Глава 27

Блуждания в тумане

«Неужели я отдал все деньги за добрую лошадь, чтобы загнать ее насмерть?» — думал Роланд, слыша за спиною топот копыт.

Он мчался к Каррису. Лошадь уже хрипела так, что каждый вздох ее мог оказаться последним. Уши прижаты, вся в мыле. Она делала шестьдесят миль в час, но Неодолимые мчались быстрее.

Барон Полл опередил его на полмили и помчался по холмам галопом. Толстому рыцарю погоня пока была не страшна.

В семье у Роланда были мореходы. И сейчас он вспомнил, что скорость можно увеличить, сбросив, например, лишний груз. Однако ни оружия, ни доспехов у него не было; в седельном вьюке тоже не было ничего тяжелого. Медвежий плащ он отдал зеленой женщине. Правда, в кошельке было золото. Но хотя он и не питал никогда особой привязанности к деньгам, но тут решил, что лучше умереть с ними, чем без них.

Единственную тяжесть представлял из себя короткий кинжал, который дал ему барон Полл, но и он, решил Роланд, может еще пригодиться.

Оставалось только гнать лошадь да крепче держать поводья.

До Карриса было миль восемь, и, въезжая на вершину холма, Роланд уже видел над туманом белые башни замка.

Он оглянулся. Неодолимые были ярдах в двухстах. Двое лучников уже натянули луки, целя ему в спину. Одолевая новый подъем, лошадь на мгновение оторвалась от земли и тут же снова тяжело опустилась на дорогу.

Она взяла влево, обогнув яму, и это спасло Роланду жизнь — две стрелы просвистели над самым ухом. Он пришпорил коня и во весь опор помчался к густой дубовой роще, к могучим облетевшим деревьям, вокруг стволов которых обвился зеленый еще плющ.

Роланд решил свернуть с дороги под прикрытие дубов, чтобы хоть немного выиграть время. Повернув коня, он оглянулся еще раз.

Неодолимые встали на вершине холма, утреннее солнце играло на их медных шлемах и накидках шафранного цвета.

Посмотрев на лес, они вдруг развернулись и поскакали обратно.

«Боятся засады? — подумал Роланд. — Может быть, в этой роще спрятались солдаты Палдана? Или там другой дозорный отряд Радж Ахтена?»

Не сбавляя скорости он проехал рощу насквозь, но никого не заметил, ни своих, ни чужих.

За рощей дорога поворачивала. Барона Роланд не увидел. Дорога шла среди холмов, мимо небольшого городка. Слева от обочины росли кусты и деревья, образуя живую изгородь, справа стояла каменная городская стена, за которой видны были улицы. Барона нигде не было видно.

«Я его потерял», — понял Роланд.

В роще он заметил несколько отходивших от главной троп. Должно быть, барон поскакал по одной из них. Куда именно, Роланд не знал и потому решил не возвращаться.

Он двинулся дальше, миновал еще один небольшой городок и вскоре уперся в глухую стену тумана. До Карриса оставалось не более пяти миль. Если Полл прав, туман этот волшебный, и где-то в нем прячется войско герцога Палдана.

Роланд поехал тише, чтобы случайно не столкнуться с лучником или пикенером.

Не проехал он и десятка ярдов, как понял, что туман действительно не простой.

Такой густой пелены Роланд никогда не видал даже в Морском Подворье, где туманы были не редкость. Он плыл до того плотными клубами, что хоть ножом режь. За несколько минут светлое ясное утро сменила хмурая тьма. Всадник не мог даже разглядеть дорогу.

Боясь, что лошадь споткнется, Роланд спешился. Но, даже и нагнувшись к земле, он с трудом различил дорогу и траву на обочине.

Роланд вел своего всхрапывавшего и прядавшего ушами скакуна в поводу.

Из тумана торчали верхушки белых башен Карриса, и Роланд прикинул, что до замка осталось не более пяти миль.

Однако пробираться сквозь туман пришлось не час и не два. Роланд то и дело терял направление, спотыкался, едва не падал, наступая в лужи, и словно кружил на месте.

Добравшись до какого-то очередного городка, он заблудился в улицах, не понимая, куда идет. Наконец он все же снова выбрался на дорогу.

