Владислав нащупал носком сапога очередной уступчик, перенес вес тела на левую сторону и подтянулся на руках, перехватив веревку до узла. До вбитого Филоновым металлического колышка оставалось всего ничего. Каких то полтора метра.
      Но эти сто пятьдесят сантиметров еще надо было преодолеть.
      «Все альпинисты — психи, — подумал биолог. — Ничего романтичного в лазаний по горам нет. Одни страдания и страх сорваться вниз... Нормальный человек по собственной воле на штурм скал не пойдет. А если захочет посмотреть на мир с вершины, то закажет вертолет, и тот доставит его куда угодно. Вместе с бутылочкой шампанского и симпатичной подружкой... Бр р р! Болтаться на ветру, цепляясь за камни и рискуя сверзнуться с высоты в километр, — это не для меня. Слава Богу, что здесь еще более менее удобная горка. Наклон не вертикальный, а градусов восемьдесят. И расселина глубокая... А может, надо было обойти? Не, Никитой говорил, что и слева, и справа аулы понатыканы. Как пить дать, с кем нибудь махаться бы начали. А это нам ни к чему. Совсем. И так премся на голом энтуазизме... — Рокотов обернулся назад и прищурился, разглядывая растянувшуюся на полсотни метров цепочку обвешанных оружием альпинистов любителей поневоле. Сумерки еще позволяли видеть неясные силуэты. Через четверть часа наступит полная темнота и придется снизить темп восхождения. — Отца Арсения вообще волокут как куль. Не мудрено! Не привычен батюшка к боевым походам. А ведь сам напросился. Но не стонет и рюкзак никому не отдает, хотя и заметно, что выдыхается... Можно сказать, что Арсений — наш полковой капеллан. Опять меня к католицизму потянуло. Нет у православных капелланов! Как нет и общего православного Папы... Кстати, а почему? Пусть бы у католиков — Римский Папа, а у нас — свой собственный. Например, Московский... И не просто Папа, а Пахан. Чтоб покруче Ватиканского папика был. У белорусов — Батька, у нас — Пахан. Во во! Запад тогда вообще шизнется. Мало им российского беспредела, мы еще для усугубления проведем реформу церкви... Хотя вряд ли, — Влад грустно вздохнул. — С нашими митрополитами и епископами каши не сваришь. Они уже давно не Богу служат, а золотому тельцу. Крутятся при власти, выбивают себе льготы, фирмочки организуют... Тут о Боге недосуг думать, когда миллионные обороты. А народ в заднице. С одной стороны его родное правительство раздевает, с другой — церковь подачки требует и к долготерпению призывает. Что то не то происходит, совсем не то... Неспроста в Россию столько представителей разных сект хлынуло. И дело не только и не столько в беспомощности властей. Без сговора с нашими церковниками экспансия сатанизма бы не прошла. А что, это мысль! Сразу снимаются все противоречия и неувязки. Сектанты денег заслали, и им не стали чинить особых препятствий. Хорошо обеим сторонам — и сатанисты бабки на дураках срубают, и наши псевдоправославные, когда народ в лоно церкви возвращают. Ведь за любой обряд платить надо — и за крещение, и за исповедь, и за свечечку. Соответственно — чем больше идиотов по сектам разбежится, тем лучше. Они так и так обратно вернутся. Пусть не все, но большинство. Вот их и ждут, ручонки потирают. За повторное крещение бывшего сатаниста можно денежек попросить ого го сколько! Как за изгнание злого духа... И ведь платят. А как тут не заплатишь? Расчет верный: человек ради собственного душевного спокойствия последнюю рубашку с себя снимет. Вот ему и объясняют, что без дорогостоящих обрядов он может дорогу в храм забыть. На порог не пустят. Еще и прихожан подговорят для дополнительного давления. Схема, я думаю, отработана... Кстати, а что по этому поводу скажет наш служитель культа? Надо бы поспрошать на привале...»
