Глава 5

История с медведями

— И вот сын твой бросает дротик в этого старого кабанюгу, — ухмыльнувшись, сказал барон Полл, — и полагает себя столь метким стрелком, что целится между глаз. Но череп у старика оказался крепким, как у короля дураков, и дротик только слегка стукнул его по лбу и отлетел!

Он улыбался своим воспоминаниям, а Роланд тем временем осматривал дорогу. До Карриса оставалось еще полдня пути, ибо после обеда они поехали медленнее, чтобы дать лошадям перевести дух.

— Кабанюга рассвирепел, опустил рыло и давай рыть землю так, что кровь с клыков брызнула. Ты же знаешь, что кабаны в Даннвуде ростом с лошадь и косматые, как яки. А твой сын, тринадцать ему тогда было, видит, что кабан вот-вот нападет, а ума-то и нет, чтобы сделать то, что бы сделал на его месте любой.

— И что же это? — спросил Роланд. Он никогда не охотился в Даннвуде на кабанов.

— Да поворачиваться и удирать! — выкрикнул барон Полл. — Но нет, сын твой сидит и смотрит, лошадь его торчит, что твоя мишень, и уж конечно, штаны у него мокрые со страху.

И, конечно, кабанище бросился коню под брюхо, распотрошил, а мальчишку подбросило в воздух фута на четыре.

Было это, как я сказал, примерно через час после того, как мы потеряли гончих и поскакали искать. Нам было слышно, понимаешь, как они лают в холмах.

И вот сын твой таким ловким манером спешивается с лошади, и кабан смотрит на него, и твой парнишка бросается наутек, да так, что, клянусь силами, я подумал, будто он полетел!

Барон Полл вытаращил глаза, в такой восторг он пришел от собственного рассказа. Похоже, он давно уже выучил наизусть каждое слово.

— И вот молодой оруженосец Боринсон, как мы потом узнали, заслышав тявканье гончих, решил: «Побегу-ка я туда, где собаки! Они меня спасут!»

И помчался сквозь папоротники, а кабан висит у него на пятках.

В то время твой сын имел уже два дара метаболизма — так ты можешь представить, как он бежал. Делал миль тридцать в час, да еще и вопил: «Живодер! Проклятый живодер!» — как будто звал кого на помощь, и сам-то даже оглянуться не смел, такого кабан нагнал на него страху.

Так он пробежал в горку полмили, и я подумал, что пора, пожалуй, его и спасать, и поскакал за ним и за этим кабаном. Но они неслись так быстро, и все через подлесок, что мне пришлось петлять, отыскивая открытое местечко, где прошла бы лошадь, и никак было не подобраться к кабану на расстояние броска.

И тут твой сын добежал до собак. Гончие наши сидят под большой рябиной, развесив языки, и завывают по очереди, будто им заняться больше нечем, а он думает: «Ага, заберусъ-ка я на это дерево, и собаки уж точно меня спасут».

Полез он на дерево, а собаки вскочили и смотрят на него с надеждой, вертя своими обрубками, а молодой Боринсон уже сияет всеми зубами на высоте в двадцать футов.

И тут перед псами является кабан. Эта зверюга заметалась среди них так, что им, должно быть, показалось, будто кабанов по меньшей мере десяток, и понравилось не больше, чем твоему сыну. И тут, почувствовав, что псы устали и несколько обескуражены встречей с этаким чудовищем в сто пятьдесят фунтов, кабан подбросил одну собаку футов этак на сорок кверху, и взрезал еще парочку, не успели они даже тявкнуть.

Тут уцелевшие гончие — а их всего-то было пять или шесть в этой своре — решают, что пора поджать то, что осталось от их хвостов, и бежать в ближайшую пивнушку. Тогда оруженосец Боринсон и заорал мне: «Помоги… Ты, Сукин сын! Помоги же!»

Ишь ты, думаю я себе, а ведь это не дело — просить спасти твою никчемную жизнь в таких выражениях. И поскольку понимаю, что на дереве ему ничего не грозит, придерживаю лошадь, словно хочу дать ей передохнуть.