Дорога извивалась и петляла, Роланд старался держаться обочины, вдоль которой росла густая трава, но часа через три решил, что все же опять, наверное, где-то свернул не туда, ибо пять миль он отшагал давно, а конца пути не было.

За все это время он не заметил нигде ни одного солдата, ни одного прохожего или проезжего. Впрочем, если бы поблизости спряталось целое войско, в таком тумане его все равно было бы не разглядеть.

Роланд шел и думал об Аверан, которая осталась совсем одна. Проклиная себя за то, что решился уехать, думал, как ей должно быть страшно.

Беспокоился он и за зеленую женщину. Пусть она и хотела высосать из него кровь, но ведь, в конце концов, ничего плохого не сделала. И Роланд испытывал теперь к ней не просто сочувствие, а нечто большее.

Конечно, Роланд не очень-то понимал, кто такая эта зеленая женщина Красотой она могла бы сравниться с Властительницами Рун. Роланд не был горазд на любовные похождения, но и его красота не оставляла равнодушным.

Однако не мог же он влюбиться в женщину, у которой клыки и зеленая кожа.

В сущности, она была никем. Она не знала, да и знать не могла, ни что такое честь, ни сострадание, ни верность, ни прочие качества, которые он так ценил в людях.

Наверняка он мог сказать только одно: вчера рядом с ней он чувствовал себя… в безопасности.

И еще, что он ей нужен — нужен, потому что неглуп, потому что может принять за нее решение, может объяснить, что такое голубой цвет и научить ездить верхом или носить одежду.

В жизни он не встречал женщины, которая была бы одновременно столь грозна и столь беспомощна.

Тайна ее была непроницаема, как этот колдовской туман. И эта тайна его притягивала.

Роланд дал себе слово, что, доставив послание, дождется ночи и немедленно вернется обратно и найдет Аверан и зеленую женщину.

Он не стал предаваться мечтам. Вряд ли зеленая женщина когда-нибудь его полюбит.

Он был заурядный, никчемный человек, о чем ему при всяком удобном случае напоминали всю жизнь. Жене он был скучен. Единственной чертой, которую в нем оценил король, был метаболизм. Кроме того, Роланд не умел ни читать, ни считать, ни сражаться.

Размышляя о своей жизни, Роланд вспомнил о Габорне и вдруг понял, что никогда прежде не задумывалcя о том, хотел ли когда-нибудь увидеть нового Короля Земли.

Впрочем, зачем ему? Король Земли все равно никогда не изберет такого человека, как Роланд Боринсон, потому что Роланду Боринсону нечего ему предложить. Все это означает, что короткая и горькая жизнь его так и будет короткой и горькой.

Выбравшись наконец из пелены тумана, Роланд понял, что безнадежно заблудился. Солнце уже перевалило далеко за полдень, а до башен Карриса по-прежнему оставались те же пять миль. Только теперь город оказался на юге, что означало, что Роланд незаметно умудрился обойти Каррис кругом.

Роланд постоял немного в нерешительности. Туника в тумане отсырела, набралась влаги, пришлось снять ее и отжать. Потом он снова поплелся в проклятый туман, размышляя, не зажечь ли факел, будет ли от него польза.

Еще через пару часов он снова вышел на открытое место и на сей раз обнаружил башни Карриса на западе. День клонился к вечеру.

Роланд скрипнул зубами и вернулся в чертово душное марево, дав себе слово смотреть под ноги как можно внимательнее.

Мили через две он наконец услышал, как где-то слева зазвонил колокол. Било шесть часов, и Роланд понял, что послание, которое нужно было доставить утром, попадет в замок в лучшем случае вечером. Он проплутал целый день.

Скоро дорога свернула, и примерно еще через милю Роланд услышал звуки, которые так жаждал услышать: стук молотков, брань лорда, требовавшего от кого-то поднять продовольствие на стену, крики петухов, провожавших солнце.

Где-то совсем рядом каркали вороны, ворковали голуби, кричали чайки.

Следуя на звуки, Роланд вышел на тропинку, которая привела его к дамбе. О том, что это именно дамба, он догадался, услышав по обе стороны от дороги плеск волн и запах водорослей.

Наконец он увидел перед собой барбикан, массивные каменные ворота, преградившие ему путь.

Туман был такой густой, что его приближения не заметил ни один стражник — они видели путника не лучше, чем он замок.

