КЗ сидел в закутке позади продуктовой кладовки за старинным дубовым столом и ел зеленые щи. Не те, столовские, заправленные половинкой переваренного яйца. А настоящие, домашние, в которые яичко бросается сырым и взбитым и аппетитно подергивает тонкой сеточкой белка поверхность щей. КЗ любил такую еду. И когда ему удавалось сделать остановку на лошадиных бегах, коими являлась его жизнь, никто не имел права его прерывать. Поэтому, когда тихонько открылась дверь и в комнатуху просунулась голова Сявы, КЗ поначалу сердито нахмурился, но щи были чудо как хороши и их сотворил именно Сява, а потому КЗ вздохнул и отложил ложку:
      – Ну, чего там?
      Сява противно захихикал:
      – Да какой-то лох с бородкой тебя спрашивает.
      – Черт! Ты что, не мог подождать?
      – Да он на колени бухнулся.
      – Чего?!
      – Натурально! Я ему говорю, ты, мол, занят сейчас, ну в смысле подождать, ну то есть…
      Сява окончательно запутался и замолчал. КЗ усмехнулся. Уж кем-кем, а оратором Сява не был. КЗ знал его по армии. Там Сява был если не королем, то кем-то очень похожим. Когда КЗ призвался, Сява уже отслужил год, работал поваром и очень прилично умел из того «ничего», что шло в солдатский котел, сделать что-то удобоваримое. И поскольку КЗ со своим настырным детдомовским характером частенько проводил выходные дни на кухне, отрабатывая очередной наряд, Сява вдоволь поизмывался над «молодым». До тех пор, пока КЗ не заволок его в кладовку и не отметелил по старому методу сиротского дома, так чтобы не оставалось следов. С тех пор Сява притих и если и пытался пакостить, то по-мелкому. На что, после детдомовских университетов, КЗ было глубоко начхать.
      После армии КЗ удачно раскрутился, организовав дешевую столовку, но с нормальной едой, без всяких там биг-маков и прочих гамбургеров. Тем более что к пище КЗ относился трепетно и халтуры не терпел. Народ идею оценил, и дело пошло. КЗ открыл еще одну и собирался открывать третью, но никак не мог подобрать толкового «шефа», вот тут-то и подвернулся прозябающий Сява. КЗ поморщился, представив перспективы общения, но сроки горели, а готовил Сява выше всяких похвал. Так что у новой столовой на Якиманке появился новоиспеченный глава. Впрочем, по большей части чисто номинальный.
      КЗ вздохнул:
      – Ладно, я уже поел. – И, поднявшись из-за стола, бросил: – Прибери, второго не буду.
      Лох был действительно лох. По всем направлениям. Таких только в комедии снимать, в роли гнилого интеллигента. КЗ с трудом уловил, о чем речь, среди всяких там «извините», «с вашего позволения», «благодарю покорно» и прочей дребедени. Смешно. Как старшина к каждому нормальному слову матерное прицеплял, так этот свои завиточки. Только у старшины не в пример понятней выходило. КЗ почувствовал, что ни черта не понял, и поднял ладонь:
      – Стоп.
      Лох замолчал.
      – Кто вам рекомендовал обратиться ко мне?
      – Простите? – Дядечка вопросительно наклонился к нему.
      КЗ мысленно выругался.
      – Ну кто вам обо мне рассказал? (И дай бог ему в ближайшее время пребывать подальше отсюда.)
      – О-о. Я прошу прощения, к моему великому сожалению, я не счел возможным…
      – Тпру-у, – заорал КЗ. – Имя. Дядечка запнулся и замолчал, потом прокашлялся и как-то с надрывом произнес:
      – Сергеева Таточ… простите, Наталья Петровна.
      – Кто? – не понял КЗ.
      – Ну если я не оши… – Дядечка увидел, что КЗ багровеет, и исправился: – То есть она сказала, что вы знаете ее как Янтарную Натали.
      – Так. – КЗ поднялся с диванчика. – Посидите тут, я сейчас.
      Натали была дома, плескалась в ванной, причем, учитывая ее бешеную популярность в определенных кругах, как ни странно, одна.
      – Привет, женщина, – поприветствовал ее КЗ. – Ну, колись, что за лоха ты мне удружила.
