узлы оказались тугими. Дверь была приоткрыта, и она знала, что ее крик будет услышан наверху. Быть может, Инир или Рива спустятся к ней. Ей было стыдно кричать, она не хотела, чтобы кто-нибудь увидел ее в таком положении, но зловещая обстановка комнаты действовала на нервы. Морейн закричала. И чем дольше никто не приходил, тем больший страх охватывал ее. Через некоторое время она уже выла от ужаса.
Наконец дверь отворилась, вошел Гвидион. Увидев плачущую Морейн, он рассмеялся и, выглянув наружу за дверь, позвал:
— Бренн! А ну иди сюда!
Послышался стук каблуков по ступеням. Бренн вошел в комнату, насмешливо посмотрел на Морейн.
— Зачем ты это сделал? — спросил Гвидион.
— Эта женщина так и рвется к Зверю в когти, — усмехнулся Бренн, усаживаясь на стул. — Она подсматривала за мной, я хотел ее проучить.
Гвидион улыбнулся.
— Смотри, как бы сам король тебя не проучил за это, — и, посмотрев на Морейн, сжалился, — ладно, отвяжи ее, с нее достаточно.
— У нее теперь куча слуг, — зевнул Бренн, — пусть они ее и отвязывают.
— Ну, нет, — сказал Гвидион, подойдя к Морейн, — еще не хватало, чтобы об этом начал говорить весь двор. Тогда тебе точно не миновать скандала.
Он ловко и быстро развязал веревки на запястьях Морейн. Она всхлипнула.
— Бренн не желал тебе зла, он просто пошутил, — сказал Гвидион. — Кажется, наш король просил тебя не оставаться с Бренном наедине. Любопытство, Морана, еще никого до добра не доводило. Уходи отсюда и больше не суй свой лисий носик в наши дела.
— Нет, нет, — встрял Бренн, наоборот, здесь тебе очень рады. Если соскучишься, приходи, ты очень украшаешь эту стену, — он указал на кольцо, к которому недавно была привязана Морейн. — К тому же мне надо чем-то кормить Зверя.
Морейн резко развернулась и выбежала за дверь, не сказав ни слова.
— Надо же, ушла, не дослушав, — разочарованно протянул принц, — а я хотел попросить ее надеть красное платье. Красный цвет пробуждает аппетит.
Гвидион рассмеялся:
— Ты дошутишься, Бренн. Оставь ее в покое, а то Белин начнет беситься.
— Вот и хорошо, ему давно пора в его южные земли. Пусть уезжает и увозит с собой свое бесчисленное семейство, — зло пробурчал Бренн.
— Вряд ли он уедет до нашего выступления на Антиллу, придется тебе еще потерпеть, — ответил Гвидион. — К следующему лету его крепости будут закончены и, может быть, он, наконец, оставит тебя в покое.
Семейный ужин плавно перетек в военный совет. Морейн все не уходила, игнорируя удивленные взгляды братьев, которые явно указывали ей на дверь. Но мягкосердечный Белин позволил ей остаться и даже высказаться. Морейн в который раз начала доказывать, что высокие стены Города Солнца невозможно взять приступом:
— Даже если вы будете перебрасывать через стены горящие факелы, они упадут на вымощенную камнем площадку между внешней и внутренней стеной, и их быстро погасят солдаты, тем более что с водой в городе проблем нет.
Рикк сосредоточенно размышлял:
— Мы подожжем ворота. Или сможем использовать таран.
— Ворота обиты железными пластинами, а за воротами решетка. Даже если пробьетесь через ворота, то пока будете возиться с решеткой, вас просто расстреляют из луков.
— Что же делать? — растерянно спросил Рикк, обращаясь к своему брату.
— Неприступных стен не бывает, — ответил Бренн. — Кажется, я стою пока во главе армии, а не Морана. Мне и решать, можно взять город или нет.