      Сверху свесилась голова Филонова.
      — Влад, ты чо застрял?
      Рокотов очнулся от философских размышлений и быстро взобрался на узкую площадку. Никита уже готовил подъем к следующему промежуточному выступу.
      — Много осталось?
      — Чуток, — экс браконьер отряхнул ладони. — В два приема на верхотуре будем. Считай, что самый трудный участок прошли.
      — Меня Арсений беспокоит...
      — Ничего, он попик что надо. Справится. Щас его ребята сюда заволокут, а дальше он сам полезет, — Филонов натянул черные кожаные перчатки. — Где то с полгода назад он жалился, что похудеть не может. Вот и пущай вес сбрасывает.
      — У нас что, фитнесс группа для растолстевших батюшек? — засмеялся Владислав. — Так надо было раньше предупреждать. Мы бы еще жиртрестов с собой набрали. Нам не сложно...

* * *

      Ицхак Гаон, глава «Всепланетного Еврейского Конгресса», проводил личные встречи только с теми политиками и бизнесменами, которые могли оказать значительное и долговременное влияние на финансовую обстановку в выбранной для экспансии стране.
      Со всеми остальными работали многочисленные порученцы и эмиссары.
      ВЕК давно уже не представлял ни интересы еврейского народа, ни еврейского капитала. Гаон был готов сотрудничать хоть с родным сыном Гитлера или с самим фюрером, если бы это приносило пользу. Ицхака волновало лишь собственное благополучие. Ради извлечения прибылей он подталкивал палестинцов к противостоянию с Израилем, опосредованно подбрасывал денежки талибам, организовывал поставки вооружения филлипинским сепаратистам, финансировал боевые отряды Ирландской Республиканской Армии и фашистские организации США.
      Единственной страстью Гаона была власть, подкрепленная деньгами.
      И ради удовлетворения амбиций главы Конгресса во всех уголках земного шара взрывались бомбы, падали на асфальт окровавленные демонстранты и тысячи беженцев уходили от погромов и резни, когда какой нибудь нации приходило в голову, что она избрана высшей силой для выполнения исторической миссии. Так было в курдских областях Турции, в секторе Газа, на Голанских высотах, в Кордильерах, в Кавказских горах, на Кипре, в Косове Метохии, на плоскогорьях Тибета, в саваннах Центральной Африки и еще в сотнях и сотнях горячих точек.
      Каждый год гибли миллионы людей.
      И каждый год Ицхак становился богаче на миллиарды.
      Он как то раз подсчитал, что смерть одного человека обходится ему в среднем в шестьдесят два доллара семнадцать центов, а приносит прибыль в восемьсот пятьдесят пять долларов и сорок шесть центов. Чистый доход — семьсот девяносто три доллара двадцать девять центов.
      Совсем неплохо.
      Чтобы Гаон заработал миллион, должны погибнуть тысяча двести шестьдесят два человека. Мизер по сравнению с населением любой слаборазвитой страны. К тому же из этой тысячи с лишним больше половины в любом случае бессмысленно бы умерли от болезней или от голода.
      Так пусть лучше подыхают с пользой.
      Ицхак был грубым материалистом. В существование Бога он не верил никогда, считая религию одной из форм предпринимательства, не задумывался о малейшей возможности существования Высшего Суда, предпочитая получить все на грешной земле. Если бы Гаон родился в России и ко времени октябрьского переворота семнадцатого года достиг бы совершеннолетия, то он встал бы в один ряд с воинствующими безбожниками и палачами типа Менжинского, Блюхера, Тухачевского, Троцкого и Ежова и закончил свою жизнь году в тридцать седьмом, когда Сталин скопом уничтожал выходящих из под контроля бывших соратников.
      Естественно, что на людях Ицхак был благопристойным иудеем, соблюдающим субботу и нарочито проверяющим любое подаваемое ему блюдо на предмет кошерности. Оставаясь же в одиночестве, Гаон любил пообгладывать свиные ребрышки или навернуть копченого сала под рюмочку выдержанного коньяка...
