Псевдоэлектрики действительно зачем-то забрались внутрь микроавтобуса.
      – Тогда чо делать? – напрягся крановщик. – Да отпусти ты меня, я уже понял все! Люди же на площади!
      – На меня не кинешься?
      – Иди ты!..
      – Ладно, – Влад отодвинулся к задней стенке кабины, контролируя каждое движение работяги.
      Крановщик резво занял свое сиденье и положил руки на рычаги. Кран качнулся и медленно поехал по рельсам назад.
      – Так… Ща я им…
      – Ты что делать собрался? – не понял биолог.
      – Спокуха! – решетчатая стрела встала точно над микроавтобусом. Каретка с болтающейся на тросах плитой пошла вперед. – Когда дядя Женя занят делом, молокососы не вмешиваются…
      – Подожди! – «молокосос» сжал плечо работяги. – Не надо! У тебя экстренный сброс груза есть?
      – Посодют за такое, – серьезно сказал крановщик.
      – Ерунда! Я тебя свяжу и тут брошу. Если что, вали все на меня. Забрался, избил, связал, сам все сделал… Отпечатки твоих ладоней с рукоятей сотрем. Дядя Женя, давай, решайся! Не успеем ведь…
      Энтузиазм Рокотова передался пожилому строителю. Крановщик уже достаточно пожил на свете и в свои почти шестьдесят лет мог определить, когда человек врет, а когда действительно стоит поверить ему на слово, и не задавать лишних вопросов.
      – От ведь, бли-ин! – работяга встряхнул головой. – Хрен с тобой, сброс так сброс! Только не забудь мне харю начистить как следует, чтоб все натурально было!
      – Буду бить аккуратно, но сильно! – голосом Папанова пообещал биолог.
      Крановщик подвел груз в точку над крышей микроавтобуса и поднял плиту до самой стрелы. Теперь автомобиль и двенадцатитонный бетонный прямоугольник разделяли почти тридцать метров.
      – Не промахнешься? – обеспокоенно спросил Рокотов.
      – Не бзди, продуемся! – В тысяча девятьсот пятьдесят восьмом дядя Женя попал на четыре года во флот, где служил мотористом дизельной подлодки. А старые присказки не забываются. – Ну все, с Богом!..
 