Морейн поднесла к губам кубок с изысканным антильским вином, привезенным гадирцами в подарок королю Медового Острова. Она вела спор с Рикком и Гвидионом, вступать же в перепалку с Бренном у нее не было никакого желания. Вмешался Белин, раздраженный самоуверенностью Бренна:
— Никто за тебя и не собирается принимать решения, но с твоей стороны было бы разумно как можно лучше подготовиться к осаде на основании показаний очевидца.
— На основании жалкого лепета глупой женщины, это ты хотел сказать? — вспылил Бренн, с трудом сдерживаясь. — Ты можешь посадить ее вместо себя на троп и дать ей в руки власть над своей Думнонией, но здесь, в моем замке, я не желаю видеть женщин на военных советах.
За столом повисло неловкое молчание. Никто не хотел вступать в спор с Бренном, особенно когда он не в духе. Король растерялся: явное оскорбление его сестры вынуждало его ответить Бренну, но и ему не хотелось ссориться с предводителем собственной армии за две недели до начала похода. Морейн поставила на место кубок, звякнув им о соседний, молча поднялась и направилась к выходу. Если здесь некому за нее заступиться, то сама она не намерена терпеть оскорбления.
— Ты напрасно выгнал ее, — сказал Белин брату. — Она говорила только по делу и ничем не мешала нам.
Бренн молчал, разглядывал матовый отпечаток губ на глянцевом крае серебряного кубка, оставленного Морейн. Пан, покинутый принцессой, вернулся к своему хозяину и улегся у его ног. Брени отпихнул ногой пса и внезапно заорал:
— Ей не место на военном совете!
Не найдя, на ком выместить свой гнев, Бренн схватил драгоценную вазу, военную добычу из Эринира, и швырнул ее об стену. Ваза разлетелась на мелкие осколки. Морейн, уже дошедшая до дверей залы, обернулась на резкий звук и застыла на мгновение. Разбитый алтарь Великой Богини, а это был именно он, а не ваза, как думалось этим варварам, показался ей крушением всех надежд. Безумное святотатство так потрясло ее, что она не могла сдержать рыданий. Она метнулась в сторону осколков, присела и дрожащими руками стала брать их по очереди, рассматривал каждый и прощаясь с ним. Руки ее были в крови от порезов острыми осколками, но она не замечала этого. Среди ослепительно белых кусочков сверкнуло что-то зеленое. Она отодвинула большой осколок, подняла и быстро спрятала в широких складках юбки кинжал с малахитовой рукоятью, так любимый Серасафом. Затем испуганно оглянулась, не заметил ли еще кто-нибудь ее находку, но обеденный стол, за которым шло обсуждение, стоял далеко, и из-за него таких подробностей не было видно, а около нее никого не оказалось. «Надо выкинуть эту опасную вещь подальше отсюда», — подумала Морейн и выбежала из королевской залы.
Прикрыв дверь своей спальни, принцесса достала опасное сокровище. Она множество раз видела этот кинжал на поясе Эринирского принца и знала, как он был дорог ему. Именно его дал Серасаф сестре, когда отправлялся на свою последнюю битву с врагом. Легкой походкой он ушел навстречу смерти, будучи уверенным, что принцесса Туатов выполнит свой долг. Она рассматривала красивую рукоять и ножны — работу древних мастеров. «Это единственная память о брате, нельзя его выбрасывать». И она спрятала свою находку под шкурами на кровати.
Кажется, ничего особенного не произошло, но ее сердце билось чаще, чем всегда, а голову посещали странные мысли. Серасаф сам вложил ей в руки кинжал, потом его убили, клинок исчез, а теперь неожиданно отыскался. Ряд событий явно неслучайны. А Бренн, он так оскорбительно ведет себя с принцессой, как будто сам напрашивается на неприятности.
Морейн затрясла головой, нет, это уже слишком. Она сама недавно так рьяно защищала его перед лицом врага, готова была умереть, чтобы спасти его жизнь, Она металась по комнате, кровь ее вскипала.
«Зов крови!», — вспомнила она слова Гвена. Руки нестерпимо жгло, и казалось, только спрятанный кинжал может снять это жжение.
