Пока что оставалась непонятной цель диверсанта. Или диверсантов. То ли он прибыл в Градец по своим делам, не связанным с вертолетным соединением, то ли готовится нападение на базу. Но в любом случае приказ об усилении постов отдан. Морские пехотинцы переведены на несение службы по форме «В», что означает отсутствие увольнительных в город и удваивание караула.

Ковалевский задержался в своем офисе до полуночи.

Нельзя сказать, что председатель общества «За права очередников» был занят делом. Какие могут быть дела, когда все государственные учреждения уже шесть часов как закрыты!

Просто не хотелось ехать домой.

В последние дни к неприятностям, связанным с квартирой этого Рокотова, прибавились еще и неурядицы в личной жизни. Глупая, как пробка, жена Диана обнаружила отложенные на личные нужды Николая деньги и накупила на них шмотья в дорогущем бутике на Невском. Не предупредив мужа и не подумав, что четыре тысячи долларов предназначались отнюдь не на тряпки, а на передачу в конвертике одному из чиновников городского бюро регистрации недвижимости. Теперь приходилось изыскивать деньги из других источников. Чиновник оправданий слушать не будет. Так что в ближайшие два дня Ковалевскому придется в срочном порядке провести собрание актива «очередников» и собрать с поверивших ему людей взносы за следующий месяц.

Пока с обществом, где жадный Коля занимал должность председателя совета, все было в порядке.

Горы бумаг и красиво исполненных справок убеждали мыкающихся по коммуналкам людей в серьезности подхода к делу и честности Ковалевского. Николай старался их не разочаровывать, каждый месяц предъявляя отчеты о проделанной работе и представляясь таким же нищим, как и члены его общества. Свою машину он ставил подальше от одного из офисов, где вел прием граждан, одевался нарочито просто, оставался прописанным на площади своей первой супруги в однокомнатной квартирке на первом этаже непрестижного дома. Вторая сторона жизни председателя, где он обедал в дорогих ресторанах, являлся владельцем семи квартир и девяти комнат, снимал девочек по сто долларов за ночь, оставалась тайной. Очередники видели пред собой лишь велеречивого и сопереживающего Ковалевского, мужественно переносящего тяготы жизни и удары судьбы. Вроде хамской статьи в одной из питерских газет…

Николай в ярости стукнул кулаком по столу.

Журналисты раскопали-таки подробности давно прекращенных по амнистии уголовных дел и вывалили эту грязь на страницы. Статья заканчивалась вопросом: а как это человек, обвиненный в десятке преступлений и амнистированный по сомнительным основаниям, получает доступ к огромным финансовым средствам?

Почти два месяца Коля только и делал, что оправдывался. В конце концов ему удалось убедить окружающих, что статья явилась результатом гнусного навета и происков коммерческих фирм, занятых строительством элитного жилья. Но крови себе председатель попортил изрядно.

Ковалевский засопел и налил еще стопочку виски. Неприятные воспоминания требовалось запить.

В сотне метров от офиса в «Жигулях» четвертой модели двое стажеров службы наружного наблюдения ГРУ уже третий час слушали сопение и кряхтение сидящего в одиночестве объекта и шуршание газетных страниц. Николай подбирал выгодные варианты обмена трех своих комнат на квартиру в Приморском районе.

Вход в офис стажеры не контролировали, чтобы лишний раз не светить свою машину. Да и зачем, если в их задачу входил лишь аудио-контроль. Поэтому три темные фигуры, расположившиеся на лавочке в глубине заваленного мусором двора, Валентину с Кириллом не были видны.

Трое молодых людей сидели на скамейке с десяти вечера. Они уже успели выкурить по «косячку» и теперь меланхолично следили за входной дверью и одиноким светящимся окном. Оружия у них с собой не было, да и Вестибюль-оглы запретил брать на дело даже перочинный нож.

Хорошие мысли иногда приходят одновременно в головы совершенно незнакомых друг с другом людей.