***

 
      Председатель наблюдательного совета «Белорусской Правозащитной Конвенции» Александр Потупчик вскинул правую руку вверх. Жест сильно смахивал на принятое в Германии 1933-1945-х годов приветствие.
      Толпа немного утихла.
      – И это еще не все! Власти не прекращают гнусные провокации в наш адрес! Вот у меня документ! – оратор потряс тоненькой пачкой рукописных листков. – Заявление сотрудника милиции, капитана Олега Батурина! Он работал в одном из самых засекреченных отделов Министерства внутренних дел – в вычислительном центре! И он не может молчать! Он написал письмо и передал его нам! Сейчас я коротко изложу его суть. – Потупчик припечатал листки к трибуне:
      – Недавно капитан присутствовал на страшно секретном совещании коллегии МВД. Там лукашенковские опричники разрабатывали очередные гнусности в наш с вами адрес! Вот, к примеру! Как вы думаете, кто провоцирует драки с ОМОНом? Мирные демонстранты?! Люди, несущие выстраданные сердцем плакаты и лозунги?! Ветераны борьбы за демократию?! Нет, нет и еще раз нет!!! Это все делают сами подручные тирана! Они переодевают офицеров в гражданскую одежду, и те швыряют в ОМОН камни! Вот так! И никак иначе! Им нужен террор! Без террора диктатору не выжить! И Олег Батурин, как один из немногих честных людей в этом гнусном ведомстве, именуемом в насмешку «министерством внутренних дел», не может молчать! Он сказал правду! И теперь его преследуют подручные тирана! Но диктатура не пройдет!
      – Са-тра-пы! Са-тра-пы!!! – нестройно взревела толпа…
      Старший лейтенант милиции, стоявший в оцеплении поблизости от трибуны, удивленно повернулся к колеге из ОМОНа, затянутому в кевларовый комбинезон и опирающемуся на прозрачный щит.
      – Что он метет?
      – А! – омоновец махнул рукой. – Вечно одно и то же. Теперь вон историю с каким-то капитаном придумали. Минут через двадцать разогреются окончательно, и начнется…
      – Но это же бред! – старлей пожал плечами. – Кому они верят? Как такая мелкая сошка типа капитана может присутствовать на закрытой коллегии? Туда же не ниже подполковника людей приглашают…
      – Ты чо, первый раз здесь на митинге? – хмыкнул омоновец.
      – Да, – старшего лейтенанта две недели назад перевели в Минск из Гродно.
      – Тады понятно. Я-то за два года наслушался… Сегодня еще спокойно. А так иногда они даже не успевают на место сбора попасть. Махаловку раньше времени начинают, на подходе. Ты на их базар внимания не обращай. Если все это слушать, свихнешься. Они Батьку в чем только не обвиняли! Теперь вон это…
      Старлей вытащил сигареты и угостил коллегу…
      – …Олег Батурин избрал трудную, но честную дорогу! – продолжал разоряться Потупчик. – Он отринул преклонение перед тираном и встал в наши ряды! И мы не дадим с ним расправиться! Уже сейчас он подвергается сильнейшему давлению со стороны своего начальства и КГБ! Этого честнейшего человека выгнали с работы, потребовали освободить жилплощадь, лишили всех льгот и зарплаты! А за что?! За то, что он нашел в себе мужество сказать правду! Толстожопые генералы боятся! Да, боятся! Они дрожат от страха перед народом, перед лучшей его частью! Перед нами!!! – принятый за десять минут до выступления стакан портвейна наконец ударил оратору в голову. – Демократическая оппозиция вобрала в себя все лучшее, что есть в Беларуси! В наших рядах только самые честные! И мне стыдно и горько смотреть, как мой народ задыхается и гибнет под пятой тирана! Диктатуре – смерть!
      – Смерть!!! – поддержала толпа.
      – Тирана – на виселицу! – истерично взвизгнула толстуха из общества «Солдатские матери».
      – Вот слова демократов России! – провозгласил Потупчик и картинно вскинул голову. – И зря Лукашенко думает, что ему все сойдет с рук! Ошибается, хоккеист хренов! Это ему не в теннис с Борисом играть! – полупьяному председателю наблюдательного совета «БПК» неожиданно пришла в голову интересная мысль, и он поспешил ее озвучить. – А вы знаете, как решили подписывать договор о союзе?! Нас проиграли в теннис! Представляете?! Наш плешивый урод поставил на кон судьбу республики! Ну мы-то знаем, как он играет! Да его всухую любой перворазрядник сделает! Да что перворазрядник! Его кто угодно обыграет! Даже человек, никогда не державший в руках ракетку! А знаете почему?! Сейчас скажу! Я медкарту его видел! Да, видел!!! – с аффектацией завопил Потупчик. – Так там черным по белому написано, что у диктатора целый букет болячек! Включая и психиатрические! И самые страшные из них… – оратор напрягся, вспоминая медицинские термины, – шизофрения и вульвит!!! [Вульвит – воспалительное заболевание женской мочеполовой системы]. Толпа в восторге притихла…
      – Он что, сумасшедший? – спросил старлей.
      – Не, – зевнул омоновец, – просто дурак. И алкаш. Он, почитай, почти каждую неделю в вытрезвителях ночует. И сегодня, если попадется, опять на экспертизу поедет… Потупчик это. Может, слышал?
      – Ага. Только я его не так себе представлял…