      Председатель ВЕКа пожевал губами, перевернул холеными наманикюренными пальцами очередную страницу отчета ПАСЕ по ситуации в Чечне и холодно посмотрел на лорда Джадда, скрючившегося в огромном кресле напротив. В Брюсселе уже вторую неделю лил дождь, и низкорослый, похожий на изможденного гнома англичанин страдал от приступов ревматизма.
      — Я не вижу сдвигов, — хрипло проговорил Гаон. — Русские не снижают активности, а ваши партнеры топчутся на месте. Где обещанное контрнаступление?
      Британец убрал гримасу боли и попытался сесть прямо.
      — Силы концентрируются. Аль Фаттх сообщает, что его отряды заняты последними приготовлениями...
      — Он говорил подобное еще месяц назад. До вашей инспекционной поездки, — безжалостно напомнил Ицхак, испытывая удовлетворение от того, что топчет чванливого лорда. — Вам, мистер, следовало бы помнить прошлые обещания.
      Джадд пропустил мимо ушей презрительное «мистер» и подложил подушку под поясницу.
      — Ситуация сложная. Есть некоторые противоречия между командирами повстанцев. Джафар хочет идти на Гудермес, Аль Фаттх и Хаттаб — на Грозный, Масхадов настаивает на точечных ударах. Без четкой договоренности и скоординированности действий успех проблематичен... А наши друзья в Москве не могут действовать открыто. Не то время, — лорд грустно покачал головой. — Иван  на подъеме. Те политики, что раньше могли считаться умеренными и лояльными цивилизованному миру, сейчас ведут себя непредсказуемо.
      — Оговорите сумму, которая их устроит, — презрительно скривился Гаон.
      — Не все так просто. Со многими у нас нет прямых финансовых отношений. А у тех, кто зависим, нет достаточных сил. К тому же сейчас они заняты субмариной, и тема Чечни их волнует крайне мало...
      С Россией и у ПАСЕ, и у ВЕКа, и у МВФ, и у стран Большой Семерки вечно возникали непредвиденные сложности.
      Предсказать поведение безумных азиатов, населяющих одну седьмую часть суши, было нереально. Их швыряло из стороны в сторону. То русские бросались в объятия Запада, то меняли свое отношение на прямо противоположное и устремляли взоры на Китай, то вставали в позу и принимались шагать по своему собственному пути, цедя сквозь зубы непонятные угрозы и бряцая остатками вооружения. Причем подобные вещи происходили как на государственном уровне, так и в отношениях с индивидуумами.
      Чиновник мог годами брать взятки, отдавать задарма самые сладкие кусочки естественных монополий, фигурировать на десятках видеокассет в обнимку с дорогими проститутками, договариваться с киллерами и покупать на собственное имя недвижимость в Европе, а потом вдруг в одночасье становиться записным патриотом, посылать своих кредиторов открытым текстом и орать о том, что он больше ничего не боится и ему по барабану, будут преданы гласности пресловутые видеозаписи или нет. Самое интересное заключалось в том, что такой оборотень действительно не испытывал ни малейшего страха и только смеялся в ответ на увещевания не делать глупостей.
      Дикая страна.
      И дикий народ...
      Под влиянием сверхдозы «огненной воды», которую в России почитают за основной продукт потребительской корзины, любой бюрократ превращался в радетеля национальных интересов и вполне мог треснуть по роже западному бизнесмену, от которого неоднократно принимал пухлые конверты с валютой и дорогие подарки.
      Бороться с русскими обычными методами было невозможно.
      Даже доведение половины населения страны до нищеты, разжигание войны на Кавказе и построение вертикали коррупции никак не влияло на загадочную славянскую душу. Душа снимала стресс ведром нажористого самогона марки «taburetoffka» и отправляла свой телесный носитель на свершение разнообразных подвигов.
