1. — Восшествие на престол Александра II. Завершение Крымской войны. 2. — Манифест 19 марта 1856 г. 3. — Проекты освобождения крестьян. 4. — Рескрипт Назимову и начало Крестьянской реформы. 5. — Редакционные комиссии. 6. — Документы реформы. 7. — Судебная реформа.
 
      В оставшееся время нам необходимо разобрать реформы Александра II и хотя бы обзорно просмотреть основные события конца XIX и начала XX столетий. Сегодня речь пойдет о крестьянской реформе, которая была первой реформой в ряду всех преобразований в царствование государя императора Александра Николаевича, или Александра II. Я не буду подробно рассказывать о личности этого выдающегося человека; напомню только, что воспитателем его был Василий Андреевич Жуковский, что он еще до восшествия на престол имел генеральский чин и не отличался никакими реформаторскими устремлениями. Наоборот, он был человек вполне сложившихся консервативных взглядов, очень хороший сын и образцовый семьянин.

      Когда император Николай умирал, он не оставил своему сыну политического завещания. Он просил прощения за то, что не все в государстве в порядке (он так и выразился: «Сдаю тебе команду не в добром порядке»), но говорил, что это не по злому умыслу. Надо сказать, что смерть императора Николая Павловича весьма поучительна. Это был человек очень верующий, и кончину его можно действительно {81} назвать благой. Мало кому из российских императоров доводилось умирать на руках любящей жены, любящего сына, в окружении близких друзей, исповедавшись, причастившись и в полном сознании.
      Когда Александр взошел на престол, шла Восточная война, и успехи в Закавказье сводились на нет полными неуспехами в Крыму. Войну нельзя было кончить сразу, потому что осада Севастополя продолжалась, и только осенью 1855 года, когда французам удалось штурмом овладеть Малаховым курганом и защитники Севастополя перешли по наплавному мосту на северную сторону бухты, военные действия затихли как бы сами собой. Операции в Евпатории не имели никакого значения, и эта пауза послужила сигналом для возобновления активной дипломатической деятельности. Сразу стало ясно, что Франция и Англия, особенно первая, согласны закончить дело мирными переговорами.
      Российскую делегацию, которая отбыла в Париж на переговоры, возглавил Алексей Федорович Орлов — тот самый Орлов, который в 1825 году сумел умолить императора Николая пощадить его родного брата Михаила, одного из главных деятелей декабристов. Алексей добился своего, пообещав при этом всю свою жизнь положить на службу императору Николаю. Он сдержал свое слово. За несколько часов до смерти Николай I, характеризуя некоторых своих сотрудников своему сыну, сказал об Орлове: «Ты его службу знаешь, и говорить здесь ничего не нужно».
      Алексей Федорович Орлов должен был возглавить российскую делегацию на переговорах по заключению мира. Ситуация была очень тяжелая: в результате военных действий мы потерпели военное поражение. Но Орлов в первые же свои встречи с французским императором Наполеоном III усмотрел и почувствовал, во-первых, наметившуюся трещину между Францией и Англией, а во-вторых, желание Франции обеспечить во время переговоров только свои интересы.
      Практически суть этих переговоров была определена во время частных встреч Орлова с французским императором у него в кабинете. Существует легенда, что эти переговоры велись с глазу на глаз, и во время этой приятной беседы, естественно, в высшей степени деликатной, где ничего не конкретизировалось, Орлов задавал какие-то обтекаемые вопросы, а Наполеон III иногда прикрывал веками глаза. Таким образом, он подсказывал Орлову те ответы, которые были ему нужны. Когда переговоры начались в полном составе делегации под руководством министра иностранных дел Франции, то в одних случаях российская делегация неожиданно легко соглашалась, а в других не шла ни на какие компромиссы. И здесь французы делали вид, что они своим союзникам англичанам и австрийцам помочь ничем не могут
      Когда Парижский мир был заключен л подписан, он поразил всех своим содержанием. Во-первых, никаких контрибуций, репараций, претензий — об этом просто речи не было. Во-вторых, Россия лишалась права иметь флот на Черном море. Это звучало очень обидно, но ведь флота в этот момент у России уже не было. Россия не имела права держать укрепления на своих берегах — но их тоже в этот момент не было. Проливы объявлялись открытыми для свободного плавания. Игра велась на малозаметных, но весьма существенных разногласиях Англии и Франции.