      – Ну вот вживую увидел, – улыбнулся омоновец. – Мои ребята этого пидора уже раз десять вязали. И каждый раз от него разит, как из бочки…
      – …Нами управляет ненормальный! Как вы этого не видите! Он играет в теннис на судьбу республики! Да за такое четвертовать мало! И он еще осмеливается называться президентом!
      Сзади к трибуне протиснулся Богданкович и дернул Потупчика за рукав.
      – Саня! – прошипел лидер «Хартии-98». – Ты что делаешь? У нас-же все согласовано! Уйди с трибуны!
      – Почему это? – громко спросил оратор.
      – Потому! – Богданкович был красен, как рак. – Ты все Вячогке испогтишь! Пегедавай слово Тане и уходи!
      – А-а! – Потупчик хлопнул себя ладонью по лбу. – Черт, забыл! Все, ухожу… Друзья! – оппозиционер повернулся к толпе. – Сейчас перед вами выступит известнейшая во всем мире пра-возащитница Татьяна Прутько!
      – А про вульвит можно поподробнее?! – крикнул молодой парень из первых рядов, вызвав взрыв хохота у небольшой стайки студентов-медиков, от нечего делать зашедших на митинг.
      – Потом! – отмахнулся Потупчик, испытавший потребность отлучиться в туалет. – Итак, Татьяна Прутько! Встречайте! – хрипло, как простуженный конферансье, возопил уходящий с трибуны оратор…
      Омоновец вытащил из нагрудного кармана горсть леденцов.
      – Будешь?
      – Спасибо, – старлей взял черносмородиновую конфетку. – А это кто?
      – Прутько. Типа правозащитница… Дура дурой. Такие ляпы во время судебных заседаний выдает – закачаешься!
      – Она еще и на суды ходит?
      – А ты как думал! Чуть что с каким-нибудь оппозиционером произойдет, эта дамочка тут как тут. Общественный защитник, мать ее, – омоновец скомкал фантик и метнул его в ближайшую урну. – Недавно ребята из нашей роты задержанных на суд привозили, рассказывали… Прутько заяву накатала, типа требования о привлечении прокурора к ответственности. Там все со смеху умерли. Она статьи перепутала, и получилось, что прокурора надо привлекать за нарушение правил судовождения и мореходства. Хорошо еще, что не за незаконную порубку леса…
      – И что судья?
      – Поржала вместе со всеми. Прутько потом заяву два часа переписывала. А суд за полчаса все решил. По пятнадцать суток дали хулиганью. Так Прутько судью обвинила в предвзятом отношении. Орала, грозилась в европейскую комиссию по правам человека обратиться…
      Грузная правозащитница уперлась ладонями в края трибуны и немного наклонилась вперед.
      – Господа! Над Беларусью сгущаются тучи! Все международное сообщество в едином порыве отказало в доверии кровавому режиму! И у него есть на то основания! Тысячи, я не боюсь этого слова, тысячи ни в чем не повинных людей исчезли без следа в застенках КГБ и милиции! Бывший председатель центральной избирательной комиссии, выступивший с осуждением незаконного референдума, бывшая председатель Центрального банка нашей республики, отказавшаяся покрывать воровство подручных Лукашенко и самого Лукашенко, десятки известнейших журналистов! И этот список не имеет конца! Люди, составляющие цвет и совесть нации, такие как Василь Быков, Шарецкий и многие другие, вынуждены жить в изгнании! Но даже там их не оставляют в покое! Недавно я встречалась с Ва-силем! – Прутько воздела вверх жирную руку с маленьким пухлым кулачком, напоминающим мятую связочку протухших сосисок. [Шарецкий – экс-председатель Верховного Совета Беларуси, проживающий в «изгнании» в Литве]. – Ва-силь! Ва-силь!!! – начали скандировать заранее проинструктированные клакеры.
      – Вокруг его дома в Финляндии, где он вынужден скрываться, все последнее время шныряют агенты охранки! Василь рассказал мне, что соседи неоднократно предупреждали его о появлении посторонних. Лукашенко не оставляет писателя в покое! Месяц назад по счастливой случайности сорвалось очередное покушение! Убийцы поехали не по той дороге и были задержаны полицией! У них обнаружены фотографии Васи-ля, план его дома, взрывчатка и три снайперские винтовки! И скоро они во всем сознаются!
      Студенты-медики опять развеселились.
      – Об этом писала «Народная доля»! Но с каждым днем ситуация становится все хуже! Опричники уже не скрывают своих планов по полному физическому уничтожению оппозиции! И слова Олега Батурина – тому подтверждение! Начнут с камней, закончат гранатами! Уже сейчас, вы посмотрите, – Прутько указала пальцем на цепь милиционеров, – они готовы броситься, как цепные псы! А почему?! Да потому, что режим нас боится!!! Сатрапы!
      – Са-тра-пы! Са-тра-пы!!! – вновь заорали в толпе.
      – Тирана – на кол! – опять завизжала толстуха из «Солдатских матерей».
      – И он еще собирается перед нами выступать! Мало ему невинно пролитой крови! Он хочет убедить нас разойтись и не мешать ему насиловать республику! Не позволим!!!
      – Не-е-ет!!! – взревела толпа.
      – Тирания не пройдет!!!
      – Не пройдет!!! – поддержали митингующие.
      – Мы – гаспадары сваей судьбы!
      – Гас-па-да-ры! Гас-па-да-ры!! Гас-па-да-ры!!! – заволновалась толпа.
 

