БАЛАНДИН Рудольф Константинович – писатель, геолог, член Союза писателей СССР. Автор 30 книг и многочисленных статей и очерков. Главные темы научно-популярных исследований: история Земли и жизни, взаимодействие общества с природой, судьбы материальной и духовной культуры. Из последних книг «Вернадский: жизнь, мысль, бессмертие» (М., Знание, 1988); «Природа и цивилизация» (М., Мысль, 1988).
      Нам предстоит познакомиться с загадочным племенем рудокопов, обитавших около 2-4 тысячелетий назад в бассейне реки Россь (Западная Белоруссия). Именно этот район называл М. В. Ломоносов как предполагаемую прародину племени россов. Новые данные позволяют более убедительно обосновать и развить эту гипотезу. Подобные знания помогают нам лучше понять некоторые национальные традиции, закономерности развития и взаимодействия культур, формирования национального характера, а также единство прошлого и настоящего, человека и природы.

      XX век щедр на ошеломляющие научные идеи и грандиозные технические свершения. Происходит невиданная технизация труда, быта, умственной деятельности, окружающей природной среды. Все это определяет повышенный интерес к проблемам физико-химических, биологических, экологических, технических наук.
      Мы стремимся познать мир вокруг нас и преобразить его по своему разумению. Для этого создаем сложнейшие технические системы, чуткие приборы, мощнейшие экспериментальные установки. Но вот все чаще слышатся слова, на разные лады повторяющие давно высказанную мысль: «Что пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого погубить или повредить себе?»
      Чтобы ответить на этот вопрос – не словом, но делом,– необходимо вспомнить не менее древний завет: «Познай самого себя». Для его осуществления совершенно недостаточно выяснить физические и психические возможности личности. Нам надо познать замысел Природы, сотворившей загадочный вид Homo sapiens. А еще надо как можно надежнее и внимательнее изучать свои исторические корни: близкое и далекое прошлое народов и рас. Одни из давних, интересных и чрезвычайно запутанных вопросов такого рода – откуда пошла Русская земля? Как начиналось, складывалось племя россов (руссов)?
      На эти вопросы нет до сих пор окончательных или даже достаточно обоснованных ответов. Данная работа тоже, конечно, не претендует на это. Однако в ней проблема рассматривается в новом ракурсе, в свете новых фактов, добытых археологами, этнографами, палеогеографами, лингвистами, историками.

 
      Есть такая игра: из разрозненных мелких деталей надо сложить законченную фигуру. Обычно замыкается конструкция каким-то скрепляющим элементом. Без него она рассыпается.
      В сложных научных проблемах тоже бывают узловые вопросы, не ответив на которые, можно на разные лады складывать теоретические конструкции, так и не умея завершить их. Поэтому и сохраняется в науках множество гипотез, а споры специалистов нередко длятся веками. Но вот появляется недостающее звено…
      Впрочем, и в этом случае может возникнуть более или менее новая теория, которая вовсе не обязательно должна «отменить» прежние, но по крайней мере она может сохраняться и развиваться наравне с ними. Последующие их судьбы определят новые факты и идеи. Вот и я должен сразу же оговориться: пытаясь восстановить загадочную историю рудокопов с берегов Росси, не приходится претендовать на полное и окончательное решение запутанных проблем древнейшей истории Русской земли и племени россов. Не вдаваясь в научные споры и опровержения, мы проведем собственное расследование. Говоря точнее – научно-популярное исследование. Будем переходить от века в век, от науки к науке, от идеи к идее, не претендуя на полноту охвата материала, но стараясь не упускать важных деталей, выдерживая главное направление поисков.
      А еще хотелось хотя бы частично передать ощущение «момента истины», стройности логической конструкции, составленной из разнородных фактов. Спору нет, чувство это обманчиво, и со временем появляются новые сомнения. Но затем, если посчастливится, удастся добыть новые факты, а там настанет черед более стройным теориям. В этом непрерывном круговороте поисков, находок, сомнений, открытий, новых поисков и заключена неизбывная жизнь науки, великое счастье научного творчества.
      Наконец, еще одно, сугубо личное переживание. Лет пять назад мне довелось недолго работать на берегах реки Росси, притока Немана, на крайнем западе Белоруссии. Это уникальный геологический и археологический район с множеством шахт каменного века. Был я здесь со своим давним другом и коллегой белорусским геологом Эрнстом Аркадьевичем Левковым. Помимо многих других, обсудили мы тему, давно меня занимавшую: древнейшие истоки Руси, племена россов, или руссов.
      Существующие гипотезы многочисленны и обоснованы не очень убедительно. С кем только не связывают происхождение племени россов: с племенами северных и юго-восточных славян, скифов, балтов, скандинавов; росомонов и роксаланов юга Русской равнины, рутенов и даже этрусков Северной Италии. В то же время практически ничего не известно о существовании этого племени в первых веках нашей эры и тем более еще раньше.
      А что было раньше? Вот, скажем, белорусская Россь. Откуда такое название? Здесь обитали племена еще в каменном веке. Не тогда ли они стали звать себя россами? Возможно ли такое? И не в этих ли прекрасных местах – крутые холмы, перелески, озера – истоки, начало Русской земли?
      Предположение показалось нам правдоподобным. Предварительное обсуждение, с доводами «за» и «против», подтверждало реальность идеи. Имело смысл всерьез заняться ее обоснованием (или опровержением, если этого потребуют факты).
      …В те дни, осматривая стенки современных карьеров со следами древних шахт, бродя среди холмов, я старался вообразить былую жизнь в этих местах, дремучие леса, группы рудокопов, работающих в шахтах, тогдашние охоты на диких вепрей, медведей, туров… И на недолгое время слились для меня воедино личное самосознание, чувство причастности к «сверхличности» своего рода и одновременно – к родной своей природе.

      Начав научные исследования древнейших корней племени россов и начала Русской земли, сразу же обнаруживаешь решительные противоречия данных, полученных с помощью разных наук.
      Историки обсуждают появление России, исходя из двух вариантов: северного (новгородского) и южного (киевского). Действительно, начало государственности на Руси тяготеет к этим двум центрам и относится к средневековью. Но ведь соответствующее племя или группа племен должны были сформироваться значительно раньше. Когда и где?
      Языковеды в отличие от историков прослеживают корни русского языка примерно на 2 тысячелетия в прошлое. Более древние языковые пласты нисходят ко времени общеславянского единства и отстоят, по-видимому, примерно на четыре тысячелетия от современности. Однако археологи высказывают весьма разноречивые мнения о праславянских древностях.
      Судя по письменным сведениям, хроникам, русские (россы) появились на исторической арене сравнительно поздно – около VIII в. А уже в X в. византийский император Константин Багрянородный говорит о них, как о грозной силе. Царьградский патриарх Фотий писал: «Русы себе бесчисленных народов покорили и, ради того вознесясь, против Римской империи восстали» (имеется в виду поход киевлян к Царьграду). Приведя эти слова, М. В. Ломоносов сделал точный вывод: «Таких дел и столь великою славою в краткое время учинить было невозможно. Следовательно, российский народ был за многое время до Рюрика».
      А что по этому поводу думают наши ученые? Удалось ли им решить все загадки происхождения россов? Вот мнение известного советского историка Б. А. Рыбакова: «К началу IX в. из отдельных славянских племенных союзов, возглавляющихся „светлыми князьями“ („князьями князей“), создается огромный суперсоюз, государство Русь, или, как его справедливо называют ученые, Киевская Русь. Основой этого государства были лесостепные земли полян, руссий и северян; возможно, до середины X в. в этот союз входили и уличи, отошедшие позднее к морю и к Дунаю. Примерно к началу IX в. относится перечень всех славянских племенных союзов, которые вошли в состав государства Русь: поляне-русь, северяне, древляне, дреговичи (может быть, волыняне?) и полочане».
      Вдобавок ниже Киева правый приток Днепра – Рось. Примерно в тех же краях или чуть восточнее обитало племя роксаланов. По мнению некоторых ученых, оно называлось по соединению двух племен: россов и аланов.
      Другой древний центр Русского государства – район Великого Новгорода, Верхняя Русь. По мнению Нестора, древнерусского историка, с ней связано создание Киевской Руси. С севера пришли варяги, возглавляемые Рюриком, чтобы дать восточным славянам сильную власть, объединить их с помощью весьма убедительного довода: храброй дружины. А поляне, о которых Нестор отзывается как «о мужах мудрых и смысленных», стали с той поры зваться Русью.
      Б. А. Рыбаков распутывает этот узел так: «Вокруг Полянского Киева и реки Роси (где обитали руссы или россы) складывается уже в VI в. могучий союз славянских племен, охвативший и левобережную лесостепь до земли северян включительно». Правда, не совсем ясно, почему ядро союза было полянско-киевское, а название какое-то чуждое, невесть откуда взятое?
      Вспомним свидетельство Константина Багрянородного: россы «спускаются рекою Днепр (автор перечисляет северные города, в частности, Смоленск, Новгород.– Р. Б.) и сходятся в крепости Киоава (Киеве)… Славяне же, их пактиоты (данники)… рубят в своих горах моноксилы (ладьи)…».
      Выходит, славяне – данники россов, выходцев с более северных, чем киевская, земель (а ведь река Рось находится южнее Киева!). Более того, судя по хроникам тех -лет, у послов российских имена преимущественно скандинавские. Франкский император на этот счет провел надлежащее тайное расследование и выяснил, что послы по национальности шведы и, по-видимому, действительно представляют народ россов, царь которых зовется хаканом.
      Если столь могущественное племя возникло на контакте славянских и тюркских, ираноязычных племен, то почему оно сделало своими данниками славян, а послами скандинавов? Подобные замысловатые вопросы привели ряд ученых к определенному выводу: идея южной прародины россов (руссов) не очень убедительна.
      В книге Г. С. Лебедева «Эпоха викингов в Северной Европе» решительно опровергается идея первичной Южной России: «Обоснованно отвергнуты как несостоятельные любые попытки возвести летописное „Русь“ непосредственно к росомонам, роксоланам, библейско-византийскому Rhos (рос, или рош.– Р. Б.), а также к реке Рось в Среднем Приднепровье. Бытование на юге древних форм „рос“, после ее появления. Но возникнуть она могла только там, где для этого имелись необходимые лингвистические предпосылки. Они имелись прежде всего в северных новгородских землях, где сохранилась богатейшая древняя топонимика (Руса, Порусье, Околорусье в южном Приильменье; Руса на Волхове, Русыня – на Луге, Русська – на Воложбе и Рускиево – в низовьях Свири, в Приладожье), полностью отсутствующая на юге».
      Действительно, на севере финские племена издавна употребляли слово «рутси», «руотси», «руосса». Правда, так называли… шведов. Но нередко тем же словом называли и русских. На это обстоятельство давно обратил внимание советский ученый В. А. Брим, который выводил «руотси» от слова «дротс», означающее «дружина». Соглашаясь с этой гипотезой, Г. С. Лебедев делает вывод: «Верхняя Русь является единственной областью, где имелись все предпосылки для такого преобразования в виде длительных и устойчивых славянофинско-скандинавских контактов».
      Так-то оно так, да сомнения остаются, и немалые.
      Если судить по «языку земли» – географическим названиям, то нетрудно переместиться в поисках прародины руссов далеко на юго-запад от Северной Руси. В среднем течении Дуная имеется целая группа топонимов, производных от «рос» или «рус». Кстати, дружины шведов стали вторгаться в районы, прилегающие к Скандинавии, Балтийскому морю приблизительно с середины первого тысячелетия нашей эры. Для северной и центральной частей Восточной Европы это знаменовало переход к государственности. Для племени россов это – поздние времена.
      В книге Г. С. Лебедева приведены карты, из которых следует, что славяне расселялись в северо-восточные районы из предполагаемого центра, расположенного где-то в Северном Полесье. К этому центру ближе Киевская Русь, чем, скажем, Старая Русса (кстати, этот город находится южнее Новгорода, так что и тут названия, вроде бы стареют в направлении к югу). Лингвисты говорят, что славянский язык формировался вдали от высоких гор и морей, в местности болотистой, холмистой, расположенной в зоне смешанных, отчасти широколиственных лесов Европы. А в «Повести временных лет», общерусском летописном своде, подчеркивается, что русский язык относится к славянским.
      Все подобные отчасти противоречивые сведения и факты следовало бы учесть, если мы желаем корректно решить поставленную проблему.
      Существенно, между прочим, и такое соображение. Почему-то название финское, да еще имеющее, как полагают специалисты, бранный оттенок, закрепилось за могущественным племенем, которое приняло его и со славой пронесло в веках. Что за странное пристрастие к чужому языку? Почему пришлые дружинники (а раз дружина, то уж непременно захват власти силой) решили прозываться не собственным родовым именем, а местным, да еще бранным? К тому же само по себе появление дружин, а значит, князей, привилегированных групп, относится к сравнительно поздним временам начала классового расслоения, государственности. Нас интересуют значительно более древние события в истории племен и народов.
      Пока у нас речь идет (вслед за историками) о районах, расположенных по окраинам древнеславянского центра. И приднепровская река Рось, и новгородские земли, и придунайская группа топонимов более всего напоминают форпосты, которые закреплялись пришельцами, дававшими имена поселкам и рекам.
      Судя по историческим свидетельствам, и для полян, и для финнов, и для жителей Среднего Дуная россы были пришельцами, а не давними близкими соседями. Но все-таки откуда они взялись?
      Странное племя: появилось невесть откуда, имело неопределенное этнографическое и антропологическое положение (вроде бы славяне, а вроде бы и нет) и вдруг в кратчайшие исторические сроки, почти мгновенно исчезнув как племенная общность, вошло в мировую историю и навеки сохранило память о себе в таких понятиях, как русский народ, русская культура, Россия. Одно уж это заставляет нас пристальнее вглядываться в прошлое, разгадывая истоки этих понятий, давнее прошлое русского народа. В чем-то нам придется вернуться к уже упомянутым сведениям, идеям, мнениям, дополняя и уточняя их.

      В древней истории человечества есть одна закономерность. Обычно великая цивилизация зарождается в предгорных районах, а достигает величия и мощи, переходя в крупную речную долину или на морское побережье.
      Можно вспомнить, как немногим более ста лет назад Л. И. Мечников в своей замечательной книге «Цивилизация и великие исторические реки» сделал обобщение: «Четыре древнейшие великие культуры все расцвели и развились в среде великих речных стран». Действительно так было в Египте, Китае, Двуречье, Индии. Позже археологи убедительно доказали, что колонизация великих речных долин, где складывались могущественные государства древности, начиналась с верховьев крупных рек.
      Теперь, когда факт установлен, именно такое направление культурных завоеваний представляется совершенно естественным. Для того чтобы преодолевать сопротивление природной среды в сравнительно небольших, относительно изолированных горных районах или на предгорных равнинах, требуются усилия небольших групп людей. Племена, роды могут мирно жить на своих территориях сотни, а то и тысячи лет. У них, можно сказать, имеются свои привычные «экологические ниши».
      Крупная речная долина, богатая растениями, птицами, рыбами, зверями, прекрасно «приспособлена» для обитания племен охотников, собирателей, рыболовов. Но от земледельцев и скотоводов она требует огромных трудовых затрат. Надолго обосноваться там, где беспрепятственно кочуют разные племена, могут только крупные, сплоченные общности людей, которые способны не только «побеждать» могучую дикую природу долин, но и противостоять пришельцам.
      Как речки, сбегая с предгорьев, сливаются в мощную речную артерию, так и племена, спускаясь в долины из верховьев рек, должны сплачиваться: поначалу добровольно, а затем уж «притягиваясь» к крупным объединениям, встающим на путь государственности и обретающим стремление к расширению сфер своего влияния, к порабощению соседних племен. Поэтому широкие открытые пространства крупных речных долин или морских побережий становились на определенном этапе развития общества важным фактом формирования классовых структур, выдвижения незаурядных личностей, перехода к рабовладельческим деспотиям, созданию городов…
      Сейчас нам нет нужды вдаваться в теоретические изыскания и пытаться сформулировать законченную концепцию эволюции цивилизаций во взаимодействии с окружающей природной средой. Мне довелось примерно четверть века собирать и обобщать подобные сведения (сошлюсь на свою книгу «Природа и цивилизация». М., 1988). Не утомляя читателя ссылками, цитатами и разрозненными фактами, постараюсь ограничиться некоторыми замечаниями.
      Для «завоевания», освоения крупных долин племена должны были обрести достаточно развитую культуру, сознавать себя единой и могучей общностью, быть достаточно многочисленными. Не менее важны и экологические предпосылки. Пока неолитические племена, овладевшие земледелием и скотоводством, продолжающие заниматься охотой и собирательством, благоденствуют на своих исконных территориях, о каких-то великих переселениях речи быть не может. Должна возникнуть необходимость покинуть родные места.
      Ученые, а тем более неученые издавна спорят о причинах, вызывающих миграции племен и народов. Часто полагают, что виной всему климатические перемены. Делались (и делаются) попытки выделять по эпохам массовых миграций племен и народов климатические ритмы и даже связывать эти ритмы с колебаниями солнечной активности. В одних случаях говорят о чередовании теплых и холодных периодов, в других – сухих и влажных.
      Не вдаваясь в детали и споры, согласимся, что хотя и бывали в истории эпохи великих перемещений народов, но при освоении крупных речных долин и формировании первых классовых государств никакой синхронности не было, да и ритмичности этих процессов не наблюдается. Данные палеографии показывают, что после окончания ледниковой эпохи какие-либо значительные всепланетные климатические колебания не происходили; если и отмечаются некоторые периоды относительного похолодания или потепления (спорные), то для предгорных районов они не могли иметь существенного значения.
      Предполагается, что племена-переселенцы изгонялись с родных земель воинственными пришельцами. Но ведь в нашем случае, в неолитическое время, при колонизации крупных речных долин именно наиболее могучие и развитые в культурном отношении племена являлись завоевателями, покидая места своих прежних поселений. Так что гипотеза насильственного вытеснения тут не подходит.
      Остается предположить, что привычный хозяйственный уклад процветающих неолитических племен был подорван прежде всего ухудшением окружающей природной среды, вызванным самой хозяйственной деятельностью (истребление лесов, деградация почв, эрозия земель, истребление диких животных). Сказывался и переход от каменного века к веку металлов – меди, бронзы, золота, железа. Это переходное время называется энеолитическим (энеус – медь, литос – камень).
      Так уже получилось, что освоение крупных речных долин племенами земледельцев и скотоводов, создание здесь первых крупных государственных систем было сопряжено с целым рядом социальных, культурных, природных явлений. И не случайно, конечно, в соседстве с этими долинами расширялись опустыненные заброшенные земли, а то и великие пустыни…
      Теперь пора вернуться на Русскую равнину. Могло ли здесь, вопреки обычной исторической закономерности, происходить попятное движение племени россов (руссов) от низовьев долины Днепра к ее верховьям?
      Так могло быть только в том случае, если бы племена древних земледельцев так называемой трипольской энеолитической культуры были прямыми предками россов. Но такое не допускают вроде бы все существующие научные сведения о трипольцах, славянах и россах. Так что Южная Русь, приуроченная к району реки Рось в Приднепровье, по праву может считаться первоначальным центром российской государственности, очагом зарождения и расцвета великой русской культуры, с этого рубежа начавшей свое распространение преимущественно на север и северо-восток. Однако нет, в сущности, никаких ни общих, ни частных оснований полагать, будто здесь же находилась изначальная земля, на которой сформировалось и окрепло, обрело силу и получило импульс к последующему расцвету загадочное племя россов.

      Надо оговориться: перед нами проблема настолько сложная, запутанная, неоднозначная, что было бы наивно рассчитывать на ее окончательное решение. Тут не совсем ясна уже сама постановка вопроса: с чего начинается племя? Как можно четко определить место и дату его появления?
      Проще всего найти ответы на эти вопросы, если данное общество долгое время находилось в изоляции. Так было, например, с аборигенами Австралии, Тасмании, Гренландии, с первым населением Северной и Южной Америки. Но даже в этих случаях ситуация оказывается неоднозначной. До сих пор продолжаются споры ученых о датах освоения человеком разных материков (или островов) и о людях, первыми вторгшихся на новые земли. Последующая изоляция позволила некоторым из этих племен сохранить «первобытные» черты в облике, обычаях, материальной культуре. И все-таки далеко не всегда ясно, каким образом развивались общественные системы: прогрессивно, регрессивно, периодическими волнами подъема и упадка? Или они сохраняли стабильность, как бы застыв на определенном уровне?
      В истории человечества реализовывались, по-видимому, все эти варианты в зависимости от конкретных исторических и природных условий, изменчивости экологической среды.
      Люди изобретают технические средства для охоты, строительства, выделки одежды, приручения животных, обработки почвы, орошения, рыбной ловли. И каждое новое изобретение позволяет активнее использовать природные ресурсы, одновременно содействуя их истощению.
      Например, охотники позднего каменного века с помощью копий, булав, загонов, ловчих ям, благодаря взаимопомощи, а также силе, ловкости и смелости успешно охотились на крупнейших наземных млекопитающих: мамонтов, шерстистых носорогов, бизонов, зубров, лошадей, оленей, лосей и т. д. Постепенно снижалось поголовье этих животных. Пришлось добывать более мелкую дичь, в частности птиц. Изобретение лука позволило преуспеть и в этом деле. Общее, оскудение охотничьих ресурсов заставило – при увеличении населения – уделять больше внимания собирательству, а в конце концов изобретать земледелие и скотоводство, перейти к производящему хозяйству.
      Надо еще учесть периодические колебания климатических условий, естественные изменения ресурсов фауны и флоры, эпидемии, преобразования ландшафтов в результате использования огня (а этот фактор очень существенный). Вот и получается, что даже изолированные племена могут поначалу благоденствовать, затем переживать кризис и находиться в упадке (недостаток пищи вызывает болезни, повышенную смертность, распри). Преодоление кризиса благодаря изобретению новых орудий труда или приемов позволяет быстро улучшить свое положение, испытать подъем хозяйства, культуры – до нового экологического кризиса…
      Такова схема. Она не очень проста даже для изолированных племен. Но в подавляющем большинстве случаев племена постоянно или периодически взаимодействуют между собой, перемещаются на новые территории, порой расширяя ареал обитания, а иногда вытесняясь более сильными конкурентами в резервации. Нередко могучие процветающие племена распадаются и сходят на нет, а какая-то мелкая, безвестная группа становится центром объединения нескольких племен, превращаясь в грозную силу для окружающих общественных систем.
      В последнем случае можно заранее предполагать, что синтез культур и племен должен быть плодотворным. Как утверждают генетики, близкородственное скрещивание ведет к вырождению, накоплению преимущественно физических и психических дефектов. В этом смысле понятие «расовая чистота» вызывает немалые сомнения, тем более что существует одно очень важное и ценное качество каждой культуры, каждого сообщества: разнообразие. Скажем, чем более разнообразны орудия труда, тем лучше выполнять отдельные операции. Конечно, хороший мастер с помощью одного лишь топора способен сделать немало разнообразных изделий: от ложки до избы. И все-таки если у него есть сверло, рубанок, молот, долото, пила и другие приспособления, возможности и производительность труда значительно возрастают.
      Или, предположим, в одном племени преобладают люди крупные, сильные, но не очень ловкие и выносливые; в другом – наоборот; в третьем – и тех, и других примерно поровну. Понятно, что в одних ситуациях преимущества будут на стороне «великанов» (при охоте на крупных животных, например). В других ситуациях выгадают «лилипуты» (лазание по деревьям, жизнь в дремучих лесах, охота на мелкого зверя). Но у смешанной группы положение в целом будет предпочтительнее. В ней всегда найдут применение своим возможностям люди, обладающие теми или иными способностями, талантами, наследственными особенностями. То же относится и к объединению племен, имеющих разные культурные традиции.
      Разнообразие личностей, составляющих сообщество, определяет разнообразие идей, способностей, свойств, талантов, возможностей. Разнообразие племен, входящих в объединение, определяет возможности наиболее рационального комплексного хозяйствования и духовного развития личности.
      Таким образом, при объединении, содружестве разных племен, при взаимном обогащении культур должны, по-видимому, создаваться наиболее благоприятные условия для технического, социального прогресса, для появления новых форм общественных отношений и процветания населения в данном регионе. Иначе говоря, процветание того или иного племени обычно определяется благоприятной природ– ной обстановкой, уровнем технического развития и разнообразием форм ведения хозяйства, контактами с окружающими племенами. Если же данное общество долгое время пребывает в изоляции, то оно в лучшем случае сохранит достигнутый культурный уровень, а в худшем – понизит его.
      Вот и получается, что наиболее трудно восстановить происхождение самых славных, процветавших племен, расширявших сферу своего влияния. У них попросту может отсутствовать изначальное единое ядро, некий исходный этнос, особенности и традиции которого будут сохраняться долгие века. Постоянные межплеменные контакты, синтез культур, генетическое смешение различных человеческих популяций, обострение биологического и социального отбора в исключительно мобильной и разнообразной среде – все это, безусловно, чрезвычайно усложняет поиски «первоплемени» или «первокультуры». Тем более что до сих пор ученые не выяснили, как влияет природная среда (климат, ландшафт, химический состав воды, биохимические особенности растений и животных, радиационный фон) на формирование человеческих рас, племен, популяций.
      Особенно трудно разобраться с происхождением названий подобных «комплексных» племен и племенных союзов. Во-первых, сами себя они могли именовать совсем не так, как соседи. Во-вторых, закрепиться в памяти поколений мог один вариант названия по каким-либо случайным причинам. В-третьих, невозможно догадаться, что при этом сыграло определяющую роль: признаки антропологические,' географические, языковые, религиозные, хозяйственные?
      Например, Нестор, в «Повести временных лет» отмечает, что славяне, обитавшие по среднему течению Днепра, прозывались поляне, а в верховьях – древляне (по ландшафтным признакам: поле, лес); по реке Полоти – половчане, в районе Ильмень-озера «своим именем» – словене. Средневековый историк VI в. Иордан подчеркивал, что названия венедов (славянских племен) меняются в зависимости не только от племенных особенностей, но и от местностей. А географ Баварский примерно за два столетия до Нестора-летописца (около середины IX в.) привел множество названий славянских племен – значительно больше, чем в «Повести временных лет». Возможно, • действительно со временем происходило объединение мелких племен, и общее их число уменьшилось. Но, может быть, географ Баварский, собирая сведения о славянах из разных источников, привел несколько разных названий одних и тех же племен, родов. Не исключено, что наряду с крупными племенными союзами он перечислил мелкие роды, на которые Нестор не обратил внимания.
      Или такое замечание Нестора: поляне «ныне зовомые Русь». Выходит, это имя они получили поздно. Откуда оно пришло к ним? Почему привилось? Что заставило полян, по словам летописца мужей мудрых и смышленых, отказаться от собственного имени? Или они не отказывались от него, а по-новому стали звать их другие? Чем объяснить такую перемену? Слиянием двух разных племен или подчинением одного другому?
      Вопросов возникает много, а ответов можно предложить еще больше.
      О западных соседях полян и древлян – дулебах – сказано: они «живяку по Бугу», потому стали именоваться «бужане», а «послеже волыняне». Как объяснить такое тройное имя? По мнению известного историка В. В. Мавродна: «Дулебы – древнее название славянского населения края, название еще племенное. Бужане – новое наименование того же славянского населения, обусловленное территорией, им занимаемой, по реке Бугу. А волыняне – наименование политическое, происходящее от города Волыня…»
      Однако даже принимая такое объяснение, приходится задумываться над новыми вопросами: откуда взялись названия «дулебы», «Буг», «Волынь»? Почему их приняло данное племя? Или его называли соседи по-разному?
      В довершение ко всем предыдущим загадкам, проблемам, противоречиям следует добавить следующее. Нередко бывает так, что племя, скажем, славянское, балтское или тюркское заимствует у соседей некоторые приемы хозяйничания, верования и обычаи, а отчасти и язык. В таком случае именоваться оно может по-старому, в материальной культуре перейти на новый уровень, а в духовной – совершенно преобразиться. То есть, сохраняясь в биологическом отношении, оно приобретет некоторые совершенно новые черты в плане социальном, 'техническом, религиозном, экологическом. Так, после крещения Руси здесь появились новые типы храмов, захоронений, памятников искусств, социальные прослойки, формы письменности, ремесла… А язык и племенные биологические особенности вряд ли существенно изменились. Люди эти по-прежнему могут считать себя полянами или руссами, однако во многом они теперь коренным образом отличаются от своих не очень отдаленных предков по характеру духовной и материальной культуры.
      …После всех этих оговорок остается только спросить: а имеют ли какой-то смысл попытки искать истоки племен, тем более европейских, таких, как руссов (россов)? Уж слишком активно взаимодействовали в Европе многочисленные племена и народы, нередко находившиеся на разных уровнях общественного развития. Как тут рассчитывать на окончательный бесспорный ответ?
      Да, рассчитывать на это было бы наивно. Но ведь в науке почти всегда так: поиски ответа рождают новые вопросы. Увеличивается запас знаний, фактов, идей, а одновременно – расширяются пределы незнания. В том и состоит замечательная особенность познания, подмеченная еще полтора века назад великим российским ученым Карлом Бэром: «Наука вечна в своем источнике, не ограничена в своей деятельности ни временем, ни пространством, неизмерима по своему объему, бесконечна по своей задаче, недостижима по своей цели».

      Привычно выражение «памятники материальной культуры». Их изучают прежде всего археологи. Это напоминает исследования палеонтологами окаменелостей, ископаемых остатков. По материальным зримым весомым свидетельствам прошлого можно восстанавливать облик и экологию животных, образ жизни, культуру, степень технического развития общества.
      Для человека особое значение имеют духовные памятники. К ним относится прежде всего разговорный язык. Казалось бы, это средство общения совершенно эфемерное. Слова в разговоре, песне исчезают без следа: сотрясения воздуха, звуковые волны – только и всего. И вот они-то могут оказаться долговечнее каменных строений!
      А дело все в том, что слова выражают мысли, чувства, образы, которые возникают и сохраняются в сознании людей, передаваясь не только в пространстве – от человека к человеку, но и во времени – из поколения в поколение.
      Память поколений удивительно долговечна. И хотя язык, подобно всему на свете, подвержен изменениям, ученые научились их не только учитывать, но и по ним узнавать некоторые важные сведения о прошлом племен и народов, их прежних контактах, миграциях, об' окружавшей их природной среде. Язык позволяет выяснить, когда и где то или иное племя обособилось или сформировалось.
      Делается это примерно так.
      Сначала определяется степень родства языков – по сходным словам, грамматическим формам, особенностям произношения. Напри мер, у нас речь идет о славянских языках. Они относятся к индоевропейской группе (языковой семье), в которую входят языки индийские, иранские, германские, италийские, балтские, албанский, армянский, а из умерших-латинский, фракийские, хеттский (Малая Азия), тохарские (Западный Китай) и др.
      Вряд ли все они были ветвями одного ствола, происходили из единого общего корня. В таких издавна населенных регионах, как западная и юго-западная Азия, Ближний Восток, Северо-Восточная Африка, Центральная, Западная и Южная Европа, любые племена и культуры находились во взаимодействии. Поэтому для каждого языка индоевропейской семьи характерны и некоторые «личные» особенности. Тем не менее все они составляют некую общность.
      К какому времени и какой территории она относится? Об этом языковеды судят примерно так. Известны некоторые общие слова для всей этой группы. Скажем, береза: литовское berzas, германское birke, древнеиндийское bhuria. To же относится к понятию «зима»; литовское zieme, латинское hiems, древнеиндийское «снег» – hima. Следовательно, некогда эти народы объединялись одной культурой, имели единый язык (вернее, его разновидности) и обитали в средней полосе Европы. Когда это было?
      В позднем каменном веке! Тогда в ходу были каменные орудия труда, кремневые топоры и ножи. Славянские слова «камень», «кремень», «нож» соответствуют германским hammer (молот) и skrama (топор), литовскому akmio (камень), древнепрусским nagis (кремень).
      Приводя эти примеры, В. В. Мавродин делает вывод: «Индоевропейские языки (или индоевропейский праязык) существовали уже в те времена, когда орудия труда изготовлялись еще из камня, т. е. во времена неолита. Никаких достоверных общеиндоевропейских названий металлов не существует… что указывает на относительно позднее их появление… Следовательно, индоевропейская общность перед своим распадом не вышла за пределы неолита и вся ее история приходится на век „камня“. На то же указывают сходные слова, относящиеся к охоте (названия многих животных; такие понятия, как мясо, кровь, жила, кость, шкура, а также связанные с добыванием и обработкой меда).
      А когда в Европе закончился каменный век, пора охоты и собирательства? Археологи установили: примерно 5 тысячелетий назад. Учтем, что около 11 тысячелетий назад северная половина Европы освободилась от ледникового покрова и на обширных территориях группы охотников кочевали вслед за стадами мамонтов, северных оленей, диких лошадей и других крупных млекопитающих.
      Можно предполагать, что тогда-то и началось формирование единой индоевропейской и столь же крупной финно-угорской культур. Периодические кочевья, перемещения племен должны были способствовать языковой общности. Затем отдельные группы, роды, племена стали переходить к оседлому образу жизни, заниматься земледелием и скотоводством, добычей и выплавкой металлов, ремеслами, строительством. Обживая определенные территории, они обособлялись, обретали самобытность, развивали свою более или менее самостоятельную культуру, прежде всего духовную, отражающую мир природы, материальных ценностей, быта и ритуалов, а также отношения между людьми, переживания, верования, знания, представления о прекрасном…
      Между прочим, одно из древнейших слов индоевропейской группы означает «знание», «познание» – «веды» (ведуны, ведьмы – от того же корня), а также «речь» (слово). Значит, с давних пор у этих народов знания, духовная культура выделялись особо и, по-видимому, почитались, как высокие ценности.
      Итак, по данным лингвистики имеется возможность восстанавливать, в частности, время обособления тех или иных языков, культур и – в меньшей степени – племен и народов. Американские ученые Г. Трегер и X. Смит, например, обосновали такую схему формирования некоторых индоевропейских языков. Примерно 5,5 тысячелетия назад индо-хеттское единство распалось на две ветви: индоевропейскую и анталийскую; затем обособились армяне, примерно 4,3 тысячелетия назад – индоиранцы, а чуть позже – греки. Примерно 3-3,5 тысячелетия назад северные европейцы разделились на две крупные группы: германцев и балто-славян, а еще через полтысячелетия обособились балтские и славянские языки, а значит, и культуры, племена.
      Многие крупные слависты – М. Фасмер, Т.-Лер-Сплавинский, Ф. П. Филин – пришли к мнению, что праславянский язык сформировался в середине первого тысячелетия до нашей эры. А вот высказывание другого крупного знатока древних славян В. В. Седова: «На основе рассмотренных языковых данных можно сделать вывод общего порядка. Отдаленные предки славян, т. е. древнеевропейские племена, ставшие позднее славянами, во II тысячелетии до н. э. жили в Центральной Европе и находились в контакте прежде всего с протогерманцами и протоиталиками. Скорее всего они занимали восточное положение среди европейской группы индоевропейцев. В таком случае им принадлежала какая-то область, входящая в регион, обнимающий бассейн Вислы».
      Таким образом, в поисках племени руссов (россов) можно и нужно учитывать памятники духовной культуры.
      При этом следует учитывать некоторые противоречивые данные. С одной стороны, многое указывает на тесные связи в древнейшие времена праславян и прабалтов. Однако не менее существенны сведения о контактах славянских и иранских (скифо-сарматских) племен. На это указывают некоторые общие (или «родственные») божества, мифологические образы, сюжеты.
      «Количество иранских параллелей в языке, культуре и религии славян настолько значительно,– считает В. В. Седов,– что в научной литературе поставлен вопрос о славянско-иранском симбиозе, имевшем место в истории славянства. Очевидно, что историческое явление затронуло лишь часть славянского мира и часть иранских племен. В этот период, нужно допустить, славяне и иранцы жили на одной территории, смешивались между собой, и в результате ирано-язычное население оказалось ассимилированным».
      Высказано предположение, что не только название племен хорват и север, но и русь имеют иранское происхождение; Действительно, есть древнеиранское слово aurusa (белый). Вдобавок известный историк и славист Б. А. Рыбаков доказывает происхождение названия «росс» от имени реки Рось – правого притока Днепра южнее Киева. В этом районе издавна, еще до нашей эры, господствовали ираноязычные племена. Кроме того, одно из них (или связанное с ними) именовалось «росомоны», что ученый переводит как «люди росы». А один сирийский автор VI в. писал о народе «рос», живущем, где-то севернее земли амазонок, которые, судя по легендам, находились в Приазовских степях.
      Спору нет, среднее течение Днепра с древнейших времен (4-5 тысячелетий назад) было крупным культурным центром. Здесь впервые для Восточной Европы были освоены земледелие и скотоводство, началась эпоха металла. А «на рубеже V-VI вв. н. э.,– пишет Б. А. Рыбаков,– основывается крепость Киев, ставшая как бы штабом начавшегося великого расселения славян и завоевания Балканского полуострова. Вокруг Киева складывается особая археологическая культура…»
      Но тут возникают серьезные сомнения. Почему в этом регионе очень древней культуры местное население получает новое имя «россы» («руссы») и создает новую культуру? Почему летописец Нестор среди «коренных» славянских племен для этого района назвал полян, да еще уточнил, что их со временем стали звать руссами? Почему лингвисты отмечают эпоху не славяно-иранского (славяно-скифского) единства, а славяно-балтского? Почему племя пруссов, судя по всему, обитавшее в соседстве с руссами, вдруг оказывается в отдалении от них? Если племя с давних пор обитало в Среднем Поднепровье и дало имя великому государству средневековья, то почему о нем ничего не было слышно до этого времени?
      А чем объяснить двойное название племени: россы и руссы? Предположим, от росомонов и Роси можно вывести россов. Ну а руссы и Русь – откуда? Если из-за простой замены одной буквы на другую, то почему не возобладал один вариант, но веками продолжали существовать оба, словно в этом был какой-то смысл?
      Можно предположить, что в середине I тысячелетия н. э., когда славяне заселяли Среднее Поднепровье, некоторые местные ираноязычные племена переняли новую культуру и образовали вместе с пришельцами новую общность, получившую название россы (руссы) от имени росомоны. Если учесть вдобавок, что украинцы (малороссы) по внешнему облику и особенностям говора тяготеют к иранскому типу, то тогда…
      Вот тогда-то и появляются новые сомнения. По всем данным разделение восточных славян произошло сравнительно поздно, в конце средних веков. А откуда пришли россы? И почему это странное племя постоянно тяготело к более северным краям, доходя до Балтийского побережья, политически связав себя с варягами, Рюриковичами? Почему в языке восточных славян преобладают именно балтские, а не иранские связи?
      Спору нет, на все (или почти на все) возникающие вопросы можно подобрать более или менее основательные ответы. Но такая операция слишком напоминает подгонку под заранее известный ответ. От очень слабой зацепки (имя племени росомонов, сведения о славяно-иранских контактах) строится концепция, требующая постоянных подтверждений. А в науке ценятся гипотезы, позволяющие открывать новые факты, идеи, теории, которые подтверждаются независимыми, подчас неожиданными сведениями.
      С этой точки зрения более привлекательной, пожалуй, выглядит другая гипотеза. Она связывает племя россов (руссов) с балтами или, во всяком случае, с прабалтами, которые в древности, до нашей эры, немногим отличались от праславян, составляя с ними единую языковую группу.

      Особенности культуры славянских племен вряд ли содействовали их объединению с роксоланами (кочевниками), образованию племенного союза россов (руссов). Само понятие «русская земля» предполагает оседлость населения, привычку к определенной местности. Она была характерна для славян, но не для кочевых скифов. Да и «Повесть временных лет» совершенно определенно сближает славян с варягами. О походе Олега на Киев там сказано: «И беша у него варяги и словени и прочи прозвашася Русью». Есть и более ранние летописные свидетельства, подтверждающие то же: «И от тех варяг прозвася Русская земля, новугородцы».
      Правда, если обратиться к летописи германского историка Иордана, то в перечне племен, в частности прибалтийских и славянских, отсутствуют русские. Упоминаются: чудь (тиуды, в транскрипции Иордана), весь (васинабронки), меря (меренс), мордва (морденс), колхи (колды)… А где прусы, корсь, русь? Непонятно. Хотя примерно в том регионе, где могли бы они находиться по этой версии, обитают гольтескифы.
      Согласно расшифровке Б. А. Рыбакова в имени этом звучит название одного из прусских племен – галиндов, голяди и подчеркнута их близость к скифам: «Близость балтских племен пруссов к праславянам и обусловила дополнительное пояснение. Балтийские галинды могли быть названы „гольтескифами“ еще и потому, что они очень далеко распространялись на восток, перемешиваясь со славянами… Упоминание гольтескифов рядом с чудью-эстонцами говорит о том, что исходным пунктом было Балтийское побережье в районе устья Немана».
      От устья Немана прямой и недальний путь к его среднему течению, где находится его левый приток – река Россь. А в долине Росси обнаружены многочисленные следы жизни и деятельности людей позднего каменного и бронзового веков. Представителей этих племен по месту обитания (долина Росси) можно именовать россами. Хотя, безусловно, невозможно выяснить, как называли они себя сами и как называли их соседние племена? Ясно только, что соседствовали с ними пруссы. Так что по созвучию с ними обитатели долины Росси могли зваться руссами.
      О названии Рось в «Этимологическом словаре русского языка» М. Фасмера сказано, между прочим: «Этот этноним происходит от др(евне)ир(анского) aurusa – „белый“, осет(инского) vors – то же». Но совершенно непонятно, почему правый приток Днепра был назван «белым»?
      Обратим внимание на дополнение к толкованию слова «Русь», сделанное О. Н. Трубачевым: польский ученый К. Мошинский пред ложил объяснять «русь», исходя из слов «руда», «ржа», что подтверждают гидронимы района неманской Росси – Руда, Рудка, Ржавец.
      Правда, и тут остаются вопросы: почему все-таки появилось два имени – Рось и Русь? При чем тут древнеиранская «ауруша» (если она в данном случае вообще имеет смысл)? Почему «рудый», «ржавый», связаны с притоком Немана, на берегах которого как будто не было древнего центра добычи или переработки железных руд?
      Самое интересное, что на подобные вопросы, включая даже противоречивое соединение древнеиранского слова «белый» и древне-славянского «рудый», имеется возможность ответить именно по материалам, относящимся к эпохе балто-славянского единства и к территории бассейна неманской Росси.
      Но об этом чуть позже. А пока продолжим анализ происхождения имени Русь с помощью словаря М. Фасмера. По этому объяснению речь идет о названии норманов, что подтверждает финское наименование Швеции (эстонское тоже). «В древнерусских договорах 911 и 944 гг. (Пов. врем. лет) почти все „от рода русьска послы“ имеют сканд. имена». Вдобавок «форма Русь аналогична образованию Чудь, Пермь и др. Отсюда заим (ствовано) рум(ынское) rus „русский“, тат(арское) urus, казах (ское) orus…».
      М. Фасмер склонен выводить слово «Русь» от древнескандинавского «родсмен», означающего «гребец, мореход». Однако с этим трудно согласиться. Общность людей с таким названием обитала бы на морском побережье, и следы его сохранились бы в Прибалтике, Скандинавии, Исландии. Раз этого нет, приходится подумать о других смысловых корнях.
      Вспомним славянские слова «рутка» (колодец), «рушить», «крушить», а также «круш» (шахта по-чешски); шведское rusa (вырывать), литовское rusus (деятельный), rausis (пещера), rusas (погреб)… Не они ли явились исходными понятиями, характеризовавшими руссов людьми не моря, но суши, земли?
      У этой версии есть свои привлекательные качества. Она географически отдаляет руссов (россов) от приморских племен, приближая к территориям, считающимся прародиной славян. Получает естественное объяснение тот факт, что об этом племени долгое время не было сведений. Ведь оно формировалось и пришло к расцвету в районе, находящемся на контакте таких крупных этнических групп, как древние балты, финны, славяне и даже индоиранцы (скифы). Для исследователей памятников материальной культуры верховья бассейна Немана и Припяти также остаются на окраине сразу нескольких археологических комплексов, относимых к прабалтам и праславянам.
      Можно предположить, что племена, населявшие еще до нашей эры бассейн неманской Росси, долгое время находились в относительном обособлении, обживая свои исконные земли и поддерживая торговые связи с соседями. Не предпринимая военных действий, не ведя завоеваний и не подвергаясь нападениям, они оставались вне внимания историков, летописцев, издавна повествовавших о деяниях царей, князей, вождей, прославленных именно завоеваниями. Наиболее подробно описывалась история самых воинственных племен и народов, наводивших страх на цивилизованные страны. Не случайно и о представителях племени руссов (россов) впервые упоминали хронисты в связи с военной опасностью, исходившей от них.
      Конечно, все это не исключает версию о скифско-иранских (росомонских) корнях или тем более контактах россов (руссов). Но все-таки гипотеза их прибалтийско-полесской родины выглядит, по-видимому, более обоснованной.

      В начале нашей эры, как свидетельствуют древнеримские сочинения, на побережье Балтийского моря вышли грозные и многолюдные племена венедов. Они потеснили, завоевали или ассимилировали местное население, быстро освоили морское судоходство. Как они сами называли себя, сказать трудно; имя венедов они получили от других народов.
      По-видимому, вторжение венедов стало предпосылкой появления Северной Руси. Но и на этот раз, как и для долины Днепра, исходные рубежи венедского вторжения находились то ли в предгорьях Карпат, то ли на расположенных севернее холмисто-болотистых равнинах.
      Так, в наших поисках прародины Руси постепенно сужаются границы пространства и времени. Хронологически – второе и первое тысячелетия до нашей эры, пространственно – Центральная Европа.
      Если исходить из того, что русский язык изначально был славянским (в этом вроде бы нет сомнений), то надо согласиться с выводом языковедов: прародина руссов (или, если говорить точнее, тех людей, которые создали русскую культуру и первоначальный русский язык)
      находилась вдали от степей, морей и гор, в местности болотистой, лесной.
      Венеды расселились от Карпатских гор до Балтийского моря. В «Естественной истории» Плиния Старшего (I в. до н. э.) говорится, что венеды обитали «вплоть до реки Вистулы» (Вислы). По данным топономики, как утверждает В. В. Мавродин, «славяне в глубокой древности не жили западнее современной линии Калининград-Одесса, являющейся восточной границей распространения бука».
      Итак, у нас оконтуривается территория, расположенная к востоку от Вислы, северо-восточнее Карпат, западнее Днепра, южнее и юго-восточнее побережья Балтики и прилегающих низменностей. Короче говоря, это должны быть, пожалуй, районы, тяготеющие к долине Днепра с запада (северо-запада, юго-запада).
      Вроде бы теперь более четко выяснились координаты изначальной Руси в пространстве и времени. Но тут-то и обнаруживается, что для того региона в ту эпоху научные данные не предоставляют ничего более или менее определенного. Мы оказались где-то в пределах выделяемой рядом современных ученых прародины славян и на юго-западной окраине распространения древних балтов. Но причем тут руссы (россы)?
      Возможно, есть основания говорить о «прарусской» культуре. Но была ли она чисто славянской, а соответствующие племена славянскими? Трудно сказать. Вроде бы ясно, что они не были ни финскими, ни ирано-тюркскими, занимались подсечным земледелием и имели связи с древними германцами и балтами, с «варягами». Об этом свидетельствует анализ языка, памятника духовной культуры.

      …Недавно минул юбилейный Ломоносовский под. Вспышка интереса к творчеству и личности великого русского ученого, мыслителя, поэта определила появления немалого количества публикаций, посвященных его достижениям. Довелось опубликовать несколько статей и мне. Хотелось показать Михаила Васильевича не как гениального одиночку, «выходца из народа», возникшего, как гора на ровном месте, силою каких-то таинственных глубинных явлений, игрою случая, счастливого соединения неких врожденных генетических качеств. Тем более известно, что высокие горы на равнинах не возникают, а приурочены к великим горным странам, что по наследству передаются не столько таланты, сколько дефекты, что золотые самородки встречаются в золотоносных россыпях.
      Так пришлось переходить от Ломоносова к русской культуре, русскому народу. А заодно и поинтересоваться: как понимал он истоки родной культуры и родного народа?
      Трудно без предубеждения просматривать соответствующие труды Ломоносова. Кто не знает о яростных его схватках со сторонниками «норманской теории», унижавшими русское национальное достоинство и возвышавшими воинскую доблесть и государственную мудрость германских народов, «варягов». Ну а подобные идеологические дискуссии, затрагивающие личные и национальные интересы, насколько мне известно, лишь отдаляют спорящих от истины.
      Но вдруг выяснилось, что, несмотря на долгие и сложные пути исторической науки от времени Ломоносова до современности, несмотря на огромные достижения за последнее столетие археологов, лингвистов, этнографов, культурологов, несмотря на все это, ломоносовские идеи не утратили своей привлекательности и убедительности. Почему? Причина, пожалуй, проста: он жаждал правды и умел быть правдивым. Стремился не к торжеству своих идей, а к выяснению и утверждению истины. Таким он был как естествоиспытатель, добившись совершенно замечательных успехов в науках о Земле. Таким он оставался и как историк.
      Конечно, за истекшие два столетия некоторые его положения устарели или выглядят сомнительными. Но центральное ядро его концепции выглядит достаточно правдоподобным. Итак, предоставим слово Ломоносову.
      «…Варяги и Рурик с родом своим, пришедшие в Новгород, были колена славенского, говорили языком славенским, происходили из древних… россов и были отнюдь не из Скандинавии, но жили на восточно-южных берегах Варяжского моря, между реками Вислою и Двиною… Имени Русь в Скандинавии и на северных берегах Варяжского моря нигде не слыхано… В наших летописцах упоминается, что Рурик с родом своим пришел из Немец, а инде пишется, что из Пруссии».
      Ломоносов ограничивается проблемой родины Рюрика (Рурика). Однако известно, еще раньше, до Рюрика, появилось именование «Русская земля». Так что у Ломоносова соединены два пласта времени: историческое (отраженное в хрониках, летописях) и доисторическое. Но продолжим цитирование.
      «Между реками Вислою и Двиною впадает в Варяжское море от восточно-южной стороны река, которая вверху, около города Гродна, называется Немень, а к устью своему слывет Руса. Здесь явствует, что варяги-русь жили в восточно-южном берегу Варяжского моря, при реке Русе… А понеже Пруссия была с варягами-русью в соседстве к западу… И само звание пруссы (Borussi), или поруссы,показывает, что пруссы жили по руссах или подле руссов. Древние пруссы имели у себя идола, называемого Перкуном, которому они неугасимый огонь в жертву приносили. Сей Перкун именем и жертвою тот же есть, что Перун у наших руссов».
      Вот еще некоторые доводы Ломоносова: «Литва, Жмудь и Подлянхия исстари звались Русью… Острова Ругена жители назывались рунами. Курский залив слыл в старину Русна… Древних варягов-россов область простиралась до восточных пределов нынешния Белыя России, и может быть, и того далее, до Старой Русы».
      Не все доводы Ломоносова убедительны. Однако у его концепции есть цельность и некоторые его положения правдоподобны. Надо только отчленить сведения, которые относятся к временам более древним, чем варяжские и венедские.
      Надо еще, объективности ради, упомянуть о взглядах М. В. Ломоносова на происхождение россов от племени роксоланов. Ведь это имя могло произноситься чуть иначе: россолане, что похоже на россияне. К тому же слово «роксоланы» могло быть составлено из двух: «россы» и «аланы».
      «А как слово „росс“ переменилось на „русс“ или „русь“, то всяк ясно видит, кто знает, что поляки „о“ в выговоре произносят нередко как „у“, например, бог, буг; мой, муй; король, круль… Сие имя иностранные писатели девятого века и позже, услышав от поляков, стали россов называть руссами. И сами россы называли себя тем именем долгое время оттого, что столица была сперва в полянех, славенском народе, то есть в Киеве, и великие князи российские нередко польских принцесс в супружестве имели».
      От киевских земель роксоланы, по этой гипотезе, распространялись далеко на север, охватывая пространство от Черного моря до Варяжского (Балтийского) и до Ильмень-озера. «Варягами назывались народы,– писал Ломоносов,– живущие по берегам Варяжского моря; итак, россы или русь только при устьях реки Немени или Руссы имели имя варягов, а простираясь далее к востоку и югу, назывались просто руссы или россы… Белая и Черемная Русь, которые лежат в Польше, а отчасти в России, имеют имя свое, конечно, не от чухонцев… но ясно доказывают, что варяги-русь были те же с живущими далее к югу и им смежным белороссийцами, где ныне Новогородск, воеводства Минское, Мстиславское, Вытепск и Полоцк, а от Полоцка простирались и до Старой Русы».
      Вновь придется повторить, что замена «о» на «у» в словах «россы», «Рось» не имеет убедительного объяснения. Если бы дело сводилось только к особенности произношения полян, то наблюдалось бы достаточно четкое разделение этих двух вариантов произношения у разных племен и народов. Однако известно, что двойное имя используют все восточные славяне, да и, пожалуй, не только они. Трудно поверить, что так произошло единственно с этими словами, тогда как на все другие слова такое правило не распространяется. Скажем, если украинцы с давних пор произносят «бы» по-своему, с горловым завершающим звуком, то русские столь же традиционно произносят звонкое «г» или глухое «х».
      Более привлекательна идея комплексного имени росс-аланы. Но в этом случае должны были прежде существовать два племени – россов и аланов. Второе, как свидетельствуют хроники, располагалось в зоне лесостепей и частично степей, а россам, судя по всему, остаются более северные лесные территории. Короче, существовали варяги-русь и аланы-скифы, однако и у тех и у других был язык славянский.
      В согласии с гипотезой Ломоносова, складывается такая картина. В середине первого тысячелетия нашей эры племенные союзы руссов и аланов объединились, через некоторое время руссы добились господства, и от их имени произошло название первого Русского государства.

      Поиски привели нас в Западную Белоруссию, в замечательные по красоте места. Крутые холмы Волковысской возвышенности вздымаются волна за волной – застывшая, но как бы текучая гармония плавных линий. В понижениях – озерца то с голубой, то с бирюзовой водой (возникли они по большей части на месте карьеров). Именно здесь среди холмов и болот протекает приток Немана Россь.
      Но как установить хронологическую координату? Чем объяснить существование названия «руссы», сопутствующего «россам»?
      Оказывается, ответы на эти вопросы можно найти именно на берегах белорусской Росси. Дело в том, что здесь 65 лет назад польскими археологами были обнаружены древние шахты. За последнюю четверть века советским специалистам удалось выяснить немало интересных сведений об этих шахтах и их создателях.
      Шахты относятся к концу неолита – началу железного века. В них добывались конкреции кремня, находящиеся в слоях писчего мела. Судя по нескольким радиоуглеродным анализам, большинство шахт имеет возраст 3,5-1,2 тысячелетия до н. э. Количество шахт исчисляется тысячами, так что хронологический диапазон можно расширить: примерно 4-1 тысячелетия до н. э.
      Росским шахтерам времен неолита посвящена, в частности, книга советского археолога Н. Н. Гуриной «Древнейшие кремнедобывающие шахты на территории СССР». По ее убедительно обоснованному мнению, продукция росских горняков – кремневые «полуфабрикаты» и каменные орудия – шла, как бы мы теперь сказали, на экспорт. Ею пользовалось население прилегающих районов, а также Балтийского побережья.
      Когда видишь в бортах современных карьеров по добыче мела следы древних шахт, то начинаешь понимать, насколько продуманно и толково они эксплуатировались. Горизонтальные выработки точно соответствуют участкам наибольшего скопления кремневых желваков. Сами же рудокопы засыпали отработанные выработки. Делалось это вряд ли из эстетических соображений, хотя вполне вероятно, что у древних горняков были поверья о необходимости залечивать раны земли, восстанавливать природную обстановку (культ матери-земли). Такой обычай был не только экологически верным, но и оправданным с позиций техники безопасности: шахты глубиной 3-5 метров расположены кучно, по десяткам и сотням на одном участке. В зияющие горные выработки легко было свалиться.
      Племена, обитавшие в этом регионе, не были узкоспециализированными. Они занимались охотой, земледелием, собирательством, скотоводством. Добывая и обрабатывая кремень, они вели торговый обмен этой продукцией со своими близкими и дальними соседями. Эти племена, таким образом, вели максимально комплексное для своего времени хозяйство. Поэтому культура их – материальная и духовная – уже по одной этой причине должна была быть достаточно высокой.
      Вполне вероятна ранняя специализация родов (племен), имевших разные культурные традиции. Скажем, одни группы предпочитали охоту, другие занимались скотоводством, земледелием. А были еще и специалисты рудного дела, добычи и обработки кремня. Таким образом, разнообразие природных условий определяло пестроту хозяйственных укладов, а следовательно, и стремление к взаимовыгодному сотрудничеству, созданию союзов родов и племен.
      Обитали эти люди в районах, где отдельные рощи чередуются с болотами и долинами небольших речек. Селились на «островах» – возвышенностях, поднятых над заболоченной низиной. Жители «Белой России» (назовем ее так хотя бы потому, что горные разработки на берегах Росси шли в ослепительно белых меловых толщах) привыкли жить в мире и торговых взаимосвязях с другими племенами. А в данном регионе контактировали сразу несколько древних культур: славянская, германская, балтская (летто-литовская), отчасти финно-угорская и тюркско-иранская.

      Итак, росские рудокопы.
      По обыкновению племенное название соответствовало имени реки. Но почему россы назывались еще и руссами? И соседи их были пруссами, а не проссами. В чем тут дело? И почему земля называлась русской?
      Сначала сошлюсь на сведения, приведенные известным польским ученым Хенриком Ловмяньским. В книге «Русь и норманны» он ссылается на средневековые немецкие хроники, где употребляется слово Ruzzi, Ruzzia, Pruzzi. Или, скажем, такой отрывок из хроники: «Область Пруссов, как говорят, простирается вплоть до места, которое называется Руссией, а область Руссов простирается вплоть до Кракова».
      Правда, после кропотливого анализа Ловмяньский приходит к выводу: «Проблема происхождения названия „Русь“ требует дальнейших исследований, в особенности лингвистических».
      Следуя этому совету, хотелось бы предложить такую гипотезу.
      В работе Ф. П. Филина «Образование языка восточных славян» прослеживаются лингвистические глубокие корни славянского языка. По мнению автора, индоевропейская общность приходится на конец неолита, после чего начался ее распад; протобалтийские и протославянские языки развивались в 4-3 тысячелетиях до н. э. Позже существовали тесные контакты между балтами и славянами. Он же приводит слово древнего верхненемецкого языка: «aruzzi», что означает «руда».
      Не тут ли разгадка происхождения слова «руссы»?
      Была земля, где добывалась руда,– Руссия. Были рудокопы – аруссы, или руссы. Кстати, одно из польских местечек, где известны древние шахты, называется Русиново!
      Удивительное сцепление счастливых совпадений: в наших разысканиях мы постепенно и обоснованно сужали координаты в пространстве и времени; фактически в центре зоны поисков оказались и река Россь, и древние шахты «аруссов».
      Припомним несколько слов, по звучанию и смыслу близких «арусси». Они относятся к роющим животным: свинья по-латински «поркус»; немецкое «рюссель» – хобот, рыло. По-прусски «ар» – пахать. Если сюда добавить «руда», то получится нечто похожее на «копать руды» – аррус. Вспоминается еще и распространенное в Карпатах слово «рупа» – яма, пещера… Впрочем, некоторые слова того же звучания и смысла нами уже приводились раньше.
      Специалисты могли бы более серьезно исследовать эту проблему. И если приведенные выше связи будут упрочены и прояснены, тогда, быть может, мы сможем наконец-то сказать, откуда пошла Русская земля.
      Правда, приходится учитывать, что сами по себе слова «арусс», «аруссы» в древних преданиях и хрониках не встречаются как название племен или родов. Исключение, пожалуй, только одно. В книге X. Ловмяньского «Русь и норманны» приведен такой отрывок из сочинения арабского историка IX в. ал-Якуби, повествующего о завоевании Севильи:
      «На запад от города, называемого ал-Газира (Альгезирас), город, называемый Исбилия (Севилья), на большой реке, которая есть река Кордовы. В тот город вошли в 229 г. (843-4 г.) поганые (ал-Маджус), называемые ар-Рус, захватили, грабили, жгли и убивали».
      Судя по всему, здесь идет речь о норманнской дружине. Кстати, среди дружинников Древней Руси тоже были варяги-руссы. В одной из летописей, например, сказано, что у киевского князя были «Варяги мужи Словене, и оттоле прозвашася Русью». Тут характерно, что речь идет о варягах-словенах, называемых «русью»; хотя не совсем ясно: то ли они прозвались так, будучи особым славянским племенем, близким к варягам, то ли приняли новое имя, поселившись в Киеве. '
      Наконец, надо упомянуть гипотезу о том, что русым называли норманнов южные скифы, иранские племена (вспомним древнеиранское слово, означающее «белый» – aurusa). Но тогда неясно, почему это же понятие использовали не менее белокурые новгородцы или германцы, для которых этот признак не имел никакого особого отличия? Или такой довод X. Ловмяньского: «Не представляется убедительной гипотеза, что слово „русь“ было именем нарицательным и обозначало светловолосых (русых) норманнов. Зачем бы тогда его восприняли темноволосые днепровские славяне?»
      Ну а что если «русый», «белый» некогда связывалось с рудокопами, крушившими меловые толщи в бассейне Росси? А потом, когда стали использовать железные руды, слово «рудый» стало означать «рыжий». Но эти предположения, конечно, не имеют солидного научного обоснования. Более существенно, что вскрываются любопытные соответствия между древними шахтами Росси, взаимодействием балтскославянских племен, материальными и духовными памятниками, позволяющими выяснить истоки таких понятий, как «Русская земля», «россы», «русские».

      Существуют некоторые стереотипы, которые затрудняют научный анализ древнейшей истории.
      Например, для простоты подчас предполагается, что определенное племя (род, народ) – своеобразную биосоциальную общность – следует четко связывать с соответствующей культурой. Скажем, у балтов – балтская, у славян – славянская, у кельтов – кельтская (вспоминается из Чехова: какое правительство в Турции? – Известно какое, турецкое!).
      Другое привычное мнение: будто зоны раздела между древними племенами и культурами проходили примерно так, как государственные границы – линейно.
      Однако эти два предположения (о народно-культурном единстве и линейности межплеменных границ) если и отвечают реальности, то, скорее, в виде исключений, а не правила. Тем более когда речь идет об открытых пространствах типа Русской равнины.
      Например, рудокопы Росси. Высокий уровень горного дела у них логично объяснить влиянием традиций, сложившихся в других районах, где разработки велись значительно раньше. Не об этом ли может свидетельствовать и заимствование из древнего верхненемецкого языка слова, относящегося к добыче руды?
      Древние славяне, достигнув бассейна Немана, могли перенимать отдельные элементы культуры и у прабалтов, и у прагерманцев. Вполне вероятно, что в антропологическом отношении племя (союз племен?) руссов было смешанным, балто-славянским, говорило на языке славян, а в культуре своей ассимилировало древнегерманские элементы.
      Это тем более вероятно, что по данным археологии, как пишет белорусский ученый В. Ф. Исаченко, в позднем неолите Белорусское Полесье переживало демографический взрыв, «когда количество поселений стало удваиваться каждые 200 лет, на что прежде уходили тысячелетия». Не тогда ли отдельные группы полещуков переселились на северо-запад?
      Мне довелось работать на Северном Полесье, где встречаются топонимы: Пруссы, Пруссики, Кривичи (деревни), Оресса (река). В те годы я не обращал внимания на подобные названия. Теперь возникает мысль: нет ли в их распределении каких-то закономерностей, помогающих понять отношения племен в этих местах? Вроде бы уживались они мирно: пруссы, белорусы, кривичи. Никаких четких линейных границ, подобных государственным, они не имели. Это было совместное проживание, взаимопроникновение. Сохраняя собственные традиции, они уважали обычаи соседей (потому и названия племенные сохранили на многие столетия).
      Вообще-то это совершенно естественно. Войны появились одновременно с воинами, обособлением вооруженного люда под руководством вождя. А поселения доисторических племен Русской равнины, судя по археологическим данным, не имели особых укреплений и не подвергались разграблениям и разрушениям. Конечно, были территории, где обитали почти исключительно те или другие племена. Но наряду с этим на обширных пространствах существовали «переходные зоны», где происходили синтез культур и смешение или активное взаимодействие племен. По-видимому, к такой переходной зоне и относится древнейшая земля руссов.
      Кстати, в названии племени – руссь и россь – трудно усмотреть славянскую основу. В летописях славянские племена: поляне, дреговичи, древляне, волыняне… Сравним неславян: корсь, ливь, чудь. В этом ряду совершенно естественно встает руссь (россь). В то же время бытовали (правда, трудно сказать, с каких времен) и другие варианты: русичи, россияне. Эти варианты тоже могут указывать на некую двойственность; возможно, племя этнически тяготело к балтам в культуре, в языке – к славянам, а навыки горного дела переняло у прагерманцев.
      Относительно горного дела и вообще истории древних славян хотелось бы сказать чуть больше, основываясь на высказываниях великого немецкого мыслителя Иоганна Готфрида Гердера.
      «Славянские народы,– отмечает он,– занимают на земле больше места, чем в истории, и одна из причин этого – что жили они дальше от римлян… Несмотря на совершенные ими подвиги, славяне никогда не были народом воинственным, искателями приключений, как немцы… Повсюду славяне оседали на землях, оставленных другими народами,– торговцы, земледельцы и пастухи, они обрабатывали землю и пользовались ею… По всему берегу Восточного моря, начиная от Любека, они построили морские города; Винета на острове Рюген была среди этих городов славянским Амстердамом (добавим: Трусо, в устье Вислы.– Р. Б.); они вступали в союз и с пруссаками, курами и леттами, о чем свидетельствуют языки этих народов… В Германии они занимались добычей руды, умели плавить металл, изливать его в формы, варили соль, изготовляли полотно, варили мед, сажали плодовые деревья и, как того требовал их характер, вели веселую, музыкальную жизнь».
      Сам Гердер был из прибалтийских немцев, общался со славянами. Но по-видимому, о занятии их рудным делом в Германии допустил некоторые преувеличения. Все-таки в средние века горные работы в германских землях вело, судя по имеющимся сведениям, местное население, используя при этом сложные технические приемы и приспособления. Однако вполне возможно, что в Прибалтике долгое время сохранялись предания об искусных рудокопах-славянах, соседях пруссов, т. е. о руссах с Росси. Вообще было бы интересно с таких позиций проанализировать эпос германских и балтских народов: как знать, не встречаются ли и в этих памятниках духовной культуры упоминания о шахтерах «Белой Росси»?

      Каждый факт сам по себе может толковаться по-разному. Из группы разнородных фактов можно составить ту или иную теоретическую конструкцию. Какая из них предпочтительнее?
      Логично отдавать предпочтение теории, объединяющей максимальное количество известных фактов и противоречащей их минимальному количеству (в идеале-ни одному), теории, которая предоставляет возможность для дальнейших поисков и сомнений, а также способна предсказать некоторые новые сведения.
      Сложнее обстоит дело с комплексными теориями (гипотезами); опирающимися на данные разных наук. Тут требуется получить одобрение от представителей различных специальностей. В нашем случае неодинакова степень обоснованности материалов археологии, лингвистики, этнографии, экологии, географии, истории. Вдобавок группы фактов не всегда согласуются между собой. Остаются сомнения, недоработки, противоречия. Полностью избавиться от них невозможно. Тем не менее хотелось бы сделать обобщение, основанное на развиваемых в этой работе идеях.
      Еще в конце неолита (около 4-3 тысячелетий назад), некая племенная группировка в поисках новых земель стала перемещаться к северу. Места были лесистые (многие болота могли появиться несколько позже, под влиянием вырубки и выжигания лесных массивов). Люди занимались охотой, собирательством, а возможно, уже начали практиковать подсечно-огневое земледелие.
      Севернее нынешней Беловежской пущи они вышли на земли, где уже хозяйничали немногочисленные здесь балтские племена. Некоторые группы местного населения могли к тому времени добывать кремень в долине Росси.
      К этой нелегкой работе и приладились пришельцы. Возникла новая общность на «рудной» основе – руссы (аруссы). Не исключено, что пришлое племя уже имело навыки ведения горных работ, приобретя их в Карпатах, Судетах. Учитывая высокое мастерство рудокопов Росси, эту версию можно считать вполне правдоподобной. Уже традиционные термины – горные работы, горные породы, горное дело, горняк – указывают на то, что формировались они в горной местности. И понятно: на равнинах очень трудно разведывать и разрабатывать месторождения полезных ископаемых, за исключением некоторых россыпей, торфа и болотных железных руд.
      Вспомним, кстати, упоминание в «Повести временных лет» расселения древнейших славян в районе Карпат, откуда они начали осваивать более северные, северо-восточные, южные земли.
      Со временем это смешанное племя (или содружество племен) наладило постоянные торговые связи, довело до совершенства добычу и переработку руды, стало пользоваться уважением у ближайших соседей. Сведения о нем распространялись по Центральной, Северной и Южной Европе. Не исключено, что именно этими, в значительной степени легендарными, преданиями порождена библейская версия о загадочном и грозном племени рос… Но это – частность.
      Русская культура (точнее, палеорусская) была наиболее высокоразвитой для данного региона. И это не удивительно. Она объединяла самые разные по происхождению племена: и славянские, и балтские (пруссов), в меньшей степени – германские. Землей русской уже могли называть всю область влияния, господства этой культуры.
      Однако с начала I тысячелетия до н. э., в период расцвета палеорусской культуры, стали ощущаться кризисные явления. Наиболее неумолимо заявили о себе экономические факторы. Все больше металлических изделий появлялось в этих краях. Производство кремневых орудий стало терять свое значение. Наметился упадок рудного дела. И уже до начала новой эры часть местных жителей была вовлечена в движение венедов, вышедших на Балтийское побережье. Другая часть двинулась к югу, в долину Припяти, а затем вниз по течению в долину Днепра. Возможно, с этой группой и связана легенда об основании Киева.
      Тогда же могла получить свое нынешнее название Днепровская Рось. Она в этом случае играла роль пограничной реки, за которой начиналась земля россов. Интересное соответствие: у ландшафтов долины днепровской Роси и неманской Росси наблюдается немалое сходство. Быть может, это обстоятельство тоже имело значение для наименования реки.
      По самым общим соображениям в процессе широкого распространения какого-то племени (и соответствующей культуры) логично ожидать, что его название должно сохраниться в первоначальном центре, если этот район не претерпел существенных социокультурных изменений, а также по окраинам, где оно играет роль пограничных меток. Этим проще всего объяснить и нахождение белорусской Росси близ центра предполагаемой прародины славян и концентрацию соответствующих топонимов по периферии области влияния россов (русской культуры).

      Принято считать, что для научных исследований важно знать что и как, но не зачем и почему. Потому что цель науки одна – выяснение истины, а серией «почему» можно завести в тупик любого знатока. Как говорится, один глупец спросит, сто мудрецов не ответят.
      Но приведенные выше розыскания истоков племени и культуры россов вовсе не только научные. Конечно, было приложено немало стараний, чтобы они не противоречили научному методу, содержали научную информацию, отличались логичностью и завершенностью. Однако дело не только в этом..
      Очень трудно убедительно восстановить, что и как происходило несколько тысячелетий назад, на заре древней славяно-русской культуры. Но можно почувствовать, почему все это нас волнует и заставляет без особых надежд докапываться до истины… И не только тех, кто лично причастен к России. Любому из нас полезно осмыслить, постараться понять истоки такого всемирного феномена, как русская культура.
      В современном понимании она сформировалась немногим более 200 лет назад при активнейшем участии М. В. Ломоносова. Взгляд на нее как на окраинную для Европы серьезно пошатнулся именно в его время. И если Петр Великий отправил россиян учиться в Западную Европу, то Ломоносов мог уже кое в чем поучить европейских ученых. Тем более что он знал их родные языки лучше, чем они русский, а на латыни изъяснялся ничуть не хуже любого просвещенного западноевропейца.
      Самобытность русской культуры определялась и особенностями окружающей природы, и историческими судьбами народов, входящих в состав многонационального государства, и русскими народными традициями. Однако высочайшие взлеты русской культуры связаны с освоением, ассимиляцией достижений других народов. Так было во времена Ломоносова, так было при Пушкине и позже. И вот оказывается, что нечто подобное могло наблюдаться и в седой древности. Возможно, так мы приходим к истокам формирования русского национального характера.
      Мне приходилось встречаться с белорусами и украинцами, которые сетовали, между прочим, на… засилие русской культуры! Они старались доказать, что представители белорусского или украинского народа тоже достигли выдающихся результатов в разных областях духовной деятельности. Так кто же с этим спорит? Хотя бы потому, что у всех трех восточнославянских народов корень общий: велико-, бело– и малороссы. Какие тут счеты?
      Украинец Гоголь – великий русский писатель. Украинец (вернее, «полукровка», но вовсе без великоросских предков) Вернадский – великий русский ученый. Они, как многие другие, признавали свою причастность к русской культуре. К тому же разделение восточных славян произошло сравнительно недавно, несколько веков назад.
      Впрочем, заглядывая в глубь времен, в далекое прошлое, мы рано или поздно вскроем такие пласты культуры, которые будут общими для самых разных, ныне очень обособленных этнических групп, народов.
      Но главное даже не в этом. Чем более обособлена, замкнута культура, чем она самобытней, тем труднее, медленнее она развивается.
      Нечто подобное свойственно любым экосистемам, биологическим видам. Попадая в изоляцию, они как бы переходят к иному, замедленному масштабу времени. Взаимные контакты увеличивают разнообразие видов, предоставляют новый материал для естественного отбора и для более гармоничного сочетания организмов между собой и с окружающей средой. Чем активнее и разнообразнее такие контакты, тем более бурно идут процессы обновления в экосистемах, иначе говоря, для них ускоряется ход времени.
      В человеческом обществе к биологическим факторам добавляются этнические, культурологические. Скажем, когда мы говорим о единстве восточных славян, то приходится помнить, что оно определяется прежде всего единством культуры и природной среды. Достаточно сравнить внешность типичного украинца и белоруса, чтобы в этом убедиться. Русские по своему облику образуют некий антропологический синтез: среди них нетрудно обнаружить типы, имеющие сходство с самыми разными народами – от финнов до итальянцев или монголов.
      У этой проблемы имеется и другой аспект.
      В СССР проживает множество народов (народностей), по происхождению и особенностям культуры порой очень далеких от славян: татары, евреи, чукчи, коми, таджики, грузины… Перечень был бы огромен. Не подавляется ли их самосознание, не унижается ли их национальное достоинство возвеличиванием (пусть даже и заслуженным) русской культуры?
      Тут следует напомнить, что сама по себе русская культура не есть некое изолированное самобытное (в смысле долго изолированного развития) единство. От истоков своих, уходящих в тысячелетия, и поныне она сохраняла и сохраняет живительные связи с другими европейскими, а также с другими крупными региональными культурами. Но прежде всего она была в полном смысле слова европейской.
      Вот почему следует ясно различать такие понятия, как «русская земля», «русская культура», «русский народ». Можно не иметь русской национальности, считая родной и русскую землю, и русскую культуру. А можно оставаться чистокровным великороссом, жить в пределах России, почти напрочь отрешаясь от русской культуры, ее традиций и высших достижений. Этот феномен характерен для разных стран и культур, а связан прежде всего с особенностями технической цивилизации, нивелирующей проявления личности и природной среды, тяготеющей к стандартам и рациональным научно-техническим решениям.
      Единая государственная система в сочетании с единой научно-технической базой не только способствует контакту и взаимному обогащению культур, но и нивелирует их. Не значит ли это, что проблема национальных культур в рамках нашего государства постепенно утрачивает свою актуальность, сходит на нет?
      Жизнь наша, реальность безоговорочно опровергла такие суждения. Оказалось, что у нас во второй половине XX в. национальные проблемы приобрели необычайную остроту и порой приводят к трагическим последствиям. Но может быть, разумно последовать примеру американцев, для которых существует синтетическая американская культура как единственная и определяющая?
      А может быть, мы уже встали на американский путь? В нашей стране распространяется массовая культура типа, как мы обычно полагаем, американской или вообще типа техногенного «поп-арта», характерного для современной научно-технической цивилизации. Это осредненный, стандартизированный всемирный стереотип, наиболее отчетливо заметный в музыке, песнях, танцах. При этом язык – традиционный носитель основ национальной духовной культуры – утрачивает свое значение.
      Хорошо ли, плохо ли такое искусство – можно спорить. Очевидно другое: оно не имеет глубоких корней в истории человеческой культуры.
      Но тут следует учесть, что в реальной Америке ситуация с техногенной культурой не столь проста и убога, как нередко считается. Помимо этого примитивного пласта, в ней формируется и элитарная культура, синтезирующая достижения представителей разных стран и народов, а также эпох. Наконец, отдельные национальные группы там имеют возможность сохранять свои традиционные культурные ценности, передавая их из поколения в поколение.
      Иногда утверждают, что современное техногенное искусство обращено в глубины подсознания и сродни ритуальным мистериям доисторических времен. Что тут ответить? Стоило ли искусству, духовной культуре, человеческой личности развиваться тысячелетиями, чтобы опять вернуться к исходным рубежам?
      Танцы, музыка, пение «диких» племен, не имеющих развитой письменности, глубоко содержательны, связаны с мифами, древними традициями. Каждый участник подобных мистерий приобщается к родной культуре, к своему племени, к окружающей природе.
      Ничего подобного в современной техногенной культуре нет. Она отчуждает человека от прошлого и от природы, от высоких духовных ценностей и идеалов.
      Затронутая тема непроста и требовала бы более обстоятельного разговора. Коснуться ее пришлось для того, чтобы рассмотреть опыт прошлого – на примере судьбы россов – и соотнести с современным нашим бытием. И хотя при этом возникает больше вопросов, чем убедительных ответов, хотелось бы сделать некоторые общие выводы.
      Культура испокон веков призвана объединять людей (сочувствием, сомыслием, содействием), формировать полноценные личности, человеческое общество. Культура может быть народной, может быть элитарной, но массовой бывает только посредственность.
      Именно сейчас, пожалуй, как никогда остро встают перед нами вечные вопросы бытия – и личного, скоротечного, и народного, общечеловеческого, и природного. Нам еще надо многое прочувствовать, понять, осознать.

      Сравнительно недавно мне удалось обсудить идею белорусской прародины россов в Минске с археологами М. М. Чернявским и В. Е. Кудряшевым. В Институте истории АН БССР, где они работают, собраны не слишком богатые коллекции орудий труда и предметов быта рудокопов с реки Россь.
      Прежде всего выяснилось, что до сих пор остаются значительные пробелы в знаниях, относящихся к археологии данного района. Исследования затрудняются и сравнительной скудностью фактического материала, и необычайной пестротой культур прошлого, остатки которых хранит белорусская земля.
      М. М. Чернявскому доводилось изучать немало древних поселений по берегам Росси. Найдены там осколки сосудов – так называемых шаровидных амфор. Предполагается, что их создатели жили более 4 тысячелетий назад и занимались подсечным земледелием, скотоводством. Были ли они связаны с росскими шахтерами? Ответа на вопрос нет.
      По словам археологов, возле шахт производилась грубая оббивка
      камня. Более тщательная обработка и выделка орудий велись в других местах, у поселений. Частично этим могли заниматься сами шахтеры.
      Не исключена и достаточно узкая специализация: одни добывали кремневые желваки, другие их предварительно оббивали, третьи доводили изделия до товарного вида. По-видимому, существовали «купцы», осуществлявшие межплеменной товарный обмен. Добыча полезного ископаемого – дело трудное, требующее немалых знаний, определенных навыков. Заниматься им можно круглый год. Передавались в ту далекую пору знания устно и в совместном труде. Все это должно было способствовать относительному обособлению групп, занимавшихся горным делом. А если так, то на данной территории вполне могли соседствовать и мирно взаимодействовать разные роды, племена, имеющие различные хозяйственные уклады, традиции. Одни со временем переходили на специализированную добычу и обработку кремня, другие занимались преимущественно подсечным земледелием, третьи промышляли охотой, скотоводством.
      В таком случае обитатели района Росси – россы – изначально составляли содружество нескольких родов и племен, среди которых аруссы традиционно занимались добычей и (обработкой руды.
      Давно еще было обнаружено М. М. Чернявским погребение росского рудокопа. Художники-археологи сделали реконструкцию внешнего облика этого древнего шахтера. Человек этот, по-видимому, был похож на нынешних обитателей Южной Европы.
      Возле останков шахтера находился плоскодонный глиняный горшочек с нарезным орнаментом, а также лежала костяная игла. Судя по всему, здесь обитало племя так называемой культуры шнуровой керамики или боевых секир. Существовало оно на рубеже неолита и бронзового века.
      Ну а как были связаны (или не были) росские рудокопы с праславянами? Имеются ли какие-нибудь новые данные, подтверждающие гипотезу о белорусской прародине россов?
      На эти вопросы археологи отвечают уклончиво. И понятно: не так-то просто отождествлять племена неолита или даже века бронзы с историческими народами. Однако один вариант ответа – без слов – показался мне очень обнадеживающим. В. Е. Кудряшев принес и положил на стол две бронзовые вещицы и одну стеклянную бусину. Это и был ответ: заколки-украшения (фибулы) для накидки, которыми пользовались, как предполагается, древние славяне. Возраст этих находок чуть меньше двух тысячелетий.
      Можно ли после этого утверждать, что умственная конструкция, гипотеза о начале русской земли в долине Росси, наконец-то «замкнулась»?
      На мой взгляд, гипотеза стала более правдоподобной. Однако из этого, конечно, не следует, будто она убедительно доказана. Немало еще остается сомнений, противоречивых фактов, а главное – зияющих провалов в наших знаниях. Да и это совершенно естественно. В науке слишком мало окаменевших истин. Для нее характерно разнообразие идей. Одно мне представляется бесспорным: новая идея плодотворна. Она позволяет по-новому осмыслить имеющиеся материалы, привести в соответствие сведения, добытые представителями разных наук, и нацеленно искать новые факты о древнейшей истории племени россов (руссов).
      Итак, будем помнить, что предложенная гипотеза спорная. Однако это не должно нас смущать. В настоящей живой растущей науке очень мало однозначных решений и закрытых проблем. Зато в ней всегда остается замечательный простор для творчества, исканий, сомнений и открытий.