Кира засняла все на видеокамеру. Пушок удачно щелкнула Дудрилина фоторужьем. Они еще осмотрелись, поснимали и по сумеркам уехали, чтобы не привлекать внимания бдительного Зосима. Александр Борисович Дудрилин вряд ли был способен сегодня куда-либо выбраться.
      На “кукушке” уже сидел неутомимый Лерман. Выслушав доклад, полистав сводку наружного наблюдения, он вышел в комнату оперативного, переговорил по связи с Кляксой, сменившим вместе с Роликом изнемогших за монитором Морзика и Дональда.
      — Хорошо, — сказал он Старому, вернувшись. — Хоть это и не ваш профиль, но... Костя говорит, у вас богатый опыт оперативной работы. Даю добро на внедрение к объекту, но только под прикрытием. Под хорошим прикрытием. Сейчас придумаем легенду, завтра к семи сюда — повторим.
      — Зачем в такую рань? — возмутился Старый.
      — Чтобы не опаздывать! Ваш хозяин этого не любит!
      Лерман уже начал отрабатывать прикрытие. Они упирались до девяти вечера. Наконец опер удовлетворенно вздохнул. Откинувшись на стуле, он стал просматривать записи, держа на весу исчирканный листок бумаги.
      — Весьма правдоподобно получается, Михаил Иванович! — сказал Борис Моисеевич, посмотрев сквозь очки на вспотевшего загнанного Старого. — Должен вам сказать, у вас талант! И богатая практика чувствуется! Приятно работать с профессионалом. Завтра еще подрихтуем кое-что — и должно сработать. Не опаздывайте, коллега.
      Ласковое слово и кошке приятно. Тыбинь возвращался домой весьма довольный собой и жизнью. Непонятное томление духа и неудовлетворенность как рукой сняло. Даже распухшая посиневшая переносица не портила настроение.
      Он прикупил в круглосуточном магазинчике две бутылки пива, карельского хлеба, копченую скумбрию пожирнее. Рыбу он любил еще со времен жизни в Прибалтике. Мурлыча под нос какой-то мотивчик, аккуратно неся пакет, он уверенно и самодовольно поднимался по лестнице, широко ставя маленькие ступни и наклоняясь к той ноге, которую поднимал и ставил вперед, на ступеньку. Походка при этом приобретала смешную косолапость, и это забавляло его. Он любил подурачиться, когда никто не видит.
      “Я большой крутой мужик! — напевал он про себя. — Тетки от меня в восторге! Я классно вожу машину и завтра состригу кучу бабок!”
      Его лицо отражало нетерпеливое предвкушение ужина и расслабухи на диване. И никаких глобальных вопросов!
      Хорошее настроение не покинуло его даже тогда, когда он дошел до своей лестничной площадки и увидел, что дверь в его квартирку не заперта, а из щели пробивается луч света. Он почему-то, безо всяких на то оснований, решил, что это чей-то дружественный розыгрыш и его ждет приятный сюрприз. Довольно улыбаясь в предвкушении, Тыбинь широко распахнул дверь и поспешно вошел.
      Сюрприз, действительно, ждал его. Только не из приятных.
      В его маленьком, чистеньком, обустроенном жилище, в его святая святых, царил полный беспорядок. Все было сдвинуто со своих мест. Табачный дым стоял коромыслом, реял синими клубами под люстрой. Телевизор надрывался во всю ивановскую. Журнальный столик из угла был выдвинут на середину комнаты. На нем красовалась батарея разнокалиберных бутылок с яркими этикетками, лежали пакеты с закуской. Вокруг столика, не сняв верхней одежды, не разувшись, сидели трое мужчин. Они играли в карты, курили и стряхивали пепел прямо на пол. Один был очень полный, просто жиртрест, с красными пухлыми щеками, маленькими глазками и носиком кнопкой. Второй был молодой, бритоголовый, с мощной волосатой шеей и длинными грязными руками с обкусанными ногтями. Третий незнакомец был маленьким, изящным, женоподобным. Он был одет в длинное пальто, шею укутал шелковым шарфом, обмотанным вокруг горла, и курил дамские мягкие сигареты с ментолом.
