— Да, а почему ты спрашиваешь?
— Один из самураев, которых мы преследуем, не вооружен. Твой снайпер может попытаться добыть ружье для дружка.
Рядом с мертвым Цезарем ружья не было. Я вскочил и обежал вокруг утеса, посмотрел вниз в долину. Далеко на юге спиной ко мне по снегу брел человек.
Я включил лазерный прицел и направил луч на снег за ним, потом начал поднимать, так что прицелился ему в спину. Включил увеличение, чтобы хорошо видеть самурая. На таком расстоянии луч не удерживался на месте. Точка плясала по всему телу. Я дышал тяжело и неровно. Вдохнул, потом медленно выдохнул, удержал прицел в середине спины ябандзина и нажал на спуск. Расцвел белый цветок, и самурай упал.
— Один готов! — сообщил я.
— Bueno, amigo [25]! — заметил Перфекто. — Как ты его…
— Васкес погиб, — крикнул Гектор.
— Ты видел, откуда стреляли? — спросила женщина, одна из его компадрес.
— Выстрел пришелся ему в лоб, так что это откуда-то спереди.
— Анжело, собери все лишние ружья и брось в глубокий снег, там их не найдут. Потом садись носом в сторону подъема. Возьмешь того, что вверху. А мы справимся с вашими двумя, — попросил Гектор.
Я поискал вокруг и нашел два ружья, одно — Ноэля, соскользнувшее с утеса, другое — самурая. Сунул их под разбитую машину и снова занял место под выступом, опять зарывшись в снег. Дальше вниз по долине я не решался отходить: следы сразу выдадут мое присутствие, а вот у машины снег так затоптан, что меня не обнаружат.
— Один готов! — сообщил Гектор. — Второй только что завернул за поворот.
— Какой поворот? — спросил Перфекто.
— Первый крутой поворот на север, возле большой вертикальной сосны.
— Тогда я прямо перед ним! — крикнул Перфекто.
Я сидел и несколько минут смотрел на снег.
Завала перестал всхлипывать. Изредка он продолжал кашлять. Полумесяц самого большого спутника ушел за горизонт — его свет серебрил раньше иглы сосен, — и видимость ухудшилась. Невдалеке на краю долины шевельнулась тень; что-то четвероногое с пушистым хвостом — больше оленя или ягуара, скорее похожее на небольшую лошадь. Животное легко перемещалось по снегу от одного дерева к другому, принюхивалось, приближалось ко мне. Я не мог определить, что это такое: посмотришь, вроде волк, но крупнее и массивнее — скорее медведь. Что это? Но тут я сообразил, что такого никогда не видел на Земле. Симулятор создал изображение какого-то местного хищника. Самураи уже проделывали с нами такое, натравив на нас «кава но риу» — речного дракона. Я прицелился и дважды выстрелил, попав животному в брюхо. Оно зашипело, зарычало, начало бегать по кругу, разбрасывая снег и хватая пастью воздух. Потом бросилось вверх по склону. «Вероятно, вернется с десятком голодных приятелей», — подумал я и отключил лазерный прицел.
В каньоне передо мной ничего не двигалось.
Перфекто крикнул в шлемофон:
— Ябандзин! — голос его был так близко, что я снова лег в снег. Посмотрел вверх. Никого поблизости. Вероятно, до них еще несколько сотен метров.
— Я достал его! — крикнул Гектор.
— Он хитрит! — ответил Перфекто.
Кто-то получил удар по голове, затрещал шлем.
— Попал! — это был Гектор. Кто-то несколько раз тяжело выдохнул.
— Ладно, хватит его бить, — продолжал Гектор. Откликнулся Перфекто:
— Будь он проклят! Как Хуанита?
— Она мертва. У нее сломана шея.
— Будь проклят этот самурай!
Я удивился. Перфекто раньше никогда не бранился, никогда даже непристойностей не произносил.
— Что случилось? — спросил я.
— Мы вышли на него с обеих сторон, — ответил Перфекто. — И все трое начали стрелять. А он продолжал вертеться, чтобы компьютер потерял цель, прежде чем лазер прожжет его броню, потом ударил Хуаниту по голове…
— Один пытался это сделать со мной несколько минут назад, — сообщил я.