И тут я слышу этот звук, который ни с чем не спутаешь — этот рев! И смотрю я наверх и понимаю, почему твой сын так заорал. Оказывается, на дереве, куда он забрался, медведи! Три здоровенных медведя! Гончие их туда загнали и стерегли!

Барон Полл взревел от смеха не хуже медведя, даже слезы выступили на глазах.

— А тут, значит, твой сын приклеился к этому дереву, и медведи нисколько ему не рады, и внизу под всей этой компанией — кабан, и я начинаю смеяться так, что чуть не падаю из седла.

Он клянет меня на все лады — мы, понимаешь, никогда не были друзьями — и приказывает его спасать. Ну а я-то на два года его постарше, и мне в мои пятнадцать лет легче было выслушать проклятия, чем приказы какого-то мальчишки, которому только-только стукнуло тринадцать. И вот я, держась от дерева на приличном расстоянии, и кричу: «Это ты меня назвал сукиным сыном?» И твой сын отвечает: «Да!»

— Конечно, слова его были чистой правдой, неважно, — продолжал барон Полл. — Я все равно не собирался выслушивать такое от мальчишки. Вот я и крикнул ему: «Назови меня „сударем“, а нет — спасайся сам!»

Барон Полл умолк и призадумался.

— Что же было дальше? — спросил Роланд.

— Твой сын почернел от злости. Мы не были друзьями, как я уже сказал, но я даже не догадывался, как сильно он меня ненавидит. Понимаешь, я издевался над ним еще с детства, обзывал незаконнорожденным ублюдком и, думаю, достал его до печенок. Он знал, что я сам невысокого происхождения, и потому должен был с ним обходиться получше, чем другие, а вовсе не наоборот. Наверное, я и впрямь заслужил его ненависть, но тогда я не знал, что мальчишка может ненавидеть так сильно. Он сказал: «Когда ты погибнешь, если ты погибнешь с честью, я назову тебя „сударем“. Но не раньше!»

— А потом он вытащил нож, — продолжил барон Полл, немного успокоившись, — полез вверх и, смеясь, сам бросился на медведей.

— С одним ножом?

— Да, — сказал барон. — У него, конечно, были дары силы и жизнестойкости, но он был-то всего лишь мальчишка. Медведи сидели на больших ветках, и я не знаю никого, кто бы, будучи в здравом уме, полез бы с ними драться. А твой мальчик полез — может быть, только для того, чтобы доказать мне, что может это сделать.

Я думаю, он бы их поубивал. Но медведи заметили его вовремя и удрали, не дожидаясь. И когда кабан увидел, что с дерева падают вовсе не сливы, а медведи, то решил оставить твоего сына в покое и пойти лучше поохотиться за желудями… — барон Полл хмыкнул. — Вот тогда я впервые понял, что юный оруженосец Боринсон может однажды стать капитаном Королевской Стражи, — сказал он. — Или станет капитаном, или умрет. А может, и то и другое.

— И то и другое? — Роланд внимательно посмотрел на барона. То был огромный человек — три сотни фунтов мяса — весь заросший черными, как ночь, волосами. И выражение лица у него сейчас было задумчивым.

— Капитаны Королевской Стражи обычно недолго держатся на своем посту. Ты еще не знаешь, что за последние восемь лет к семье короля Ордина трижды подсылали убийц?

Трижды за восемь лет — действительно много. Роланд в жизни такого не слышал. Отдавая свой дар метаболизма, он и представить себе не мог, что наступят такие смутные времена. Теперь умер и король, и самой Мистаррии угрожает гибель.

— Не знаю, — сказал Роланд. Проведя двадцать лет во сне, он никак не мог знать, что происходило в эти годы. Может быть, у короля Ордина появились враги в самом королевстве… его смерти возжелали какие-нибудь вассалы? — Кто подсылал убийц?

— Разумеется, Радж Ахтен, — сказал барон Полл. — Этого было не доказать, но подозревали только его.

— Нужно было подослать убийц к нему, — Роланда охватило справедливое негодование.