      — О-о! Наконец-то! — вскричал жиртрест и убрал ноги в грязных ботинках с края стола. — Мы тут все слюной изошли! Друзья, хозяин пришел! Знаменитый сыщик города Питера сейчас поведает нам о своих приключениях за бутылкой абсента! Мы все хотим познакомиться с настоящим Мегрэ! Просим, просим!
      Бритоголовый здоровяк, не меняя позы и держа карты веером, посмотрел на Тыбиня исподлобья. Маленький же бросил свои карты на стол, вскочил, оправляя пальто и шарф, прихорашиваясь.
      Тыбинь медленно вертел головой, осматривался. Улыбка его пропадала, таяла на глазах по мере того, как он убеждался, что никого из присутствующих не узнает. Он осторожно поправил криво стоящий стул, вздохнув, поставил на него пакет. Желанный ужин отодвигался на неопределенный срок.
      — Ритка, тащи стаканы! — закричал жиртрест, большой полной рукой с перстнем хватая сверху за горлышко маленькую пузатую бутылку. — Я требую продолжения банкета!
      Он при этом жадно сглотнул слюну — видно, и впрямь проголодался.
      На кухоньке, в узком проходе, кто-то появился. Тыбинь поглядел через плечо и увидел смеющуюся мордашку Риты. Она виновато улыбалась, как напроказивший ребенок, и пожимала худыми прямыми плечами. На ней был надет фартук Тыбиня.
      Тут-то хорошее и светлое настроение покинуло Старого окончательно. Сделав шаг назад, он за спиной настежь распахнул дверь на лестницу и, показывая в дверной проем пальцем, крикнул внезапно охрипшим голосом:
      — Пошли вон! Все! Быстро!
      Если бы здесь были его разведчики, они онемели бы от изумления. Чтобы Тыбинь кричал, такого еще никогда не было! Это могло означать только одно: Старый дошел до полной кондиции и может взорваться в любой миг, как паровой котел. Хрип, вылетающий из его могучих легких, напоминал угрожающий свист воздуха высокого давления.
      — Это не по понятиям, братан, — недобро блестя глазами, начал бритоголовый. — Мы тебя тут ждем, проявляем уважение, а ты к нам так нехорошо относишься! Ты должен будешь...
      При этом он начал вставать, картинно потягиваясь, и одновременно сунул руку под куртку. Закончить фразу он не успел, потому что котел взорвался. Нечленораздельно взревев, пытаясь изрыгнуть все ругательства одновременно. Старый кинулся вперед, опрокинув и сломав столик, и ударил здоровяка сверху вниз в челюсть. Тот сложился как кукла и без чувств плюхнулся задом на диван, уронив лицо в колени. Тыбинь мгновенно развернулся, ухватил вскочившего на ноги жирного за лицо железными пальцами и принялся колотить его затылком о дверной косяк, выкрикивая:
      — Пошел вон из моего дома! Пошел вон! Пошел вон!!!
      Адреналин, вброшенный в кровь, требовал разрядки и выхода.
      Он вытолкал жирного спиной вперед через крошечную прихожую на лестницу. На пухлой физиономии толстяка багровыми кровоподтеками отчетливо отпечаталась его пятерня. Маленький, побледнев от испуга, бочком прошмыгнул мимо, волоча за собой портфельчик. Края шелкового шарфа мелькнули в воздухе. Трясущимися от ярости руками Михаил схватил за ворот и пояс джинсов поникшего на диване крепыша и, заорав от натуги, выбросил его через дверь на лестницу, головой прямо в живот отряхивающемуся толстяку. Бритоголовый уже приходил в себя, но не понимал происходящего.
      Не удовлетворившись достигнутым. Старый выбежал из оскверненной квартирки и пинками в зад погнал всю компанию вниз по ступенькам, продолжая кричать:
      — Пошли вон из моего дома! Вон!!! Вон!!!
      Все другие слова вылетели у него из головы, осталась лишь эта фраза. Он уже очень давно так не выходил из себя.
      Взбежав наверх и задыхаясь, он сгреб со стола питье и закуски и с ревом спустил все это в мусоропровод на лестнице. Бутылки, побрякивая, полетели по трубе и со звоном разбились внизу.
      Утомленный беготней по лестничным маршам, он вдруг обмяк и, устало покачиваясь, вернулся домой. Осторожно запер дверь, поцокал сокрушенно языком, развел руками. Перешагнул через обломки столика к окну, открыл форточку. Пахнуло морозной свежестью. Синяя пелена потянулась в черную темень неба.
      Кто-то нежно засмеялся у него за спиной. Он обиженно оглянулся, пряча слезы в глазах. Ему было очень горько.
      Рита, на цыпочках обходя сломанный столик, приблизилась и обняла его за толстую шею.
      — Ты мой бычок! — ласково сказала она. — Как хорошо, что ты их прогнал! Ну, чего надулся? Ой, грибы распустил... — она длинным лиловым ногтем потренькала на его губах, как на струнах. — Ты мой маленький... ты мой бедненький... не плачь. Я тебя пожалею... Мы починим столик или купим новый... ничего страшного...
      Тыбинь стоял, хлопал глазами, точно охваченный столбняком. Здравый смысл показывал ему, что именно эта вертлявая шалашовка виновата больше прочих. Это она затащила к нему в дом такую странную компанию, неизвестно чего наплела, наобещала ни в чем, в общем-то, не повинным мужчинам. Но он не стал слушаться здравого смысла.
      Ему приятно было стоять, когда она гладит его по щекам и жесткому, загрубевшему от долгого пребывания на улице лицу. Он готов был зажмуриться и урчать от удовольствия. На душе стало вдруг тепло, спокойно, и все произошедшее представилось смешным пустяком, не стоящим внимания. И действительно, чего это он так разошелся? Он прикрыл глаза и с удовольствием слушал ее легкий голос, болтающий всякую чепуху.
      Она совершенно не боялась его. Разве виноватый может не бояться?
      Не желая так просто сдаваться, он мотнул головой и строго спросил:
      — Как ты сюда вошла?
      Она легкомысленно пожала плечами, подняла бровки, скорчила смешную мордаху и прижалась к нему.
      — Ты же не обыскал меня в прошлый раз... А запасной ключик висел вон там, на гвоздике... Мне так хотелось вернуться, что я прихватила его с собой... Ты не сердишься? А вдруг бы тебя не было дома?
      “Идиотизм”, — определил свое поведение Старый, а вслух мягко спросил:
      — А этих... зачем привела?
      — Я не могла придумать, как от них отвязаться! Они таскались за мной с самого утра! Я была уверена, что ты их прогонишь! Ты такой молодец! Такой силач! Чапа летел через всю комнату!
      “Полная бредятина”, — определил Старый, а вслух сказал:
      — Пришла бы по-нормальному... по-людски...
      — А ты прости меня! — зазвенел ее нежный голос. — У меня мало что выходит в жизни по-нормальному... Какая-то я вся... аномальная. Как НЛО. Но ведь ты же не сердишься? Ну скажи, что ты не сердишься!
      Она потерлась щекой о его колючую щеку.
      — Ты не сердишься, — проговорила она удовлетворенно, тоном победителя. — Ты меня любишь.
      — Еще чего! — воскликнул Тыбинь, из последних сил стараясь сделать вид, что возмущен словами девушки. — Не хватало мне влюбиться в малолетнюю шлюху!
      — Ты не прав! Ты влюбился не в шлюху, а в женщину, дурачок... Шлюха — это так... проходяще...
      — Факт биографии? — криво усмехаясь, спросил Тыбинь.
      — Даже не факт, а фактик! В трудовой книжке не значится. И я не малолетка, я паспорт принесла, я тебе покажу. Ты не думай сейчас об этом. У тебя еще будет время подумать. И если ты не будешь посылать меня работать на фабрику, я не буду шлюхой... Ты сейчас иди в душик, а я пока тут все уберу, подмету, — и мы будем ужинать. Я уже почти все приготовила. Что ты тут принес? Ой, как вкусно! Обожаю копченую рыбу!
      Выпучив от изумления глаза и почесывая жесткие короткие волосы на макушке, Старый покорно побрел в ванную.

      Маринка позвонила и попросила помощи в юридическом вопросе.
      — Не знаю, не знаю... — недрогнувшим скучным голосом отвечал Лехельт, — Я вообще-то не специализируюсь по купле-продаже недвижимости... но если тебе очень нужно...
      Мама сказала, с доброй усмешкой глядя на его лихорадочные сборы:
      — Давненько ты так не наглаживался! Желаю удачи... и будь последовательнее. Пойми, чего ты хочешь, — и тогда все получится.
      Легко сказать... Нарядный Андрей, благоухая, как клумба, и нервно поправляя края нового белого шарфа, чтобы были видны над воротником, битый час слонялся у метро “Черная речка”, приехав загодя. Торопливый люд, снуя к метро и обратно, обтекал его и еще пяток таких же скучающих нарядных фигур. Андрею вовсе не в тягость было ждать. Он разглядывал пробегающих мимо девчонок, отмечая про себя, что некоторые весьма миленькие, но...
      Маринка вышла легко, поправляя сумочку, откинув на плечи капюшон с опушкой. Ничего лишнего не было в ней. Красота — это не тогда, когда больше нечего прибавить, а когда уже ничего нельзя отнять. Лехельт, гордо выпрямившись, стараясь казаться как можно выше, поспешил к ней, краем глаза заметив, что двое из поджидавших, взглянув на Маринку, завистливо вздохнули. Тщеславие, тщеславие...
      Поздоровались сдержанно. Маринка глядела на Андрея с любопытством, чуть отстраненно: обнаружившаяся в нем тайна заставляла ее присмотреться к нему повнимательнее. Она подняла черные брови, оценила его наряд — влет, одним касанием взгляда — но, разумеется, ничего не сказала. Андрей, естественно, не догадался, сколько времени было потрачено на ее неброскую простоту. Казалось — она так выглядит всегда.
      Она была строга, легка и холодна, как питерская ночь.
      — Стильная девочка! — крикнул кто-то из пробегающей ватаги подростков. — Поехали с нами!
      Окрик заставил Андрея ревниво дернуться. Маринка чуть улыбнулась и первой взяла его под руку, совсем как раньше, до ссоры. Примирение состоялось.
      — У нас еще полчаса, — сказала она. — Я перезвонила агенту перед выездом — и он попросил прийти чуть позже.
      — Отлично! Пойдем заранее, разведаем обстановку!
      — Приходить на переговоры раньше времени не следует, — поучительно произнесла она. — Этим ты демонстрируешь свою невыдержанность и ажиотажную заинтересованность.
      — Да? Может быть... Я, собственно, привык по-другому... У тебя очень деловой стиль. Современный.
      — Он единственно правильный — и он мне нравится! — пожав плечиком, сказала Маринка. — Я специально не придумываю какой-то там “высокий штиль”. Просто у меня есть отчетливое представление о том, какую жизнь я хочу прожить.
      — И какую? — потихоньку заводясь и чувствуя, что разговор заходит не туда, спросил Лехельт.
      — Деловую. Трудовую, если хочешь. Интересную. Чистую, красивую и в достатке. Среди умных культурных людей в галстуках. Меня просто колотит уже от небритых подбородков, грязных водолазок и свитеров!
      Лехельт в темноте незаметно потрогал пальцами свежевыбритые щеки. Они неторопливо шли по Ушаковской набережной в сторону Приморского бульвара.
      — Вот магазин итальянской мебели — давай зайдем! — предложила Маринка и поежилась. — Погреемся заодно!
      Видно, ей было нежарко в своей стильной куртейке.
      — Там же цены ломовые!
      — Нам же не покупать! Так, для воспитания.
      Очарованные, молодые, красивые, они долго бродили по пустынным широким залам. Опытный персонал не обращал на них ни малейшего внимания. Маринка останавливалась, присматривалась, задумчиво склонив голову, слегка трогая нижнюю полную губу, поправляя черные волосы. Примерялась к чему-то. Андрей любовался ее отражением в многочисленных зеркалах.
      — Ты прямо как юная итальянка! Очень подходишь к этой мебели!
      — Наоборот... — рассеянно поправила она его. — Это мебель очень подходит ко мне. Вот так я и хочу жить... в подходящей для себя обстановке.
      — Чтобы дизайн соответствовал?
      — Не вижу ничего смешного. К жизни надо относиться серьезно! Надо ставить перед собой цели и добиваться их. Любой ценой!
      — М-м, да?
      Он посмотрел на девушку весьма скептически. Маринка не выдержала его взгляда и слегка смутилась.
      — Ну... может, и не любой, конечно... Я просто хотела сказать...
      — Слава Богу! — перебил ее Андрей. — А то я мог бы тебе порассказать немного о ценах — какие они бывают, и на что. Даже прейскурантик могу набросать!
      Он все-таки слегка злился — и не мог понять почему.
      — Я просто хотела сказать, — настойчиво продолжила она прерванную фразу, — что у меня есть определенные мысли... то есть у меня сложился примерный образ своей будущей жизни. И в этот образ не очень вписывается секретный сотрудник спецслужбы... к сожалению.
      — Я догадываюсь, — буркнул разведчик Лехельт.
      Он действительно догадывался. Именно эта догадка и злила его весь вечер. Вот и пойми — чего же ты хочешь на самом деле! Не все так просто, мама. Но ссориться он точно не хотел.
      — А преуспевающий молодой юрист в твой образ вписывается? Ты лучше введи меня в курс дела подробнее. Да нам уже и идти пора!
      Они покинули магазин и теперь споро шагали переулками к агентству недвижимости “Резюме”, расположенному во дворах улицы Савушкина. Маринка рассказывала — и с каждым ее словом шаги Андрея становились все тверже и решительнее. Он даже перестал вытягиваться и стараться выглядеть повыше. Наоборот, хищно пригнулся, широко шагая.
      — У бабушки... ну, ты помнишь бабушку? У нее была комната... нет, точнее, есть комната! Есть комната в коммуналке на Второй Советской. Бабушка там уже давно не живет... уже лет пять не живет, или даже больше... не помню точно. Она живет с нами с тех пор, как мы получили эту квартиру. Там жил какой-то мужчина... ее сосед, присматривал за квартирой, платил квартплату... Я хорошо помню эту комнату... такой длинный узкий чулок. Я там бывала в детстве. Так вот... бабушка решила эту комнату продать. Понимаешь, у меня в связи с этой поездкой появилась возможность продолжить образование во Франции... ну, ты помнишь...
      Лехельт вздохнул. Он не хотел думать о том, что Маринка, возможно, уедет надолго. Красавицы — они уходят от нас безвозвратно, как наши недра и лес...
      — Ну вот... — Маринка уже запыхалась от быстрой ходьбы. — Бабушка хочет мне помочь... потому что нужны деньги... немаленькие... И она обратилась в агентство... другое агентство, не это... чтобы комнату продать. Они провели экспертизу... и сказали ей, что этот мужчина уже год как там не живет, а квартира целиком продана другому лицу! Обалдеть! Представляешь?! У бабушки чуть приступ не случился! Куда ты так летишь?!
      — Кому продали? — сурово, подражая Кляксиному голосу, спросил Лехельт.
      — Они не узнали... им это агентство, куда мы идем, не говорит. Они только смогли узнать у нотариуса, что поверенным выступало это вот агентство... “Резюме”! Да подожди ты! Успеваем ведь! Мы с бабушкой не знали, что делать... потому что бабушка боится... и просто не хочет говорить папе... потому что папа надеется, что она все-таки когда-нибудь от нас съедет... особенно сейчас, когда я уже выросла! И мы вспомнили о тебе! Уф-ф! Пришли, кажется!
      Они вошли в подъезд. На лестнице, отделанной белым пластиком, вдоль стен стояли девицы и два здоровых лба в куртках, флиртовали, хихикали, курили. Запахло неожиданно знакомо. Лехельт потянул носом.