      – Ай, Ванечка, эти твои детдомовские манеры, – фыркнула Натали.
      Любому другому или даже другой за подобную фразу КЗ пасть бы порвал, но Натали была своей, в одних стенах росли.
      – Я серьезно, что за тип, откуда и что ему надо?
      – Завлаб мой бывший. Ну когда тебя в армию забрали, меня пробирки мыть устроили. Дядька золото, но фуфло фуфлом, любая сволочь на нем катается да еще и покрикивает.
      – А я-то тут при чем?
      – Трагедия у него, Ваня, дочка пропала.
      – Ну так пусть в милицию идет или к этим, детективам частным.
      – Не все так просто. Ей шестнадцать. Был какой-то конкурс, и она вошла в пятерку лучших, сказали, что финал будет где-то в Европе или Азии, в общем, за границей. Она уехала – и с концами. Они три месяца ждали, потом забеспокоились, пошли в милицию. А потом оказалось, что никакого конкурса вроде как и не было, фирмы-организатора в природе не существует и за границу она тоже не выезжала.
      КЗ задумчиво пожевал губами:
      – Если это то, о чем я думаю, то я в это не полезу. Я тут от сраного рэкета еле отбиваюсь, а ты мне предлагаешь оч-чень крутым ребятам на мозоль наступить.
      В трубке молчали.
      – Ну, чего молчишь, русалка?
      – Помоги ему, Ванечка.
      – Ты понимаешь, о чем просишь?
      – Все я понимаю, только если за всю доброту и безответность жизнь его так наградит и помощи он ни от кого не дождется, значит, все вокруг подонки, и мы с тобой в том числе. Юродивый он, понимаешь? Не от мира сего. А на Руси исстари юродивых жалели.
      – Да ты чего, старая? – ахнул КЗ. – Что твой поп чешешь.
      Натали обиженно замолчала.
      – Ну ладно, не дуйся, я пошуршу немного, но особо не рассчитывай.
      – Спасибо, Ванечка, я знала, знала…
      – Спокойно, воду расплескаешь, ну пока.
      Когда КЗ вернулся в зал, дядечка сидел, сжавшись в уголке, и протирал очки. КЗ увидел его глаза и понял, что Натали права. У этого странного, неуклюжего человека были глаза святого. Из них так и струилась вселенская любовь, гармония и черт знает что еще. Впрочем, черт тут был явно ни при чем.
      – Значит, так, я понял, какие у вас проблемы. Постараюсь разузнать поподробнее, чем вам помочь, но особо не обольщайтесь.
      Дядечка вскочил:
      – Большое спасибо! Если позволите, может, вам нужны деньги, так у меня вот. – И дядечка раскрыл «дипломат». – С вашего разрешения, я продал квартиру, и все деньги при…
      КЗ хлопнул ладонью по крышке «дипломата». Ну дядечка, уму непостижимо, в переполненном обеденном зале заявить, что таскаешь при себе все деньги от продажи квартиры, – это действительно не от мира сего.
      – ЭТО мы сейчас отвезем в одно место и положим далеко-далеко.
      Дядечка непонимающе уставился на КЗ, опустился на стул и попытался возразить:
      – Но, позвольте, ведь вам необходи…
      – Значит, так, – КЗ чуть повысил голос, – либо вы все будете делать, как я говорю, либо… – КЗ красноречиво указал на дверь.
      Дядечка опять вскочил:
      – Да-да, конечно, покорнейше прошу меня извинить, но, к моему великому сожалению, я самонадеянно предположил…
      КЗ мысленно застонал и вскинул ладони, защищаясь.
      – Сейчас выходим, у меня во дворе стоит красный «БМВ», от меня не отставать, головой не крутить, и, ради бога, помолчите немного.
      Дядечка смиренно засопел.
      КЗ кивнул Сяве, прощаясь, и двинулся к запасному выходу. Через пять минут они уже катили в Орехово-Борисово, где в огромном, двадцатиподъездном, десятиэтажном, доме у КЗ была так называемая деловая квартира. Когда они сворачивали с Каширки, дядечка, всю дорогу смущенно поглядывавший на КЗ, неловко поерзал, кашлянул и, запинаясь, выдал почти нормальную фразу:
      – Не позволите ли поинтересоваться, почему у вас такое странное прозвище?