Как и стажерам ГРУ, занятым разработкой Очередника, так и мелкому наркоторговцу Азаду Ибрагимову захотелось немного попугать трусливого Ковалевского. Вестибюль-оглы отрядил для этого трех «торчков», строго настрого предупредив о важности поручения и пообещав за исполнение по целому пакету анаши. История с квартирой соседа не давала Азаду покоя. Побывав у паспортистки, маленький азербайджанец выяснил, что Рокотов якобы погиб и теперь его «двушка» принадлежит неизвестно откуда взявшемуся родственнику. В смерть Влада Ибрагимов не поверил, равно как и в появление пятиюродного дядюшки, быстро переоформившего квартиру еще на одного племянника.

Но без провокации ситуация оставалась на точке замерзания.

У Азада был свой кодекс чести. Владислав всегда приходил на помощь, не позволял местечковым «анискиным» подсовывать Ибрагимову чужую наркоту, предупреждал о визитах милиционеров и строго следил за их передвижениями во время частых обысков. Будь Влад другим, менее порядочным человеком, Вестибюль-оглы давно бы полировал своим задом нары следственного изолятора. Долг платежом красен. Поэтому Азад забросил на время дела и принялся в своей манере выяснять правду…

Ковалевский запер железную дверь офиса, постоял на крылечке, вдыхая свежий ночной воздух, и спустился во двор к машине. Он только успел выключить сигнализацию и протянуть руку к дверце, как его схватили за плечи, ударили в поддых и посадили жирным задом на холодный асфальт.

— Поговорим? — неприятным голосом осведомился худой субъект с редкой щетиной на изможденном морщинистом лице.

Николай захрипел, попытался вывернуться и откатиться назад, но в спину ткнулся носок ботинка.

— Сидеть, урод!

В «Жигулях» Валентин подпрыгнул на сиденье. Кирилл завел двигатель.

— Что будем делать?

— Приказа на вмешательство не было, — быстро ответил водитель. — Звони Борису.

Магнитофон продолжал наматывать сантиметры тонкой проволоки, фиксируя разговор…

Ковалевского пихнули в лужу возле левого переднего колеса «вольво».

— Страх потерял, недоносок? — продолжал нагнетать худощавый. — Квартирки приобретаешь, а братве не платишь?

Коммерсант заскулил.

— Где бабки, сучок?

— К-к-какие бабки? — залепетал Ковалевский, тщетно пытаясь выбраться из лужи. Длиннополое пальто намокло, радиотелефон отлетел в сторону, вода начала проникать под брюки и неприятно холодить тело.

— За квартиру на Ваське. Ту, что ты месяц назад схавал, — пояснил один из ранее молчавших.

— Вот это да! — Валентин держал трубку у уха. — Они его на ту же хату разводят, что и мы!.. Борис, это третий… На Очередника наехали с квартирой. Требуют деньги… Не знаю, кто. Квартира та же, по объекту… Мочить? Да нет, не похоже. Пока беседуют… Понял. Конец связи.

— Ну? — Кирилл пожевал спичку.

— Продолжаем наблюдение, по возможности — определяем нападавших. Плохо то, что во двор уже не въехать. Засветимся…

В голове у бизнесмена все перемешалось.

— Ваши уже приходили. Я все понял… Вы же неделю дали!

— Какую неделю, ты, жертва аборта?! — загундосил невысокий крепыш. — В мусарне байки рассказывать будешь! Гони сорок штук баксов. Сроку — три дня! Не управишься — на ленточки порежем!

— Почему сорок?! — взвизгнул Ковалевский. — Вы же говорили тридцать!

— Кто тебе говорил? — страшным голосом проскрежетал худощавый. — Да мы тебя первый раз видим! Вздумал кренделя с нами крутить?

— В-ва-а… В-в-ва… В ваши друзья…

«Торчкам» надоело слушать барахтающегося в луже борца за права очередников.

— Давай его на пику посадим! — предложил крепыш. — И все дела.