— Как ты с ним справился? — спросил Перфекто.
— Цезарь выстрелил ему в голову сзади.
— Хитрые эти самураи, — сказал Гектор. — Новым трюкам учат, только когда вынуждены. Мы должны гордиться, если они открывают нам одну из своих тайн. Они нам еще пригодятся…
— Понимаешь, что это значит? Вначале мы должны стрелять плазмой, чтобы они легли, и только потом приканчивать их лазерами, прежде чем они встанут.
— Ненавижу эти ограничения в оружии, — заявил Гектор. — Все удовольствие от убийства пропадает.
— Si, — согласился Перфекто. — Но посмотрим и на светлую сторону: осталось убить одного самурая, и мы разбогатеем.
— Где ты, Анжело? — поинтересовался Гектор.
— У разбитой машины, — ответил я. Завала опять сильно закашлялся, стараясь удалить жидкость из легких.
— Оставайся на месте. Мы идем к нашей машине. У тебя будем через несколько минут.
— Si, — сказал я. — Убейте Завалу. Лучше прекратить его мучения.
— Ладно, — сказал Перфекто.
Я не замечал, как согрелся во время схватки, но теперь мне снова стало холодно. В щели моего защитного костюма набился снег, ноги сильно замерзли. Руки окоченели, и я стал методично сгибать их. С тоской поглядел на языки пламени над машиной. Нельзя ли согреться там?
С красным сиянием что-то было не так: огонь и дым казались реальными, но никакого пепла, никакой сажи на меня не падало. Однако пепел должен был быть… Изредка искусственный разум корабля допускает такие ошибки, не обращая внимания на мелкие детали. Посмотришь на горсть почвы, и не найдешь насекомых или червей. Корабельный ИР не может создавать полную иллюзию. Он ведь основывается на картах, уравнениях и несовершенной памяти самураев. Мне показалось, что я каким-то образом могу этим воспользоваться. Если я — смогу преодолеть иллюзию симулятора, это поможет мне победить.
Я подумал о деньгах. Если убьем последнего самурая, выигрыш придется разделить на три части. Все равно получится 30 000 МДЕ — столько я в среднем зарабатывал за год, продавая лекарства в Панаме.
Прошло двадцать минут. Наше время уже истекло, в боевом помещении сидит новая группа учеников. Я представил себе, как они толпятся у монитора, ожидая, что мы убьем последнего самурая. Пока что ни одной группе не удавалось добиться такого преимущества, как у нас. Наш проигрыш кажется невероятным. Но я все же не смел надеяться на победу. И в любую секунду ожидал выстрела последнего снайпера.
В голове прозвучал вызов комлинка. Я вздрогнул. С того времени как я покинул Панаму, я не получил ни одного вызова, и это имело смысл: все вызовы остаются на мониторе в моем доме в Панаме. Я включился.
Треск горящего судна стих. Послышался грубый хриплый голос:
— Говорит Хименес Мартинес, адъютант генерала Гарсона. Генерал попросил задать вам еще несколько вопросов.
— Si, прекрасно, — откликнулся я. Отвечать на вопросы мне не хотелось, но я подумал, что вдруг узнаю что-нибудь о состоянии Тамары.
— Прежде всего генерал хотел бы знать, нет ли у вас догадок, где может находиться сеньора де ла Гарса? — сказал Мартинес.
— Что? — переспросил я. Генерал лучше меня знал, где находится Тамара. Только агент ОМП может задать такой вопрос.
— Местонахождение сеньоры де ла Гарса, — повторил человек, назвавший себя Мартинесом.
Поскольку Мартинес так быстро отреагировал, он на корабле. Радиоволнам потребовалось бы несколько секунд, чтобы добраться даже до ближайшего межзвездного транспорта. Мой будущий убийца идет на большой риск, добывая информацию таким образом. Я подумал об этом человеке, запертом в другом модуле, ломающем голову, как заполучить необходимые сведения и добраться до меня. Что ж, я готов сказать то, что знаю.