— Есть тут кто? — крикнул Роланд. На барбикане громко расхохотались.

— Нас тут тьма-тьмущая, приятель. Кто тебе нужен?

— У меня послание для герцога Палдана, — сказал Роланд, чувствуя себя дураком. — От барона Хаберда из Башни Хаберд.

— Ладно, подойди-ка к воротам сбоку, парень, а то тебя не видать!

Роланд пошел вдоль ворот и наткнулся на узкую башню с бойницами для лучников и проходами для пикинеров. Он заглянул в башню через проход. Внутри горели факелы и сидело человек двадцать в доспехах. Один шутливо ткнул пикой в сторону Роланда и крикнул:

— У-У-У!

Тогда он пошел обратно и слева от ворот обнаружил небольшую опускную решетку. Стражники, поджидавшие его возле решетки, казались просто смутными тенями.

— Прошу прощения, — сказал Роланд. — В этом тумане и ноги-то свои трудно разглядеть.

— Я передам чародеям, что тебе понравилось, — сказал капитан стражи. Он принял у Роланда сумку, осмотрел. — Печать сломана.

— Я не вестник, — объяснил Роланд. — Нашел на дороге убитого гонца и взял сумку. Надо же было ее открыть, чтобы узнать, куда доставить.

— Молодец, — сказал капитан.

Он поднял решетку и пропустил Роланда на подъемный мост. За мостом находилось еще два барбикана, каждый из который охранялся строже предыдущего. Внизу размещались солдаты с пиками и боевыми молотами, сверху за всеми входящими наблюдали лучники и артиллеристы.

Туман был такой густой, что Роланд не видел даже воды, а только слышал, как она бьется о сваи.

Во время блужданий Роланду было показалось, что замок остался без защитников. За весь долгий путь он не встретил ни одного дозора.

Но защитников оказалось немало. Во внутреннем дворе стояли лагерем почти тысяча рыцарей, на стенах везде были видны солдаты.

И все же, лишь миновав двор и оказавшись в самой крепости, Роланд понял, сколько здесь собралось людей. Слова стражника у ворот «нас тут тьма-тьмущая» он принял было за шутку, но стражник не пошутил.

Каррис оказался больше, чем можно было подумать, глядя на него издалека. Над городской стеной возвышались многочисленные башни, а внутри главной стены стояли десятки обнесенных стенами крепостей поменьше. На улицах было людно — шастали толпами мальчишки, сновали женщины с озабоченными лицами, на каждом углу толпились вооруженные люди.

На крышах сидели вороны, чайки и голуби. Козы жевали висевшее на веревках белье, под ногами путались испуганные цыплята, бродили, погогатывая, гуси, из конюшен доносилось ржание лошадей, на дорогах лежали ленивые коровы.

Из-за скученности людей и животных в тесных улицах было не продохнуть. Уже через несколько минут Роланду захотелось оказаться где-нибудь в башне или на стене, а еще лучше на свежем воздухе подальше от города, рядом с Аверан и зеленой леди.

Стражники провели его через площадь к огромной Герцогской башне, которая возвышалась выше всех остальных.

Внутреннее убранство ее выглядело воистину по-королевски. Столы, стулья и даже дверные косяки были до блеска отполированы. На стенах красовались медные резные светильники с дорогими стеклянными абажурами из Эшовена. Всюду лежали и висели роскошные ковры, искусно выписанные маки украшали беленые стены.

Герцог, человек с острым треугольным лицом хитреца, сидел в окружении советников, которых Роланд сразу узнал. Это были Королевские Умы — люди, когда-то отдавшие дар ума королю Ордину, которых он видел в Голубой Башне после его смерти.

Один из советников знаком попросил вестника подождать и, продолжая раз говор, сказал, обращаясь к герцогу:

— Если Король Земли приказал бежать, нужно бежать.

Герцог Палдан ударил кулаком по дубовому столу.

— Слишком поздно, — сказал он. — Мы окружены. На моем попечении четыреста тысяч горожан и крестьян, и я не могу просить людей бежать туда, где их тотчас перережут Неодолимые.

Старик Джеримас покачал седой головой.

— Не дело это Нас предупредил Король Земли, а его следует слушаться, мой герцог.