***

 
      Сидящий в кабине крановщика Рокотов на мгновение отвлекся от наблюдения за микроавтобусом и прислушался.
      «Что они орут? Похоже на „Бу-ра-ти-но! Бу-ра-ти-но!!“… Идиотизм какой-то. Песня „Скажите, как его зовут?“… Видимо, Лукич для них – типа Карабаса, руководитель КГБ – Дуремар. И так далее. А лидеры оппозиции – Пьеро с Маль-виной. Ладно, потом разберемся…» -…А теперь я передаю слово нашему другу из «Народного фронта»! – Прутько отступила на шаг и едва не свалилась с трибуны, промахнувшись мимо последней ступеньки.
      – «Бэ-эн-эф»! «Бэ-эн-эф!» – радостно взревели молодые парни с красно-белыми повязками на рукавах.
      Стоящие в оцеплении омоновцы подобрались. После выступления кого-нибудь из народнофрон-товцев обычно начиналась драка.
      Подъемный кран покачнулся и отъехал назад, выйдя за пределы сектора стрельбы.
 

***

 
      Дипкунайте закусила губу.
      Этого еще не хватало!
      Мало того что по стройке шляется какой-то псих и беспрепятственно взбирается на кран, так теперь строительный агрегат ушел в сторону.
      Вейра проворно соскочила с козел и метнулась к распахнутому окну.
      Кабинка крановщика была под прицелом только в том случае, если присесть слева у проема и положить ствол на подоконник. При этом снайперше пришлось встать на одно колено.
      Дипкунайте глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
      Резко сократился сектор обстрела площади, но это было не страшно. Она так и так контролировала радиус в полсотни метров вокруг микроавтобуса, куда залезли Кролль с Герменчуком.
      Вейра навела перекрестье оптики на дверцу кабины и застыла.
      Теперь она не промахнется.
      Ей будет достаточно секунды. Пусть только этот придурок распахнет дверь. Тут же схлопочет пулю. И не одну. Дипкунайте нащупала указательным пальцем правой руки переключатель огня и перевела его в нижнее положение. Теперь «Энсфилд» должен был бить очередями по три патрона.
      Стрела крана начала поворачиваться.
      Снайперша переместила ствол немного левее.
      Вместе со стрелой начала разворачиваться и кабинка. У Вейры появился шанс поразить мишень через внешнее остекление.
      Кран сдвинулся немного вперед, и стрела остановилась.
      Дипкунайте шепотом выругалась.
      Прозрачная стенка кабины так и осталась невидимой. Перекрестье вернулось к точке по центру дверцы. А узкое поле зрения оптического прицела не позволяло Вейре увидеть, как подвижная тележка с болтающейся железобетонной плитой проехала по стреле три с половиной метра и остановилась над крышей микроавтобуса.
 