— Посылали… десятками. А считая, что это делали чуть не все короли Рофехавана — так, наверное, сотнями и даже тысячами. Пытались убить и его самого, и его наследников, убивали и Посвященных, и Способствующих. С ним сражались Рыцари Справедливости. Черт возьми, схватка с его людьми — это тебе не бой на границе.

Роланду казалось невероятным, чтобы Лорд Волк, отразив столько нападений, не утратил силу.

Однако доказательства тому были повсюду. Весь день Роланду и Поллу встречались бежавшие с севера крестьяне. Мужчины, женщины, тащившиеся на подводах, груженных узлами с одеждой, скудной снедью, кое-каким ценным имуществом. Видели они также и свежие следы войсковых передвижений — воины Мистаррии шли сражаться на север.

Роланд надолго замолчал.

— Ох-ох-ох, — пробормотал барон Полл, — и что это мы здесь делаем?

Дорога повернула, и перед Всадниками открылся спуск с холма. Впереди, головой к обочине, лежала лошадь. Похоже, у нее была сломана нога. Она лежала на боку, придавив своего седока, и, с трудом приподнимая голову, озиралась по сторонам. На Всаднике была форма королевского вестника — кожаный шлем, зеленый плащ и темно-голубая куртка с изображением зеленого рыцаря на груди.

Часа не прошло, как этот вестник их обогнал, криком приказывая убраться с дороги. Теперь он не шевелился.

Роланд и барон Полл поскакали вперед. Земля в низинке, через которую лежал их путь, раскисла за последние два дня от дождей, но не настолько, чтобы это бросалось в глаза, однако Роланд разглядел, где поскользнулась лошадь, когда обогнула поворот, так, что ее занесло на сто ярдов. И когда ее занесло, она подвернула ногу и упала. Опасно было скакать во всю мочь на сильной лошади с тремя дарами метаболизма. Делая поворот со скоростью шестьдесят миль в час, она могла не успеть поставить ногу и налететь на всем ходу на дерево.

Вестник был мертв. Голова его была повернута под неправильным углом, глаза остекленели. Над лицом уже вились мухи.

Роланд спешился, вытащил из-под туники парня посыльную сумку, длинный, круглый, сшитый для свитка мешок из зеленой лакированной кожи. Раненая лошадь посмотрела на Роланда и застонала от боли. Роланду редко приходилось слышать, чтобы лошадь так стонала.

— Окажи животному милость, — сказал барон Полл.

Роланд вынул кинжал, и когда лошадь отвела взгляд, нанес ей смертельный удар.

Он открыл сумку вестника, вынул свиток и некоторое время изучал его. Прочесть или написать он мог всего несколько слов, но думал, что сможет узнать восковую печать, которой было запечатано послание. Однако не узнал.

— Ладно уж, вскрой, — сказал барон Полл. — Может, мы хотя бы узнаем, куда это нужно везти.

Роланд взломал печать, развернул свиток, увидел наспех начерканные буквы. Некоторые слова были ему знакомы: «я», «они», «и». Но, как Роланд ни щурил глаза, смысла он не разобрал.

— Ну что там, черт возьми! — крикнул Полл. Роланд скрипнул зубами. Ума-то у него хватало, а вот образования — нет. Он бросил письмо барону.

— Я не умею читать.

— А! — барон Полл поймал свиток и извинился. Сам он прочел послание, казалось, одним беглым взглядом.

— О Силы! — вскричал он. — На башню Хаберд на рассвете напали опустошители — много тысяч. Это послание в Каррис!

— Вряд ли герцог Палдан обрадуется таким вестям, — сказал Роланд.

Барон Полл в раздумье закусил нижнюю губу. Посмотрел на юг, потом на север, явно не зная, куда же им теперь идти.

— Палдан — дядя короля, — пояснил он, как будто Роланд за двадцать лет мог это забыть. — Сейчас он остался править, пока король в Гередоне. Но если Каррис будет осажден, на что весьма похоже, он чертовски мало что сможет сделать против опустошителей. Кто-то должен отвезти это известие обратно на юг, советникам в Морское Подворье, и королю.

— Они наверняка послали не одного Всадника, — сказал Роланд.

