«Правда».
       С тех пор, как в мае 1972 года на Мадагаскаре был свергнут проколониалъный режим, этот далекий остров идет по пути независимости и демократии.
       В столице Мадагаскара городе Антананариву действуют первые пионерские лагеря.
       Открылось прямое воздушное сообщение Москва - Антананариву.
      Несмотря на летнюю, непривычную для средней полосы России, жару в помещении дышалось легко даже при плотно закрытых окнах: кондиционеры работали на полную катушку. При появлении Андропова секретарь встал, хотя и не по стойке «смирно», но в точности соблюдая дворцовый этикет.
      - Проходите, пожалуйста, Юрий Владимирович. Вас ждут.
      Сегодня Брежнев выглядел намного лучше. Андропову даже показалось, что этот вечный умирающий может протянуть еще довольно долго, если ему не «помочь»…
      Андропов никогда не вступал с людьми в более тесные отношения, чем служебные и должностные - только по субординации. С сотрудниками он был исключительно корректен, вежлив, но никогда не допускал фамильярности. Никто из них не смел поинтересоваться здоровьем жены или институтскими успехами его детей - Ирины и Игоря. Сам он тоже не задавал личных вопросов. Поэтому он сразу приступил к делу.
      Достав из папки фотоматериалы, глава КГБ передал их генсеку, сопровождая личными комментариями:
      - Кулаков и Агапитов - давние хорошие друзья…
      В это время Брежнев рассматривал фотографии, сделанные на юбилее Агапитова, где хозяин дома радушно, по всем правилам Кремля, целовался с дорогим и уважаемым гостем, а также снимки прошлых лет, добытые из личных архивов их хозяев.
      Затем в руки генсека попала фотография: Кулаков - Агапитов - Никифоров, снятая на том же вечере. Дальше в строгом порядке шли снимки: Агапитов - Никифоров - Бережная, Никифоров - Бережная - Садальский, Бережная - Садальский, Садальский - Исламбек. Потом появились фотографии: Никифоров - Богомолов, снятые на рыбалке. По напряженным лицам рыболовов нетрудно было догадаться, что они говорят о чем-то очень серьезном, но разговор, к сожалению, не удалось записать из-за удаленности объектов. Однако вряд ли мужчины говорили о рыбе. Заключительная стопка фотографий рассказывала о посещении Богомоловым тайника, а также о появлении у того же тайника работника американского посольства.
      - …Связь Никифорова и Богомолова с американцами очевидна, - продолжал шеф КГБ. - Но у нас пока нет документальных подтверждений о связях с ними Агапитова или Кулакова.
      - Скажи мне, кто твой друг, и я скажу - кто ты, - прошепелявил Брежнев.
      - Вы правы. Даже если Агапитов и Кулаков не имеют отношения к этому делу, в чем я абсолютно уверен, то сама связь с изменниками Родины ложится черным пятном не только на них самих, но и на наше партийное и государственное руководство в целом.
      - Этого нельзя допустить, Юрий Владимирович.
      - Мы сделаем все возможное, чтобы измена отдельных личностей не смогла дискредитировать партию в целом.
      - Я надеюсь на вас.
      Брежнев долго смотрел на закрывшуюся за Андроповым дверь. Он знал, что Кулаков метит на место генсека и имеет все шансы его получить. Он знал, что и Андропов метит туда же.
      Брежнев не возражал, чтобы Андропов убирал по очереди всех претендентов на престол. Как минимум их было еще двое: все тот же Кулаков и ленинградец Романов. Но рано или поздно шеф КГБ расчистит себе дорогу и сделает тот единственный шаг, который отделяет его от неограниченной власти. Сколько Брежневу осталось, он не знал, а потому, на всякий случай, чтобы оттянуть время, решил сделать еще одного, третьего, претендента - партийного босса Белоруссии Петра Машерова. Генсек уважал народную мудрость: пока холопы дерутся - паны толстеют. Но опять же, идея с «холопами» принадлежала не ему, а его верным советникам.
      «Днепропетровский клан» прекрасно сознавал, что, приди Андропов или кто другой из вышеперечисленных товарищей к власти, для них всех наступят черные дни. Люди Брежнева просто обязаны были как можно дольше продержать у власти своего выживающего из ума господина и как можно чаще отвлекать внимание председателя КГБ другими «срочными» делами.
      Андропов ушел. А через полчаса к генсеку пожаловал еще один из столпов советских силовых структур - начальник ГРУ.