Она опять достала свою драгоценность и, вынув кинжал из ножен, приложила лезвие к горящей коже. Металл приятно охладил ладони. Блики от пламени из очага играли на его поверхности, и принцесса, вглядываясь в их отражение, увидела на клинке мерцающие звездным светом миндалевидные глаза, смотревшие на нее с надеждой. Видение было настолько явным, что Морейн оглянулась, ожидая увидеть за своей спиной Мидира. Принцесса прижалась к стене и, сжав рукоять кинжала, постаралась сосредоточиться. С ней что-то происходит, что-то, чего никогда раньше не было. Надо взять себя в руки. Зон крови — не души, не сердца, а только крови. Просто физиологическая потребность, с которой можно бороться. «Белый Владыка, — полыхнула в ее голове мысль, — я не сбежала от него. Он сам отпустил меня. Отпустил и наложил заклятье». Или оно всегда было над ней, а кинжал лишь разбудил его?
Морейн проскользнула в коридор и направилась во владения друида. Конечно, мудрый Гвидион поможет ей, когда поймет, какая опасность угрожает его брату. Она отдаст ему проклятый клинок, и он снимет с нее страшные чары. Он поможет ей избавиться от этого страшного ощущения, как будто кровь, проклятая кровь, вскипает в ней, стуча в виски, закладывал уши, заставляя метаться.
Она поднялась по узкой лестнице, налегла на тяжелую дубовую дверь, отворившуюся под ее усилиями со страшным скрипом, и вошла в хорошо освещенную комнату, увешанную коврами. Здесь никого не было, сладко пахло какими-то травами. «Инир варит новое зелье», — подумала принцесса. Из-за внутренней двери вдруг вышел Бренн, удивленно и насмешливо вскинул брови, увидев ее. Морейн развернулась, всколыхнув волну юбок, и бросилась прочь. Но Бренн нагнал ее у самого выхода, захлопнул дверь, не позволив выйти.
«И почему это я все время убегаю от него, — подумала Морейн, — ведь охотник не он, а я». Не в добрый час он встретился ей. Ненависть и обида жгли ее сердце, а пальцы, нащупав в складках платья холодную рукоять, уверенно сжали ее. И Морейн, медленно отступал в глубь пещеры, чтобы оставить себе побольше пространства, не сводила горящих глаз с противника. Враг! Древний Враг стоял перед ней. Бренн почувствовал, что Морейн заманивает его, но истолковал это по-своему. Вот он сделал шаг навстречу. Принцесса выхватила клинок. По тонкому лезвию кинжала заструились светящиеся руны, перебегая на ее руки.
— Иди сюда, — прошипела она, выставляя кинжал вперед и с наслаждением представляя, как лезвие вонзится в ненавистную плоть. «Сейчас он заплатит мне за все унижения!»
— Морана, успокойся, — рассмеялся Бренн, видя, как принцесса ощетинилась, словно показывающий клыки котенок. — Я не трону тебя. Ты стала такой воинственной недотрогой.
Его дружелюбный тон насторожил Морейн. Нет, нельзя поддаваться хитрости Врага. Он сделал еще один шаг к ней, и она бросилась вперед. Клинок, сверкнув, метнулся навстречу врагу. Морейн почувствовала, как железной хваткой сжались на ее запястье сильные пальцы. Мгновенная боль в руке, и кинжал бесшумно упал на застеленный коврами пол. Бренн расхохотался, притянув к себе девушку. Она, извиваясь и визжа, колотила в его грудь кулаками, царапала и кусала. Бренн швырнул ее на пол.
— Ты совсем одичала, бедняжка. Это надо же, кидаться на меня с таким обеденным ножиком, — Бренн уже не смеялся, он был зол на взбалмошную женщину, которая умудрилась испортить его такое мирное настроение и исцарапать ему лицо.