      Из которых самым незначительным считался небольшой еврейский погромчик.
      — Вот и надо пользоваться их растерянностью, — посоветовал Гаон. — Бить, пока не оправились от шока.
      — Русские генералы на Кавказе в шоке не находятся, — буркнул лорд Джадд. — Даже наоборот. Только усиливают давление на повстанцев. Такое впечатление, что они мстят за подлодку.
      — Кому?
      — Чеченцам, разумеется...
      — Они что, предполагают теракт?
      — Я не знаю, что у них в головах. Но факт остается фактом — на второй день с момента официального объявления о катастрофе по всей территории Чечни пошли массовые зачистки. Фильтрационные лагеря забиты до отказа. Позавчера недалеко от границы с Ингушетией одна очень перспективная с нашей точки зрения группа попала в засаду. Уничтожена полностью, вместе с техникой. Русские даже не стали церемониться с пленными. Как сообщил наш источник, взятых живыми привязали к дереву и взорвали...
      — Вы сделали представление по этому случаю?
      — Не все так просто...
      — Почему?
      — У нас почти нет информации. Такое ощущение, что русские сами не знают, кто именно расстрелял колонну.
      — Так не бывает.
      — У русских бывает. Общее командование развито крайне слабо, разные специальные группы подчиняются разным генералам. А те конкурируют между собой...
      — Вы мне описываете картинку, идентичную обстановке в лагере повстанцев.
      — Именно так, — англичанин нахохлился. — Они много лет жили в одной стране и имеют одинаковое воспитание.
      Ицхак Гаон на секунду задумался, размышляя о том, так ли необходимо ему вкладывать деньги в непредсказуемых сепаратистов.
      Может быть, лучше поддержать Москву?
      Тем более, что на Ближнем Востоке назревает очередная драчка между арабами и евреями. Получившие немного денег русские чиновники тут же примутся их делить и разворовывать и на некоторое время отвлекутся от миротворческих процессов.
      Нет, чеченцы на этом этапе все же перспективнее...
      — Продолжайте работать, — глава ВЕКа подвел черту под разговором. — А о том, чтобы ситуация изменилась в лучшую сторону, я позабочусь...

* * *

      Привычное течение жизни заложников было нарушено.
      Вместо женщины неопределенного возраста, приносившей им ужин, в подвал вломились возбужденные и радостные от предвкушения какого то события трое вооруженных чеченцев.
      — Подъем! — заорал Турпал Беноев, размахивая коротким пистолетом пулеметом «Борз». Это чудо ичкерийской технической мысли было гордостью оружейников республики, однако в основном годилось лишь для раскалывания орехов. Затвор все время клинило, газоотводные трубки забивало пороховым нагаром, пули летели куда угодно, но только мимо цели, предохранитель срабатывал через два раза на третий.
      Митя Чубаров с опаской посмотрел на Беноева.
      Ему не хотелось случайно погибнуть, если «Борз» начнет самопроизвольно стрелять. За долгие месяцы, проведенные в чеченском ауле, казак трижды видел, как пистолет пулемет ни с того ни с сего вдруг начинал изрыгать огонь.
      Причем однажды оружие заработало, будучи положенным на землю, без участия человека, и рассадило весь тридцатипатронный магазин, крутясь юлой в облаке пыли и дыма.
      Тогда от случайных пуль погибли два чумазых подростка.
      Похороны превратились в общедеревенский митинг, на котором было решено отправить гонцов к производителям негодного оружия. Группа подобралась быстро, горящие гневом молодые парни попрыгали в четыре джипа и унеслись в долину, пообещав поквитаться с тейпом обидчиков и получить в качестве компенсации два миллиона долларов.
      Назад вернулись двое из шестнадцати.
      В кузове старого грузовика.
      Один был ранен в живот и умер через несколько дней, второй больше месяца лежал пластом, пока не срослись сломанные ребра.