— Не время! — отрезал худощавый. Крепыш надулся и врезал Ковалевскому ногой в ухо. Коммерсант смешно перекувырнулся в луже, взметнув фонтан брызг.

— Ну, ты понял? — Главарь скрупулезно выполнял поручение Вестибюль-оглы.

— П-понял, — выдохнул мокрый с головы до ног коммерсант.

— Тогда бывай! — напоследок Николаю приложили кулаком по носу и раздавили каблуком брелок автомобильной сигнализации.

Три фигуры бесшумно растворились в боковом проходном подъезде…

— Что это было? — Валентин повернулся к Кириллу.

В наушниках слышались тоненькое всхлипывание Ковалевского и тихие проклятия, перемежающиеся шуршанием одежды и плеском воды.

— Либо новая вводная, либо третья сила.

— На улицу они не вышли, — Валентин внимательно следил за подворотней, — удрали в переулок через проходняк. Значит, местность знают. Что дальше?

— Согласно диспозиции. Продолжаем вести Очередника. Запись разговора есть, вот пусть Борис с ней и разбирается. Объект жив, волноваться не о чем… Но что-то в этом нападении странное. Не сказали, от кого, куда нести деньги. Фактический повтор нашей имитации.

— Но пуганули конкретно.

— Эт-точно. Зря время не теряли.

Владислав проснулся за полчаса до звонка будильника. Впервые за месяц он открыл глаза, лежа на широкой мягкой кровати, под крышей нормального дома, с ощущением совершенного покоя.

«Чего не хватает, так это дамы под боком, — Рокотов свесил ноги и нащупал тапочки, — полного счастья никогда не бывает… Ну ничего, доберусь и до Мирьяны. Если, конечно, повезет…»

Биолог удовлетворенно потянулся, выглянул в пока еще темное окно и в одних трусах спустился вниз. Свет он не зажигал, чтобы не привлекать внимание ночного патруля.

Набрав воду в резервуар, Влад установил его на кофеварку и нажал кнопку. Аппарат чуть слышно загудел.

— Уже встал? — Сверху свесилась голова Богдана.

— Ага. Выспался…

— Я тоже.

— У тебя это нервы, — резонно заметил русский гость, — а я привык мало спать. Как Наполеон. Император, а не пирожное, если кто не понял.

— А что, есть такое пирожное? — Богдан спустился по лестнице.

— У нас в России есть, — Рокотов пожал плечами. — Как у вас, не знаю.

— Я только коньяк с таким названием видел, — македонец уселся на табурет, — пробовать не приходилось. Дорого слишком.

— Лучший коньяк — армянский, как говорят знающие люди. Могу судить только по отзывам, ибо лично я в деле выпивания дилетант. Где у тебя сахар?

— Сейчас, — Богдан открыл дверцу шкафчика, — вот… Молоко и сливки в холодильнике.

Через минуту кофе был готов. Рокотов нацедил две огромные кружки и устроился напротив хозяина дома на широкой полированной скамье.

Оба сделали по глотку и закурили.

— Я твои вещи сжег, — сообщил Богдан, — все равно надо в новое переодеваться. Сегодня посмотришь мой гардероб, если чего не будет хватать — докупим. Оружие спрятал.

— Хорошо. У тебя камуфляж есть?

— Пять комплектов, — македонец прислонился спиной к мойке, — выбирай любой. Ты все еще думаешь прорываться в одиночку?

— Да я уже привык в одиночку. — Влад бросил взгляд на светлеющий горизонт. — Ничего не попишешь… Так оно сподручнее. Отвечаю только за себя, не волнуюсь за попутчика.

— Решать, конечно, тебе.