— Слушаться, — проворчал Палдан. — Разве король сказал, куда? Хорошо, все побегут. Некуда? Как? От кого?

— Вы говорите так, словно все еще верите в крепость стен, — сказал Джеримас. — После всего, что произошло, по-прежнему верите в силу камня. Не лучше ли было бы поверить королю?

— Я верю королю, — возразил Палдан. — Но он отдает слишком противоречивые указания.

Вид у советников был встревоженный. И Роланд понял, что вопросов у них куда больше, чем ответов. Выражения лиц у всех были такие, словно они уже сдались.

Тут герцог поднял взгляд, увидел Роланда и удивился.

— Сэр Боринсон? Что вы здесь делаете? Привезли новые указания от короля?

— Нет, — сказал Роланд. — Я не сэр Боринсон, я его родственник.

Он передал герцогу послание, а тот развернул свиток, рассеяно пробежал глазами и вернул Роланду, сказав коротко:

— Благодарю.

Опустошители в Башне Хаберд, а Палдан и глазом не моргнул?

— Милорд… — Роланд даже растерялся.

— Я уже все знаю, — сказал герцог. — Несколько часов назад такое же известие принес барон Полл. Мы ничем не можем помочь. Мы в осаде, а королевские вестники требуют, чтобы я готовил горожан к бегству!

— В осаде, милорд? — удивленно переспросил Роланд. Он не заметил осадных сооружений. Да и войск Радж Ахтена тоже.

— В осаде, — терпеливо подтвердил герцог.

— Милорд, — сказал Роланд, — я хотел бы просить у вас позволения уйти из замка. Недалеко отсюда я оставил одного человека… маленькую девочку, которая пропадет без меня.

«Просить разрешения удочерить Аверан сейчас явно не время», — подумал он про себя.

Герцог думал недолго.

— Нет. Это слишком опасно, к тому же у нас не хватает солдат, Голубая Башня разрушена.

— Разрушена? — вновь переспросил Роланд, не поверив своим ушам.

Герцог Палдан мрачно кивнул.

— До основания.

От неожиданности Роланд едва не вскрикнул. Посвященный, он провел в Голубой Башне больше двадцати лет. Он тоже мог погибнуть во сне. Что ж, он возродился вовремя!

Но если подумать о том, что ожидает Каррис, Посвященным, может быть, даже повезло.

— Как это случилось? — рискнул он спросить. Палдан пожал плечами.

— Никто не знает, но, судя по тому, что там произошло четыре часа назад, все погибли, — он испытующе посмотрел на Роланда. — Вы похожи на Боринсона. Скажите, не обучались ли вы воинскому искусству?

— Я был мясником, милорд.

Герцог Палдан хмыкнул, бросив короткий взгляд на кинжал Роланда.

— Тогда теперь будете стражником. Встанете на южную стену между пятьдесят первой и пятьдесят второй башнями. Убивайте любого, человека ли, зверя, которые полезут на стену. Ясно? На рассвете придется поработать мечами, и мясник для этого вполне сгодится.

Роланд застыл, ошарашенный, но стражник подтолкнул его в спину и повел на пост.

Глава 28

Раскрытый заговор

Когда Эрин Коннел добралась до замка Гроверман, желания веселиться у нее не было никакого. Она не обрадовалась даже известию от Габорна, часом раньше очнувшегося от своего обморочного сна, о том, что Темный Победитель умер — во всяком случае, лишился тела и стал не так опасен.

Она потеряла лошадь, а принц Селинор был ранен. По всему телу у него были тяжелые ожоги. С такими ожогами выжить мог только человек, обладавший дарами жизнестойкости. Когда Эрин вытащила его из-под пылавших бревен, он как ребенок плакал от боли и что-то невнятно бормотал. Потом потерял сознание, и один из воинов Гровермана повез его с собой на своей лошади, и Эрин не видела его до самого замка.

Вслед за каким-то дворянином из Джонника она въехала во двор башни. И еще у ворот поняла, что они далеко не первые.

Во дворе уже пировали сотни рыцарей. Слуги Гровермана выносили корзины с хлебом, щедро раздавали кушанья, открывали фляги с пивом. Вдоль восточной стены пылали костры, и поварята жарили на вертелах телят. На балконе Герцогской Башни играли музыканты, глашатай возле ворот то и дело выкрикивал:

— Ешьте досыта, господа! Ешьте досыта!