— Не все они доедут, — ответил барон. Роланд хотел было сесть в седло, но барон громко прочистил горло и кивнул в сторону мертвого вестника.

— Забери-ка сначала у него кошелек. Ни к чему оставлять стервятникам.

Роланду это не понравилось, но барон был прав. Если они не заберут кошелек, это сделает следующий путник. Кроме того, сказал он себе, поскольку они собираются доставить королевское послание, можно получить и плату.

Роланд срезал кошелек, оказавшийся тяжелее, чем он ожидал. Парень забрал, видно, с собою все свои сбережения.

Роланд покачал головой. Уже второй раз на этой неделе ему улыбается удача. Не знак ли это того, что для него война закончится хорошо?

Он вскочил на коня и крикнул барону:

— Эй, догоняй!

Пришпорил коня каблуками, и они помчались как ураган. Лошадь барона Полла была не резвее, зато, знал Роланд, неся такого толстяка, она быстрее устанет.

На склоне горы, в дюжине миль севернее того места, где Роланд и барон Полл наткнулись на мертвого вестника, на изогнутом суку высокого белого дуба стоял Аколар. Упираясь затылком в другую ветку, он смотрел на двух человек, поскакавших по дороге на север.

Он видел, что это не крестьяне, убежавшие от войны, которая вот-вот должна была начаться. И не солдаты-Всадники, направлявшиеся на войну.

И как будто не королевские вестники, ибо на них была другая одежда. Но Аколар был обязан узнать, кто они такие…

Его люди на прошлой неделе убили нескольких вестников и оставили их тела на обочинах дороги. Возможно, королевские вестники стали умнее и ездят теперь переодетыми.

Аколар имел пять даров зрения. Он различал лица этих людей даже на таком расстоянии. Один — молодой, второй — постарше, крупный мужчина на быстроногой лошади, с темно-зеленой сумкой посыльного. Толстяк неплохо вооружен.

Да, королевские вестники стали умнее. Теперь они не носили королевские цвета, а этот даже взял с собой рыцаря для охраны.

Аколар свистнул своим, которые стояли у подножия дерева. Людей у него не хватало. За неделю он потерял троих убийц. Но он все-таки подозвал одного, молодого Мастера из Братства Молчаливых.

— Бессахан, два Всадника! Везут послание, — сказал он. И показал в сторону дороги, хотя человек, стоявший внизу, не мог видеть ее сквозь лесную чащу.

Аколар сказал:

— Они быстро продвигаются в сторону Карриса. Их нужно убить.

— До Карриса они не доберутся, — заверил дальновидца Бессахан.

Молчаливый вскочил на свою боевую лошадь и закрыл лицо грязным коричневым капюшоном. Проверил одной рукой, хорошо ли привязан к седельному вьюку лук из рога. Затем пришпорил лошадь и помчался по склону горы вниз.

Глава 6

В лагере мелких лордов

— Вот это уже гораздо лучше, — сказал сэр Хосвелл.

Миррима посмотрела на мишень, расположенную в восьми ярдах от них. Стрела вонзилась футом ниже намеченной цели, но Миррима все равно ощутила гордость, поскольку попала в красный круг на куске холста, пришпиленном к стогу сена, уже третий раз подряд.

— Неплохо, миледи, — сказал сэр Хосвелл. — После десяти тысяч выстрелов вы научитесь делать это не глядя. Стреляйте пока с этого расстояния, а потом отходите дальше и дальше. И скоро вы будете стрелять не руками, не головой, а нутром.

— Мне нужно целиться выше, — поправила она. Мысль о том, что придется стрелять десять тысяч раз, ее испугала. И так уже руки болели от напряжения. — Этот выстрел не остановил бы Неодолимого.

— Фу, — сказал сэр Хосвелл. — Может, вы бы и не убили его, но зато сделали бы евнухом. И если б вашей целью было избежать изнасилования, это вам бы уж точно удалось.

Миррима бросила на него косой взгляд. Сэр Хосвелл широко улыбался. Это был жилистый мужчина с густыми усами и пышной бородой, с тяжелыми веками, которые прикрывали глаза, как у ящерицы, дремлющей на теплом камне. Когда бы не гнилые зубы, улыбка его могла бы быть приятной.