      — Пахнет — как в том борделе...
      — Где-где? — изумилась Маринка.
      — Что — где? — переспросил он. — Я говорю: надо было сходить в домоуправление, узнать, кто прописан в квартире! Сразу бы хозяина нашли!
      — Точно! А мы и не сообразили!
      В комнате для работы с клиентами их поджидал агент неопределенного возраста, в очках и грязном свитере. Андрей с Маринкой тайком переглянулись, глядя на свитер, не выдержали и одновременно хихикнули.
      — Что такое? — удивился агент, недоумевающе оглядывая себя спереди. — Я — Вадим. Здравствуйте. А вы, очевидно, та самая юная особа, которая так любезно со мной сегодня побеседовала?
      — Я вам не особа, — отрезала Маринка. — И беседовала я с вами вовсе не любезно. А сейчас будет еще нелюбезнее!
      И она вызывающе уселась в кресло, закинув ногу за ногу.
      В углу раздалось невнятное пыхтение. Там, за отдельным столиком, сидел толстый шарообразный человек с коротенькими ручками, свисающими по сторонам раздутого туловища. Человек разглядывал рекламные плакаты на стенах и, по всей видимости, поджидал своего агента.
      Вадим присел на краешек стула и опустил глаза.
      — Я вас слушаю. — вежливо произнес он.
      — Нет, это мы вас слушаем! — перебила его Маринка. — По какому праву...
      — Мы пришли предложить вам мировую, — наклонившись и глядя Вадиму прямо в бегающие глазки, сказал Лехельт.
      — Какую мировую! Ты что, с ума...
      — Вы объясняете вашему клиенту, что сделка спорная и что в его интересах купить оспариваемую комнату у настоящего владельца. Он как раз собирался ее продать... по сходной цене. Как вы с ним договоритесь — дело ваше.
      Маринка молчала. Шарообразный мужчина в углу засопел сильнее, шея его побагровела.
      Вадим мило улыбнулся, глядя куда-то вбок.
      — Ну, вы же понимаете, что это нереально... Никто не станет платить дважды за одну и ту же недвижимость... Наш клиент — очень уважаемый человек и в делах разбирается... Кроме того, срок исковой давности...
      — Чепуха! — резко прервал агента Андрей. — По сделкам с недвижимостью срока исковой давности не существует! Статья восемьдесят шестая, пункт “б” Гражданского кодекса!
      Статью он называл наугад, и его расчет оправдался — агент скис. Толстяк в углу при словах “статья” и “кодекс” нервно заелозил ногами по полу.
      — Да любой суд признает эту сделку недействительной! Вам еще придется выплатить компенсацию за моральный ущерб, потому что владелец чуть не умер от инфаркта! Справки имеются! — продолжал Андрей уверенным тоном.
      Маринка под столом возмущенно толкнула Лехельта ногой.
      — А еще я вам скажу, — повышая голос, продолжал наступать Андрей, — что мы поинтересуемся судьбой второго владельца, того несчастного пьянчужки, который под вашим давлением пустился на такую аферу и продал вам не только свою, но и чужую комнату! Я надеюсь, что бедняга еще жив... У меня есть определенные связи... мы его мигом разыщем!
      — Видите ли... — с усмешечкой поднял на Дональда серые глазки Вадим, — все, что вы говорите, хорошо, и, конечно, правильно... при одном только условии... Если та дама, от имени которой вы выступаете, действительно истинная владелица. Это ведь еще надо доказать, милые мои...
      — Он рехнулся! — нервно засмеялась Маринка. — Доказывать, что моя бабушка — это моя бабушка?!
      — Именно так. Потому что наша фирма всегда ответственно подходит к делу. И в этом случае она по поручению своего клиента организовала розыск без вести пропавшей пять лет назад гражданки Ройсбах... — он близоруко прищурился и заглянул в пухлую пластиковую папку на столе перед собой, — Софьи Исаковны... И вот получена справка из РОВД города Нерчинска, в которой говорится, что лицо, напоминающее по описанию упомянутую гражданку, умерло два года назад в Нерчинском доме для душевнобольных.