А он еще хотел извиниться перед ней за свою грубость на военном совете. Хотел первым сделать шаг к примирению. В груди вскипала злоба. Он оглядел пещеру, у стены лежала связка валежника. Бренн выбрал из лежащих на полу прутьев самый длинный.
«Трусливая дурочка», — подумал он, видя ужас в глазах отползающей от него принцессы.
— Что же ты больше не кидаешься на меня, где твое осиное жало? Можешь сходить за ним, — проговорил Бренн и закашлялся. Дыхание сбилось, сердце пыталось вырваться наружу, он слышал рев пробуждающегося Зверя, но овладеть собой уже не мог. «Идиотка, зачем ты меня разозлила?» Бренн ударил. Крик Морейн резанул по ушам. Она сидела на полу, сжимал рукой окровавленное плечо. Бренн с наслаждением смотрел, как на коже под тонкими пальцами Морейн вспухает алая полоса. Мысли Бренна неслись талоном. Надо взять себя в руки, остановиться, И тут он увидел, как из-за внутренней двери высунулось и тут же исчезло лицо Инира, выглянувшего на крик. Прут просвистел мимо лица женщины — Бренн успел изменить направление удара. Если приступ нельзя остановить, то можно хотя бы спасти от него Морейн.
Вызванный принцессой Гвидион посмотрел вслед удаляющемуся брату. Превозмогая боль, разрывающую его на части, Бренн бросился вниз по лестнице в свое убежище. Гвидион нагнулся над бездыханным телом своего ученика, дотронулся до сонной артерии. Он успел вовремя. Легко подняв мальчика, как пушинку, маг уложил его на свою лежанку.
Гвидион выхаживал и не таких больных. Котелок на очаге вовсю кипел, Инир очнулся, лежал, не шевелясь, наблюдал за жрецом, старался сдерживать стоны.
— Ничего, Инир, ты справишься, главное, что ты жив, — заботливо проговорил учитель.
Сквозь неприкрытую дверь доносился рев Зверя, но Гвидион не пошел вниз, мстительно представив, как корчится и извивается от боли тело брата, не удовлетворившее го кровавые потребности Зверя. Прервать мучение могла только несчастная, жертва или Гвидион, умевший остановить преображение.
Бренн пришел сам, спустя нёкоторое время, бледный и злой. Инир уже спал, выпив отвар из мака и белены.
— Раньше ты лучше себя контролировал, — холодно сказал Гвидион брату.
— Ты не мог прийти? — обиженно спросил Бренн.
— Я лечил мальчика, — ответил маг, указывал на спящего Инира, — он мог умереть.
Бренн промолчал. Он и сам был расстроен, но глупо оправдываться как мальчишке: я, мол, не хотел. Инир сам виноват, нечего было подглядывать за ним и Морейн. Бренн намеревался рассказать Гвидиону о клинке, который нашла принцесса но, встретив в брате отчуждение, передумал: «Справлюсь и без тебя».
Бренн обнаружил принцессу в королевской зале в обществе нескольких братьев. Как всегда, она сидела у огня, позволив псу положить голову себе на колени. Пан и ухом не повел на появление хозяина. Братья бурно обсуждали предстоящую кампанию. Пытаясь придать себе самый невозмутимый вид, Бренн подсел к ним и, не обращал внимания на их хмурые взгляды, подключился к разговору. Но Белин прервал беседу и, обращаясь к принцу, сказал:
— Бренн, до начала войны с Антиллой тебе лучше жить в Каершере.
Бренн удивленно посмотрел на короля и, стараясь сохранять спокойствие, возразил:
— Я подготовил Каершер к обороне. Оставленные там отряды отлично справляются со своей задачей и без меня. Если ты хочешь, чтобы я шел на войну во главе армии, то предоставь мне самому готовить ее к походу. Я никуда не собираюсь уезжать за две недели до начала военных действий.
— Ты можешь остаться здесь только при одном условии: постоянно принимай питье, сдерживающее перевоплощение, — повелительным тоном произнес король.
