Минская командировка была одним из не очень приятных, но обязательных заданий, время от времени поручаемых Лиле ее непосредственным руководством. Отказаться было нельзя. В контракте с министерством экономики США, подписанном Швецовой на десять лет, такие вещи предусматривались, и отказ автоматически означал увольнение. А возвращаться к серой обычной жизни Лиле совсем не хотелось.
      Да и задание, выпавшее Швецовой, было пустяшным. Всего-то и делов, что посетить нескольких чиновников из белорусского правительства и просмотреть сотню страниц документов. Затем встретиться с верхушкой местного оппозиционно-экономического клуба и обсудить с ними планы сотрудничества на ближайший год. По возвращении в Москву – составить отчет.
      Соседями Щекотихина и Швецовой по купе оказались двое молодых людей. Один – невысокий и худощавый, второй – гора мышц с лицом, будто бы побывавшим в бетономешалке.
      Швецовой от одного взгляда на верзилу захотелось выйти из вагона.
      – Денис, – представился невысокий, – Рыбаков.
      – Миша, – буркнул озабоченный чем-то громила, – Ортопед… [Денис Рыбаков и Михаил Грызлов по кличке «Ортопед» – персонажи криминального романа Д.Черкасова «Шансон для братвы», вышедшего в серии «Криминальных дел мастер»] И тут же получил тычок локтем в бок от приятеля.
      – Юрий Васильевич… – Щекотихин с интересом посмотрел на совершенно не похожего на врача бритоголового субъекта.
      – Лилия Борисовна… – на самом деле отчество Швецовой звучало как «Боруховна», но она старалась сие не афишировать, заранее предполагая в любом собеседнике ярого антисемита.
      – А я вас знаю! – обрадовался невысокий Денис. – По телевизору сколько раз видел!
      – Да, нас часто показывают, – высокомерно ответила Швецова…
      В дороге разговоры завязываются сами собой.
      Все началось с того, что Щекотихин попытался узнать политическую ориентацию попутчиков и с удовлетворением услышал, что те стоят на жестких, крайне правых рыночных позициях. Особенно громила-доктор. Сути работы Михаила Юрик не уловил, но депутату подробности были ни к чему. Достаточно того, что Миша – большой либерал.
      Швецовой болтовня Щекотихина с Денисом и Мишей была неинтересна, и она углубилась в роман Барбары Картленд.
      Поговорили о политической импотенции Президента, тупости и продажности чиновников, вопиющем беззаконии, творящемся в МВД и прокуратуре. Как-то сама собой беседа перешла на тему холокоста. И тут оказалось, что мнение Дениса разительно отличается от общепринятого.
      – Все это ерунда, – жестко заявил Рыбаков. – Холокост в настоящее время – огромное коммерческое предприятие, имеющее совершенно конкретные цели по извлечению прибылей. Путем фальсификации данных времен Второй мировой войны и выбивания репараций.
      – Вы сомневаетесь в п-преступлениях Гитлера? – вскинулся зайка-Щекотихин.
      – Не подменяйте понятия. Гитлер – тема отдельного разговора. Сейчас речь не об этом. Мы говорим о холокосте как о явлении.
      – Но были же концлагеря и г-газовые камеры!
      – Концлагеря были, газовые камеры – нет.
      – Как это нет? – язвительно спросил депутат.
      – А так. Экспериментальные данные не подтверждают наличия каких бы то ни было газовых камер или аналогичных помещений на территории концлагерей.
      – Вы, молодой ч-человек, идете против свидетельств миллионов очевидцев! – с пафосом заявил Щекотихин, многократно гревший руки на теме холокоста.
      – Вы химию знаете?
      – В пределах школьной п-программы, – честно признался Юрий.
      – Этого достаточно. Слушайте внимательно. По так называемым «свидетельствам» фашисты использовали в стационарных газовых камерах синильную кислоту. Проще говоря – пары цианида. Так?
      – Ну, допустим…
      – Цианид действует на человеческий организм в течение минуты. Смерть гарантирована. Так?
      – Естественно, – Щекотихин не мог понять, куда клонит его непочтительный собеседник.
      – А если так, то как вы объясните многочисленные свидетельства «чудом выживших»? Причем не тех, кто в камеру по разным причинам не попал, а якобы не умерших вместе с остальными. Нет ответа? Идем дальше. Синильная кислота – штука крайне активная, ее следы остаются на поверхности любого вещества, кроме металлов платиновой группы, многие годы. Концлагеря были неоднократно обследованы группами химиков из разных стран. И вы знаете, что они обнаружили на стенах газовых камер?
