А Штази, имевший в виду как раз патриотов, забыл расшифровать свое распоряжение, в результате чего оно было исполнено в обычной манере кремлевского бюрократа – наперекосяк и с противоположным нужному результатом.
– Дальше, – попросил Секретарь Совбеза.
– Вот схема на сегодняшний день, – Крстржембский не знал, о чем еще говорить, и подал своему визави ярко раскрашенный лист.
– Ясно, – Штази повертел график в руках. – Тогда вы свободны. Займитесь подготовками пресс-релизов.
Начальник пресс-службы объединенной группировки с облегчением покинул кабинет и возле приемной столкнулся с генералом Чаплиным. Тот, по своей старой привычке, изображал на лице глубокую озабоченность, должную показать окружающим всю серьезность и секретность исполняемой Василием Васисуальевичем работы.
Некоторые на это покупались, но те, кто знал Чаплина по службе, тихо посмеивались.
Генерал-полковник всю свою жизнь посвятил борьбе с инакомыслием. Во времена социализма он ловил распространителей ротапринтных изданий Солженицына и Бродского и коллекционеров порножурналов. Первых он сажал десятками, со вторыми обращался более мягко, ограничиваясь порицанием и конфискацией в свою пользу иностранных изданий категории XXX [XXX – жесткое порно]. В следственном отделе Пятого Управления он заслужил славу старательного, но сильно тупого сотрудника. Даже подследственные иногда были вынуждены делать собственноручные приписки к протоколам допросов следующего содержания:
«Вынужден отметить, что, вопреки мнению следователя Чаплина, Вена не является столицей Швейцарии» или «Прошу обратить внимание, что роман Солженицына „Архипелаг ГУЛаг“ никоим образом не может считаться „образцом сионистской пропаганды“, как записано в обвинительном заключении следователя Чаплина».
– Сережа! – неискренне обрадовался Виктор Васисуальевич и кивнул на дверь кабинета Секретаря Совета Безопасности. – У себя?
– Угу, – Крстржембский пожал влажную руку генерала. – Но у него сейчас директор СВР.
– Тогда я подожду. Как у него настроение?
– Нормальное.
– Слушай, Сережа, – Чаплин понизил голос почти до шепота, – ты не в курсе, какие перспективы в деле Стульчака?
– Откуда? – удивился начальник пресс-службы. – Я ж к прокуратуре и МВД касательства не имею. Я даже сути дела на сегодняшний день не знаю… А почему ты спрашиваешь?
– Ну-у… – замялся генерал. – Они же вместе работали. Вот я и подумал, что теперь Стульчак сможет вернуться.
– Так он и так мог вернуться, – пожал плечами Крстржембский. – Только что ему здесь делать? По-моему, читать лекции в Сорбонне гораздо интереснее, чем прозябать в Питере.
– Не скажи, не скажи…
– Витя, я не очень понимаю, к чему ты клонишь.
– Анатолий Саныч мог бы здесь очень пригодиться.
– Кому?
– Всем нам.
– А зачем?
– У него огромный опыт разводки ситуаций…
– Так поговори с Вовой.
– Видишь ли, я не знаю, как начать. И какие у них сейчас отношения…
– Нормальные отношения, – весомо сказал Крстржембский. – Володя никогда никого не сдавал. К тому же, насколько я понимаю, все дело против Стульчака яйца выеденного не стоит. Кто-то решил его просто подставить.
– Не кто-то, а «Щука», – Чаплин тут же назвал действующего питерского губернатора.
– Может быть. Я не знаком с подробностями…
– Мне они известны, – гордо заявил генерал. – Значит, ты считаешь, что принципиально обсудить этот вопрос можно?
– Наверное, – начальник пресс-службы ушел от прямого ответа.
В Кремле лучше всего не говорить ни «да», ни «нет». Чтобы потом попросивший совета не стал обвинять собеседника в том, что тот подтолкнул его к не правильному с точки зрения бюрократической морали решению…
Когда за Крстржембским закрылась дверь, глава внешней разведки почувствовал себя более раскованно. Подловатого Крстржембского он недолюбливал и совершенно не понимал, зачем того после всего произошедшего взяли обратно в систему.
– Интересные новости из Косова.
– Слушаю, – Секретарь Совбеза отложил в сторону цветной график.
– Немцы начали захоронение ядерных отходов.
– Прямо в Косове? – удивился Штази.