      Брежнева ничуть не удивило, что их беседа практически повторяла предыдущую, а предоставленные материалы по «делу академика» будто скопированы друг с друга. Ничего подозрительного или страшного в этом не было: молодцы служивые, не даром народный хлеб жуют. Генсек любил играть наверняка, а потому частенько подсовывал соперникам параллельные задания. Из двух лошадок одна обязательно придет к финишу, а заодно и за второй присмотрит. Ведь за «ретивыми» глаз да глаз нужен, а самому-то за всем не углядеть…
 

* * *

 
      Въехав во двор своего дома, Никифоров хотел поставить машину там, где ставил ее каждый день на протяжении вот уже нескольких лет. Но теперь его место было занято соседской темно-синей «Волгой». Профессор вздохнул и припарковал машину прямо напротив подъезда. В конце концов, он тут ненадолго.
      Поднявшись к своей квартире, Анатолий Сергеевич вытащил было связку ключей, но, подумав, снова опустил ее в карман и нажал на кнопку звонка…
      Открыла супруга. Она настороженно улыбнулась мужу и как-то неуверенно предложила войти в дом. Ей было искренне жаль этого человека, которому она отдала лучшие годы своей жизни. Но она не виновата, что встретила другого и полюбила. Уделяй муж ей хоть немного больше внимания и заботы, может быть, ничего бы и не случилось.
      - Здравствуй. - Никифоров тоже чувствовал себя не в своей тарелке и, как ребенок, переминался с ноги на ногу. - Ты одна?
      - Да, проходи. Есть хочешь?
      - Нет, спасибо, - соврал профессор, хотя испытывал острое чувство голода. - Я на минутку.
      - Если тебе нужны какие-то вещи, я помогу со брать… Прости.
      Она покраснела и опустила глаза. Румянец сделал ее еще красивее, от глубокого вздоха упругая грудь всколыхнулась и, показавшись из-за отворотов халата, ослепила Никифорова белизной. Женщина заметила его взгляд, смутилась и нервным движением застегнула верхнюю пуговицу халата.
      Никифоров вымученно улыбнулся. Он все еще любил ее, любил и ненавидел.
      - Я приехал проститься, - сказал он после небольшой, но показавшейся вечностью паузы.
      - Ты уезжаешь?
      - Да.
      - Надолго?
      - Боюсь, что да.
      - Это из-за меня?
      - Не знаю. Нет, наверно нет. - Он подошел вплотную к жене и взял ее за руки. - Мы больше не увидимся.
      Она посмотрела ему в глаза. Такой боли, одиночества, тоски и отрешенности она еще не видела. Ее охватило нехорошее предчувствие.
      - Скажи мне правду, что ты хочешь делать?
      - Не волнуйся. - Никифоров попробовал улыбнуться, но получилась лишь кислая гримаса. - Я перевожусь в наш уральский филиал. Там расширяются мощности… Ну и вообще.
      Ей стало не по себе, и она опустила глаза.
      - Прости меня, Толя, прости. Пожалуйста…
      Она не выдержала, ткнулась носом в его плечо и разрыдалась. Любовь ушла, но она испытывала к бывшему мужу теплые чувства и не желала, чтобы они расстались врагами. А он гладил ее волосы, лучше которых не было на всем свете, вдыхал нежный запах ее тела, старался запомнить каждую черточку ее заплаканного и такого родного лица.
      Он часто спрашивал себя: решился бы он связаться с американцами и покинуть родину, если бы не разрыв с женой? Наверное, нет. Он никогда бы не стал предателем, если бы не предали его. Никифоров не заметил, как слезы потекли по его щекам. Он закрыл глаза и долго еще стоял вот так, держа в своих объятиях любимую, но уже чужую женщину, словно пытался удержать ее, а может быть, хотел удержаться сам…
 

* * *

 
      В кабинете замминистра обороны находился начальник Главного разведуправления, главком Военно-Воздушных Сил и адмирал Флота.
      Докладывал обстановку начальник ГРУ:
      - По последним данным, группа подполковника Самойлова захватила груз и в настоящий момент пытается пробиться к границе с Мозамбиком. С помощью спутника мы обнаружили на пути группы два подразделения боевиков. К сожалению, пока не удалось установить, кому они принадлежат, но, судя по сообщениям наших агентов, американцам это тоже неизвестно. Они готовы были послать второе спецподразделение «зеленых беретов», но сейчас эта группа ждет приказа на своей основной базе в Форт-Брагге, штат Северная Каролина.