      Оружейники оказались людьми серьезными и в ответ на предъявленные к товару рекламации тут же врезали из пары десятков автоматических стволов. Что характерно — не собственного производства, а изготовленных на заводах фирмы «Кольт» в далекой Америке.
      Потом в дело пошли бейсбольные биты и куски арматуры, коими хорошенько отходили нескольких уцелевших.
      О принципе «Клиент всегда прав» оружейные мастера не слышали и вели работу с недовольными покупателями так, как им было удобно и привычно, — согласно вайнахским традициям, не предусматривающим таких глупых реалий цивилизованного мира, как «Книга жалоб и предложений» и «Общество защиты прав потребителей».
      — Шевелись! — обкуренный Салман Хамхоев пнул ногой замешкавшегося Жору.
      Бывший бомж сжался в комок и, звеня ножными кандалами, встал рядом с остальными рабами.
      Цароев стиснул зубы.
      — На выход! — Турпал мотнул головой в сторону полуоткрытой двери.
      — Нас пока не кормили, — слабо запротестовал Яков.
      — Поговори мне еще! — Беноев оскалился. — Живо на улицу!
      У входа в подвал заложников выстроили в цепочку и просунули сквозь специальные кольца на цепях длинную деревяшку. Теперь пленники могли шагать только как гигантская многоножка, одновременно переставляя левую ногу и стараясь не сбиться с ритма.
      Звенящая кандалами беспомощная процессия двинулась по улице в направлении центральной площади.
      Вид скрепленных между собой заложников всегда вызывал смех у жителей аула. Особенно веселились дети: они швыряли в рабов камни, старались подставить подножку, с разбега бросались на идущего последним и пытались вскочить на конец деревяшки.
      Иногда им это удавалось.
      Тогда вся колонна валилась в грязь, а малолетние выродки с хохотом обступали ворочающихся на земле беспомощных людей и хлестали их припасенными хворостинами под одобрительные возгласы взрослых. Как мужчин, так и женщин.
      Лидеры «волков ислама» могли гордиться подрастающим поколением.
      Тупым, безжалостным, приученным с детства к тому, что жизнь человека ничего не стоит, находящим удовольствие в наблюдении за мучениями других. Из таких в будущем будет просто воспитать послушных солдат и внушить им любую псевдорелигиозную чепуху...
      У дверей бывшего сельсовета палку вынули и прислонили к стене.
      На веранде появился Резван Гареев и критически осмотрел рабов.
      Ираклий Туманишвили подумал, что их хозяева решили наконец то устроить аукцион живого товара и распродать пленных в другие аулы. Но он ошибся.
      — Этому сказали? — Гареев показал пальцем на Якова.
      — Не, — Тимур Джабраилов сунул руки в карманы давно нестиранных штанов.
      — Что сказали? — подал голос Чубаров.
      — А а! — Резван не обратил внимания на слова какого то раба. — Заводите внутрь...
      Пленных втолкнули в бывшую ленинскую комнату, превращенную освободившимися от «русского гнета» ичкерийцами в зал ваххабитской славы. На стенах в изобилии были развешаны знамена, портреты известных боевиков и самодельные награды вперемежку с полосками ткани, на которых тушью были выведены изречения из Корана.
      Среди орденов Ичкерии и привезенных миссионерами из Саудовской Аравии нагрудных значков затесались две медальки с лондонской собачьей выставки, купленные Гареевым в магазине сувениров, когда он навещал родственников в Москве. Медальки были большие и красивые, сияли позолотой и вензелями. Резван даже поносил их немного на парадном кителе, не соображая, что являет свету розетки с надписью «Лучшей суке породы» и «За самый большой приплод».
      Английским языком ни Резван, ни остальные жители села не владели.
      В зале собрались почти все мужчины аула.