— Богдан, я действую исходя из логики, а не потому, что мне вожжа под хвост попала, — серьезно заявил биолог. — Одиночку ловить в десять раз сложнее, чем группу. Невозможно просчитать, где он появится и что будет делать. Я же не профессиональный спецназовец, законы устанавливаю сам для себя. Правила ведения войны на меня не распространяются. Просто я их не знаю и знать не хочу…

У меня опыт другого рода. Я все время использую те знания, что крутятся у меня в башке. Можно сказать, что я диверсант с сильным интеллектуальным уклоном. И потом — у меня нет цели совершить диверсию. Так что если мои недруги просчитывают наиболее вероятные объекты нападения, то тем самым они загоняют себя в ловушку ложной предпосылки. Я для них — ходячая ошибка.

— Сейчас тебя элементарно ловят, — не согласился Богдан.

— Сейчас — да. Признаю. Однако они все равно не понимают моей цели и не могут предположить, куда я направляюсь. Для диверсанта самое глупое — переть в столицу. К границе с Косовом — другое дело. И именно там они расставят наиболее мощные кордоны.

— Пока полиция собралась прочесать город.

— И что толку? Судя по твоей уверенности, меня не обнаружат. Ну, прочешут еще раз или два. А дальше?

— Не знаю…

— И они не знают. Если объект не обнаружен, значит, его нет. Армейская логика. Будут пытаться искать в других местах, перенося облаву ближе к границе. Теоретически я мог не заходить в город, обойти стороной и схорониться где-нибудь в шахтах. Вон, Ристо говорил, что их тут море.

— Пока они уверены, что ты в городе.

— Опять же — только теоретически. — Рокотов долил себе кофе. — Потому что не обнаружили вне города. Ни на складе, ни возле склада меня никто не видел. Когда мы шли к тебе — тоже. Иначе через минуту в твоем дворе уже садился бы вертолет. Преследовать меня с собаками — бессмысленно. У них нет ни одной моей вещи, чтобы дать понюхать. Трупы албанцев в развалинах ничего не доказывают. Я оттуда мог уйти по четырем направлениям. Ты ж сам повоевал, должен соображать.

— Вот я и соображаю, — Богдан потушил окурок. — В твоих словах есть резон. Прочесывание местности — это обязательная процедура. Однако меня все же беспокоят эти специалисты из Скопье.

— А что тут удивляться? Нормальная ситуация. Насколько я понимаю, такой инцидент случается впервые. Вот ваши и пригласили профиков по борьбе с партизанами. Я б на месте начальника полиции действовал так же.

— Они за базу беспокоятся. Может, думают, что твоя цель — вертолеты.

— Это их трудности, что они думают. — Влад зевнул. — Надо быть идиотами, чтобы предположить нападение диверса одиночки на батальон морской пехоты. Моя фамилия — не Камикадзе. Ничего, побегают пару дней и успокоятся.

— А почему ты все-таки не хочешь переждать подольше? — поинтересовался македонец.

— Дела, братишка, дела… Причем не здесь, а дома. И дела крайне серьезные. Если в течение двух недель я не доберусь до дома, последствия могут быть фатальными. — Рокотов нахмурился. — Мое Косово поле еще впереди.

Жан Кристоф провел карандашом по строчкам ведомости и расписался в отдельной графе внизу.

Шофер огромного трейлера, наполненного бочками воды, запрыгнул в кабину, и грузовик медленно въехал в ворота базы. Капрал Летелье автоматически отметил время прибытия груза, развернулся и отправился на склад.

Питьевую воду французам привозили со специальной станции очистки. Союзники не верили македонцам, поэтому еду и питье доставляли транспортными самолетами. Командование НАТО не желало, чтобы по вине какого-нибудь разгильдяя из местных солдаты заболели дизентерией или подхватили кишечную палочку. Негативный опыт Боснии, где миротворцы неоднократно сталкивались со вспышками желудочных инфекций, научил многому. И прежде всего — не доверять обещаниям местных властей и не обращаться за помощью в местные больницы.

Капрал отрядил троих солдат разгружать бочки, а сам закрылся в кабинете и принялся подсчитывать расход крысиного яда за месяц. Грызунов было так много, что раз в неделю приходилось проводить полную дезинфекцию коллекторов, располагавшихся под ангарами, где хранились продукты. И обращать особое внимание на то, чтобы крысы не проникли на кухню.