***

 
      Дядя Женя перекрестился и положил мозолистую ладонь на рычажок с красным навер-шием.
      – Ну, смотри, если что не так!
      – Все так! – отрезал Рокотов. – Давай! Крановщик опустил рычажок вниз.
      Мощные стальные шестерни, удерживающие лебедку с тросом, разошлись в стороны. Освободившийся сверкающий трос на мгновение ослаб, затем туго натянулся – и двенадцатитонная плита обрушилась вниз. Взвизгнул бешено вращающийся блок, со щелчком лопнула одна из жил троса, кран качнуло назад, но противовесы погасили рывок и вернули ферму в исходное положение.
      Удар пришелся точно по центру автомобиля. Тютелька в тютельку.
      Дядя Женя действительно был мастер своего дела.
      Плита буквально разрезала микроавтобус надвое вдоль. В стороны отлетели сорвавшиеся колеса, хлопнуло взорвавшееся мелкими осколками лобовое стекло, со звоном раздробило блок цилиндров мотора, вырвало из пазов и отшвырнуло боковую дверь. Бетонный прямоугольник прошел насквозь, ударился об асфальт и застрял вертикально в проделанной им же полуметровой выбоине.
      Распахнулась левая дверца кабины, и на тротуар выпал лишенный обеих ног истошно вопящий обрубок.
      Задняя стенка кузова со скрипом отвалилась от покореженного корпуса и зависла на переплетениях разноцветных проводов, являя миру искореженный, но все же узнаваемый огромный динамик.
      Из отверстия люка ударил яркий сноп искр.
      – Вот оно что! – заорал сообразительный Влад, быстро пришедший в себя после рывка крана назад. – Звуковой удар! Ну, сволочи! Все, дядя Женя, время!
      Крановщик и сам понял, что с микроавтобусом было совсем не все в порядке. И что сброс на него двенадцати тонн бетона был абсолютно оправдан.
      Работяга повернулся к Рокотову спиной и завел назад руки.
      – Вяжи!
      Биолог мгновенно перемотал запястья крановщика заранее приготовленной веревкой, развернул к себе и точным ударом ребром ладони расквасил дяде Жене нос.
      – Достаточно! Ты извини, если что!
      – Потом бутылку поставишь! – рявкнул работяга. – Ни пуха!
      – К черту!
      Рокотов выбил ногой нижний фрагмент остекления, сбросил вниз примотанную тройным узлом к стальному уголку веревку, бросил последний взгляд на напряженного дядю Женю и неожиданно весело ему подмигнул…
 

***

 
      Герменчук почти лег на переднее сиденье «Газели», просунул руку под приборную панель и поставил в клеммы мощный предохранитель.
      Кролль подсоединил штекера динамика, пробежал глазами по шкалам приборов, подключил дополнительный усилитель и наклонился, чтобы перевязать ослабевший шнурок на высоком десантном ботинке.
      В эту секунду кусок железобетона размером шесть на два с половиной метра и толщиной в двадцать сантиметров ударил в крышу микроавтобуса. Ускорение свободного падения равняется девяти целым и восьми десятым метра в секунду за секунду. Так что двенадцатитонный груз врезался в цель с силой в сто семнадцать тысяч шестьсот ньютонов.
      Плита прошла до асфальта так же легко, как раскаленный нож сквозь масло.
      Кролля вдавило в пол и перемололо в фарш. От него остались лишь ноги и руки, по которым в дальнейшем его так и не опознали.
      Герменчуку повезло меньше.
      В момент удара он лежал вдоль сиденья, и плита отрубила ему ноги немного выше коленей. Обезумевший от страшной боли террорист смог распахнуть дверцу кабины, вывалиться наружу и отползти от искореженной машины почти на два метра, обдирая ногти о шершавый асфальт и подвывая на одной ноте.
      Он прожил еще четыре минуты.
      Когда на место происшествия прибежали милиционеры из оцепления, Илья был уже мертв. Он лежал, уткнувшись лицом в выбоину на асфальте, а в уголках его перекошенного рта застыла розовая пена.
 