      Мы пока не можем связаться с подполковником Самойлова из-за «непробиваемости» эфира и сообщить о готовящейся засаде. Есть предположение, что помехи в эфире - это диверсия боевиков, оснащенных, по данным электронного наблюдения, самой совершенной техникой.
      Перед отправкой на задание подполковник Самойлов получил приказ, по которому надлежало в самой критической ситуации уничтожить груз. Но есть опасения, что он не успеет или не сможет привести приказ в исполнение.
      Генерал закончил доклад и поднял голову от лежавшей перед ним папки. На минуту в кабинете воцарилась тишина.
      - Итак, товарищи офицеры, ваши предложения, - наконец произнес замминистра.
      Начальник ГРУ внутренне весь напрягся, хотя внешне остался непроницаем. Он догадывался, чем закончится совещание. Все только ждали, кто первый выскажется, а первым должен был внести предложение он - начальник ГРУ, начальник тех русских парней, которые сейчас умирали на африканской земле.
      - Есть опасение, что груз может попасть в руки боевиков. Так как он относится к категории особо секретных, необходимо предпринять все меры предосторожности. В данном случае лучше перестраховаться. Собравшиеся в кабинете офицеры прекрасно поняли, что значит «перестраховаться». Раз груз нельзя доставить по назначению и есть опасения, что группа Самойлова не уничтожит его вовремя, значит, его нужно уничтожить иным способом. Связи с подполковником не было, поэтому автоматически под истребление попадала и сама группа спецназа.
      - Нельзя исключать и то, что во время боя с неизвестной нам группировкой, которой также нужно будет координировать свои действия, эфир станет свободным. Тогда мы сможем предупредить Самойлова о ракетно-бомбовом ударе, - закончил свою мысль начальник ГРУ.
      Собравшимся было искренне жаль подполковника Самойлова и его бойцов. Но на карту были поставлены слишком высокие интересы, чтобы считаться с жизнью горстки людей, в обязанности которых в общем-то и входит возможная смерть ради выполнения поставленной цели.
      - Что скажет главком ВВС? - поинтересовался заместитель министра.
      - С наших военно-воздушных баз мы можем поднять только стратегические бомбардировщики, способные достичь территории Зимбабве.
      - А что-нибудь помельче, не такое шумное? - скривился маршал.
      - С военной базы в Танзании можно поднять звено «мигов». Сейчас там находятся наши войска и летчики-инструкторы. Но без дозаправки самолеты не смогут достичь цели и вернуться обратно.
      Главкому ВВС вовсе не хотелось влезать в это дело, брать на себя ответственность и рисковать своими людьми. Он сразу понял, что эта операция «протухла насквозь» и виновным окажется крайний, то есть последний, кто будет в ней участвовать. Самойлов и его парни наверняка погибнут героями, а значит, начальство спросит с живых.
      - Ну а вы, адмирал, чем нас обрадуете?
      Адмирал думал примерно то же самое, что и его коллега-авиатор, но уверенно произнес:
      - Есть один вариант, но его нужно будет согласовать с Политбюро ЦК КПСС и правительством Мозамбика.
      - На этот счет не волнуйтесь, - успокоил его начальник ГРУ и с некоторой долей сарказма добавил: - Советскую прессу читаете? После неудачного покушения родезийцев на правительство Мозамбика проблем на переговорах не будет. В противном случае покушение может и получиться.
      Адмирал сделал вид, что не заметил нахального выпада главного грушника страны, и продолжил:
      - В настоящий момент наша эскадра подходит к Мадагаскару. С авианосца можно поднять в воздух два палубных истребителя. Но для выполнения поставленной задачи им также необходима дозаправка на территории Мозамбика.
      - Это единственная проблема? - уточнил замминистра обороны.
      - Проблемы будут с американцами, - мрачно ответил за адмирала начальник ГРУ. - Они, как пить дать, снимут на пленку, как наши «яки» бомбят территорию Зимбабве. Как потом отмазываться будем?
      - Это проблема политиков, а не военных. Наша задача выполнить приказ партии, - официозно парировал главком ВВС.
      - Если партия отдаст такой приказ, то ради Бога. Мои парни хоть всю Африку в порошок сотрут вместе с Ближним Востоком. - Адмирал скорчил кислую гримасу и уставился на маршала.
      Тот отвел глаза в сторону.