      Отсутствовали лишь караульные, выставляемые на ночь возле околицы, да малые дети. Чеченцы были напряжены, физически чувствовалось, как в спертом воздухе медленно раскручивался смерч злобного безумия.
      Пятидесятипятилетний бывший бомж Жора испуганно икнул.

* * *

      Владислав поравнялся с Никитой, схватился свободной рукой за еле различимый в темноте ствол какого то кривого кустика и уселся на уступ.
      Метрах в двадцати ниже Рокотова звякнул страховочный карабин, зашуршал трос и Веселовский с Лукашевичем рывком втащили на ровную площадку бессильно обвисшего отца Арсения. Батюшка выдохся уже на половине подъема, и теперь здоровяки Данила и Алексей волокли его на себе. Но не роптали. В отличии от священника, который слабо трепыхался и регулярно высказывался в духе киношного комиссара партизанского отряда. Мол, пристрелите меня, не мучайтесь...
      Биолог прижался спиной к известняку и перевел дух.
      Восхождение подходило к концу. И пока все складывалось удачно. Никто не сорвался, не промахнулся мимо выступа импровизированной тропинки, не уронил вниз оружие.
      Еще полчаса — и вся группа взберется на вершину горной гряды.
      Снизу раздалось мелодичное бормотание.
      Влад прислушался.
      — Сте епь да сте епь круго о ом,
      Пу уть далек лежи ит.
      Пейса ами и и тряся а,
      Е едет Ве ечный Жи ид...
      К тихому голосу Гречко присоединился веселый тенор Васи Славина:
      — Стой, пархатый, сто о ой!
      То ормози скоре ей!
      Шмо отки дай сюда а,
      Ра аспрягай коней!..
      Рокотов обмотал вокруг левой руки закрепленную на крюке веревку и наклонился вперед.
      — Эй! У кого там обострение маниакально музыкального синдрома? — Певуны умолкли.
      — То то! — Влад подавил смешок. — Еще раз подобные арии услышу, попрошу батюшку, чтоб он предал вас анафеме... Тоже мне, дуэт патриотов.
      Василий засопел, хотел что то ответить, но Игорь дернул приятеля за штанину.
      — Лучше молчи. Сами нарвались... — Славин обреченно вздохнул и пополз дальше, ловко обходя неудобные камни и вжимаясь во влажный песок расщелины.
      — Они так часто развлекаются, — шепотом сказал Филонов. — Возьмут какую нибудь песенку и давай текст менять. А потом гундосят на пару...
      — И, небось, исключительно с националистическим подтекстом, — полуутвердительно отреагировал Рокотов. — Про жидов, про «черных». Фестиваль имени доктора Геббельса, премии от мсье Лимонова...
      — Не без этого, — согласился Никита. — Но иногда бывает действительно смешно.
      — Кто б сомневался! Только надо время и место выбирать нормально... А то разорались, понимаешь, посреди ночи.
      — Бывает, — Филонов привстал. — Но больше не будут. Цепляй меня за ремень...

* * *

      Чеченцы, сидящие на сбитых амфитеатром скамьях, заволновались.
      Резван Гареев поднял руку и принялся что то гортанно объяснять, в конце каждой фразы разрубая воздух ладонью.
      Собравшиеся застыли.
      Пока главарь местной банды толкал свою речь, не понимающий по чеченски ни слова Митя Чубаров быстро осмотрелся из под полуприкрытых век. Разглядывать жителей аула глаза в глаза было опасно — они вели себя подобно диким животным, воспринимая прямой взгляд в качестве проявления агрессии и тут же набрасывались на визави.
      В небольшом зале собрались человек восемьдесят.
      Две трети — старики и подростки, остальные — члены местной банды, возглавляемой Гареевым. Почти все увешаны оружием, даже дети.
      В левом углу на штативе была установлена полупрофессиональная видеокамера. Возле нее застыл молодой невысокий очкарик в свитере не по размеру, доходящем ему почти до колен, и в бело синих кедах. Очкарик изредка хлюпал носом.