– Именно. Из места временного хранения в Горлобене отправлены уже семь контейнеров.
– Как они легендируют операцию?
– Крыша – Совет Безопасности ООН. Их транспорты сейчас ходят по всему краю. Ставят на контейнер марку ООН и спокойно перевозят.
– Косовары об этом знают?
– Вряд ли, – директор СВР положил руки на стол. – Их никто не собирается информировать. Контейнеры сбрасывают в заброшенные шахты медных рудников и бетонируют. Всего немцы намерены захоронить около двадцати тысяч тонн.
– А защита отходов? – нахмурился Штази.
– Минимальная. Если не сказать – никакой. Лет через пять-семь ее пробьет.
– Но принадлежность отходов легко определить…
– Ну и что? Германия всегда может откреститься. Заявят, что еще до начала боевых действий ирод Милошевич заключил договор о захоронении отходов в спецхранилищах у себя в Сербии, а потом, сволочь такая, припер их в Косово. Дабы облучать несчастных албанцев.
– А документальное подтверждение?
– Пожар в архиве.
– Да уж…
– Но есть и другая сторона медали. На мой взгляд, не менее важная.
– Слушаю.
– Немцы, а вместе с ними и остальные «миротворцы», очень торопятся. Такое ощущение, что они не рассчитывают задержаться в Косово-Метохии надолго. Поэтому сразу начали исполнять подобные захоронению отходов программы… Хотя немецкий контингент ведет себя по отношению к мирному населению достойно. В отличие от французов, американцев и остальных.
– Мне докладывали, – кивнул Секретарь Совбеза.
– По нашим расчетам, НАТО сможет удерживать Косово года два-три. Возможно, меньше.
– И что потом?
– Это будет зависеть от ситуации в Белграде. Если к власти придет Вук Драшкович, то Югославия развалится сначала на Сербию и Черногорию, а затем от самой Сербии отхватят треть территории. Север отойдет к Венгрии, юг-к новообразованной Албании. Если же победят люди Желько Ражнятовича, то косоваров либо поставят в полное подчинение, либо вышибут с территории. Есть и третий вариант – у власти останется Милошевич.
– Какой из вариантов для нас наиболее предпочтителен?
– Последние два.
– Мы можем как-то повлиять на ситуацию? – заинтересовался Штази.
– Только косвенно. Если Дед активизирует переговоры о создании союза с Сербией, то шансы на положительное разрешение велики…
В наличие политической воли такого калибра у стареющего и зависимого от Запада Президента не верили ни директор СВР, ни Секретарь Сов-беза.
– Это больше вопрос Думы и Совета Федерации, чем Президента, – констатировал Штази.
– Без инициативы самого Деда они не пошевелятся.
– Пока отставим данный вопрос. Я проконсультируюсь с Главой Администрации. Доведу до него информацию о положении дел в Косове… Что у нас по Прибалтике?
– Второе отделение Марлезонского балета, – хмыкнул глава внешней разведки. – Литовский сейм пытается выставить нам счет за оккупацию их земель. На четыреста семьдесят шесть миллиардов долларов. Скоро присоединятся Латвия с Эстонией. По нашим оценкам, общая сумма претензий составит около полутора триллионов.
– Они в своем уме?
– Вполне. США и Европа их в этом поддерживают.
– А Израиль? – Секретарь Совбеза умел ставить вопросы.
– С Израилем пока ясности нет. Там слишком много наших, которым поддержка кнессетом инициатив Балтии не понравится. Это во-первых. А во-вторых, крайне запутана проблема участия прибалтов в геноциде евреев…
Штази кивнул.
Горячие прибалтийские парни из батальонов СС и полицай-команд уничтожили за три года почти миллион иудеев. Причем делали они это в основном по собственной инициативе. Когда после войны стали разбираться с документами, то оказалось, что немцы не отдавали приказов своим вассалам строить концлагеря и расстреливать племя Соломоново. Прибалтийские марионетки сами все решили и выполнили. Сохранилось даже письмо начальника вильнюсского гестапо своему непосредственному шефу Мюллеру, в котором штурмбанфюрер выражал озабоченность массовыми казнями евреев и связанными с ними грабежами лавок и мастерских. Во многом благодаря литовским и эстонским зондеркомандам в Прибалтике началось активное сопротивление солдатам вермахта.