Богдан вывел Влада во двор, когда на часах было полседьмого.

Македонец наполовину залез в собачью будку, повозился там секунд пятнадцать и высунулся обратно.

— Прошу!

Рокотов пригляделся. В полу будки открылся люк, ведущий в крохотный бункер. Полтора на полтора метра и метр в глубину.

— Сделал на такой случай, — пояснил Богдан. — В будку к Грому никто не полезет.

— Да уж, — согласился биолог, — такое в голову не придет. А пес не станет нервничать?

— Не, он спокойный. Держи термос. Надеюсь, тебе там сидеть недолго.

— Ничего. Сколько надо, столько и посижу. — Владислав пролез в будку, треснулся макушкой, чертыхнулся и устроился на свернутом маленьком матрасе. — Готов.

— Закрываю, — македонец сдвинул деревянную крышку, настелил обратно войлок и позвал пса.

Сверху на голову Рокотова посыпался мусор. Гром прополз в свой домик, поворочался и стал шумно втягивать ноздрями воздух, принюхиваясь к сидящему под ним человеку. Потом попробовал лапой откопать Влада, за что получил по уху от хозяина.

— Нельзя! Сторожи!

Пес грустно вздохнул, положил тяжелую голову на скрещенные лапы и уставился наружу.

«Ну вот, — биолог пожалел лишенного развлечения Грома, — копать не дают, играть нельзя, до сидящего под будкой человека не добраться… Сиди, понимаешь, и сторожи. А снизу как интересно пахнет. Ничего, Громушка, это ненадолго…»

Богдан ушел в дом.

Пес выждал немного, развернулся и опять поскреб лапой.

— Чего тебе? — шепотом спросил Влад.

Гром гавкнул.

У Рокотова заложило уши. Маленькая будка явно не была приспособлена для вокальных упражнений стокилограммового кобеля.

Македонец пулей выбежал из дома.

— Я сейчас тебе морду набью! А ну, лежать!

В будке послышалось шуршание. Богдан просунул голову внутрь и был тут же облизан дружелюбным сторожем.

— Отстань! Владислав, ты как там?

— Терпимо.

— Гром, я тебя предупреждаю последний раз. Еще будешь тявкать, пойдешь к воротам!

— Ты думаешь, он понимает? — просипел Рокотов.

— Он все, гад, понимает. Смотри у меня!

— Это я виноват. Начал с ним разговаривать.

— Вот он тебе и ответил… Ладно, сидите тихо оба.

Македонец выбрался обратно. Гром тихонько рыкнул, будто проверяя, как хозяин отреагирует. Потом перевалился на бок и сделал вид, что засыпает.

Богдан ретировался на веранду и уселся там с чашкой кофе и газетой, пристально наблюдая за своенравным псом. Гром снова вздохнул. Македонец молча показал ему кулак. Пес вывалил голову через порожек будки и подвигал черными бровями. Мол, все в порядке, стою на страже.

Полицейские появились около девяти. Сначала с обеих сторон улицы встали машины с включенными мигалками. Задние дворы перекрыли солдаты. Патруль в составе трех полицейских и двух морских пехотинцев США начал обходить дом за домом. Проверяли тщательно, комнату за комнатой, залезали в подвалы и стенные шкафы, не обращая внимания на насмешки жителей.

Богдан подошел к воротам в тот момент, когда патруль приблизился к его дому, и облокотился на невысокую створку.

— Приветствую! — офицер полиции вежливо поднес руку к козырьку фуражки. — Разрешите?

Македонец недовольно воззрился на сосредоточенных американцев.

— А эти что здесь делают?

— Приданы в усиление.

— Я их к себе не пущу. — Богдан прямо посмотрел в глаза знакомому капитану. — Пусть у себя хозяйничают. Здесь наша земля.

Капитан дружил с Богданом много лет, знал историю его семьи и понимал, какие чувства испытывает бывший доброволец «Тигров» к натовским солдатам. И не мог осуждать его за это.