— Да в чем дело, Белин?! — возмущенно вскричал Бренн. — С каких пор ты стал давать мне подобные указания? Раньше тебя не слишком беспокоил этот вопрос.
— Тебе опасно быть рядом с Мораной, — хмуро ответил король.
— Ах, вот оно что! Интересно, о чьей безопасности ты больше заботишься: моей или ее? Она сама постоянно вертится у меня перед носом, выжидая, когда Зверь сможет на нее напасть.
Белин ударил кулаком по столу:
— Выбирай. Или ты сегодня же покинешь этот дом, или пусть Гвидион готовит тебе отвар.
Бренн заорал:
— Ты не посмеешь выгнать меня из моего собственного дома! Позволь напомнить тебе, мой король, что ты здесь гость, как и она, — Бренн указал пальцем на Морейн, — как и все остальные. Я здесь хозяин! А если здесь и есть кто-то лишний, так это твоя сестра.
— Ты должен сделать выбор, Бренн, — жестко ответил король. Бренн растерянно оглянулся на Гвидиона, который прежде всегда поддерживал его в спорах с коронованным братом. Но Гвидион повторил слова Белина:
— Ты должен сделать выбор, Бренн.
Бренн яростно вскочил, стул за его спиной с грохотом отлетел. Еще никогда король так открыто не указывал ему на дверь, а Гвидион не был с ним так холоден. И все это из-за какой-то трусливой женщины да избитого слуги. Бренн обвел глазами присутствующих, не встретив ни в ком сочувствия. Неужели они все не понимают, насколько он превосходит их в силе? Что они будут делать, если он сейчас поднимет свои поэннинские племена или вернет Зверя? Кидаться на него со своими жалкими мечами? Через несколько мгновений в этом зале не останется никого живого. Бренн встретился взглядом с холодными глазами Гвидиона. Нет, еще не время. Друид пока сильнее его, он сможет остановить преображение с помощью магии. Не зная, как поступить, разрываемый яростью и злостью, Бренн вышел из залы.
Они хотят, чтобы он уехал? Пожалуйста! Только, что они будут делать, когда придет время выступать? Что будет делать Гвидион, когда остынет и поймет, что выгнал брата из-за своего мальчишки? Поедет за ним следом? Не может же он оставить Зверя без присмотра. Бренн усмехнулся, ему еще предстоит увидеть виноватые глаза надменного жреца в своем Каершере. Неужели они уверены, что он примет их предложение? Не дав своим людям ни собраться, ни попрощаться с близкими, принц в тот же вечер выехал за ворота Поэннинского замка.
Глава 18
В хороводе звезд
Метель заметала следы, оставляемые угасами. В призрачном свете луны кавалькада неслась на север, подгоняемая жестким, пронизывающим ветром. Пушистые белые хлопья липли к лицу, попадали в глаза, уносились прочь снежным вихрем — вихрем дикой тоски по несбывшемуся счастью, которое пригрезилось ему в утреннем тумане замковых галерей. Впервые Бренн возненавидел того, кто сидел в нем. Или, быть может, он сам был частью кого-то. Кого-то, кто, по словам Гвидиона, вскоре будет властвовать в его теле, а он сам станет лишь его оборотной стороной, изредка вырывающейся на свободу.
Зверь, чудовище, проклятое всеми, даже собственной матерью. Все сгорит, ничего не останется. И эта странная женщина, с непостижимым отчаянием встающая на его пути, когда-нибудь проклянет его, как и другие, и тоже сгорит в огне его злобы. Он один, бессмертный и непобедимый, будет восседать посреди огромного чертога на каменном троне с потрескавшимися ступенями в гордом одиночестве, растоптав в себе все человеческое. И острая боль пронзает сердце, заставляя его жалобно ныть в человеческой груди. Так было и раньше, он умеет побеждать эту боль. Нельзя размениваться на мелкие чувства, когда стремишься к господству над миром, когда идешь по Великому Пути. Зверь вернется иным, холодным и безжалостным, а она будет сама виновата, если не уберется с его дороги.