Сэр Хосвелл стоял к ней близко, даже слишком близко. Миррима чувствовала себя неловко, но ничего не могла поделать. Они были одни на поляне в узкой долине неподалеку от лагеря мелких лордов Гередона. Еще вчера здесь упражнялись в стрельбе сотни юношей, но сегодня из-за праздника все ушли в город. С обеих сторон на протяжении пятидесяти ярдов их поляну заслоняли густые деревья, и Миррима чувствовала себя здесь совсем беззащитной.

Она знала сэра Хосвелла почти всю жизнь, — он тоже был из Баннисфера, — но сейчас в душе вдруг шевельнулось недоверие. День клонился к вечеру, пожалуй, пора было возвращаться в замок.

Дубы на холмах создавали естественную преграду, скрывавшую их от посторонних взоров. В лесу не было ни души. Понимая, что пребывание наедине с любым мужчиной, кроме мужа, может вызвать сплетни, она не хотела, однако, чтобы Боринсон узнал о ее намерении подготовиться к войне. Если муж догадается, то наверняка запретит. А ей нужен был кто-нибудь, кто научил бы ее ратному искусству.

Лорд Хосвелл дружил еще с ее отцом и был прекрасным лучником. Она отыскала его здесь, на этой поляне, где он упражнялся в стрельбе, попросила дать ей после полудня урок, и он согласился. Оказалось, что Миррима, обладая даром ума, который две недели назад отдала ей мать, учится гораздо быстрее, чем сама предполагала.

— Попробуйте еще раз, — посоветовал лорд Хосвелл. — Натяните тетиву посильнее. Чтобы стрела вошла глубоко, удар должен быть мощным.

Миррима достала из колчана еще одну стрелу, быстро осмотрела. Мастер сделал ее явно наспех. Одно из белых гусиных перьев почти отклеилось. Миррима послюнила палец, приладила перо на место, потом, крепко прижав стрелу, наложила ее на тетиву и оттянула к самому уху.

— Погодите, — сказал сэр Хосвелл. — Вам нужно выработать более устойчивую позицию.

Он зашел ей за спину, и она почувствовала жар его тела и горячее дыхание на своей шее.

— Выпрямите спину и немного развернитесь в сторону — вот так.

Он обхватил Мирриму, развернул ее как надо, и так и остался стоять, дрожа от возбуждения. Даже ноги у него затряслись.

Миррима вспыхнула от смущения. И тут же в голове у себя услышала предостерегающий голос Габорна, Короля Земли: «Беги. Ты в опасности. Беги».

Миррима так испугалась, что нечаянно выронила стрелу. Но сэр Хосвелл не шелохнулся.

Тогда она ударила его коленом, так быстро, что даже дар метаболизма не помог сэру Хосвеллу уклониться.

Он скорчился, но, успев схватить Мирриму за блузку, потянул к себе.

Голос Габорна прозвучал снова: «Беги!»

Она ударила Хосвелла кулаком в горло. Пытаясь защититься, он ослабил хватку, и Мирриме удалось высвободить блузку.

Она собралась бежать.

Но он поймал ее за лодыжку и опрокинул. Миррима закричала:

— Помогите! — и, падая, лягнула его ногой. Он прижал девушку к земле. Прошипел:

— Чертова сука! — и ударил ее по лицу. — Заткни глотку, пока я ее тебе не заткнул!

Он накрыл ладонью ее рот и толкнул с такой силой, что голова откинулась, заболела шея. Пальцами он зажал ей нос. Миррима не могла вздохнуть. И вырваться не могла, поскольку он придавил ее всем своим весом. Но она все еще пыталась бороться, вонзив ему ногти под самый глаз так глубоко, что потекла кровь.

— Гадина! — выругался он. — Я тебя убью!

Он ударил ее кулаком под дых, выбив из легких воздух, и все съеденное утром подступило к ее горлу. Пока он свободной рукой развязывал ремень, она еще пыталась высвободиться, чтобы хотя бы вздохнуть. Легкие уже горели от нехватки воздуха, перед глазами плыла красная пелена. Голова кружилась, как перед обмороком.