С новообразованными республиками Балтии Израиль попал в трудное положение. Особенно после того, как придурковатая латышская Фемида начала процессы по пересмотру истории и на скамье подсудимых оказались те, кто по долгу службы отлавливал и сажал «лесных братьев», на чьих руках была кровь сотен убитых евреев.
– Наши аналитики подготовили очень интересную справку, – хитро улыбнулся директор СВР. – Если судить по международным законам, то прибалты вообще не имеют прав на свои земли.
– Ну-ка, ну-ка, – оживился Секретарь Совбеза.
– В тысяча семьсот четырнадцатом году, – глава внешней разведки откашлялся, – Петр Первый и Карл Двенадцатый подписали договор о том, что России в полное неотрицаемое вечное владение и собственность переходят Лифляндия, Эстляндия, Ингрия и часть Карелии с Выборгом. Петр заплатил за эти земли два миллиона ефимков. На наши деньги – это добрая сотня миллиардов долларов. Далее, в тысяча семьсот девяносто пятом году герцог Курляндский продал нам и Курляндию за миллион четыреста тысяч талеров. Это около тридцати миллиардов долларов по сегодняшним ценам. Следовательно, и с юридической, и с финансовой точек зрения Прибалтика до сих пор наша. Любой международный суд это подтвердит.
– Но ведь они получили независимость после революции, – возразил Штази.
– Так-то оно так, если б не одно «но». Для того чтобы признать их независимость, им самим для начала требуется признать абсолютную легитимность правительства большевиков. Ибо! – директор СВР вскинул подбородок. – Тартусский договор от тысяча девятьсот двадцатого подписан именно с большевиками. Причем подписывался он заговорщиками, свергнувшими законные прибалтийские правительства. Ни большевики, ни подписанты-террористы не являлись на тот момент субъектами права! И они к тому же не признаны до сих пор! Мнение современных балтийских правителей едино и вряд ли изменится – Ленин и большевики являются преступниками. Соответственно, возникает юридическая коллизия. Договоры царской России никто не отменял, они до сих пор существуют в качестве единственных правоустанавливающих документов на владение землями. И международные суды их и будут рассматривать.
– А сроки давности?
– На подобные сделки сроки давности не распространяются.
– Это хороший аргумент, – согласился Штази.
– Более чем. Особенно если взыскать с Литвы, Эстонии и Латвии уплаченные суммы с процентами. Выходит три с половиной триллиона долларов.
– Это нереально.
– Понимаю. Но ход сильный.
– Солидарен с вами. Вот что. Подготовьте мне эту справку со всем документальным подтверждением. Будем думать.
– Есть.
– Теперь о недавней операции в США. Что-нибудь удалось вытянуть из попавшего нам в руки компьютера?
– Естественно. Материал крайне интересный…
***
Влад просидел на скамеечке еще час.
За это время он успел подробно рассмотреть все строения вокруг площади, пять минут отдохнуть, хохоча над встреченной на последней странице газеты статьей под названием «Уфолог Ажажа обнаружил какашки марсиан!», и прийти к выводу, что единственным возможным месторасположением исполнителей покушения может быть стройплощадка. Или территория, непосредственно к ней прилегающая. С иных точек ступени лестницы Дома Правительства просто не просматривались.
А использовать средства навесного огня вроде миномета террористы не будут. Слишком мала вероятность попасть в цель с первого же выстрела. Миномет – штука прихотливая. Иногда надо произвести до десяти корректировочных залпов, чтобы один последний угодил в мишень.
Рокотова серьезно беспокоило то обстоятельство, что он до сих пор никак не мог разобраться с методикой проведения теракта. Не зная средства достижения цели, очень сложно придумать способ противодействия.
Все карты путала непонятная «радиостанция».
Не будь ее, биолог работал бы в двух направлениях: снайпер и взрывчатка. Но эти оба способа представлялись ему плохо осуществимыми и годными лишь в качестве отвлекающего маневра.
Тем более что снайпер, если судить по результатам допроса Курбалевича, был один.
А так уважающие себя террористы не работают.