А боль опять возвращалась и билась в такт отрывистому бегу угаса, послушного и преданного, готового нести своего хозяина хоть на край света. Боль будила сознание, заставляя человека оглядываться по сторонам. Бренн видел темный туннель, вновь и вновь затягивающий его. Сколько раз он пробуждался, пытался подтянуться, вырваться из этого омута, но снаружи ничего не было, не за что было ухватиться, чтобы удержаться на поверхности. Все напрасно.
Свет луны скользнул по черному краю туннеля, осветив его гладкую поверхность, вихрь блестящих снежинок ворвался внутрь, а над головой Бренн вдруг увидел звезды и понял, если он сейчас дотянется до скользкого края, то сможет вцепиться в него мертвой хваткой и уже не выпустит его.
Мелькает внизу белая с черным земля, уносясь прочь с невероятной скоростью. Всадники, вырванные из теплых постелей, жмутся к широким спинам своих черных коней, пытаясь укрыться от кусачего ветра. Вдруг угас принца без предупреждения изменил направление и, описав большую дугу, помчался в обратную сторону. Спутники Бренна еще некоторое время двигались по инерции, потом, замедлив ход, развернулись и, удивленные, припустились вдогонку за своим предводителем.
Ему надо было торопиться, поэтому он въехал через главные ворота, хотя знал: стража донесет о его возвращении королю. В другой ситуации он воспользовался бы северным входом, к которому ведет крутая горная тропа, но, чтобы до него добраться, нужно время, а его-то как раз у Бренна не было. Надо успеть до того, как проснется Зверь, а Бренн уже чувствовал, как сознание притупляется, уже слышал сдавленный рык пробуждающегося чудовища. Бренн бежал по пещерам, ведущим в покои Гвидиона.
— Скорее! — крикнул Бренн, распахнув дверь, — приготовь мне напиток!
Гвидион не стал спрашивать: какой напиток. На его очаге уже висел котелок с бурлящей пахучей жидкостью. Он быстро перелил варево в бронзовый кубок. Так же молча, не задавая вопросов, Гвидион протянул кубок брату. Бренн, захлебываясь и обжигаясь, выпил кипяток, чувствуй, как отступает угроза, засыпает Зверь. С благодарностью посмотрел на жреца. Им не нужно было ни вопросов, ни ответов, ни слов прощения. Они всегда понимали друг друга. Гвидион чувствовал что происходит с братом, догадался, что тот будет нуждаться в его помощи, держал наготове зелье. Бренн это понял. Гвидион с грустью смотрел на него: была бы его воля, он остановил бы брата.
— Ты, конечно, не согласен со мной? — нахмурился принц.
— Мне не жаль Морану, мне жаль тебя, — ответил Гвидион.
— Кого из нас? — вдруг ощетинился Бренн.
— Тебя, тебя, — серьезно ответил маг, — в отличие от тебя, я вас не путаю. Ему не нужен этот напиток, ты сам знаешь. Я должен присматривать за Ним, но помогать Ему я не обязан.
Бренн резко поднялся и вышел. Он сам принимает решения, мнение Гвидиона его не интересует. Теперь какое — то время он будет один, сам по себе, без власти Зверя.
Гвидион разжег на огне веточки можжевельника и вереска, комната наполнилась пахучим дымом. Сколько он знал людей, которые погибли, и все они погибли по собственной вине. Гвидион, так долго живущий среди людей, не понимал, почему они так поступают. Но все же он решил пойти к королю, чтобы добавить к уже полученному Белином известию о возвращении Бренна сообщение о том, что принц согласился усыпить Зверя и теперь безопасен.
Бренн надеялся найти Морейн в галереях или в саду, но там никого не было. Неудивительно, в такую погоду даже Ворон забился в какую-нибудь расщелину или пещеру. Видимо, Морейн была в своей комнате, это все осложняло.