Тут она услышала какой-то хруст, и сэр Хоссвел вдруг обмяк. И скатился с нее.

Кто-то его ударил — с такой силой, что сломал ему ребра.

Миррима жадно глотнула воздуху, еще и еще раз, не в силах вдосталь надышаться.

— Что здесь происходит? — спросил кто-то. Голос был женский, а произношение — столь невнятное, что она не сразу распознала рофехаванский язык.

Миррима подняла взгляд. Над нею стояла женщина с голубыми глазами и вьющимися черными волосами, падавшими кольцами на плечи. На вид — лет двадцати. Ширина ее плеч говорила о силе, свойственной не всякому человеку, даже если он занимается тяжелым трудом. Под скромным коричневым платьем на ней была прочная кольчуга, и в руке она держала тяжелый топор.

Позади нее стояла тихая, как мышка, женщина в одеянии Хроно.

Миррима посмотрела на сэра Хосвелла и испугалась, что его прибили насмерть. За нее вступилась не простая женщина. Это была Всадница из Флидса — женщина-воин с дарами мускульной силы и ловкости, вполне ровня Хосвеллу.

Но сэр Хосвелл был жив и держался за ребра, скорчившись, как побитая дворняга. По лицу его текла кровь. Он еще даже прорычал:

— Не вмешивайся, ты, флидская сука!

— Хм, я, пожалуй, не стала бы обращаться к девушке столь грубо, особенно когда в руках у нее топор, а вы не представлены ей по всем правилам, — женщина улыбнулась, изображая светскую учтивость. Улыбка, однако, была довольно злая.

Какое-то время она разглядывала его, потом нахмурилась.

— Увы, коль в Гередоне не водится воинов получше, чем этот, — пробормотала она, — мне не с кем будет лечь в постель.

Миррима, все еще напуганная, с облегчением глотала воздух. Слова женщины она поняла с трудом и приняла их за шутку.

Всадники Флидса разводили лошадей, поколение за поколением отбирая самых сильных, красивых и понятливых.

Точно так же знатные женщины Флидса готовили самих себя для деторождения. Высокородная женщина могла попросить любого достойного человека стать отцом се ребенка, могла даже выйти замуж, но муж никогда не становился главой семьи. Титулы передавались только по женской линии, ибо во Флидсе считалось, что «ребенок не должен знать своего отца». Женщин Флидса смешило само представление о том, что мужчина должен быть главой семьи. И «королем» во Флидсе назывался всего лишь мужчина, женатый на королеве. Если же королева решала расстаться с ним и выбрать себе другого супруга, он лишался этого звания.

— Я… ох, — Миррима запнулась. Хосвелл держался за свою окровавленную голову и вдруг осел на землю, словно в полном изнеможении.

— Что «ты…ох»? — спросила женщина.

— Извините меня, — сказала Миррима. — Я всего лишь просила его научить меня стрелять из лука. Женщина плюнула в Хосвелла.

— Ты полагала, что ваши Лорды Севера, испугавшись Радж Ахтена, так сразу и захотят учить женщин воевать?

Мирриме было не до обсуждений. Она опустилась перед Хосвеллом на колени. Он кашлял и пытался кое-как привстать.

Она хотела помочь, но Хосвелл воззрился на нее с изумлением и оттолкнул ее руку.

— Оставь меня, ты, мистаррийская шлюха! Нужно было самому сообразить, что от тебя одна морока.

Он встал на колени, потом поднялся и, шатаясь, потащился прочь.

Миррима не знала, что и думать. Слова «мистаррийская шлюха» уязвили ее. Она родилась и выросла здесь, в Гередоне. Хосвелл ее знал. Неужто он обозвал ее шлюхой, потому что она вышла замуж за мистаррийца? Женщина из Флидса сказала:

— Не огорчайся. Я знаю таких. За обедом он будет всем рассказывать, что совладал-таки с тобою, а потом споткнулся и разбил лицо о камень.

— Надо бы, наверное, ему помочь, — сказала Миррима. — Я не уверена, что он сможет дойти до лагеря.