      Напомню, что в Севастополе сражались 80 тысяч французов и 15 тысяч англичан. Англичане не поняли главного — того, что Наполеон III полностью удовлетворен победой, реванш был взят, а кроме того, у него были уже другие интересы. Его куда больше интересовали итальянские и австрийские дела, и Орлов на этом сыграл. Поэтому, когда был опубликован текст Парижского мирного трактата, в одной газете справедливо был поставлен вопрос: «А кто, собственно, победил в этой войне?» Из текста договора это было совершенно непонятно. Так Орлов сыграл выдающуюся роль в русской дипломатии, сумев чисто дипломатическими мерами свести почти к нулю тот моральный и материальный ущерб, который понесла Россия.

      В Манифесте 19 марта 1856 года сообщалось об окончании войны, о заключении Парижского мира и говорилось о том, что уступки, которые сделала Россия, не столь важны в сравнении с тяжестями войны и выгодами мира. Заключался манифест замечательными словами: «При помощи небесного промысла, всегда благодеющего России, да утверждается, совершенствуется ее внутреннее благоустройство, правда и милость да царствуют в судах ее, да развивается повсюду с новой силой и стремление к просвещению и всякой полезной деятельности, и каждый под сенью закона во всем равном и справедливом, всем равно покровительствующем да наслаждается в мире плодами трудов невинных».
      Очень красиво это было сказано, но некоторые от этих слов испытывали шок. Что это за законы такие, которые «всем равно покровительствуют»? Россия была сословным государством, и дворяне могли судиться только с дворянами, а крестьяне — только с крестьянами. Что это за законодательство, которое всем будет «равно покровительствовать»? Реформы? Какие? Отмена крепостного права?
      Генерал-губернатор Москвы граф Закревский был настолько встревожен, что, когда император был в Москве, он попросил его выступить перед собранием благородного московского дворянства и развеять недоумения, успокоить взволнованные умы, внести успокоение в мятущиеся души. Император согласился и выступил, сказав, что он не думает отменить крепостное право тотчас, одним росчерком пера, но что при настоящем положении оставаться, очевидно, нельзя и что лучше отменить крепостное право сверху, чем ждать, пока оно начнет отменяться само собой снизу. Он закончил указанием, что дворянство должно подумать о том, как бы это исполнить.
      Императорская речь была совершенно неожиданной, ожидали совсем другого. Император задерживался в Москве, а текст речи был послан в Петербург, и когда министр внутренних дел Ланской прочитал эту речь, он не поверил, что все это было сказано императором. Поэтому когда император вернулся, его министр сразу испросил аудиенцию и почтительно вопрошал: неужели это все действительно было {82} сказано Его Величеством? Император подтвердил, что так оно и было, и что он об этом не жалеет Ланской был умный и способный человек, который понимал необходимость реформ и начал работу.

      Министерские чиновники быстро разработали три варианта освобождения крестьян. Первый вари ант был самый простой: объявить манифестом, что крестьяне свободны, но без земли — и дело с концом. Второй вариант был очень сложный, потому что крестьян надо было освобождать с землей, но землю при этом брать у помещиков, а им как-то возместить убытки. Где взять деньги? У крестьян их нет — значит, надо вводить какие-то займы, финансовые операции. Все это настолько сложно и опасно, что рассчитать все быстро невозможно. Третий вариант очень понравился самому министерству, потому что это обеспечивало людям работу и отсутствие больших затрат. Следовало постепенно перевести крестьян сначала в какие-то временно-обязанные положения, потом заменить барщину на оброк, потом сократить этот оброк, потом ввести какие-нибудь доплаты, переплаты, выплаты и так далее.