В любом случае стрелков должно быть не меньше трех. Лучше четыре. Тогда у одного-двух есть шансы всадить пулю в жизненно важные органы Президента. Как это произошло в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году в Далласе [Доклад «Комиссии Уоррена», в котором убийцей Джона Фитцджеральда Кеннеди назван Ли Харви Освальд, не соответствует действительному положению вещей]. Джон Кеннеди получил сразу с двух сторон – в лоб и в затылок. Третья пуля прошла сквозь шею и ранила находившегося с ним в машине сенатора Конелли. Были четвертый и пятый выстрелы, но пули изменили траекторию под воздействием поднимающихся от разогретого асфальта масс воздуха и пролетели мимо. Одна впилась в асфальт у правого переднего колеса президентского лимузина, другая застряла в растущем у пешеходного мостика дереве.
Это только в кино бывает, что снайпер-одиночка с расстояния в километр разносит жертве череп одним-единственным точным выстрелом.
В жизни все скромнее.
Стреляют с дистанций, не превышающих четырех сотен метров. И минимум с двух разных сторон. Поэтому снайпера служб охраны глав государств плотно контролируют радиус в восемьсот восемьдесят метров от охраняемой персоны. Подсчитано, что стрелок, находящийся вне этого круга, поражает цель с вероятностью не более одного процента. И эта вероятность равна статистической ошибке. Поэтому учитывать ее не принято.
Кролль разработал нечто иное.
То, что не вызовет никаких подозрений до того мгновения, пока не сработает.
***
Рокотов, не поворачивая головы, осмотрел стройку.
Все как на любой другой площадке. Работает подъемный кран, гудит бетономешалка, подъемник доставляет на этажи строительные материалы, бродят рабочие в оранжевых касках, у ворот лежит разомлевшая от жары собака. Слышен голос прораба, распекающего нерадивого штукатура.
«Мясо надо не забыть прихватить с собой, – подумал Влад. – Килограмма два вырезки. Вечером закуплю… Псов там может быть штуки три. И, что удивительно, никто эту стройку не проверяет… Хотя нет, не удивительно. Фиг ли ее проверять, если с нее ни черта не просматривается? Ладно, топать надо. Сюда мне часов в пять прибывать. Значит, вставать в полчетвертого. А до этого хорошенько выспаться…» Биолог неторопливо поднялся со скамейки, сложил газету и медленно побрел по аллее, направляясь к виднеющейся вдали витрине универсама.
Сразу после прилета из Мюнхена в Москву собственный корреспондент «Новой газеты» [Название газеты выбрано произвольно и не имеет никакого отношения к реально существующему изданию или Работающим в нем журналистам] Вадим Бледноцерковский нанес визит своему приятелю и коллеге по цеху Борису Каргалицкому.
Любимое детище главного редактора Дмитрия Мюратова, «Новая газета» представляла собой немного странное с точки зрения нормального человека издание.
***
С одной стороны, в ней печатались вполне грамотные и выдержанные в едином ключе материалы о коррупции во власти, необъяснимых смертях менеджеров нефтедобывающих компаний, демографической ситуации в стране, тонкостях взаимоотношений между разными кланами политического истеблишмента. Статьи читались на одном дыхании, авторы аргументировали и доказывали свои позиции, приводили интересные и малоизвестные доказательства.
С другой стороны, половина печатных полос была отдана дичайшему бреду, в котором безграмотность авторов в тех сферах жизни, что они описывали, оттенялась злобным кликушеством и передергиванием слов интервьюируемых персон. Особенно в таких публикациях преуспевали Каргалицкий, Бледноцерковский и их наставница Анна Пилятковская. Они обожали муссировать «чеченскую тему», пугая читателей описаниями зверств по отношению к мирному населению, пересказывая байки о «десяти убитых спецназовцами малолетних девочках» и допуская чисто технические ляпы в изложении своего видения современной боевой техники. Например, над головами беженцев и самоотверженных «корреспондентов-свидетелей» регулярно и со страшным грохотом проносились «тактические ракеты Х-31А», летящие в сторону позиций боевиков. Исходя из подобного репортажа, можно было решить, что российской армии противостоит мощная группировка ичкерийских крейсеров и авианосцев, так как «Х-31А» – исключительно противокорабельные ракеты и по наземным целям работать просто не в состоянии.
Каргалицкий встретил гостя в изрядно замасленном домашнем халате и войлочных тапочках.
– Ну, как Европа? – поинтересовался хозяин дома, расставляя на столе рюмки и блюдечки с закуской.
– Стоит, – буркнул Бледноцерковский. – Чо ей сделается…
– Ты к нам надолго?
– На пару дней.
– А потом куда? – Каргалицкий осторожно достал из морозильной камеры литровую бутыль польской водки.