У двери в покои принцессы, вытянув свое длинное лохматое тело, спал Пан. Свирепый и клыкастый пес был не менее опасен, чем охранники-люди, зато более бдительным и уж точно трезвым. Морейн смело доверяла ему свой сон. Пан поднял голову на своего хозяина, Бренн наклонился к нему, потрепал за ухом:
— И ты здесь, вероломный предатель?
Пес вскочил, виновато завилял хвостом, лизнул шершавым языком руку хозяина. Бренн вошел в жарко натопленную очагом комнату, закрыв за собой дверь, прощенный Пан умиротворенно улегся на прежнее место.
Морейн еще не ложилась. Увидев Бренна, она вскочила, напряглась, готовая к нападению, оглянулась по сторонам, словно ища возможности для отступления.
— Что тебе нужно? — натянуто спросила она.
— Как приветливо ты меня встречаешь, — насмешливо произнес Бренн, но переменил привычный тон и стал серьезным: — Не бойся, я не причиню тебе вреда.
Он старался успокоить сбившееся то ли от бега, то ли от волнения дыхание, боясь испугать женщину.
Морейн бросила тревожный взгляд на дверь и инстинктивно нащупала холодную рукоять кинжала. Это движение не ускользнуло от опытного глаза Бренна, он протянул вперед руки в примирительном жесте и поспешил сообщить:
— Я выпил напиток, сдерживающий преображение. Если ты вздумаешь вонзить в меня кинжал, то знай, ты убьешь человека, а не Зверя.
Морейн недоверчиво отпустила рукоять, но потом снова сжала ее. Бренн сказал, улыбаясь:
— Я вижу, ты не отдала клинок Гвидиону. Значит, ты ждала меня. Приятно осознавать, что тебя где-то ждут.
— Что тебе нужно? — повторила она свой вопрос.
— Поговорить, — Бренн старался казаться спокойным и приветливым.
— Нам не о чем говорить! — воскликнула принцесса.
— Ты ошибаешься, у нас много общих дел. Если ты боишься говорить со мной здесь, мы можем пойти к Гвидиону.
— Чем плохо здесь? — спросила Морейн, хотя была уверена что плохо. Замкнутая комната, где ее никто не услышит, была не лучшим местом для беседы со смертельно опасным врагом. Другое дело — в пиршественной зале, где она могла спокойно сидеть под защитой короля, бросая надменные, колкие фразы. А здесь единственный охранник — бессовестный Пан. Вспомнив про него, она усмехнулась:
— Глупо было полагаться на твоего Пана. Как ты посмел войти сюда?
— Морана, я понимаю, у тебя есть все основания бояться и не доверять мне, — вздохнул Бренн.
— А у тебя таких оснований нет? — разозлилась Морейн. — Ты, конечно, доверяешь мне и не боишься меня?
— Нет, не боюсь. Но не потому, что уверен в своей силе, а потому, что доверяю тебе.
Бренн протянул к ней руку и медленно, чтобы не испугать принцессу, разжал ее пальцы и вынул кинжал. Огонь из очага блеснул на холодном металле. Бренн с интересом рассматривал его, вспоминая, как однажды побежали по клинку светящиеся руны.
— Надо же, в этом маленьком клинке моя смерть. И в этой тонкой нежной руке, — добавил он и аккуратно вложил в ладонь Морейн кинжал. — Смотри, насколько я тебе доверяю! — Не выпускал руки принцессы, Бренн направил кинжал в свою грудь и приближал его, пока не почувствовал укол холодного лезвия. Он убрал свою руку.
Морейн воскликнула:
— Ты сошел с ума! Даже царапина смертельно опасна!
Она швырнула кинжал на каменный пол к очагу. Бренн усмехнулся и ответил, растягивая гласные:
— Я знаю.
Он нагнулся, подобрал кинжал и повесил его на пояс Морейн.
— Я не хочу, чтобы ты боялась меня.
— Бренн, я буду бояться тебя, даже если в моих руках окажется меч самого Ллуда.
Бренн улыбнулся:
— Ты вряд ли его поднимешь, мечи богов очень тяжелые, — со знанием дела пояснил он. — Что же нужно, чтобы ты перестала бояться?