      Первый вариант, конечно, не проходил совсем, потому что если освободить крестьян без земли, то по всей Российской империи поднимется крестьянский бунт. Землю, которую крестьяне обрабатывали, они считали своей, и объяснить им, что это не так, было очень сложно.
      Когда эти три варианта представили императору, он сказал, что рассматривать их вообще не будет, потому что нужно ждать инициативы от дворянства, т. е. от владельцев земли и от владельцев крестьян. Александр предусмотрел, что если он начнет действовать исключительно силовыми методами, то тем самым он фактически может лишиться поддержки, которую всегда оказывало самодержавию дворянство. Просчитать в таком случае перспективы не представлялось возможным, но помнить о том, что все заговоры XVIII и XIX веков устраивались именно дворянами, нужно было всегда.
      Резонанс был очень велик, стало формироваться общественное мнение. Дворянство разделилось на тех, кто не желал никаких реформ, и тех, кто считал, что реформы необходимы. Правда, те, кто считал, что реформы необходимы, не имели на этот счет никакой определенной точки зрения. Одни считали, что крестьян нужно освободить без земли, другие — что земли надо дать очень мало, третьи — что им вообще всю землю надо отдать, четвертые — что нужен выкуп и т. д. Во всяком случае, общественное мнение пришло в движение и какие-то определенные мысли стали формулироваться. В министерство внутренних дел пошли записки от некоторых помещиков, которые хотели освобождения крестьян, и от некоторых ученых профессоров, которые также считали это необходимым. Записки эти представляли собой довольно объемные проекты, которые надо было рассматривать. Особенно большую роль сыграла записка великой княгини Елены Павловны, которая была очень богатой помещицей Полтавской губернии. Она пригласила для составления записки известного экономиста Милютина, который впоследствии стал одним из видных деятелей реформы. Вручая записку своему царствующему племяннику, она сказала, что надо бы знать, чего хочет правительство, и получить указания, как действовать.
      Записок шло все больше и больше, и вот в начале 1857 года был создан секретный комитет из 10 человек под председательством Алексея Федоровича Орлова. Он был старый человек, сформировавшийся в предыдущую эпоху, и никакие реформы, тем более об освобождении крестьян, его не волновали. Он стал эти записки рассматривать. Но записки частных лиц — это не инициатива дворянства, это всего-навсего инициатива отдельных лиц. Вот если бы это сделал какой-нибудь губернский Съезд, тогда другое дело.

      Осенью 1857 года генерал-губернатор Литвы Назимов предложил своим литовским дворянам рассмотреть вопросы о введении так называемых инвентарных правил (для Прибалтики на протяжении всего XIX века издавали специальные правила землепользования для крестьян). На что дворянство ответило, что все равно, похоже, крепостное право скоро отменят. Зачем какие-то промежуточные правила — надо думать сразу об отмене крепостного права, но с сохранением всей земли за помещиками. Назимов поспешил в Петербург и подал этот проект. Но в комитете его рассматривали довольно долго, потратили три недели, и не пришли ни к какому выводу.
      Александр, потеряв терпение, приказал одному из своих людей написать проект рескрипта Назимову и подписал его. Орлов сделал все возможное, чтобы этот рескрипт не был подписан, но тут произошло нечто странное: Александр с ним во всем согласился, но в последний момент выяснилось, что рескрипт уже отправлен по почте, и остановить его нельзя. Интересна тенденция: Александр ставит у дела людей очень консервативных, по-своему очень честных, преданных национальной идее, государству, но совершенно не желающих никаких реформ. Дело идет, и никакие консерваторы остановить его не могут.
      Рескрипт был послан Назимову и, естественно, опубликован. В нем говорилось о том, что император и правительство предлагают учредить в каждой губернии губернские комитеты в составе выборных от каждого уезда дворян для рассмотрения проекта об освобождении крестьян. При этом говорилось, что вопреки желанию дворянства, освобождать крестьян придется все же с землей.