Русскую он не пил по принципиальным соображениям. От своей бабки он знал, что происходит из краковской шляхты, и поэтому считал себя «паном», которому не пристало травиться сорокаградусной бурдой.
Польская водочка полегче будет, всего градусов тридцать, да и очищена лучше.
Каргалицкий и не подозревал, что под видом благородного напитка «европейские евреи», как называют поляков их соседи, поставляют в Россию дрянной, разбавленный сырой водой из речки картофельный самогон. Речка, помимо источника воды, служила еще и местом сброса фекальных вод.
– В Минск.
– Ого! – Борис разлил по первой. – А зачем?
– Слухи ходят, что скоро Луку снимать будут.
– От кого слухи-то? – жадно спросил Каргалицкий.
– От разных, – информировать нечистого на руку Бориса Бледноцерковский не собирался.
– Мятеж?
– Вроде того…
– Давно пора! Я бы этого Луку лично бы вздернул!
– А тебе-то он чо сделал? – не понял Вадим.
– Не мне лично, а всем нам… – с таинственным видом шепнул Каргалицкий.
– Хорош темнить!
– Мы хотели репортаж сделать про обстановку в Беларуси, но нам аккредитации не дали. Мю-ратов в их представительство ездил, там тоже ничего не вышло.
На самом деле главный редактор элементарно пожадничал и не выделил деньги на командировку, предпочтя потратить их в ночном клубе. Однако для корреспондентов была придумана другая, более отвечающая настроениям правозащитной прессы версия. Мол, злой Лукашенко и его подручные чинят препятствия независимым журналистам.
– А-а, это! Я не удивлен.
– Ты-то как визу получил?
– Спокойно, – Бледноцерковский хрупнул малосольным огурчиком. – Пришел в ихнее консульство и получил.
– От меня помощь не требуется?
– А ты сможешь найти тех, кто скрывается от режима?
– Здесь, в Москве?
– Ага…
– Нет проблем! – осклабился Каргалицкий. – Тут их навалом. Тот же Шеремет.
– О Шеремете все знают, это неинтересно…
– Есть еще.
– О них уже писали?
– Если надо, найдем тех, о ком не писали, – потомок обедневшей польской шляхты выразительно посмотрел на гостя.
– Много не дают, – сразу предупредил Бледноцерковский.
– Сколько?
– Пятьдесят марок за голову.
– Да, немного…
– Это за обычный репортаж. Найдешь интересный случай, будет больше.
– Насколько больше?
– Если с видеоматериалом – пятьсот.
– Проверять будут? – у Каргалицкого сразу возникла мысль нанять за пару сотен рублей беспризорников, чтобы они поведали, как им плохо жилось в Беларуси и что их родителей посадили в тюрьму по политическим мотивам.
– Могут.
Борис опечалился.
– А без проверки нельзя?
– Тогда только полтаха. Каргалицкий махнул рукой.
– Согласен.
Полтаха так полтаха. По сегодняшнему курсу – шестьсот рублей за «голову». Беспризорники возьмут по сто. Выгода очевидна.
– Когда тебе нужен материал?
– Я уезжаю завтра, чтобы успеть на митинг третьего июля. Там будет грандиозная тусовка по поводу пятидесятипятилетия освобождения Беларуси от немцев. Обещают классный скандальчик. Вернусь где-то десятого.
– Нормально, – Каргалицкий разлил по второй. – Справлюсь. Ну, вздрогнули!
Глава 9
Сизу фанза, пью цая…
Перед работой генерал Чаплин заехал в одно место.
В половине восьмого утра офис частного охранного предприятия, созданного бывшими сотрудниками КГБ, был еще пуст. Только на входе дремал пузатый и равнодушный ко всему охранник, да на втором этаже Виктора Васисуальевича дожидался отставной майор из Второго Главного Управления [Второе Главное Управление Комитета Государственной Безопасности СССР – контрразведка. На его основе после. 1991 года были образованы ФСК, а затем – ФСБ]. Причина столь раннего визита в детективное агентство была веской. По крайней мере, для Чаплина. Вчера в коротком разговоре с Секретарем Совета Безопасности России он позволил себе поднять вопрос об экс-мэре Санкт-Петербурга и получил ответ, который ему не понравился. Штази не намеревался давить Стульчака в угоду кому бы то ни было, он сохранил с экс-мэром достаточно теплые отношения и не разделял мнение большинства политической «элиты», что профессор права должен быть исключен из общественной жизни.