— Как я уже говорил генералу Гарсону, Эйриш признался, что убил ее, прежде чем я его прикончил, но я не спрашивал, куда он девал тело.
— Понятно… — ответил человек с хриплым голосом. — А как насчет вас самого? Можете вспомнить еще что-нибудь важное? Все что угодно. Что она вам говорила о себе?
— Сказала только, что прячется от своего мужа, сеньора Джафари. Я подумал, в такой ситуации нетактично задавать личные вопросы, а сама она ничего не говорила. Как я уже сказал Гарсону, если что-нибудь вспомню, с радостью сообщу.
— Понятно. Спасибо. Вы помогли гораздо больше, чем сами считаете.
Он отсоединился.
— Рад, что ты так думаешь, — сказал я в пустоту. Сосредоточился на звуках его голоса, такого хриплого и серьезного, постарался запомнить его. Теперь я смогу узнать этот голос и, следовательно, узнать человека.
По цвету неба я понял: Перфекто и Гектор уже добрались до машины. Долина заполнилась светом: они с шумом двигались по каньону, выпуская струи плазмы. Когда они приблизились, Перфекто сказал в микрофон:
— Анжело, заметил последнего самурая?
— Нет, — признался я.
— Мы на твоем повороте замедлим скорость. Прыгай и садись за пушку. Стреляй в любое укрытие, где может находиться человек.
— Si, — ответил я. Свет в долине перемещался. Когда машина приблизилась, я повесил ружье на спину, вскочил и выбежал на открытое место.
Они вылетели из-за скалы на скорости в 60 километров, притормозили. Я ухватился за поручень, забрался в машину, мы снова двинулись.
Вел машину Гектор. Я сел за пушку и начал стрелять в скалы и деревья. Подъем по каньону отличался от спуска. Плазма хорошо освещала склоны, снег не летел в лицо, ухудшая видимость. Слышен был только рев двигателя и «вуфт», «вуфт» плазмы. Казалось бы, мирная тишина.
Тишина напомнила мне об остальных. Они, наверно, уже отключились. «Мавро, вероятно, бродит по помещению и улыбается», — подумал я. Он по-своему хорош, очень крепок и вынослив. Он мне говорил, что переработанные водоросли три раза в день для него все равно что роскошный банкет после однообразной еды, которой кормила его подруга всего неделю назад. А что касается тяжелых тренировок, то Мавро хвастал, что в детстве, когда он грабил пьяных и наркоманов, ему приходилось труднее. Люди на корабле хорошо на него реагировали. Он мог войти в комнату, полную раздраженных и недовольных, и через минуту — а он все это время хвастал и курил сигару — они начинали смеяться над своим недовольством. Может, именно эта его способность помогла ему уговорить наемников захватить станцию Сол, чтобы помочь старику убийце уйти от полиции?
Мы почти добрались до выхода из долины, когда, наконец, увидели ябандзина.
Наша машина неслась прямо на дерево, и Гектор со стоном качнулся вперед. Перфекто закричал:
— Прыгай! — и начал поливать плазмой сосну на склоне. Я нырнул в снег, машина в это время столкнулась с деревом. Сосна, в которую стрелял Перфекто, вспыхнула от корней до макушки гигантским факелом. Самурай бежал вверх по склону, стараясь убежать с открытого места. Я снял с плеча ружье и включил прицел. Голубое пятнышко побежало по снегу следом за японцем. Он оглянулся, увидел пятно, развернулся и мгновенно выстрелил.
Я отскочил. Выстрел пришелся в бедро — костюм нагрелся.
— Достал его! — крикнул Перфекто.
Он сидел на корточках возле машины, держа ружье в руке, и нажимал на курок. Самурай не бежал, он бешено вертелся, так что Перфекто не мог прожечь его защитный костюм.
Я выстрелил в ябандзина, чтобы заставить его подпрыгнуть, и крикнул:
— Забей его до смерти!
— Неплохая мысль, — согласился Перфекто. Он встал и медленно пошел вверх по склону.
Я продолжал стрелять, и самурай бросил ружье, которое мешало его танцу. Время от времени он делал шаг вниз, навстречу Перфекто.