      – Какое? – невинно переспросил КЗ.
      – Ну, э-э-э… с вашего позволения, Наталья Петровна, при всем моем глубоком к ней уважении, порекомендовала мне именовать вас при обращении как, прошу прощения, КЗ.
      Закончив тираду, дядечка густо покраснел.
      – А, это… – КЗ фыркнул. – Эта кликуха еще с детского дома. Я всегда был самый тщедушный, а у нас слабых давят. Так что когда меня тасовали по разным домам, то со мной всегда приключались странные истории. Ну, новичков всегда испытывают, а с меня начинать казалось легче всего. Но, как мне потом объяснили, у меня с психикой не в порядке. Если меня довести, я зверею. Когда мне было одиннадцать лет, меня один гаденыш попытался на понт взять, перо вытащил и сунул под нос, так, когда меня от него оторвали, это перо торчало у меня в брюшине, а у него было два перелома и сотрясение мозга. – КЗ повернулся, посмотрел на своего ошарашенного пассажира и, хмыкнув, закончил: – Да вы не бойтесь, я обычно спокойный. Меня ведь сначала Зверенышем прозвали. Но если меня не заводить, то я нормальный. А взрываюсь, только если сильно допекут. Ну, в общем, – Короткое Замыкание, ясно?
      Дядечка промолчал. Но когда они уже остановились и КЗ вырубил двигатель и открыл дверцу, ответил неожиданно кратко, без своих обычных выкрутасов:
      – Ясно.

      Весь день КЗ мотался по городу: в налоговую, на санэпидстанцию, потом заскочил на рынок с экспедитором выбрать продуктов. По пути между делом забежал в пару неприметных контор навести кое-какие справки, после чего часа полтора пребывал в паршивом настроении, а вечерком позвонил Сашке. С Сашкой он познакомился давно. Мама Таня, как они называли свою воспитательницу, дай бог ей здоровья и долголетия, после очередной скандальной драки убедила «индюка», которого райком перебросил с банно-прачечного комбината на укрепление народного образования, что необходимо научить мальчика контролировать свои создающие столько проблем наклонности. И привела Ивана в секцию к Петровичу. Сашка занимался там уже полгода, обладал бешеным самолюбием, а потому был первым номером по всем статьям. Он олицетворял все, чего не было у КЗ. У Сашки были любящие мать и отец, он учился в нормальной школе, имел красивую одежду, классную подружку, деньги на карманные расходы и был всеобщим любимцем. Неудивительно, что КЗ возненавидел его всей душой. В первой же схватке КЗ налетел на этого «слюнявого» со всем своим пылом, но с удивлением обнаружил, что «маменькин сынок» не распустил нюни, а, упрямо набычив голову, отбивает его остервенелые наскоки да еще и умудряется неслабо отвечать. Так что первый их бой закончился тем, что Петрович за шиворот отшвырнул КЗ в угол и мощной отеческой дланью вправил мозги.
      За шесть лет ненависть между ними поутихла, уступив место молчаливому признанию. Потом КЗ забрали в армию, со своим КМС по самбо и разрядом по боксу он очень рассчитывал попасть в ВДВ, но то ли детдомовский штамп помешал, то ли роста не хватило, попал в ВВ. Потом он не жалел. Служба вышла не скучная. Помотало по стране, да и пороху понюхать пришлось. Ему предлагали остаться на прапора, и он было уже решился, но потянуло в Москву, захотелось быть поближе к маме Тане, Петровичу. Детдомовским мало достается человеческого тепла, но тех, кто их этим оделяет, они никогда не смогут забыть. Во всяком случае, КЗ так решил для себя.