Для войска Короля Земли герцог не пожалел ничего. Но Эрин есть не хотелось.

Она пошла искать Селинора. Слуги герцога Гровермана устроили его на попоне в тихом углу под стеной башни. Рядом росли ночные красавицы, уже раскрывшие в сумерках свои белые лепестки, над которыми вились бабочки. Рядом с Селинором наклонился какой-то доброжелатель и пытался силой влить ему в рот виски.

— Выпейте, сударь, — приговаривал он. — Легче станет.

Селинор же, стиснув зубы, с выступившими от боли слезами на глазах, молча отвернулся. Рыцарь же не отставал, очевидно, решив, что принц не в себе.

— Дайте-ка я ему помогу, — Эрин отодвинула рыцаря в сторону. — От мака он не откажется.

— Может, и не откажется, — сказал рыцарь, — хотя кто это будет пить горький мак вместо сладкого виски?

— Найди лекаря и принеси мак, — Эрин устало опустилась возле Селинора на колени и потрогала ему лоб.

— Спасибо, — еле слышно прошептал принц.

Король Земли просил его пить поменьше. Принц же, поняла теперь Эрин, и вовсе решил избавиться от этого порока.

— Не за что, — ответила она, не отрывая ладони от его лба. Он закрыл глаза и будто заснул.

Потом что-то снова забормотал, словно ему приснился дурной сон. Вскрикнул и попытался оттолкнуть руку Эрин.

Через несколько минут он очнулся. Лицо заливал пот, глаза помутнели от боли.

— Кажется, я слышал, что Король Земли утратил дары, — сказал он. — Это правда?

— Да, — ответила Эрин. — Теперь он обычный человек — если Короля Земли можно назвать «обычным».

— Значит, он утратил и обаяние. Вы не видели его после этого?

Эрин видела спящего Габорна по пути к замку. Король не был особенно хорош собой даже с даром. Теперь же он показался ей просто некрасивым.

— Видела своими глазами, — сказала Эрин, думая, что Селинор бредит.

Она погладила принца по щеке и тут заметила у него на шее серебряный овальный медальон на серебряной цепочке.

Видимо, медальон выскользнул из-под туники, когда принца укладывали на попону. Эрин сразу поняла, что это медальон-обещание. Нередко лорды, решив породниться с дальним союзником, обменивались медальонами, куда был вставлен портрет будущего жениха или невесты, дабы обе стороны могли решить, кто потом войдет в их семью, не отправляясь в далекое путешествие.

Мало кто верил правдивости этих изображений. Художники обычно старались подчеркнуть красоту и скрыть недостатки, и потому портрет в медальоне порой имел весьма малое сходство с оригиналом.

Зато они частенько внушали романтическую страсть. Эрин вспомнила, как в двенадцать лет сама влюбилась в одного юного лорда из Интернука, портрет которого показала ей мать. И носила медальон, мечтая о белокуром мальчике, до тех пор, пока не узнала, что Эрин на портрете нисколько ему не понравилась.

Но Селинор слишком стар, чтобы вздыхать по девушке, которую в глаза не видел. В свои тридцать пять он давно уже должен был быть женат. «Хотя, — подумала Эрин, — найдется ли девушка, которая согласится выйти за него?»

«Как, отец? — живо представилась ей возмущенная малышка лет двенадцати. — Вы хотите отдать меня замуж за горького пьяницу?»

«Не за пьяницу, — мог бы ответить отец, — за королевство. Твой муж быстро умрет от пьянства. Хотя, конечно, понаделать бастардов кабацким шлюхам успеет. Но потом, после его смерти, ты поубиваешь всех этих выродков, и Кроутен будет твой».

Какую девочку обрадует такой союз?

А Селинор носит медальон, будто влюбленный подросток.

Эрин захотелось увидеть, кто же та, что сумела завладеть его воображением. Селинор тяжело дышал и как будто был в забытьи.

Она потихоньку раскрыла медальон и затаила дыхание. У девочки, изображенной на портрете, были голубые глаза и длинные темные волосы. Эрин, даже при скудных отсветах костра, узнала ее сразу, ибо это был ее собственный портрет, написанный десять лет тому назад, когда она еще думала, будто портреты эти что-то значат.