      – Что?
      – Ничего. Ни единого признака цианида. Ни одной молекулы.
      – Вероятно, фашисты использовали какое-то другое вещество, – нашелся депутат.
      – Тогда что делать с материалами свидетелей, однозначно указывающих именно на синильную кислоту и приводящих в качестве доказательств копии документов из рейхсканцелярии? Я обращаю особое внимание на слово «копии». Подлинников пока никто не видел… И это еще не все. Входящие в состав исследовательских групп специалисты по строительству также дали негативное заключение по возможности использования помещений в качестве газовых камер. Они не только не приспособлены для распыления любого химического соединения, ибо просто негерметичны, но еще и слишком малы. Как показывают «очевидцы», в совершенно конкретную газовую камеру одновременно загоняли пятьсот человек. Смотрим на площадь этой самой камеры, – Рыбаков поднял указательный палец. – Семь на семь с потолком три метра. Итого – сорок девять квадратных метров. Если туда умудриться набить полтыщи заключенных, то не нужен никакой цианид. Людей просто спрессует до смерти.
      – Вот в-видите! Вы сами и ответили!
      – Это как? – не понял Денис.
      – Нашли способ, которым г-гитлеровцы убивали евреев.
      – Не получается, – Рыбаков мотнул головой. – Чисто физически пятьсот человек в подобную камеру не запихнуть. Их надо уминать бульдозером, дабы все влезли. Или класть штабелями, предварительно пропустив тела под гидравлическим прессом. Ни того, ни другого не происходило. Иначе мы бы знали…
      – Ну, ошибки могут б-быть. Перепутали количество входивших в камеру заключенных. Вы не забывайте, что узники содержались в нечеловеческих условиях. Голод, пытки, массовые казни… Память может подвести.
      – В ваших словах есть резон, – неожиданно легко согласился Денис, – однако это не объясняет противоречия между словами свидетелей и опытными данными. Молекулы синильной кислоты не могли подчиниться приказу какого-нибудь штурмбанфюрера и стройными рядами двинуться исключительно в легкие узников, не осаждаясь на стенах. Такого не бывает.
      Щекотихин решил уйти от обсуждения скользкой темы практической химии.
      – Но п-пытки ведь были!
      – Как на любой войне, – вздохнул Рыбаков, – в любой стране мира.
      – Но м-масштабы!
      – Я не уверен, что они разительно отличаются от тех, что были в ГУЛАГе или имеют место в настоящее время в Чечне.
      – Есть же д-документы!
      – Какие? Опять свидетельства очевидцев? Знаю, читал… Меня особенно поразил один описанный способ. В Освенциме. Там заключенного привязывали к столбу и выпускали специально обученного сенбернара. Тот выгрызал несчастному половые органы, после чего уходил. Затем якобы появлялся медведь, который драл еще живого человека. А в финале кости казненного расклевывали ручные вороны. Вы себе этот бред можете представить? А ведь его тиражируют во многих книгах. И находится масса свидетелей этого, с позволения сказать, действа…
      – Ужас… – Юрик притворно всхлипнул.
      – Что ужас?
      – Кошмарная с-смерть…
      – Да бред это, а не ужас! – разозлился Денис. – Больное воображение плохого журналиста! Какие сенбернары? Зачем, если заключенного можно просто расстрелять? К тому же сенбернара крайне сложно натренировать так, чтобы он напал на человека. У них природой это не предусмотрено. Сенбернар – собака-спасатель, А медведи с воронами! Они что, были в чинах шарфюреров? Как вы представляете все вышеописанное в реальном исполнении?
      – Мне достаточно того, что Гитлер уничтожил шесть м-миллионов евреев. Способы меня не интересуют, – Щекотихин откинулся спиной на перегородку купе.
      – Ну-у, с количеством вы сильно ошиблись.
      – А вы знаете, Денис, что в Европе за ваши слова в-вы давно бы уже сидели в тюрьме?
      – Так то в Европе, – беспечно отреагировал Рыбаков. – У нас, слава Богу, до такого идиотизма еще не дошли.
      – Есть такое понятие – политкорректность… – поучающим тоном заявил депутат.
 