      Когда он в первый же вечер заглянул к Петровичу и наткнулся там на возмужавшего и повзрослевшего Сашку, то вдруг почувствовал, что вся вражда выдохлась. Он, неожиданно для себя, пригласил того «посидеть» вместе с ним и Петровичем после тренировки, «отметить» возвращение. И Сашка, как потом оказалось к его к собственному удивлению, согласился. Они тогда изрядно поднабрались. Сашка заканчивал юридический институт. Выиграл первенство Москвы по самбо. Женился. В общем, у него, как всегда, все было в порядке. После того вечера они сблизились. КЗ не стал другом семьи, однако встречались они хоть и не часто, но регулярно и, как ни странно, с удовольствием. А когда КЗ занялся бизнесом, то такие встречи стали еще и полезными, поскольку Сашка, окончив свой институт, попал в РУОП. Тому, что КЗ до сих пор не был ни под одной криминальной «крышей», он был во многом обязан Сашке.
      Сашка снял трубку сам.
      – Привет, семьянин, как жизнь?
      – Бьет ключом, и большей частью по голове, – пробурчал приятель.
      – Проблемы, проблемы, – поддакнул КЗ, – все их все равно не решишь, надо уметь отвлекаться, отдыхать, рыбалочка там, банька…
      – Коньячки, девочки… ладно, кончай заливать, чего у тебя?
      – Не торопи, Сашок, дельце есть одно, странненькое такое дельце, заскочи завтра перекусить, поболтаем.
      – Понял, жди. Женя, отойди от плиты! – заорал он на дочку. – Жена, понимаешь, к соседке убежала, так что один кручусь, ну пока.
      КЗ хмыкнул и бросил трубку. Поскольку ехать оттягиваться в клуб было уже поздновато, то КЗ решил проведать маму Таню.
      Уже с порога ее комнатки он увидел Натали. Мама Таня засуетилась, побежала на кухоньку ставить чайник, а КЗ, отложив в сторону торт, букет и корзинку с продуктами, без которых у мамы Тани не появлялся, подсел к столу.
      – Приветик, Ванечка. – Натали погладила его по щеке. – Устал?
      – Ну-ну, спасибо за заботу. – В его голосе сами собой прорвались раздраженные нотки.
      – Зачем ты так? – обиделась Натали. КЗ поспешно дал задний ход:
      – А, прости, сорвалось, день был суматошный, да еще с твоим сюрпризом пришлось кое к кому заскакивать, просить помочь. А сейчас, сама знаешь, просто так ничего не делается, так что пришлось пообещать сделать кое-что, к чему душа не лежит.
      – Я понимаю, Ванечка, – виновато вздохнула она.
      – Эй, не бери в голову, ты права на все сто, твоему дядечке надо помочь. И если бы это было не так, я бы в эти дела влезать не стал.
      Последнее было откровенным враньем, если бы Натали попросила, КЗ влез бы к черту в пасть.
      В этот момент на пороге с закопченным чайником в руках возникла мама Таня. Замерла, увидев, как они сидят, потом, вздохнув, подошла, поставила чайник, присела и, поправив сухонькой ладошкой заколотые седенькие волосы, сказала:
      – Что ж вы, детки, не поженитесь? КЗ и Натали тоскливо переглянулись.
      – Уж как помню, все время вместе-то. Чай, забыли, как я вам свою воспитательскую на ночь сдавала-то. Да и как из детдома выпустили, так вместе и жили-то. И сейчас, как ни встретитесь, словно голубки воркуете. Чего ж тянете-то, так ведь и помру, а малых деток не понянчу. То бы мне счастья-то было-то.
      И она беззвучно заплакала. КЗ стало так муторно, он крякнул, тихонько поднялся и неуклюже обнял маму Таню. Та уцепилась за него сухонькими ручками и запричитала:
      – Ой, да что это я, дура старая-то. Совсем гостей засмущала-то. Сейчас чайку попьем, с тортиком, вот и ладно-то. Спасибо, хоть старуху не забываете-то.
      Они сидели, пили чай и болтали о всяком, было тепло и весело, только КЗ торта почти не ел, хотя взял свой любимый – «Прагу», поперек горла стояли слезы мамы Тани.

      Сашка появился в заведении Сявы около двух. КЗ думал, что он уже не приедет. Но когда на левом, демонстративно заштрихованном углу стоянки притормозила знакомая старенькая «копейка», на столе мгновенно появились дымящиеся тарелки.
      После обильного обеда Сашка откинулся на спинку стула и, сытно цыкнув зубом, сказал:
      – Недаром Ольга меня к тебе ревнует, бывает, дома так не поешь, как у тебя.