— Но нас то ты пустишь?

— Если пришли в гости — милости просим. Налью вина, посидим…

— Ты же понимаешь, — мягко сказал капитан.

— А ордер у тебя есть? — хмыкнул македонец. — Или законы изменились?

Капитан отвел глаза.

Подобный диалог за это утро был уже десятым. Жители Градеца не горели желанием помогать полиции и солдатам Альянса искать брата славянина, уничтожившего десяток албанских террористов. Формально они могли не пускать к себе в дома никого без подписанной начальником полиции бумаги. Все понимали, что при необходимости такая бумага будет, но полицейские старались договориться миром, чтобы потом, через несколько дней, не получить гору судебных исков от граждан с требованием основания обыска и оценки причиненного ущерба.

Безработных адвокатов в Градеце было предостаточно. А незаконный обыск — прекрасный повод, чтобы начать масштабное судебное разбирательство. Тяжба могла затянуться на год. Трое наиболее активных адвокатов уже со вчерашнего вечера засели за составление исков. Пока с пробелами вместо имен пострадавших, но уже с описаниями крупного морального ущерба. Будущие полгода обещали быть веселыми и для полиции, и для мэрии, и для судов. Особый упор в приготовленных исках делался на причинение урона деловой репутации обыскиваемых. Сутяжники потирали руки в предвкушении компенсаций.

— И ты туда же, — печально сказал капитан. — Все всё понимают, а издеваются.

— Упаси Господь! — Богдан притворно удивился. — Я просто соблюдаю закон. Я ж не хочу тебя подставлять.

— Ага. И таких умных — половина улицы.

— Да, здесь собрался цвет городской интеллигенции, — нахально согласился македонец.

— Может, хватит выпендриваться?

— Ладно, — сдался Богдан, — но пройдете только вы. Америкосы пущай за воротами покурят.

— Хорошо, — радостно согласился капитан, ожидавший более долгих препирательств, и повернулся к «коллегам» из НАТО. — Stay here, please!

Американцы безразлично кивнули. Они уже поняли, что в половину домов их просто не пустят, а действовать силой они не имели права.

— Надо было сказать «Freeze, motherfuckers!» — проворчал Богдан. Но так, что морские пехотинцы услышали и крепко сжали губы, чтобы не ответить. Македонец удовлетворенно улыбнулся и пропустил троих полицейских во двор. — Гром, лежать! Надеюсь, собаку допрашивать не будете?

—Языков не знаем, — в тон хозяину дома ответил капитан. — Мы быстро.

— Ну-ну, — Богдан плюхнулся в плетеное кресло на веранде, — смотрите у меня. Что нибудь интересное найдете, зовите.

Полицейские пробыли в доме минуты две. Обошли комнаты, для проформы заглянули в шкафы и под барную стойку на кухне. Естественно, никого.

— Ай-ай-ай! — македонец скорбно покачал головой. — Может, плохо искали? Давайте еще раз. Руку даю на отсечение, вы половину мест не осмотрели.

— Какие, например? — осведомился капитан.

— Микроволновую печь, морозилку, ящики письменного стола. В каминную трубу никто не лазал.

— Иди ты! — беззлобно отмахнулся капитан. — Ты все веселишься, а нам весь день работать.

— Дурная голова ногам покоя не дает, — с добродушной улыбкой заметил Богдан. — Вы больше своих друзей из Штатов слушайте! Они вам еще и не такое предложат. Завтра Вардар тралить будете. А вдруг диверсант на дне реки затаился? Сидит среди водорослей и через трубочку дышит.

Полицейские засмеялись.

— Это вряд ли, — капитан протянул руку. — Ты не держи на нас зла. Сам же понимаешь…

— Бывает, — македонец пожал протянутую руку. — Смотрите, пулю не схлопочите. Говорят, резкие парни эти диверсы.