Более того – Секретарь Совбеза намекнул, что намерен лично проверить материалы уголовного дела и выяснить, что же на самом деле инкриминируют Стульчаку.
Проверки дела Чаплин не боялся. О нем там не было ни слова.
Да и не могло быть. Никакого касательства к санкт-петербургской мэрии, перераспределениям квартир или к аферам на телевидении генерал не имел. Он даже близко не подходил к городским финансам, получая субсидии на свой департамент непосредственно из федерального бюджета. Была одна мелочь, связанная с незаконной приватизацией жилплощади, но там речь шла не о Чаплине, а о его супруге. К тому же на тот момент они еще не были женаты.
Чаплина обеспокоило другое.
Возможное триумфальное возвращение Стульчака из Парижа нарушало хрупкий паритет, сложившийся в последние два года между разными финансово-политическими группировками. Экс-мэр мог войти в альянс с самыми непредсказуемыми силами и, используя остатки своего авторитета, продавить на какой-нибудь из важных постов ненужного и опасного человека. Далее все покатится под откос. Опять начнется передел сфер влияния, разборки с неугодными и прочие прелести созданной Президентом византийской модели государства.
А в мутной водице кадровой чехарды из-под генерала могут и кресло выбить.
Поэтому Стульчака следовало нейтрализовать.
Именно с этой целью Виктор Васисуальевич приехал в неприметный офис, спрятавшийся в одном из тихих московских переулков.
– Привет, Леша.
– Здорово, Витя. Все растешь.
– Где здесь поговорить спокойно можно?
– Пошли.
Отставной майор и действующий генерал-полковник спустились по железной винтовой лесенке в подвал, миновали складское помещение, сплошь заставленное ящиками рыбных консервов, и очутились в закутке, где стояли два стула и массивная напольная пепельница. Под потолком располагалось слуховое оконце.
– Место надежное? – забеспокоился Чаплин.
– Обижаешь. Надежней не бывает. Курилка. Сюда все ходят – и наши, и грузчики из соседнего магазина, – потому никому неинтересно, о чем здесь базарят. Ну, зачем позвал?
– Проблемка образовалась.
– Имя у этой проблемки есть?
Майор не комплексовал на тот счет, что из офицера контрразведки давно превратился в наемного убивца. И уже не удивлялся тому, что заказами его обеспечивали как бывшие, так и ныне действующие сослуживцы.
– Есть. И ты его знаешь.
– Вот даже как! И кто на этот раз?
– Анатолий Александрыч…
– Фью! Но он же во Франции.
– Скоро будет здесь.
– Нельзя допустить его приезда?
– Да нет, – Чаплин поерзал на скрипучем стуле. – Пусть едет. Но до президентских в будущем году дотянуть не должен.
– Насколько срочно?
– Я же поставил срок…
– Исполнение?
– Только естественные причины. Чтоб комар носа не подточил.
– Так-так-так, – майор похрустел узловатыми пальцами. – Инфаркт подойдет?
– На твое усмотрение.
– Я его медкарту не видел. Те сердечные приступы, про которые говорили, натурально были или он придуривался?
Генерал, всю жизнь кочующий из одного кабинета в другой и постепенно наживающий геморрой от долгого сидения за столом, задумался. Оперативными разработками он никогда не занимался, и первый же конкретный вопрос профессионала поставил Чаплина в тупик.
– Это обязательно знать?
– Если тебе плевать на результаты вскрытия, то нет.
– Разумеется, мне не плевать…
– Ладно, не забивай себе голову. Сами узнаем и оформим в лучшем виде. Стульчак всегда любил в баньке с девочками попариться. Вот там-то его и прихватит.
– Следов от укола заметно не будет? – деловито поинтересовался генерал.
Майор с жалостью посмотрел на Чаплина, как смотрит родитель на свое недалекое, сказавшее очередную глупость малолетнее чадо. Только малолетке еще можно что-то простить, принимая во внимание возраст, а вот генералу, готовящемуся в скором времени отмечать пятидесятилетие, нет.
Так что жалость во взгляде майора была смешана с изрядной толикой презрения по отношению к воинствующему скудоумию собеседника.