***

 
      – Ага! А вы знаете историю Симоны Вейль? [Реальное лицо и реальная история, как и все, о чем говорит Денис]
      – Она, по-моему, б-была одно время председателем Европарламента…
      – Верно. И одновременно с этим – покойницей.
      – Как так?
      – Элементарно, Ватсон. Мадам Вейль была занесена в списки зверски замученных в одном из фашистских концлагерей. Не помню в каком, но это и не принципиально. Ее семья на протяжении многих лет получала солидную компенсацию от немецкого правительства. За «убитую» родственницу. И заметьте, семья от денежек не отказывалась! А в это время несравненная Симона благополучно трудилась на ниве европейского парламентаризма. Когда эта история выплыла наружу, скандал быстро замяли. И знаете почему?
      – Почему?
      – Да потому, что, по данным из независимых источников, таких «жертв» в одной Европе живет сейчас около полумиллиона. Вот вам и весь холокост!
      – Точно! – вмешался грубый и невоспитанный Ортопед. – Это, блин, типа лохотрона. «Низовые» с «верховыми» ["Низовые" и «верховые» – участники мошеннической группы лохотронщиков. «Низовой» разыгрывает «призы» или крутит шарики, «верховой» изображает перед желающим сыграть человеком обычного прохожего, якобы увлеченного игрой и верящего в честность организаторов лотереи] – депутаты ПАСЕ [Парламентская Ассамблея Совета Европы]… А заместо фишек – еврейчики.
      – Еврейцы, как я их называю, – поправил приятеля Денис, – европейские иудеи… На самом же деле самые страшные преступления творились на территории нашей страны. Но о них так называемый цивилизованный мир предпочитает не говорить. Иначе они все будут обязаны платить деньги не Израилю и иже с ним, а голодным старикам в России. Которые и разгромили вермахт. Русские, евреи, татары, без учета национальности. А проблема холокоста в ее нынешнем виде лично для меня представляется отвратительным надувательством, игрой на святых чувствах. За такое судить надо. Тех, кто дает ложные показания, и тех, кто этому способствует…
      Щекотихин понял, что в споре с попутчиками он обречен на поражение.
      И подумал о том, какие именно вопросы следует осветить в очередном докладе куратору из-за океана. Прежде всего – нарождающуюся опасность пересмотра истории. В случае преобладания в российском обществе тенденции к здравому осмыслению проблемы холокоста у Юрика, Адамыча, Рыбаковского и их подельников могут начаться крупные неприятности.
 