      Над объективом видеокамеры горел красный огонек.
      Оператор был явно не местным. И не чеченцем. Скорее русским с изрядной примесью татарской крови. Немного помятое лицо, тонкогубый рот, маленькие, как у женщины, кисти рук, жидкая рыжеватая щетина. Очкарик переминался с ноги на ногу и почесывался. Видимо, в антисанитарии полевых условий успел нахвататься вшей.
      Маленькие кровососы были проклятьем как для самих жителей аула, так и для заложников.
      Вши не разбирали, кто хозяин, а кто раб, и кусали всех подряд. Попытки их вывести успеха не имели. Насекомые благополучно пережидали атаки инсектицидных спреев, схоронившись в складках домотканых ковров, коими были увешаны все стены домов в ауле, прятались в тюках овечьей шерсти и опять набрасывались на людей.
      Виной нашествию вшей был изрядно потрепанный отряд боевиков, полгода назад остановившийся в селе на неделю. Бойцы, запаршивевшие на полях сражений, разбрелись на постой по домам и «отблагодарили» принявших их вайнахов полчищами кусачих тварей, мгновенно расселившихся по всему аулу.
      Без кровососущих паразитов не обходится ни одна война.
      Для заложников, однако, вши представляли определенный интерес, как источник протеина.
      Многоопытные бомжи Жора с Яковом объяснили остальным пленникам, что насекомые на нашей планете являются наиболее питательным видом живых существ. И что их стоит есть, несмотря на отвращение и отсутствие привычки к подобной пище. Микроскопический организм, покрытый хитиновыми пластинами, концентрировал в себе практически чистый белок.
      И заложники, преодолевая рвотные позывы, принялись ловить и заталкивать в рот вшей, пауков и другую мелкую живность. Именно она вкупе с набранными на огородах побегами лука, чеснока, петрушки и кинзы помогала хоть как то поддерживать жизненные силы.
      Резван Гареев договорил и уселся на отполированное бревно, установленное вдоль стены.
      Слово взял старый чеченец, приходящийся Резвану двоюродным дядей.
      Чубаров украдкой посмотрел на единственного из заложников, который понимал о чем идет речь. Магомед Цароев стоял с опущенной головой, безвольно опустив руки.
      «Молодец, — подумал Митя. — Как и договаривались. Ничем не выдает свое знание языка... Но на фиг нас вообще сюда привели? Базарят о чем то о своем, на нас — ноль внимания. И очкарик этот... Чо ему тут надо? Журналюга западный? Может быть... Репортаж о борьбе за независимость. Ему, наверное, сказали, что мы пленные контрактники. Ну ну... Особенно монахи на контрактников похожи! — Пожилой дядюшка Гареева возвысил голос. — Ишь, разошелся, старый пидор! Ручонками размахивает... Видать, сталинские времена вспомнил. Как в Казахстан ехали. Зря Виссарионыч их не добил. Надо было не депортировать, а бомбить. Сравняли бы тогда Чечню с землей, сейчас бы проблем не было...»
      В зал гуськом вошли три женщины с подносами, уставленными кружками с горячим чаем, и обнесли присутствующих.
      Престарелый абрек, изображавший из себя жертву политических репрессий, а на самом деле трижды отсидевший за квартирные кражи и один раз — за совращение несовершеннолетних, наконец закончил свою речь и тяжело уселся на свое место.
      Из толпы выскочил всклокоченный юноша и что то крикнул.
      Чубаров заметил, как Магомед напрягся и побледнел.
      Но головы не поднял.
      Чеченцы загомонили, явно одобряя выкрик товарища. Тот с гордым видом распрямил спину и уставился на заложников.
      Резван Гареев вновь вышел на середину свободного пространства и забубнил, тыча пальцем то в потолок, то в сторону пленников. Зрители согласно закивали.
      Цароев прикусил нижнюю губу.