— Быть от тебя подальше!
— Хорошего же бойца нашли Великие Туаты, — рассмеялся Бренн, — главное, храброго. Бежишь от врага прочь, вместо того, чтобы вызвать его на бой?
— Ты мне не враг, Бренн. Ты знаешь это, — сказала Морейн, немного успокоенная мирным поведением гостя. — Я отказалась выполнять их приказ. Я не хочу тебя убивать.
— Отлично, я тоже. Значит, мы оба останемся живы, два бывших врага заключили мир, теперь нам надо обсудить условия нашего сосуществования, — произнес Бренн таким тоном, словно он и впрямь был на переговорах с опасным врагом, но тут же добавил более дружелюбно: — Вот видишь, как быстро я нашел тему для разговора.
Морейн судорожно соображала, к чему клонит Бренн и чем может обернуться для нее дружеское расположение принца. Никто не мог заранее предсказать быстрые перемены настроения Бренна, и она знала по собственному опыту, что самая милая беседа может привести к грубости и оскорблениям, а опасный разговор на повышенных тонах может закончиться неожиданно мирно.
— Нам действительно нужно поговорить, но в другом месте, не здесь, — Бренн чувствовал свою неуместность в этой комнате среди изящных вещиц и дорогих благовоний. — Ты такая хрупкая, а я неуклюжий и грубый. Я сам себя боюсь, когда ты рядом.
Морейн, не отрываясь, смотрела в огонь, просто так, чтобы не видеть Бренна и не выдать своего волнения. Он говорил такие убедительные, долгожданные слова низким, внезапно охрипшим голосом. Огонь ласково потрескивал в очаге, а за слюдяным окном шумел и свистел холодный ветер, стараясь дотянуться до Морейн и сквозь окно, и сквозь щели в стенах. Бренн стоял за ее спиной, она слышала его теплое дыхание, чувствовала его силу.
Бренн развернул ее и притянул к себе, прижался губами к виску ощутив, как бьется ее кровь, запертая в тонкой вене. Почувствовав, что теряет самообладание, он сказал:
— Если хочешь прогнать меня, то сделай это сейчас. Потом я уже не уйду.
Бренн умел быть убедительным и красноречивым, он мог быть вкрадчивым и по-кошачьи ласковым. Ему приходилось убеждать орды людей, склонных к согласию куда меньше, чем Морейн. Да и трудно ли убедить влюбленную женщину, говоря ей те слова, которые она давно мечтала услышать. Бренн привык брать крепости быстрым и стремительным набегом, Морейн же была той твердыней, в которой предатель давно уже приготовил ключи для победителя.
То ли сквозняк, струящийся сквозь щели в стенах, то ли неуловимый дух, воспрянувший в тайной надежде, пронесся по комнате и задул огонь в очаге. Поленья тлели, переливаясь огненными искрами. Морейн еще долго не могла избавиться от напряжения, вызванного паническим ожиданием того, что напротив ее лица в темноте вспыхнут два огненных глаза, или заструятся по ее тонким рукам древние руны. Но два врага притаились, пораженные такой неожиданной близостью, и не выдали своего присутствия в эту безумную ночь.
В высоком черном небе созвездия, встрепенувшись, кружились и менялись местами, изумленно разглядывал сквозь мутную слюду окна Поэннинского замка сплетенные тела…
Итак, они стали любовниками, и мне еще предстояло смириться с этой мыслью. «Принцессы предпочитают принцев», — сказала мне когда-то Сень, дух маленького ручья. О, она хорошо разбиралась в людях. Моя коварная возлюбленная так легко и непринужденно предала меня, даже не вспомнив о моем существовании. Пока я метался в каменных стенах своей темницы, обреченный на медленную смерть, Морейн предавалась иллюзорному блаженству в объятиях самого ужасного человека Острова. Тот, перед кем пасовали лучшие кельтские витязи, позволил ей стать его госпожой.