      – Стараемся, начальник, – довольно хмыкнул КЗ.
      – Давно хотел тебя спросить, почему ты занимаешься вот этим? – Сашка обвел рукой обеденный зал.
      – А что, бизнес как бизнес, какие проблемы?
      – Да я не об этом. – Сашка досадливо поморщился. – Вот у тебя нормальная еда, народ сидит явно небогатый. Сейчас ведь с этих квадратных метров можно доход раз в десять больше иметь. Навешай китайских фонариков, свечки на столики, девочки попками трясут, жареные змеи, тушеные лягушки, и ведь найдутся люди, будут ходить и платить. А это… – Сашка кивнул. – Сколько ты с этой столовой имеешь? Копейки!
      – А может, это только прикрытие, а я в подвале наркотики варю? – съехидничал КЗ. Сашка обиделся:
      – Не хочешь говорить, не надо.
      – А зачем тебе знать, Сашок?
      – Да, в общем, незачем, но только ты меня все время удивляешь, я по тебе жизни учусь.
      – Как это? – не понял КЗ.
      – Да так, когда мы еще пацанами были, я тебя ненавидел.
      – Взаимно, – усмехнулся КЗ.
      – Да я знаю, – отмахнулся Сашка и, помолчав, продолжил: – Ты для меня был всем тем, чем я никогда бы не захотел стать: грязь, рвань, нищета, круглый сирота. Короче – падаль. Потом эта падаль оказалась сильной и упорной, с понятием о чести. Помнишь, на первенстве города у меня температура подскочила и ты со мной бороться отказался? Тебе тогда еще баранку засчитали, а ты на своем стоял: «Я с больным бороться не буду».
      – Да брось, какая, к черту, честь. Я тебя тогда так ненавидел, что должен был тебя побить, вдрызг, навсегда, при всех. Чтоб после того поражения ты сбежал, исчез с глаз моих долой. И тут я узнаю, что ты заболел. Я тогда чуть не разревелся. Я был готов, я знал, что я тебя задавлю, а ты меня обманул.
      – Но почему? Я же не ушел, я вышел на ковер, тебе же легче было бы со мной покончить, почему?
      – Все равно это была бы не настоящая победа. Это было бы нечестно. А знаешь, как детдомовские поступают с теми, кто делает нечестно?
      – Как?
      – Бойкот.
      Сашка насмешливо улыбнулся. КЗ покачал головой:
      – Тебе не понять. У тебя были папа, мама, бабушка, одни друзья в школе, другие во дворе, третьи летом на даче, еще в секции у Петровича. А у меня никого. Знаешь, почему я от армии балдел? Думаешь, у меня не было дедов, дрочева и всякого такого? Просто там я впервые был как все. Не лучшим, не первым и при этом чужим, а такая серенькая мышка в общей массе. А служба – тьфу. Я привык жрать перловку, я же лучше ничего не видел, я привык носить одну одежду, вонять и мыться хозяйственным мылом. – КЗ протянул руку, взял стакан с соком, отхлебнул, поставил и продолжил: – Вот ты спросил, почему я занимаюсь этим, а не жареными змеями, а для меня это воплощение одной моей детской мечты. Ты вырос на бабушкиных пирожках и маминых отбивных, а я на перловке на комбижире. И вот это для меня – лучшая еда, которую я мог себе представить, и я могу жрать ее от пуза. А что касается денег, то да, ты прав, много я с этого не имею, но мне хватает, и, кроме того, здесь не бывает этих раскормленных рож, которые считают, что им все позволено. – КЗ скрипнул зубами, потом усмехнулся: – Да и денег только с одной мало, а у меня уже три, потом будет больше. И как ты думаешь, много ли в России любителей жареных змей? А ко мне пойдут, так что я – перспективный бизнесмен, учти.
      – Вот я и говорю, – задумчиво кивнул Сашка, – что по тебе жизни учусь. В каком еще учебнике такое услышишь? Ладно, выкладывай свое дельце.