***

 
      Рокотов спустился по ступенькам и очутился в небольшом уютном зале.
      – Располагайтесь! – доброжелательно улыбнулся бармен. – Сейчас вас обслужат.
      Влад уселся за дальний столик и пролистал довольно толстое меню.
      Кормили в кафе «Фрегат» на совесть, если судить по указанному напротив каждого блюда весу ингредиентов. Минимальная порция мяса была двести граммов. При вполне умеренных ценах.
      – Слушаю вас, – возле стола появилась молоденькая официантка в накрахмаленном переднике и с розой в волосах.
      – Что вы порекомендуете из закусок?
      – Это зависит от того, что вы предпочитаете, – дипломатично ответила служительница культа еды.
      – Я предпочитаю качество.
      – У нас все качественное. Мясо, рыба, овощи? Или что-нибудь национальное?
      – К сожалению, я в национальной кухне не силен. В основном ем интернациональную пищу. Вроде мацы со свиными шкварками и соевым соусом.
      На хорошеньком личике не дрогнул ни один мускул.
      – Если желаете, вам приготовят ваше любимое блюдо.
      «Вот это выучка!» – восхитился Влад.
      – Спасибо, не стоит. Пожалуй, я возьму рыбное ассорти.
      – Хорошо. Горячее?
      – Ну, начали с рыбы, ею и продолжим. К примеру, карп в кляре.
      – Средний или большой?
      – Большой.
      – Что будете пить?
      – Апельсиновый сок и кофе.
      – Вино, водка, коньяк? – официантка была совершенно невозмутима.
      – Увы, не увлекаюсь.
      – Какой гарнир к рыбе?
      – Картошку-фри.
      Официантка черкнула в блокноте последнюю закорючку и с чувством собственного достоинства удалилась.
      В ожидании заказа Рокотов прокрутил в мозгу события нынешнего утра.
      Безусловно, ему удалось сильно напакостить террористам. Двое из группы были убиты, при этом часть плана, завязанная на стоматолога, рухнула. Батька уже мог не опасаться посещения поликлиники.
      Но оставался Кролль со своей непонятной радиостанцией.
      «То, что Курбалевич почти ничего не знал, в это я верю. Если посмотреть беспристрастно, то из него террорист, как из дерьма пуля. Максимум, что ему было по силам, так это выполнение подсобных работ. Принеси, подай, пошел вон… А Йозеф, судя по всему, другого поля ягода. – Владислав закурил. – Организатор. Сообщает исполнителям только ту информацию, которая им нужна для выполнения совершенно конкретного дела. И ни грамма больше… До последнего момента ему лично ничего не грозит, всю подготовительную работу проводят другие. Умно… Теперь вопрос – зачем ему мощная электронная техника? Глушить переговоры службы президентской охраны? Не вижу смысла. Они все равно будут защищать охраняемую персону. И, как только их частоты забьются помехами, уведут Луку в безопасное помещение. Это азы… Любая нештатная ситуация – и Президента запихивают либо в машину, либо в бункер. Стрельба из гранатомета по лимузину не годится. Снайперы успеют снять хоть трех террористов-стрелков. Электронные помехи на оптику и траекторию полета пули не влияют. К тому же дальнобойность винтовки больше любого ручного гранатомета. Версию лазера тоже отметаем. Слишком сложно, громоздко и, в дополнение ко всему, на современном уровне технически нерешаемо… А если вся электроника – обманка? Но зачем Кроллю вводить в заблуждение товарищей и тратить время на монтаж аппаратуры? Да-а, батенька, верно говорят, что расширение границ познания влечет за собой лишь появление все новых и новых вопросов… Маслюкову, ежели Курбалевич не соврал, я поймаю. Только вряд ли она мне расскажет что-нибудь новенькое. Не может быть, что адрес на Индустриальной – ловушка, приготовленная специально для такого случая? Вероятность есть, но мизерная. Однако и бросаться очертя голову тоже не стоит…» На столе перед Рокотовым возникло огромное блюдо с толстыми ломтями белой и красной рыбы, россыпью креветок и горкой икры.
      – Это все мне? – удивился Влад. – Ну, знаете…
 

***

 
      Илья Герменчук появился в стоматологической клинике сразу после обеда.
      Под видом пациента походил по коридорам, сочувственно выслушал причитания безутешной Олеси Павловны, узнал все подробности произошедшего, убедился в исключительно естественном характере смерти Антончика и убыл, горестно качая головой. Как и положено нормальному человеку, столкнувшемуся с безвременной кончиной совсем еще молодого врача.
      Пройдя два квартала, Илья уселся на лавочку в сквере и достал трубку мобильного телефона.
      – Это я… Инфаркт… Нет, ничего подозрительного… Вероятно, перенервничал. Пытался съесть таблетку, но не успел. Там весь кабинет нитроглицерином засыпан… Да, проверил. Он действительно жаловался на сердце. Все признаки аритмии. Есть записи в карточке… Валентина, к счастью, никто не видел. Он ушел раньше… Менты приехали и уехали. Здесь им делать нечего. Следак тут же подмахнул постановление об отказе в возбуждении дела… Угу… Где он, не знаю… Понял, буду к семи…
 