— А мы сделаем вид, что их не видим, — очень тихо сказал капитан. — Если, конечно, этих за спиной не будет, — полицейский еле заметно кивнул на американцев.

— Передавайте от меня привет, — Богдан наклонил голову.

— Аналогично, — капитан улыбнулся. Македонец проводил полицейских до ворот и вернулся на веранду. Ни он, ни его приятель из полиции не сомневались, что сербского диверсанта никто не собирается искать всерьез. Сербы и македонцы только имитировали активность, втайне надеясь на то, что славянину давно удалось уйти.

У соседних ворот капитан принялся препираться с высоким и пузатым русином, хозяином бакалейной лавки. Бакалейщик не на шутку боялся, что полицейские обнаружат в его сарае штабель ящиков с контрабандными сигаретами. Только получив гарантии поиска исключительно диверсанта, русин распахнул ворота.

Московский мэр прохромал по кабинету и уместился в кресле во главе длинного стола из лакированной карельской березы.

Нога болела от стопы до колена. На вчерашнем дружеском матче между командами московской мэрии и администрации российского Президента начальник Службы Охраны от души врезал столичному градоначальнику бутсой по лодыжке. Хорошо, не сломал. Мэр долго катался по искусственному дерну, изображая из себя поверженного бразильского форварда. Прудков был позер.

Наутро он понял, что почти не может ходить. Вызванный в срочном порядке придворный эскулап констатировал ушиб надкостницы и порекомендовал полежать денька три дома.

Но дела ЗАО «Москва», в которое давно превратилась столичная администрация, не терпели отсутствия главного барыги. Поэтому Прудкову сделали новокаиновую блокаду, и он отправился на службу.

Вице-мэр с птичьим отчеством Павлиныч и с таким же количеством головного мозга выложил перед начальством кипу бумаг, отступил на полшага назад и изобразил на лице угодливое внимание.

Прудков углубился в чтение.

Минут через десять он заметил, что вице-мэр продолжает нависать над столом, и царственным взмахом руки разрешил ему сесть.

— Что у нас по строительству дома для МВД?

— Нормально, — осторожно ответил Павлиныч, — сдадим в срок.

— Кто занимается?

— Резин, как обычно.

— Мне вчера доложили, что там какие-то непонятки с рабочими. Вроде хохлов набрали…

— Это Одуренко со Свинидзе воду мутят, — нашелся вице-мэр. — Типа того, что гастарбайтеры денег не платят. Нашли пару каких-то бомжей и интервью у них взяли. Я уже Индюшанскому шепнул, НТВ выступит с опровержением.

— Индюшанский сейчас импичментом занят.

— Ничего. Пусть Компотова натравит. Нужно же воскресные «Итоги» чем-то разбавлять…

— Мне надо по Югославии выступить, — напомнил Прудков. — Скажи Индюшанскому, чтобы Компотов у меня интервью взял.

— Да зачем нам Югославия? — Павлиныч недовольно скривился. — Только лишний раз с американцами поцапаемся. Лучше Деда хорошенько пропесочить. Зюгнович намекал, что на поддержку импичмента он своих на выборах мэра правильно сориентирует.

— А он и так никуда не денется. — Прудков вытянул онемевшую ногу. — Его банкиры в наши облигации вложили сто семьдесят лимонов. Будет смотреть на сторону — начнутся проблемы… А с Югославией тема больно хороша. На президентских помочь может. Кстати, ты с Максимычем еще не говорил?

— Когда? — удивился вице-мэр. — Его ж только вчера сняли! Он пока дела сдает.

— Тоже мне — премьер, — скривился столичный градоначальник, — одни понты… В кресле не смог усидеть.

— Нам-то он на пользу будет, если переманить сможем.

— Сможем, сможем… Он на фиг никому, кроме нас, не нужен. Обгадился по уши.

— Но головку держит гордо, — заржал Павлиныч.

— На то он и дипломат, его мать. — Прудков поерзал в кресле. — Жаль, дела моей жены прикрыть не успел.