      Когда КЗ закончил, Сашка покачал головой:
      – А оно тебе надо? КЗ вздохнул:
      – Понимаешь, Сашок, это опять оттуда, из детства. Знаешь, в чем нельзя убедить ни одного детдомовского сосунка? В том, что он брошенный. Ты можешь приводить самые железные аргументы, убеждать и подлизываться – он тебе не поверит, только возненавидит. Потому что он ТОЧНО знает, что где-то там, на просторах родной страны, сквозь вьюги и штормы идет его мама. Она просто еще не дошла, но она обязательно придет, нужно только потерпеть, и она его найдет. И когда я увидел того мужичка, то понял, он из тех, о ком мы тогда мечтали. Тот, кто как раз идет через все эти штормы и вьюги, чтобы найти своего ребенка. Я просто не могу ему не помочь. Это значит предать всех тех сопляков, кто сейчас живет за теми казенными стенами.
      Сашка помолчал.
      – Ну и хамелеон ты, КЗ. С виду такой себе нормальный новый русский – на четыре Б: баксы, «БМВ», банька, бля… – Сашка слегка осекся и покосился на распаренную повариху, пробегавшую мимо, – в смысле девочки, а копнешь поглубже – настоящий динозавр. Просто так жить не можешь, во всем смысл хочешь отыскать. Чтоб душа спокойной была.
      КЗ несколько смущенно хмыкнул:
      – Здоровье берегу. Говорят, все болезни от нервов.
      – Ладно, задание понял, звякни через недельку.
      КЗ проводил Сашку до двери и прошел на кухню. Сява колдовал над котлом. Заметив КЗ, он спросил как бы между прочим:
      – Кто это был?
      КЗ был слишком взволнован сегодняшней встречей, поэтому не заметил странной настороженности Сявы.
      – Так, один хороший человек.
      – Все мы хорошие люди, – фыркнул Сява. КЗ сморщился и, вздохнув; произнес:
      – Ты не прав, Сява, хороших людей мало, божьих тварей много. И дай нам бог терпения жить с ними рядом.

      Сашка позвонил сам через пять дней. Они договорились встретиться у Сявы. Вечером, в отдельной комнатухе. Перед тем как ехать к Сяве, КЗ заскочил в свое первое заведение на Текстильщики. Им теперь руководил Сергей Евгеньевич. «Кандидат биологических наук в отставке, убежденный холостяк и кухонный фанат!» – как он сам отрекомендовался при встрече. Сергей Евгеньевич был на месте. Точнее, Сергей Евгеньевич на месте свирепствовал. Он стоял посреди кухни перед всем наличным персоналом, понуро выстроившимся у плиты, а из-за его спины выглядывал какой-то очкарик. Видимо, недовольный клиент. Судя по его испуганной физиономии, он сам был не рад той каше, которую заварил. Сергей Евгеньевич к каждой жалобе клиента подходил как к личному оскорблению, и нередко после скрупулезного разбирательства следовали крутые оргвыводы. КЗ не вмешивался, он уже давно пришел к выводу, что если кто и может вести дела самостоятельно, то это Сергей Евгеньевич. В этой столовке КЗ давно уже появлялся только поесть, так сказать, на халяву замечательной куриной лапши, собственноручно приготовленной «высокомудрым и высокочтимым» заведующим.
      – Нуте-с, – несколько сварливо возгласил заведующий, – так какие меры воздействия сочтет необходимым применить достойное собрание к нерадивому работнику?
      Народ уже заприметил КЗ и несколько оживился. Поэтому, дабы не смазывать воспитательный эффект, КЗ негромко кашлянул и выступил вперед. Сергей Евгеньевич нахмурился, он терпеть не мог, когда прерывали воспитательный процесс. Но руководство есть руководство. Пришлось закругляться.
      – Прошу прощения, Иван Сергеевич, одна минута. – И он повернулся к клиенту: – Мы приносим вам свои извинения, вот, пожалуйста, – Сергей Евгеньевич протянул тому две желтые карточки, – талоны на два бесплатных обеда в нашем заведении, по вашему выбору первое, второе, третье, салат и десерт. – Он сверкнул глазами на Колюню, помощника повара. – За ВАШ счет, – и кивнул официантке Танечке, – обслужите клиента.
      Все шустро разбежались. Сергей Евгеньевич королевским жестом пригласил КЗ к своему столу, который стоял тут же, и со все еще недовольным видом прошествовал вперед.