***

 
      На микроавтобус упала огромная бетонная плита, и у Вейры потемнело в глазах.
      Она чуть выдвинулась вперед, совершив тем самым ошибку, непозволительную никакому снайперу. Срез ствола показался из оконного проема…
      Этого было достаточно стрелку из президентской охраны, чтобы тут же навести свою «В-94» на подозрительный объект… ["В-94" – автоматическая снайперская винтовка нового поколения. Обеспечивает поражение защищенной живой силы, легкобронированной техники, позволяет вести борьбу со снайперами противника. Мощный патрон 12, 7х108 мм (энергия пули – 18860 Дж) позволяет работать на расстоянии до 2000 метров, оставаясь вне досягаемости прицельного огня стрелкового оружия обычных калибров. Винтовка снабжается специальным оптическим прицелом «ПОС 13х60». Для уменьшения воздействия импульса отдачи на стрелка оружие снабжено амортизирующим затыльником приклада и двухкамерным дульным тормозом. Длина ствола – 1100 мм, емкость магазина – 5 патронов, скорострельность – 15-20 выстрелов в минуту, масса винтовки без прицела – 11, 7 кг]. Когда вниз по тросу заскользила фигурка в темной одежде, Вейра нажала на спусковой крючок.
      «Энсфилд» отозвался короткой дрожью, и Дипкунайте увидела, как мишень резко качнуло в сторону.
      Есть!
      Вейра вновь навела перекрестье на цель, но тут фигурка разжала руки и оторвалась от веревки.
      Литовка зарычала, легла животом на подоконник, высунувшись наружу почти по пояс, поймала на мушку падающего человека и…
      Находящийся в семистах метрах от неизвестного стрелка лейтенант Ершов не медлил ни одного мгновения.
      «В-94» коротко рявкнула, и крупнокалиберная пуля со скоростью восемьсот сорок метров в секунду ушла в цель. Вслед за ней отправилась вторая. Снайперы из Службы Охраны Президента патронов не экономят.
      Коротко стриженная голова, отлично видная в тринадцатикратный прицел лейтенанта, взорвалась бурыми брызгами.
      Вторая пуля угодила стрелку в левую ключицу и швырнула тело в глубь комнаты. Автоматическая винтовка с толстым цилиндром глушителя медленно перевалилась через подоконник и упала на улицу.
      – Поражение в секторе семь, – доложил Ершов в ларингофон. – Один человек, второй этаж, четвертое окно от угла. Прием.
      – Держи сектор, – тут же ответил командир снайперского подразделения.
      – Повышенное внимание. Прием.
      – Понял вас. Прием.
      – Замена вышла. Будут через три минуты. Прием.
      На смену выстрелившему по объекту снайперу всегда приходит его коллега из резервной группы.
      Это закон.
      Поражение живой мишени чревато особым нервным состоянием для самого стрелка. В ближайшие два дня Ершова окружат повышенным вниманием, ему придется провести несколько бесед с психологами, и только после недельного отдыха он опять вернется в строй.
      – Понял вас. Я в норме. Конец связи.
      Стройка была закрыта от Ершова шестиэтажным домом, и он не знал, по кому или по чему пытался вести огонь неизвестный. С этим должны были разобраться его товарищи, расположившиеся с другой стороны Дома Правительства.
      Лейтенант, не снимая пальца со спускового крючка, медленно осмотрел фасад дома на противоположной стороне площади.
      Больше ничего подозрительного или потенциально опасного не наблюдалось.
      Издалека донесся рев сирен головных машин президентского кортежа.
 

***

 
      На полпути к земле левое бедро Влада обожгло раскаленным железом.
      «Ё-мое!» – никакая иная мысль в голову почему-то не пришла.
      Биолог раскрутился на веревке, стараясь двигаться хаотично и не дать возможности снайперу прицелиться еще раз, увидел внизу кучу песка и разжал руки.
 

***

 
      Через полсекунды он врезался во влажный, но достаточно мягкий холм.
      Перекатился на бок, сел, надорвал пробитую штанину и осмотрел раненую ногу.
 