      Двое подростков приволокли с улицы деревянную колоду и установили ее в самом центре зала.
      У оператора заблестели глаза, и он приник к видоискателю, наведя объектив на возбужденного Гареева. Командир боевиков нарочито медленно подошел к шеренге заложников и поманил пальцем Якова.
      Экс бомж безропотно сделал несколько шагов вперед.
      — А теперь, — Резван перешел на русский язык, — по законам шариата этот пес будет наказан. Тащите топор.
      — За что?! — выдохнул Яков.
      Гареев коротко, без замаха ударил пленного в солнечное сплетение.
      Двое молодых чеченцев подскочили с боков, заломили согнувшемуся Якову руки и уложили грудью на колоду.
      На остальных заложников нацелилось несколько автоматов.
      Чумазый подросток подал Резвану обмотанный синей изолентой туристский топорик.
      — Этот пес украл у меня деньги...
      — Я ничего не брал! — взвизгнул Яша, извиваясь в руках у подручных Гареева.
      Чеченец ухмыльнулся.
      Выдвинутое обвинение звучало абсурдно, однако возражений у собравшихся не вызвало. В конце концов, какая разница, за что казнить или миловать раба? Есть повод или нет, все едино... Жизнью заложника распоряжается тот, на чьей стороне сила.
      Тем не менее, публичное объявление о действительном или мнимом проступке пленника придает наказанию видимость законности и позволяет участникам судилища чувствовать себя комфортно. Мол, не просто так собрались, а на суд, отправление общественных надобностей. И другим рабам наука.
      — По законам шариата я должен отрубить тебе руку. Но ты не признался в краже. Поэтому я отрублю тебе голову...
      Телеоператор возбужденно задышал и передвинул регулятор трансфокатора на максимальное увеличение. Якова изогнуло в дугу.
      Резван подбросил в руке топорик, примерился и широко размахнулся.
      Митя Чубаров закрыл глаза...
      Зазубренное тупое лезвие с чавкающим звуком вошло в шею беспомощного пленника и скользнуло по позвонкам, распоров сонную артерию. Второй удар попал в основание дельтавидной мышцы, третий обрубил жертве правое ухо.
      Потоки крови залили и колоду, и помощников палача.
      Чтобы отделить голову от тела, Гарееву пришлось бить восемнадцать раз.
      Все это время Яков был жив...
      «Снафф видео» пополнилось еще одним реалистичным сюжетом. А корреспондент радио «Свобода» Андрей Мужицкий заработал очередные полторы тысячи долларов и на несколько дней унял зуд, терзавший его подленькую душу в периоды вынужденного простоя.

* * *

      Лидер санкт петербургского отделения карликовой партии «Демократическая Россия» Руслан Пеньков уныло уставился в окно, почти не принимая участия в разговоре Юлия Рыбаковского с Женечкой Гильбовичем.
      В последнее время на Пенькова обрушился шквал мелких неприятностей.
      Он разругался с живой легендой российского правозащитного движения Адамычем и был отстранен от выгодных в финансовом отношении операций по поставкам оружия чеченским сепаратистам, партия его попала под налоговую проверку, поданные верным последышем «ДемВыбора России» адвокатом Шмуцем иски по защите чести и достоинства Руслана судами не удовлетворялись, друзья «яблочники» не спешили с признанием Пенькова независимой политической фигурой и не оказывали ему поддержки на выборах в Государственную Думу, проталкивая на освободившееся после ухода Степашко в исполнительную власть место своего ставленника.
      А тут еще неудача с Воробьевым!
      Вместо показательного избиения не в меру зарвавшегося адвокатишки получилось наоборот — адвокатишка сам от души навалял посланцам Мелонова. Да так, что те уехали в больничку минимум на две недели. Особенно досталось одному, которому Воробьев чуть не расколол череп. Причем, как утверждали пострадавшие, юрист действовал исключительно голыми руками.