      – Что же вы не предупредили, у нас сегодня лапши в меню нет.
      – Да я обедать не буду, просто возникли кое-какие проблемы.
      Сергей Евгеньевич удивленно вскинул брови:
      – В моей сто… м-м-м… у нас? – Он очень ревниво относился к заведению.
      – Нет-нет, не беспокойтесь, – КЗ еле сдержал улыбку, – проблемы, в общем-то, личного плана, только вот сколько времени займет их решение, я предсказывать не берусь, кроме того, возможно, придется ненадолго отъехать.
      – Мне кажется, – немного обиженно начал Сергей Евгеньевич, – я до сих пор не давал повода сомневаться в своей честности и компетентности, но если…
      – Сергей Евгеньевич, может, вы все-таки соизволите дослушать, а потом сделаете выводы, – елейным тоном проговорил КЗ.
      Заведующий бросил на него недоуменный взгляд, потом расхохотался:
      – Прошу прощения, запал еще не прошел.
      КЗ открыл шикарный портфель крокодиловой кожи с бронзовыми замочками, покрытыми густой многолетней патиной. Он не любил современные кейсы, а портфель был еще одной детской мечтой. Такой же был у «индюка». Пацанам он казался символом власти и значимости, только благодаря которому пустой и малограмотный человек получил возможность распоряжаться их судьбами.
      – Вот, ознакомьтесь. – КЗ протянул бумаги.
      Сергей Евгеньевич углубился в изучение, но, прочитав первую, удивленно вскинул глаза:
      – Но ведь это…
      – Совершенно верно, теперь вы не только второе лицо во всей сети наших заведений, но и, по существу, совладелец. – КЗ выудил из кипы еще одну бумаженцию. – Вот доверенность на право распоряжения собственностью.
      Сергей Евгеньевич некоторое время переваривал информацию.
      – Я чувствую, это действительно серьезные проблемы, Иван Сергеевич. Вы не можете перепоручить их решение официальным органам?
      КЗ покачал головой.
      – У меня не очень хорошее предчувствие, Иван Сергеевич.
      – У меня тоже. Потому я и счел необходимым предпринять подобные меры предосторожности. Мы делаем хорошее дело, и не хотелось бы, чтобы в случае моего непредвиденного отсутствия все рухнуло.
      Сергей Евгеньевич с минуту помолчал, потом решительно кивнул:
      – Что ж, значит, так тому и быть. – Он вопросительно посмотрел на КЗ: – А остальные как, в курсе?
      – Пока нет, но с Вадимом, я думаю, проблем не возникнет, а у Сявы я сегодня обедаю, так что предупрежу.
      Сергей Евгеньевич, пожевав губами, сказал:
      – Прошу прощения, что ввязываюсь не в свое дело, но… Нехороший он человек, Иван Сергеевич, непорядочный.
      – Теперь это и ваше дело, Сергей Евгеньевич, и, в общем-то, вы правы, но у меня слабость к людям, которые повстречались мне в жизни. Пока к нему особых претензий нет, да и заменить его некем, так что потерпим. А насчет непорядочности, я ведь недаром от вашей лапши отказываюсь скрепя сердце. Все время у него торчу, от греха.
      – Ну что ж, желаю удачи. – Сергей Евгеньевич вслед за КЗ поднялся из-за стола и проводил его до дверей. – Спасибо, так сказать, за доверие, – несколько смущенно начал он, – и… поберегитесь. На свете не так много хороших людей, я ведь когда к вам работать пришел, себя презирал, потому и в повара пошел, с этаким мазохизмом, чтоб больнее было: ученый, кандидат наук у жирного, зарвавшегося хама в услужении. А вы вон каким оказались.
      КЗ помолчал, а потом тихо спросил:
      – Ну и каким?
      – Не знаю, так просто не объяснишь, вроде как в старину славяне князя зазывали, такого, что и дом срубить поможет, и поле вспахать, а как беда или напасть придет, то меч возьмет, и, пока жив будет, ни один ворог на пороге не появится.
      – Ну прям богатырь былинный, – улыбнулся КЗ.