***

 
      Все оказалось не так страшно. Пуля лишь зацепила бедренную мышцу и содрала лоскут кожи длиной в десяток сантиметров. Хитрые аэродинамические потоки, проходящие через скелет недостроенного дома, опять сыграли с Вейрой Злую шутку, отклонив летящий свинец вбок и вниз.
      «На две ладони левее – и мог бы смело устраиваться в Мариинский театр дискантом, – хмыкнул неунывающий Рокотов. – Слава Богу, обошлось…» Он вылил на ранку маленький флакончик специального клея, прижал сверху свернутый в несколько слоев бинт и плотно перевязал бедро поверх штанов темно-серым шейным платком. Издалека платок был незаметен, сливался по цвету с тканью штанов, а вблизи казался элементом полухипповского стиля одежды.
      Владислав встал на ноги, поморщился и, чуть прихрамывая, побежал через стройплощадку к обнаруженной еще ночью дыре в заборе.
      Он благополучно выбрался в безлюдный переулок, миновал проезжую часть и быстрым шагом прошел через проходной двор, на ходу пытаясь немного отряхнуть забившийся в складки одежды красноватый песок.
      Выскочив из-под арки и резко свернув направо, биолог нос к носу столкнулся с двумя напряженными женщинами неопределенного возраста, сопровождаемыми тщедушным очкариком в синем двубортном костюме и четырьмя насупленными крепышами с повязками «Белорусского Народного Фронта» на рукавах черных рубашек.
      Увидев Рокотова, молодые парни встали у него на пути.
      – С дороги, – тихо рыкнул Влад, не имевший желания вступать в длительную дискуссию.
      Один из крепышей картинно встал в стойку шаолинской «школы журавля», остальные просто сжали кулаки.
      – Не дайте ему уйти! – нервно вскрикнул очкарик.
      – Э, чо надо? – грубо спросил биолог.
      – Ща узнаешь, мусор! – вякнула одна из женщин.
      – Ошибочка вышла, – Влад незаметно для окруживших его парней перенес вес на правую ногу. – Я не мусор.
      Очкарик сделал шаг вперед и гордо заявил:
      – Я – Вячорка! И я требую…
      – Да хоть ночнушка! – отмахнулся невежливый биолог, который совершенно не разбирался в запутанной иерархии оппозиционного движения, да и недосуг ему было вести пустые разговоры. – Дайте пройти, и я вас не трону.
      – Не слушай его, Винцук, – пришипела вторая женщина, – я его неделю назад в нашем РУВД видела. Мусор он, точно. Опер…
      Оппозиционеры довольно захихикали. На попавшем к ним в руки одиноком милиционере можно было хорошо отыграться за все прошлые неудачи.
      – А я заодно деревянными членами на центральном рынке не торгую? – съязвил Рокотов.
      – Может, и не мусор… – неуверенно промямлил мужчина в костюме. – И времени у нас в обрез.
      – На рожу его посмотри. И на прическу, – отрубил «мастер кун-фу». – Галка ошибаться не может. Щас мы ему все ребра пересчитаем.
      – Калькулятор потом болеть не будет? – Влад отступил к стене.
      Бойцы «Народного Фронта» решили, что время разговоров прошло, и бросились на спокойно стоявшего противника.
      Рокотову не хотелось нагружать больную ногу, поэтому он избрал тактику работы руками.
      Он дождался мгновения, когда до нападающих осталось около двух метров, и резко прыгнул вперед. Крайние парни по инерции пролетели мимо внезапно сорвавшейся с места фигуры, и Влад оказался перед двумя не готовыми к контратаке народнофронтовцами.
      Левый получил «лапой леопарда» в кадык, правый – кулаком ниже пояса и через треть секунды ладонями по ушам. Биолог проскочил им за спины, развернулся и добавил схватившемуся за голову крепышу коленом здоровой ноги в копчик. Крестец у юноши треснул.
      Два тела неподвижно распластались на краю тротуара.
      Оставшиеся на ногах бойцы повернулись на сто восемьдесят градусов и рванулись к Владиславу.
      Он подпустил их поближе и снова кинулся вперед.
      Вернее, сделал вид, что кинулся.
      Один из парней успел затормозить и даже выставил перед собой кулак, чтобы поймать на него «мусорка». Второй соображал гораздо медленнее и потому не остановился.
      Рокотов ушел вбок в низкую стойку и, когда народиофронтовец достиг воображаемой линии досягаемости, распрямился и хлестко врезал ему раскрытой ладонью под подбородок. Клацнули челюсти, и парнишка, нелепо вздернув вверх руки, взлетел в воздух. Влад от души вмазал ему прямой кулаком в открывшуюся грудную клетку.
      Раздался противный хруст, и обмякшее тело рухнуло на асфальт.
      Кунфуист присел и быстро изобразил несколько финтов руками.
      – Шли бы вы отсюда подобру-поздорову, – во Владе на миг проснулся гуманизм, – и приятелей своих до больнички бы донесли…
      – А-а-а! – сбоку на Рокотова кинулась худая фигура в развевающемся линяло-синем платье и попыталась достать его ногой.
      Биолог отклонился назад, перехватил затянутую в чулок ногу под колено и резко рванул вверх.
      Женщина кувырнулась в метре от земли и впечаталась затылком в поребрик.
      «Знаток» восточных единоборств стремительно нанес круговой удар внешней стороной стопы по верхнему уровню.
      Эффектно, но в реальном бою почти бесполезно.
      Влад легко ушел от удара и, чтобы не затягивать процесс, стукнул пяткой в колено опорной ноги своего визави. Кунфуист подломился, упал на бок и с криком схватился за выбитый сустав.
      Очкарик развернулся и побежал прочь, петляя из стороны в сторону.
      Вторая женщина выхватила из сумочки баллончик со слезоточивым газом и вскинула руку.
      Рокотов озверел окончательно, перехватил оппозиционерку за запястье, крутанул и погасил вырывающийся у нее из глотки вопль ударом основанием ладони по переносице, превратив нос в кашу. Женщина без чувств повалилась наземь.
      Биолог сплюнул, напоследок пнул скулящего кунфуиста под ребра, быстро шмыгнул между кустами сирени и захромал подальше от места драки.
      Две женщины из мелкой и никому не известной псевдоправозащитной организации, которые должны были изобразить из себя «жертв сексуального домогательства проклятого тирана», остались лежать на холодном асфальте вместе с охранявшими их бойцами «БНФ».
      Вячорке удалось сбежать.
 

***

 
      –…И мы скажем гешительное «нет» дикта-тогским замашкам пгезидента! – вместе с каждым словом изо рта перевозбудившегося Богданковича вылетали капельки слюны. – «Нет» союзу с Госсией! «Нет» изоляции от Евгопы! «Нет» пгодлению сгока полномочий! «Нет» незаконному референдуму!
      – Не-ет! Не-ет!!! – забеспокоилась толпа.
      – И я вам больше скажу! – лидер «Хартии-98» затряс кулачками. – Наши дгузья в изгнании намегены продолжать богьбу! Парламент живет и будет жить! Нас не запугать! Лукашенковские опгичники просчитались! Никогда еще белогусский нагод не был так сплочен? Нам на помощь идут свободолюбивые чеченские гегои! Они ского окончательно сбгосят ягмо пгоклятой Госсии! Да здгаствует Шамиль Басаев!
      – Ба-са-ев! Ба-са-ев!!! – заорали молодчики из «БНФ».
      – Слава Салману Гадуеву! – бросил клич Богданкович.
      – Ра-ду-ев! Ра-ду-ев!!!.. Старлей посмотрел на хмурого омоновца. Тот в ярости стукнул кулаком по верхнему обрезу щита.
      – Ну, с-суки! Если б не устав…
      – Они что, вообще ничего не соображают?
      – Все они отлично соображают, – хриплым от злости голосом заявил командир взвода ОМОН. – Пользуются, пидоры, свободой слова.
      – Это уже, по-моему, не свобода, а беспредел, – старший лейтенант покачал головой.
      – Точно, – согласился подошедший сбоку прапорщик в бронежилете и с резиновым «демократизатором» в руке. – Готовьтесь, мужики, минут через десять начнется.
      – Сейчас же Батька подъедет! – удивился старлей.
      – А им по фигу! – недобро усмехнулся прапорщик. – Нажрались, как свиньи, с утра пораньше. Там две трети уже невменяемы. Булыжники, блин, подбирают…