— Ага, а потом опять от него отбиваться, — отвечала всадница. — Лучше пошли ему прямо сейчас стрелу в спину, если хочешь отомстить парню за свою честь.

— Нет, — сказала Миррима.

— Тогда оставь его в покое.

Миррима нахмурилась. Она не считала себя образцом добродетели, но и не представляла, что сможет оставить когда-нибудь раненого человека без помощи.

«Надо бы злиться на этого мерзавца, а не жалеть его», — подумала она.

И скрипнула зубами. Если она собирается воевать, на поле битвы она увидит кое-что пострашнее, чем разбитое лицо.

— Благодарю вас, — сказала она всаднице. — Мое счастье, что вы оказались поблизости.

— Я не оказалась поблизости, — ответила женщина из Флидса. — Я была на вершине холма, и тут Король Земли сказал, что кому-то здесь требуется помощь.

— Вот как, — удивилась Миррима. Всадница откровенно ее разглядывала.

— А ты миленькая. Какие у тебя есть дары?

— Два — обаяния, один — ума, — сказала Миррима.

— Кто ты? Высокородная дама или богатая шлюха? Правда, большой разницы я не вижу.

— Высокородная… — сказала Миррима, но запнулась, ибо это была ложь. — Что-то вроде. Меня зовут Миррима. Муж мой состоит в Королевской Страже.

— Тогда это он должен учить тебя стрелять, — сказала женщина, не скрывая своего отвращения к северянам и их дурацким обычаям. Она повернулась, словно собираясь уйти.

— Подождите! — взмолилась Миррима. Та оглянулась.

— С кем я имею честь говорить? — Миррима подумала, что манеры ее могут показаться такой грубой женщине чересчур утонченными и изысканными.

— Эрин. Эрин из клана Коннел. Это была принцесса, дочь Высокой Королевы Хейрин Рыжей.

— Мне жаль вашего отца, — сказала Миррима, поскольку больше ничего ей на ум не пришло. Несколько дней назад в Гередон пришла весть о том, что Радж Ахтен захватил Высокого Короля Коннела и скормил его живьем великанам Фрот.

Леди Коннел слегка кивнула, блеснув бирюзовыми глазами. Она могла бы сказать о своем отце что-нибудь неодобрительное, принижающее его воинские заслуги. В ее краях такие отзывы считались проявлением скромности. Могла бы хоть как-то показать, что любила его. Любовь ребенка к своему отцу все же считалась у них достойным чувством. Но она не сделала ни того, ни другого.

— Погибли многие, — вот и все, что она сказала в ответ. — И мужчины, и женщины. Смерть — это счастье. Бывает кое-что и похуже.

Эрин нагнулась, подняла лук и колчан Мирримы. Наложила стрелу, натянула тетиву до предела и выстрелила. Стрела попала в центр мишени на копне сена.

«Она хочет показать, на что способна, — догадалась Миррима. — Хочет вызвать у меня уважение».

Тридцать тысяч воинов Флидса присоединились к армии Радж Ахтена. У Лорда Волка было так много даров обаяния и Голоса, что мало кто мог противостоять силе его убеждения.

Миррима внезапно поняла Эрин Коннел. Та гордилась своим отцом, рада была, что он умер, а не стал перебежчиком.

Минутой раньше Миррима не решилась бы обратиться к этой леди с просьбой. Но замешательство Эрин сделало ее более человечной в глазах девушки. «Не такие уж мы и разные», — подумала она.

— Принцесса Коннел, а не могли бы вы научить меня стрелять? — спросила она.

— Да, если хочешь, — сказала Коннел. — Но первое, чему ты должна будешь научиться — это не называть меня ни «принцессой», и ни «леди», и никакими вашими придворными титулами. Я не желаю, чтобы обо мне говорили, как о какой-то игрушке для мужчин. Да кроме того, у меня на родине женщина должна заслужить честь стать Высоким Лордом клана, а вовсе не рождается с этим, так что я имею мало права на ваши титулы. Называй меня Коннел или, если тебе нужен титул, зови меня «сестра-всадница», а то и просто «сестра», для краткости.