      – Так и есть, Иван Сергеевич, – серьезно сказал Сергей Евгеньевич и добавил: – Берегите себя, нам без вас туго придется.
      Уже подъезжая к Сявиному заведению, КЗ вдруг ясно почувствовал, что его старая, хоть и суматошная, но знакомая и где-то даже уютная, как разношенные тапки, жизнь кончилась. А впереди смутно маячило что-то странное, пугающее и с высоты его сегодняшнего опыта непонятное, но – не конец, совсем не конец, скорее все-таки начало.

      Сашка уже ждал. КЗ заметил его служебный «жигуленок» на платной стоянке напротив заведения. Он припарковал свой «БМВ» рядом с крутым джипом «тойота» и, уже закрывая дверь, услышал грубый голос:
      – Ну ты, урод, а ну отгони свою развалюху!
      КЗ сразу даже не понял, что это обращаются к нему. Несмотря на свой преклонный возраст, его «бээмвешка» смотрелась очень неплохо, возраст выдавал только несколько устаревший, по европейским меркам, дизайн.
      – Я те че сказал? – взревел голос за спиной.
      КЗ развернулся. Перед ним стоял «крутой». Ну прямо кинотипаж. Все при нем: стриженый затылок, черная кожа, золотая цепь, «Адидас» с пузырями на коленях.
      – Простите, это вы мне? – КЗ вдруг пришло на ум закосить под того дядечку.
      – Да, тебе, урод, тебе! Вали отсюда, пока не навешали.
      «Если бы он еще прибавил „в натуре“, можно было бы без подготовки в кино снимать», – подумал КЗ.
      – Но почему, простите? – деланно изумился он. – Я же вам не мешаю.
      – Ты еще базарить? – Крутой прямо отъехал от удовольствия. – Я ж тебя… – И он попытался воплотить в жизнь свои намерения.
      Крутой был сантиметров на десять выше и килограммов на двадцать пять тяжелее КЗ. При прочих равных условиях такие параметры, умноженные на наглость и тупую жестокость, давали ему подавляющее превосходство. Но все дело в том, что КЗ был боец, а крутой – «мясо», качок. Через минуту КЗ даже стало его немного жалко: столько усилий при нулевом результате. Парень явно никогда не боролся, когда он попытался пнуть КЗ в пах, это стало окончательно ясно. В пах бьют либо вот такие тупые качки, либо бывшие спецназовцы. Для спортсмена такой удар неестествен. «Ну ладно, – подумал КЗ, – делу – время, потехе – час, пора кончать развлекаться, Сашка ждет». Он подсел под очередной неуклюжий крюк и поймал крутого на кулак на выдохе. Тот изумленно сказал «хек» и присел передохнуть прямо в изрядно замазученную лужу.
      – Что с вами? – изумился КЗ. – Плохо стало? Ну ничего, сейчас пройдет, посидите, отдохните.
      – Я… тебя… козла… щас… ты… – с трудом втягивая воздух, забормотал крутой, но вдруг сзади раздался тихий, но уверенный голос:
      – Нет.
      КЗ обернулся.
      В пяти шагах у него за спиной стояли двое, и надо было быть абсолютно слепым, чтобы не увидеть, что они из другой категории. Один был одет в недорогой, но приличный пакистанский костюм, но, видимо, более естественно смотрелся бы в боевом гриме и маскхалате. От второго прямо несло деньгами и властью. Причем ОЧЕНЬ большими деньгами и НАСТОЯЩЕЙ властью, властью казнить и миловать, а не взятки сшибать в чиновничьем кабинете.
      – Мы просим прощения за то, что наш знакомый доставил вам некоторые неудобства, и готовы возместить моральный ущерб в любой выбранной вами форме.
      – Не стоит беспокойства, достаточно простого извинения.
      – Тогда позвольте откланяться. – И «власть и деньги» неторопливо повернулся и проследовал в соседний с Сявиным заведением подъезд, где не так давно располагался продовольственный магазин, а сейчас затеяли какой-то грандиозный ремонт. Другой (КЗ окрестил его «акула», он был весь жилистый, с рыбьими глазами и полным ртом мелких острых зубов) задержался и резанул крутого холодным, равнодушным взглядом. Тот вскинулся, забормотал: