Окружающие зааплодировали и сгрудились вокруг автомата, стремясь заполучить оранжад-0. Счастливчик, стакан которого был наполнен первым, тут же побежал в хвост очереди.
      — А теперь давайте поглядим, что можно сделать с этим беднягой автоматом по продаже билетов, — предложил Бад. — Ox, ox! Кто-то влепил ему прямо в микрофон.
      — Я сразу же подумал, что уличный телефон сможет нам еще пригодиться на что-нибудь, — сказал румяный человек. — Пойду-ка гляну.
      Толпа, переполненная оранжадом-0, перекочевала вслед за ними, чтобы поглядеть на их новую работу.
      Когда Пол и Финнерти вернулись к лимузину, они увидели, что Лэшер и фон Нойманн с горестным выражением на лицах ведут беседу с каким-то подростком.
      — Не видели ли вы где-нибудь валяющийся электромотор в восемь лошадиных сил? — спрашивал парнишка. — Такой, который не совсем был бы разбит?
      Лэшер отрицательно покачал головой.
      — Ну что ж, придется мне еще поискать, — сказал мальчишка, подымая картонную коробку, битком набитую шестеренками, электронными лампами, переключателями и прочим странным имуществом. — Ведь здесь теперь просто золотая жила, но все-таки трудно найти именно то, что тебе нужно.
      — Представляю себе, — сказал Лэшер.
      — В том-то и дело. Если бы я мог найти небольшой мотор в приличном состоянии, — радостно объявил парнишка, — то готов спорить на что угодно, я сделал бы такую штуку, которая играла бы на барабане так, что все просто заслушались бы. Стоит только взять один триод, а потом…
      — Протеус! Финнерти! — раздраженно выкрикнул Лэшер. — Что вы там копаетесь?
      — Я как-то не замечал, что вы торопитесь куда-либо, отозвался Финнерти.
      — А теперь я тороплюсь. Поехали.
      — Куда это? — поинтересовался Финнерти, запуская мотор.
      — Бульвар Гриффина. Перекресток.
      — А что там? — спросил Пол.
      — Власти дожидаются там выдачи населением Айлиума своих лживых вождей, — пояснил Лэшер. — Может, кто-нибудь желает выйти из машины? Если желаете, то я и сам сумею довести машину.
      Финнерти остановил машину.
      — Итак? — произнес Лэшер.
      — Я полагаю, что сейчас самое время! — сказал фон Нойманн очень спокойно.
      Пол не сказал ни слова, но и не двинулся, чтобы выйти из машины.
      Финнерти подождал еще минуту, а затем включил скорость.
      Никто не разговаривал вплоть до того момента, когда они доехали до путаницы из колючей проволоки, сваленных телефонных будок и мешков с песком, которую представлял сейчас перекресток на бульваре Гриффина. Два темнокожих человека в очень элегантных нарядах — Хашдрахр Миазма и шах Братпура — спали, свернувшись калачиком, в окопе слева от баррикады. По другую сторону рядов колючей проволоки валялись вверх колесами два разбитых и брошенных полицейских автомобиля.
      Профессор фон Нойманн принялся в бинокль осматривать местность.
      — Ага! Вот и представители властей. — Он передал бинокль Полу. — Вон, видите, левее амбара. Нашли?
      Пол искоса взглянул на три машины у амбара, где полицейские с винтовками расположились на отдых, весело болтая и покуривая.
      Лэшер нетерпеливо похлопал Пола по плечу, и Пол передал бинокль ему.
      — Выше голову, доктор Протеус, теперь вы, наконец, стали кем-то. У кого бутылка?
      Финнерти протянул бутылку.
      Лэшер взял ее и провозгласил тост.
      — За всех хороших индейцев, — сказал он, — в прошлом, настоящем и будущем. А если выражаться точнее — за анналы.
      Бутылка пошла по кругу.
      — За анналы, — сказал Финнерти. Тост, по-видимому, ему нравился: от этой революции он получил, как считал Пол, именно то, чего ему хотелось: возможность нанести жестокий удар маленькому замкнутому обществу избранных, в котором он так и не мог найти себе места.
      — За анналы, — сказал фон Нойманн. Он также казался вполне довольным. Для него, как понял теперь Пол, революция была увлекательным экспериментом. И достижение поставленной цели интересовало его ничуть не больше, чем возможность увидеть, что может получиться в настоящих условиях.
      Пол принял бутылку и какое-то мгновение изучающе глядел на Лэшера сквозь прозрачное стекло. Лэшер, главный вдохновитель всего, выглядел вполне довольным собой. Человек, всю жизнь пробродивший среди символов, он и революцию сделал символом для себя и теперь готов был принять смерть в качестве такого же символа.
      Оставался один только Пол.
      — За лучший мир… — хотел было начать он, но, подумав о людях Айлиума, с такой готовностью восстанавливающих прежний кошмар, отказался от этой мысли.
      — За анналы так за анналы, — сказал он и разбил пустую бутылку о камень.
      Фон Нойманн внимательно поглядел сначала на Пола, а потом на разбитые стекла.
      — Не думайте, что это конец, — сказал он. — Конца нет и быть не может, даже если и наступит судный день.

КУРТ ВОННЕГУТ-МЛАДШИЙ