      Это был конец 1857 года. Литовское дворянство задумалось, всколыхнулись умы и в Великороссии. Первый губернский комитет на русских землях был образован в Нижнем Новгороде.
      Затем последовали другие комитеты. И уже к концу 1858 года заработали губернские комитеты во всех губернских городах Российской империи, где имело место крепостное право (напомню, что в Сибири крепостного права не было никогда). В их состав от каждого уезда входили два депутата плюс еще два назначались правительством из местных помещиков, которые были известны своим стремлением провести реформу освобождения крестьян. Они непосредственно представляли интересы крестьян и фактически интересы правительства. Куда клонит правительство, было уже всем ясно.
      {83}

      Комитеты засели за составление проектов исходя из своих губернских нужд, т. е. губернских знаний и представлений. Проекты должны были идти в Петербург, поэтому были открыты Редакционные комиссии, во главе которых был поставлен генерал Ростовцев.
      Если кто-нибудь из вас будет интересоваться биографией этого человека, то наверняка прочтет, что это был провокатор, предатель, доносчик, который предал декабристов, сообщив Николаю Павловичу все подробности заговора. В то время поручик Ростовцев, которому было 22 года, жил в одной квартире с Оболенским и знал о его убеждениях. Непосредственно перед восстанием Ростовцев ему сообщил, что он, Ростовцев, давал присягу на верность государю, что он не разделяет мыслей Оболенского и считает своим офицерским долгом обо всем доложить. Что он и сделал: он сумел добиться свидания лично с Николаем Павловичем, который еще не был императором, и рассказать ему о том, что в гвардейской среде существует заговор. При этом он не назвал ни одной фамилии. Вернувшись домой, он тотчас же все это передал Оболенскому, добавив, что фамилии он не называл. Представления об офицерской чести тогда были таковы, что Оболенский уважения к Ростовцеву не утратил, хотя большой любви к нему после этого, наверное, не испытывал.
      С 1856 года Ростовцев работал над крестьянским вопросом, и был одним из самых знающих и добросовестных людей. Он соответствующим образом старался подбирать себе команду, и здесь надо упомянуть Николая Александровича Милютина, который был одним из главных делателей этой реформы. Их было два брата; один положил немало трудов на подготовку реформы для освобождения крестьян, а другой провел знаменитую военную реформу Александра II.
      Редакционные комиссии, по логике вещей, должны были дождаться, когда губернские комитеты пришлют свои проекты, свести их воедино, посчитать, чего желает российское дворянство, прийти к какому-то соглашению и привести все к общему знаменателю. Но когда Редакционные комиссии были открыты, то им от правительства была предложена программа действий, т. е. они должны были обрабатывать эти самые губернские записки исходя из следующих предложений правительства:
      1. освободить крестьян с землей;
      2. конечной целью освобождения считать выкуп крестьянами их наделов у помещиков в собственность;
      3. оказать поддержку делу выкупа финансовыми операциями правительства;
      4. избегнуть или сократить переходное состояние (допустим, что ты свободен, но уезжать с места еще не можешь и, скажем, должен платить оброк);
      5. барщину уничтожить законодательным порядком не позже, чем через три года после опубликования закона об освобождении;
      6. дать самоуправление крестьянам в их быту.
 
      Легко заметить, что в общем это соответствует второму проекту Министерства внутренних дел — освобождение крестьян с землей на условиях выкупа. Здесь также следует заметить, что коль скоро обязательным условием было освобождение крестьян с землей, то, следовательно, все те проекты, которые предусматривали освобождение крестьян без земли, попросту не могли рассматриваться всерьез. Редакционные комиссии должны были не просто обобщить все то, что им пришлют, а переработать все на условиях, предложенных правительством. И они принялись за работу.
      Через некоторое время до губернских комитетчиков дошло, что их проекты в Петербурге как-то странно превращаются не совсем в то, что они собой являли. Поползли слухи, а потом в Петербург даже поехали депутации, пошли какие-то петиции, дошло даже до того, что один из депутатов в крайне резкой форме потребовал обуздать бюрократов, созвать выборных представителей дворянства, на которых и должна опираться высшая власть России. Реакция Александра II на это была очень интересной: он объявил всем губернским депутатам, которые проявляли излишнюю инициативу, высочайший выговор. Надо сказать, что такие вещи бывали не часто. Депутаты были созваны в своих губерниях губернаторами, которые зачитали определение императора, а это значило очень много. Никаких репрессий не было, но депутатам дали понять, что ими очень недовольны. До них дошло, что не во всем виновата бюрократия. В это время, в феврале 1860 года, после очень тяжелой болезни умер Ростовцев. Болезнь болезнью, но если бы он не работал на износ в Редакционных комиссиях, он, бесспорно, прожил бы гораздо дольше. Вздохнули с облегчением те, кто не желал добра Редакционным комиссиям: наконец-то главный освободитель крестьян умер, может, что-то изменится.
      Изменения последовали. Граф Панин, известный своими ультраконсервативными взглядами, был назначен на место Ростовцева, и все противники освобождения крестьян вздохнули с облегчением: «Наконец-то настоящий человек, свой человек, который все сделает как надо». Реакция сотрудников в самих Редакционных комиссиях была совсем другая: «Как, после Ростовцева — Панин? Человек, который способен все уничтожить и затормозить?» Милютин собрался было подавать в отставку, но все-таки пошел за разъяснениями к императору и попытался поделикатнее объяснить, что Панин совсем не тот человек, который может продолжить дело Ростовцева. Император выслушал его и ответил буквально следующее: «Вы Панина не знаете, а я знаю. Его убеждения — это точное исполнение моих приказаний». Действительно, у Панина была такая редкостная черта. Его собственный консерватизм остался при нем, он в точности выполнил то, чего требовал император, а император хотел освобождения крестьян.
      Опять получилась чисто дипломатически созданная ситуация: формально в глазах всех крепостников дело возглавлял ультраконсерватор Панин, а дело шло. Тут было явное умение повести дело, умение организовать работу в очень сложных условиях, в которых находилась тогда Россия.
      {84}
      Редакционные комиссии проработали 20 месяцев, практически без всяких перерывов, а 10 октябре 1860 года они были закрыты, потому что работу свою сделали. За это время они выработали проект 16 различных положений, обработали, опробовали и издали колоссальный статистический материал (указатели, справочники, журналы заседаний комиссий). Короче говоря, труды комиссии составили 18 толстых томов, плюс 6 томов статистических требований о всех поместьях, где было более ста душ крепостных крестьян, да еще 3 тома замечаний на работу губернских комиссий из губернских комитетов.
      Как только Редакционные комиссии были закрыты, дело было перенесено в Главный комитет — так стал называться секретный комитет, который был образован для рассмотрения записок. В Главном комитете заседало 10 человек, Орлов по болезни там не председательствовал, а председателем был назначен великий князь Константин Николаевич, родной брат императора. Константин Николаевич полностью разделял мнение и желание своего венценосного брата и сделал все возможное, чтобы в Главном комитете была проведена работа так, чтобы все то, что наработали Редакционные комиссии, сохранилось. Мнения в Главном комитете полностью разошлись по некоторым вопросам. И здесь авторитет брата царя значил очень много, потому что можно было спорить просто с председателем комиссии, но с великим князем спорить было уже сложнее.
      Константин Николаевич делал очень много своей личной инициативой, своей личной работой для того, чтобы все то, что наработано в Редакционной комиссии, почти без изменений прошло в Главном комитете. В последнем заседании Главного комитета принял участие император и выступил с небольшой речью. Он сказал, что он очень высоко оценивает деятельность Редакционных комиссий, но что теперь дело надо перенести в государственный совет, и он не допустит в решениях госсовета никаких проволочек — дело должно быть кончено к 15 февраля. А шел уже декабрь. «Этого, — высказал император, — я желаю, требую, повелеваю».