***

 
      С приближенными к кремлевскому столу Борисом Березинским и Романом Абрамсоном Глава президентской Администрации встретился в ресторанчике, принадлежащим его троюродному племяннику по материнской линии.
      Железяка немного нервничал.
      По прямому распоряжению престарелого монарха Секретарь Совбеза, новый премьер-министр и трое генералов взяли слишком крутой старт в борьбе с напавшими на Дагестан бандитами. Уже третий день подряд несколько эскадрилий вертолетов «Ми-24В» [Транспортно-боевой вертолет, оснащенный управляемыми сверхзвуковыми ракетами 9К113/9МП4 «Штурм-В» и «Р-60», спаренными пушками «ГШ-23» в подвижной носовой установке. Экипаж 3 человека. Крейсерская скорость – 217-270 км/час. Динамический потолок – 5000 метров. Нормальная взлетная масса – 8200 кг, боевая нагрузка – 2500 кг. Вертолет способен перевозить 8 десантников] при поддержке штурмовиков «Су-25» [Один из лучших фронтовых самолетов в мире. Боевая нагрузка – 4340 кг: управляемые ракеты с лазерными головками самонаведения «Х-25МЛ», «Х-29Л» и «С-25Л», подвижные пушечные установки СППУ-22, авиационные бомбы массой до 500 кг, неуправляемые ракеты калибров 57, 80, 240 и 340 мм. Самолет отличается высокой выживаемостью] утюжили кавказские горы.
      Потери в отрядах террористов росли.
      А вместе с потерями стремительно уменьшались доходы Главы Администрации. Обозленные полевые командиры пристрелили парочку людей Железяки, ответственных за координацию действий Москвы и Грозного. Месяц назад те дали слово, что российские войска будут проводить только ограниченные сухопутные операции, однако все получилось наоборот. К массированным атакам с воздуха боевики не были готовы. В отместку за нарушение обещаний, помимо двух застреленных доверенных лиц Стальевича, люди Шамиля разгромили и семь принадлежавших подельникам Железяки нефтеперегонных заводика.
      В общем, война вместо прибылей начала приносить убытки.
      Березинского и Абрамсона душевные муки Главы Администрации ничуть не волновали. Свой интерес в Чечне они блюли, непродуманных обещаний не давали и санкций со стороны боевиков не опасались. Просто делали свой маленький бизнес, присасываясь к потокам бюджетных средств, идущих на «восстановление» республики, получали свою посредническую копеечку от операций по выкупу заложников и транзиту нелегального спирта и иногда помогали бородатым эмиссарам ваххабитов сбросить в Москве, Питере или Владивостоке миллиончик-другой фальшивых долларов.
 