Когда Перфекто оказался в десяти метрах от самурая, тот прыгнул на него. Перевернувшись в воздухе, он ударил Перфекто в грудь. Но тот увернулся и обрушил свой кулак на спину самурая. Загремела защитная перчатка.
Самурай соскользнул по снегу почти к основанию подъема.
Он начал вставать, и я снова выстрелил, надеясь оглушить его, но поторопился, и выстрел пришелся в снег за его спиной. Перфекто прыгнул со склона к нему вниз. Самурай еще не успел подняться и казался ошеломленным и потерявшим равновесие, но когда Перфекто очутился рядом, ябандзин ударил его в челюсть.
Удар подбросил Перфекто в воздух, затем он упал на спину.
Я выстрелил в самурая, но тот снова завертелся, направляясь ко мне. Надежды на премию быстро таяли. Я побежал к застывшей машине и сел за пушку.
Перфекто крикнул:
— Беру его!
Я вовремя повернулся, чтобы посмотреть, как он напал на самурая сзади. Мгновение виделось только сплетение тел в защитном снаряжении. Перфекто кричал гневным задыхающимся голосом:
— Стреляй в нас! Стреляй!
Его шея громко треснула, оба тела начали подниматься. Они двигались ко мне. Ябандзин нес Перфекто перед собой, используя его тело как щит. По тому, как болтались руки и ноги Перфекто, я понял, что он мертв. И понял гнев Перфекто в этот последний момент, его осознание своей беспомощности. Я послал поток плазмы в ноги врагу, потом в руку, сжимавшую горло Перфекто. На таком расстоянии защита не выдержала температуры выстрела, и плазма прожгла руку японцу. Я думал, он остановится, но он продолжал бежать, и я выстрелил в край шлема самурая, высовывавшийся из-за головы Перфекто. Плазма ударила в шлем и вырвала большой раскаленный кусок.
Ябандзин прыгнул на подножку машины, и я увидел обгоревшую кость его ноги. Правая рука безжизненно висела. Раскаленная плазма прожгла ее, оставив только часть до локтя и еще кусок мяса, свисавший с брони. Я смотрел на него и думал о всех своих смертях в симуляторе. Никогда мне не приходилось терпеть такую боль, какую сейчас испытывает этот самурай. Я закричал и вцепился ему в горло.
Здоровой рукой он ударил меня в шею, разбил шлем и выбросил меня из машины. Я перестал дышать и понял, что у меня разорван пищевод.
И пока я медленно задыхался, самурай сидел на поручне машины и смотрел на меня, потом набрал снега и прижал к остаткам своей ноги.
* * *
Когда я отключился, Перфекто с трудом выбирался из своего костюма. Он ударил шлем о стену, пинком сбросил поножи. Он тяжело дышал, глаза его налились кровью от гнева, и я ни за какие деньги не стал бы подходить к нему. Нервы мои сдавали, но я чувствовал себя счастливчиком. Все мои смерти в симуляторе в этот день оказались легкими. Завала ждал у двери, Кейго терпеливо сидел на своем помосте, окруженный наемниками. Он ждал, когда мы уйдем, чтобы подключить их. Я снял костюм, повесил его на стену и вслед за Перфекто и Завалой вышел из боевого помещения. Перфекто смотрел на пол и стены, отводя взгляд от освещенных панелей потолка.
— Ты на меня сердишься? — спросил я.
— На тебя? За что?
— За то, что мы проиграли схватку.
— Нет, — ответил он. Голос его звучал относительно спокойно. — Я сержусь, потому что думаю, что самураи жульничают. Они помещают нас в такие ситуации, в которых мы не можем выиграть. Не дают нам ни одного шанса на успех. Я сражался с этим самураем врукопашную: человек не может быть так силен.
— Но он же полтора года тренировался при ускорении в 1,5 g, — заметил я. — У него было достаточно времени, чтобы усовершенствовать свое мастерство и стать сильным.
— Может быть. Но я все равно думаю, что они жульничают. Симулятор увеличивает их силу и сокращает время реакции. Как будто они должны победить любой ценой.
Завала скептически посмотрел на нас, хотел что-то сказать, но промолчал.
Я подумал о самураях в симуляторах нашего корабля. Если они работают по восемь часов, то могут ежедневно участвовать в двадцати стычках. Никто не способен выдержать эту пытку по двадцать смертей в день. Возможно, они действительно жульничают. Но у них есть для этого все основания.
Мы поднялись по лестнице. Гарсиа и Гектор со своими группами были в нашей комнате. Гарсиа оказался меньше и старше, чем я ожидал, внешне робкий сероглазый человек, он постоянно менял положение рук, словно не знал, куда их девать. Я некогда был знаком с женщиной, у которой была деформирована рука, она таким же образом скрывала свое увечье. Я внимательней посмотрел на руки Гарсиа: на ладонях белые шрамы и еще по шраму на запястьях. Очевидно, Гарсиа играл роль Иисуса Христа в обряде какой-то секты и был распят. По этим признакам я определил, что он из Венесуэлы: там особенно распространены такие обряды.
Рослый химера держал старую гитару и негромко наигрывал. Мелодичные звуки заполняли комнату. Он запел старую боливийскую любовную балладу о женщине с большими грудями. Кое-кто набрался смелости, чтобы улыбнуться. Мавро поднял крышку моего ящика, и все уставились на бутылки. Очевидно, все готовились праздновать победу, теперь же приходилось поддерживать видимость бодрого настроения.
Завидев меня, Мавро объявил:
— Ну вот и человек, которому принадлежит эта выпивка. Можно начинать вечеринку! — Он достал бутылки с виски «Флора Негро», все принимали их с благодарностью.
Мавро дал бутылку и мне, я сделал глоток. Не нужно было пить так скоро после симулятора: горло сжалось, пришлось выплюнуть виски на пол.
Посетители разглядывали нашу комнату, словно средневековые крестьяне, впервые попавшие в замок своего сеньора. Обычные казармы на корабле не так просторны. Гости одобрительно качали головой и переговаривались.
— Как легко помешать красть вещи, если есть хорошая комната и такой сундук, — сказал кто-то.
Я ощутил некое беспокойство: эти незнакомые люди явно завидовали мне. Было заметно, что Перфекто испытывает то же самое. Он смотрел на голубые линии на полу, затоптанные ногами посетителей — никто не обращал внимания на наши территории — и от этого он нервничал.
Мы лежали на койках, сидели на полу, пили и курили, обсуждая нашу ускользнувшую победу, и хвастали, как хорошо мы справлялись. Мигель и я убили по два самурая. За это Мавро «наградил» нас бутылкой сухого вина. К тому времени я уже одолел полбутылки виски, и вино как-то не усвоилось: скоро мне стало казаться, что алкоголь прожег дыру в животе. Разговоры превратились в сплошной гул. Голова отяжелела, лицевые мышцы стали жидкими, как расплавленный пластик. Я сидел на койке, свесив голову, и представлял себе, как моя верхняя губа стекает вниз по зубам. Скоро она потечет по подбородку. У человека, сидевшего в ногах моей кровати, оказались проблемы с газами, он начал пукать. И каждый раз как он это проделывал, кто-то объявлял: «Похоже, лягушка квакнула», — и мы все смеялись.
Я смертельно хотел спать, но мысли мои все время возвращались к Мартинесу, тому самому человеку, который выдал себя за адъютанта генерала Гарсона. Я поднял матрас на своей койке, свалив при этом на пол пару спящих гостей, достал листочки с биографиями и вышел в коридор, чтобы позвонить всем, кто сел на корабль на станции Сол. После выпивки в глазах двоилось, коды комлинка можно было разобрать с трудом. Когда люди откликались на мой вызов, я представлялся: «Лягушка» и прерывал связь. У двоих оказались низкие серьезные голоса, настолько похожие, что я не смог бы их различить: Альфонсо Пена и Хуан Карлос Васкес. Я внимательно прочел их биографии. Буквы прыгали в тумане, словно бильярдные шары. Сложив их в слово, я еще должен был долго думать, прежде чем уловить смысл прочитанного. Альфонсо оказался здоровяком, работавшим в мастерской по ремонту прицельных систем оружия, использующего элементарные частицы. Как можно отремонтировать прицел элементарных частиц? Чем он в действительности зарабатывал на жизнь? Этого я не знал. Так же как и не знал, умеет ли он вообще чинить эти самые прицелы. Хуан Карлос оказался водопроводчиком, бежавшим из Аргентины, это был киборг с серебряным лицом со станции Сол. Его специальность мне понравилась. Водопроводчик — это понятно. Что-то такое, что легко удерживается в сознании. Достаточно сказать: «Вот этот человек водопроводчик», и все поймут, что ты имеешь в виду. Вообще, если бы кто-нибудь сейчас прошел по коридору, я бы ему сказал: «Хуан Карлос — водопроводчик». Помню, как я пытался прочесть язык его телодвижений на станции Сол. Он казался совершенно спокойным. «Но, может быть, — подумал я, — этот пес всегда спокоен, когда планирует убийство». Он аргентинец. Это плохо. Именно в Аргентине никитийские идеал — социалисты впервые захватили власть. К тому же он киборг, хотя и не военной модели. Джафари возглавляет разведку киборгов в Объединенной Морской Пехоте. Так что все имеет смысл: Хуан Карлос — киборг, аргентинец и убийца. И водопроводчик. Я двинулся вперед по коридору, для того чтобы отыскать его и убить. Но через двадцать метров увидел лестницу, ведущую к шлюзу, и вспомнил, что мне до него не добраться. Я решил рассказать своим компадрес о том, что узнал, но вначале мне захотелось выпить, поэтому я сел у стены и огляделся в поисках своей бутылки с вином, потом вспомнил, что оставил ее в комнате, и уснул.
* * *
Чуть позже меня разбудил Сакура. Он наклонился и тряс меня за плечи. Ниже по коридору два служебных робота мели пол.
— Слушай, ты не болен? Спой мне гимн корпорации — только от всего сердца. «Мотоки» банзай! Покажи свою благодарность «Мотоки»!
Громким голосом, строчка за строчкой, Сакура исполнял гимн. Он застал меня в одиночестве и беспомощным, поэтому пришлось ему подпевать. Наконец гимн закончился. Я сидел и смотрел, как он спускается по лестнице в поисках другой жертвы.
В коридоре было тихо, негромко гудели моторы роботов — уборщиков. Я неожиданно замерз, и произошло нечто странное: я ощутил чье-то присутствие в коридоре, присутствие какого-то невидимого существа. Здесь находился призрак Флако. И хотя я не видел его, я был уверен, что он поблизости. Чувствовалось, как он идет по коридору ко мне, потом проходит к лестнице. Там он задержался и посмотрел на шлюз, как бы показывая, что хочет найти Хуана Карлоса. Я знал, что он не сердится на меня за то, что я позволил его задушить, но отомстить своим убийцам все — таки хочет. Убить друзей Джафари. Волосы у меня на затылке встали дыбом. Что-то Подобное я испытывал, когда собирался оставить Тамару, — ощущалось невидимое присутствие ее духа, но на этот раз все было гораздо сильнее.
Разумом я понимал, что никакого призрака рядом со мною нет. Психологи доказали, что люди видят призраков в ответ на сильный стресс: смерть любимого человека, трагическое происшествие. Конечно, в последние несколько дней я не раз испытывал подобное. Но ощущение того, что Флако здесь, было сильнее логики. Я встал и побежал в нашу комнату.
Добежав до нее, я постарался взять себя в руки. Глупо, если компадрес увидят мой страх. Я вспомнил вечер в маленьком курортном городке Сьерра Мадрес вблизи Мехико. Было прохладно, воздух неподвижен, и я решил пройтись. Возвращаясь и выйдя из-за угла своего отеля, я заметил у входа серебристую человеческую фигуру. На мгновение я испугался, решив; что это призрак, но видение тут же растворилось, и я понял, в чем дело: кто-то стоял тут несколько мгновений назад, воздух вокруг его тела нагрелся, а когда человек вошел в дверь, теплый воздух остался. Мои глаза — протезы увидели этот воздух в виде неясной светящейся фигуры. Странное происшествие, больше оно никогда не повторялось. Но сегодняшний случай с Флако — это что-то совсем другое. Я не видел Флако, а только чувствовал его.
За дверью кто-то произнес:
— Ты… ты не м — можешь… слишком многого от него ожидать… — Говорил химера, по-моему, Ноэль… — Он же старик…
— Мы всегда проигрываем из-за него. — Это Мавро.
— Да, — поддержал разговор один из людей Гектора. — Если бы Анжело уд… дарил этого п… последнего самурая… п… просто толкнул его, плазма могла бы… пробить его. Пробить ему ногу. И что? Мы победили бы!
Я распахнул дверь. Те, кто еще не увал, повернули ко мне головы.
Глава седьмая
Мигель, химера из группы Гарсиа, сидел в комнате спиной ко мне. Он весь заплыл жиром, у него бочкообразная грудь и невероятно толстая шея. Когда я вошел, он резко повернул свою лысую голову, чтобы увидеть меня, меня удивили его светло-голубые круглые, как у совы, глаза. Странно, как он может быть таким подвижным с такой толстой шеей. Я знал, что люди в комнате говорили обо мне, но не понимал, на кого именно, кроме Мавро, я должен сердиться.
— Вот в чем наша проблема, — продолжал Мигель, возвращаясь к обсуждению. Голос его звучал спокойно, хотя глаза возбужденно блестели. — Мы недооцениваем этих ябандзинов. Когда мы воевали с социалистами, те были не лучше нас. Они никогда не участвовали в настоящей войне. Но эти самураи — они же всю жизнь тренируются!
Я был сердит на Мавро и ткнул в него пальцем.
— Ты… ты г… говорил нех… хорошие вещи обо мне. Я с… слышал, как ты их г… говорил. Гарсиа повернулся ко мне и сказал:
— Мы не говорили о тебе, дон Анжело. Тебе показалось. Мы говорили о ябандзинах. Перфекто считает, что они следят за нашими разговорами в симуляторах, — хотя наши искажающие устройства делают это в реальной жизни невозможным. Но я не согласен: даже если они заранее знают наши планы, это не объясняет их поразительного боевого мастерства. Я как раз говорил, что только упражняясь всю жизнь, можно достичь такого. — Его невинный тон заставлял меня верить ему.
Я посмотрел на него и почувствовал себя смущенным. Должно быть, я все — таки ошибся, когда решил, что Мавро говорит обо мне недоброжелательно. Пересек комнату я сел на койку Абрайры. Один из людей Гектора уже спал там, но он прижался к стене, и для меня оставалось достаточно места.
Завала рассмеялся, и все повернулись к нему.
— Ты надо мной смеешься? — спросил я. — Издеваешься надо мной?
— Я смеюсь над вами всеми! — ответил Завала. — Какие умники! Вы удивляетесь, почему самураи бьют вас. Говорите: «Они бьют нас, потому что жульничают. Бьют, потому что они сильнее! Бьют, потому что учатся стрелять, еще когда сосут материнскую грудь!» И повторяете эти глупости, будто они имеют значение. Так всегда с вами, умниками: вы считаете, что если говорите о чем-то, значит понимаете. Вы не видите в ябандзинах того, что очевидно: их духи сильнее наших. Они побивают нас силой своих духов. — Завала рассмеялся. Вообще он был очень напряжен и казался самым трезвым в комнате.
— Ага. Я таких уже встречал, — заметил Гарсиа. — Ты не веришь в силу разума. Держу пари, твой отец был деревенским колдуном.
— Проиграешь! — возразил киборг. — Мой отец был фермером и ничего не понимал в магии.
— Тогда держу другое пари, — сказал Гарсиа. — Держу пари, что если мы изучим вопрос, то найдем причину, почему самураи всегда побеждают нас.
Завала склонил голову набок, почесал затылок серебряным пальцем своей искусственной руки, словно стараясь вспомнить, о чем идет речь.
— Хорошо. На что спорим? На миллион колумбийских песо?
Гарсиа удивленно раскрыл рот. Очевидно, он говорил фигурально и не собирался спорить на деньги. Немного подумав, он спросил:
— А у тебя есть миллион песо?
Завала кивнул. Миллион песо равен примерно двум тысячам стандартных Международных Денежных Единиц, очень большие деньги для такого крестьянина, как Завала.
— Хорошо, — согласился Гарсиа. — Тогда я ставлю миллион песо на то, что мы разузнаем, почему они нас бьют.
— Не так быстро. — Завала улыбался, словно делал очень хитрое предложение. Такую же улыбку я видел на лице базарного фокусника, владельца «господня цыпленка».
— Ты так уверен, что выиграешь. Ты должен дать мне фору.
— Что за фора?
— Я ничего от тебя не хочу, сеньор Гарсиа, — пояснил Завала. Он указал на меня пальцем. — Но если я выиграю, я хочу, чтобы мне заплатил дон Анжело. Мне нужны антибиотики, чтобы убить гниль. Я не стал бы этого говорить, но дон Анжело отказывается дать мне лекарство. Если бы у меня был амиго и он заболел, я бы помог ему. Но дон Анжело не хочет. И никто не хочет.
Гарсиа выслушал это объяснение.
— Что скажешь, дон Анжело? Сколько стоят твои антибиотики?
— Примерно пятьдесят тысяч песо.
— Если мы выиграем, я заплачу тебе двести тысяч песо, — предложил Гарсиа. — Договорились?
Завала не мог выиграть. Я кивнул.
— Итак, мы заключаем пари, Завала, — подытожил Гарсиа. — Но я должен спросить: как мы определим, кто выиграл это пари?
Завала вздохнул и обвел взглядом комнату. Подобно индейцам племени Чакой в их изолированных деревушках, он не привык к логическому мышлению. Он не сможет объяснить, какие доказательства означают победу.
Заговорил человек маленького роста по имени Пио, один из людей Гектора, тот самый, что играл на гитаре.
— Как п… проверить, чьи духи сильнее? Мы их не видим, духов. Я бы хотел их видеть.
— Но дон Анжело занимался морфогенетикой, он знает генетику, — напомнил Гарсиа. — Мы можем попросить его сопоставить генные карты самураев с генными картами химер. Слово Анжело как слово специалиста убедит тебя, Завала?
Я начал возражать. Не хотел вмешиваться в их спор.
Киборг некоторое время смотрел на меня.
— Si. Я поверю слову дона Анжело. Гарсиа продолжал:
— Хорошо. И мы, по-видимому, сможем узнать, в каком возрасте самураи начинают тренироваться, верно? И узнаем, больше ли они тренируются, чем мы. Надо найти библиотеку. На корабле есть библиотека?
Мы посмотрели друг на друга и пожали плечами. Мигель, химера Гарсиа, тот самый, с толстой шеей, странно поглядывал на меня, его голубые глаза напоминали лед. На лысой голове блестел пот. Я заметил, что у него крошечные усики киношного злодея. Общее впечатление пугающее. Отвратительно.
— Si. Ниже по лестнице есть библиотека, — сказал Завала.
— К тому же медицинские компьютеры располагают подробными биографиями, — заметил я. — Может, там мы узнаем, когда самураи начинают тренироваться?
— Но как мы решим, кто выиграл пари? — повторил Гарсиа. — Конечно, ты не думаешь, что самураи на самом деле тренируются всю жизнь, но в каком возрасте они должны начать?
Химера Мигель по-прежнему смотрел на меня. Зрачки его расширились и стали похожи на мексиканские монеты в пять сентаво. Лицо расслабилось, нижняя челюсть отвисла. Он, казалось, совершенно не замечал происходящего в комнате. Выглядел он очень больным. Отвратительным. Я подумал, что это с ним такое? Наверное, слишком много выпил.
Завала соображал недолго.
— Мальчик становится мужчиной, когда у него отрастают лобковые волосы, верно? Не думаю, чтобы самураи начинали тренироваться до этого.