      - Есть еще одна трудность, - заметил адмирал. - Это отсутствие связи в районе нанесения удара. Но если мои летчики при подходе к зоне боевых действий получат точные координаты и данные телеметрии со спутников-шпионов, то смогут точно выйти на цель и поразить ее.
      - Хорошо, Константин Федорович, - одобрил заместитель министра. - Кроме того, как заметил начальник ГРУ, во время схватки с боевиками связь может восстановиться. В этом случае вашим пилотам необходимо будет скоординировать свои действия с подполковником Самойловым.
      - Конечно. Основной целью для моих людей будут позиции боевиков.
      - Товарищи офицеры, - снова вмешался начальник ГРУ. - Мы забываем один маленький нюанс. Дело в том, что мы не поставляем в Африку палубные истребители вертикального взлета. А посему появление там наших «яков» будет выглядеть действительно по меньшей мере странно. Вот «миги» - это другое дело, тем более что сейчас ведутся переговоры о поставке этих машин в Мозамбик. Так что не будет ничего страшного, если самолеты появятся чуть-чуть раньше срока и с территории Танзании.
      Заместитель министра обороны хмыкнул и покачал головой:
      - Пожалуй, вы правы. С этим уже можно выйти на Политбюро.
      Адмирал облегченно вздохнул и признательно посмотрел на начальника ГРУ, Тот слегка улыбнулся в ответ. Шеф разведки знал, что скоро ему предстоит обратиться к адмиралу с одной пикантной просьбой, и тот уже вряд ли сможет отказать в помощи.
      В общих чертах вопрос с Самойловым и его людьми был решен, и теперь оставалось получить «добро» от высшего руководства страны. Очередное заседание Политбюро по данному вопросу должно было состояться через полчаса: ровно столько, чтобы замминистра смог добраться из одного кабинета на Фрунзенской набережной, где расположено министерство обороны, до другого - расположенного в Кремле.

       Советская наука понесла тяжелую утрату. 26 июня на 71-м году жизни скоропостижно скончался крупнейший советский ученый, член КПСС с 1941 года, депутат Верховного Совета СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий, академик АН СССР Дмитрий Владимирович Агапитов.
       Его исследования в области общебиологических проблем изменчивости микробов являются принципиально новым направлением, выдающимся вкладом в современную микробиологию, инфекционную патологию и эпидемиологию.
       Результаты научных исследований антигенной структуры микробов, их иммунизирующих свойств, закономерностей формирования иммунитета, полученные Д. В. Агапитовым, были положены в основу перестройки производства бактерийных препаратов и повышения их эффективности.
      Вересов вразвалку вошел в кабинет и сразу шлепнулся на стул. Но несмотря на кажущуюся неповоротливость он, как медведь, был весьма подвижен и опасен во время боя.
      - Здорово, ребята, - просопел Вересов. - Ну и жара в этом году! С утра уже дышать нечем.
      - Здорово-здорово, - ответил Корнеев и посмотрел ему под мышку.
      Вересов держал там свежий номер «Правды», купленный по дороге к метро. Ежедневно, кроме выходных, капитан прочитывал газету от корки до корки и затем, придя в управление, проводил добровольное политзанятие с товарищами. Но это был не просто обычный обзор информации, а практически полная аналитическая выкладка за минувшие сутки. Одна из удивительных способностей Вересова заключалась в том, что он мог читать газеты и журналы между строчек. Вот, к примеру, сообщение с телетайпной ленты:
       Открыто значительное месторождение меди на северо-западе Замбии. Его основные залежи находятся в бассейне реки Лумвана в 60 км от административного центра северо-западной провинции Солвези.
      Простой советский читатель пробежит глазами сообщение и, в лучшем случае, порадуется за братский африканский народ. Но Вересов был не обычный читатель, а думающий, и потому всегда находил тайный смысл подобных заметок. В итоге, по его раскладам получалось, что развивающаяся Замбия в скором времени должна будет попросить Советский Союз помочь ей разрабатывать недра. Естественно, что Союз не откажет в помощи молодой африканской республике, если та, в свою очередь, не откажется от дальнейших революционных преобразований. Мирные русские специалисты поедут в Замбию. Ну а где мирные, там и военные, которые, понятно, должны защищать своих сограждан, потому что… Потому что через несколько дней в газетах появится вот такое сообщение:
       ТАСС. Лусака.