***

 
      Чечня для двух олигархов была достаточно важным источником дохода, но не до такой степени, что ее потерю нельзя было бы пережить. Прохиндеи, успевшие за шесть прошедших лет сплести в Кремле липкую паутину взаимных обязательств и совместной с высшими государственными чиновниками коммерции, быстро подстраивались к меняющимся обстоятельствам и перебрасывали силы на новые направления.
      Одним из таких направлений недавно стал бизнес по уничтожению вредных химических соединений и ядерных отходов.
      – Нам нужна подпись Деда, – без обиняков заявил Абрамсон, поглаживая трехдневную щетину, которая была непременным атрибутом имиджа молодого Романа. Стиль «мерзавец» появился лет десять назад, давно вышел из моды, однако Абрамсон считал, что щетина помогает ему демонстрировать собственную мужественность и придает его облику зловещую привлекательность. Это частенько бывает с закомплексованными людьми, подменяющими реальную силу нарочитой схожестью с «мачо». Жирный еврей Рома Абрамсон на «мачо» никак не тянул, но упорно не хотел смотреть правде в глаза. В конце концов, он тратил на имиджмейкера собственные деньги и мог изгаляться как угодно.
      – Где именно? – Глава Администрации оторвался от котлеты по-киевски, которую жадно пожирал. Ел Железяка неаккуратно, постоянно заляпывал одежду жиром, кетчупом и майонезом и после каждого приема пищи напоминал рекламный персонаж из ролика о преимуществах «Ариэля» перед обычными стиральными порошками.
      – Открываются хорошие перспективы по линии «Национального Фонда Спорта», – затараторил суетливый Березинский. – Саша, ты должен нас понять… Мы не хотим действовать в обход тебя. Ты же знаешь, Саша, как мы тебя уважаем. Всего одна подпись на указике по предоставлению льгот. Всего на годик. Ну, может быть, на два… И все! Только очень важно понять, что подпись нужна быстро. Очень быстро. Наши контрагенты ждать не будут. Ты пойми, Саша, если не мы, то контрактик у нас перехватят. А ты знаешь, какие там проценты, Саша? О-о, какие там проценты! Всем хватит и еще внукам останется… На одних процентах можно безбедно существовать всю жизнь. Тебе доля, мне доля, Ромочке доля… Ах, если б мы знали раньше! Тогда бы ничем не надо было заниматься все эти годы. Но смотри, Сашок, никому ни слова! Контрактик еще сыренький, его доработать надо…
      – А зачем тогда подпись, если контракт не готов? – удивился Глава Администрации.
      – Как ты не понимаешь, Саша! Указик раньше контрактика нужен. Мы с этим указиком любого обойдем. Ты же знаешь, Саша, какие нынче времена. Все норовят выгодную сделку из-под носа перехватить. А с указиком нам никто не страшен. Указик – это сила! Саша, мы тебя очень уважаем, но и ты должен нас понять… Ты нас понимаешь, Саша?..
      Абрамсон хмыкнул.
      Его старший товарищ и наставник со стороны смотрелся точной копией Паниковского в исполнении Зиновия Гердта из недавно просмотренного Романом черно-белого фильма. Оригинала он не читал.
      «Когда я иду на гуся, это опера! Кармен!», «Остап Ибрагимович, вы же знаете, как я вас уважаю!», «Пилите, Шура, пилите, я уверен – они золотые!»… И прочее в том же духе. Для завершения образа Березинскому не хватало лишь потертой шляпы и манишки.
      – А обоснование льгот? – засомневался Железяка.
      – Нет вопросов! Отстегиваем процент православной церкви. Ты же знаешь, Саша, как я уважаю митрополита! – иудей Березинский опустил очи долу. – Дело беспроигрышное, я тебя уверяю…
      – Надо еще Деду это объяснить.
      – Саша, сколько ты хочешь? – прямо спросил Абрамсон.
      – Тридцать процентов.
      – Побойся Бога, Саша! – Березинский вскинул вверх загребущие ручки. – Это грабеж! Мы с Ромочкой только по десять имеем. А еще. ведь люди есть… Ты же знаешь, Саша, мы тебя никогда не обижали. Но тридцать процентов – это несерьезно…
      Торг продолжался еще два часа.
      Березинский бегал вокруг стола, несколько раз делал вид, что уходит, взывал ко всем богам сразу и оторвал шесть пуговиц. Одну у себя на пиджаке и пять на рубашке Абрамсона, когда якобы уговаривал молодого подельника завершить бессмысленный спор и удалиться. К концу разговора Роман сидел с голым волосатым брюхом.
      Договорились на двадцати двух с половиной процентах Стальевичу. Из них Железяка сам должен был проплатить долю начальнику канцелярии.
      На первый взгляд переданная Главе Администрации бумага была совершенно невинна. Указ предполагал налоговые послабления нескольким фирмам, осуществляющим поставки в Россию шоколадных батончиков «Марс», «Сникерс» и «Баунти», сулящих «райское наслаждение» потребителям. Товар шел под патронажем «НФС», а часть прибыли направлялась на благородные социальные цели, как то: на строительство и ремонт храмов, поддержку детского спорта и развитие молодежных клубов по интересам. При нищенских бюджетных выплатах на «социалку» сия часть программы смотрелась очень привлекательно.
      Но был один нюанс, о котором Стальевича в известность не поставили.
      Шоколадные батончики были не простыми, а с добавкой. И не с перетертыми орехами или мякотью кокоса, а с миллиграммами отходов химических концернов. Человеческий организм – идеальная среда для переработки любого вещества. Особенно детский. Если рассчитать безопасную однократную дозу, то от поедания модифицированных сладостей ребенку ничего не будет. Последствия, в том числе и генетические, наступят позже, когда невозможно будет проследить связь между «Сникерсом» и заболеванием.
      Ни для кого не секрет, что в новой России дети питаются плохо. И почти у всех нарушен обмен веществ. Так что сопутствующие нарушению обмена и ослаблению иммунитета болячки не вызовут у врачей никаких подозрений.
      Миллиграммы складываются в тысячи тонн.
      Утилизация отходов в цивилизованном мире стоит дорого. А способ, предложенный одной светлой головой из аналитического отдела химического концерна «Дюпон», позволял экономить сотни миллионов, вывозя закамуфлированную отраву за пределы США и Западной Европы. Развивающихся стран, падких на дешевые товары, много. И в них всегда найдутся те, кто за хороший гешефт готов заключить сделку хоть с дьяволом.
      Даже если бы Железяка знал об истинной подоплеке контракта, он вряд ли отказался бы от участия в нем. Деньги не пахнут. Особенно если это большие деньги…
      Глава Администрации пожал руки обоим олигархам, и каждый из них отправился по своим делам.

Глава 4
«И бесплатно отряд поскакал на врага…»