– Витя, у тебя представления полувековой давности. Иглами уже давно никто не пользуется. Я тебя просвещу, так уж и быть. А то ляпнешь чего, не подумав, потом стыдно будет… – никакого уважения к генералу ликвидатор не испытывал. – Существуют примитивные и действенные технологии. К примеру, вытяжка из тиса ягодного. Как она приготавливается, тебе знать не надо. А работает лучше любой сложной химии. И не определяется никакими токсикологическими экспертизами, так как человечек помирает через месяц-другой после проведения определенного курса. При этом объект ходит по врачам, жалуется… Все обыденно и подозрений не вызывает. Болел, болел и помер.
– Понял.
– Вот и славно. Теперь об оплате.
– Пятьсот тысяч на любой указанный счет, – быстро сказал Чаплин.
– Годится. Только соточку наличными и вперед. Мне надо ребятам проплатить, кто информацию добывать станет.
– Мне надо два-три дня, чтобы собрать такую сумму.
– Вот через два-три дня и приступим. Сам сказал, что не горит…
– Я и не спорю.
– Твои подельники в курсе, к кому ты обратился?
– Обижаешь!
– Ясно. Вопрос снят. Может, и жену его до кучи сделаем, а? Оптовым клиентам скидка, – хохотнул отставной майор.
– Не надо, – сморщился Чаплин. – Она нам не мешает. А вони будет выше крыши.
– Ну, смотри сам. Мое дело – предложить.
– Тебя обратно-то не тянет? – неожиданно спросил генерал.
Майор посмотрел на него грустными глазами.
– А ты что, место мне предложить хочешь? Киллер на официальной ставке? Нет, Витюша, поздно уже… Твой заказ выполню – и на покой. Грехи замаливать…
– Да брось ты! Не стоят они того, чтоб душу травить…
– Может, и так, – согласился киллер, на счету которого было сто сорок семь трупов. Сто сорок один по роду службы, а остальные за деньги.
Экс-мэр Санкт-Петербурга должен был стать сто сорок восьмым.
***
Владислав вытащил из полиэтиленового пакета очередной кусок парной говядины и скормил его радостно виляющему хвостом псу.
Служба охраны строительного объекта насчитывала две единицы личного состава. Сторожа, перманентно пребывающего где-то посередке между состояниями «пьяный» и «сильно пьяный», и лохматой дворняги, в чьем роду причудливо переплелись кавказские и восточноевропейские овчарки, доги, ротвейлеры, ньюфаундленды и эрдельтерьеры.
Собак, да и животных в целом Рокотов очень любил, и они платили ему той же монетой. По крайней мере, у него в жизни не было с ними ни одного конфликта. Даже злющие цепные псы почему-то проникались к Владу доверием и позволяли ему беспрепятственно бродить по охраняемым территориям.
Мохнатый друг человека дожевал мясо и преданно уставился на биолога.
– Не переешь? – тихо спросил Рокотов. Пес фыркнул. Мол, не беспокойся.
– Ну бери, – из пакета появился предпоследний кусок говядины.
Четвероногий сторож ел не спеша, зажав мясо в передних лапах и отрывая от него куски боковыми зубами. При этом он исподлобья поглядывал на сидящего перед ним на перевернутом ящике неожиданного кормильца.
Влад на секунду включил подсветку хронометра.
Без десяти пять.
Город был погружен во тьму. Лишь иногда по проспекту проносились редкие в этот предутренний час машины. Перед зданием Дома Правительства прохаживался охранник, вышедший, видимо, подышать свежим воздухом. Тишина нарушалась только поскрипыванием сочленений крана и шелестом плохо закрепленного полиэтилена, которым были затянуты окна первого этажа недостроенного дома.
С самого вечера небо было затянуто низкими серыми тучами. С минуты на минуту должен был пролиться дождик.
– Все? – шепотом спросил Влад у поднявшего морду пса. – Тогда держи последний…
Свернутый мешок, в котором четверть часа назад томились полтора килограмма парного мяса, отправился в мусорный контейнер.
Двортерьер доел свой королевский завтрак, срыгнул и сыто отвалился на бок. На ближайшие сутки о службе он вспоминать не собирался.
Без него справятся.
Рокотов почесал за ухом у неспособного к активным действиям пса и направился в глубь площадки. Трехцветный лохматый сторож вяло поднял голову, убедился, что из еды больше ничего нет, и прикрыл глаза. У него даже не было сил доползти до своей будки.