       По сообщениям «Замбия дейли мейл», родезийская военщина продолжает вооруженные провокации на границе с независимой Замбией. Только в последние дни расистские головорезы убили несколько мирных жителей, десятки замбийских граждан получили ранения.
      Ну как после такого душещипательной информации не пошлешь солдат-освободителей на защиту рабочего класса и трудового крестьянства?
      Вот так, почти ненавязчиво, формируется общественное мнение, ибо если каждый день монотонно постукивать по одному и тому же месту, то в конце концов вырастет шишка. И если все эти, на первый взгляд разрозненные, сообщения собрать воедино, то получится тщательно подготовленная пропагандистская операция, преследующая множество целей: и политических, и военных, и разведывательных. Но без этого, скажем так, лукавства не может обойтись ни одно правительство мира, ибо на то и существуют узаконенные проститутки нашего столетия - средства массовой информации.
      Но сегодня Вересов не торопился с политпросвещением. Он с некоторой жалостью посмотрел на командира и спросил:
      - Слушай, Валь, ты, кажется, хотел встретиться с академиком Агапитовым?
      - Сегодня как раз и хотел. Академик ведь не только учитель и друг Никифорова, но и куратор его последних разработок, связанных с этническим оружием. А почему ты спросил?
      - Читай сам.
      Он протянул Корнееву газету и склонился над грудой накопившихся на столе бумаг. Почти вся канцелярская работа лежала на нем, так как из всей группы только у одного Вересова был красивый почерк.
      - Та-ак, - протянул через минуту Валентин и по чесал кончик носа. - Кажется, начинается всеобщий мор.
      - Во-во, - подхватил не вступавший до этого в разговор Крупицын, также уткнувшись в газету. - Как бы нам тоже не попасть в список избранных.
      - Тьфу, типун тебе на язык.
      Вересов переплюнул через левое плечо и добросовестно постучал костяшками пальцев по столу.
      - Жди звонка от шефа. Но почему он не сделал этого еще вчера? Ведь наверняка узнал одним из первых.
      Корнеев пожал плечами. Ему все это тоже не нравилась. Вдело явно стали вмешиваться сильные мира сего, а значит - жди беды.
      Ни Корнеев, ни его группа не знали, что в это самое время полковник Шаров проводил обыск в загородном доме академика Агапитова. Проводил с таким расчетом, чтобы обнаружить в тайнике покойного компрометирующие документы, которые подтверждали бы связи Агапитова с Никифоровым, касающиеся не только дальнейшего развития советской науки.
 

* * *

 
      Полковник ГРУ Алексей Николаевич Дорожкин сидел в личных «Жигулях» и ждал, когда появится разрабатываемый объект - профессор Никифоров. На другой стороне дороги, чуть наискосок, стояла черная «Волга», в салоне которой сидели два офицера КГБ.
      Вот уже третью неделю Дорожкин, как и гэбисты, был тенью и Никифорова, и Богомолова.
      Ожидая своего подопечного, Алексей невольно задумался о своей судьбе. В Союз он вернулся полтора года назад, пять лет проработав за границей. Последние полгода он был в Анголе. Там-то его и нашел родной отец, которого все считали погибшим в первые дни Великой Отечественной войны. Нельзя сказать, что встреча с отцом была радостной, скорее, наоборот. Алексей совсем не знал его, так как родился через восемь месяцев после того, как тот ушел на фронт. Но сам отец владел практически полной информацией о сыне и оставшейся в СССР жене.
      Рассказ отца о своей судьбе поразил даже Дорожкина-младшего, хотя казалось, что его трудно чем бы то ни было удивить. Будучи в ополчении, отец в первом же бою под Москвой попал в плен к немцам. Из обычного концлагеря судьба кинула Николая Дорожкина в лабораторию доктора Карла-Хайнса фон Дока, занимавшегося исследованиями в области психиатрии и пытавшегося создать совершенного биоробота. Естественно, что поначалу Дорожкина планировали использовать в качестве подопытного материала. Но Николай сам был ученым и до войны также занимался подобными проблемами. Правда, в отличие от немецкого коллеги Дорожкина так и не успели заметить и по достоинству оценить, а соответственно - и вовремя засекретить в сталинских лагерях.
      Владея немецким, Николай быстро нашел общий язык с фон Доком. Расточительность никогда не была свойственна немцам. Они быстро поняли, насколько полезным может оказаться этот подающий большие надежды русский парень. Ему предложили сотрудничество на прекрасных условиях, и так как Дорожкин не отличался особым патриотизмом - он полагал, что для настоящей науки нет ни границ, ни Родины, - то, не раздумывая, согласился.