— Да мы сами все сделаем, — вице-мэр подвинулся ближе к начальнику. — Фээсбэшника районного уже обработали, прокурор области наш, чего бояться? А Одуренко пусть себе из телика орет. К нему давно привыкли. Слюнями брызгает, рычит, а толку все равно нет.

— Не скажи, — насупился мэр, — он тут за дело «Рэдиссон-Славянской» хочет взяться.

— Ну и что? Концов давно не найти. Тэйтума грохнули, а его долей Мосгоримущество владеет… Если какие вопросы — так не к нам. Пусть лезет.

— Перед выборами это нам не на руку.

— Мочить его сейчас нельзя. Сразу в герои запишут. Как Листопада.

— О нем лучше молчи, — Прудков опасливо оглянулся, хотя, кроме двоих чиновников, в кабинете никого не было, — чуть не погорели. Зря я тогда вас послушался. Надо было договариваться.

— Сделанного не воротишь, — Павлиныч достал портсигар. — Листопада уже не вернуть. Но я продолжаю думать, что заказали его правильно. Иначе проблемы бы до сих пор расхлебывали.

— Я тебе сказал — молчи, — Прудков стукнул ладонью по крышке стола. — Знать ничего не хочу. Листопад — твоя идея. И твой родственничек сейчас на посту гендиректора.

— Мой, — согласился вице-мэр.

— Вот и сиди тихо. Деньги с рекламы имеешь — хорошо. А мочить журналистов больше не надо. Их купить проще…

— Ага, — саркастически ухмыльнулся Павлиныч. — Одуренко слишком много стоит…

— А ты не жадничай, — посоветовал многоопытный Прудков.

Из-под собачьей будки Владислав выбрался сразу после полудня. Богдан подождал, пока полицейские проверят и соседние улицы, и только тогда вытащил Грома. Пес в очередной раз проявил характер и минут пять напрочь отказывался выползать из своего домика. В отместку хозяину, лишившему его возможности поиграть с забившимся под пол гостем.

На кухне восседал Киро, уминавший бутерброды и отхлебывающий чай из громадной фаянсовой кружки. Рядом с подносом стояла видеокамера. Мороженщик поднялся ни свет ни заря, взобрался на дерево у подножия холма и полчаса снимал территорию базы, рискуя быть застигнутым полицейским патрулем.

Но кадры получились отменные.

Рокотов дважды просмотрел пленку и опустился на первый этаж.

— Ну как? — бутерброды закончились, теперь Киро налегал на торт.

— Блеск, — Влад закурил. — Тебе надо переквалифицироваться в операторы и ехать в Голливуд.

Македонец зарделся, аки красна девица.

— Нет, правда нормально?

— Я же говорю — блеск. Все видно в мельчайших деталях. И периметр, и внутренние постройки.

— Я боялся, что меня засекут, — сказал Киро, — поэтому пошел утром, когда солнце в спину.

— Молодец, — похвалил Богдан. — А где Элена и Ристо?

— Ристо на складе. До обеда побудет, чтобы все как обычно, потом сюда придет. А Элена, по-моему, к подружке в полицейское управление побежала. Поболтать и выяснить все поточнее.

— Это дело, — согласился Рокотов, — информация нам не помешает. Богдан, у тебя карта есть?

— Вот, — хозяин дома выложил на стол подробную карту города и окрестностей.

Владислав нашел территорию, где располагалась база.

— Что это такое? — палец уперся в прямой участок дороги, ведущей к воротам.

— Это шоссе с холма…

— А тут?

— Автопарк. Строительная техника. Бульдозеры, асфальтовые катки, автокраны. Ночью не охраняется.

— Так-так-так, — биолог измерил расстояние линейкой, — метров триста.

— Я там работал, — сообщил Киро. — Но спрятаться негде. Если только среди техники…

— Нет, прятаться мне не нужно, — Влад потеребил нос. — Кто-нибудь в машинах разбирается?

— Мы оба разбираемся, — заявил Богдан, — да и Ристо не промах.