      Через два года Николай сумел, во-первых, неопровержимо доказать свое чистокровное арийское происхождение по материнской линии, убедив руководство, что его дедушка и бабушка - выходцы из знатного немецкого рода, расстрелянного в восемнадцатом году большевиками. Во-вторых, он научно обосновал собственное новое направление в создании программируемых биороботов.
      За большой вклад в немецкую науку он заслужил личную благодарность фюрера, а также получил и собственную лабораторию, и людей, и ассигнования. К этому времени во всех документах Третьего Рейха он уже значился как доктор Фридрих фон Штайн. Русский солдат Николай Дорожкин пропал без вести под Москвой.
      Лаборатория доктора фон Штайна располагалась в бункере «Вервольфа», где уже задолго до появления ученого работали немецкие экстрасенсы из Первого отдела РСХА. Разработанный ими газ с добавками редкоземельных и радиоактивных элементов изменял генотип, а затем и фенотип подопытных. Фашистские зомби обладали невероятной живучестью, хорошо видели в темноте и были всеядны.
      Как затем показали архивные документы, именно эти зомби впервые были использованы в сентябре 44-го для организации покушения на Сталина. Покушение сорвалось лишь благодаря слаженным действиям «СМЕРШа», в чьих рядах уже находились первые экземпляры отечественных зомби.
      Советская Армия наступала, и немцам пришлось взорвать бункер. Научная лаборатория переехала на африканский континент и плодотворно работала по сей день [Имеется в виду время, описываемое в романе - 1975 -1985 гг.].
      Где находилась лаборатория, отец так и не сказал сыну, но уверял, что тот не пожалеет, если согласится сотрудничать. Каким образом Дорожкин фон Штайн так быстро уговорил его работать на себя, Алексей до сих пор не мог понять. Это было словно наваждение, но впоследствии он не жалел об этом. Уже тогда Дорожкин-младший понял, что не хочет возвращаться в Союз, не желает поклоняться коммунистическим идолам. Внешне он был очень похож на отца. Но если для Дорожкина-старшего научная деятельность стала символом его существования и занимала в жизни главенствующее место, то для младшего всегда был только один бог - деньги, на которые он мог бы купить все, вплоть до личной свободы. Во всяком случае, он в это верил.
      Алексей помог отцу получить секретную информацию о новых советских вирусах, проходящих испытания в Африке. После этого, для своих коллег в ГРУ, Дорожкин-младший должен был покинуть этот бренный мир. Но спектакль в Луанде неожиданно сорвал агент, оказавшийся слишком умным. Вскоре после африканского провала в 1976 году Дорожкина срочно отозвали в Москву и после долгой и нудной проверки сделали одним из номенклатурных работников разведуправления.
      Для Алексея наступили черные дни. Кто пожил за границей хотя бы полгода, тот очень долго не может привыкнуть к жизни в Союзе. Причем неважно, где ты был - на диком Востоке или цивилизованном Западе, разница лишь в полярности переживаний, но не в их остроте. Подобный синдром наблюдается практически у всех дипломатов, членов их семей, разведчиков, военных советников, а также других служащих посольств или представительств. Они, как никто другой, знают про ностальгию по родине. Да, они с удовольствием приезжают в Россию, но лишь на некоторое время, чтобы, вдохнув забытый воздух отечества, поскорее вернуться назад. И хотя там тоже хватает проблем, но почему-то выбирают именно их, а не свои доморощенные.
      Отношения с родными у Дорожкина тоже не складывались. Жена, героически терпевшая разлуку с мужем в течение целого года, в конце концов сорвалась в крутой вираж, да так сильно, что возвращение любимого и единственного было уже не в радость. Полковник не стал устраивать сцен и уж тем более разводиться, что крайне негативно отразилось бы на его карьере. Он предоставил жене полную свободу и переехал к матери, которая была уже при смерти. Мать не заставила себя долго ждать и через два месяца по возвращении сына из пятилетней командировки оставила его одного.
      Но одиночество продлилось недолго. Очередную весточку от отца сын получил в конце апреля. Тот умолял помочь ему в одном деле здесь, в Союзе, и затем ждал сына с распростертыми объятиями и миллионами долларов там - в свободном мире, из которого Дорожкину-младшему так не хотелось уезжать.
      Так получилось, что интересы отца совпали с интересами руководства его сына - полковника ГРУ.